Текст книги "Испытание чувств"
Автор книги: Диана Локк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Диана Локк
Испытание чувств
Глава 1
В сотый раз после наступления полуночи я украдкой взглянула на часы. Яркие синие цифры показывали без трех минут час ночи. Ненавижу электронные часы: не «около часа», а в точности двенадцать пятьдесят семь. «Исчезли из обихода, – с тоской подумала я, – неопределенные фразы вроде десять минут такого-то, четверть и около половины – эти реликты прошлого, когда часы делились на секции часовыми стрелками; все это теперь заменено на синие светящиеся цифры». Двенадцать пятьдесят девять ночи.
Келли, как всегда, опаздывала; у меня все дрожало внутри, и я в ярости взбивала подушку. Я всегда лежала без сна, пока она спокойно не появлялась среди ночи. Все матери так себя ведут, а Стюарт, судя по звукам, спал, как положено отцу, храпя в том же ритме, что и хор древесных лягушек, кричавших в лесу за домом. Если бы не эти звуки, ночь была бы абсолютно тихой.
Был август, жаркая и душная ночь с субботы на воскресенье, и Келли гуляла со своим новым красавцем, которого я едва знала. «Интересно, где они гуляют так поздно?»– думала я, подавляя желание снова взглянуть на часы. Ей только недавно исполнилось восемнадцать, и мне следовало бы знать, где она. Целуется, наверное, если это еще принято среди молодежи. В нашем приморском городе они, скорее всего, ходят на пляж. «Если бы это был Оуквиль, я бы точно знала», – подумала я и усмехнулась: когда-то я знала там все хорошие места.
Наше любимое место называлось Пойнт. Оно всегда так называлось, хотя и не выступало над водой;[1]1
Слово «пойнт» по-английски имеет значение «острие». (Прим. пер.)
[Закрыть] это была просто широкая полоса грязи вдоль дороги, сделанной много лет назад. Кое-где виднелись разбросанные валуны, возможно, с тех пор, как мостили дорогу, и в темноте приходилось идти осторожно, чтобы не споткнуться о них, но сама поверхность была твердой, как камень, и пригодной для проезда на машине. Это было примерно в полумиле от рынка Винни в излучине реки напротив «Кантри Клаба».[2]2
«Сельский клуб» (англ.) или загородный. (Прим. ред.)
[Закрыть]
Я выросла в этих местах, и мы обычно все время проводили там – наблюдая «гонки субмарин», как мы выражались. В то время я ходила туда только потому, что мечтала о Ричарде.
Пойнт был местом встречи, и в летние дни пять-шесть машин обычно стояли у дороги с включенным радио, из которого доносилось «Голубые замшевые ботинки» Элвиса или «Пэгги Сью» Бадди Холли. Парни пили пиво и курили, протирали хромированные части машин и отпускали глупые шуточки, чтобы привлечь наше внимание. Девушки сидели на скалах в коротких шортах или купальниках, болтая в воде босыми ногами, курили и хихикали, не выпуская из рук банки с соками и делая вид, что они совершенно не замечают парней.
Так было днем. Летние ночи были для поцелуев, когда сидишь в одной из таких начищенных машин и слушаешь по радио романтичную музыку.
Если это была суббота, могли быть танцы в «Кантри Клаб», и звуки песен плыли над рекой, или был слышен одинокий рояль, играющий нечто красивое и медленное типа «Последнего свидания» Флойда Крамера.
Я все еще помнила каждую секунду своего последнего свидания с Ричардом. Мы ездили в театр на Мэйн-стрит посмотреть Джеймса Бонда в «Докторе Нет», пересекли реку и остановились у Саля выпить содовой, потом приехали в Пойнт около половины первого. Ричард остановил машину, и мы тихо посидели несколько минут, просто держась за руки. Я знала, что мама уже ждала меня дома в это время, но мне было двадцать два года, Боже мой, а она все еще обращалась со мной как с ребенком, беспокоясь, когда я приходила после полуночи.
Была влажная июльская ночь, воздух был тяжелый и неподвижный. Все окна в машине были открыты на случай, если подует ветер, и нам было слышно мягкое плесканье воды и сумасшедшее стрекотание сверчков.
Ричард обхватил меня рукой, и внутри меня все затрепетало в ответ. От него пахло «Инглиш Лезер», моим любимым кремом для бритья. Его темные глаза блестели, когда он пристально смотрел на меня. Затем он медленно закрыл глаза и придвинулся ближе, а его длинные густые ресницы упали, как занавеси. Когда он нагнулся, чтобы поцеловать меня, я почувствовала тепло его дыхания на своем лице, и, закрывая глаза, успела увидеть, как легкая улыбка заиграла на его губах.
Ричард Осборн, мой парень… Все девочки думали, что он чуть ли не самый хладнокровный парень в городе и самый сексуальный… Он мог заколдовать мои трусики, чтобы они упали с меня, и он часто делал это. Я придвинулась ближе к Ричарду и поцеловала его в ответ. Теперь я, затаив дыхание, ждала, когда он примется за дело. «Спи, мама, – думала я, – сегодняшний вечер кончится поздно…»
Едва касаясь меня, Ричард принялся целовать мою шею и ниже, ямочку на горле… Меня пронзала дрожь до самой глубины тела, и я отпрянула, совсем чуть-чуть…
Кусая меня за ухо, он мучительно медленно расстегивал пуговицы моей блузки одной рукой, другой пробираясь к застежке лифчика, и я вся напряглась, когда он осторожно сжал мою голую грудь. Едва дыша, я ждала, когда его пальцы дотронутся до соска, потом отодвинула его руку.
Он привык к моим слабым протестам и даже не колебался. Ловко сняв с меня кружевную блузку, он нагнулся, чтобы поцеловать мои груди, держа каждую одной рукой, а его язык дразнил меня, заставляя дрожать.
Не останавливайся… нет…
– Остановись! Ох, Ричард, ты должен остановиться! – я была старомодна в этой игре.
– Сейчас? – было слишком темно, чтобы увидеть его лицо, но я чувствовала, что он улыбается над моей грудью. Его язык снова начал дразнить меня, и мои соски увеличивались. Его рука легко легла между моих бедер, воспламеняя нежную кожу, а пальцы осторожно скользнули за отворот шорт.
– О-о-о, Рич… остановись!..
– Сейчас? Сию секунду?
– М-м-м, да, сейчас…
– Почему? – я уже почти лежала на кожаном сиденьи, и вопрос Ричарда прозвучал издалека, из-за моей голой груди, когда он медленно расстегивал молнию на моих шортах.
– Потому что…
– Тебе не нравится?
– Нет… – Мы оба знали, что это ложь.
Он поднял голову, голос его был дразнящим.
– Но вчера вечером тебе нравилось? «М-м-м, – подумала я, – вчера! Минуточку, но мы не были здесь вчера!» Мое сознание медленно прояснилось после чувственной пустоты, в котором находилось. Я оттолкнула Ричарда, руками упершись ему в грудь, и села.
– Что ты имеешь в виду под «вчера вечером»? На его лице возникло выражение удивления, потом он глупо ухмыльнулся, как маленький мальчик, пойманный за ворованным печеньем.
– Я ошибся: я имел в виду прошлый раз, когда мы были здесь…
– Неправда, Ричард, ты имел в виду «вчера вечером», а я не была с тобой вчера вечером!
Он попытался рассказать мне правдоподобную историю, чтобы успокоить меня и вернуться к прерванному занятию, а я наблюдала работу мысли, отражавшуюся на его лице. Чувство, которое я не могу назвать иначе, чем отвращение, начало разъедать меня, вытесняя экстаз, который я ощущала минуту назад.
Вчера вечером, Боже мой, моя мама потащила меня в подвальное помещение церкви играть в бинго, чтобы набрать денег для Общества женщин. Если бы Рич был поблизости на своей машине, со мной бы этого не случилось. Он меня обманывал!
– С кем ты был вчера вечером, Рич?
Он мог бы солгать, сказав, что ни с кем, настаивать на том, что он по ошибке сказал «вчера вечером». Я была такая дура, что, может быть, поверила бы ему, но он был так во мне уверен, что не стал утруждать себя враньем.
– Она для меня ничего не значит, Андреа! Не важно, кто она, только ты имеешь для меня значение! – Очевидно, после этих слов я должна была упасть в его объятия.
– Это кто-то из моих подруг, Рич? – Если бы это оказалась моя знакомая, я уверена, я бы умерла от стыда.
– Нет, конечно, нет… Она живет не… В общем, это неважно. Клянусь, я больше никогда ее не увижу!
Я попыталась оттолкнуть Ричарда и внезапно осознала, что почти голая. Мое тело было вызывающе обнажено, и я схватилась за рубашку в попытке спрятать свои груди, одновременно шаря рукой по полу в поисках лифчика. Мои шорты были расстегнуты, мое нижнее белье… Это было отвратительно, я чувствовала себя грязной, как будто меня уже использовали, а ведь всего минуту назад я ощущала себя любимой и желанной. Рич попытался обнять меня за плечи, но я оттолкнула его, мое тело напряглось: я должна была знать!
– Кто она, Ричард?
– Она из Бакерстауна, учится в том же колледже, что и я, но мы были не здесь, Андреа, я не мог бы так поступить с тобой!
– Ты с ней встречаешься каждый раз, когда я занята? Или в колледже есть еще девочки, Ричард? Сколько у тебя еще девочек?
– Они не значат…
Он принялся отвечать, но внезапно я поняла, что это не важно. Какая разница, сколько их? Он крутил с другими, хотя он должен был быть только моим – ведь, подумать только, мы уже были почти помолвлены. Я любила его, а он говорил, что любит меня, но он обманывал! Раскрылась пропасть, и в нее хлынула боль, заполняя все пространство, проливаясь в слезах…
Когда я открыла глаза, то была вся заполнена острым чувством потери, и я не сразу поняла, что это во сне. Я не видела Ричарда больше двадцати лет, – все эти годы я встречалась с ним только во сне, когда чувствовала себя беспомощной. Старая, старая история, но она все еще волновала меня.
«Должно быть, я задремала, ожидая Келли, – подумала я еще в полусне, – но что-то оторвало меня от моих сновидений». Лягушачий хор давно уже окончил свое ночное представление, и спокойная безмятежность нашей улицы была прервана звуком, похожим на извержение вулкана. Мое сознание постепенно возвращалось в настоящее. Не вулкан, не бомба, а просто грузовик, рычащий, вопящий и визжащий, останавливался перед нашим домом.
Вернувшись в реальное время и пространство, я села и уставилась на часы. Светящиеся голубые цифры показывали 1:32 ночи. Келли, наконец, вернулась, и только на час позже своего «комендантского времени» – 12:30.
В такие минуты я очень хорошо начинала понимать свою маму. Она считала, что плохо воспитала меня. «Что посеешь сегодня, вырастет завтра», – ее версия, я думаю, поговорки «что посеешь, то и пожнешь», но неважно, какими словами она пользовалась: ведь в ее словах «все вернется на круги своя» была скрытая угроза.
В Оуквиле, заводском городке, где я выросла, на грохот грузовика в полвторого ночи никто бы и бровью не повел, но это был не Оуквиль. В этом мирном приморском городке штата Массачусетс близ Плимута, на спокойной жилой улице вроде нашей, грузовик поздней ночью вызывает волнение. В такое время ночи, когда самые тихие звуки кажутся во сто раз громче, этот проклятый грузовик звучал, как грузовой поезд, который сошел с рельс и врезался в стену.
Я села на кровати, страстно желая, чтобы выключили двигатель, но, конечно, было уже поздно. Мозес, наша трусливая собачка, которая своим лаем способна разбудить мертвого, уже начала сходить с ума на заднем дворе.
Что за идиот! Сидеть с включенным двигателем, грохочущим, как раскаты грома, чтобы громко разговаривать! Сочетание лающей собаки с рычащим грузовиком, как я заметила, несколько потревожило Стюарта, потому что он заворочался в кровати. Он уже говорил с Келли о грузовике, каждый раз, когда люди жаловались. Черт побери! В этот раз кто-нибудь наверняка вызовет полицию! «Пожалуйста, пожалуйста, выключи свой дурацкий двигатель», – беззвучно умоляла я. Я уже почти слышала, как миссис Свенсон, наша ближайшая соседка, придет ко мне утром на беседу.
– Итак, миссис, ваша девочка опять вернулась очень поздно, я думаю? Эта машина разбудила нас, Когда она приехала, а мой муж, мистер Свенсон, долго потом не мог заснуть!
Мистер Свенсон не мог заснуть. Господи! Да он глух, как пень! Но даже надоедливая миссис Свенсон имеет право спокойно спать ночью.
Она была старшей в школе, моя дочка, наказание мое. Я помню, что моя мама жаловалась, как тяжело растить дочек-подростков, но, наверное, я не доставляла столько хлопот своим родителям. Начать с того, что у меня не было такой свободы, как у нее.
Келли была неплохим ребенком, но она часто впутывалась в неприятные истории. Я никогда точно не знала, была ли очередная история случайностью из-за того, что Келли оказалась «в неудачное время в неудачном месте», или же Келли специально искала неприятностей. Она нарушала все правила, мудро не переступая моего порога терпения, а затем начиная все заново. Она не была упрямой, не дулась, – она просто делала что хочет и ждала, как я буду реагировать. Умная стратегия – никогда не предупреждать меня, что будет дальше, чтобы я всегда оказывалась на один шаг позади. Сияющая улыбка была ее ответом на любое требование, а свои мысли она держала при себе. Мы никогда не ссорились, даже редко спорили, но каждый раз я чувствовала себя побежденной.
Теперь этот мальчик. Его звала Карл Крисни. Это был ее первый друг на собственных колесах, что, без сомнения, делало его героем в ее глазах и было причиной зависти всех подруг. Мы видели его несколько раз, когда он забирал или подвозил дочку, но он никогда не заходил в дом подождать или хотя бы поздороваться. Может быть, это звучит старомодно, но, как я выяснила, родители семнадцатилетних дочек очень быстро делаются старомодными. Стюарту к тому же не нравилось, что он носит серьгу в ухе и ленту в волосах. Я не возражала против этого, многие парни так ходят, но за то короткое время, что я его видела, мне показалось, что он выглядит старше, чем другие мальчики, с которыми общалась Келли.
Во всяком случае, было бы неплохо, если бы он не ездил на этом дурацком грузовике. Это была красивая машина, – сияющая, черная как смоль, с высокой кабиной, гордо возвышающейся над слишком большими колесами. Безусловно, это был предмет гордости и большое удовольствие для парня, но меня это нервировало. Когда Келли долго не было, мое воображение судорожно работало; я представляла их едущими с большой скоростью и врезающимися в стену или в переход.
Ее отец считал, что я слишком беспокоюсь и опекаю ее, и, возможно, он был прав. Обычно они проводили время у ее подруги Сью, или ехали в кино, или шли в «Мак-Дональдс» перекусить, или ездили за город в пределах пяти миль.
«Ничто не беспокоит Стюарта», – думала я, слушая, как он спокойно храпит, невзирая на шум. Возможно, единственный человек во всем городке, который все еще спит.
Я мысленно репетировала свою надоевшую старую лекцию о шуме в поздний час, когда, как выстрел из винтовки, дверца захлопнулась, и грузовик, издавая рычание, от которого задрожали стекла, уехал, возможно, оставив на мостовой часть резины с колес.
В последовавшей звенящей тишине я услышала, как Келли бежит по дороге к дому, затем я различила сдавленные рыдания, когда она пробегала мимо окон моей спальни. Когда она возилась с ключом, сдержанные всхлипывания сменились плачем, затем дверь за ней захлопнулась. Я села в кровати, ожидая и напряженно вслушиваясь, но Келли не поднималась по лестнице. Тишина громко звенела в моих ушах.
Слабый ветер пошевелил тонкие занавески на окнах спальни, принеся в комнату запах жимолости. Теперь, когда грузовик уехал и лесные серенады прекратились, наступила мирная летняя ночь, и я ничего не хотела, кроме как свернуться калачиком рядом со Стюартом и снова заснуть. Вместо этого, тяжело вздыхая, я села на край кровати, протирая глаза, чтобы изгнать остатки сна, и пошарила ногами в темноте в поисках тапок. Моя дочь нуждается в помощи, и я должна помочь ей!
Я взяла со стула легкий летний халат и, с завистью бросив взгляд на Стюарта, тихо вышла из комнаты, двигаясь по лестнице и готовясь к любым неожиданностям.
«Прошу тебя, Боже, – молилась я, – не посылай мне большой проблемы! Мелкой неприятности вроде того, что он улыбнулся другой девушке, вполне достаточно. Уже поздно, и я устала!»
Келли, скорчившись, лежала на ступеньках, рыдая в ковер, и я, сев рядом, обняла ее за плечи. Она взглянула на меня, повернулась, уткнулась лицом в мое плечо и отчаянно заплакала. Я не прерывала ее. Прошло несколько бесконечных минут, и она успокоилась.
– Келли, милая, что с тобой? Что случилось?
– О-о-ох, мама, это было ужасно! Он ужасен!
– Конечно, моя радость, но что он сделал?
– Ну, мы были у маяка, ты знаешь, туда все ребята ходят… Просто, знаешь, сидели, и я оглянуться не успела, как он разодрал мою рубашку! Он хватал меня, трогал мои… Ух! Это было ужасно! Я хочу умереть!
Вновь разразившись слезами, она полезла за платком, я вынула из кармана свой и дала ей. Когда она сморкалась, я заметила, что ее блузка спереди раскрыта: этот подонок оборвал часть пуговиц.
Я прижала ее к себе, надеясь, что в такую минуту это подействует успокаивающе. Я думала о том, что у этой истории должно быть продолжение, в противном случае моя дочка была гораздо наивнее, чем ее отец и я осмеливались надеяться. Мне трудно было представить, чтобы в ее возрасте ни один мальчик до сих пор не потрогал ее груди.
– Он в первый раз такое сделал? – Постараться выиграть время и дождаться, что последует дальше!
– Он – животное! Он обычно такой спокойный, но тут стал грубым, начал кричать на меня! О, Боже, мама, я так испугалась! Мы были совсем одни, и он толкнул меня на сиденье, он вынул свой… Он пытался!.. Как он мог подумать, что я позволю это сделать? Это было омерзительно!
О, Господи! Я почувствовала, что мое тело как будто налилось свинцом, отяжелело от страха.
– Он не сделал тебе больно, нет? Он ничего на самом деле не сделал? Он только испугал тебя, да?
Келли молча кивнула, ее глаза снова наполнились слезами, а в моей голове в это время стучало: «Попытка изнасилования». Это было гораздо серьезнее, чем я ожидала. Я готова была вскочить и бежать за Стюартом и полицией! Но потом подумала: «Успокойся, Андреа! Они ведь еще подростки, совсем дети… Может быть, она, сама того не понимая, вела себя, как… Может быть, он подумал, что она?..» Я никогда раньше не слышала об изнасиловании во время свидания.
Я попробовала заговорить снова, более спокойно:
– Ты встречаешься с ним уже около двух месяцев. Он когда-нибудь раньше пытался что-то подобное сделать?
– Ничего такого, чего бы я не могла вынести, только знаешь… Ох, мама, я не могу тебе про это рассказать!
– Разумеется, ты можешь, и ты расскажешь! Скажи, пожалуйста, он когда-нибудь раньше пытался принудить тебя?
– Нет, никогда, но сегодня он потерял контроль!
– Вы выпивали? Он был пьян?
– Нет, мы разговаривали и немного – ну – трогали… ох, ну, ты знаешь!..
Я кивнула, освобождая ее от обязанности объяснять. Я действительно не хотела знать всех деталей. «Только факты, мадам», – подумала я с кривой усмешкой.
– Ну вот, мы там сидели, он меня обнимал, и я пыталась выйти из его дурацкого грузовика, но заело дверь, знаешь, и тут он говорит: «Ну, хватит меня дразнить, пора уже…» – «Что пора?» – спросила я. Он засмеялся так гнусно и толкнул меня на сиденье, забрался на меня и… и… – она снова заплакала. – Если я разрешила ему себя трогать, это еще не значит, что я предлагала меня изнасиловать! Ох, мама, я так напугалась!
– Да, я представляю, – пробормотала я в ее волосы, и тут меня осенила мысль. – А почему он остановился?
– Он… Подъехала другая машина, и в ней оказался кто-то из его знакомых, может быть, его бывшая подруга? Я думаю, что они узнали его грузовик, потому что затормозили прямо около нас. Он прорычал мне, чтобы я не вставала и не показывалась, но, когда он высунулся, чтобы с ними поговорить, мне удалось открыть дверь и убежать!
– А разве не он привез тебя домой?
– Да, он подобрал меня на дороге и умолил сесть в машину. Он извинялся, говорил, что больше такого не будет… Я знала, что ты тут с ума сходишь, что меня так поздно нет, а идти очень далеко… – Она содрогнулась в моих руках.
Я припомнила несколько неприятных происшествий в машине, когда была в возрасте своей дочери. Однажды перевозбужденный прыщавый парень порвал мне застежку на лифчике, и я пришивала ее дома сама, но очень боялась, что мама заметит это во время стирки и спросит меня. В другой раз мне пришлось пройти пешком почти всю дорогу от Пойнт, чтобы избавиться от очень приятного мальчика, который, как только остановил машину, превратился в сексуального маньяка. Я улыбнулась, вспоминая, как он медленно ехал рядом со мной, умоляя сесть в машину, что я, в конце концов, и сделала… И, конечно, Ричард…
Я сильнее обняла дочь, желая, чтобы мои поцелуи помогли ей забыть все неприятности, как плохие сны, которые она иногда видела, когда была маленькой. Однако ведь восемнадцатилетние часто все это проделывают, и это необязательно приводит к изнасилованию. Это напомнило мне…
– Сколько лет этому подонку?
– Ему – м-м – двадцать, я думаю. Ну, может быть, двадцать один или двадцать два… – Последнюю цифру она прошептала сквозь зубы.
– Может быть, двадцать два? Келли, Боже мой, где ты с ним познакомилась? Я думала, что это твой знакомый по школе!
– Нет, нет, это друг Фила, брата Сью. Я у них познакомилась с ним. Просто привязался, знаешь, ничего особенного… Он пару раз подвозил меня домой, и мы ходили в кино, но он вовсе не мой парень, ничего такого!..
Фил Марсден был на несколько лет старше, чем Сью и Келли, но я думала, что он сейчас в колледже.
– А этот Карл, он учится в одном классе с братом Сью?
– Нет, они знакомы по колледжу, но он на год старше Фила. Карл не учится сейчас в колледже – он работает в «Грин Эйкрс Ландскэйпинг». Он делает хорошие деньги! Вот почему у него колёса!
Вот это да! Настоящий победитель: бросил школу, чтобы зарабатывать деньги и купить машину. Ребята с машинами – самые хладнокровные, но колеса всегда приводят к неприятностям.
– Моя радость, я никоим образом не собираюсь оправдывать его поведение и, конечно, не хочу сказать, что ты дала ему повод, но мальчики часто пытаются…
– Но ни с кем другим такого не было, мама! Он просто свинья!
– Это, возможно, правда, но он старше, чем другие твои знакомые мальчики, и, наверное, привык к более опытным девочкам, чем ты! Я не хочу сказать, что я на его стороне, но, может быть, ты дразнила его или дала ему повод так себя вести?
Келли дернулась и попыталась оттолкнуть меня. Я замолчала, крепче прижав ее к себе. Я была шокирована собственными словами! Безусловно, это не те слова, которыми я могла привлечь ее к себе. Я глубоко вздохнула.
– Извини, дорогая, это тот же бред, который я обычно слышала от своей матери! Я не могу поверить, что я это сказала. Наверное, это от расстройства!
Действительно, я была расстроена и обеспокоена тем, что какой-то идиот пытался причинить боль моему ребенку, но ведь она сейчас испытала то, что могло быть попыткой изнасилования. Я должна держаться ровно: Келли уже дома, в безопасности, и моя задача теперь помочь ей успокоиться.
– Давай считать, что это была ошибка, что он хотел секса, а ты не хотела. Он неправильно понял твои сигналы, впал в агрессию и напугал тебя. Мне кажется, что, если его приставания тебе отвратительны, он не для тебя. Ты с этим согласна?
Она кивнула, и я продолжила:
– Мы можем считать, что ты в него не влюблена, но когда-нибудь ты встретишь человека, от прикосновения которого будешь трепетать, а не сжиматься, и тогда ты захочешь с ним… м-м, ты захочешь… Ты знаешь, что я имею в виду…
Теперь настал мой черед искать слова, боясь произнести то, что хотела сказать, и я с ужасом представила себе мою дочь, потеющую от желания.
Насколько легче было, когда Келли была младше: ответы на вечные вопросы были гипотетическими и легко было давать материнские советы, но она выросла, и теперь все было по-другому. Следует ли мне поделиться с ней своим опытом? «Нет, – решила я, – не надо ничего личного, и к тому же какой ребенок поверит в эскапады своей матери?»
– Сексуальная привлекательность важна во взаимоотношениях, – продолжала я. – Для счастливого брака это гораздо важнее, чем умение вести блестящую беседу. Так что, хотя ты сегодня напугана, – сказала я, наконец, добравшись до той мысли, которую хотела высказать, – возможно, с кем-нибудь другим ты будешь чувствовать себя совсем по-другому!
Каминные часы прозвонили мелодию, показав четверть второго и прервав мою лекцию. Я не закончила ее, но, не чувствуя ясности в мыслях, я воспользовалась возможностью прерваться.
– О, Боже, уже поздно! Тебе сейчас немножко лучше?
Келли кивнула: она сама хотела спать. Я сделала прощальный выпад:
– На твоем месте я бы больше с ним не встречалась, но ты, конечно, уже достаточно взрослая, чтобы решить самой!
Она слегка улыбнулась мне – не больше, чем печальная гримаса, но я почувствовала себя прощенной за предыдущее выступление, когда она сказала:
– Можешь поверить, мама, я его больше не увижу!
Я поцеловала Келли в макушку. Ее волосы пахли яблоками. Я вдохнула этот чистый сладкий запах и крепко обняла дочь – удовольствие, которое в последнее время мне редко позволялось. Мы поднялись по лестнице вместе, и я подождала, пока Келли плотно закрыла за собой дверь спальни. «Прошу тебя, Боже, – молилась я, – береги ее!»
Я слегка потревожила Стюарта, когда забиралась обратно в постель, но он сменил свою позу не проснувшись. Я чувствовала себя уставшей, но мысли не давали мне уснуть. Обычно Келли обсуждала свои секреты со Сью, лучшей подругой, но, если я не разочаровала дочку, возможно, она начнет доверять мне? Это будет прорывом в наших отношениях. «Не так было у нас с мамой, – подумала я. – Мы никогда не могли общаться».
Я лежала рядом с мужем и обдумывала свои слова. Удалось ли мне донести свою мысль до слушательницы? Что я пыталась ей внушить? Может быть, мне следовало говорить громкие слова, негодуя по поводу поведения Карла, но я хотела не допустить паники. Стало ли Келли лучше после разговора со мной? Эта материнская роль оказалась очень болезненной – насколько легче было, когда простой поцелуй мог все улучшить! Но Келли растет – она уже выросла, – и должна учиться обращению с мальчиками – Боже, это уже мужчины! – которые ведут себя слишком агрессивно. Она должна знать, когда сказать: «Довольно». Даже когда я была молода, этот предел был различен для разных парней, а ведь с тех пор, как мне было восемнадцать лет, все коренным образом изменилось.
Дети думают, что они бессмертны, но теперь, когда такие смертельно опасные болезни, как СПИД, омрачают обсуждение вопросов морали, а свободный секс продолжает свирепствовать, как родителям сохранить своих детей в безопасности? Какой подход правилен? Давать детям презервативы, грозить проклятием, заставлять принимать таблетки или купить хороший, как в старину, пояс невинности?
Я снова подумала: «Не был ли он пьян?» Когда мы за обедом пили вино, то предлагали его Келли и Брайану, но они редко соглашались. Стюарта это мало волновало, но я чувствовала, что это – важная часть образования детей. «Как отец», – подумала я, улыбаясь в темноте. В его доме вино подавалось с каждым обедом, и, когда я была еще подростком, он то и дело, к ужасу мамы, предлагал мне выпить.
– Ты ее спаиваешь! – говорила мама.
– Она должна когда-нибудь приучиться пить алкоголь, – отвечал отец, защищая свою позицию. – Я хочу, чтобы она поняла на нашем примере, что выпивать умеренно – социальная часть жизни. Когда она пьет со старшими, это уменьшает опасность и, возможно, поможет Андреа и ее друзьям не пьянствовать, когда нас уже не будет рядом!
Может быть, пить вино можно научиться с мамой и папой, но здесь речь идет о сексе на заднем сиденье легковушки или (в случае с Келли) на переднем сиденье грузовика.
Надеясь получить вдохновение, я попыталась вспомнить мамины лекции, наполненные моралью и пословицами, которые она произносила в любых случаях, но тут я не нашла никакой помощи: у мамы все было черное или белое, все грехи одинаковы. Она приходила в ярость от секса, который, я подозреваю, она время от времени позволяла себе, но в такую же ярость она приходила от курения, которое она себе не позволяла. «У одного конца сигареты – дым, у другого – дурак!» – это был еще самый мягкий выпад против папы, когда он брался за сигарету.
Мама никогда не курила, и задолго до того, как медицинское управление начало предупреждать о вреде курения, она настойчиво повторяла, что заполнять свои легкие дымом – глупо.
Но курение – это был шик, а не опасность, это была возможность войти в мир взрослых. Каждая романтическая сцена в каждом фильме включала влюбленных, глядящих в глаза друг друга над бокалами с ликером, в то время как между ними поднимается серебряная струйка дыма. Романтические герои всегда предлагали своим дамам сигареты, зажигаемые в исключительно рыцарской манере! В пятнадцать лет я уже дымила со своими друзьями, и мы, безусловно, казались себе очень элегантными. Так что я нарушала мамины правила, не считаясь с ее глупой занудной моралью. Мама не хотела, чтобы я курила, а я знала, что это здорово, и, наверное, насчет секса она тоже была неправа!
Заниматься сексом, или «пройти весь путь», в моем мире, безусловно, считалось грехом! Ричард и я так и не прошли весь путь, без сомнения, благодаря бесконечному маминому морализированию, и, конечно, не благодаря Ричарду, но мы получали удовольствие, совершая меньшие грехи… Даже сейчас много сделанных глупостей всплывает у меня в памяти, но для сегодняшней ночи достаточно воспоминаний.
Стюарт заворочался во сне, не зная ни о моих переживаниях, ни о страданиях нашей дочери. Мои мысли сменились, и постепенно мое беспокойство о Келли перешло в размышления о себе и о Стюарте, и, поскольку казалось, что все было так недавно, о Ричарде тоже.
Когда я встретила Стюарта, это был зрелый уравновешенный человек двадцати восьми лет, совсем непохожий на Ричарда, чувствительного и безответственного, но реальная жизнь непохожа на фильмы, бросающие зрителя на короткое время в дрожь. Уже почти двадцать два года я замужем за Стюартом, и мне не на что пожаловаться.
Так почему же я чувствую, что мне чего-то не хватает? И почему я снова возвращаюсь мыслями к Ричарду? Вспоминаю, как у меня внутри все таяло, когда он прикасался ко мне, как я ощущала напор желания, внезапную жажду любви? Я покраснела в темноте: Стюарт никогда не вызывал у меня таких чувств. Наши занятия любовью были не буйными совокуплениями мужчины и женщины, а смирным союзом, вполне подходящим для женатой пары, после которого оставалось мирное и спокойное чувство. Разочарование, конечно, но зато со Стюартом я обрела уверенность, которая длится дольше и гораздо менее опасна, чем страсть.
Я придвинулась ближе к нему, чтобы ощутить комфорт и убедиться, что я не одна в темноте, но все, что я обрела, это было недовольное ворчание. Я натянула повыше простыню и свернулась в клубок, уставившись в темноту и наблюдая, как она проясняется, окрашиваясь в розовый цвет, пока, наконец, не заснула беспокойным сном.
