355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Диана Стаккарт » Королевский гамбит » Текст книги (страница 5)
Королевский гамбит
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 11:19

Текст книги "Королевский гамбит"


Автор книги: Диана Стаккарт



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

5

Одну из величайших ошибок совершают, когда отзываются хорошо о недостойном человеке или плохо – о хорошем.

Леонардо да Винчи.
Forster Bequest MS II

Чуть не задохнувшись, я быстро взглянула на учителя, желая увидеть его реакцию на столь неожиданный поворот событий. Однако его внимание было, видимо, занято чем-то иным. Я огляделась по сторонам, стараясь уловить, заметил ли кто еще это бессердечное создание. К моему изумлению, никто, кроме меня, казалось, не обращал на нее внимания. Складывалось впечатление, будто мы с ней существуем отдельно от остальных присутствующих в зале. Она, видимо, требовала, чтобы и я радовалась смерти графа, я же, в ужасе от ее поведения, просто смотрела на нее.

Оторвав свой взгляд от странной дамы, я с недоумением встряхнула головой. Почему никто, кроме меня, не находит ничего предосудительного в ужасном веселье этой женщины среди всеобщего горя? Герцог обязан приказать своим людям взять ее, чтобы она ответила на вопросы, касающиеся убийства, или, по крайней мере, прогнать ее из зала за проявление бездушия перед лицом страданий графини Феррара.

Но в тот миг, когда эти мысли промелькнули у меня в голове, ее смех изменился и перерос в тревожный крик. И она уже не указывала, даже не глядела в мою сторону. Эта женщина с горестным видом вскинула руки кверху, и сидевший рядом с ней дворянин попытался утешить ее. Да, теперь, когда я оправилась от первого потрясения, я уже и не знала, действительно ли те звуки были смехом.

Я провела рукой по зарумянившемуся лицу. Не вообразила ли я, увлекшись охотой учителя за убийцей, что вижу перед собой преступницу? Возможно, театральное представление Лодовико с ножом невольно пробудило до сих пор неведомую мне женскую склонность к истерии, и мое обычно ясное сознание на миг затуманилось.

Впрочем, мне не пришлось размышлять над этим, ибо, призывая всех к тишине, герцог поднял руку. Когда гости стали усаживаться, я с облегчением увидела, что кресло графини опустело; очевидно, кто-то из соображений приличия увел ее из зала во время всеобщего смятения. Что же касается маркизы, то она вновь заняла свое место, обрела былое хладнокровие и с прежним аппетитом принялась налегать на еду, будто ее внучатый племянник и не погиб от руки убийцы.

– Садитесь, – приказал герцог тем из своих гостей, которые по-прежнему слонялись по залу. – Я уверен, что мой дорогой кузен Орландо хотел бы, чтобы сегодня вечером вы веселились, а скорбь отложили на потом. Ешьте и пейте вволю.

Замолкнув, он обвел взглядом собравшихся, и его хмурое лицо посуровело.

– Но знайте: пока убийца графа не будет найден, никто без моего позволения не вступит в замок и не покинет его пределы. У ворот и вдоль стен поставлена стража, и она проследит за тем, чтобы мои распоряжения исполнялись в точности. Те, кто попытается провести моих людей, дав тем самым повод считать себя причастными к убийству графа, будут наказаны по заслугам.

На сей раз ропот после слов Моро был тише и окрашен теперь злобной подозрительностью, проявляющейся в мрачных взглядах, которыми гости одаривали друг друга. Я подумала, что их взволновало не столько поиск среди них того, кто совершил злодеяние, сколько их вынужденное заточение до тех пор, пока преступление не будет раскрыто. У большинства знатных лиц имелись в окрестностях собственные виллы, и они, прибыв в замок, собирались провести здесь всего один день и после ночной пирушки отправиться назад. Более длительное отсутствие могло сказаться на их хозяйстве, не говоря уже об их платье, нуждающемся в уходе.

А что, если убийцу не отыщут в ближайшие дни или даже недели, а может, и вообще никогда? Надолго ли хватит в замке припасов, чтобы прокормить столько лишних ртов, ведь все гости явились с немалочисленными свитами? Я подумала, что уже через неделю полки величественных кухонь в замке опустеют, и спросила себя, неужели Моро не понимает, что это будет, возможно, единственным следствием запирания ворот.

Если он и понимал, то это, видимо, мало его волновало. Герцог, вновь принявшийся за еду, казалось, мило беседует с явно расстроенным французским посланником. Смотритель кухни тем временем жестом велел разносчикам снова приступить к своим обязанностям. Я нашла брошенный кем-то кувшин с вином и схватила его, ведь мне же надо было под каким-нибудь предлогом добраться до того места, где сидел Леонардо, и рассказать ему о тех двух разносчиках и их подозрительных словах. Что же касается той загадочной женщины, я тоже упомяну о ней, только пусть уж он поговорит с ней сам – она ни за что не снизойдет до беседы с человеком моего положения. Кроме того, я узнаю, удалось ли учителю заметить что-нибудь интересное для нашего расследования.

Добраться до него оказалось не так легко, как я ожидала, ибо меня то и дело подзывали, крича «Мальчик!» и размахивая опорожненными винными кубками. Видимо, гости герцога решили во время этой невольной задержки больше обычного предаваться пьянству. Я старалась подслушать, что говорят о графе, особенно теперь, когда о его участи стало известно, но до меня доносились лишь отдельные фразы и слова.

– Прекрасный человек! Не везло в кости, но каков наездник!

– Полагаешь, найдутся желающие утешить его жену?

– Поразительно, что это случилось только теперь! Давно ожидал, что он напорется на клинок.

Пробираясь к Леонардо, я пришла к выводу, что среди придворных есть как те, кто искренне скорбел о кончине графа, так и те, кого судьба его не удивила и оставила равнодушным. Когда я очутился возле него, вина в моем кувшине не хватило бы даже на глоток; однако я, притворяясь, будто наполняю наполовину пустую чашу учителя, склонился к нему и прошептал:

– Я узнал кое-что полезное для нашего расследования. Сказать вам сейчас или потом?

Не сразу ответив, он поднес сосуд к губам и сделал большой глоток вина. Его черная бархатная шапочка сползла набок, а его желтоватые волосы были в таком беспорядке, словно он водил в них своими длинными пальцами. Более того, его волевой рот, казалось, кривился – то ли ему что-то не давало покоя, то ли давало о себе знать выпитое вино. Видимо, учителя, судя по состоянию духа и внешнему виду его, что-то расстроило, поэтому я спросил себя, не театральное ли представление герцога с ножом тому причиной. Его ответ, впрочем, был выдержанным, хотя произнесенные им шепотом слова и потрясли меня.

– По-моему, наше расследование завершилось, едва начавшись. Понимаешь, мой любезный Дино, кажется, я знаю, кто совершил столь отвратительное злодеяние против графа.

При этих словах мои глаза широко раскрылись. Но прежде чем он успел сказать еще что-нибудь, кудрявый юноша протиснулся между нами и предложил блюдо с крошечной зажаренной птицей, удобно устроившейся на праздничном ложе из папоротника и первоцветов. Реакция Леонардо была немедленной и неожиданно бурной.

– Нет, нет, – воспротивился он, и рот его искривился от отвращения, как у человека, которому предлагают мертвечину. Оттолкнув от себя блюдо длинным пальцем, учитель промолвил: – Я не ем своих ближних. Убери эту гадость от меня и принеси немного фруктов.

Неуверенно пробормотав извинение, он бросился с отвергнутым блюдом выполнять просьбу учителя. Не будь моя голова занята расследованием, я бы успела предупредить юношу о странном обычае Леонардо отказываться от принятия в пищу мяса птиц и животных. Хотя сама я никогда не отвергала хорошо приготовленный кусок мяса, однако не сомневалась в том, что забота его о безмолвных тварях проистекала из искреннего убеждения, а не обыкновенного притворства. Да и потом мне часто доводилось слышать рассказы о том, как учитель, купив на местном рынке пойманных птиц, отпускал крошечные, пернатые создания на волю. Однажды мне довелось быть свидетельницей того, как он заставил одного из воинов Моро прекратить избиение косматой дворняги, которая совершила на конюшне свойственный всем собакам проступок.

Впрочем, сейчас меня интересовали не предпочтения Леонардо в еде.

– Вам известен убийца? – изумленно прошептала я. – Скажите, учитель, кто же это?

– Я скажу, но тогда лишь, когда у меня будет больше доказательств. Ты не волнуйся. Он еще не осознает, что теперь не охотник он уже, а добыча. И пока он считает себя в безопасности, нам нечего бояться его.

Судя по голосу, его мысли были чем-то заняты, и я заметила, что он задумчиво смотрит на фрески за спиной герцога. Нож по-прежнему торчал в стене, и я подозреваю, что сейчас он горевал не столько по графу, сколько по испорченному произведению искусства. Леонардо вздохнул:

– Дино, мальчик мой, ты потрудился сегодня на славу. Можешь теперь вернуться в свою постель. Мы поговорим о том, что мне удалось выяснить, утром.

– Как вам угодно.

Желая скрыть разочарование, я быстро поклонилась и с кувшином в руке покинула зал. Хоть я и понимала, что, выдвигая подобное обвинение, ему следует соблюдать осторожность, я надеялась, что учитель больше будет доверять мне. Успокаивая себя, я говорила, что здесь роль сыграло не столько наше различие в положении, сколько то, что такому гениальному человеку, как Леонардо, нелегко делится своими мыслями с простыми смертными. У меня не было ни малейших сомнений в том, что, попроси его Моро назвать имя убийцы, он был бы также скрытен и с герцогом.

Подойдя к входу, ведущему в коридор, я остановилась и убедилась в том, что два недавних моих недруга не поджидают меня там. Даже если они не причастны к смерти графа, они, судя по всему, замешаны в каком-то гнусном деле, о котором мне было бы лучше не знать. Случись мне случайно повстречать их, они могли бы приступить к исполнению своих невразумительных угроз. И хотя я росла в окружении братьев и поэтому приобрела кое-какие познания о том, как себя защитить, я сознавала, что мне не справиться с ними.

В коридоре было полно разносчиков, но тех двух нигде не было. Возможно, после нечаянной встречи со мной они решили не появляться здесь. Стараясь не привлекать к себе ненужного внимания, я отнесла пустой кувшин к трем поставленным друг на друга у входа винным бочкам, доставленным из погреба для увеселения пирующих. Спрятавшись за этой деревянной пирамидой, я избавилась от наряда разносчика и выскользнула через дверь во двор.

Скрытая мглой, освещаемая лишь светом звезд, вдыхая прохладный ночной воздух, я почувствовала, что сбросила с себя не только сине-белый жакет. Здесь, в темноте, я могла свободно вздохнуть, не опасаясь, что кто-то узнает о том, что я переодевалась разносчиком, либо, еще хуже, о том, что под костюмом подмастерья прячется женщина. Не боясь, что меня позовут обратно. И хотя убийство графа по-прежнему тяготило меня, в конце концов, раскрытие преступления поручили учителю, не мне.

Возвращаясь в мастерскую, я не скрывала зевоту. Однако в столь поздний час гуляла не одна я. До меня донесся тихий шепот и шарканье шагов рядом с задним входом в конюшню. Громко захрустел гравий под подкованными сапогами и тут же послышались быстрые шаги на главной дорожке, проходящей по парку. Высоко наверху, на крепостных стенах, виднелись темные силуэты солдат Моро, которые, обходя дозором владения герцога, заслоняли на мгновение узкие амбразуры. Они, разумеется, несли там дежурство каждую ночь, эти защитники замка в темных камзолах и коротких штанах, проводившие столько же времени за игрой в кости, сколько и на дежурстве. Помня о приказе герцога, они этой ночью будут более бдительны, чем обычно. Впрочем, любой, как считала я, сумел бы взобраться на возвышающиеся вокруг стены, прояви он сноровку и не болтай понапрасну языком.

Казалось, мне должно было быть страшно возвращаться одной в мастерскую, но я не испытывала боязни. Ведь, хоть убийца и бродил где-то рядом, в замковых владениях, он уже настиг свою жертву. С какой стати ему было рисковать, убивая сегодня во второй раз и не имея на то веских оснований… если, конечно, он не маньяк.

Последнее предположение, хотя, признаться, и невероятное, вдруг лишило меня уверенности в собственной безопасности и заставило меня ускорить шаг. Я едва дышала, когда добралась до двери мастерской. Хоть здесь и было гораздо темнее, тут мне ничто не угрожало. Если меня и вздумает поджидать кто, затаившись во тьме, то мои товарищи придут мне на помощь.

Оберегая их сон, я на цыпочках прошла через всю мастерскую по деревянному полу. Касаясь пальцами краев тяжелых верстаков, я пробиралась скорее на ощупь, и ориентиром мне служил их могучий храп, доносившийся из-за занавески. Как же мне хотелось присоединиться к их хору! Близился рассвет, и зевота раздирала мое лицо надвое. Я почти не надеялась на то, что учитель сжалится надо мной и позволит мне проспать несколько лишних часов; он-то, скорее всего, проведя в постели меньше времени, чем я, встанет отдохнувшим.

Я нашла свое ложе почти без происшествий и только ушибла палец, когда споткнулась о метлу, оставленную, очевидно, Витторио после уборки. Тихо обругав его красочными словами, услышанными мною на кухне, я с благодарностью забралась под одеяло. Я не осмелилась размотать длинный кусок материи, стягивавший мою грудь, опасаясь, что крепко заснуй, вовремя не проснувшись, не успею снова обвязаться им, прежде чем лучи дневного светила озарят наше мрачное пристанище. Поэтому, хотя Морфей и манил меня к себе, я не была настолько уверенна в себе, чтобы не противиться его объятиям.

Лежа в темноте, я, не удержавшись, вернулась мысленно к тому, на чем остановилась, когда несколько часов назад учитель позвал меня. Я вспомнила о других узах, которые я еще недавно стремилась избежать… узах Гименея.

Как и предполагалось, моя мать чуть не сошла с ума от радости, узнав, что богатый господин Никколо берет в жены столь великовозрастную и своевольную девицу. Что касается меня, то я терялась в догадках, почему он снизошел до меня. Возможно, думала я, он хочет, чтобы я и дальше изображала его в виде ангела. Увидев своим торгашеским взором возможность сэкономить, он, вероятно, решил, что женитьба на художнице обойдется ему дешевле, чем покровительство таким людям, как Леонардо либо синьор Донателло. Или, что гораздо менее вероятно, он мельком увидел меня, когда покидал наш дом в тот роковой день, и был тут же сражен. Впрочем, было неважно, почему он жаждал меня, я не хотела выходить за него.

Я сообщила родителям о моем решении, и мой батюшка отнесся к нему с пониманием. Что же касается матушки, моя неблагодарность разозлила ее, ведь я отказывалась от такого великодушного предложения! Другого случая может и не представиться. Впрочем, к ночи она успокоилась. Тем вечером я легла спать, уверенная в том, что она не будет принуждать меня, ведь отец был на моей стороне.

Однако утром я поняла, что надеялась напрасно. Проснувшись, я обнаружила, что моя горница, располагающаяся на третьем этаже и служащая мне спальней, заперта.

– И ты там останешься до тех пор, пока не одумаешься, – заявила Кармела, отвечая на мои вопли о помощи. – Не хочешь замуж за синьора Никколо? Какая глупость! Тьфу!

И поскольку единственный ключ хранился у нее, батюшка мог освободить меня, лишь силой вырвав его у нее, а поступать так ему не хотелось.

– Твоя матушка через день-другой образумится, – уверял он меня, – и тогда мы известим синьора о нашем решении. Сейчас же пускай она предается безумству.

Среди тех, кто был причастен к моему заточению, были и родные братья, ибо именно они со стыдливым видом стояли на страже, чтобы я не сбежала, когда два раза в день моя матушка приносила мне поесть и попить.

– Мама права, – скорбным голосом говорил мне младший брат Джорджио. – Нельзя всю жизнь рисовать картины. Если ты не выйдешь замуж за этого синьора, что станется с тобой?

Этот вопрос я не раз задавала себе в последние годы. Мой отец был знатным мастером; моя матушка получила небольшое приданое, и поэтому наше жилище было довольно вместительным: на нижнем этаже располагалась мастерская, на двух верхних – жилые помещения. В отличие от соседей под нашим кровом обитали только мы с родителями. Дедушка и бабушка с батюшкиной стороны, чей дом стал нашей обителью, умерли, родители же матушки проживали с ее старшей сестрой. Впрочем, наш дом, возможно, покажется нам не столь уж большим, когда через несколько лет мои братья женятся. По крайней мере, один из них точно приведет сюда свою жену, и я окажусь без комнаты.

У меня было вдоволь времени для размышлений, так как обещанные день-два моего заточения растянулись сначала на три, а потом и на четыре дня. Решение пришло ко мне на пятый день, когда я отворила окно, чтобы вылить содержимое ночного горшка на мостовую. Я опорожнила сосуд и собиралась закрыть окно, как вдруг обыденное и в то же время многообещающее зрелище привлекло мое внимание.

У соседнего дома через дорогу кто-то повесил сушить одежду. Это был обыкновенный мужской жакет; он колыхался от легкого дуновения ветра и, казалось, жил собственной жизнью. Я наблюдала за его безмолвным танцем, и в моем воображении возник образ молодого, стройного человека – юноши с темными волосами, беззаботно шагающим по улице. И потом вдруг я представила, что это я иду в мужском жакете с короткой стрижкой, делающей меня похожей на мальчика.

Это видение так поразило меня, что я чуть не выронила горшок на улицу. Необычно слабая, я присела на кровать и, чтобы унять дрожь, стиснула руки, и в этот миг в моей голове со всей ясностью родился замысел. «Я справлюсь», – сказала я себе. Это было идеальное решение, позволяющее, с одной стороны, избежать брака с синьором Никколо, а с другой, – осуществить мечту всей моей жизни.

– Скажи батюшке, что мне необходимо поговорить с ним, – через замочную скважину крикнула я своему второму брату Карло, стоявшему на часах у двери. Спустя несколько минут я услышала скрежетание ключа в замке. Дверь отворилась ровно настолько, чтобы мой отец мог протиснуться внутрь, и тут же быстро захлопнулась.

– Хватит с нее и минуты, Анджело, – раздался суровый матушкин голос из-за двери, когда ключ вновь провернулся в замке, заточая его вместе со мной.

Он беспомощно вздохнул и грустно улыбнулся мне.

– Полагаю, нам лучше долго не говорить. Итак, доченька, ты не передумала насчет брака с синьором?

– Да.

Мой ответ вызвал изумление на его широком потрепанном лице. Осторожно подбирая слова (ибо понимала, что моя мать подслушивает за дверью), я продолжила:

– Папа, тебе известно, что мне бы не пришлось думать о замужестве, родись я мужчиной. Я могла бы стать учеником великого мастера живописи и посвятить себя искусству. Но здесь нет великих мастеров, и поэтому я должна была бы отправиться в Милан.

Я замолкла и многозначительно посмотрела на него.

– Разумеется, для парня такое путешествие было бы гораздо более легким, – сказала я, как будто он этого не знал. – Понимаешь, папа, да? Девушка не может странствовать в одиночку, ей в отличие от юноши не удастся отыскать мастера, который бы взял ее к себе.

Удивление на лице моего батюшки сменилось недоумением, и он посмотрел на меня, ожидая дальнейших пояснений. Понизив голос, я повторила:

– Девушке такое не по силам, но не юноше. Конечно, ему будет жаль расстаться с родными, но, представь, с какой радостью он займется тем, что составляет для него смысл жизни. И никого не удивит странствующий в одиночку юноша, даже столь молодо выглядящий. Разве не досадно, батюшка, что я родилась не мальчиком?

Недоумение на его лице вдруг сменилось пониманием. Подняв брови, он медленно кивнул головой в знак согласия.

– Верно, Дельфина, лишь юноше такое под силу, – подтвердил он. – Да, я слышал, что знаменитый художник Леонардо Флорентинец сейчас находится в Милане, в замке герцога Сфорца. Говорят, у него большая мастерская и множество молодых, работающих на него подмастерьев. Ученичество у такого человека, как Леонардо, было бы прекрасной возможностью для тебя, родись ты мальчиком, разумеется.

– Родись я мальчиком, – многозначительно отозвалась я. – Но поскольку я всего лишь слабая женщина, ты можешь сообщить маме, что я согласна выйти замуж за синьора Никколо.

Радостный крик донесся из-за двери.

– Какое счастье! – воскликнула Кармела, открывая замок и распахивая дверь настежь.

Столь сердечной, одобрительной улыбки, таких нежных объятий я не удостаивалась с тех пор, как вышла из пеленок. Я тоже нежно обняла ее, пытаясь сдержать набежавшие вдруг слезы, ведь уже много лет мой вид вызывал у нее одно раздражение. Я забыла, что такое бескорыстная материнская любовь, давно уже притворялась, что не замечаю атмосферы молчаливого недовольства, окутывавшего нас, словно поношенным плащом, который нам в силу обстоятельств приходилось делить между собой. И ныне, когда, казалось, мы скинули эту потрепанную накидку, я собиралась вновь разочаровать ее.

Я довольно холодно, хоть и с вымученной улыбкой, вырвалась из ее объятий.

– Я рада, что мое решение осчастливило тебя, матушка. Только, пожалуйста, окажи мне одну небольшую любезность. Прошу, подожди еще день, прежде чем сообщать ему о моем ответе.

Она на мгновение нахмурилась, и я испугалась, что она мне откажет. Еще один день, и я исчезну, никому не причинив вреда, лишь моему отцу придется отправить вежливое послание об отказе синьору Никколо. Однако, если весть о помолвке разнесется по городу, мой уход от будущего жениха отразится на моих родных. И хотя это обстоятельство не меняло моего замысла, мне не хотелось доставлять родителям и братьям неприятности.

К моему облегчению, она обрадовалась.

– Ну что ж, полагаю, спешить сегодня не будем. Но завтра же первым делом твой батюшка сообщит ему.

Затем она принялась живо перечислять все, что следует сделать к свадьбе. Я уселась на край кровати и молчаливо слушала ее, когда она ходила взад и вперед по небольшой горнице. Отец мой тем временем, с улыбкой извинившись, вышел из помещения, но прежде мы, когда он остановился в дверях, обменялись понимающими взглядами. Я тоже улыбнулась, хотя и с некоторой грустью. Впрочем, я была уверена в том, что могу положиться на родителя и он поможет мне в осуществлении моего замысла.

И моя уверенность не подвела меня. Той же ночью, когда я вернулась к себе после вечерней трапезы, я обнаружила под своими одеялами старый жакет, мужскую кожаную куртку и короткие штаны, принадлежавшие некогда моему младшему брату.

Задержавшись ненадолго, прежде чем потушить свечу, я написала записку, где сообщала о своем уходе. Еще днем я составила мысленно трогательное послание, но теперь, когда подошло время перенести слова на бумагу, уже раз испытанное чувство вдруг показалось ненастоящим и преувеличенным. Я неуверенно грызла свое перо, ища вдохновения. Наконец, я остановилась на нескольких скупых фразах, не очень нежных, зато более правдивых, чем любое цветистое прощальное послание:

«Я должна уйти. Не беспокойтесь обо мне. При случае пришлю весточку. Дельфина».

Спрятав записку, я разделась и зарылась под одеяла. Мне удалось заснуть, и, проспав два или три тревожных часа, я встала задолго до рассвета. Собрав при свете небольшой свечки несколько предметов, которые намеревалась взять с собой, я молча натянула чужую одежду.

Конечно, это был роскошный наряд для молодого подмастерья. Жакет, хоть и поношенный и слегка вышедший из моды (да, он был одного темно-синего цвета, без буфов и прорезей на рукавах), мог еще послужить. Алые короткие штаны более соответствовали моде, будучи того же яркого цвета, какой носили в то время большинство молодых мужчин. Одеваясь, я с непривычки немного провозилась, но вскоре справилась. Нарядившись, я почувствовала, что краснею в темноте, испытывая дерзкое ощущение свободы – нет, почти обнаженности – без вороха юбок на теле. Должно пройти некоторое время, прежде чем я научусь носить этот наряд, не чувствуя себя голой.

К несчастью, мне надо было справиться не только со смущением. Хоть на мне были простая коричневая куртка, а под ней женская, заменявшая рубашку сорочка, жакет так облегал мои женские округлости, что выдавал мой пол. На миг задумавшись, я снова стащила с себя одежду и проворно разорвала запасную сорочку на длинные полосы. Затем я тщательно, будто перебинтовывая рану, обмотала ими грудь, пока выдающиеся вперед выпуклости не скрылись из виду.

Я вновь надела жакет, и на сей раз результат был гораздо удовлетворительней. Обрадовавшись, я подпоясалась кожаным ремешком, к которому привязала тяжелую матерчатую суму с несколькими монетами и кое-какими безделушками. В заплечный мешок я положила смену белья и другие личные вещи. Затем я обратила свой взор на то последнее, что требовало моего внимания на пути моего полного преображения.

Никогда не кичась своей внешностью, я всегда, следует признаться, гордилась своим густым черным волосом. Распущенные, мои волосы ниспадали за спиной темными волнами до бедер так густо, что я могла легко закутаться в них и прикрыть свой стыд. Я носила косу, которую либо перевязывала лентой, либо, создавая различные сложные фигуры, обматывала вокруг головы. С тех пор как я поднялась с постели, у меня через одно плечо смиренно спускалась тяжелая коса.

С мрачным видом я схватила ее одной рукой, держа в другой небольшой нож, нарочно спрятанный для этого мною в бельевом сундуке. Затем, морщась от недоброго предчувствия, принялась резать.

Мне потребовалось всего несколько мгновений. Я поднесла отрезанную косу к лицу и на миг почувствовала дурноту, словно отрезала живую плоть. Может быть, я действительно испытала ощущение легкости, ибо без привычного груза волос мне казалось, что я могу двигаться с таким же проворством, как в детстве. Положив украшенные лентами пряди волос на кровать, я поднесла свечу к зеркалу и принялась изучать результат дела рук своих.

Даже в сумерках мое отражение было с поражающей ясностью видно в драгоценном овале обрамленного металлом стекла. Но это была не я, не Дельфина. Я с испугом глядела на темноволосого парня с широкими глазами, всего несколько лет назад расставшегося с детством. Он походил на моих братьев, только был стройнее. Миловидный юноша, правда, с жесткими очертаниями рта, свидетельствовавшими о непреклонном характере. Что же касается обмотанной груди, то те, кто обратил бы на это внимание, примут это за попытку бедного юноши подражать своим кумирам, носящим подбитые жакеты, придававшие их фигурам больше мужественности.

Я изумленно улыбнулась, и моя крепко стиснутая грудь стала вздыматься. Мне это по силам, сказала я себе. Конечно, мне следует постоянно быть настороже, особенно отправляя естественные надобности или изредка купаясь, а в остальном – просто избавиться от женских привычек. Прекрасным образцом мне послужат братья – достаточно подражать им в поведении и манере речи, чтобы выдать себя за мальчика. И увенчаю я свой маскарад, приняв мужское имя. Как же мне называть себя?

– Дино, – прошептала я своему отражению, выбрав себе имя, напоминавшее мое собственное и поэтому легко запоминавшееся. – Я Дино, в будущем великий художник, возможно, даже соперник великому Леонардо.

Произнеся эти слова вслух, я вдруг поняла, что моя мечта может воплотиться в жизнь, и мне тут же захотелось отправиться на поиски приключений. Я протянула руку за плащом, а затем, увидев отрезанную косу, изогнувшуюся, как спящая кошка, на моем покрывале, застыла в нерешительности. Я могла оставить ее в назидание своей матери, но тогда она догадается о моем преображении. И, понимая, что она наверняка пошлет моих братьев на поиски, я не могла оставить столь явную улику.

Я схватила косу, положил на ее место записку, потушила свечу и тихо спустилась по лестнице в кухню. Здесь еще тлели несколько угольков под очагом. Я помешала их, и оранжевые языки пламени жадно заплясали предо мною. Я застыла, завороженная их безостановочным движением. Затем, вздохнув для успокоения, я решительно предала огню последнее напоминание о своей женской природе.

Едкая вонь горящих волос ударила мне в ноздри, когда косу глотало небольшое, но ненасытное пламя, освещавшее, казалось, все помещение. Чуть только последние следы моего тщеславия обратились в золу и утоливший голод огонь вновь впал в дрему, я направилась в кладовую. Хотя у меня на выбор было множество соблазнительных припасов, я удовольствовалась простой пищей… небольшим хлебом и куском сыра. Я не знала, сколько продлится мое странствие, но теперь я не буду голодать.

За закрытыми ставнями кухонных окон послышалось отдаленное пение петуха, уставшего ждать и начавшего свою утреннюю серенаду до появления первых лучей солнца. Пора было трогаться в дорогу, потому что мне предстояло проделать немалый путь, прежде чем меня хватятся за завтраком, отметив мое отсутствие за столом, и начнут искать. Разумеется, я буду вынуждена подождать до рассвета, пока отворят городские ворота, и уже потом отправиться в свое странствие, но за этот час или около того, оставшийся до восхода солнца, я конечно же сумею отыскать уютный амбар, где и дождусь открытия ворот.

Я сняла засов с входной двери – к счастью, мой батюшка вставал первым, и поэтому никто не заметил, что дверь не на щеколде, – и выскользнула в ночной мрак. Слабый ветерок охладил мои неожиданно покрасневшие щеки, но не сумел замедлить быстрое биение моего сердца, когда я бросила последний взгляд на дом, где провела всю свою жизнь. Я представила его обитателей, моих родителей и братьев. Хоть я и знала, что батюшка встанет на мою защиту, я спрашивала себя, что скажут остальные, когда поймут, что я сбежала. Пожалеют ли они обо мне или же скажут скатертью дорога? И, самое главное, если я вернусь, примут ли меня под отчий кров или погонят с порога прочь?

Этот же вопрос не давал покоя мне и сейчас, когда я, пытаясь заснуть, ворочалась на своем ложе. «Впрочем, что проку копаться в прошлом, – обругала я себя, – особенно если не одна я покинула родных, чтобы стать подмастерьем». Витторио, Константин и большинство остальных учеников пришли из еще более удаленных мест, чем я, чтобы стать учениками Леонардо. Более того, некоторые из них были намного моложе меня. Поэтому мне лучше поспать несколько часов, чем предаваться жалости к собственной персоне.

Я крепко зажмурила глаза, так и не смахнув единственную слезинку, выбежавшую из-под века и оставившую мокрый след на щеке. Уже завтра дело об убийстве графа будет предано забвению, если Леонардо действительно прав в своих выводах относительно убийцы. Тогда я смогу оставить свои ночные расследования и вернуться к роли ученика художника.

Успокоенная этой мыслью, я заснула под тихий храп окружающих меня юношей. Но едва я стала дремать, как неожиданное соображение проскользнуло по краю моего погружающегося в сон сознания. Впрочем, оно не столь обеспокоило меня, чтобы я, зевнув в последний раз, отказалась зарыться еще глубже под одеяло, зато вторглось в мои сновидения.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю