Текст книги "Наследие Иштар. Печать Страсти (СИ)"

Автор книги: Диана Хант

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 5.5

***

Вообще Арттдоумие меня не разочаровала. Прямо-таки сельскохозяйственный колорит в стиле кантри. Белокурые румяные девушки в рукавах фонариком и ковбойских сапогах, парни в лихо заломленных шляпах, мычание коров, блеяние овец. Да, ррыкумсы здесь как раз к месту. Да и Персефона избавится от ставшего уже привычным, классического музыкального фона – в иной обстановке капризные птицы отказывались нестись.

А что это там за толпа? Надо же, камеры, прожекторы. Модная фотосессия в ретро-стиле. На тему «Селянка с курицей», ага.

На фоне стога сена, ни к селу, ни к городу посыпаемая хлопьями искусственного снега (где логика у людей?), стоит весьма колоритная сельская жительница, прижимающая к себе – я готова поспорить – ррыкумса с нашего корабля, с виду обычную рыжую курицу. Румяная девица в кокошнике, похоже, позирует давно – это видно по обреченному выражению лица курицы. Клянусь, до этого я даже не задумывалась о том, что у деревенских птиц столь явно развита мимика! Младая селянка прижимает к нарядному сарафану курицу то одним, то другим боком, вокруг красных сапог с задранным носом, что выглядывают из-под длинной цветастой юбки, картинно разбросаны наливные красные яблочки, точнее, муляжи. Плечи сельской жительницы прикрывает пестрый платок, расшитый разноцветными цветами, ярко-красные крупные бусы и алая помада довершают неповторимый образ.

А это, похоже, не простая селянка, как мне могло показаться с непривычки, а самая настоящая, арттдоумиеанская, язык сломаешь, знаменитость! Вон сколько вокруг местных папарацци и поклонников! Группка молоденьких девчонок, глотая слюни, ждут возможности получить заветный автограф, крепкие, как молодые бычки, вьюноши, ничего кругом не замечая, таращатся на диву, забыв прикрыть рты. Парни постарше, приосанившись, ведут нарочитую перепалку, и́наче говоря, выкобениваются. Молодые и постарше женщины взирают на румяную красотку с плохо скрываемой завистью, а ребятня, так и вовсе с щенячьим восторгом в круглых наивных глазенках. Чудные вкусы на Арттдоумие, но, как говорится, любовь зла, даже, когда она народная любовь…

Однако я опешила, узрев здесь мистера Эддара. Он стоит поодаль, тоже таращился на сию модель, и, вообще, похоже, с ней всецело знаком. Судя по томным взглядам, которые и народная любимица изредка и свысока на него бросает, я поняла, что мне повезло встретить саму миссис Эддар. Данное открытие заставило приглядеться к мадам повнимательнее…

М-да, капитан, вы банальны, как и все мужчины. Как это – джентльмены предпочитают блондинок? Хотя какой вы на хрен джентльмен… Повестись на эдакого купидона-переростка и Эллочку-людоедку в одном лице… с этими невозможными золотыми кудельками-крендельками, обрамляющими смазливое личико!..

Ну и фиг с вами, оставайтесь, ждите свою региональную супругу!

Я круто развернулась и, лицом к лицу, столкнулась с Риммой и Демизом.

– Тара! Виктор мне орм взорвал! Про тебя расспрашивал, правда ли, что ты с Мареком порвала и все такое. Что ты ему наговорила?

– Скорее, что я ему не́ наговорила, – я покосилась на блондина, стоявшего с таким видом, как будто он оказался здесь случайно и вообще он не с нами, но, готова поспорить, ушки у первого пилота на макушке, – Грозился вылететь за мной куда угодно, но зачем человеку отпуск портить…

Ри нахмурилась, едва заметно кивнула. Как всегда, мы с ней понимаем друг друга без слов.

– Мне и Марек звонил, – нехотя продолжила Римма, – Я, правда, была занята и не ответила…

– Ты никогда его не любила, – строго сказала я, а Дем сделал еще более безучастный вид. Ох уж эти блондины!

Глава 5.6

***

Тем временем фотосессия подошла к концу, и Эддар не знал, радоваться ему, или нет. С одной стороны, наконец-то, как говорится, раньше сядешь, раньше выйдешь, вот только общаться с бывшей женой настроения нет совершенно.

Они все обговорили еще три месяца назад, когда виделись в последний раз. Точнее обговорил он, Эддар, тогда же и выплатил полную сумму по контракту, плюс сверхурочные. Эстель, как обычно, говорила только о своей карьере, о новых постановках, о том, как важно ей лечь пораньше спать для цвета лица и прочее в таком духе. В общем, с точки зрения Эддара, они расстались друзьями, будучи в теплых приятельских отношениях, и вроде бы региональная жена не должна иметь к нему никаких претензий…

Но разговаривать с ней отчего-то жутко не хочется, и одновременно кажется невежливым побывать на Арттдоумие и не поздороваться.

Эддар хотел было ограничиться приветствием по орму, и уже заранее знал, как построить разговор, но знакомый, некогда приятный, с капризными нотками голос, чересчур тянущий гласные, затараторил так, что капитану не удалось вставить ни слова.

– Эдди, милый, привет, привет, я так скучала, так тосковала по тебе, наконец-то ты вспомнил о своей малышке Эсти, у меня как раз фотосессия на площади, вод ведь совпадение, подожди, она скоро закончится, я так ждала тебя, и наконец-то дождалась, потерпи, малыш. Эддар, мне тоже не терпится расцеловать своего кукусика, пока.

И теперь капитану ничего не оставалось, как стоять несколько поодаль от толпы поклонников бывшей жены и думать о том, как бы побыстрее и повежливее завершить с Эстель разговор.

Она подбежала к нему, как всегда, счастливая и цветущая («Ведь несчастье так старит!»), и картинно расцеловала в обе щеки, стараясь принимать выгодный ракурс перед вспышками камер. Эддар поморщился.

– Здравствуй, муж мой, как твоя поездка на этот раз? Какие новости? – ворковала между тем Эстель, не очень заботясь, правда, чтобы услышать ответы.

– Эстель, – Эддар сдержано взял ее за плечи и мягко отстранил от себя, – Ты забыла, что в прошлом месяце истек срок нашего соглашения. И мы обсудили это еще…

– Ах, жестокий, – Эстель наигранно рассмеялась, как будто серебряные колокольчики зазвенели в воздухе, – Ты продолжаешь разбивать мое сердце! Мне показалось даже, что ты никогда меня не любил.

Эддар немного опешил. О любви к региональной жене он никогда не заикался.

– Но ты зря называешь меня бывшей женой, любимый, – Эстель прижалась щекой к его плечу. – Для такой известной и любимой публикой актрисы, как я, в Департаменте было сделано исключение, и наш контракт…

– Эстель, – в голосе капитана послышались угрожающие нотки, и Эстель благоразумно прикусила язык. Злить Эддара совершенно не входит в ее планы.

– Ах, какой ты хмурый! Я пошутила, – она очаровательно улыбнулась и склонила голову на бок, жест, который раньше вызывал у Эддара умиление, а сейчас только досаду. Впрочем, он знал, что досадовать на Эстель бесполезно: она в образе, и с ней это ни к чему не приведет.

– Ну же, Эдди, улыбнись, мы ведь не чужие друг другу люди! Ах, я и забыла! Это тебе! – и, прежде чем он успел отреагировать, Эстель повязала желтый, канареечного цвета платок ему на шею.

– Очень мило с твоей стороны, Эстель…

– Ах, Эдди, я вижу, я все вижу и прекрасно чувствую! Былые чувства уже не вернуть, и осознание этого разрывает мне сердце, – Эстель смахнула несуществующую слезинку. – Подари же мне на прощание последнюю ночь любви, в знак некогда жгучей и неуемной страсти!

Эддар твердо отвел ее тонкую кисть в сторону и продолжал держать, не давая обнимать себя. Со стороны казалось, что они мило и нежно беседуют, а на деле капитан не знал, как бы попрощаться с бывшей региональной женой поделикатнее. Но с этим предложением она совсем переиграла, и это была последняя капля в чаше и прекрасный повод попрощаться.

– Не говори ничего, муж мой. Бывший муж, – Эстель ослепительно улыбнулась, – Я прочла ответ в твоих холодных глазах. Ну, так покажи мне тогда, свой корабль… Свою Персефону, – с придыханием, по слогам пропела Эстель.

– Корабль? – Эддар удивился, потому что раньше Эстель не проявляла особого интереса к его работе. И к его жизни, впрочем.

– Конечно, корабль. Я давно не видела Персефону – между нами говоря, твою истинную жену, да, да, не спорь со мной, ты всегда уделял больше внимания ей, чем мне! А мне как раз предложили роль – разведчицы на корабле А-класса. Хотелось бы посмотреть на будущее место съемок вблизи. И раз у тебя есть возможность помочь мне – пусть это будет последний аккорд нашей светлой любви!

Показать ей корабль с Тарой? Едва ли это хорошая идея… Несмотря на то, что отношения с Эстель остались в прошлом, Эддару совершенно не хотелось, чтобы они с Тарой встречались…

– Здравствуйте, капитан, давно не виделись, – раздался ставший в последнее время слишком хорошо знакомым голос.

Голос, который он хотел бы услышать последним в сложившейся ситуации!

– Представьте нас, пожалуйста, своей жене, – Тара стоит перед ним, совсем рядом, стоит протянуть руку, и коснешься ее… и откровенно наслаждается ситуацией.

«Ну что? – говорит ее улыбка. – Удержал меня на корабле? Имей ввиду, так просто я не сдамся!»

«Ничего, – ответил он ей взглядом. Я все равно тебя покорю, пусть для этого мне придется собственноручно сломать всех продажных роботов в моей команде!»

Вслух же сказал:

– Позвольте представить мою бывшую супругу, мисс Эстель. Обидное слово «региональную» решил пропустить.

Пытаясь сгладить неловкую паузу после рукопожатий, Эддар спросил:

– А Левочку куда дели?

– Левочка в кафе, совмещает приятное с полезным. Восполняет запас драгоценных белков-жиров-углеводов, и общается с Мими по видеосвязи. Отличный кстати, платок, капитан! И цвет тебе очень идет!

Демиз, предатель, я ведь тебе припомню. И черт возьми, ничего не ответишь, если не хочешь выглядеть еще большим посмешищем. Пилоту Эстель никогда не нравилась.

– Мы собирались в местный паб, капитан, восполнить катастрофическую нехватку алкоголя в крови, вы присоединитесь к нам? – не унимается Тара.

– Эдди обещал показать мне ваш чудесный корабль, – обаятельно улыбнулась ей Эстель, и нежно взяла капитана под руку.

Не вполне понимая, зачем это ему, Эддар кивнул. Куда угодно – только подальше от изучающего взгляда Тары. Все-таки зря он ей не поверил – она, кажется, и не собирается сбегать. Да, неудобно получилось. Почему-то Эддар чувствовал вину и перед бывшей женой.

Ну что ж, хоть корабль ей покажу, причем, корабль без Тары, подумал он, и рассеянно кивнул своей команде на прощание, увлекаемый Эстель в противоположном направлении.

– Тряпка, – неслышно, одними губами прошипела ему вслед Тара. Но ни Эддар, ни Демиз с Риммой не услышали, что конкретно она сказала. Не услышали, но прекрасно поняли. Переглянувшись, друзья увлекли Тару в паб.

Глава 5.7

***

– Это твоя каюта? Да, да, припоминаю… Ммм… Надо же, а здесь мило! Ах, Эдди, у меня совершенно пересохло в горле, не найдется ли у тебя глотка шампанского…

– Эй, Мими, или Меме, то есть Мики, Мини, в общем, кто-нибудь из вас, принесите шампанского в мою каюту.

– И клубники, – хлопнула накладными ресницами Эстель.

– Боюсь, на Персефоне нет клубники, – натянуто улыбнулся Эддар.

– Ах, не может быть! А на Арттдоумие такая прекрасная клубника! И как раз самый сезон! Пошли же роботов за клубникой, мой герой!

– Атлант…

– Атланта нет на корабле, – ответил по внутренней связи Мики или Мини, – Он выполняет ваш приказ, приобретая запасную лопасть для шаттла.

Точно, лопасть, он и забыл.

– Ну так сходите сами! Кто-нибудь из вас…

– Слушаюсь, капитан.

– Эдди, милый, и шоколад! Ведь здесь потрясающий шоколад!

– Мини…

– Это Мики, капитан, я слышал. Вы кнопку не отжали. Я так понял, мне выходить?

– Давай не затягивай! – рявкнул Эддар.

– Слушаюсь, сэр.

– Эдди, дорогой, – продолжала щебетать Эстель, и от ее щебета у Эддара начинал подергиваться глаз. Что на него нашло, что согласился показать ей Персефону?!

И, конечно, Эстель совершенно достала не только его, но и Мини с Мики своими капризами. Вон как резво рванули за клубникой и шоколадом! Хотя можно было передать приказ тому, кто уже вышел.

Но Эддару сложно винить хозяйственных роботов. Эстель даже чугунную тумбу выведет из себя. Что уж говорить о новейших пластиковых моделях… Однако это удивительно, практически необъяснимо – как он раньше мог вообще испытывать интерес к этой женщине?!

– Ты совсем меня не слушаешь? – звонкий голосок бывшей жены пробился сквозь стену мысленного иммунитета, – Как я выгляжу? Не слишком ли вычурно в этом простом крестьянском наряде? Незамысловатом, но антуражно-гламурном?!

– Ты выглядишь очаровательно, – покривил душой Эддар. Ну, где же роботы, черт их дери!

– А зеркало? Где у тебя зеркало? Мне надо проверить, все ли со мной в порядке, ты же такой невнимательный к деталям, может, у меня лоб блестит, или краска с глаз протекла, а ведь мне еще возвращаться домой! Ну что же делать! Это маленькое зеркало в душевой показывает меня только по пояс, я не перенесу этого! Я не привыкла так долго обходиться без зеркал!

– Присядь, Эстель, ты должно быть очень утомилась во время съемок, – Эддар галантно отодвинул бывшей супруге стул, хотя руки откровенно чесались придушить ее. Ну, или как минимум, заклеить ей рот.

Раньше он затыкал ее поцелуем, но сейчас, по понятным причинам, этот способ не годился. Возможность хоть ненадолго выйти из каюты за чертовым зеркалом он воспринял, как воспринимает заключенный известие о неожиданной амнистии.

А когда, чертыхаясь, он втащил в каюту огромное зеркало из кают-компании, Эстель уже не было в каюте.

Только излишне сладкий аромат ее духов говорил о том, что она вообще здесь была.

Холодея, Эддар подошел к сейфу.

Все в порядке, закрыт.

Не зная, зачем он это делает, Эддар набрал комбинацию и открыл дверцу и замер.

Ключа нет на месте.

Глава 6.1

Стараясь быть как можно незаметнее, Ишма, пригнувшись и приподнимая подол длинной юбки, чтобы не наступить на него и не споткнуться, стремительно сбежала по каменной лестнице. Она спешила. Конечно, можно не торопиться, и не желать так отчаянно проскользнуть в каменные ворота неузнанной – Ньола нет в Замке, и до вечера не будет, возле Статуи сегодня остался его дедушка – в принципе, незлой старик, ни разу не ударил ее, так, пару раз оттягал за ухо за оставленное пятно на полу, но желание оставаться невидимой, неуслышанной, неузнанной, давно стало для Ишмы привычкой.

Ишма давно не была дома. Разрешение Ньола оставаться в Замке она восприняла и с радостью, и с дрожью в коленях одновременно.

С радостью – потому что не надо больше уходить ночевать домой.

Впрочем, уже несколько месяцев, как домой она уходила, но ночевала всегда за порогом – то в ближайшем лесу, то на крыше полуразрушенной гонгмы. С тех пор, как отец однажды прилег рядом с ней на циновку и запустил руку под рубаху, шепча, что у ее матери больше нет таких маленьких сладких грудок, а мать, – Ишма слышала по ее дыханию – не спала, терпеливо ждала мужа, она больше ни разу не ночевала дома.

Первые две или три ночи Ишма ночевала во дворах подруг, но после того, как мать отходила ее кнутом для скотины, пообещав, что если будет продолжать позорить ее перед соседями, изрежет на мелкие клочки всю ее одежду, Ишма стала осторожно, чтобы никто не заметил, ходить спать в лес.

Ишму не пугали снующие временами мимо барсы – она знала, что не попробовавшие человеческой плоти, они не опасны, куда опасней представлялся родной дом.

Но сегодня нужно обязательно навестить маму и сестер – у нее есть деньги. И если не избавится от них сейчас, деньги могут не задержаться у нее надолго.

Целых три больших монеты и три маленьких Ишме дали вчера двое странствующих умемов, пришедших поклониться Матери Всего Человечества.

Сначала пользовали Ишму по очереди и одновременно, крепко держа за волосы и заламывая руки, правда, когда ее чуть не стошнило, не разозлились, и даже дали передохнуть. А потом, когда уходили, потрепали по щеке и всунули в лиф деньги! Никогда у Ишмы не было столько монет одновременно, да и для всей ее семьи сумма велика!

В прошлый раз, когда один почтенный пилигрим дал ей маленькую монету после того, как она обслужила его ртом, и Ньол узнал об этом, он жестоко избил ее, и она целый день пролежала в своей каморке. Ньол избил Ишму не за то, что обслужила того старого пилигрима, а за то, что утаила от него серебряную монету.

С тех пор, как Ньол взял ее впервые – в комнате, где хранится жир для свечей, он берет ее постоянно, почти каждую ночь. Почти – потому что иногда он уступает ее некоторым гостям. Ньол берет за это с них плату, а Ишме брать деньги нельзя.

Но вчера Ишма была умнее, чем в прошлый раз, и спрятала монеты за оторванный подол платья, особым образом подшив его. Но рано или поздно, Ньол узнает об этом, поэтому сегодня, пока его нет, нужно передать деньги матери.

Ее кормят в Замке, вместе с остальными слугами, а маленькие сестры голодают. А может быть, мама купит себе сурьмы и румян, и станет красивой настолько, что понравится отцу! Ишма знает, мама на самом деле добрая, просто ей больно оттого, что отец перестал смотреть на нее. Особенно после того, как однажды выбил ей спьяну верхние передние зубы.

Ишма никогда не понимала, зачем матери нужна близость с ним – раньше, когда она слышала хриплые стоны матери по ночам, она думала, что быть с мужчиной приятно. Теперь она точно знает, как это отвратительно и чаще всего больно. Наверно, всю жизнь мать все-таки стонала от боли… и не хотела, чтобы отец также обошелся с ней, с Ишмой!..

После двух белых лун в Замке глиняные стены родного дома кажутся Ишме совсем убогими. Она видит трещины, которые раньше не замечала и прохудившуюся камышовую крышу. Ишма надеется, что сможет помочь семье починить хижину. Вряд ли этих денег хватит, но, даст Богиня, Ишма сможет добыть еще. Главное, не злить Ньола, чтобы он не выбил ей зубы, как отец матери.

Родные стены встретили Ишму неласково, но она не удивилась и не обиделась.

– Зачем приперлась, шлюха? – мать, по привычке прикрывая рот рукой, встала в проеме, не собираясь пускать Ишму в дом.

– Я принесла деньги.

– Деньги! Откуда у тебя деньги! Все знают, каким местом ты заработала эти деньги, дрянь, все знают, – пробормотала в ответ мать, но все-таки посторонилась.

– Видит Богиня, ты навлечешь беду на наш дом. Ну! Где деньги?!

Ишме пришлось оторваться от двух черноглазых кудрявых малышек, встать, и высыпать монеты в преждевременно иссохшие ладони матери. Увидев расширившиеся от величины суммы глаза, Ишма не смогла не почувствовать гордость за себя!

– Не иначе, как ты их украла, – сухо, но уже не так сурово, сказала мать. – Или с каких пор прислужницам платят деньги?

– Вот еще, – Ишма протянула ей сверток с мукой и козьим сыром, все, что удалось достать на кухне в Замке. – Сестрам.

– Без твоих соплей здесь разберутся, кому что, – отрезала мать. – Ладно уж, сядь, поешь, раз пришла.

Глава 6.2

Она поставила перед Ишмой тарелку с ячменной похлебкой и зачерствевшей лепешкой. Ишма видела, что лучшие куски мать припрятала. Для отца или для себя. Но Ишма не возразила. Она могла только надеяться, что хоть немного козьего сыра достанется девочкам.

Ишма ела и смотрела на них. Надо же, как выросли! Вытянулись, и такие худые…

Она хотела бы отдать свою похлебку им – они жадно смотрят на то, как она ест… широко раскрытыми голодными глазами с одинаковыми голубыми жилками под ними… но под суровым взглядом матери не посмела.

Мать внимательно изучала Ишму, не переставая, однако, бормотать, что та обязательно навлечет беду на их дом, как уже навлекла своим распутством бесчестье.

Вглядываясь в свежее, юное лицо дочери, в нежный румянец щек, влажную поволоку испуганных глаз из-под длинных, густых ресниц, и особенно в целые, белые зубы, Радха, мать Ишмы, была не в силах побороть приступы бессильной ненависти к своему дитя. Приступы, переходящие в жгучую, болезненно выедающую изнутри ярость. Ишма так молода и так красива, что Радха не может не завидовать ей самой черной, самой злобной женской завистью – завистью матери к красоте и молодости дочери.

О, как она желает, чтобы это круглое лицо с совершенной кожей безобразно стекло вниз, как ее, Радхино лицо, чтобы поры на нем расширились и заполнились черной грязью, чтобы цвет его пожелтел и стал неровным от солнц, чтобы вся кожа на теле Ишмы обвисла, и вместо благоухания юности начала источать смрад, как от нее, от Радхи! Смрад, который отвращает от нее мужа все чаще и чаще…

Как же Радха боится окончить свои дни, как ее собственная мать – некогда первая красавица поселения и дряхлая, с трясущейся головой и редкими патлами седых волос старуха, обезумевшая настолько, чтобы ходить на площадь и предлагать свое сморщенное обвисшее тело пьяным бродягам, платить им за это деньги.

Со двора послышались шаги, и Ишма подавилась от испуга – подумала, пришел отец, и в груди сразу похолодело.

Но это оказалась Гадра – полубезумная соседская старуха, которую в селении считают провидицей.

Не пустить Гадру внутрь означает накликать беду на двор, и мать немедленно выхватила у Ишмы оставшийся кусок черствой лепешки и сунула его старухе. На мгновение он мелькнул в изуродованных артритом старушечьих пальцах и исчез в складках рубища.

Скривившись, Гадра оглядела сквозь мутную пелену глаз девочек, прижимающихся с двух сторон к старшей сестре, обхватив цепкими маленькими ручонками ее ноги.

Крякнув, икнув несколько раз, Гадра затряслась и пустила изо рта обильную пену. Ее злобные, почти скрытые обвисшей морщинистой кожей глаза воззрились на Ишму. На нее же и указал коричневый старушечий перст.

– Проклята! Проклята!! – завопила она, не в силах сдержать крупную дрожь во всем своем старом теле, – Тебе не пережить красной луны! – и Гадра упала на земляной пол, забившись в судорогах.

Звонкая оплеуха привела Ишму в себя.

– Дрянь! Я так и знала, что ты навлечешь беду на нас! Дрянь!! – мать хлестала Ишму по щекам снова и снова, а она только отклонялась, слабо пытаясь увернуться – она не могла убежать, опасаясь еще больше напугать сестер: испуганные отвратительным видом трясущейся старухи, ее воплями и пеной изо рта, девочки изо всех сил вцепились в ноги Ишмы и не пускают.

***

В Замок кхастла Бравиш Ишма возвращалась в слезах, не в силах сдержать дрожь. Щеки и уши пылали от материнских затрещин, руки дрожали, и колени совсем ослабли. Ишма даже не заметила, что во дворе Замка, со скрещенными на груди руками, ее поджидает Ньол, выразительно нахмурив брови. На его почти привлекательном лице написано крайнее неудовольствие, и Ишма хорошо понимает, чем это ей грозит, но бояться сил уже не осталось.

Оказавшись в комнате Ньола, Ишма с рыданием бросилась ему на грудь, обхватив руками шею и испугавшись собственной храбрости. К ее удивлению, Ньол обнял ее в ответ.

– Ну что ты, что ты, маленькая Ишма? Ходила домой?

Ишма кивнула.

– Ну вот, обидели мою красавицу. Не плачь.

Ньол принялся гладить Ишму по щекам, голове, плечам, чем вызвал еще более бурный приступ рыданий. Усадив на топчан, Ньол что-то протянул ей.

– Вот, смотри, я специально купил для тебя.

Увидев красные бусы, ленты и почти новые туфли, Ишма лишилась дара речи.

Раньше никто и никогда ничего не дарил ей. И хоть Ишма знает, что последует за этими подарками, впервые она почти не испытывает отвращения и страха.

Кажется, Ишма начинает еще лучше понимать мать, которая так боится потерять благоволение отца.

А Ньол смотрел на коралловые бусы, мял обнаженную грудь Ишмы, и думал о том, как красиво его подарки будут смотреться в красную луну. Надо будет еще купить ей новое платье.

Красное.