Текст книги "Студёная любовь (СИ)"
Автор книги: Диана Билык
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 3
Любовь
Сегодня все изменилось.
Холодный, чужой мир, где среди диких лесов и приземистых домиков Агоса возвышается кристально-белое здание магической академии, стал моим домом на долгие годы. После Новогодья пройти еще один семестр, а дальше… Не знаю, что дальше.
Мой опекун, Патроун ис-тэ Орисс – ректор академии, будущее не пророчил, потому что у него таких – заблудших иномирцев, как я, – десятки. Да, у нас особый статус и отличается учебный курс, но на Энтаре мы все равно – чужие – и высокие посты нам не светят. Многие из наших мечтают после выпуска работать в школах Криты, а ведь могут и в Иман попасть по распределению. И вовсе не учителями. Хорошо, если местным лекарем, слугой или архивариусом. Большинство попаданок и попаданцев со слабым потенциалом после академии оказываются на улице и вынуждены продавать свое тело и магию… хотя об этом говорить на Энтаре не принято.
Мы здесь никто. Чужаки. Странные путешественники по мирам. Не выбрасывают, только потому что магия слишком ценна. На Энтаре много одаренных, но большинство из них – это слабые целители или бытовики. Больше всего ценятся боевые профессии, хотя в мире нет никаких беспокойств или угроз.
Я готова к любому исходу. Особых желаний у меня нет, рвения выслужиться – тоже, потому бал не жду, а моя магия довольно специфическая и не до конца раскрытая, вряд ли где-то пригодится или кому-то приглянется. Я хочу лишь одного – чтобы этот день поскорее закончился.
Для меня ис-тэ Орисс почти отец, я подчинюсь его воле в любом случае, даже если придется уехать за тысячи миль от Агоса, торговать зачарованными амулетами на ярмарке какого-нибудь южного городка или выйти замуж за старика, владеющего северными землями Криты.
Другое дело – доживу ли.
И выберет ли меня кто-то из сегодняшних гостей…
Патроун видел, что мне в обществе сложно, понимал причины лучше остальных, не требовал большего и всегда выручал, если не справлялась. Общаться я не люблю, нелюдима и холодна со всеми, потому что не знаю, кто я и что мне нравится. Ис-тэ так и не смог разобраться, какого типа магия в моей эссахе. И мы не нашли, из какого мира я сюда попала, когда и почему. Я ничего не помнила лет с пятнадцати, когда меня на улице, обнаженную и израненную, подобрали столичные уличные и отвели в приют. Оттуда через несколько лет Патроун ис-тэ и забрал меня учиться, потому что характер моей магии отличался от местных, а все попаданцы попадали под королевскую программу.
Я почти ни с кем не общалась и в академии.
Характер у меня такой… тяжелый. Только Патроуну доверяла, будто между нами какая-то незримая связь, как у настоящих отца и дочери.
Сокурсников тоже сторонилась. Считала, что дружба в этом временном пристанище из холодных стен бессмысленна, а любовь невозможна. Вокруг слишком много ограничений и запретов, незнакомый мир со своими законами претил, да и мое сердце не способно вместить в себя чувства и эмоции. В нем всегда пусто и холодно. Но были и другие причины моей отстраненности, и мы с Патроуном держали их в тайне. И я не могла представить, что шагнув за порог комнаты в день бала, уже не буду прежней замкнутой ледышкой.
Ребята и девчонки, что учились со мной в одной группе, большинство помнили свою прежнюю жизнь, свое перерождение или инициацию. Многие попадали сюда из других миров и знали, что их ждет, вернись они назад. А у меня не было ничего, кроме угнетающей холодной боли под ребрами, что с каждым днем становилась сильнее. Я словно чистый, но не нужный лист, который выбросили из окна.
Последний раз, когда попыталась прочитать «реституо мемориа», восстановление памяти, упала в обморок и пролежала в лазарете сутки, мучаясь в горячке. За что от опекуна получила выговор. Решила больше не испытывать себя, потому что тьма в глубине души, что изредка просыпалась во снах, пугала. Я глубинно боялась, что моя память хранит что-то ужасное и отвернет от меня и дорогого мне ис-тэ Патроуна. Наверное, потому и оставила попытки что-то вспомнить, прислушалась к опекуну.
С каждым днем, что приближал меня к выпуску из академии, в груди все больше рос невидимый кусок льда. Он давил и делал меня холоднее к остальным.
Я не умею сочувствовать. Не умею сопереживать. Не умею искренне улыбаться или радоваться.
Могу только механически выполнять задания учителей, сдавать экзамены на высшие баллы и показывать на практике безупречные общие заклинания, но мне на все плевать – делаю это от скуки или потому что требуют правила академии. Я спокойно жду бал, надеясь, что после него будут каникулы, тихие и спокойные дни без обычной учебной суматохи. Ни одному из гостей я не буду представлена, поэтому не учу парные танцы, не трясусь над нарядом, как остальные студентки. На это есть очевидные причины: ко мне нельзя прикасаться. Артефакт, который подарил мне Патроун, неосознанно отталкивает других и спасает от боли.
Иначе мне не выжить.
Бал – предварительный отбор попаданок и распределение сильных студентов.
После праздника, хотя это действо сложно так называть, жизнь в академии на несколько недель замрет. Студенты разлетятся по домам, отмечать с родными конец полугодия и пик сезона снегов.
Останемся только мы – десятки талантливых попаданцев, те, у кого нет на Энтаре дома.
Что случалось с пустыми иномирцами, если такие появлялись на этой земле, мне неизвестно. А вот девушек и парней с магией, что отличалась от энтарской, с наступлением совершеннолетия привозили в Агос, учиться.
Мы пленники обета, который подписали, когда поступили в академию. Чтобы выжить в чужом мире и не нарушить закон, обязывающий проходить обучение, каждый согласился отдать свою магию во благо Энтара. И бал на четвертом курсе – что-то вроде подведения итогов.
Опекун пообещал, что найдет способ мне помочь, нужно лишь доучиться до выпуска и не привлекать внимание общественности к своей особенности. И я Патроуну верила, поэтому шла дальше и даже согласилась постоять в сторонке на балу, пока мои одногруппники будут веселиться.
В прошлом году пятерых выпускниц с нашего потока забрали в жены иманские вельможи, трех ребят взяли на службу в храм Шэйса, одна магиня осталась на Крите, чтицей в храме Нэйши, и еще троих вернули в свои миры. Их сил было недостаточно по мнению мастеров. Среди прошлого выпуска было несколько девушек, что оказались зараженными новой, неизученной болезнью, чернотой. Они не пережили лечение и… выгорели.
Поступая в академию, я тоже согласилась с обетом, несмотря на опасность умереть пустой и ненужной. Если на ритуале выпуска, в эссахе мага найдется хоть капля черноты, его очистят. А пустые выживают редко.
Слухи неконтролируемо разрастались, и о жуткой болезни стали ходить разные легенды и пугающие факты. Говорили, что зараза забирает у мага силу, чтобы подпитывать разлом, который образовался в море Мортем. Никто точно не знает, правда это или нет, ведь туда не плывут корабли, не переносят телепорты. Что за границей черных вод смертоносного моря, ведают лишь боги. Эта тайна никому недоступна, а кураторы и мастера тщательно следили, чтобы никто не задавал лишних вопросов.
Чернота – опасный недуг, наполненный хаосом и тьмой, а главное, никто не знает, как он передается, его источник и заражаемость, потому мало кто из учеников осознавал серьезность слухов. Все верили, что их минует зараза.
Я больше всего после выпуска хотела попасть на ритуал возврата домой, пусть он сложный и почти безрезультатный. И пусть ректор категорически против этого. Ис-тэ говорил, что мне нужно искать покровителя и жить дальше на Энтаре, что это моя судьба. Я слушала, кивала, но особо в его причитания не вникала. Меня тянуло домой.
Да только ни один из артефактов поиска не нашел точку, откуда я прибыла, и это лишало надежды.
Но я верила, что за дрожащей пеленой телепорта, в другом, родном мире, есть что-то важное. То, что я забыла.
Если попаду на родину, где гарантия, что вспомню прежнюю жизнь? И надежды, что там будет лучше, чем сейчас, тоже нет.
Но я хотела узнать. Хотела все понять.
Девчонки из нашей группы мечтали о возлюбленных, покровителях, работодателях, которые выберут их по программе попаданок. Шептались о красивых принцах и правителях, что заберут их в свои палаты, сильных и властных мужчинах, что так похожи на героев любовных романов из большой библиотеки.
А мне было все равно, что со мной будет дальше. Я хотела избавиться от давления в груди. Разбираться, почему не такая, как все, больше нет сил.
– Любава, все собрались, – веселый голос сокурсницы взвился над плечом и погас около зеркала. – Ис-тэ Орисс будет выступать через час. Мы должны там быть.
Глория прилепилась ко мне еще на первом году обучения в академии. Толстая коротышка, крупнокостная и неумолкающая. Со стрижкой каре чуть ниже ушей и кроваво-ржавыми волосами. Ее, самую говорливую и несущую надоедливый хаос, будто нарочно выбрали с нашего потока и поселили в комнату мне в назидание за то, что нелюдима и не общительна.
Пусть, мне никто не мешал, только бы не висли на шее и не прикасались.
Прикосновения причиняют боль. И хотя от них меня защищает сильный артефакт, я все равно боялась, потому что он не всегда справлялся. Особенно последнее время. Да и сегодня я чувствовала себя иначе. В висках сильнее бился пульс, а к щекам приливала горячая кровь, а от мельтешения Глории по комнате закружилась голова.
– Иду, – скупо ответила я и, неосознанно вдохнув невыносимо-сладкий запах, что шлейфом тянулся за сокурсницей, поморщилась. Что-то не так. Раньше я не слышала запахи так сильно.
Поправила длинные узкие рукава, что расширялись от локтей, натянула белые перчатки и проверила все ли в порядке с прямой юбкой в пол. Лиф-корсет сильно подчеркивал грудь, из-за него было тяжело дышать, а зеркало отражало знакомое бледное лицо и зеркально-серебристые глаза. Радужки совсем обесцветились за последние три года, стали кристально-снежными. Коллегия учителей-магов и старших мастеров так и не нашла причину моему изменению, а я с трудом могла вспомнить, какие они у меня на самом деле: голубые, серые, зеленые?
Патроун сильно тревожился, искал ответы, но не находил их.
Позже маги махнули на меня рукой. Не помираю, и ладно. Не заражена, и прекрасно. Может, для чего и сгожусь.
Только опекун не смирился. Он продолжал искать. Да без толку.
– Люба, поторопись, – заволновалась Глория, выплясывая у двери в тесном для ее комплекции платье.
– Иди сама, если не терпится, – спрятав бретель белья под лямку платья, я укрыла плечи накидкой и сдержала легкую дрожь. Я волнуюсь? Это слишком невероятно, чтобы быть правдой. Наверное, просто замерзла, пока умывалась.
Мех согревал кожу, но не спасал от внутреннего холода и прикосновений.
Застегнув голубую брошь на шее, тот самый артефакт, что подарил мне ис-тэ, снова глянула на себя в зеркало. Белый наряд делал мою кожу совсем молочной, а волосы терялись в светлых ворсинках накидки, но у нашего курса в гардеробе других цветов нет. Только белый. Снежный. Чтобы нас можно было легко найти среди остальных учащихся.
– Люб… ну идем, – снова заныла Глория.
– Я не держу.
– Мне хочется с тобой. Мы же подружки!
Слегка повернувшись, я окинула ее холодным взглядом.
– Тысячу раз говорила тебе, чтобы поискала другую. Я подстраиваться под тебя не могу. Захочу пойду, захочу – останусь. Патроун дал мне полную свободу, а тебе пора. Чего ты возле меня крутишься, если спешишь?
– Ты мне нравишься, – пышка заулыбалась, яркий румянец расцвел на ее щеках, а волосы качнулись, бесполезно пытаясь достать до плеч. – Не заискиываешь и говоришь то, что думаешь.
– А мне от тебя ни холодно, ни жарко.
– Это у тебя просто характер такой – закрытый, но я чувствую, что внутри ты хорошая, – девчонка захихикала и покрутилась около зеркала.
Что тут смешного? Не понимаю.
Не ответив, я вышла в коридор. Глория хлопнула дверью комнаты и шумно потопала следом. Чтобы не коснуться случайно ее локтем, я отступила ближе к стене и направилась к холлу.
– Чем же я хорошая? – полюбопытствовала и, краснея, прикусила губу.
От брошенной фразы и реакции меня окатило теплом. Со мной сегодня явно что-то не так. Я будто начала чувствовать и проявлять эмоции. Нужно срочно найти ректора.
– Ты уравновешенная и спокойная. – Глория, перебежав вперед и едва не упав из-за длинной белой юбки, загибала по очереди пухлые пальцы. Она вечно спотыкается – ноги короткие, как у зайчонка.
Я прошла печатным шагом по затемненному коридору и прислушалась к льющимся из большого зала звукам.
Никогда не любила музыку – она вызывала дикий резонанс в голове и груди. Иногда такой сильный, что меня начинало мутить. Но сегодня все изменилось. Переливы струн ласкали слух, притягивали, заставляли дышать глубоко.
Я потерла зудящую кисть со шрамом и сильнее натянула рукав, чтобы спрятать уродство. Почему кожа сегодня такая горячая?
Замедлившись, обернулась на комнату. Может, лучше вернуться и не выходить в толпу? Но ради Патроуна я обязана отметиться на балу и почтить Новогодье. Странная традиция отмечать край года, но сегодня она привлекала почему-то. Манила, будто было в этом празднике что-то родное. Но я же помню, что вчера меня это не привлекало. Напротив, раздражало.
– А еще умная и честная, – заключила пышка. Она что-то еще перечисляла, но я слишком увлеклась своими мыслями и не разобрала.
– Мне все равно, – хмыкнула я, сама себе не веря. – Как все равно снегу, куда падать. Хоть на крышу, хоть на лысую голову. Мне нет дела до твоего веселья и дружбы. Не теряй времени, Глория, поищи кого-то потеплее.
– Да перестань, – не унималась рыжая. Смотрела на меня, как на любимую куклу, у которой сломалась деталь. – Ты хорошая, только… словно прячешься в скорлупе. Наверное, это защита такая. А еще ты… красивая.
Уголок моих губ прыгнул вверх в подобии улыбки, хотя я знаю, что это скепсис. Сказала тоже – красивая. Как ледяная дылда может быть красивой? У Глории какие-то извращенные вкусы, не буду с ней спорить. Она и жареную кукурузу с лимоном любит есть, а мороженое из зеленых помидор запивает чаем из лепестков белой розы. Никогда не понимала такого, но мне сложно – я не чувствую разницы вкусов. Мне что клубника, что слива, что мясо с кровью – все пресно. Хотя по реакции остальных студентов можно понять, что Глория уникальная в своем роде.
Я волнуюсь красивая я или нет? Где Патроун? Я ускорила шаг и почти добежала до распахнутых дверей. Мне нужно срочно увидеться с ректором. Он поймет, что со мной творится. Не скажу, что испытывать эмоции неприятно, но это пугало и сбивало дыхание.
Около главного холла маленькими группами ютились наряженные студентки. Ребята с разных курсов, подтянутые и выбритые, стояли в сторонке и жадно поглядывали на девушек.
Среди них много моих однокурсниц.
Словно невесты, почему-то всплыла ассоциация.
Я никогда не была на энтарской свадьбе, но глядя на гирлянды магических цветов, что сплетались в центре в яркую звезду, вдруг осознала, что на какой-то свадьбе все-таки была…
Только на чьей? И когда…
Глава 4
Любовь
– Не может быть… – восхитилась соседка и, распахнув двери в бальный зал, замерла. – Ничего себе украсили за ночь! Бытовики четвёртого курса старались! Любава, ты посмотри, какие скульптуры! Они будто живые!
Я смотрела вперед, на синеватый ажурный пол, на ледяные фигуры и колонны по периметру, балконы из плотного магического снега, что больше напоминал мрамор, тяжелые шторы, вычурные канделябры и… тоже восхищалась. Выйдя из комнаты, я будто изменилась, от этого все тело мелко дрожало. В центральном холле академии было блекло, сухо, холодно, как и весь период никса, сезона снегов на Энтаре. Что тут прекрасного? Но я улыбалась и запрокидывала голову от радости!
По залу в танце кружились пары, напоминая заплутавших во тьме мотыльков. На миг почудилось, что я была здесь раньше. Словно все повторялось.
Молодежь шумела на балконах, пряталась в нишах, гуляла среди укрытых снегом деревьев в саду академии, толпилась на площади. У статуи единства, около стены памяти, под люстрой из люмитов, у столов с диковинными закусками и напитками. Везде. Среди студентов можно было заметить приглашенных кританцев в дорогих кителях с символикой по рукавам, почти у всех на пальцах сверкали украшения из рианца – признак высокого статуса в обществе. С ними соперничали богачи-иманцы: они расхаживали среди студентов в довольно небрежных нарядах из грубого хлопка, без украшений и пафоса, зато вышитых так искусно, что даже я засмотрелась.
Судя по столпившимся в сторонке девушкам, не приглашенным на танец, ясно было, что не все гости прибыли, и праздник только входит в раж. Студентки завороженно глядели в дрожащий портал – огромный алый круг, что располагался на улице, со стороны выхода из академии. Оттуда, по большим ступеням изо льда, приходили мужчины и женщины разных мастей, с обеих стран. Попадая на площадь из белого камня, они, как в лавке, выбирали себе мага или магиню в жены или мужья, для любовных утех или тяжелой работы. Выбирали только с нашего факультета попаданцев, энтарцы не нуждались в таком покровительстве и сами могли выбирать себе будущее. Нам же, иномирцам, помогала королевская программа распределения.
Нас учили быть смиренными, покоряться работодателям, улыбаться через силу и выполнять приказы, даже если не хочется. Попаданцы бесправны на Энтаре и должны быть благодарны за то, что живы. В нашей группе были те, кому не нравилась эта программа, но обет, данный в начале учебы, заставлял их подчиняться правилам.
Глянув на счастливо порхающие пары под светящимися нитями из люмитов, я ушла в сторону и спряталась под покрытыми инеем ветвями старой ивы. Сама не знаю, что со мной не так, но все происходящее, отбор, ужин и танцы, раскачивало в груди необъяснимую тревогу и раздражение. Приезжие богачи выбирали нас, будто цветы на срез. Вот эта подойдет. И эта ничего. А тот паршивый. Выбросить. Ведите другого или другую.
– Представляешь.
Около моего плеча снова появилась толстушка. Я дернулась от неожиданности, а Глория склонилась, чтобы перекричать музыку:
– Зарину выбрал лорд из южных земель Имана. Смотри, какой толстый мужлан. – Девушка перевела взгляд в сторону, и я невольно проследила за ним. Я бы не хотела к такому опоссуму попасть. У него нос длинный, как у грызуна, а уши круглые, их не прикрывают даже торчащие в разные стороны пепельные волосы. – Он предложил ей замужество, как только увидел, и она сразу согласилась. А какая была простенькая, и магии в ней совсем мало, – заговорщицки прошептала Глория. – Говорят, он владеет большими землями в Имане. Но я ей не завидую. Теперь с таким постель делить… Даже Нэлию, противную стерву, уже отметили – по мундиру и нашивкам на плечах ее спутника вроде богач из Криты попался, но его внешность издали я не разглядела. С такой скоростью на нас с тобой гостей не хватит.
– Их раза в три больше, чем претенденток, – бросила я раздраженно. – Иди, Глория, а то тебя не заметят, – и кивнула в сторону заходящих в зал гостей, но рыжая упрямо плелась за мной. – Останешься без покровителя.
– А может, я домой хочу вернуться? – пожала плечами соседка и пухлыми пальчиками убрала волосы за ухо. – Да и выбирают девушек повиднее…
Многие с нашего курса выглядели довольно блекло по сравнению с Глорией, но оценивать то, в чем я не сильно разбираюсь, не было желания.
Заметив суматоху около портала, что пропускал приглашенных на бал и регистрировал их приезд, я прикипела взглядом к алому кругу. Сама не знаю почему. Все шло сегодня не так, будто я не с той ноги встала с кровати.
Какое-то время было не разобрать, что происходит. Только после того, как Ринэма, куратор по досугу, виляя крупными ягодицами, выбежала наперерез драке и применила магию, толпа немного разошлась, а над площадью повисла кроткая тишина. Лея и Нигева, сестры-близнецы с моего потока, устроили драку за вельможу с Криты в длинном парчовом балахоне. И богач, недолго думая, выбрал обеих, нацепив на их грудь знаковые цепочки. Девушки гордо прошли мимо нас с Глорией, вцепившись в руки мужчины так, что он аж побледнел. Весело, ничего не скажешь. Зачем ему две попаданки? Я не слышала, что такое вообще возможно. Обычно выбирали кого-то одного, потому что маг иномирец стоит целое состояние и покупается навсегда.
Странно было смотреть, как сокурсники ждут и жаждут, что их выберут. И кто им сказал, что с покровителями будет проще? Никто не давал гарантий, что владелец будет понимать тебя, любить или хотя бы уважать? Или кто обещал, что статусная женщина станет хорошей хозяйкой и не казнит тебя за мелкую промашку в первый месяц работы?
Нас много лет учили безропотно подчиняться власти, мастерам и законам, не задумываясь о последствиях, но я внутренне всегда сжималась от этого правила и всегда чувствовала, что этот отбор – фарс.
Взрывая тишину, пелена магического зеркала, напоминающая алую воду, пропустила на площадь нового посетителя. В портал, точно поезд, на всех парах влетела серебристая колесница. Я таких на Энтаре никогда не встречала. Машина рассекла воздух над академией, оставив после себя туманный след, а в ушах навязчивый гул.
Меня пробрало необъяснимой дрожью. Чтобы позволить другим студентам приблизиться к явно непростому гостю, отошла подальше. Толстушка за мной.
– Стоит поторопиться, – бросила я Глории через плечо, надеясь, что та отстанет. Она завороженно рассматривала гостей и облизывала пересохшие губы, но плелась за мной следом, как привязанная. – Это последний бал на нашем курсе, больше выбора не будет. Воспользуйся шансом.
– Не пропустят, – прыснула Глория, показывая на толпу желающих попасть в услужение к богачам, и задорно сморщила обсыпанный веснушками нос. – Там, гляди, какая толпа. Они меня затопчут быстрее, чем я доберусь хотя бы поглазеть на вельможу. От судьбы не убежишь: не выберут, и мороз с ним… Попробую государственное распределение.
– Все равно иди. Попробуй. – Я кивнула в сторону портала. – Нечего со мной стоять. Тебе же хочется поближе рассмотреть гостей.
– А ты пойдешь? – переспросила Глория.
– Конечно, – пришлось соврать, иначе она не отстанет. – Я скоро.
Девушка помялась, сложила пухлые ладошки перед животом, потопталась около меня, но не ушла.
– Что ты хочешь? – спросила я, догадываясь, что Глория не просто так медлит.
– Можно я тебя обниму? – соседка поджала губы и посмотрела на меня из-под густых ресниц, словно окрашенных в морковный сок. – Знаю, что ты не любишь…
– Это лишнее, – я повела плечом от фантомной боли, стоило только представить прикосновение.
Никто не сможет приблизиться ко мне без моего согласия. Во мне спрятана вечная мерзлота, что очень не любит, когда на нее посягают. Это не болезнь – это магическое влияние, здесь сомнений нет. Патроун подозревал, что моя холодность и бесчувственность – следствие сильного вмешательства. Только откуда такой блок во мне, ректор так и не определил. Среди попаданок я – брак, который невозможно изучить. Ис-тэ понимал, что не гожусь я для программы распределения, потому не настаивал на выборе и разрешил не снимать артефакт во время бала, лишь попросил поприсутствовать на танцах и послушать его речь. Я ведь не сумею быть покорной и хорошей женой, если меня вдруг выберут. Ректор это осознавал, поэтому послабил мое условие, хотя совет мастеров академии был против. Но я даже прислугой не сгожусь, потому что если прикоснусь к хозяину, ибо сгорю от боли, либо убью его, поэтому маги все-таки согласились меня не трогать.
Я тряхнула головой, прогоняя тягучие мысли, и повернулась к танцующим. Что-то слабо потянуло в груди, рассыпая по плечам мелкие мурашки, а правая кисть, где под рукавом прятался старый шрам, вдруг неприятно зачесалась. Я перекрутила пальцы, чтобы унять жжение. Хотела использовать магию, но вспомнила, что на балу это запрещено. Перетерплю.
– Ты хорошая, Любава, – с грустью сказала Глория, все еще маясь около меня. – Что-то мешает тебе быть открытой, но ты добрая. Знаю. И чувствую.
Рыжая по основному таланту менталист, но я все равно никогда не верила ее комплиментам. Слишком все это странно. Как можно сказать, что ты чувствуешь кого-то добрым или злым? Как определить, что человек хороший или плохой? Разве срединных понятий не бывает?
Так и магия. Она или есть, или нет. Нельзя представить или поверить, что вода замерзла, если она горячая. Чтобы изменить состояние жидкости придется прочитать заклинание, направить силу из эссахи и сначала охладить влагу, а потом превратить ее в твердь.
– Беги, – вымучив улыбку, я кивнула в сторону портала. Пусть уходит уже. Может, я и открывалась бы другим, если бы не эта, сводящая с ума, боль. Сейчас внимание толстушки жутко утомляло.
Глория подступила ко мне, но на мой прищуренный взгляд острее ножа попятилась и убежала прочь.
– Не скучай, Любава, – вылетел из толпы ее веселый голосок.
Почему-то я смотрела соседке вслед и не могла отвести взгляда от мешковатой юбки. Та долго мелькала между другими нарядами, пока не остановилась около прибывшей колесницы.
Вытянутая громадина, упираясь на две длинные лапы, напоминающие ножи – только повернутые плашмя, замерла у портала, как инородное нечто, не вписывающееся в пейзаж Агоса и архитектуру академии. Две железные лошади в упряжке взбивали льдистую землю, рассыпая в стороны искры снега. Животные были ненастоящими. Огромные механизмы, больше человека раза в три, от которых веяло несокрушимой мощью.
Возле диковинной машины шумела толпа, в основном девушки. Они неприятно хихикали и, прикрывая ладошками губы, поглядывали из-под ресниц на прибывшего гостя, словно перед ними не меньше, чем божество. Было ощущение, что им уже гарантировано обещали выгодное место в роскошном замке принца. Или графа. Или лорда. Да хотя бы господина, продающего зерно или ткани.
Я ступила ближе. Немножечко. Не знаю, зачем, просто делать было нечего, вот и полюбопытствовала. Дернула же меня тьма!
Среди красоток нашего курса, как гусь среди гусынь, возвышался молодой мужчина, не старше тридцати оборотов. Он стоял ко мне спиной. Длинные черные волосы были заплетены в косу и касались поясницы, а дерзкий, закрученный хвостик лежал на крепких ягодицах. Никогда не видела таких длинных волос у мужчин, разве что у глубоких старцев, как ис-тэ Патроун.
Разглядывая крупные плечи приезжего, изучила мудреную вышивку на его мундире. Что-то в этих узорах почудилось знакомое – это встревожило, отчего я еще приблизилась. Опустила взгляд ниже – черная ткань брюк облегала крепкие бедра и подтягивала длинные, мускулистые ноги, белые сапоги до колен с пестрым тиснением стучали каблуками по камню, высекая искры от каждого движения мужчины.
Странное ощущение неправильности закололо в груди. Я приложила руку к амулету на ключице и одними губами прочитала «сейваша». Это снимет острую боль на несколько минут и усилит действие артефакта, если вдруг что-то пойдет не так.
Толпа качалась и пугала, угрожая придавить. Мне лучше спрятаться сейчас, не то худо будет.
Выбрав момент, пока студенты скопились в одном месте и заняты разглядыванием богатого гостя, я шагнула в сторону, ближе к колоннам. Смотреть, как девушки выплясывают вокруг заносчивого павлина, который может их выбрать, мне было глубоко неприятно. Зачем так унижаться? Эти вельможи приезжают в академию за товаром и платят за нас очень много, потому простых смертных и бедняков среди них не увидеть, но некоторые особо отличались пафосом, как этот… на железных лошадях.
Когда я отвернулась от неприятного созерцания длинноволосого богача, в меня неожиданно влетел высокий и широкоплечий парень с курса боевиков, а с ним Лефрия, сокурсница, – алые щечки, пухлые губки и волосы чернее ночи. От грубых рук мага, что отодвинул меня в сторону, позвоночник прошило стрелой боли. Амулет обычно сдерживал прикосновения, но сегодня я погибала. Не устояв от шока, упала навзничь на камень площади, и белое небо Криты рухнуло на голову.
Взорвался хохот. В ушах загремело, в груди скрутилась ядовитая мерзлая змея.
Задыхаясь, я с большим трудом встала на четвереньки. Добавив «сейваша» несколько раз, стиснула ледяными пальцами амулет, да только легче не стало, камень не принимал мою магию. В глазах потемнело, а к горлу подступила знакомая тошнота. Если сорвусь в темень, случится непоправимое – я себя раскрою. Я должна уйти из толпы. Должна…
Звонкий смех прервался, и перед лицом появилась большая мужская ладонь. Крепкое предплечье, что спрятано под плотной синей тканью и украшено дорогими камнями белых и серебристых цветов, переходило в большие плечи. Я зыркнула на руку, что оказалась в опасной близости. Крупные пальцы, выраженные фаланги, ровные косточки. Кожа темно-карамельная, смуглая.
Шарахнулась поздно. Мужчина коснулся моей ладони, от этого словно огненные росчерки пошли по венам, наши руки подсветились яркими сине-серебристыми разломами и запульсировали, сплетаясь.
Отстраниться не смогла. Казалось, в одну секунду во мне лопнули все капилляры и порвались мышцы.
У нового гостя были темные глаза, а в глубине зрачков вертелась живая искра, будто фитилек.
– Дай руку. – Мягкий голос толкнулся в лицо, окатив теплым воздухом. – Я помогу.
– Спасибо, не нужно. – Я помотала головой и через боль выпрямилась. Под коленями тянуло, все косточки крутило, словно меня лопасти мельницы перемололи. Сил едва хватило попятиться от вельможи.
Кареглазый попытался меня схватить за локоть, но я отшатнулась. Хотя это по правилам академии недопустимо. Если он меня выбрал, обязана подчиниться. Да только нельзя! Ректор предупреждал меня, чтобы держалась подальше от портала, а я будто свихнулась, в самую гущу пошла.
Глядя в пол, чтобы не провоцировать высокопоставленного гостя, я поймала равновесие, до хруста косточек сжала накидку, чтобы та не упала с плеч, и, шепча про себя бесконечное и бесполезное «сейваша», повернулась к лестнице.
Кто-то хмыкнул рядом, а после в поле зрения появились белые лощеные носки больших сапог. Королевских. Так вот что за узоры на кителе пижона!
Я втянула голову в плечи. Неуважение к потенциальному работодателю или хозяину лишит меня привилегий и хороших рекомендаций, а неуважение к ин-тэ может стоить жизни.
Благо меня больше не трогали, белые сапоги ушли в сторону, а я, ковыляя, побрела по ступенькам в зал. Дождусь конца праздника в темноте какого-нибудь угла, а потом так же тихо уйду к себе. Сейчас не смогу: комнаты нарочно заперли на время бала. Здесь даже Патроун не смог мне помочь и пойти против правил академии.
Что же на меня нашло? Зачем вышла наружу? Зачем подошла к колеснице? Она словно звала меня… Словно я уже ее видела раньше. Или его…
