Текст книги "Волшебники: антология"

Автор книги: Диана Уинн Джонс

Соавторы: Урсула Кребер Ле Гуин,Майкл Джон Муркок,Мэрион Зиммер Брэдли,Майкл (Майк) Даймонд Резник,Стив Тем,Даррелл Швайцер,Кларк Эштон Смит,Тим Пратт,Джеймс Бибби,Луиза Купер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 39 страниц)

– Номер был заперт изнутри, да? – спросил я у Горса.

– Закрыт на задвижку, – уточнил он. – Смотрите сами. – Он указал на поврежденную деревянную дверь – замок, вырванный из косяка, висел на язычке засова. На полу валялись щепки.

– Может быть, мы попробуем сделать реконструкцию, – сказал я, – просто для порядка.

Горе фыркнул:

– Как пожелаете. Но я-то знаю, когда дверь закрыта на замок, а когда – нет.

– И все же…

Мелиса, которая уже была в номере, закрыла глаза и исследовала воздух вытянутыми пальцами.

– Странно, – сказана она, – в номере не ощущается ни малейших следов ни злого умысла, ни страха.

Значит, тот, кто его застрелил, действовал без злого умысла, – осмелился предположить я. – Возможно, это был профессиональный киллер. И выстрел был сделан неожиданно, так что жертва не успела испугаться.

Стрюк быстро расставил свои инструменты: маленькую угольную жаровню на треножнике, кожаный футляр с двумя рядами стеклянных пузырьков, наполненных различными веществами, которые полагается иметь при себе колдунам, а также волшебную палочку, которая у основании имела диаметр двадцатипятицентовой монетки, а к другому концу сужалась и заострялась; длина же ее была около полутора футов, так что она напоминала миниатюрный бильярдный кий. Стрюк налил на угли какую-то жидкость и воспламенил ее мановением руки.

Гopс попятился от двери в коридор. Никогда не вмешивайся в колдовские дела, как говорится. В особенности когда идет игра с огнем.

Стрюк достал из своего портфеля книжку в кожаном переплете и внимательно пролистал ее. Найдя наконец нужную страницу, он с чрезвычайной аккуратностью оторвал ее, сложил вчетверо и положил в огонь. Над жаровней возник клуб черного дыма, который, поднимаясь, стал ярко-зеленым. Стрюк проследил своей палочкой движение дыма, а потом прикоснулся ее копчиком к тому месту на двери, где раньше находился оторванный замок.

Щепки, еще державшиеся на дверной коробке, задрожали. Куски дерева на полу зашевелились и стали трястись. А потом все обломки замка и дверной коробки медленно и как будто обдуманно поднялись, поползли, закрутились и скользнули или подлетели на свои места, и вместо обломков перед нами предстала целая, неповрежденная дверь.

Я подошел осмотреть ее, когда дым рассеялся. Было хорошо видно, что язычок задвижки торчит из замка: дверь закрывали изнутри.

– Так все и было? – спросил я у Стрюка.

– Подтверждаю, что так, – ответил он, закрывая огонь в жаровне медной крышкой.

– Что же, мы разобрались, – сказал я. – Мы имеем дело с загадочным происшествием в запертой комнате.

– Проклятие! – сказал Горс, осматривая восстановившийся замок. – Дверь теперь в порядке, да?

– Нет, – ответил ему Стрюк. – Части притянулись друг к другу лишь на время. Через несколько часов все вернется обратно.

Горе покачал головой.

– Проклятие! – повторил он.

– В данной ситуации это, возможно, не самое уместное выражение, – отметил Стрюк. Он выпрямился и подошел к кровати. – Вы позволите? – спросил он, указав на тело.

– Пожалуйста, – ответил я.

Он наклонился над трупом и стал совершать движения, как будто щупая пальцами или коля палочкой, но при этом не касаясь мертвого тела.

– Хм, – произнес он. – Ха-а-а, – продолжил он.

Он достал нечто, больше всего похожее на кусочек хрусталя на веревочке, взяв устройство за веревочку, и стал подносить хрусталь к разным участкам тела убитого. Над одними участками хрусталь описывал круги, над другими покачивался туда-сюда, но внезапно он натянул веревку, как будто хотел сорваться с нее и куда-то полететь.

– Так вот, – сказал Стрюк.

– Что? – спросил я.

– Его застрелили, – сказал он.

– Это я и так знал, – ответил я.

– Лучше проверить, чтобы знать наверняка, – ответил он. – Свинцовая пуля попала ему прямо под шею и разлетелась внутри, а куски оказались повсюду, от желудка до мозга. Ужасно.

– Что-нибудь еще? – поинтересовался я.

– Смотри, – сказал он, указывая на открытый чемодан. Я подошел и заглянул внутрь. Чемодан был пуст, а дно и боковые стенки его оказались черными, обугленными. Казалось, что внутри все сгорело, а содержимое превратилось в готовые вот-вот рассыпаться комочки угля и пепла.

– Проклятие! – сказал я. Стрюк покачал головой.

– Прошу тебя, – сказал он, – рядом с нами, даже сейчас, могут находиться… существа, способные воспринять это слово всерьез.

– Да, – согласился я, преодолевая порыв закрыть голову руками и произнести защитное заклинание. – Так вы хотите сказать, – хрипло прошептал я, – что чемодан изнутри сожгло дьявольским огнем?

– Обрати внимание, – сказал Стрюк, – что кровать под чемоданом даже не опалило. Как ты это объяснишь?

– Так называемое холодное пламя телепортации, – предположил я. – Это оно, как я полагаю, оставляет после себя такие следы.

– А что тут, по-твоему, телепортировали? – спросил он. Я не стану ничего предполагать, – ответил я. – Такими вещами занимаетесь вы с Мелисой.

Стрюк медленно обошел комнату, тыча палочкой в сторону то одного, то другого предмета. Мелиса с закрытыми глазами стояла в углу, ощупывая воздух своими тонкими пальцами; я обыскивал карманы убитого и выкладывал все, что удавалось обнаружить, на письменный стол напротив кровати.

Нашел я несколько мелких монет; корешок билета на бейсбольный матч, где играли "Chicago Hurlers", состоявшийся в прошлую субботу; складной нож с двумя лезвиями, одно из которых было тупым, а другое еще тупее; зубочистку из слоновой кости, в кожаном футляре; маленький пузырек с наклейкой, сообщавшей, что вода в нем получила благословение епископа Лангерта из Ордена Старого Обряда Цицерона Ассамблеи Друидов Северной Америки; бумажник, который никак не хотел открываться, и три ключа на золотом брелоке в форме пирамиды. На каждой из четырех граней пирамиды было написано по одной букве какого-то незнакомого мне алфавита.

– Кто-нибудь из вас знает, что тут написано? – спросил я, протягивая пирамиду.

Мелиса открыла глаза и внимательно посмотрела на предмет.

– Искатели Истинного My, – сообщила она. – Четыре стороны изображают четыре буквы из мувианского алфавита: Акка, Покка, Тикка и Хам. Они обозначают внутренний рост, гармонию, большого черного жука и вселенскую осознанность.

– Жука? – переспросил я.

– Жук означает…

– Не важно, – сказал я. – Но поводу этих Искателей вы мне ничего дельного не расскажете?

– Каждую минуту на свет появляется новый Искатель, – сказал Стрюк, стоя у окна, которое он успел распахнуть и теперь внимательно разглядывал внутренний двор.

– Это какое-то странное совпадение, – спросил сиплый голос из дверей, – или нас это тоже касается?

Там стоял тощий лысый тин по имени Годфри, являвшийся шефом детективного отдела города Сан-Франциско. Уперев руки в бока, он сверлил нас свирепым взглядом.

– "Не спрашивай, но ком звонит колокол", – продекламировал Стрюк и закрыл окно.

Шеф, – обратился я к Годфри, – а вы что здесь делаете?

– Сенатор Лэнгфорд прибудет с минуты на минуту, – сообщил Годфри. – Я пришел убедиться, что его встречают должным образом, расставить нужных людей в правильных местах, посмотреть, что собираетесь делать вы и ваши загадочные друзья-маги. А меня встречают новостью о том, что на третьем этаже лежит жмурик.

– Забавно, знаете ли, – задумчиво произнес Стрюк.

– В убийстве не может быть ничего забавного, – ответил Годфри. – Даже если убитый родом из Чикаго.

– Дело не в этом. Разве сенатор не просил вас держать ваших людей подальше или по крайней мере сделать так, чтобы их не было видно? – спросил Стрюк.

– Ничего подобного, – ответил ему шеф Годфри.

– Значит, похитителя не волнует, что его пытается задержать вся полиция Сан-Франциско. Похоже, он чрезвычайно уверен в себе.

Ну, раз уж вы об этом заговорили… – сказал Годфри. Стрюк засунул палочку себе за пояс.

– Пойдем-ка вниз, – сказал он, – мне кажется, здесь мы уже все сделали.

– Что, уже отчаялись разрешить загадку об убийстве в запертой комнате? – спросил Годфри Стрюка, глядя при этом на меня.

Шеф Годфри не признавал этой новомодной манеры привлекать к изучению места преступления колдунов-следователей. Ну конечно же, они могут измерить то и наколдовать это и скажут вам, что убийцей был человек в белой обуви и с каштановыми усами, но, для того чтобы на самом деле раскрыть преступление, требуются старые добрые полицейские навыки. Так, по крайней мере, он несколько раз мне настойчиво заявлял.

– Да нет же, – ответил Стрюк, перестав складывать свои приспособления. – Я понял, как это было совершено; замысел хитрый, но все вполне очевидно. Мне, собственно, интересно было бы знать… – Но тут он покачал головой. – Но нам нужно выяснить кто и почему. Полагаю, что "почему" расскажет нам "кто". Но ответ не в этой комнате.

– Так вы все знаете? – спросил Годфри, – И как же…

– Пойдем вниз, – повторил Стрюк, поднимая портфель, и встал.

– Пока мы не ушли отсюда, – обратился к нему я, схватив со стола бумажник Лундта, – не могли бы вы открыть вот это? На него наложено какое-то защитное заклинание.

– Возьми его с собой, – проворчат он.

Мы прошли к лифту, нажали кнопку вызова.

– Я должен знать, – требовательно заявил шеф Годфри. – имеет ли все это какое-то отношение к сенатору Лэигфорду и к похищению.

– Конечно имеет, – ответил Стрюк.

– "Иногда ветер не более чем просто ветер", – напомнил я Стрюку.

– Только не в случае, когда он дует из Чикаго, – ответил маг.

Двери лифта открылись, и из него вышли трое людей в униформе – сотрудники местного полицейскою участка. Годфри велел им охранять дверь номера 312 до получения дальнейших указаний, благодаря чему Горе смог вернуться к своей обычной работе, то есть к ловле карманников, проституток и воров, прихватывающих все, что плохо лежит. Мы вошли в лифт, и кто-то произнес: "В фойе".

– Черт возьми! – произнес мальчишка-лифтер, закрывая дверь. – А я как раз собирался съездить в другой конец города.

Шеф Годфри ткнул Стрюка пальцем в грудь.

– Откуда вам известно, что произошло не просто ограбление случайно выбранного гостиничного номера? – спросил он.

Стрюк покачал головой:

– Защитное заклинание номера не утратило своей силы, во-первых. Того, кто совершил преступление, постоялец сам пригласил в номер. А ушел он, когда Лундт был еще жив.

Годфри пристально посмотрел на Стрюка, будто пытаясь понять, в чем смысл шутки:

– Еще жив?

– Да. Можно сказать, что он убил Лундта после того, как вышел из комнаты.

Я щелкнул пальцами.

– Лапа обезьяны! – воскликнул я.

Все они уставились на меня. Даже мальчишка-лифтер повернулся и посмотрел на меня.

– Я читал такую книгу, – пояснил я. – В Германии произошло преступление, для совершения которого убийца оживил лапу обезьяны и оставил ее позади дома жертвы. А потом, когда он ушел и обеспечил себе убедительное алиби, лапа обезьяны вползла в дом и задушила жертву.

Все по-прежнему смотрели на меня.

– Жертву застрелили, – напомнил мне Годфри.

– В лапе обезьяны был пистолет, – предположил я. Дверь лифта открылась, и мы вышли в фойе. Шеф.

Годфри отошел от нас и заговорил с людьми в коричневых костюмах; я понял, что это переодетые в гражданское представители охранного подразделения полиции. Стрюк направился к стойке дежурного, а я последовал за ним.

– Мне хотелось бы посмотреть журнал регистрации, – сказал он дежурному, молодому человеку с большим носом и глазами водянисто-голубого цвета.

Дежурный посмотрел на управляющего, тот кивнул, и тогда молодой человек водрузил на стойку огромную регистрационную книгу. Стрюк открыл ее и начал листать последние страницы.

– Меня интересуют все, кто в последнее время приехал из Чикаго, – сообщил он дежурному.

С помощью дежурного удалось узнать, что за последние три дня из Чикаго приехали четверо. Убитый, мистер Лундт, остановился в гостинице вчера. Меня так и тянуло сострить насчет того, когда он освободит номер, но я решил промолчать. Еще в отеле остановились супруги Гилгам, прибыли на съезд школьных учителей, и мистер Бьянки, перевозивший саламандр.

– Один из наших постоянных гостей, – сообщил дежурный. – Занимается саламандрами, жабовидными ящерицами, гадюками. А также несколькими видами насекомых. Мы, конечно же, не разрешаем ему держать живность здесь.

– Само собой, – пробормотал я. Дежурный кивнул:

– Если не считать образцов.

Стрюк указал на небольшую пометку справа от подписи Лундта:

– А это что?

Дежурный посмотрел на страницу:

– А, мистер Лундт оставил в нашей камере хранения один предмет багажа.

– Действительно? А где у вас камера хранения?

– Собственно, сумки оставляют мне, а я уже отношу их в камеру хранения, – пояснил дежурный.

– Не могли бы вы показать нам багаж Лундта?

– В нынешних обстоятельствах, конечно же. Подождите минутку. – И он направился в те запретные владения за стойкой, куда имеют доступ одни лишь дежурные.

Когда дежурный ушел, я достал из кармана пиджака бумажник Лундта и махнул им Стрюку.

– Откройте его, – попросил я, – пожалуйста.

Стрюк вздохнул и взял бумажник. Пробормотав несколько слов, он попытался открыть его. Но руки скользнули по бумажнику, как будто он был намазан маслом.

– Ха! – произнес Стрюк. – Понятно!

Он положил бумажник на стойку и с минуту его созерцал, потом достал из-за пояса волшебную палочку, пропел несколько слов и дважды ударил по бумажнику толстым концом палочки. После этого он перевернул инструмент, громко и внятно произнес: "Exaultet Magnificat!" – и легонько стукнул по бумажнику острым концом палочки.

Бумажник распахнулся, и бумажки, визитки и монетки посыпались из него по всей стойке, а некоторые полетели на пол. Я старательно собрал все, что смог, и осмотрел это.

В куче оказалось несколько купюр по одному, три и десять долларов и одна – двадцать пять долларов;[27]27
  Купюра в три доллара является очень редкой, по все же выпускалась, как и купюра в двадцать пять долларов. – Прим. пер.


[Закрыть] половинка билета из Чикаго в Сан-Франциско – на обратную дорогу, – действующая в течение года с даты приобретения, то есть с прошлой пятницы; водительские права, выданные в штате Иллинойс, с допуском к управлению электрическим и паровым транспортом, и удостоверение члена Американского любительского общества заклинателей.

– Он был одним из ваших, – сказал я Стрюку, подтолкнув удостоверение в его сторону.

Он перевернул его и щелкнул по нему ногтем.

– Ловкость рук, – сказал он. – Фокусы с картами, монетами, ящиками.

– Что за фокусы с ящиками? Стрюк пожал плечами:

– В ящик залезает девушка, фокусник вращает ящик, открывает его, а девушки там нет. Никакого волшебства, просто ловкий иллюзион.

– Представления для мюзик-холлов, получается? – спросил я.

– Вот именно, – согласился Стрюк. – Некоторые из их фокусов имитируют действие силы, но при этом они все равно остаются лишь фокусами.

К нам присоединился шеф Годфри.

– Сенатор будет здесь через минуту, – сказал он нам. – А что там остается лишь фокусами?

Я пояснил.

– Так у этих "заклинателей" нет никакой силы? – спросил Годфри.

– У некоторых есть, – ответил Стрюк. – Как вы знаете, силы приходят в разных обличьях и отчасти зависят от внутреннего духа, который до сих пор не доступен нашему пониманию, а отчасти – от обученности и опыта адепта или же от ордена, членом которого он является. Иногда волшебник, располагающий лишь одной, притом ограниченной, силой, может прибегнуть к некоторым трюкам "заклинателей", чтобы приобрести известность и показаться более сильным, чем в действительности.

Шеф Годфри покачал головой:

– Какой обман.

– Да, это печально, – согласился Стрюк. – Не желаете ли посмотреть карточный фокус?

– Пожалуй, нет, – ответил Годфри.

Из служебных помещений к нам уже спешил дежурный, а за ним, отставая на несколько шагов, – управляющий Пирсон.

– Они не знают, как это произошло, – выпалил дежурный. – Это очень странно.

– Что – это? – спросил я.

– Багажа мистера Лундта нет в камере хранения!

– Неужели? – спросил Стрюк. – Крайне любопытно! А кто его взял?

– Никто не знает, – ответил дежурный, устало опуская руки на стойку. – Жетон, который мы выдаем при сдаче багажа на хранение, был возвращен, но никто не может вспомнить, что принимал его или как выдавал багаж мистера Лундта.

– А как он выглядел? – спросил я.

– Это небольшой медный кружок, на котором выдавлен номер, – ответил дежурный.

– Как выглядел багаж? – уточнил вопрос Стрюк.

– А, – дежурный ноказат руками размер, – примерно вот такой ширины. Это был чемодан, как я помню. Прямоугольный, с медными… ну, знаете… с медными застежками и прочими штучками. Вроде пароходного кофра, но поменьше.

– Так что же, чемодан вот такой ширины, – Стрюк показам руками, – просто взял и исчез?

– Возможно, ночной дежурный… – начат Пирсон. За стойкой зазвенел маленький колокольчик, и тут Пирсон подскочил. – Звонок! – воскликнул он. – Это швейцар. Значит, уже прибыло такси сенатора Лэнгфорда. Я должен за всем присмотреть. – На его лице появилось выражение глубокой озабоченности, и он вышел из-за стойки и поспешил прочь.

Минут через пять в фойе появились сенатор, его жена, три или четыре помощника, а также целая толпа копов, а перед ними, спиной вперед, шел Пирсон, нервно жестикулировавший и что-то говоривший сенатору. Позади показалась большая багажная тележка с огромным количеством чемоданов, саквояжей и коробок. Ее толкали двое коридорных, а за ней шагал крупный мужчина, но виду похожий на полицейского. По его теплой одежде было ясно, что он прибыл из Чикаго вместе с сенатором.

Половина вошедших села в первый лифт, половина – во второй, а багажная тележка и сопровождавший ее эскорт поехали в третьем.

– Думаю, они готовятся заплатить выкуп, – сказал я. – И деньги находятся в багаже на той тележке.

– В их багаже, несомненно, имеется нечто ценное, – согласился Стрюк.

Мелиса тихо всхлипнула. Стрюк положил ей руку на плечо и сказал:

– Держись.

– За этими людьми следует… темнота, – сказала она. – Я никогда прежде не ощущала ничего подобного.

– А она не исходила от тележки с багажом? – спросил Стрюк.

– Возможно, – ответила она. – Но я не уверена. Она была вроде пустоты… не знаю, как описать. Неприятная штука.

– Сенатор желает немедленно видеть вас, – сказал Стрюку шеф Годфри. – Давайте подниматься.

– Дадим им несколько минут, чтобы расположиться в номере, – ответил Стрюк.

– Не думаю, что сенатор Лэпгфорд захочет устраиваться поудобнее, – заметил я.

Стрюк вздохнул:

– Ты, конечно, прав. Но я боюсь, что все это нехорошо кончится.

Шеф Годфри бросил на него резкий взгляд.

– Послушайте, – сказал он, – раз у вас ничего не получилось, значит, не получилось.

– У меня-то все получится, – ответил Стрюк. Сенатор расположился в президентских апартаментах на пятом этаже. У каждого входа в коридор стояли полицейские в форме, еще несколько были разбросаны по этажу в других местах. Когда мы вошли, сенатор, высокий представительный мужчина с пышной каштановой шевелюрой, тронутой сединой, кричал, обращаясь к советникам, помощникам и секретарям:

– Оставьте все как есть! Когда я решу достать вещи, то попрошу вас разобрать мои чемоданы.

Помощники без возражений разошлись по углам номера, оставив багаж возвышаться горой посреди комнаты. Кто-то встал, всей своей позой выражая недовольство, кто-то сел на подвернувшийся стул или в кресло. Двое коридорных стояли у дверей с багажной тележкой, дожидаясь чаевых. Управляющий Пирсон сделал жест, означавший "брысь!", и они, насупившись, удалились, таща за собой тележку.

Жена сенатора Лэнгфорда, Мэри – привлекательная женщина, хотя сейчас ее лицо омрачали горестные морщины, а плечи были безвольно опущены, – сидела на белой кушетке справа от двери, сложив руки поверх лежавшей у нее на коленях сумочки и глядя в пространство перед собой. Лэнгфорд подошел к ней, сел рядом и обнял. "Наша малышка скоро снова будет с нами", – пообещал он. От этих слов Мэри разрыдалась, достала из сумочки белый платочек и прикрыла лицо.

Лысеющий джентльмен с усиками щеточкой, в выражении лица которого читалось значительное самомнение, подошел к нам и протянул руку как бы всем сразу.

– Харольд Фенстер, – представился он. – Помощник сенатора Лэнгфорда но юридическим вопросам. Возможно, один из вас доктор Стрюк?

– Это я, – отозвался Стрюк.

Теперь рука Фенстера была протянута в конкретном направлении.

– Приятно познакомиться, – сказал Фенстер. – Проходите, поговорите с сенатором.

При нашем приближении сенатор встал.

– Стрюк, вам удалось что-либо выяснить? – спросил он.

– Дебора жива, – сообщил ему Стрюк. – По крайней мере пару часов назад была жива.

– Где же она? – требовательно спросил Лэнгфорд и дернулся, будто собираясь схватить Стрюка за лацканы пиджака, по тут же овладел собой. – Вы можете сказать, где она? С ней все в порядке? Что они с ней сделали?

– Она была жива и физически никак не пострадала, – сообщил ему Стрюк. – Она окружена темными силами. Здесь действуют магические силы, которые все затуманивают, мешая мне разглядеть лучше.

– Но она была жива? – Да.

– Слава богу! – Лэнгфорд повернулся к жене. – Мэри, она жива.

Мэри кивнула, не поднимая взгляда.

– Приведите ее ко мне, – всхлипывая, сказала она.

– Приведу, приведу, – ответил ей Лэнгфорд. – Как только мы получим дальнейшие указания. – Он повернулся обратно к Стрюку. – Они, кто бы они там ни были, потребовали два миллиона купюрами по двадцать пять долларов. Деньги у меня с собой. Они сообщат мне, как я должен их передать.

Я быстро подсчитал:

– Это же восемьдесят тысяч купюр. Довольно большая пачка.

– Это полный чемодан, – сказал Лэнгфорд, указав на кучу багажа. – Вот тот черный. Два миллиона. Это меня почти что разорит, но какая разница, лишь бы нам удалось вернуть Дебору.

Конечно же, он не смог удержаться и не сказать этого. Мы знали, что сто состояние составляет что-то между десятью и пятнадцатью миллионами долларов, а ведь в наши дни семья из четырех человек может чудесно прожить и при этом содержать двух слуг и электрическую коляску – или даже карету с лошадью – на шестьдесят долларов в неделю. Кто-то может подумать, что для обладателя десяти миллионов потерять два из них будет большой обидой, но доставит при этом лишь незначительные неудобства. Но это не так. Такому человеку тоже очень больно. Ему действительно кажется, что он теряет почти все. Он будет переживать и оплакивать утрату суммы, которая часто составляет лишь несколько процентов от его состояния, сильнее, чем огорчились бы вы или я, потеряв все свои сбережения и любимую охотничью собаку. Во время кризиса тридцать второго года плутократы выбрасывались из окон своих кабинетов потому, что у них осталось всего два-три миллиона. Но я снова отвлекся.

Фенстер вытащил из кучи черный чемодан и достал из кармана своего пиджака квадратик пергамента. Держа его в левой руке, он положил правую ладонь на чемодан и начал бормотать что-то на латыни. По нескольким словам я понял, что он снимает с чемодана защитное заклинание, – текст служит чем-то вроде ключа к определенному замку. Без него владельцу чемодана пришлось бы повсюду возить за собой мага, который каждый раз помогал бы ему открыть чемодан.

Закончив читать, он сложил пергамент и убрал его обратно в карман. Потом достал из другого кармана тяжелый медный ключ, вставил его в замок, повернул и поднял крышку чемодана.

Стрюк и Мелиса посмотрели друг на друга, но я так и не понял, о чем говорило это переглядывание.

– Два миллиона долларов, – сказал Фенстер. – Двадцатипятидолларовыми купюрами, которые не должны быть новыми и не должны быть расположены в порядке номеров. Вот чего требуют похитители, и они это получат. Пусть каждая купюра обожжет им пальцы каждый раз, когда они к ней будут прикасаться.

Мы посмотрели внутрь. На нас смотрели портреты президента Рузвельта, пять пачек в ширину, шесть – в длину. Первая женщина-президент, возглавлявшая одно из самых влиятельных собраний викка на Восточном побережье, Элинор Рузвельт руководила принятием наиболее значимых социальных законов за всю историю страны. Из-за этой женщины и ее деятельности конгресс принял строгие законы, в соответствии с которыми любым чародеям, волшебникам, колдунам или ведьмам запрещалось занимать государственные должности, а также любые ответственные посты в правительстве. Тори решили, что имело место колдовство, и теперь они постараются не допустить к власти своенравных женщин.

Фенстер опустил крышку и снова закрыл чемодан на ключ. Это было вполне уместно, поскольку при виде такого количества денег в одном месте у меня что-то начало пульсировать в затылке, прямо у основания черепа.

– Как вы собираетесь передавать деньги? – спросил шеф Годфри.

– Они нам сообщат, – ответил сенатор Лэнгфорд. – Сейчас они в любой момент могут с нами связаться.

– Каким образом? – спросил я.

– Они не сказали.

В дверь постучали, и мы все подскочили. Ну я-то точно подскочил, а что делали в тот момент остальные, я не смотрел. Под дверь подсунули белый конверт, который лежал на полу, будто насмехаясь над нами. Пирсон, сидевший у самой двери, распахнул ее и выпрыгнул в холл, как огромный кролик, потом повернулся к нам.

– Никого, – сказал он. – В холле пусто. Несколько человек бросились за дверь, чтобы убедиться в этом. В холле действительно было пусто.

– На конверте указано имя сенатора, – сказал Пирсон.

– Дайте посмотреть, – сказал Годфри и взял конверт. Он потыкал его пальцем, пощупал, понюхал, посгибал, прислушался, не доносится ли из него какой-нибудь звук, и наконец отдал его сенатору Лэнгфорду.

Сенатор набрал воздуха в легкие и вскрыл конверт. Там оказалось два сложенных листка. Он развернул их и стал читать, а я и еще несколько человек заглядывали ему через плечо. Но первом листке было послание, написанное заглавными буквами. Текст был такой:

НИЖЕ ПРИВОДИТСЯ ТЕКСТ ХАЛДЕЙСКОГО ОБРЯДА ПЕРЕБРОСКИ. ПРОЧТИТЕ ЕГО, ПРОИЗНОСЯ СЛОВА ТАК, КАК БУДТО ОНИ НАПИСАНЫ ПО-АНГЛИЙСКИ. ВСЕ ПРИСУТСТВУЮЩИЕ В ПОМЕЩЕНИИ ДОЛЖНЫ ПРОИЗНОСИТЬ ОТВЕТЫ. ПОТОМ, ПОЛОЖИВ БУМАГУ С ТЕКСТОМ НА ЧЕМОДАН С ДЕНЬГАМИ, ПОДОЖГИТЕ ЕЕ. ВАША ДОЧЬ МОМЕНТАЛЬНО ВЕРНЕТСЯ К ВАМ.

Лэнгфорд перешел к следующему листку. Там был текст "халдейского обряда", около сорока строчек. Приведу здесь первые четыре, чтобы вы получили общее представление об этом колоритном произведении:

МАНАЙТИКЕЙ ФОНДО ДИН ПРАТЕ ОРГ КАНДО МУ.

ОТВЕТ: ТОНДО ЛУ ТИММИТ.

ТИССА ЙУБИТ СТРИППА РУГ БИСТА MEM КУКРА БИМ.

ОТВЕТ: ТОНДО ЛУ ТИММИТ.

Лэнгфорд передал страницу Стрюку.

– Что скажете по поводу всего этого? – спросил он. – По мне, какая-то тарабарщина.

– Никогда не видел ничего подобного, – признался Стрюк. – Но древний халдейский не моя специализация. Надо сказать, многие магические заклинания и обряды человеку непосвященному могут показаться тарабарщиной.

Лэнгфорд забрал листок и долго на него смотрел; на лице его читались страдание и недоумение.

– Сделай это, Том, сделай, – попросила его жена, все еще сидевшая на кушетке. – Что бы там ни было, сделай это.

Фенстер сказал:

– Почему бы не попробовать, сэр. Смотрите, ответ каждый раз один и тот же. Сделаю несколько экземпляров и раздам их, чтобы мы могли все вместе произносить ответ.

– А что должно произойти? – спросил сенатор Лэнгфорд.

– Понятия не имею, – признался Стрюк. Лэнгфорд пожал плечами.

– Да какая разница, – сказал он. – Никогда я еще не чувствовал себя таким беспомощным. – Он повернулся к Фенстеру. – Напишите для всех текст ответа.

– Да, сэр, – ответил Фенстер.

Он взял несколько полосок бумаги и торопливо написал на каждой "ТОНДО ЛУ ТИММИТ", а потом раздал их всем нам.

Сенатор Лэнгфорд встал и откашлялся.

– Не смейтесь, – сказал он. – Что бы за этим ни стояло, ничего смешного здесь нет.

Он начал читать эту тарабарщину внятно, громким голосом, и все мы в нужные моменты произносили ответ. Затем Фенстер забрал у него листок, положил его на чемодан и зажег спичку.

Когда он поднес спичку к бумаге, к потолку поднялась тонкая струйка черного дыма. Потом она превратилась в черное облако. Затем Фенстер отскочил назад, потому что дым как бы загорелся синим пламенем, которое на несколько секунд ярко осветило весь номер, а затем погасло, издав отчетливый хлопок.

– Что это? – спросил Годфри.

– Что случилось? – спросил сенатор Лэнгфорд. Фенстер достал свой медный ключ, вставил его в замок и приподнял крышку чемодана. Оттуда вырвалось еще одно облачко дыма. Кто-то закашлялся.

– Деньги исчезли, – сказал Фенстер.

– Как понимать "исчезли"? – спросил Лэнгфорд, подходя к чемодану.

– Исчезли! – упрямо повторил Фенстер.

Я заглянул в чемодан и убедился, что выложенные в пять рядов по шесть пачек двадцатипятидолларовые купюры действительно исчезли, – от них осталась одна лишь обугленная, черная пустота. А ниже…

– Боже милосердный! – произнес Фенстер, когда рассеялся дым.

Он наклонился и вынул из чемодана маленькую девочку, которая была без сознания.

– Дебора! – воскликнула ее мать и через секунду уже держала девочку в объятиях.

Еще через секунду Лэнгфорд обнимал их обеих, а потом уже и все мы обступили мать с ребенком – кто говорил какие-то ничего не значащие фразы, кто смеялся, а кто плакал.

– Она не просыпается, – сказала через минуту Мэри, и все мы мгновенно притихли, глядя на неподвижную девочку.

– Посмотрите на ее лицо! – воскликнул кто-то.

Лицо Деборы исказилось, и сначала на нем выразились боль и страх, а затем дикий ужас – и все это время глаза ее были закрыты, тело оставалось неподвижным, дыхание было ровным и спокойным и девочка не издавала ни звука.

– Позвольте, – сказал Стрюк, взял ребенка на руки, отнес на кушетку и положил.

Он внимательно всматривался ей в лицо примерно с минуту, держа палец на горле, считая пульс; поднял веко и заглянул в глаз – глаз девочки никак не реагировал. Тогда он выпрямился.

– Мелиса, – позвал он, – похоже, тут для тебя есть работа.

Хрупкая девушка опустилась на колени у кушетки, положила одну руку Деборе на лоб, а другую – на колени и закрыла глаза. Примерно с минуту обе оставались без движения, но казалось, не могу объяснить почему, что от Мелисы к девочке течет некая энергия. А мотом так медленно, что нам сначала показалось, что это лишь иллюзия, Дебора начала подниматься над кушеткой, пока не зависла над ней в воздухе на высоте примерно полутора футов. В этом положении она оставалась несколько секунд, а потом упала обратно на кушетку.

Мелиса встала; было видно, что она потеряла много сил.

– Девочка спит, – сказала она. – Проснется примерно через час.

Джонатан Стрюк повернулся к сенатору и его супруге и сказал:

– Я бы посоветовал, чтобы Мелиса осталась с ребенком, по крайней мере неделю. Чтобы восстановиться после всего пережитого, девочке потребуются помощь и забота экстрасенса.

– А может, это просто уловка, чтобы увеличить свой гонорар? – резким тоном спросил Лэнгфорд. – Не заметил, чтобы от вас здесь была особенная польза; вы не смогли даже разобраться в колдовстве похитителей!