Текст книги "Королевский гамбит"

Автор книги: Диана Стаккарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

12

Не увлекайтесь, как сорока, яркими красками и сверкающими каменьями. Ищите, как ворон, то, что прочно.

Леонардо да Винчи.

Дневники Дельфины делла Фации

Я думала, что после неудачного посещения графини Мальвораль мы отправимся к следующему знатному лицу из списка Леонардо. Вот почему я удивилась, когда, покинув ее покои, мы пошли обратно во внутренний двор. После прошедшего вечером ливня небо, нависшее над нами громадным четырехугольником, было таким же ярким, как на фресках Леонардо, хотя теплый, неприятно тяжелый воздух и предвещал в грядущем бурю. Мне в одежде пажа было жарко, хотя в присутствии графини меня знобило.

Мы остановились у каменной скамейки, установленной довольно далеко от открытых окон и дверей, чтобы спокойно поговорить, и учитель жестом пригласил меня присесть рядом с ним. Несколько мгновений он молча смотрел на портреты разносчиков, я же вспоминала в мельчайших подробностях одну за другой все беседы.

Архиепископ, на мой взгляд, ничего не знал о недавних убийствах. О том, кто был настоящей мишенью убийцы, можно лишь догадываться. Что касается графини, то внутренний голос мне подсказывал, что она каким-то образом связана с этим преступлением. К сожалению, наши расспросы ничего не прояснили, разве что мы установили, что у нее есть маленькая шкатулка, которая, возможно, открывается найденным в шахматной королеве ключом.

По крайней мере, так я думала. Когда учитель, однако, заговорил, его первыми словами были:

– Я еще не уверен, причастна ли графиня Мальвораль к смерти одного юноши и исчезновению другого, только она знала их. Это совершенно очевидно.

– Но почему вы так уверены? – удивленно спросила я.

Он осторожно сложил рисунки и сунул их внутрь жакета.

– Все довольно просто, мой дорогой мальчик. Если помнишь, когда я показал ей их изображения, она назвала их разносчиками. Мы же не говорили, кто они, да и их одежда не указывала на их положение в обществе. С равным успехом они могли быть конюхами либо моими подмастерьями. И только будучи лично знакомой с ними, она могла знать о том, кто они такие.

– Но что за ларец мы видели? И шахматная королева…

– Полагаю, шахматная королева ей не принадлежит. Я внимательно, пока мы говорили, наблюдал за ней, и, судя по ее манере, она не лгала и не проявила чрезмерного интереса к фигуре. – Он замолк и пронзительно посмотрел на меня: – Я изучил человеческую природу и человеческую анатомию, особенно в части, касающейся общения между людьми, как они, беседуя друг с другом, стремятся утаить правду. Тебе следует знать, мой мальчик, что, и это неоспоримый факт, лгущих людей выдают определенные внешние признаки, и когда они что-то скрывают, сколь бы искусны они ни были, они не в состоянии владеть лицом. Например, невольное расширение зрачков.

Он говорил и о других признаках, я же, с интересом кивая головой, внутренне дрожала. Не предупреждает ли он меня о том, что ему известна моя тайна? Не догадался ли он по какой-то мелочи, что я не всегда была искренна с ним?

Если так, он не выдавал своего беспокойства. Напротив, в конце импровизированной лекции Леонардо произнес:

– Со шкатулкой вопрос другой. Там хранится то, что, как она считает, не должно попасться на глаза постороннему человеку. Мне, вероятно, придется вечером наведаться в ее покои и попытаться моим ключом открыть ее замок.

Не зная, буквальный или переносный смысл был у последней фразы, и горячо молясь о том, чтобы верным оказалось первое, я пробормотала:

– Только остерегайтесь того, чтобы ваш ключ не нашел того, что вы не хотели бы.

Учитель с минуту изумленно смотрел на меня, потом расхохотался:

– Мой дорогой мальчик, не знай я тебя лучше, то подумал бы, что ты ревнуешь. Не бойся, я не попадусь в ее сети.

Потом он посерьезнел.

– Идем, Дино, мне, пока день не кончился, надо поговорить и с другими, – сказал он, закатывая рукав и смотря на наручные часы, я же поглядела на солнце. – Для тебя же у меня иное поручение, гораздо более важное и спешное.

Я затаила дыхание. Что задело огромной важности мне поручат? Леонардо, вытащив горсть флоринов и небольшой обрывок бумаги из сумки, бросил их на мою открытую ладонь.

– Боюсь, из-за запрета Моро покидать пределы замка мы почти остались без рабочих материалов, – сказал он. – Вот перечень того, что необходимо, и деньги. Я уже известил стражу у ворот, что тебе разрешено на несколько часов выйти за стены замка. Бери с собой Витторио и отправляйся на рынок. Когда вернешься, я расскажу тебе, что мне удалось выяснить.

Не дав мне времени даже возразить, он неожиданно встал, я же, засовывая монеты в свой кошель, с удивлением взирала на треугольный обрывок, отодранный, видно, от какого-то ненужного рисунка.

Любой другой человек, пожалуй, записал бы столбиком материалы и количество. Перечень же учителя состоял из пометок, сделанных на странице в разном направлении, несомненно, в тот момент, когда они приходили ему на ум. Как обычно, все было написано справа налево, и мне понадобилось несколько минут для того, чтобы понять, что требуется.

– Известь, мешок, который можно легко поднять, – прочитала я вслух. – Красный железняк с дюжину кусков, как можно темней, каждый размером с кулак. Азурит, столько же и такого же размера, и чтобы эти образцы были без примесей.

Последние два минерала толкли на мраморной плите, получая из них пигмент; известь же смешивали с водой, куда потом добавляли пигменты.

– Звериные шкуры столько, сколько можно унести.

Их, как мне было известно, кипятили, делая клей для гипса.

Столь же туманно говорилось и о количестве еще нескольких предметов. Нам потребуется здоровая корзина, чтобы унести все это; затем я вспомнила о тележке, на которой мы везли Лоренцо с кладбища. Хорошо, что ее сейчас можно было использовать для гораздо менее отвратительного дела.

Вздохнув, я поднялась и направилась к мастерской учителя, где оставила наряд подмастерья. Прежде чем отправиться на поиски Витторио, мне следовало переменить платье и облечься в привычную одежду. Я не осмеливалась предстать перед товарищами в теперешнем роскошном одеянии, ибо тогда с их стороны не будет конца вопросам и обвинениям!

Через несколько минут на мне вновь были привычный коричневый жакет и зеленые рейтузы. Свой же новый роскошный наряд я осторожно свернула и сунула под тюфяк, а затем направилась к трапезной, где готовили последнюю стену для росписи.

Константин руководил своим маленьким войском с широких деревянных лесов, возведенных ими накануне. Рассчитывая каждый шаг, я взобралась по лестнице к нему. Мне не раз доводилось слышать о том, как легкомысленные ученики, упав с таких же высоких лесов, калечились или кончали еще хуже, а мне не хотелось присоединиться к их числу.

Константин радостно приветствовал меня и лишь слегка нахмурился, когда я объяснила, зачем пожаловала.

– Верно, нам очень необходимы материалы, – согласился он, – хотя я бы предпочел, чтобы вы оба помогали здесь. Впрочем, таково пожелание учителя.

Он позвал Витторио, вместе с другими мальчиками очищавшего штукатурку от грязи и паутины, и отослал его ко мне. Радость молодого подмастерья при известии о том, что ему предстоит вместо нудной работы прогулка, пускай и кратковременная, на рынок, была заразительна. Поэтому и я была в приподнятом настроении, когда второй раз за день выходила через ворота замка в город.

– Думаешь, мы успеем посмотреть на жонглеров? – взволнованно осведомился Витторио. Мы, идя в сторону главной площади, где каждый день шла бойкая торговля, везли тележку по узким мощеным дорожкам. Ему приходилось прилагать немало усилий, чтобы катить ее ровно, ибо от радостного предвкушения он скакал, точно жеребенок, при первом морозном ветре.

Я с сожалением покачала головой.

– Не в этот раз, – сказала я ему. – Мы нужны учителю и Константину и поэтому должны вернуться как можно скорей. Мы купим указанные в списке материалы и сразу отправимся обратно в замок, в мастерскую.

Он приуныл, и я чуть смягчилась.

– Ты можешь остаться у тележки и несколько минут посмотреть их представление, пока я буду у аптекаря, – предложила я ему.

Витторио издал радостный вопль, и я улыбнулась в ответ.

Громыхание деревянных колес по камню гулким эхом отдавалось на стоящих вдоль извилистых улиц лавках и домах, возведенных друг над другом. Здесь здания располагались так близко и возносились так высоко, что неба почти не было видно – была видна только узкая синяя полоска между сохнущим бельем, повешенным поперек улицы между домами. Однако даже скрип нашей тележки едва был слышен среди призывных криков торговцев, смеха и возгласов мужчин и женщин, редкого раздраженного плача ребенка.

Поэтому, хоть Витторио и говорил, идя рядом со мной, беседовать было практически невозможно. Впрочем, его, казалось, вовсе не заботило, что я едва отвечаю ему; судя по всему, он был просто рад тому, что избавился, пускай всего на час-другой, от своих обязанностей. Вот почему, когда мы шли, он без умолку болтал, а я молчаливо обдумывала слова учителя, сказанные им в ответ на мое предупреждение насчет графини.

«Ревнуешь?» – При этом воспоминании мои щеки залила краска. Он так произнес это словно, как будто за моей тревогой об учителе стояло нечто большее. Я была убеждена, что она приложила руку к убийству графа; да и сам Леонардо предположил, что ей известны те два разносчика. Что еще могла я подумать, кроме того, что ее интерес к учителю не сулит ничего хорошего? Он же должен понимать, что мною двигала тревога за него. Ревность предполагает другие, более глубокие чувства, их-то я точно к нему не испытываю.

Я с негодованием отмахнулась от этих мыслей и сосредоточила свое внимание на шуме вокруг меня. Как мощная океанская волна, он поглотил меня, позволив мне отрешиться от всего, чему я была очень рада. Здесь было столько же красок, сколько и на палитре художника – яркие флаги и свежее белое белье, с силой бьющееся о балконы; нарядные юноши в разноцветных коротких штанах и жакетах красных, желтых и зеленых тонов. Изумрудные фрукты и овощи, падавшие из бочек и корзин – радужное многоцветье на спокойном фоне желтовато-коричневых, красновато-коричневых и коричневых зданий.

Я глубоко вздохнула, и мою грудь наполнили распространяющиеся повсюду ароматы свежих цветов, хлеба, дыма. И менее приятная вонь жареного лука, навоза и гниющих отбросов. Удивительно у всякого города есть собственный запах. Я поняла, что соскучилась по городской жизни.

Ибо мы, подмастерья, редко покидали пределы замка, только по праздникам. Я могла по пальцам на одной руке пересчитать, сколько раз посетила рынок с тех пор, как попала в Милан. И то всегда в сопровождении Константина либо кого-нибудь из товарищей и с единственной целью – приобрести указанные Леонардо материалы. Но хотя мы не могли ходить туда, куда хотели, каждая прогулка была настоящим приключением.

Когда мы дошли до рыночной площади, я уже почти свыклась с шумом. Приложив руку ко рту, я позвала Витторио за собой.

В мастерской изготовителя свечек мы нашли воск. В достаточном количестве, чтобы можно было повесить многочисленные трафареты на стенах. В мастерской дубильщика мы приобрели кипу душистых шкур неизвестного происхождения, но подходящих нам. Также у него нашлась прекрасная свиная щетина – белая, для лучших кистей, – и ее мы тоже купили. Мы загрузили этим товаром нашу корзину и повезли тележку к аптеке.

– Смотри, жонглеры! – воскликнул Витторио, когда мы набрели на трех карликов в ярких разноцветных костюмах, подбрасывающих разные предметы перед благодарной толпой. – Пожалуйста, Дино, ты обещал!

Эта троица была столь искусна, что мне самой стоило большого труда оторвать от них свой взгляд. Я неохотно оставила мальчика одного, строго-настрого наказав ему не выпускать из вида тележку, и вошла в аптеку, тускло освещенное небольшое помещение у площади. Ее хозяин, лысеющий мужчина с черными зубами, считал Леонардо своим лучшим покупателем, и тем не менее постоянно, когда речь заходила о минералах, пытался надуть его, предлагая худшие образцы.

– Не понимаю, почему вы не верите мне, – жалобно хныкал он, когда я, выйдя на улицу, рассматривала каждый камень при солнечном свете.

Не обращая внимания на жалобы, я беспощадно отбрасывала камни с многочисленными примесями. Поспорив насчет цены, этому искусству я научилась у своей матушки, мы ударили по рукам. Держа свертки в руке, я вышла на улицу, чтобы позвать Витторио.

Сначала я не увидела ни его, ни тележки. Сердце у меня бешено забилось, поскольку мне тут же вообразилось самое худшее. Что, если Витторио постигла та же судьба, что и несчастного Лоренцо, либо он исчез так же, как второй разносчик, Ренальдо? Или, возможно, он лежит мертвым в ближайшей аллее и из его юного тела торчит нож?

Затем толпа на мгновение раздвинулась, и я увидела его на некотором отдалении от того места, где оставила. Опершись на тележку, он смеялся и рукоплескал трюкам жонглеров. Облегченно вздохнув, я махнула ему рукой. Он заметил меня и изобразил на своем лице мольбу, прося задержаться еще на несколько минут; когда же я отрицательно покачала головой, он в отчаянии взмахнул рукой и послушно повез тележку в мою сторону.

Смотря на него, я вдруг почувствовала, что за мной наблюдают. Шею закололо, и я обернулась в том направлении, откуда, казалось, исходило беспокоящее меня чувство. Сперва я ничего не увидела, только кружащуюся толпу, и никого, кто бы смотрел по сторонам. Затем, поворачиваясь, я заметила краем глаза знакомое и в то же время неприятное лицо.

Я открыла рот от изумления и заморгала глазами. Лицо внезапно исчезло, и я спросила себя, не привиделось ли оно мне. Впрочем, не было никаких сомнений в том, кому принадлежали эти рыжие волосы, костлявое лицо и полные губы, это жестокое выражение. Это Ренальдо, сказала я себе. Итак, он не мертв. Неужели ему удалось уйти от убийцы Лоренцо? Или они с Лоренцо были убийцами графа? Не попытался ли он избавиться от свидетеля, ударив дубинкой Лоренцо и бросив его умирать? Не попытался ли избежать наказания, тайно покинув пределы замка?

Какова бы ни была его роль, враждебность его по отношению ко мне не нуждалась в объяснении. И я так увлеклась, отыскивая его взглядом среди толпы, что совершенно забыла про Витторио и вспомнила о нем лишь тогда, когда он схватил меня за плечо. Я вскрикнула и чуть не выронила пакет с минералами, за которые так яростно торговалась.

– Куда ты смотришь? – с интересом осведомился он, вертя головой по сторонам и стараясь обнаружить то, что привлекло в толпе мое внимание.

Я быстро прикинула, стоит ли мне довериться ему. Разумеется, я не скажу ему всей правды, однако, поскольку Ренальдо видел его со мной, ему, пожалуй, лучше сообщить о том, что за нами следят, вероятно, даже преследуют. Мое молчание тоже, вероятно, не убережет его от опасности. С другой стороны, нет нужды попусту пугать юношу.

– Никуда, – наконец промолвила я. – Мне показалось, что вижу земляка, но теперь понимаю, что ошибся.

Наше возвращение в замок прошло без приключений, хотя через каждые шагов двадцать я оглядывалась назад, ожидая увидеть Ренальдо. Витторио с таким увлечением рассказывал о проделках жонглеров, что не обращал, казалось, внимания на мое беспокойство, чему я была очень рада. Если бы он меня снова спросил, мне пришлось бы довериться ему.

Лишь у самых ворот замка с нами произошло небольшое происшествие, когда один из стражников на мгновение преградил нам дорогу.

– Ваша тележка была пуста, когда вы проезжали здесь в первый раз, – рявкнул он, указывая належавшие в ней свертки, и с важным видом продолжил: – Я должен убедиться, что вы не пытаетесь провезти кого-то тайком вопреки указу герцога.

Я чуть не сказала, что наша тележка столь мала, что в ней Под ворохом мешков едва поместится один из карликов-жонглеров. Мы покорно отступили в сторону, и стражник принялся рыться в наших покупках. Впрочем, он быстро завершил осмотр после того, как развернул шкуры, начавшие издавать на солнце зловонный запах. С отвращением фыркнув, он махнул рукой, чтобы мы проходили, и мы, сдерживая смех, дали ему волю только тогда, когда он уже не мог нас услышать.

Вернувшись в мастерскую, мы стали, освобождая тележку от мешков и свертков, осторожно складывать их. Взяв мешок с известью, Витторио притворился, что заглядывает в него.

– Ты уверен, что там никто не прячется? – хихикнув, спросил он и бросил его на полку.

Я улыбнулась, наслаждаясь этой передышкой в поисках убийцы. Я не осмеливалась признаться Леонардо, но мне начало надоедать натыкаться на трупы. Более того, меня не на шутку пугала мысль, что либо он, либо я, возможно, в конце концов, пополним их число. Я поклялась себе, что как только это чудовищное дело будет раскрыто, видеть мертвую натуру я буду только на анатомических рисунках.

Когда мы разложили приобретенные материалы, в трапезной стали появляться выполнившие дневной урок подмастерья, готовые отправиться на кухню за ужином. Некоторые с притворным удивлением приподняли брови, когда увидели, что я буду сопровождать их.

– Итак, учителю наконец надоело твое общество? – с лукавой улыбкой осведомился Паоло, Давид же только покачал головой и ухмыльнулся.

Я добродушно, насколько могла, отнеслась к их насмешкам, но прежней легкости уж не было. Я не могла избавиться от воспоминания о Ренальдо и чувства, что наша встреча не была случайной. Видимо, он искал меня, хотя, откуда ему стало известно, что я на рынке, – мне было невдомек. Впрочем, мои страхи несколько поутихли при мысли о том, что стража Моро задерживает не только тех, кто пытается улизнуть из замка, но и без ведома пробраться в него.

Я столь была погружена в собственные мысли, что почти не обратила внимания ни на веселое приветствие Марселлы, когда она выдавала мне мою порцию, ни на ее хмурый вид, когда я, пробормотав что-то в ответ, прошла дальше. Константин тоже пытался завязать со мной разговор, но в конце концов сдался, видя, что я лишь киваю в ответ.

После окончания трапезы я занялась привычными для нас, подмастерьев, делами. Я усердно все выполняла, ожидая, что учитель призовет меня к себе. Он ведь обещал, что расскажет, что ему удалось узнать за время моего отсутствия. Но прошел час, другой, и мне стало казаться, что сегодня продолжения расследования уже не будет.

Когда из огня достали последний ивовый прут, пополнивший наши запасы угольных карандашей, мы с позволения Константина прекратили работу и предались обычным развлечениям. В этот вечер, однако, все вели себя тише, чем обычно, да и в мастерской было гораздо спокойней без лютни Томмазо. Когда Константин погасил свечи задолго до того, как они сами потухли, никто не возразил; все, почти ничего не сказав, улеглись на свои тюфяки.

Я разделась в темноте, мысленно поблагодарив синьора Луиджи за его хитроумный корсет, в котором я стала больше похожей на мальчика. Теперь мне больше не придется, чтобы скрыть свой пол, тайком наматывать на грудь и разматывать полосы материи, с облегчением подумала я, развязывая простую шуровку и забираясь под одеяло. До сих пор меня преследовали образы мертвецов и разрушающихся склепов, и я в припадке раздражения, пытаясь избавиться от них, натянула одеяло на голову.

Несмотря на возбуждение, мне удалось забыться беспокойным сном. В сновидениях мы с Витторио вновь стояли на рынке и смотрели выступление жонглеров, но это уже была не знакомая троица карликов, а Ренальдо с Лоренцо. И вместо ярко окрашенных шаров они бросали десятки ножей под одобрительные крики толпы, казалось, забывшей о подстерегавшей их опасности. Только я попыталась криком остановить их, но они не вняли мне.

А затем случилось неизбежное. Сначала один, потом второй, третий нож сбились с пути, и вот уже в горле каждого юноши торчит по полдюжины ножей. Я закричала, ожидая, что оттуда брызнет кровь, но они лишь улыбнулись и продолжили бросать остальные ножи.

Обезумев, я пробиралась сквозь толпу зевак, хватая за рукав то одного, то другого в надежде отыскать того, кто поможет им. Мои труды, однако, не увенчались успехом. Когда я вернулась назад, юноши лежали на мостовой, и из них, как из фонтана, била ярко-красная струя крови. Я хотела броситься к ним, но не смогла сдвинуться с места, хотя ноги у меня так и мелькали.

Затем на противоположной стороне площади я увидела учителя, стоявшего рядом с такой же высокой, как и он, шахматной королевой. Никому это почему-то не казалось странным. Не увидели они также и внезапного превращения шахматной королевы в графиню Мальвораль, наряженную в сине-белый жакет разносчика и цеплявшуюся за руку учителя.

И только я видела змею, выползшую из ее полного рта, когда она остановила на мне свой ледяной взгляд и улыбнулась.

Я проснулась с бешено бьющимся сердцем и от страха не смела ни пошевелиться, ни открыть глаз. По прошествии, казалось, вечности, на самом деле одной-двух минут, сердце перестало безумно колотиться и прошло удушье. И вот когда дыхание успокоилось, благоприятный знак, предвещавший, что сон вступает в свои права, я поняла, что рядом с моей кроватью кто-то стоит.

Сначала меня охватило беспокойство, испытываемое, когда за кем-то наблюдают. Затем я услышала легкие шаги, ощутила слабое движение воздуха вокруг себя. Усилием воли я едва удержалась от крика и притворилась спящей, хотя меня и пробила холодная дрожь. Одеяло было по-прежнему натянуто налицо, и поэтому, даже если бы я осмелилась приоткрыть хотя бы один глаз, то все равно бы не увидела ночного гостя.

Возможно, учитель пришел за мной и меня ждет новое ночное приключение, с безумной настойчивостью твердила я себе. Но если это действительно он, тогда почему до сих пор не попытался разбудить меня?

Это было самым тяжким испытанием в моей жизни – лежать на тюфяке и молиться о том, чтобы незваный гость, перед тем как уйти, не вонзил нож в мое накрытое одеялом тело. Впрочем, у меня был еще один не столь пассивный выход. Я могла вскочить и попробовать застать его врасплох. Даже если он, испугавшись, не убежит, шум, возможно, разбудит моих товарищей, и они спасут меня от беды, в противном случае ожидающей меня!

Тогда давай, резко приказала я себе.

Собравшись с духом, я сделала глубокий вдох и с криком неожиданно вскочила с постели.