Текст книги "Эволюция чувств (СИ)"
Автор книги: Диана Морьентес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
– Когда будешь против, ты же дашь мне это понять?
Наташа кивнула. Изображать неприступность было нецелесообразно. Может, между ними никогда не будет ничего большего, чем это. Может, завтра он женится на ком-нибудь, и для Наташи погаснут все огни на взлетной полосе. Зачем же отказывать себе в удовольствии, ведь оно может стать больше невозможным? Зачем говорить «нет» сейчас, вдруг завтра Максима уже не будет рядом?
Его поцелуи – это особый мир. Мир, в котором нет проблем. Мир, где все нормально и естественно, и как будто так было всегда. Мир, в котором, что бы они ни говорили друг другу словами, по взглядам и прикосновениям сразу становится ясно, в чем правда.
– Боюсь у тебя спрашивать, – отвлекся Максим. – На майские праздники, скорее всего второго числа, в субботу, мы с друзьями на шашлыки едем… Хочешь с нами?
– Хочу, – смутилась Наташа. – А кто именно поедет?
– Ну, как всегда, Костик, Андрюха, Юрик со Светкой, Кирюха… Может, Андрюхин брат.
Наташа пыталась сдержать довольную улыбку. Она переживала, что Максим больше никуда ее звать не будет после того, как она ему отказала недавно, но его одним отказом не остановишь. Появилась в голове одна очень приятная мысль: Максим приглашает ее, а не какую-нибудь другую девушку!
– Да, да, я хочу тоже поехать! – радостно заерзала она на перилах.
– Твои родители будут против, – произнес он совершенно уверенным тоном.
Наташа очнулась от своего счастья. Посмотрела на часики на своей руке: они зеркальные, и даже ночью видно время, если пошевелить их.
– Уже так поздно… – протянула она расстроено. – Надо домой…
– Может, я все-таки поговорю с ними? – настаивал учитель. – Я ничего не скажу им об ЭТОМ, – провел пальцем по ее губам.
– Да ну! – усмехнулась девушка. И, войдя в роль, изобразила: – Приходит такой красавчик модельного вида к моей маме и так невинно говорит: «Я и мои приятели хотим дружить с вашей дочерью»… Моя мама, конечно, будет тобой очарована и с радостью разрешит!
Максим улыбнулся ее реплике. А, в принципе, она права. Скорее всего, первое впечатление у Наташиной мамы о нем будет такое же, как и у большинства женщин: что он ловелас-развратник, который только и ищет, с какой бы еще крошкой поразвлечься.
А Наташа на этот раз гораздо спокойнее восприняла его желание познакомиться с родителями. Только теперь начала понимать, что он ничего не сделает без ее разрешения. Ничего!
– Пойдем? – спросил Максим, нежно скользя руками по ее коленкам в синих джинсовых штанинах.
Наташа кивнула, но куда-то уходить с этого места так не хотелось! Максим снова поцеловал ее в губы. Так приятно прикасаться к ней, целовать ее! Без лишнего эротизма, ласкать ее только для того, чтобы сделать ей приятное, а не для того, чтобы затащить ее в постель. Как это получилось?!
…
Максим вспомнил, как в начале учебного года к нему подошла девчонка из 10 «А».
– Максим Викторович, Вам Тоня привет передавала, – сказала девчонка.
– Какая Тоня? – Максим приготовился напрячь свою память.
– Федякина Антонина.
– Знакомая фамилия, но что-то не припомню, – покачал учитель головой.
– Ну такая, с темными волосами, высокая…
И вдруг Максим подумал, что, возможно, девчонка говорит о какой-нибудь своей подружке.
– А сколько ей лет? – уточнил он для проверки.
– Пятнадцать.
Да, точно! Из этого же класса! Не ожидал такой глупости от десятиклассниц. Нашла кому привет передавать! Да еще не сама, а подружку попросила. Только собрался нагрубить ученице, но вовремя взял себя в руки: срываться на своих учениках – нельзя.
– Она хотела бы с Вами встретиться наедине, – пояснила девчонка, пока он на секунду задумался.
Максим сморщил нос и отрицательно покачал головой:
– Скажи своей Антонине, что я ей не по зубам.
А кому по зубам? Наташе? Как это получилось?
…
Укусил Наташу за губу так, что она от неожиданности открыла глаза.
– Не расслабляйся, – объяснил Максим, – а то домой тебя вообще не впустят.
К машине возвращались, снова держась за руки. Максим был погружен в свои размышления. Наташа шла рядом, думая, что бы у него такое спросить, чтобы не идти в молчании. Но думать не очень-то получалось. Думалось только об одном: вот так – за руку – это так далеко друг от друга! Душа требовала крикнуть ему: «Я хочу ближе!»… Как в «Мельнице». Только теперь Наташе казалось, что в «Мельнице» она вела себя на удивление глупо, и повторять эту ошибку не хотелось. Хотелось выглядеть по-взрослому.
А как это?
– Мне нравится, что ты такой ласковый мужчина, – начала Наташа тихо, как будто разговаривала сама собой. Но Максим выкинул из своей головы все мысли и стал ее слушать. Она вздохнула: – Но ведь если ты такой, то ты такой не только со мной…
Максим удивился ее рассуждениям. Всё верно она говорит, просто обычно девчонки ее возраста интерпретируют мужские знаки внимания совсем по-другому. Улыбнется парень одной, так она уже считает себя пределом его мечтаний, и ей даже не придет в голову, что если он так непринужденно улыбнулся ей, возможно, у него в этом есть немалый опыт. Возможно, она для него не единственная. А девчонка будет задирать нос от гордости и хвастовства… Поэтому Наташина мысль вызвала в нем неподдельное уважение. И, конечно, она права – он такой не только с ней.
– Да, – согласился мужчина, – Катьку я уже достал своими поцелуйчиками и обнимочками…
Наташа вскинула на него растерянный взгляд. Он никогда не говорил ни о какой Катьке… У него кто-то есть, а он морочит Наташе голову… Максим продолжал, не обращая на Наташу внимания:
– Она первые несколько минут мужественно терпит, чтобы показать мне, что она тоже меня любит, а потом начинает придумывать какие-нибудь предлоги, чтобы от меня сбежать. Что, например, у нее кастрюля на плите.
Максим улыбался, глядя себе под ноги. Наташа видела, что он говорит о человеке, которого серьезно любит… ВИДЕЛА это, совершенно ясно! Ну, разумеется! Чего она ожидала? Что такой потрясающий мужчина будет одинок? Хотелось вырвать у него свою руку, развернуться и бежать в темноту. Бежать, бежать, потом споткнуться, грохнуться на бетон, потерять сознание и больше никогда не очнуться! Непонятно было только одно: зачем он обманывает? Неужели, трудно сказать, что он не хочет с ней встречаться потому, что любит другую?!
Заметив долгий и пристальный, внимательный Наташин взгляд, Максим повернулся к ней и вопросительно посмотрел в глаза. И вдруг рассмеялся. Так подло рассмеялся – искренне, открыто! Наташа готова разрыдаться, а ему смешно!!!
Переводя дыхание, пытался остановить свой смех – надо успокоить девчонку! Успел сказать только:
– Я еще не говорил, что мою дочь зовут Катей? – и снова рассмеялся.
– Дочь, – рассеянно повторила Наташа.
Стало легко на сердце, но вместе с тем ужасно неловко: Наташа готова была провалиться сквозь землю. Ее щеки стали ярко-красными (особенно в свете ярких уличных фонарей!) – Максим взглянул на нее и, не удержавшись, прижал ее к себе, по-хозяйски завернув ее к себе под мышку.
– Не говори ничего. Я все понял. Я представил, как звучали мои слова, – успокаивающе произнес Макс. И снова улыбнулся: – Видела бы ты себя! Из тебя, наверно, получилась бы хорошая актриса: ты так ярко отражаешь на лице свои чувства!
– Я хочу быть фотографом, а не актрисой! – заявила Наташа.
Немного отвлеклась от своего «позора», к тому же, и слова, и просто голос Максима обладали сильным успокоительным эффектом. Решилась снова вернуться к теме:
– Ты с таким видом говорил о своей дочери! Любишь ее?
– Обожаю! Пока она еще маленькая, и нервы мне не мотает. Пока все проблемы с ней сводятся к разбитым коленкам. А потом, наверно, как все родители, буду жаловаться, что она «неблагодарная». Буду ревновать к ее поклонникам и требовать, чтобы она в свои шестнадцать сидела дома…
– А почему это она про кастрюлю на плите говорит? Она же кроха, ей четыре, да?
– Она за бабушкой все повторяет, копирует ее.
Максим нажал кнопочку на маленьком пульте – отключил сигнализацию – и открыл перед Наташей дверцу. Наташа и не заметила, как за разговорами они прошли уже изрядный путь до машины. Думала, как было бы здорово, если бы ее папа был такой же, как Максим. Любил бы ее так же, как Максим любит свою Катюху. Но ее папа… Какой он, Наташа даже не знает. Наверно, такой же злой, как и мама, раз они уживаются вместе уже столько лет. Она едва ли не каждый вечер слышит, как за тонкими стенами «хрущевки» они постоянно ругаются. Когда Наташа была младше, воспринимала это как норму. Но сейчас уверена: так нельзя! Даже если мама чем-то недовольна, неужели трудно сказать папе об этом тише?! С каждым днем Наташе становится все неприятнее жить в такой атмосфере, тем более, что увидела разницу, встретив человека, который не кричит даже на бессовестных учеников… Утешала себя только тем, что она уже взрослая, и скоро станет независимой от родителей – во всех смыслах. Надо просто потерпеть и подождать. А как только исполнится восемнадцать – найти работу и бежать хотя бы на съемную квартиру.
Чтобы подъехать ко входу в Наташин подъезд, надо было сделать круг вокруг всего дома. Со стороны двора Наташиных окон не было, а вот с обратной стороны… Проезжая мимо, Наташа выглянула – на кухне горел свет, и у окна стоял мамин силуэт. Ничего не сказала Максиму об этом, но подниматься в квартиру сразу расхотелось. Мама еще не спит, готовит допрос…
– Хочешь, вместе поднимемся? – решил Максим попытать счастье еще раз.
Большинство окон уже были темными, и Максим заглушил мотор, во-первых, чтобы не будить жильцов, а во-вторых, потому что по правилам дорожного движения нельзя стоять во дворах домов с работающим двигателем.
– А ты, и вправду, упрям! – сделала девушка неутешительный для себя вывод.
– Ты тоже сопротивляешься – дай бог! Ну, так что ты мне ответишь?
Наташа опустила голову и задумалась. Может, так действительно будет лучше? Она бы уступила сейчас, если бы не боялась так своей мамы.
– Наверно, дома уже все спят, – соврала она. И сглотнула назревающие слезы.
– Тогда я просто провожу тебя.
– Нет! – всхлипнула девушка. – Вдруг она стоит у двери и высматривает меня в глазок…
Учитель вздохнул. Потом снова повернулся к ней.
– 3-2-3, 6-9-5. Это мой телефон. Если что – позвони. Хорошо?
Наташа кивнула.
– Запомнила номер? Повтори.
– 3-2-3, легко. Потом 695. Почти 6-9-6. Я запомнила.
Мама встречала Наташу сразу за дверью. Не дав девчонке даже разуться, грубо схватила ее за предплечье.
– Кто тебя привез? – с негодованием спросила мама.
– Не твое дело! – резко ответила Наташа и попыталась вырваться.
– Кто тебя привез? Отвечай! – снова закричала мама.
Наташе все же удалось освободиться от маминых «объятий».
– Да никто не привез! – завопила девчонка. – Я сама пришла! Я гуляла по городу!
– Не ври! Я тебя видела в машине!
– Ты перепутала!
– Твоя кофта слишком особенная, чтобы перепутать! Ты же специально надела яркую, чтобы привлекать мужиков!
– Дура!!! – завизжала Наташа на весь дом сквозь слезы.
За «дуру» мама с размаху ударила ее ладонью по лицу. Наташу аж немного повело в сторону, но она устояла на ногах и упрямо повторила, только уже не для соседей, а специально для мамы, растягивая это слово, как самый сладкий мёд:
– Ду-ра!
– Ах ты, дрянь! Как ты смеешь так со мной разговаривать?!
Женщина схватила дочь за волосы и стала таскать ее по всей прихожей. Наташе было трудно сопротивляться: она маленькая, а волосы длинные – мама ухватилась надежно. Сквозь собственный плач Наташа различила только одно из маминых нравоучений, самое, видимо, безобидное:
– …У нее экзамены на носу, а она мужиков обслуживает!
Мама дергала ее голову туда-сюда с таким остервенением, что Наташа ревела исключительно от физической боли, а вовсе не от обидных слов, как раньше. Поймав момент, девчонка с силой пнула своей неразутой «шпилькой» мамину ногу чуть ниже колена, а женщина взамен швырнула ее головой об стенку. И, наконец, отпустила волосы. Наташа едва успела почувствовать, как напоролась подбородком на деревянную полочку под зеркалом, – и сползла по стене на пол. По маминым щекам потекли слезы. Она еще пару минут стояла и смотрела на свою дочь, потом нервно развернулась и, прихрамывая, ушла к себе, громко хлопнув дверью комнаты.
Наташа стояла перед зеркалом в своей комнате и пыталась стереть с лица подтёки щедро намазанной с утра туши для ресниц. На нижней челюсти жгла кожу огромная красная ссадина. По-настоящему больно стало только теперь. Ненавидела весь мир. Ненавидела всех и так сильно, что звонить Максиму не захотела. Свернулась клубочком в кресле и плакала до тех пор, пока не закружилась голова. А потом просто вырубилась, даже не раздевшись.
Наутро ссадина превратилась еще и в синяк ужасного фиолетового цвета. Наташа пыталась замаскировать ушиб тональным кремом, но это не получалось. Тогда просто махнула на все рукой – ну и пусть все видят, как с ней обращаются родители!
Внутренняя агрессия порождает внешнюю. На уроке географии, когда молоденькая учительница, та самая, которая клеилась к физику, вызвала Наташу к доске, Наташа по-хамски заявила:
– Не хочу!
– Я не спрашиваю, хочешь ты или нет, – возразила географичка. – Ты не готова к уроку?
– Готова.
– Тогда иди к карте.
– Идите к черту, – произнесла Наташа и посмотрела на учительницу с такой ненавистью исподлобья, что та сразу отстала. Правда, потребовав, чтобы Наташа покинула класс.
Вот здесь отличница-Наташа послушалась: получив заслуженную двойку с припиской «за хамство», встала и ушла с урока под непонимающие взгляды других учеников.
– Извините меня! – поймала она чуть ли не за руку молодую географичку, когда после звонка та вышла из кабинета и направилась в сторону учительской.
Географичка долго-долго смотрела своей ученице в лицо. Между ними неприязнь из-за Максима, это очевидно, но так глупо соперничать в столь неравных «весовых категориях»…
– Кто тебя побил? – высокомерно уточнила Людмила Геннадьевна, указав кивком на Наташин подбородок.
– Мама, – тихо призналась та.
– Сама заслужила или попала под горячую руку?
– Все сразу.
– Запиши название крема, очень хороший, синяки за пару дней исчезают…
На перемене перед следующим уроком отвела в сторону Белякова. Честно и жестоко призналась ему:
– Я люблю другого человека. Встречаться я хочу только с ним.
– Может, я смог бы его заменить? – робко намекнул Беляков.
– Не смог бы. Он сильнее тебя. Он красивее тебя, умнее тебя, взрослее тебя, опытнее… Продолжить?
Коля отвел взгляд и насупился. Наташа вдруг пришла в себя: зачем она обижает парня? Ведь и так расстроила его своим отказом, так еще и издевается, унижает…
– Это Максим Викторович, – объяснила она. – Сможешь его заменить?
– Максим Викторович… – промямлил парень. – Знаешь, сколько у него таких, как ты? Только в нашем классе четырнадцать девчонок! А для меня ты одна…
Максим Викторович как раз сейчас шел по коридору. Видел Наташу со спины, и что она беседует с Беляковым – видел. Отвлекать ее не стал. Девятый «Б» поздоровался с ним радостными девчачьими голосами, и он им ответил. Наташа знала, что он за ее спиной. Чувствовала каждой клеточкой своего тела каждый метр его пути. Сердце билось, и Наташа становилась счастливее. Но повернуться и показать ему свой синяк боялась.
– Вон он, – сообщил Коля грустно, когда услышал его «добрый день» восторженным девчонкам.
– Я знаю, – прошептала Наташа. И чувствовала, что Максим уходит все дальше и дальше. – Сейчас он заходит в учительскую, здоровается с теми, кого еще не видел, – описывала она Белякову то, что интуитивно предполагала, – берет из шкафчика журнал восьмого «В», потому что сейчас у него урок в восьмом «В». Обычно он не ходит дважды по одному этажу: если спустился на второй здесь, значит, поднимется на третий по другой лестнице. Но сейчас обратно он пойдет снова здесь.
– Это, интересно, почему? – удивился Коля. В нем проснулся азарт: проверить Наташины предсказания.
– Потому что…
Потому что он просто обязан проконтролировать, как продвигается ее разговор с Беляковым. Не стоят ли они уже в обнимку, не целуются ли под аплодисменты сытых сплетников.
– Он уже идет? – спросила Наташа одноклассника, стараясь не подглядывать.
Коля растерянно посмотрел в сторону.
– Да… Как ты это определила? – недоуменно выведывал парень.
– Сможешь сделать так, чтобы я этого больше не чувствовала?
Коля с усмешкой и обидой воскликнул:
– Куда мне, простому смертному, тягаться с вашим богом!
Беляков бросил Наташу одну возле окна, вернулся к пацанам. А Наташа уткнулась лбом в стекло. Потом, правда, подложила ладошку – так мягче и теплее.
Она закрыла глаза и просто слушала, что происходит вокруг. Стук множества каблуков. Кто-то бегал друг за другом. Кто-то просил у кого-то списать домашку по химии. Кто-то спрашивал, что задали. Пацан рассказывал друзьям вчерашний футбол. Девичий голосок справа – о своем бойфренде. А слева Наташины одноклассницы обсуждали, кому улыбнулся физик. Одна уверяла, что ей. Другая доказывала, что на ту он просто посмотрел, а улыбнулся ей самой. Третья рассудительным голосом спорила, что физик просто улыбнулся, он в хорошем настроении, а вовсе не кому-то определенно. А первая принялась в свою защиту выдвигать свои неопровержимые доказательства. Наташа очень четко слышала ее голос: «Он всегда ТАК на меня смотрит на уроках! И пятерку мне недавно поставил, когда я у доски была. А я тогда на четверку отвечала, не больше». Наташе хотелось изо всех сил закричать: «А я с ним целовалась!!!» Но скажи она об этом однажды – и о его поцелуях можно будет забыть. Третья, словно в утешение Наташе, продолжала переубеждать первую: «Он всем время от времени завышает оценки. Даже пацанам. По-моему, это просто у него методика такая: он хочет нам показать, что мы можем учиться на пятерки. Чтобы мы верили в себя, чтобы у нас был стимул»…
Зазвенело в ушах… Нет, это не в ушах. Это на урок.
После уроков объявила Андрею, что отныне она не будет делать домашние задания! И домой будет возвращаться так поздно, как это потребуется, лишь бы мать уже спала. Андрей утешал ее, как мог, но переубеждать не пытался – это бесполезно, а можно и вовсе подорвать ее доверие. Пообещал, что каждый день будет с ней до тех пор, пока она не решит идти домой. И очень просил, чтобы в темное время суток она не ходила по городу одна.
Андрей не видел ссадину: он высокий, а Наташа еще и голову старалась опускать пониже, да постоянно поправляла прическу так, чтобы волосы обрамляли лицо. Хотела и от Максима это скрыть, но потеряла бдительность…
Она сидела в одиночестве на перилах школьного крыльца. Было еще теплее, чем вчера. Хотелось дождя. Максим сегодня работает в баре, поэтому не стал долго задерживаться у охранников: надо еще хоть немного поспать перед бессонной ночью. Только остановился возле Наташи:
– Поговорила с Беляковым?
– Вы же видели, что мы разговаривали! – с вызовом возопила девчонка. – К чему тогда этот вопрос?
– Да, видел. Прости, что не поздоровался, я не хотел вам мешать.
– Ничего страшного.
Но Максим сдаваться не собирался. Ему непременно нужно узнать:
– Что вы с ним решили?
Наташу подкупила его вежливость: мама, например, причинила ей телесные повреждения и не извинилась, а Он извиняется даже за то, что просто не поздоровался. К тому же, извиняется перед своей ученицей.
– А как Вы думаете, что я могла ему ответить?
Наташа задала этот вопрос и по «своей» привычке склонила голову набок, слегка задрав голову кверху, чтобы смотреть на собеседника из-под полуопущенных ресниц.
– Что это? – вдруг воскликнул учитель, кивнув на ее лицо.
Наташа испугалась, подумала, что он понял, что она «позаимствовала» его манеру.
– Что? – пробормотала она, возвращаясь в исходное положение.
– Я спрашиваю, что это?! – Максим протянул руку к ее подбородку.
Только теперь Наташа вспомнила о своем синяке и рефлекторно одернула голову от его руки, побоявшись, что он прикоснется, и будет больно.
– Я ударилась, – сказала она тихо и неуверенно.
– Ты врешь!
– Нет…
– Я изучал психологию. Не стану тебе объяснять, как я это определяю, но ты врешь!
Наташа потупила взор. Стало стыдно.
– Я ударилась, – повторила девушка со своим неизменным упрямством.
– Как же ты так умудрилась? – испытующе направил Максим на нее свой рентгеновский взгляд.
– В прихожей, ударилась об полочку.
– Об ту крохотную полочку под зеркалом? Этим местом? Ты что, целовалась со своим отражением и поскользнулась?!
Наташа промолчала. Максим вздохнул, внимательно глядя в ее направленные в пол глаза.
– Малыш, это из-за того, что ты вчера поздно вернулась? – спросил он ее прямо.
Наташа попыталась спрятать свой взгляд еще дальше.
– Я сама виновата. Мне надо было молчать… – и, чуть ли не плача, объявила: – Не беспокойтесь, всё, что делают мои родители, это из любви ко мне!
Учитель подошел к ней ближе и, обняв одной рукой за плечи, привлек к себе. А Наташа не сдержалась, схватила его за лацканы пиджака и, уткнувшись в грудь, зарыдала. Правда, испугалась, что испачкает косметикой его бежевую футболку, и стала понемногу успокаиваться.
– Наташ, – говорил он тихо, – я сам родитель, и я не представляю, что должно произойти, чтобы я так избил свою дочь. Либо ты трудный подросток, либо у твоей мамы настолько ужасные нервы… В обоих случаях именно ты и можешь повлиять на ваши отношения. Ошибки совершают не только дети, но и взрослые. Она, похоже, плохой педагог, а ты – просто упряма. Я уже говорил тебе – не зли ее. Промолчи. Будь с ней поласковей, может, ей именно этого в семье и не хватает. Понимаешь? Я и мои друзья – тоже взрослые, но нас ты так не раздражаешь; напротив, мы тебя просто обожаем, потому что с нами ты совсем другая. Значит, ты можешь быть другой и с ней. Ты же у нас хорошая актриса…
Прозвенел звонок на перемену, и вскоре на крыльцо стали выбегать ученики, поменьше и побольше – вторая смена. Никого из них Наташа не знала, и никто из них не знал Максима Викторовича: у них пока нет физики. Поэтому Максим даже не стал обращать на них внимания, продолжал обнимать свою маленькую подружку и гладить ее по голове.
– Жизнь коротка. Потерпи немного, – сказал он ей.
Наташа слегка отстранилась от него и улыбнулась. А он напомнил:
– Ты же оптимистка! Перестань думать о плохом!
Да, оптимизм тоже дико раздражает Наташину маму. Как это так, через два дня надо сдать сочинение по литературе, а Наташа еще даже не садилась его писать – мама в панике. А Наташа только махнет рукой: «Все будет хорошо!» Так мама аж краснеет от гнева… Думает, что Наташа совершенно безответственная. И что в результате? Наташа спокойно пишет сочинение в последнюю ночь – СПОКОЙНО! – и получает пятерки. А мама глотает валерьянку и держится за сердце. И недовольна своей дочерью. Зато потом хвастается перед своими друзьями да коллегами по работе Наташиными грамотами и повторяет: «Мы писали сочинения бессонными ночами, мы делали рефераты»…
Есть вопросы, которые каждый решает сам.
Максим Викторович вернул ее на землю:
– Я хочу волосы покрасить.
Наташа искренне удивилась:
– Что, серьезно? Не боитесь, что мужчины будут считать Вас «голубым»?
Парень покачал головой:
– Меня не волнует, что будут думать обо мне мужчины, – и улыбнулся: – Меня больше мнение женщин интересует.
Наташа театрально закатила глаза. Максим продолжал:
– На самом деле я хотел с тобой посоветоваться, как к этому ученики отнесутся.
– А в какой цвет? – девушка придирчиво начала осматривать его внешность.
– Да так, немного пряди осветлить хочу. Тут, возле лица, например. Или лучше целиком все волосы, как ты думаешь?
– Не знаю, но тебе, наверно, пойдет. Я так и вижу: яркий блондин, голубоглазый, высокий! Но лучше, пожалуй, начать с мелирования. Ты и так светленький, разница особо в глаза бросаться не будет. Просто станешь еще красивей и будешь еще больше нравиться одиноким девушкам, – Наташа сказала это и удивилась, почему нет ревности? – А ученикам что от этого? Если бы мы только впервые тебя увидели, то подумали бы: «А, пижон какой-то физику вести пришел»… Но мы-то не первый день тебя знаем. Никто из нас никогда не станет осуждать твои поступки: ты для нас авторитет! Ну, только пообсуждаем немного, конечно… Но девчонки и так обсуждают малейшее твое действие, так что ты разницы не заметишь. А почему ты вдруг решил покраситься?
– Надо же попробовать хоть раз в жизни! Пока еще не слишком старый.
Наташа улыбнулась и одобрительно кивнула:
– Попробуй. Я думаю, ты не пожалеешь.
– Наташ, – внезапно перевел он разговор в прежнюю тему, – а это единственный ушиб?
– Да, – ответила она мирно. Эта беседа о прическе успокоила ее и отвлекла. Теперь даже о синяке говорить было легко и приятно.
– Дай посмотреть, – попросил Максим и осторожно приподнял пальцами ее лицо.
– Ай-ай! – завопила Наташа не от боли, а от страха. – Аккуратнее!
– Не бойся. Да-а, – протянул он, – вот это ссадина! Болит?
– Жевать больно. А так – уже не очень. Вчера щипало и ныло сильно.
Снова прозвенел звонок, и вся орава ребятишек хлынула назад в школу, весело смеясь и толкаясь в дверях. Дверь тяжело захлопнулась за последним из них, и вдруг в один момент все стихло. Это случилось почему-то так неожиданно, что Наташе показалось, что они с Максимом остались одни не только во дворе школы, но и вообще во Вселенной. Они смотрели друг другу в глаза, и Наташа боялась, что если хоть на секунду отвлечется, то весь этот сон рассеется. Максим нежно гладил ее за ушком подушечками пальцев, иногда скользил ладонью по шее, забираясь ей под волосы, а Наташе казалось, что если он дотронется до больного подбородка, то больно ей не станет, а наоборот все сразу же заживет.
– У тебя прямо какой-то боевой период в жизни, – сказал Максим тихо, – рана за раной. Я чувствую себя виноватым.
– Да ну, не надо так думать, – попыталась Наташа его успокоить, но вдруг поняла, что теряется. Почему-то стала бояться, что любая ее фраза будет жуткой бессмыслицей. Слова путались в голове, расплывались, перемешивались буквами – происходило что-то невероятное. Или это просто сигнал о том, что сейчас надо молчать и обмениваться взглядами?
Обратила внимание на свое дыхание. Поняла, что она совершенно неправильно дышит: неравномерно, слишком часто и слишком заметно. Потом проследила и за собственным взглядом, таким же аномальным: ей казалось, что она смотрит Максиму в глаза, а оказалось – смотрит и на губы, и на плечи, и на шею, и на его руку на своей щеке… Обхватила его ладонью за шею и легонько потянула к себе…
Вот на этом волшебство и рассеялось. Максим еле заметно отрицательно качнул головой и прошептал:
– Не делай так. Мы же в школе!
И взял ее за запястье, чтобы контролировать ее дальнейшие движения. Наташина рука разочарованно сползла на его плечо, потом вниз по груди – и в свободном падении безнадежно повисла вдоль ее тела. И очень вовремя!
Дверь за спиной Максима скрипнула, и знакомый вязкий голос учительницы химии позвал:
– Макс-сим Викторович-ч, можно Вас-с на пару слов?
Максим вздрогнул, и Наташа посмотрела на него с беспокойством. Он оглянулся. Немолодая и несовременная химичка выглядывала из дверей и ждала с недовольным видом. Максим ни слова не сказал Наташе, но и так было понятно, что они оба потеряли контроль над собой, и теперь у Максима наверняка возникнут проблемы.
Наташе безумно хотелось броситься Максиму наперерез, подбежать к химичке и закричать, что Максим ни в чем не виноват! Но вдруг у химички к учителю физики совсем другое дело, и своим вмешательством Наташа может только еще больше подставить его?
Максим вошел в школу и придержал за собой дверь, чтобы она не громыхала. Мельком взглянул вправо – на Андрея, который озабоченно следил за происходящим. Миролюбивый Андрей всегда старался наладить спокойствие между враждующими сторонами, тем более заступался за своих друзей, и тем более за друзей младше него по возрасту. Но сейчас по взгляду Максима понял, что ему лучше держаться в стороне и делать вид, что ничего не происходит.
Ольга Борисовна стояла у соседнего окна и нетерпеливо постукивала по подоконнику орлиными наманикюренными ногтями.
– Да, я Вас слушаю, – подошел к ней Максим.
Химичка смотрела через мутное стекло на улицу, крепко сжав губы. Ее ноздри раздувались от возмущения, но она молчала.
– У Вас проблемы? – съязвил Максим Викторович. Химичка ему не нравилась еще с тех пор, как он здесь учился.
– У меня?! – воскликнула женщина. – Это у Вас-с проблемы! Вы дýмаете, я слепая и ничего не замечàю?!
Максим догадался, на что она намекает, но продолжал блефовать:
– Вы что-то хотите мне сказать?
Голос химички свистом пронесся по коридору, Андрей по другую сторону от школьных дверей даже содрогнулся.
– Максим Викторович, Вы ведете себя неприл-лично! Вы слишком мнòго себе позволяете! Вы обнимали ученùцу! Я случайно посмотрела в окно и все вùдела!
– Вам на моем месте тоже захотелось бы обнять ее и успокоить. И я бы не возражал, если бы на моем месте сейчас были Вы. Но, к сожалению, Вы не хотите быть другом для своих учеников.
– Разумèется! Учителя не должны переходить эту грàнь!
– Учителя обязаны переходить эту грань! – возразил Максим. И продолжил примерными фразами из лекций по педагогике в институте: – Эти дети проводят с нами даже больше времени, чем со своими родителями. Профессиональный педагог – это единственный человек, который большую часть своего времени отводит на обучение и воспитание детей. Остальные взрослые, включая родителей, заняты своими профессиональными проблемами и домашними заботами и не могут много времени уделять детям. А для того, чтобы сделать учащегося личностью, сам педагог должен обладать независимостью, инициативностью, самостоятельностью… Словом, быть индивидуальностью. И не ругайте меня за то, что мои воспитательные методы не совпадают с Вашими! – Максим вошел во вкус: понял, что просто затыкает химичку за пояс. – Хороший педагог должен иметь способность сочувствовать другому человеку, вселять в ученика уверенность, успокаивать его; вызывать к себе уважение со стороны учеников, пользоваться неформальным признанием… Думаю, я отвечаю этим требованиям. Я могу научить этих ребят всему, что будет им необходимо в современном мире. А Вы можете научить их химии.
Химичка с негодованием сдвинула брови и с гордым видом, ничего не отвечая, развернулась и высокомерно зашагала прочь. Ну и правильно: разве смогла бы она дать Максиму Викторовичу достойный отпор? Максим с облегчением вздохнул. Андрей улыбался ему и с иронией бесшумно аплодировал. Макс только покачал головой в ответ на это и прошептал, словно спрашивая у друга:
– Что я делаю?!
Наташа заглянула с улицы в окно, возле которого стояла парта охранников – ей показалось, что в окне промелькнул Максим. Так и есть. Он уже освободился от химички и разговаривал с другом. Девчонка соскочила с перил и осторожно пробралась в холл школы. Оглянулась по сторонам – в пустом коридоре не было никого, кроме Макса, Андрея и молодого охранника Саши. Аккуратно цокая каблучками, подошла к любимому. Спрашивать, чего от него хотела химичка, не стала. Решила, что спросит у Андрея, потому что заметила, что Максим, похоже, прощается.
