Текст книги "Большие неприятности"

Автор книги: Дэйв Барри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Пролетело еще несколько секунд.

– А-а, – протянул Элиот.

– А знаешь ли ты, что я имею в виду? – спросил чертов клиент, уставясь на Элиота.

– Ну… – ответил Элиот, – я…

– Нет, ты не знаешь, что я имею в виду! – заорал чертов клиент в восторге от возможности поизмываться над человеком, который нуждается в его деньгах, что являлось для него самой приятной стороной обладания богатством. – Я ведь дал тебе первоклассную идею для «Молот-пива». Первоклассную! А не это дерьмо, – и он махнул рукой, словно отгонял какое-то надоедливое насекомое, в сторону проекта, над которым Элиот проработал допоздна. На нем была помещена сделанная крупным планом фотография акулы-молот, с широко разинутой пастью и невероятно расставленными диковинными глазами. Под фотографией крупным жирным шрифтом было написано:

УРОДЛИВАЯ РЫБА

ПРЕКРАСНОЕ ПИВО.

– И что это за лажа? – осведомился чертов клиент. – Почему здесь слово «уродливый»?

– Ну, это для контраста, – попытался объяснить Элиот, – своего рода юмор…

– Вот послушай, – заявил чертов клиент, чье понимание юмора не заходило дальше сюжета о том, как Джо Тейсман чуть не переломил себе пополам ногу (чертов клиент частенько смотрел это по видаку). – Я не хочу видеть ничего уродливого. Я не желаю ничего подобного. Я уже дал тебе концепцию. Я дал тебе первоклассную концепцию.

– Брюс, я разговаривал с адвокатом по поводу твоей идеи, и он сказал, что у нас могут быть серьезные неприятности.

– Убойная сила «Молот-пива», – заорал чертов клиент, грохнув по столу Элиота пухлой рукой с «ролексом». – Вот это концепция! – Он встал и распростер жирные руки, дабы помочь Элиоту нарисовать концепцию в воображении. – Парень в лодке с девкой, она в бикини, у нее огромные сиськи, они на лодке и оба в отключке! От «Молот-пива»! Глядя на эту рекламу, кто-нибудь да напьется На заднем фоне плавает акула-молот! А у девки поразительно огромные сиськи. Вот это первоклассно! Я дал тебе первоклассную идею, а ты даешь мне уродство! Слушай, если думаешь, что я заплачу за это дерьмо, то очень ошибаешься, потому что за уродство я не плачу. Уродство я и даром могу получить.

«Сам ты урод», – подумал Элиот, а вслух сказал:

– Ладно, я попытаюсь…

– Не говори мне «попытаюсь». Нечего пытаться. Пытаются неудачники, – заявил чертов клиент, вся жизненная философия которого была почерпнута из реклам фирмы «Найк». – Слушай, что я тебе скажу, – он постучал пальцем по столу Элиота (даже ногти у него были жирные). – Твое рекламное агентство не единственное в городе.

«Зато я единственный рекламный агент, который задолжал столько алиментов, что будет терпеть твое слабоумное величие», – подумал Элиот.

– О’кей, Брюс, – согласился он.

– Я хочу, чтобы завтра она была готова, – потребовал чертов клиент.

«К завтрашнему дню можно бы достать и ствол, – подумал Элиот. – И к нему разрывные пули».

– Будет сделано, Брюс, – снова согласился он.

Зазвонил телефон. Элиот взял трубку.

– Элиот Арнольд, – ответил он.

– Мне нужна твоя машина сегодня вечером, – сказал Мэтт, сын Элиота. Ему было семнадцать лет, и это означало, что он обычно был слишком занят, чтобы поздороваться.

– Привет, Найджел, – отозвался Элиот. – Как дела в Лондоне? Ты можешь минуту подождать?

– Найджел? – удивился Мэтт.

– Брюс, – обратился Элиот к чертову клиенту, – мне надо поговорить с заказчиком из Лондона. О…

– Я загляну к тебе завтра, и все должно быть в полном порядке, – сказал чертов клиент, ударом распахивая дверь кабинета Элиота и удаляясь, так и не закрыв ее. Из холла – справа от соседней конторы аудитора, который жаловался каждый раз, когда Элиот включал стереосистему, – он заорал: – И-чтобы-у-нее-были-огромные-сиськи!

– Спасибо, что зашел, Брюс, – крикнул Элиот в пустой дверной проем. – Думаю, мы уже почти у цели, – и, обращаясь в телефон: – Мэтт?

– У кого это должны быть огромные сиськи? – поинтересовался сын.

– Ни у кого, – ответил Элиот.

– А кто это Найджел? – не унимался Мэтт.

– Никто, – отрезал Элиот. – Я просто сочинил Найджела, чтобы мой клиент не подумал, что я прерываю деловой разговор ради личной болтовни.

– Это тот пивной придурок?

– Да.

– Взял бы да и вышвырнул его, – посоветовал Мэтт.

– Мэтт, – спросил Элиот, – ты знаешь, откуда берутся деньги?

– Ладно, – прервал его сын, который вовсе не собирался терять драгоценное свободное от школы время, выслушивая надоевшие лекции, – ну, могу я взять вечером твою машину?

– Для чего? – осведомился Элиот.

– Мы с Эндрю поедем замочить одну девчонку, – ответил Мэтт.

– Хорошо, – согласился Элиот, – но машина должна быть у моего дома в десять тридцать. Я хочу, чтобы ты пообещал ездить…

– Заметано, спасибо, пап, – и Мэтт, человек деловой, повесил трубку.

– …осторожно, – договорил Элиот в умолкнувший телефон.

Кончив прибираться после обеда, Нина отправилась к себе – на половину прислуги, как это называлось, хотя у нее и была всего-навсего маленькая комнатка с крошечной ванной, – и заперла дверь. Запираться она начала три месяца назад, после того как к ней заявился мистер Герк. Нина тогда раздевалась и стояла в лифчике и трусиках. Мистер Герк не постучал, просто открыл дверь и вошел.

В руке у него был бокал красного вина. Нина схватила лежавший на кровати халат и прижала его к груди.

– Ничего, Нина, – успокоил хозяин. – Я просто зашел спросить, не хочешь ли ты вина. Ты ведь так много работаешь.

Нина знала, что ему плевать, сколько она работает. Она знала, чего он хочет, потому что видела, как он на нее временами смотрел, особенно после выпивки. Ему нравилось приходить к ней в кухню, когда она бывала там одна, встать вплотную и, ничего не говоря, смотреть.

Крепко прижимая к себе халат, Нина ответила:

– Нет, спасибо, мистер Герк, я очень устала.

Прикрыв за собой дверь, он направился к ней.

– Тебе надо расслабиться, – проговорил он. И его рука соскользнула с ее обнаженного плеча к груди. Рука была влажная от пота.

Нина, увернувшись от его пятерни, отступила назад к ванной.

– Мистер Герк, – сказала она, – не думаю, чтобы миссис Анне было приятно узнать, что вы здесь. – На его лице появилось холодное выражение.

– Она спит, – сказал он. – И я не собираюсь докладывать ей, что был здесь. И ты ей ничего не скажешь. Правда, Нина?

Конечно, она и не собиралась говорить. Он был хозяином дома, а она всего лишь прислугой, к тому же нелегально проживающей в стране. И податься ей было совершенно некуда.

– Извините, – повернувшись, Нина вошла в ванную и, быстро захлопнув дверь, закрылась на запор.

Мистер Герк подергал ручку, и та задребезжала.

– Нина, – позвал он, – выходи!

Нина не дыша уставилась на ручку двери.

– Нина, – сказал Герк громче, – это мой дом, и ты работаешь на меня. Я хочу, чтобы ты немедленно вышла.

Нина не отрывала взгляда от ручки.

– Сука, – прошипел он.

Нина услышала звук разбившегося стекла, затем со стуком распахнулась дверь в коридор. Подождав еще немного, она выглянула из ванной. Вино Герк вылил на постель, и теперь на белом покрывале посередине выделялось темно-красное пятно. Осколки разбитого вдребезги бокала валялись на полу. Подбирая их, она порезала ногу.

На следующий день, когда она подавала ему кофе, – миссис Анна была тут же – он вел себя так, словно ничего не случилось. Но Нина заметила, что он продолжал на нее смотреть. И она стала запирать дверь. Ей не нравился мистер Герк, но ей нужна была эта работа. Нужно было заработать денег на адвоката, чтобы тот помог ей легализоваться, а затем выписать в Штаты мать и брата.

К тому же работать здесь ей нравилось. Дом был похож на замок, а миссис Анна была очень милой и хорошенькой. Нина не могла понять, почему мистер Герк так скверно обращался с женой. Нина слышала, как он кричал на нее, всячески обзывая и доводя до слез.

Миссис Анна была с Ниной очень добра. Ее дочь Дженни тоже, хотя она большей частью сидела у себя в комнате, болтая по телефону и слушая музыку, которая для Нины звучала, словно в толпе орали друг на друга разъяренные люди. Ей никак не удавалось понять, кому могли нравиться такие вопли. Сама Нина слушала, как флейта выводила мелодии ее родины, а кассеты ставила на старый магнитофон, которым пользовалась Дженни, когда была совсем еще маленькой. По ночам Нина обычно открывала окно (кондиционеров она не признавала), погасив свет, ложилась на диван, и ее мысли плавали по волнам музыки. В такие минуты она была не так одинока.

А в противоположном углу двора, слушая со своего дерева музыку Нины, Пагги тоже чувствовал себя менее одиноким.

Мэтт подобрал Эндрю в восемь сорок.

– Где пушка? – спросил Эндрю.

– В багажнике, – ответил Мэтт. – Я тащусь от этой песни. – И он врубил на полную мощь стерео, где исполнялась «Секс-путька» группы «Сперматозавры». Со следующим поэтическим текстом:

 
Хочу твою секс-путьку!
Хочу твою секс-путьку!
Хочу твою секс-путьку!
Хочу твою секс-путьку!
Хочу твою секс-путьку!
Хочу твою секс-путьку!
Хочу твою секс-путьку!
Хочу твою секс-путьку!
 

И так далее.

– А что такое секс-путька? – спросил Эндрю.

– А ты что, сам не знаешь? – пренебрежительно отозвался Мэтт, хотя, говоря по правде, не был уверен в том, что же такое секс-путька. И чтобы сменить тему, добавил: – Эта бандура – дрянь, – Мэтт страшно презирал любую звуковую систему, которая своей мощностью не оглушала самую глухую животину.

– А чего это твой предок купил «КИА»? – поинтересовался Эндрю.

– Потому что козел.

Эндрю понимающе кивнул. Его отец тоже был козлом. Похоже, что у всех отцы козлы. Мэтта и Эндрю изумляло, что только их поколение оказалось таким крутым.

– Будем надеяться, что Дженни не увидит эту тачку, – заметил Мэтт.

Дженни была той девочкой, которую они собирались замочить. Мэтт считал ее клевой девчонкой. Они вместе посещали занятия по биологии в юго-восточной средней школе, и Мэтт целые уроки не сводил с нее глаз, притворяясь, что рассматривает таблицы с изображением поджелудочной железы и других органов. Он пытался придумать предлог, чтобы заговорить с ней, но ничего подходящего в голову так и не пришло. И вот теперь, после того, как он ее замочит, можно рассчитывать, что лед будет растоплен.

«Замочить» Дженни поручил Мэтту ученик той же школы Эван Ханратти, организатор очередного тура «Киллера» – игры, которая каждый год захватывала средние школы. Игра резко осуждалась и строго запрещалась школьной администрацией и, следовательно, была чрезвычайно популярной среди учеников.

Существовали многочисленные версии игры, но в основном играли так: платили ведущему какую-то сумму (в школе Мэтта, чтобы стать игроком, надо было раскошелиться на десять долларов). Затем ведущий по секрету сообщал игроку имя другого участника. Именно его и следовало «убить». Одновременно игрок становился мишенью для другого, неизвестного ему участника, который его выслеживал. Как раз в то время игра официально взяла старт и «убийства» начались. После каждого раунда выжившим давались новые мишени. И игра продолжалась до тех пор, пока последний выживший киллер не забирал у ведущего денежный приз.

Убивали при помощи водяного пистолета. Чтобы убийство считалось свершившимся, все происходило в присутствии свидетеля – но только одного. Это означало, что жертву не могли настигнуть в школе или общественном месте вроде торгового центра. Приходилось прятаться в засаде, как правило, возле дома «мишени».

Некоторые ребята прибегали к помощи родителей. Чадо просило мамочку подвезти его к дому выслеживаемого, затем пряталось в кустах, пока мамочка с невинным видом звонила в дверь и спрашивала, дома ли жертва. Когда та появлялась на пороге, «убийца» выпрыгивал из кустов, пуляя из водяного пистолета.

Мэтт и его друзья считали недостойным мужчины использовать собственную мамулю, чтобы кого-нибудь «замочить». Они предпочитали ночные засады, действия под покровом темноты, которая привлекала не только элементом неожиданности, но и, пусть ничтожной, возможностью (никогда ведь не знаешь, как сложатся дела) увидеть свою мишень голой.

Мэтт припарковал отцовскую «КИА» за две улицы от дома Дженни. Открыв багажник, вытащил оружие – водяной пистолет модели «Мастер-9000», самый крутой, по тридцать три доллара девяносто пять центов в «Тойз-Ар-Ас». Выглядел он как настоящий и вмещал целый галлон воды, струя которой точно попадала в цель с пятидесяти футов.

Мэтт и Эндрю шагали сквозь влажную ночь по подъездной аллее к дому Дженни. Никто, кроме москитов, им не попался. В этой части Кокосов находились дома богатых горожан, сидевших по ночам в своих жилищах.

Огромный дом, где жила Дженни, был окружен деревьями и едва виден со стороны улицы. Вокруг стояла шестифутовая каменная ограда, а на подъездной аллее – стальные автоматические ворота. Рядом виднелось переговорное устройство.

– Ну и что будем делать? – прошептал Эндрю. – Ты позвонишь?

– He-а. Что я скажу? Привет, я Мэтт Арнольд. Пришел замочить Дженни. Придется лезть через стену.

– А что если у них собака? – поинтересовался Эндрю.

– Люблю собак, – отозвался Мэтт, думая при этом: «Вот черт, надеюсь, у них нет никакой собаки».

Мальчики пошли вдоль забора к заднему двору Там, рядом с огромным деревом, они обнаружили место, где можно было легко вскарабкаться по стене. Мэтт, передав водяной пистолет Эндрю, полез первым; Эндрю, перебросив ему оружие, последовал за ним. Едва спрыгнув на землю в саду, оба замерли, прислушиваясь, нет ли собаки, но все, что они услышали, была мелодия флейты. Мальчики друг за другом – Мэтт впереди – стали осторожно пробираться к дому.

Сверху, с высоты двадцати футов, Пагги наблюдал, как двое парней с оружием исчезли в густых зарослях. Он не мог понять, что происходит. За последние полчаса это была уже вторая вооруженная пара, которая перелезала через забор.

ВТОРАЯ

В доме семейства Герков проживал пес по кличке Роджер. Был этот Роджер случайным плодом многих поколений поспешных и внеплановых собачьих свадеб. И среди прочих особенностей обладал коротконогим телом бигля, острыми ушами немецкой овчарки, неутомимостью лабрадора-ретривера, обрубком хвоста боксера и интеллектом салатного сельдерея.

В тот вечер Роджер, как обычно, нес сторожевую вахту на заднем дворе, не представляя, впрочем, при этом никакой опасности для незваных двуногих гостей. Роджер обожал людей, всех без исключения. Ибо ни одному псу не дано знать, в какой момент человеческое существо из ниоткуда, словно по волшебству, извлечет на свет божий еду. А ее Роджер обожал еще больше, чем людей.

Вот что он ненавидел – так это жабу. Огромную жабу Bufo marinus родом из Южной Америки. Ее предки распространились в Южной Флориде с той поры, как в сороковые годы какие-то действующие из лучших побуждений идиоты завезли их в блаженной уверенности, что Bufo будет бороться с вредителями сахарного тростника. Жабы множились и благоденствовали на влажной, зловонной субтропической почве, так что вскоре сами перешли в разряд вредителей.

Та конкретная жаба, которую ненавидел Роджер, жаба-вражина, разжирела до трех фунтов. Это было приземистое, отвратительное, бородавчатое, грязно-бурого цвета, с глазами-бусинками существо размером с бейсбольную рукавицу. Что же до Роджера, то для него в этой жабе воплотилось все зло мира, потому что она пожирала его еду. Каждый день Нина, прислуга, наполняла его миску целой грудой собачьего корма и ставила во внутреннем дворике перед окном гостиной. И каждый день, как только Роджер был готов наброситься и проглотить еду, жаба ошеломляюще быстрым движением метала раздутую тушу в воздух и плюхалась в самом центре собачьей миски, где тотчас принималась наворачивать корм.

Когда это случилось впервые, Роджер, понятно, сделал попытку слопать вражину. В этом заключалась большая ошибка. В природе невозможно вырасти в огромную, жирную жабу, если нет механизма защиты от хищников, а у Bufo marinus этот механизм был что надо: за каждым глазом вражины находилась железа, выделяющая ядовитое вещество буфотенин. Буфотенин – галлюциноген, поэтому некоторые типы лижут жаб, чтобы забалдеть. И иногда от этого умирают. Но еще вопрос, не заслуживают ли они такой судьбы.

Итак, куснув жабу, Роджер получил полную пасть буфотенина. К счастью для себя, пес выплюнул больше, чем проглотил, поэтому не отправился на великую небесную псарню, а только тяжело заболел. И, хотя не обладал интеллектом ученого-ракетчика, твердо усвоил, что жабу лучше зубами не хватать. Жаба это понимала. И с тех пор часами сидела в миске Роджера, не спеша поедая его корм, а пес, устроившись поодаль ровно в тридцати дюймах, рычал на вражину. Это занятие отнимало у него большую часть рабочего времени, хотя он и урывал в своем расписании минутку для других нелегких забот: лаял на дверной звонок, вылизывал собственные интимные места и, в надежде, что разживется едой, приветствовал каждого двуногого, который осмеливался заглянуть во двор.

В ту ночь, когда двое неизвестных перебрались через ограду, Роджер, семеня лапами, подбежал к ним и дружески поприветствовал вилянием хвоста. И поэтому они решили в него не стрелять. Выяснив, что еды от гостей не дождаться, Роджер засеменил восвояси и у миски во дворе возобновил рычание на заклятую вражину. Нельзя же терять бдительность!

А в нескольких футах от Роджера, по другую сторону раздвижных стеклянных дверей, в семейной гостиной сидели рядышком на диване Анна Герк и ее дочь Дженни и смотрели «Друзей» – свою любимую программу. Они дружно хохотали и так же дружно замерли, услышав, как в комнату вошел Артур Герк. Неверными шагами он прошаркал к бару, в четвертый раз за вечер наполнил красным вином высокий стакан и теперь, покачиваясь, стоял с ним за спинами Анны и Дженни. Обе смотрели на экран, но чувствовали его присутствие.

– Зачем вы смотрите это дерьмо? – спросил он.

Дженни, редко говорившая с отчимом, ничего не ответила. Анна, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, сказала:

– Нам нравится эта передача, Артур. А если тебе не нравится, можешь не смотреть.

– Я смотрю то, что хочу, – бросил Герк. Анну так и подмывало заметить, что в данной ситуации он неправ, но она удержалась и промолчала. Несколько секунд все трое смотрели, как сухопарые (кожа да кости) симпатяги – персонажи «Друзей» – сидели на диванах и зубоскалили.

– Все эти парни педики, – буркнул Герк.

Анна и Дженни не ответили.

– Да, да, педики экстра-класса. Я сам читал.

– Он умеет читать? – тихо проговорила Дженни, глядя прямо перед собой.

– Что ты сказала? – спросил Герк, обходя диван.

Анна заслонила дочь рукой.

– Артур, оставь ее в покое.

– Что ты сказала? – повторил Герк, становясь перед Дженни, качая головой и расплескивая вино.

Дженни все так же смотрела прямо перед собой, сквозь Герка, словно его и не было. Ей безумно хотелось раствориться в телевизоре, стать частью «Друзей», жить с забавными, милыми людьми, а не с этим пьяным ублюдком, который ее ненавидел, а мать колотил.

– Артур, – снова попросила Анна, прекрасно зная, что позже она за это расплатится, – оставь ее в покое.

Герк повернулся к жене, все так же качая головой и уставясь на нее расплывающимся взглядом покрасневших глаз. Анне не верилось, что когда-то этот тип мог казаться ей таким привлекательным. Артур нагнулся и снова расплескал вино. Анна не сводила глаз с его правой руки – той, в которой не было стакана. Заметив это, он сжал пальцы в кулак и замахнулся. Анна отпрянула. Герку это понравилось. И он замахнулся еще раз, заставив жену снова дернуться. Затем повернулся и подобрал пульт дистанционного управления.

– Давайте-ка посмотрим, что у нас по другим программам, – сказал он, переключая канал.

Сквозь раздвижные стеклянные двери из влажной темноты с противоположного конца двора за Герком наблюдали двое. Один из них держал винтовку, и оба то и дело отмахивались от москитов. Звали их Генри и Леонард, и было им заплачено по двадцать пять тысяч долларов каждому, плюс командировочные расходы, плюс билеты первого класса в оба конца из их уютных домиков в провинциальном городке в Нью-Джерси. Все для того, чтобы не понарошку, а самыми настоящими пулями пристрелить Артура Герка.

Их наняла компания «Пеналтимит Инкорпорейтед» из Майами, где Артур числился менеджером среднего звена. «Пеналтимит» была одной из самых крупных строительных фирм в Южной Флориде. Она специализировалась на строительных заказах и получала баснословные прибыли. Формула ее успеха была проста: напористость в управлении, строжайшая дисциплина для сотрудников и беспрерывная череда мошенничеств. Компания непомерно превозносила уровень своей технической квалификации; чтобы заполучить подряд, она определяла за выполнение работ нелепо низкие тарифы, которые, однако, впоследствии обрастали огромными дополнительными расходами. «Пеналтимит» могла проделывать такие штуки, потому что давала правительственным чиновникам недурные взятки. И была настолько же беспомощна в практическом строительстве, насколько преуспела в муниципальной коррупции. В политических кругах было хорошо известно: если требуется провалить какое-то дело, на «Пеналтимит» можно положиться. В Южной Флориде такой репутации нет цены.

Разумеется, не обходилось и без проколов, как в тот раз, когда «Пеналтимит» добилась крупного подряда на установку оборудования в тюрьме предварительного заключения в центре Майами. Предполагалось, что его изюминкой станет новейшая, по последнему слову науки, электронная система безопасности дверей, за которую налогоплательщики выложили сполна из своих карманов. Но как выяснилось, смонтировали не ее, а случайный набор примитивных «железок», который в качестве основного элемента включал открывающие приспособления гаражных ворот, купленные на распродаже в «Хоум Дипоу» по девяносто девять долларов девяносто семь центов за штуку. В результате, когда после сдачи системы в эксплуатацию разразилась сильнейшая гроза, часть главных дверей самопроизвольно открылась, предоставляя совести заключенных решать, сидеть им и дальше за решеткой или нет.

Сто тридцать два заключенных из ста тридцати семи решили, что у них нет желания оставаться в тюрьме. И Майами стал свидетелем потрясающего зрелища: в центре города бегали на свободе толпы преступников, в том числе и убийц. А за ними по пятам гнались отряды ошалевших полицейских и представителей прессы. Кульминационным моментом стал показ ареста сбежавшего преступника на всю страну в прямом эфире в вечерних новостях компании Эн-Би-Си. Репортер кричал заключенному, которого заталкивали в полицейскую машину:

– Кто разработал план побега?

– Да никто ни черта не разрабатывал, – орал ему в ответ арестант. – Эти долбаные двери сами открылись.

Даже по меркам Майами это посчитали полным провалом. Под сильнейшим нажимом прессы «Пеналтимит», окруженный непроницаемым огнезащитным кольцом высокооплачиваемых адвокатов, объявил, что вина целиком и полностью лежала на… субподрядчиках. И политики, которым вовсе не хотелось, чтобы компания расхлебывала неприятности, потому что почти все получали в свое время от нее деньги, обрадовались этому объяснению, как свора бродячих собак свиной отбивной: «Да! Именно так! Субподрядчики отвечают за все!»

К несчастью для правосудия, основные замешанные в этом деле субподрядчики или бежали из страны, или ушли из жизни, в большинстве своем утонув во время катания на лодках. В конце концов расследование выдохлось и превратилось в огромное курящееся болото судебных исков и встречных судебных исков, для рассмотрения которых вряд ли хватило бы текущей геологической эпохи. Общественность потеряла к делу всякий интерес, а фирма «Пеналтимит» вернулась к победному добыванию подрядов.

Один из таких подрядов был на строительство шестиэтажного гаража в центре города, окончательная стоимость которого в связи с тем-то и по причине того-то росла и росла, пока в четыре раза не превысила первоначально оговоренную сумму. Каждое ее увеличение одобрялось, в сущности, без обсуждения в политических кругах города. Зато все выдающиеся политические деятели были приглашены произнести речи на церемонии освящения объекта. Слава Богу, она происходила вне его стен. Лишь по этой причине только два человека получили ранения, когда во время молебна обрушилась вся центральная часть сооружения.

Снова вспыхнул взрыв возмущения; снова заслушивались показания и велись допросы, и снова закончилось тем, что осуждающий перст указал на… – ведь, право, так трудно отыскать порядочных помощников —…окаянных субподрядчиков, которые к тому времени, разумеется, начали исчезать быстрее, чем воскресные гости в каком-нибудь рассказе Агаты Кристи. А фирма «Пеналтимит» продолжала расти, процветать и извлекать выгоду из своей репутации компании, с которой только дурак и будет вести дело.

Артур Герк как раз и был не только алкоголиком, но и дураком. Чтобы расплатиться с игорным долгом, он позаимствовал у компании «Пеналтимит» пятьдесят пять тысяч долларов и пребывал в счастливом неведении, что его куда более умные и съевшие в мошенничестве не одну собаку начальники почти тут же обнаружили хищение. Растрата рассматривалась ими как серьезное нарушение корпоративной политики, которое непременно заслуживало смерти.

Поэтому фирма наняла специализировавшихся в столь пикантной области субподрядчиков – Генри и Леонарда. Это и были те двое, что стояли во влажной темноте за раздвижными стеклянными дверями гостиной семейства Герков, шепотом обсуждая план своих действий.

– Давай застрелим его прямо сейчас, – предложил Леонард. – Тогда успеем на рейс одиннадцать сорок до Ньюарка.

– Да не могу я стрелять сейчас, – возражал Генри. – Он стоит слишком близко от женщин. – Генри был человеком с винтовкой. А Леонард требовался главным образом как водитель и для компании.

– Если ты его по-шустрому не застрелишь, – пожаловался Леонард, – я сдохну от этих проклятущих москитов. – Он шлепнул себя по запястью и посмотрел на красное пятно размером с двадцатипятицентовик и остатки кровососа. – Глянь сюда. Он размером с ту чертову собаку.

– Она, – поправил Генри, продолжая следить за Герками.

– Она? – не понял Леонард. – Кто она?

– Москитиха, – пояснил Генри. – Это самка.

Леонард рассмотрел получше пятно на запястье, затем повернулся к напарнику.

– А ты-то почем знаешь?

– Да были передачи по «Дискавери». Оказывается, кровь сосут только женские особи.

– Сука! – Леонард снова покосился на пятно.

– Но вот чего не сказали, – продолжал Генри, – так это чем питаются самцы.

– А что это ты о них так беспокоишься?

– Ничего не беспокоюсь. Просто…

– Может, хочешь, чтобы я сбегал за вонючей пиццей и подал прямо в джунглях, чтобы москиты не голодали?

– Да нет, я только подумал, что же они едят, если кровь-то не сосут? Вот и все.

– Может, друг друга сосут?

Генри невольно ухмыльнулся, и Леонард воодушевился еще больше.

– О, Брюс-з-з, – передразнил он жужжание москита. – У тебя такое большое ж-з-ссало.

Генри затрясся от беззвучного смеха, и в темноте в такт ходуном заходил ствол его винтовки.

В гостиной Артур Герк методично и упорно переключал каналы телевизора. Делал он это частично из заложенной в генетическом коде любого индивидуума мужского пола инстинктивной тяги к переключению программ, частично – чтобы досадить жене и падчерице, потому что прекрасно знал, как они это ненавидят.

Несколько минут Анна и Дженни, не желая доставлять Герку удовольствие, смотрели на мелькавшую перед глазами мешанину кадров. Наконец Дженни вздохнула и встала.

– Пойду-ка я лучше к себе, – она повернулась к Анне. – Там не так, как бы это выразиться, тупо. Спокойной ночи, мамуля.

Герк без остановки переключал каналы.

– Пожалуй, впущу Роджера и тоже спать, – отозвалась Анна.

Артур, прекратив свое занятие, посмотрел на нее. Анна узнала этот взгляд. А она-то надеялась, что муж проведет ночь в гостиной и не заявится в спальню. Анна встала с дивана.

В саду Генри прошептал:

– Уходят.

– Уходят, – прошептал Мэтт. Обласканные теплым, хотя и коротким приветствием Роджера, они с Эндрю выбрали наблюдательный пункт в дальнем конце внутреннего двора за каким-то растением в горшке футах в тридцати от Генри и Леонарда.

– И что бум делать? – спросил Эндрю.

– Думаю, она сейчас впустит собаку, – предположил Мэтт. – Слушай, как только откроется дверь, оба влетаем – я пуляю, ты наблюдаешь.

– Я лучше буду наблюдать отсюда, – заявил Эндрю. – На случай, если ее папаша пульнет в нас.

– Из чего? Из пульта? Пойдешь со мной, чтобы Дженни видела, что ты можешь все подтвердить.

– У него наверняка есть какое-нибудь оружие, – заметил Эндрю. – Мы же в Майами.

С этим Мэтт не мог не согласиться. Но, стараясь казаться храбрее, чем на самом деле, прошептал:

– Пошли, – и двинулся через двор к стеклянным дверям. В нескольких футах за ним нехотя следовал Эндрю.

Генри и Леонард не сразу заметили мальчиков, поскольку сосредоточенно наблюдали, как к дверям через комнату шла Анна Герк.

– Красивая баба, – заметил Леонард.

– Заткнись! – ответил Генри. Подняв винтовку и сосредоточив взгляд на клиенте, он продумывал, как все лучше проделать. Если Герк останется в комнате перед телевизором, то это пара пустяков. Но следовало готовиться к тому, что Артур поднимется и потащится за женщинами. Генри очень не хотелось стрелять, пока они в комнате. Но ничего не поделаешь: надо так надо.

Анна подошла к ведущей во двор двери, отодвинула створку и позвала:

– Роджер, ко мне, мальчик!

И в этот самый момент произошел ряд событий, молниеносно сменявших друг друга.

Роджер, сообразив при помощи девяти функционировавших клеток своего серого вещества, что шансы раздобыть еду в доме двуногих много выше, чем во дворе у жабы-вражины, оставил свой наблюдательный пункт и летящим на малой высоте меховым снарядом ворвался в открытые двери гостиной.

Сразу вслед за ним бросился Мэтт, размахивая, совсем как настоящим, водяным пистолетом «Сквирт Мастер-9000». Он хотел заорать: «Эй, Дженни!», но на нервной почве вышло что-то похожее на «эйни!»

Анна, увидев, как из темноты на нее несется какое-то тело, вскрикнула и завизжала.

Стоявшая в двух шагах позади матери Дженни услышала ее визг, увидела несущееся тело и тоже завизжала.

Артур Герк, услышав женский визг, выронил пульт. Роджер мгновенно бросился на звук выяснить, не еда ли это.

Снаружи в темноте Леонард сказал: «Что за фигня?»

Примерно за то же время, которое потребовалось Леонарду, чтобы прийти к такому заключению, славившийся умением мгновенно переваривать информацию и принимать решения Генри – поэтому винтовка и была именно в его руках – пришел к мысли, что, с какой бы целью ни явился сюда другой киллер, он, Генри, здесь для того, чтобы застрелить Артура Герка, и лучше сделать это немедленно.