Текст книги "Ночь ястреба"

Автор книги: Дейл Браун

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 40 страниц)

Демонстрация продолжалась уже час, и генерал Доминикас Пальсикас был доволен тем, как она проходит. Цепь его солдат из «Бригады Железного Волка» с гордым видом выстроилась в десятке метров от массивной ограды из бетона и железа, окружавшей Исследовательский ядерный центр Денерокин. Справа от ворот Центра на ветру развевался флаг Литовской республики, а слева – знамя «Бригады Железного Волка»: рыцарь на боевом коне с поднятым вверх мечом и щитом, на котором изображен двухцветный крест.

Как генерал и обещал Анне, его солдаты не демонстрировали силу. Дубинки были спрятаны под куртками, собаки – рядом, на коротких поводках; и, может, это никому и не бросалось в глаза, но солдаты были не в защитных шлемах, а в кепках типа бейсбольных, с накладками на ушах. Никакого оружия и слезоточивого газа.

Анна, стоявшая рядом с генералом Пальсикасом, была явно довольна, о чем и сказала несколько раз генералу.

Пальсикасу все больше и больше нравилась Анна, с того самого первого дня, когда он встретил ее на хуторе отца. На самом деле у них были различные взгляды на многие вещи, и все же генерал все больше уважал Анну и даже восхищался ею.

Огромная толпа демонстрантов – тысячи три человек – заполнила улицу напротив ворот Денерокина. Ближе к воротам небольшая группа, не более ста человек, стояла в нескольких метрах от солдат Пальсикаса, у небольших красно-желтых барьеров. Демонстранты громко распевали гимн «Возрождение нации», который превращался в литовский вариант гимна «We shall overcomme»[2]2
  «Мы должны победить»...


[Закрыть].

Время от времени женщины и дети из толпы подходили к солдатам и дарили им цветы. Солдаты благодарили и складывали букеты на массивное бетонное основание железной ограды. Одна из женщин протянула солдату цветы и поцеловала его.

– Вы не предупреждали меня о подобных сценах, госпожа Куликаускас, – заметил Пальсикас, с трудом сдерживая улыбку.

– Уверяю вас, генерал, это произошло чисто спонтанно. Подобное не планировалось.

– Сегодня нам не нужна никакая спонтанность. Необходим строгий контроль, – напомнил Пальсикас.

– Она никому не причинила вреда, генерал.

– Сначала цветы, потом поцелуи, теперь кто-то в толпе хочет, чтобы женщина отнесла солдатам плакат, пусть поставят его возле ограды, – парировал Пальсикас. – Что дальше? Ведро с грязной водой? Банка с горящей нефтью?

– Не надо преувеличивать, генерал, – оборвала его Анна. Она поднесла к губам миниатюрную рацию: – Альгиминтас? Это Анна. Скажи Лиане, чтобы больше ничего не передавала солдатам. И передай всем лидерам групп: никому больше не подходить к ним. – Она помолчала, покорно взглянула на Пальсикаса и добавила: – Это моя просьба, а не генерала.

– Спасибо, – поблагодарил Пальсикас. – Чем меньше неожиданностей для моих людей, тем лучше.

– Согласна. Но поцелуи никому не мешают.

Генерал улыбнулся, и Анна тоже улыбнулась в ответ, озорно сверкнув глазами.

Они стояли на трибуне, устроенной примерно в двухстах метрах от ворот Денерокина на территории железнодорожного депо, расположенного через улицу от «Физикоуса». Вместе с ними на трибуне находились еще около двадцати человек, включая вице-президента Литовской республики Владаса Даумантаса, председателя «Саюдиса» – основной политической партии Литвы, и нескольких представителей городской власти. Тут же присутствовали несколько агентов польской и британской специальных служб, ожидавшие, когда прибудут высокопоставленные лица из их стран. Почетным гостем был американский сенатор от штата Иллинойс Чарльз Вертунин – выходец из семьи литовских иммигрантов и ярый сторонник расширения торговли и отношений со странами Балтии. Трибуну окружали несколько тысяч человек, все хотели услышать речи высокопоставленных гостей.

Пальсикас повернулся к Анне.

– Как я понял, сегодня вы намерены позволить арестовать себя. Вы думаете, это разумно для организатора демонстрации? Не служит ли это плохим примером для ваших соратников?

– Сегодня это будет сделано вполне официально, потому что американский сенатор Чарльз Вертунин тоже намерен позволить арестовать себя.

– Что?! – Пальсикас раскрыл рот от удивления и резко повернулся, глядя на Анну. – Американский сенатор тоже будет арестован? Мне об этом не говорили.

– Это была его идея. Не волнуйтесь. Все согласовано с Государственным департаментом, помощники сенатора предупреждены. Вам не нужно будет предпринимать никаких специальных мер ради него.

– Госпожа Куликаускас, это ведь не шутка. – Пальсикас отвел Анну чуть в сторону от остальных. – Мы понимаем, что это просто проявление протеста перед телекамерами. Это была ваша задумка с арестом, и я согласился, потому что больше всего сейчас не хочу никаких неожиданностей. Я все контролирую, а вы добиваетесь внимания средств массовой информации. Но теперь вы заявляете мне, что и американский сенатор будет арестован? В каком я могу оказаться положении?

– Генерал, вы можете поступать с ним точно так же, как намерены поступить с нами... со мной.

Пальсикас спустился с трибуны, чтобы предупредить своих командиров подразделений, а затем направился к главным воротам, и в этот момент к нему подбежал майор Колгинов.

– Алексей, у нас небольшие изменения в программе, – сообщил генерал.

– Похоже на то, Доминикас. Я только что получил сообщение с пограничного поста в Саляняс. – Это был крупнейший погранпост на границе Литвы и Беларуси. – Замечены четыре штурмовых вертолета, направляющиеся на запад.

– Как?! – взорвался Пальсикас.

– Это еще не все, – продолжил Колгинов. – Вертолеты вели переговоры со службой безопасности «Физикоуса». Они выполняли учебные полеты в воздушном пространстве Беларуси, когда получили из «Физикоуса» сообщение, что вооруженные налетчики штурмуют институт. Вертолеты подтвердили получение сообщения о чрезвычайной ситуации и среагировали соответственно.

– Кто передал такое сообщение из «Физикоуса»?

– Мне сообщили, что это сделал полковник Кортышков, – ответил Колгинов. – И еще он сказал, что Габовича ранили в перестрелке.

– Да этот Кортышков, должно быть, просто рехнулся! – проревел Пальсикас. – Он хочет устроить настоящую заваруху... А здесь присутствует американский сенатор, который хочет быть арестованным.

– Вы шутите!

– Нет, не шучу. Предупреди командиров подразделений. Пусть быстро и осторожно – понимаешь, осторожно – оттеснят толпу подальше от ограды. Как минимум на другую сторону улицы, а еще лучше – в депо. Я вернусь к Куликаукас и расскажу ей обо всем. У нее налажена хорошая радиосвязь с другими организаторами.

Толпа демонстрантов увеличилась, люди вели себя более оживленно, но выступления уже закончились, и высокопоставленные зарубежные гости сошли с трибуны на дорогу, ведущую к главным воротам Денерокина.

Анна Куликаускас, сопровождавшая американского сенатора, заметила, как Пальсикас перешептывается с агентами секретной службы. Она извинилась перед Вертунином и подошла к Доминикасу.

– Что вы тут делаете, генерал? Мы же договорились, что вас не будет здесь во время арестов.

– Я пришел, чтобы предупредить вас.

– О чем?

– Из «Физикоуса» передали сообщение о чрезвычайной ситуации, – объяснил Пальсикас.

Послы и американский сенатор продолжали бодро двигаться к воротам Денерокина, приветствуя восторженных демонстрантов. Они дружественно помахали руками омоновцам, расположившимся на территории института, не заметив, что оружие у тех находилось уже не за спиной, а в руках.

– Анна, из института сообщили, что вооруженные бунтовщики предприняли штурм. Это нелепость, и тем не менее сюда летят четыре штурмовых вертолета.

– Штурмовые вертолеты? Литовские?

– Нет! Я не знаю точно, чьи они – СНГ или белорусские. Но, как бы там ни было, надо убрать людей от ворот, пока...

Но было уже поздно.

Анна посмотрела в небо, услышав глухой ритмичный шум лопастей вертолетов. А Пальсикасу не надо было и смотреть, чтобы определить: четыре штурмовых вертолета МИ-24Р. Они были похожи на громадных хищных птиц. Сразу за двигателем у каждого из вертолетов располагались жесткие крылья, на которых крепились топливные баки и подвески для ракет, каждый был оснащен двумя 30-миллиметровыми пушками. Один из самых грозных в мире штурмовых вертолетов. На фюзеляжах были нанесены опознавательные знаки Беларуси.

Анна снова повернулась к Пальсикасу, охвативший ее ужас постепенно сменялся яростью.

– Пальсикас, какого черта здесь делают эти вертолеты? – возмутилась она, стараясь перекричать нарастающий шум как вертолетов, так и демонстрантов. – Мы же договорились не демонстрировать силу, никакого оружия, никаких угроз. А эти вертолеты... Боже, да у них бомбы!

– Я же пытался предупредить вас! – крикнул в ответ Доминикас. – О вертолетах я ничего не знал! Но слышал...

– Прикажите им убраться отсюда! Это мирная демонстрация!

– Я ими не командую. Они подчиняются генералу Вощанке и командиру ОМОНа полковнику Кортышкову.

– Меня не интересует, кому они подчиняются. Я хочу, чтобы вы приказали этим вертолетам убраться отсюда! – продолжала кричать Анна. – Это ужасно! Если в присутствии наших гостей разразится бунт, то виноваты в этом будете вы! – Она торопливо извинилась перед сенатором и принялась передавать по рации просьбу ко всем демонстрантам отойти от ограды и сесть на землю.

Шум вертолетов стал еще громче, и тут Пальсикас начал различать другой странный звук – пение! Демонстранты сели на землю и начали петь «Возрождение нации». Некоторые начали махать летчикам, которых было видно сквозь плексигласовые колпаки, и пулеметчикам, стоявшим в открытых дверях вертолетов.

– Генерал... посмотрите!

Пальсикас взглянул туда, куда указывал Колгинов, и сердце у него екнуло. Сенатор Чарльз Вертунин, агенты секретной службы и примерно пятьдесят демонстрантов продолжали двигаться по дороге к воротам Денерокина.

И в тот же момент он увидел омоновцев с оружием на изготовку, спешащих к воротам с другой стороны.

* * *

– На выход! На выход! – звучал голос из громкоговорителя.

Вооруженные до зубов солдаты выбегали из секретного здания штаб-квартиры охраны Денерокина, готовые пустить в ход автоматы и гранаты со слезоточивым газом. Сверкали стальные дубинки, собаки рвались с поводков.

Полковник МСБ Никита Иванович Кортышков выкрикивал в микрофон приказы своим солдатам, находясь в стеклянной будке на верху сторожевой вышки, возвышавшейся над главными воротами. Молодого офицера, который никогда не командовал боевыми подразделениями и служил в Литве всего несколько месяцев, вид сотен людей за воротами поверг в настоящую панику. Лозунги, которые демонстранты выкрикивали на литовском, казались ему злобными и угрожающими. Каждый раз, когда кто-нибудь из демонстрантов подходил к солдатам Пальсикаса, полковник ожидал, что остальные демонстранты ринутся за ними и сломают ограду. Это было бы катастрофой. Не в том смысле, что институту может быть нанесен ущерб в результате захвата демонстрантами, а катастрофой для карьеры Кортышкова.

Генерал Габович потребовал от Кортышкова проявить твердость и решительность, командуя солдатами, что полковник и намерен был делать. Ожидая, когда вертолеты займут позиции, Кортышков взял микрофон рации и приказал:

– Нужно убрать толпу с открытого пространства. Передайте вертолетам, пусть попугают их. Конец связи.

Картина получилась забавной. Огромные штурмовые вертолеты МИ-24 снизились и зависли менее чем в десяти метрах над демонстрантами, сидевшими перед главными воротами. Сначала на демонстрантов полетела пыль, а потом мелкие камни, словно выпущенные из пращи. Потом настала очередь знамен и транспарантов. Кортышков увидел, как несколько картонных плакатов завертелись над головами кричащих демонстрантов, взметнулись в воздух, и затем порыв ветра швырнул их прямо на ворота. От ударов в ворота сработала сигнализация. Кортышков приказал отключить сирену.

А затем ветром понесло и самих людей. Сначала их начало опрокидывать на спины и друг на друга, потом, когда они пытались встать, порывы ветра сбивали их с ног и швыряли в воздух, словно пугала во время урагана. Некоторые пытались уползти, прижимаясь плотнее к земле, но и их подбрасывало в воздух и волочило по гравию. Особое удовольствие Кортышкову доставляло наблюдать, как камни летят в людей Пальсикаса. «Будет им наука, – подумал полковник, – в следующий раз наденут защитные шлемы». Без шлемов и забрал солдаты Пальсикаса были так же слепы и беспомощны, как и демонстранты.

Кортышков снял с ремня портативную рацию и произнес в нее всего одно слово:

– Начали. – Потом повесил рацию назад на ремень и принялся наблюдать.

Затерявшиеся в толпе демонстрантов несколько белорусских солдат, переодетые в форму «Железных Волков» и литовских полицейских, вытащили спрятанные американские гранатометы М-79, направили их на ворота Денерокина и выстрелили. Одна из гранат была специально направлена в один из зависших вертолетов и попала в лопасть. Сотрудники МСБ, охранявшие Денерокин, выпустили в ответ десять газовых гранат МК-23 американского производства, начиненных слабым ОВ кожно-нарывного действия. Порывы ветра, создаваемые лопастями штурмовых вертолетов, прогнали ОВ от Денерокина и разнесли его над толпой демонстрантов. Заметив белые шлейфы от гранат, охранники моментально надели противогазы, так что, когда гранаты взорвались, все «черные береты» были уже надежно защищены.

– Газы! – раздался чей-то крик.

Кортышков схватил микрофон командной рации:

– Всем подразделениям, всем подразделениям! Начать атаку, начать атаку! Открыть огонь!

Демонстранты буквально ошалели и оцепенели, услышав выстрелы. Газовая граната, попавшая в лопасть вертолета, рассыпала эффектное белое облако над толпой, и на беспомощных демонстрантов посыпались капли ОВ кожно-нарывного действия. Хотя ОВ было слабым и быстро рассеивалось, его воздействие было пострашнее слезоточивого газа, поскольку при вдыхании вызывало нарывы в дыхательном горле и бронхах. Штурмовые вертолеты поднялись на безопасную высоту, перестроились и начали пикировать на толпу.

* * *

Пальсикас отыскал Колгинова возле штабной машины, стоявшей невдалеке от главных ворот, когда услышал ужасающие автоматные очереди АК-47.

Фонтанчики пыли взметнулись на асфальте всего в пятидесяти метрах от ограды и преградили путь группе высокопоставленных гостей и демонстрантов. Их тела буквально разрывало на куски, когда летящие на огромной скорости пули калибра 7,62 находили свои цели.

– Прекратить огонь! – закричал Пальсикас, прячась за автомобиль и отдавая приказы. До него еще не дошло, что его люди не могут вести стрельбу. Генерал высунулся из-за бампера машины и, к своему ужасу, увидел, что все больше и больше солдат, находящихся на территории «Физикоуса», ведут огонь по толпе. – Прекратите огонь, сволочи! – Он пытался перекричать шум автоматных очередей. – Это мирная демонстрация, они безоружны!

Некоторые автоматчики замешкались, глядя на Пальсикаса и решая для себя, выполнять или нет его приказы – все-таки он был генералом, – но потом они быстро вспомнили, кто в действительности их командир, и продолжили стрелять сквозь ограду по вопящей толпе. Шальная пуля просвистела над головой Пальсикаса, и он был вынужден снова укрыться за машиной.

Генерал увидел, что люди Кортышкова ведут огонь по его людям! Ведь «Железные Волки» находились между стреляющими и демонстрантами и омоновцам нужно было убрать их с дороги, чтобы вести более прицельный огонь по демонстрантам. Один из омоновцев полоснул автоматной очередью прямо перед четырьмя литовскими солдатами, лежавшими на земле.

У Пальсикаса не было выбора. Он выхватил из кобуры свой «Макаров» и выстрелил, целясь над головой омоновца. Пуля просвистела совсем близко от головы, и это вынудило негодяя упасть на землю. Он попытался перезарядить автомат, но магазин заело, и омоновец предпочел просто лежать на земле, зажав ладонями уши.

Шум вокруг наконец начал стихать, и Пальсикас решил воспользоваться передышкой, чтобы оглядеться. И тут он понял причину того, что шум стих, – вертолеты покинули свои позиции. Вся четверка внезапно взяла курс на юг. На фоне яркого апрельского солнца трудно было разглядеть, что они задумали.

Но вскоре Пальсикас понял это.

Вертолеты развернулись, выстроились клином и быстро устремились на толпу демонстрантов. С расстояния пятьсот метров они неожиданно открыли огонь из 30-миллиметровых пушек. Полоса атаки составляла около ста метров. Головной вертолет выпустил несколько ракет, которые едва не попали в трибуну для почетных гостей, но трибуна все равно моментально вспыхнула, а гостей и агентов спецслужб силой взрывов расшвыряло в стороны, словно кукол. Но все же главной целью вертолетов была не трибуна, а толпа возле ограды, и для ее поражения предпочтительнее было использовать пушки. Снаряды длиной с сосиску и весом в полкилограмма несли ужасающее опустошение и смерть.

* * *

Кортышков с восхищением наблюдал, как вертолеты развернулись и устремились в атаку со стороны солнца. Они вели огонь с относительно большого расстояния, но результат был ошеломляющим. Снаряды поражали демонстрантов с ужасающей точностью: сбивали людей с ног, а потом тела их разлетались на куски. Никогда еще в жизни полковник не видел такой радующей глаз картины.

Но тут Кортышков заметил литовского генерала Пальсикаса, тот стрелял из пистолета в направлении территории института! Невероятно! Полковник подбежал к другому окну и увидел одного из своих омоновцев лежащим на земле. У полковника не было сомнений, что его подстрелил Пальсикас. Этот Пальсикас стрелял по его омоновцам!

* * *

Отдельные выстрелы еще раздавались откуда-то с территории института, шум от пролетавших над головой вертолетов был настолько сильным, что Пальсикас сомневался, слышали ли летчики его приказы. Но спустя несколько секунд вертолеты взяли курс на запад, рассредоточились и один за другим пошли на посадку на площадку Денерокина. Атака длилась менее тридцати секунд, но Пальсикас мог видеть десятки убитых мужчин, женщин и детей, лежавших перед воротами.

Они были не просто мертвы, а уничтожены.

Пальсикас и Колгинов буквально оцепенели. Они оба прошли Афганистан, им приходилось видеть последствия атак вертолетов МИ-24. Но наблюдать прямо в пятидесяти метрах перед собой искромсанные и разорванные на куски тела – это было просто ужасно.

Пальсикас схватил микрофон рации, настроенной на волну командования авиацией СНГ и закричал по-русски:

– Всем авиационным подразделениям в районе «Физикоуса»! Говорит генерал Пальсикас! Немедленный отбой боевой готовности! Объект никто не атакует! Немедленный отбой боевой готовности! Объект никто не атакует! Здесь только невооруженные гражданские лица! Отбой!

* * *

Кортышков не поверил своим ушам, услышав, как Пальсикас отдает по рации на волне командования авиации приказы вертолетам прекратить атаку. Да как он посмел! Но после того, как Пальсикас представился генералом и не стал угрожать ответным огнем, летчикам ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

– Ублюдок! – выругался Кортышков. – Трусливый ублюдок! – Оттолкнув часового, полковник выхватил из пирамиды рядом с дверью свой автомат АК-47 и выскочил на узкий балкон, окружавший сторожевую вышку.

Пальсикас скрылся за штабной машиной, стоявшей невдалеке от главных ворот, поэтому цели Кортышков не обнаружил. Перегнувшись через перила балкона, он закричал своим солдатам:

– Сержант! Возьмите два отделения, арестуйте зачинщиков и генерала Пальсикаса! Бегом!

Тридцать «черных беретов» быстро собрались вокруг старшего сержанта ОМОНа, выслушали приказы и двумя колоннами двинулись к воротам.

* * *

Картина была ужасной, но Пальсикас и Колгинов ничего не могли поделать, они стояли совершенно потрясенные и смотрели на окружавшие их трупы женщин, детей, стариков, на трупы своих солдат из «Бригады Железного Волка». Каждый стон, каждый крик боли отзывался в сердце Пальсикаса, словно его полосовали бритвой. И он еще кое-что открыл для себя.

Пальсикас понял, что среди мертвых нет русских.

Только литовцы.

Как это часто бывало на протяжении тысячелетней истории Литвы, человеческие жизни ничего не стоили. И, несмотря на всю свою власть и влияние, Пальсикас ничего не мог сделать, чтобы спасти их.

– Свяжись с Тракаем, – пробормотал он Колгинову, заставив себя отдавать приказы. – Пусть пришлют машины «скорой помощи», автобусы, грузовики... В общем – весь транспорт, где можно разместить носилки. Предупреди больницы... Боже...

Сквозь стоны и крики умирающих Пальсикас услышал звавший его женский голос. Он увидел Анну Куликаускас, ее платье, волосы, лицо, руки были вымазаны в крови, она брела, спотыкаясь, навстречу генералу. На руках Анна несла тело ребенка – девочки лет двенадцати. Шея, лицо и грудь девочки ужасно раздулись и были пурпурного цвета – ребенок задохнулся, глотнув отравляющего газа. Алексей Колгинов подбежал к Анне и забрал у нее безжизненное тело. А у Анны даже не было сил сопротивляться.

– Пальсикас... Пальсикас, вы негодяй! – крикнула она. – Что вы наделали? Ради Бога, что вы...

– Анна! Вы ранены?

– Нет... не думаю... Господи, Пальсикас, они все мертвы! Все...

Глаза генерала округлились.

– Нет...

– Да, да... послы, американский сенатор... они побежали к воротам. «Черные береты» стреляли в них... А потом вертолеты... косили их одного за другим...

– Оставайтесь здесь, Анна. Тут вы будете в безопасности.

– Что вы наделали? – повторила Анна, почти срываясь на истерику. – Зачем вы приказали солдатам открыть огонь? Зачем вы приказали вертолетам атаковать?..

– Я не отдавал таких приказов! Это омоновцы, а не литовские солдаты!

– Я видела, как они пускали гранаты... это были ваши солдаты! – Анна шагнула к генералу и ухватила его дрожащими пальцами за мундир. – Вы убийца, генерал. Сегодня вы убили десятки ни в чем не повинных людей.

Колгинов положил на землю тело ребенка и принялся оглядываться в поисках врача, и тут его взгляд упал на сторожевую вышку возле главных ворот Денерокина. К своему ужасу, он увидел, что полковник Кортышков лично целится из автомата в Пальсикаса.

– Генерал! В укрытие!..

Пальсикас посмотрел на Колгинова, потом проследил за его взглядом и увидел направленный на них с вышки автомат. Схватив Анну, он бросился вместе с ней за машину, и в этот момент прозвучала автоматная очередь. Обернувшись, генерал увидел, как пули прошили Колгинова от живота до головы. Входные отверстия величиной с кулак разорвали в клочья тело майора, а попавшая в голову пуля разнесла череп.

– Кортышков, сволочь! – закричал упавший Пальсикас. Он хотел подняться, одновременно потянувшись к кобуре, но в этот момент его окружил десяток омоновцев с автоматами – его руки прижали к земле.

– Лежите спокойно, генерал, – приказал командир отделения. – Вы арестованы. При попытке оказать сопротивление будете убиты.

– Ты не смеешь арестовывать меня, идиот! Я – офицер литовской армии! Это моя страна!

– Делайте, что вам приказывают, генерал.

– Нет!

Понадобилось несколько человек, чтобы справиться с сильным генералом, и наконец омоновцам удалось вырвать у него пистолет. Один из солдат наступил коленом на шею Пальсикаса и прижал его голову к асфальту, так что, пока генералу заворачивали руки за спину и надевали наручники, он мог видеть только окровавленное, обезглавленное тело Колгинова, лежавшее в нескольких метрах. Из груди Пальсикаса вырвался громкий, животный крик ярости и отчаяния. Один из омоновцев стукнул его прикладом автомата по затылку, и Пальсикас погрузился в темную бездну.

* * *

Сморгонь, авиабаза сухопутных войск,

север Республики Беларусь,

7 апреля, 18.40 по минскому времени.

Генерал-лейтенант Вощанка подумал, что они выглядят очень, очень невзрачно. Возможно он ожидал увидеть их сверкающе-голубыми, какими видел в зарубежных научно-фантастических фильмах, или, по крайней мере, похожими на артиллерийские снаряды или боеголовки ракет – конусообразные, с заостренным носом, с кольцами установки взрывателя, стабилизаторами, двигателями и всем таким прочим. Но вместо этого три представленных для его обозрения объекта выглядели, как автомобильные коробки передач, с конусообразными фитингами, соединенными с цилиндрическими деталями, к которым крепились трубки и рычаги. У генерала мелькнула озорная мысль, не забрать ли их домой и не поставить ли на своей машине, вместо того чтобы устанавливать их на ракетах стоимостью пять миллионов рублей.

– Это самые странные боеголовки, которые мне только приходилось видеть, – заметил скептически Вощанка, обращаясь к генералу Габовичу. – Не очень-то смертоносными они выглядят.

– Смертоносными? – Габович ошарашенно посмотрел на генерала. Неужели этот старикан настолько наивен... – Генерал, они не только смертоносны, они все стирают с лица земли. Боеголовка «Физикоуса» КР-11 – это просто произведение искусства в области термоядерных боеголовок. Это совершенно автономная боеголовка, станция наведения и взрывной механизм в сверхкомпактной упаковке. Так что нет необходимости иметь на ракетах отдельные системы наведения и подрыва, нужна только хорошая система координации между боеголовкой и системой управления полетом.

Словно мясник, пытающийся продать сомнительный кусок мяса, или торговец автомобилями, старающийся сбыть румынскую тачку, Габович ласково погладил одну из боеголовок и стал объяснять:

– Станция наведения находится в задней части, значит, она будет расположена вблизи центра тяжести ракеты. Этот кольцевой лазерный гироскоп способен почти мгновенно осуществлять горизонтирование и грубую настройку на север... Вы можете гнать тягач с пусковой установкой сотни километров по самой плохой дороге, установить тягач с работающим двигателем на неровной поверхности, но в течение шестидесяти секунд гироскоп непременно настроится на север. Он может выдерживать перегрузку в 40g и другие экстремальные условия, а питается от химических батарей, не требующих обслуживания и замены. Инерционно-измерительной системе нужно всего две минуты состояния покоя, чтобы закончить тонкую настройку боеголовки перед запуском.

Габович видел, что еще не убедил Вощанку. «Старый болван», – подумал он и продолжил:

– Сама боеголовка расположена в центральной части. Она представляет собой устройство типа «деление-синтез-деление» мощностью десять килотонн. КР-11 – одна из самых компактных и самая эффективная боеголовка подобного типа. Здесь взрывное устройство, содержащее плутоний-239, окружено дейтериевым сердечником, и все это находится внутри заряда урана-235. Начальный, направленный внутрь взрыв плутония вызывает реакцию деления, в процессе которой горит дейтериевое топливо, в результате чего возникает обширная реакция ядерного синтеза, сгорает урановая оболочка и возникает длительная реакция деления...

Вощанка небрежно махнул рукой.

– Я не понимаю и половины из того, о чем вы говорите, Габович, – с раздражением бросил он. – Можете вы объяснить это словами, понятными старому вояке?

– Разумеется, генерал, – снисходительным тоном произнес Габович. Вощанка был так же глуп, как те идиоты-литовцы, которых белорусский генерал расстрелял позавчера возле «Физикоуса». – В результате получается взрыв, равный по мощности тем, что уничтожили Хиросиму и Нагасаки. И все это заключено в контейнере, который вы запросто можете взять и унести с собой. Если вы запрограммируете наземный взрыв, то огненный шар достигнет примерно двух километров в диаметре, и все исчезнет с лица земли. Останется только то, что глубоко под землей и при этом сильно защищено. А при взрыве на высоте пять тысяч метров будет уничтожено все на земле в диаметре пяти километров.

– А как насчет радиактивных осадков? – проворчал Вощанка.

– Осадки не такая уж большая проблема, как вам кажется, – небрежно бросил Габович. – Мощность этого оружия относительно невелика, оно не предназначено для «вгрызания в землю», поэтому при воздушном взрыве на большой высоте осадки будут минимальными. А при наземном взрыве осадки распространятся в радиусе примерно двадцати – тридцати километров – в зависимости от ветра и погоды.

– Тридцать километров! Да территория Литвы всего триста километров в ширину!

– Что ж, конечно, любое применение ядерного оружия должно быть тщательно и разумно спланировано. Но в любом случае всего через два дня радиоактивность резко снижается и по территории вполне можно передвигаться в защитных костюмах и респираторах. – Габович, указав на стоящий рядом тягач, добавил: – В этом тягаче для вас приготовлено пятьсот комплектов костюмов, защищающих одновременно от радиации, химического и биологического заражения. И еще специальные маски. Все это изготовлено в «Физикоусе» из литовских материалов. Мы продолжаем производить такие костюмы и маски, но я уверен, что у вас на складах полно старых советских защитных комплектов. А спустя две недели после взрыва солдаты даже без защиты смогут ограниченное время находиться на зараженной территории.

И все же скептическое выражение не сходило с лица Вощанки. Криво усмехнувшись, Габович продолжил:

– Генерал, по чисто практическим и политическим причинам факты, касающиеся ядерной войны, всегда представляли наибольший секрет. Но делалось это только потому, что чем больше правды о ядерном оружии узнали бы генералы, тем больше желания применить его появилось бы у них. А на самом деле правильное применение маломощных ядерных зарядов может спасти человеческие жизни. Все считают, что ядерные взрывы произведут ужасные разрушения на всем земном шаре – расплавятся ледники, земной шар окутается смертельным радиоактивным облаком, наступит новый ледниковый период и планета несколько тысячелетий будет необитаемой. Такое вполне возможно в случае крупномасштабных межконтинентальных ядерных войн с применением атомного и водородного оружия мощностью одна, десять и даже сто мегатонн. Но в разработке ядерного вооружения произошел переход от производства крупного и мощного оружия к созданию более компактного, менее опасного и более прицельного. Зачем взрывать все поле боя, если вам нужно уничтожить всего несколько танковых рот?

Вощанка в задумчивости тер подбородок.

– Послушайте! – добивал его Габович. – При тщательном планировании современное оружие, такое, как КР-11, может остановить крупномасштабный конфликт еще до того, как он разразится. А в современном мире, которым управляют мягкотелые либералы и защитники окружающей среды, не допускают даже мысли об ограниченном применении ядерного оружия. Вы сможете надежно держать весь мир в заложниках, имея небольшое количество ядерных боеголовок. И знаете почему? Потому что убедите их в том, что ядерного оружия у вас много и что вы без колебаний пустите его в ход. Сделайте это, и никто не осмелится пойти против вас.