Текст книги "Император и шут"

Автор книги: Дэйв Дункан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 38 страниц)

8

На вершине плотного зеленого склона передовые всадники придерживали лошадей. Тропа вынырнула из-за деревьев и устремилась на гребень перевала. Инос пустила гнедую шагом, а потом и вовсе натянула поводья, заставив лошадь остановиться. Дыхание животного, вылетев из ноздрей, повисло белым облачком в прохладе разреженного воздуха высокогорья, приятно освежавшего разгоряченные тела. Внизу, по другую сторону склона, мирно дремал фруктовый сад, еще дальше расстилались поля, фермы и озеро. В лучах заходящего солнца вода блестела червонным золотом. Весь Илрейн казался одной огромной книгой с яркими картинками.

В сопровождении императорской армии Инос довелось повидать и мрачные хвойные леса, и зимнюю тундру. Позже, жарким летом, на верблюде она пересекла Срединную пустыню, а потом, на ребристом, как бочка, муле – горы Прогисты. Она с полным правом могла называть себя бывалой путешественницей, однако прогулки, подобной этой, у нее еще никогда не было. Четыре дня почти непрерывного галопа... на каждой станции уже ждет свежая подстава... и так с лошади на лошадь... еда в седле и краткий ночной отдых. Слишком краткий. Инос в изнеможении падала на солому или влезала под одеяло на пропахшем кедром чердаке и проваливалась в сон, как камень в воду. Каждая жилка у нее болела, каждая косточка ныла; с непривычки к седлу Инос стерла в кровь бедра до самых лодыжек, но молчала и не жаловалась. Да, эльфы ничего не делали наполовину.

Приглядевшись, Инос поняла причину остановки. Там, за холмами, сиял округлый серебряный контур, словно из-за гор выглядывала сосновая шишка, ярко искрившаяся с одной стороны и подернутая голубоватой дымкой с другой, неосвещенной. Инос видела его довольно отчетливо: впервые она оказалась так близко от Небесного дерева. Еще дальше, почти на границе видимости, вырисовывались на фоне голубого неба островерхие снежные пики; должно быть, горы Нефер.

– Валъдоскан, – произнес голос за спиной Инос.

Это была Лиа, проводник и начальник их стремительной экспедиции. В серебристой, ладно сидящей кожаной одежде эльфийка выглядела не старше самой Инос, но это было далеко не так. Пару ночей назад Лиа вскользь упомянула о своих внуках, к тому же после многочасовой скачки она заметно уставала – все это указывало на ее истинный возраст. Инос вспомнила, что полное ее имя – Лиа’скан.

– Твои родные края?

– Родные края? Пожалуй, хоть родилась я совсем не здесь, но изредка я приезжала сюда... – задумчиво улыбаясь, говорила эта похожая на девочку бабушка, разглядывая из-под руки расстилавшийся перед путниками пейзаж. – Каждый эльф принадлежит Небесному дереву, как пчела своему улью.

– Небесное дерево. Как бы мне хотелось посмотреть на него поближе!

– Редко кто из чужаков приближался к Небесному дереву. Но если ты действительно желаешь, Иносолан, это можно устроить.

Такая предупредительность изумила Инос и заставила ее задуматься. Она оглянулась на остальных спутников. В Элмасе эльфы в конце концов согласились помогать ей, но только ей. Гости получили и право проезда, и эскорт. Зато от отряда Азаку пришлось отказаться. Ему позволили взять с собой лишь трех воинов. Султан выбрал Чара, Варруна и Джаркима; всех остальных во главе с Гаттаразом, а также Зану, он отослал обратно в Зарк.

Ни Инос, ни четверке джиннов оружия не оставили, в то время как эльфы буквально обвесили себя сверкающими клинками. Мечи, безусловно, были очень легкими – тяжелый меч эльфу не поднять, но скорость, с какой двигались юные воины, превращала игрушки в смертоносные жала. Половину эскорта составляли женщины. На быстроногих лошадях они летели как ласточки на ветру, Азак был мрачнее тучи, а при таком угрюмом настроении нет места для благодарности.

– Госпожа, – произнесла Инос, – может, я чего-то не понимаю? Я полагала, мы направляемся в Империю, не так ли?

– Прокатимся немного, – предложила Лиа, оглянувшись на приближающегося Азака. Ударив пятками лошадь, она заставила ее двинуться шагом. – Лошадям нельзя застаиваться после долгой скачки, они могут простудиться.

Инос тронула кобылу и нагнала Лиа, весьма заинтригованная.

– Ты правильно полагала, вы направляетесь в Империю, – подтвердила Лиа. – Завтра до полудня вы будете на границе. Мы проведем вас нехожеными тропами, снабдим соответствующими документами. Уверяю тебя, никто, кроме пограничного таможенника, в глаза не видел настоящих паспортов. Так что до самой столицы сможете ехать спокойно. Оружие мы тоже вернем, хотя вам разумней было бы припрятать его получше, но это уже ваше дело. Все будет сделано так, как обещано.

– И это все, что ты хотела мне сказать? – спросила Инос. Девушке не понадобилось оглядываться, чтобы понять, что эта беседа была тщательно подготовлена. Трое эльфов пристроились позади обеих женщин, напрочь отрезав джиннам возможность приблизиться к Инос и Лиа.

– Хочешь знать, дитя? Действительно хочешь? – Эльфийка смотрела на Инос настороженно и с вызовом. Наконец она промолвила: – Есть и другой вариант.

– Какой?

– Для эльфов нет ничего в мире важнее красоты – в любой ее форме. Шрамы на твоем лице вызвали у Амиэль горячее сострадание и острое желание помочь вам, а через нее обеспечили благосклонность... других важных людей.

– Уверена, что и ты сама не «пустое место», госпожа.

– Не важно, кто я, – улыбнулась Лиа. Эльфам нравятся причудливые титулы, но они смеются над ними с той же легкостью, с какой ими наслаждаются. – Хранитель Юга – эльф, вот что важно. Наш народ высоко чтит его. Конечно, мы трепещем перед Литрианом, но также и восхищаемся им и его делами.

Тропа опять свернула к деревьям, и обе женщины обернулись бросить последний взгляд на радужное великолепие, которое называлось Вальдосканом. Ветви скрыли чарующий пейзаж.

– Литриан редко покидает Вальдориан. Это на противоположной окраине Илрейна, но все же ближе, чем Хаб. Не желаешь сменить направление?

– Он исцелит меня?

– Несомненно. – Глаза эльфийки мерцали, как опалы, но, больше зеленым и кобальтово-синим.

– А с моего мужа снимут проклятие?

Юное лицо Лиа будто одеревенело, а голос звучал с холодным безразличием:

– Было решено что предположение касается только тебя.

– Понятно, – обронила Инос. Ее искушали, но победит ли она в этом испытании? А главное, кого или что ей нужно, побеждать?..

– Азак не из тех, кто с ходу может снискать симпатию эльфа, – ехидно заметила Лиа.

– Он прекрасный человек, – убеждала Инос, – и превосходный правитель для суровой страны.

– А также подходящий муж для августейшей особы, не так ли?

– Ты далеко заходишь.

Лиа грустно усмехнулась.

– Прости мою несдержанность. Но мы не понимаем тебя, Инос. Почему ты вообще стала женой этого вульгарного дикаря? Ведь не альковные ласки приворожили тебя, если он огнем опаляет любую женщину, которой коснется. Ты не похожа на глупышку, очарованную игрой мускулов и демонстрацией грубой силы. Так почему? Трон здесь тоже ни при чем, султанша – не властительница, а не более чем домоправительница. – Подождав и не получив ответа, эльфийка безжалостно продолжила: – Говорят, Бог Любви частенько подшучивает над нашими сердцами. Ты любишь Азака ак’Азарака, Иносолан?

«Нет!» – крикнула душа Инос, но губы ее не дрогнули. Она вспомнила Рэпа: «Почему я не осмелилась правильно понять Бога?»

«Слишком поздно! Слишком поздно!» Инос казалось, что она слышит эти слова.

– Он варвар, Инос.

«Знаю, он до смерти замучил человека, которого я любила и который любил меня. Он убил человека, который пересек полмира, чтобы помочь мне». Она задыхалась от этих мыслей; ее переполняла горечь.

– Если я соглашусь на твое предложение и направлюсь к Литриану, что ждет Азака?

– У него будет выбор – вернуться туда, откуда пришел, или продолжить путь в Империю. Но я сильно подозреваю, что его выдадут легионерам.

– Ты безжалостна, госпожа, – пристально всматриваясь в спутницу, укорила Инос.

– Эльфийский характер, – печально кивнула Лиа. – Иногда это удивляет даже нас, не только других людей. Я ведь сразу сказала: помощь окажут только тебе. А теперь я жду ответа.

– Еще один вопрос: мое королевство, оно вернется ко мне?

– Понятия не имею. У нас самих проблем хватает, так какое же дело эльфам до чужой политики?

Инос оглянулась. Азак пожирал ее свирепым взглядом. Судя по всему, Азак пытался пробить блокаду эльфов, но у него ничего путного не получилось.

«Убийца! Он убил человека только за то, что тот любил меня. А Кэйд осталась заложницей моего возвращения в Алакарну», – не могла прогнать назойливой мысли Инос.

Она представила себя во дворце Азака в роли султанши, но тут же вспомнила о Рэпе и возможной жизни с ним. Ее горло судорожно сжалось, а веки задрожали. Она чуть не расплакалась. «Слишком поздно, дура, слишком поздно!» – вздохнула Инос.

Могло ли ее волшебное слово заинтересовать колдуна? Кто знает...

Клялась ли она в верности Азаку? Да, она торжественно обещала Богам стать его женой.

Отцу она тоже торжественно пообещала... но Империя вышвырнула ее и из королевства, и из политики, как ненужного котенка.

Старалась ли она поступать по чести и совести? Очень старалась, а что получилось?

Инос не знала, что ответить эльфийке. Она вспомнила отца, Рэпа и представила, что бы могли ответить они.

– Я жена Азака. Я не предам его. – Слова вылетели сами собой; в голове была пустота.

– Слова глупца или эльфа, – печально покачала головой Лиа. – Или королевы, я полагаю? Иного я и не ждала. Может быть, Боги наградят тебя за это.

9

– Тебя что-то беспокоит, дядя?

– Беспокоит? Меня? Нет, вовсе нет! С чего мне беспокоиться? Абсурд! Полный абсурд. – Посол Крушор резко встряхнул серебряной гривой развевавшихся по ветру волос и, скрестив на груди руки, облокотился на поручень, всем своим видом доказывая, что он совершенно спокоен.

Джотунн на галере – то есть в своей родной стихии – так же беззаботен, как гном на алмазных копях или карлик на помойке. Иначе и быть не может.

Для джотунна-пирата безумие – абсолютно нормальное состояние. Неудивительно, что его племянник, тан Калкор, сумасшедший. Все великие таны были не в своем уме, как морские львы в брачный период, иначе им бы не добиться успеха. Здравомыслие – серьезная помеха, когда меч жаждет крови. Насилие и жестокость всегда неразлучны и не приемлют логики, а также не ищут причины – они сами в себе и для себя. «Кровавая волна», пятидесятивесельная галера, поднималась вверх по медленным водам Эмбли, а Крушор явился на борт с визитом вежливости, и в его обязанности входило провести ближайшие несколько часов в компании тана, И гость и хозяин были людьми крупными, матрос на руле – и вовсе великан, тогда как сама рулевая надстройка кормы имела вполне разумные и довольно ограниченные размеры. У Крушора же не было ни малейшего желания случайно толкнуть своего непредсказуемого племянника.

Сей племянник улыбался дядюшке нечеловечески яркими, сапфировыми глазами с таким видом, будто легко читал мысли Крушора. Когда Калкор двигался то обозреть суда эскорта, то бросая рассеянный вид на толпящийся по берегам народ, он – казалось, специально – на шаг или полшага приближался к дяде. А если столкновение все-таки произойдет, что тогда?

Солнце радостно сияло. Река струилась серебром, закручиваясь в водоворотах и дробясь на перекатах. Две имперские военные галеры кортежа шли в авангарде, и четыре держались за кормой корабля джотуннов. Каждый поворот реки заставлял корабли жаться к берегу, туда, где течение послабее, что вызывало бурный восторг населения, кишевшего повсюду. Беготня и приветственные вопли относились исключительно к имперским галерам, демонстративно напичканным оружием и картинно щеголявшим чистотой и элегантностью такелажа и палубных надстроек, но далеко не столь боеспособным и быстроходным, как корабль наглого пирата.

Калкор развлекался на свой манер. Время от времени он резким выкриком приказывал ускорить ход, и «Кровавая волна» легко, как птица, вырывалась вперед, будто намереваясь избавиться от сопровождения. Суда импов панически дергались, пытаясь заблокировать галеру, гребцы сбивались с ритма, корабли мешали друг другу. Затем Калкор снижал скорость и позволял имперскому флоту вновь выровняться. Джотуннам нравились эти забавы. Похоже, они могли грести, описывая восьмерки вокруг судов эскорта, пожелай этого их капитан. Вчера излишне вспыльчивый имперский адмирал рискнул изменить расположение каравана, попытавшись добавить в авангард еще два корабля из арьергарда. Калкор не пожелал плестись в хвосте имперских галер и за час опередил флотилию на несколько миль.

Никогда еще на протяжении многих столетий ни одна пиратская галера не поднималась так далеко вверх по Эмбли. Летописи не отмечали ничего подобного даже в смутные времена седьмой или тринадцатой династий. Вдоль берегов стояли торговые и грузовые суда – баржи, лодки, галеры и гондолы, – всех их оттеснили, чтобы освободить путь правительственной флотилии. Их экипажи взирали на процессию в угрюмом молчании. Ранняя осень вызолотила все вокруг: фруктовые сады, поля хмеля, жнецов с серпами, склонившихся над спелыми колосьями.

Как и большинство юношей Нордландии, Крушор начал свою карьеру гребцом на галере. С годами он достаточно поднаторел, чтобы претендовать на звание тана. Навербовав кучу многообещающей молодежи, дабы закалить их в насилиях и грабежах по традициям предков, он совершил несколько очень удачных вылазок, набив галеры добычей под завязку и тем самым обеспечив себе уважение команды. Джотунны с колыбели помнили, что, если они вырастут мягкотелыми, Империя сядет им на шею.

Он все еще считался таном Гуртвиста, и, пока он служил за границей, его землями управлял Круг танов. Чтобы стать таном, требовалась не только личная доблесть, но и благородное происхождение. Шутники говаривали: без родословной, кровожадности и сделки с дьяволом таном не стать; итак, тан – это кровь, кровь и еще раз кровь. Крушор соответствовал всем трем критериям, и все было бы в порядке, если бы и он сам стремился лишь к грабежам и набегам. Но, возмужав, тан Гуртвиста вздумал покончить с пиратством, а на прощанье захватить громадный торговый корабль. В этой стычке ему крупно не повезло: его задело мечом в пах. Он успел вернуться домой в Гуртвист вовремя, чтобы выжить, хоть пару месяцев казалось, Боги сомневались, не забрать ли его душу.

В конце концов Крушор выздоровел, но ранение оставило по себе досадную память, навсегда ополовинив его образ жизни. Если бы дефект тана получил всеобщую огласку, он стал бы конченым человеком, а будучи правящим таном, долго скрывать свою ущербность Крушор не смог бы и, вероятнее всего, вскоре был бы убит. Тут удивительно кстати подвернулась необходимость в новом после Нордландии в Империи, Крушор проявил редкую изворотливость, организовав собственное назначение и одновременно продемонстрировав нежелание уезжать за границу. Он отправился в стан врага с должным смирением и унынием на лице. В Хабе некому было обращать внимание на его личную жизнь, так что безопасность в Империи ему была обеспечена.

Таким образом, неожиданная прогулка на галере возвращала его к дням далекой юности, страстной и задорной. Однако по сравнению с Калкором Крушора можно было назвать не более чем любителем, а отнюдь не профессионалом. Впрочем, времена нынче стали совсем другими, более мирными, если можно так сказать. Пираты позволяли бежать тем из мужчин, кто цеплялся за материальные ценности и стремился сохранить лишь бренную жизнь, да и покладистых женщин тоже щадили. Калкор был отголоском ушедших великих дней, напоминавших о таких незабвенных воинах, как Каменное Сердце, Пожиратель Топоров или Тысяча Девственниц.

Если следование общепринятым нормам поведения гарантирует здравомыслие, то Калкор, несомненно, был сумасшедшим. Но безумие безумию рознь, идиотом он не был. Потому-то Крушор и не мог понять, зачем Калкор тащит себя и команду галеры в явную западню? Получив первое письмо племянника, Крушор склонен был счесть его забавной шуткой или в лучшем случае искусным ходом, ловкой уверткой. Однако посол пришел в ужас, убедившись, что Калкор принял за чистую монету гарантию императора – охранную грамоту – и отдал себя во власть врага. Старику очень хотелось узнать, почему племянник поступил именно так и чего следует ожидать лично от Калкора. Но всякий раз, когда он так или иначе подводил разговор к волнующей его теме, тан начинал загадочно улыбаться. На борту касатки Калкор безусловно был единственным, кто знал ответ. Команда всегда беспрекословно подчинялась приказам капитана, никогда не обременяя свои головы раздумьями.

Была и другая странность, которую не понимал Крушор: наличие на борту гоблина. Гоблин греб наравне с остальными пиратами. Его черные волосы и кожа цвета болотной осоки резко выделяли его среди светловолосых джотуннов. По сравнению с ними гоблин казался малюткой, и все же он ворочал веслом с очевидной легкостью.

– Как соблазнительно! – вздохнул Калкор, пристально рассматривая заливной луг, на котором толпились тысячи любопытных импов.

Для Крушора соблазн представлял большой город, крыши и стены которого возвышались чуть в отдалении от толпы зрителей. Как это принято в сердце Империи, стен у города не было.

– Ты имеешь в виду, что город остался без охраны?

В ответ на реплику его племянник вздернул белесые брови и издевательски ухмыльнулся:

– Ну что ты, дядя, имперские города всегда без охраны, или ты забыл? Чтобы что-то охранять, требуется, как минимум, храбрость, помнишь? Нет, я подумал о другом. Представь, что было бы, затей мы веселую шутку – имитацию нападения. Уверен, причаль мы к берегу и выхвати мечи, эти недоноски в панике ринулись бы прочь. Нам и корабль покидать не понадобилось бы. Не хочешь поспорить, скольких затопчут в таком бегстве?

В его глазах плясали чертики веселья. Казалось, пара недель без запаха крови лишили его последних крох разума.

– Имперские стрелы превратят нас в неочищенных кур. И мы же окажемся виноваты: нарушение перемирия.

Глаза тана засияли ярче прежнего.

– Но Нордландия не поверит ни единому слову Империи. Думаешь, они отважатся на войну?

– Да, – признал Крушор с самым безмятежным видом.

Калкор вздохнул и снова откинулся на поручень, постаравшись оказаться поближе к дядюшке, чтобы подтолкнуть его к краю рулевой надстройки кормы.

– И я лишусь моей главной цели, – огорченно произнес тан.

– Какой? – Вопрос сам собой сорвался с языка старика.

– То есть как это «какой»? Узреть Город Богов, дядя! – ехидно улыбнулся Калкор. – Кажется, у импов есть поговорка: «Увидеть Хаб и умереть!» Не так ли?

«Если он возжаждал смерти, они охотно удовлетворят его желание, – раздраженно подумал Крушор. – Знать бы, что еще он задумал».

10

Железо подков стучало по каменистой дороге.

Менее года назад вершиной мечтаний Рэпа были вожжи и облучок фургона, но пределом его возможностей – скрипучая подвода, груженная прессованным торфом и бочками с солониной. Ему не грезился экипаж даже на четверть столь великолепный, как эта карета на рессорах из гномьей стали, с позолоченными украшениями, стеклянными окнами и фонарями. И уж безусловно, ему и не снилась шестерка гнедых, вихрем мчащихся по имперскому тракту.

И вот сиротка стал магом, и юношеские грезы утратили былое очарование. Да, они осуществились; но если бы это хотя бы защищало от мрачных мыслей!

Обычно Гатмор ехал на козлах рядом с кучером, но ближе к вечеру перебирался на запятки, изображая лакея, что подтверждала напяленная на него ливрея. Ради мечты отомстить Калкору джотунн был согласен на все, что угодно. Он выкрасил волосы и изменил цвет лица, даже сбрил усы, являющиеся для джотуннов предметом особой гордости. Благодаря невысокому росту и принятым мерам Гатмор мог вполне сойти за импа. Рэп, пожелай он только, мог бы на несколько часов попридержать моряка в Оллионе и оставить одного у моря, но фавн не посмел воспользоваться своим превосходством для того, чтобы помешать другу совершить явную глупость. Рэп ненавидел себя за подобную щепетильность, но столкнуться с Калкором в столице Империи представлялось ему более чем невероятным.

Багряная лепешка закатного солнца висела над дорогой, ослепительным пятном, принуждая Рэпа править шестеркой у с закрытыми глазами. Широкий Восточный тракт тянулся к горизонту прямой, как стрела, ниточкой, окаймленной с двух сторон аккуратными загородками загонов для скота.

В прошлом ему довелось повидать лес, полупустыню, безлюдье непролазных топей и маячившие далеко на юге заснеженные вершины гор Гобля. Сейчас местность тоже была холмистая, но другого цвета – ярко-зеленого. Листвы на деревьях уже не осталось, да и поля в основном стали голыми, и все же стада, бродившие по жнивью и пасшиеся на лугах, наедались досыта. Краснегарцу это казалось очень странным. Вдоль тракта мелькали ухоженные фермы, огромные белые особняки, чистенькие деревни и города, наглядно демонстрируя всеобщий достаток. Глазам путешественников предстала Империя: богатая, нескончаемая и могущественная.

И все же... вдали от случайного взора путешественников, за ближайшими же холмами, драгоценное платье Империи менялось на драную залатанную дерюгу. Сельский пейзаж заполняли кривобокие лачуги, набитые нищими. В городах же на задворках великолепных дворцов прятались жалкие трущобы. Провидцу открыты были оба лика Империи, ее величие и ее низость. Ничего подобного фавну прежде и не снилось. За один-единственный год мир Рэпа стал неизмеримо огромней.

Каким бы показался ему теперь скромный маленький Краснегар?

На роскошных, обитых мягким бархатом подушках кареты Кэйд и доктор Сагорн мило болтали, о ничего не значащих пустяках. Однако когда они доберутся до очередного ночлега, спутником герцогини станет Андор.

В начале пути помощи этого щеголя не требовалось, тем более что придорожные гостиницы особыми удобствами не грешат. Но чем дальше от Оллиона, тем чаще герцогиня отыскивала знакомых, живущих поблизости от тракта. Всю свою жизнь Кэйд провела, развлекая гостей в Кинвэйле, а туда приезжало немало знати из самых разных уголков Империи. Кэйд смело обращалась не только к тем, кого хорошо знала, но и к родне своих приятельниц. Ее приветствовали как давнюю и долгожданную родственницу. Хозяева дворцов и вилл всеми силами старались угодить ей и убеждали не торопиться с отъездом. Так как уговоры не помогали, они слали вперед курьеров с уведомлением своим родичам или друзьям и снабжали Кэйд рекомендательными письмами. Так что от поместья к поместью Кэйд продвигалась быстро, прямо-таки по-королевски. Соломенные тюфяки и глиняные миски трактиров уступили место простыням и золотой посуде.

Кучер и лакей герцогини, конечно, обедали вместе с хозяйскими слугами, и это их полностью устраивало. Относительно Гатмора у Кэйд сомнений не было, но что касается Рэпа, она упорно пыталась убедить фавна избрать себе другую роль. Кэйд предлагала Рэпу изображать либо ее секретаря, либо юного путешествующего принца, хотя бы сайсанасского, а кучера и форейтеров брать вместе с лошадьми на почтовых станциях, где они меняли лошадей. Хотя Кэйд и убедилась теперь, что Рэп способен одурачить кого угодно, она все еще лелеяла мечты прибрать его к рукам и отшлифовать до такой кондиции, чтобы он выглядел подходящим супругом для Инос. Рэп неизменно вежливо отклонял все подобные предложения, а когда герцогиня уж слишком надоедала, упрямо повторял, что его, мол, предчувствие не позволит ему стать счастливым и он просит дать ему возможность быть менее несчастным, оставаясь как можно ближе к своей истинной сущности.

Курьер императорской почты галопом проскакал мимо и исчез в зареве заката. Рэп легко обогнал пару громыхающих фургонов. Чем ближе к Хабу подъезжали путешественники, тем интенсивнее становилось движение на тракте. Сегодня утром навстречу карете прошагал целый легион, пять тысяч крупных молодых парней, направляющихся к восточной границе. Они топали под пение бравурного марша, гордо вскинув вверх головы и дерзко сверкая глазами.

Рэп спросил себя, сколько из них вернется живыми и задумывались ли они сами о том, что их могут убить.

Какое-то время Рэп развлекался, гадая, как это – быть легионером? Что должен чувствовать человек, становясь воином императорской армии? Собственную значимость или полную ничтожность маленького винтика? Возросшую силу или, наоборот, уязвимость? Гордость, стыд, страх или что-нибудь! Он вспомнил, что изгои на Драконьем полуострове твердили ему о свободе. Но давал ли меч желанную свободу?

Работа кучера не мешала думать, а времени для того, чтобы вспоминать и раскладывать по полочкам все хорошее и плохое, было предостаточно – весь солнечный день.

Почтовая служба в Империи действовала превосходно. Через каждые восемь лиг располагалась станция, обычно возле нее возникала деревушка или городок с рыночной площадью. Задержек из-за смены лошадей Рэп не допускал. Надменные станционные смотрители старались запугать новичка, пророча всяческие беды, если путники не наймут почтовых форейтеров. Начиналось с того, что конюхи хором вопили, что с облучка, мол, с шестеркой даже фавн не справится, а кончалось тем, что Рэп применял малую толику чар и получал все, что желал, хоть и презирал себя за то, что делал это. Однако с чистой совестью фавн пресекал любую попытку имперского чиновника подсунуть ему слабую или хромую лошадь.

Но пользовался чарами Рэп с величайшей осторожностью. Как древние руины, так и многие уютные домики хранили на себе слабые признаки волшебных щитов; то люди, то предметы мерцали в ореоле слабого тумана, что свидетельствовало, что они вовсе не те, за кого себя выдают. В городах, через которые проезжали путешественники, Рэп часто чувствовал, волны магии. Ночами он не мог отделаться от того, что ощущал Сагорна, роющегося в библиотеке дома, и всех, кто сменял старика: и Андора, соблазнявшего очередную служанку, и Тинала, шнырявшего по комнатам в поисках приглянувшейся вещички, и...

Готовясь к побегу из Алакарны, Кэйд запаслась кое-какими безделушками: брошками, пряжками, цепочками, ожерельями. В дороге она неизменно требовала, чтобы Андор продавал ее камушки и жемчуг, но Кэйд явно не представляла их реальную стоимость, еще более смутно понимала цену билетов первого класса на лучшем корабле и уж абсолютно не сознавала размера расходов, необходимых для продвижения по Восточному тракту.

Однако жизненный опыт конечно же подсказывал Кэйд, что дело с деньгами нечисто, и, когда Андор отправлялся на рынок, она становилась угрюмой и раздражительной. Ей не сообщали, что целью Андора были ломбарды, так же как не упоминали, что ее друзья, хозяева домов, где останавливалась карета герцогини, сами того не подозревая, оказывались источниками финансирования экспедиции, жертвуя от щедрот своих стараниями Тинала. Гатмора веселила ловкость вора, а Рэпа печалила. Фавн не раз задавался вопросом, сочтет ли Инос их способ путешествовать забавным, и сильно сомневался в этом.

Но если герцогиня и догадывалась, что фактически ворует, она оправдывала себя тем, что делает это ради Инос.

Закат еще не догорел, когда карета свернула с тракта. Фавн не сомневался в правильности направления – магу не нужны подробные указания. Экипаж остановился перед внушительного вида воротами, из сторожки выбежал привратник. Униженно кланяясь, он снял засов и распахнул створки ворот. Рэп стронул с места упряжку и легким галопом послал лошадей вдоль по длинной подъездной аллее, посыпанной гравием. С обеих сторон кареты простирался роскошный парк, а высокие шпили дворца сияли над вершинами деревьев в лучах заходящего солнца.

Сагорна сменил Андор, а Кэйд посмотрелась в зеркальце и выбрала наиболее подходящую улыбку для встречи с друзьями. Сегодня путешественники осилили только двадцать две лиги; меньше, чем обычно, так что завтра надо постараться наверстать упущенное. А предчувствие Рэпа с зарей ляжет на него еще более тяжким грузом, впиваясь в его волю острым жалом и принуждая вернуться назад... повернуть назад... назад...

Их путешествию когда-нибудь да придет конец. Воды Сенмера и шпили Хаба, безусловно, выползут из-за горизонта, конечно если он позаботится о своем здравомыслии и не позволит свести его с ума. Тогда он сможет узнать, какая судьба ждет его за порогом страшного белого сияния его предвидения. Волшебное окно предрекало три события, два из которых еще не произошли. И все же каким-то образом он ощущал, что белое сияние превалирует над этими пророчествами. Рэпу очень хотелось узнать о своем будущем поподробнее, но он не осмеливался сейчас колыхать пространство рябью чар.

Кэйдолан почти уверила себя, что в Хабе, когда они туда прибудут, окажется Инос. Возможно, она действительно будет в столице, Рэп всей душой надеялся на это. Ему хотелось еще разок повидать Инос, избавить ее от уродливых шрамов, и уверить, что он не желал зла. Впрочем, какое ей дело да прощения какого-то конюха? Кем он был, чтобы прощать?

Прощать было нечего.

Машинально бросив приказ лошадям, он мягко остановил карету перед широкими ступенями с массивным арочным сводом наверху, густо увитым столетним плющом.

Еще до того, как Гатмор спрыгнул с запяток, огромная дворцовая дверь распахнулась. Как стало уже привычным с давних пор, вечер начинался с шумного приветствия в очередном из дворцов: гостеприимно распахивалась дверь, и богато одетая моложавая дама средних лет спешила навстречу с распростертыми объятиями и возгласами: «Кэйд! Тетя Кэйд!»...