Текст книги "Стражи полуночи"
Автор книги: Дэвид Уитли
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Дэвид Уитли
«Стражи полуночи»
Говорит Дэвид Уитли:
Сколько себя помню, я обожал читать. Всю свою жизнь я мечтал писать книги для детей и взрослых, еще не забывших свое детство. Книги, которые я читал в детстве, поражали меня самыми невероятными и разнообразными идеями. Теперь мне хочется поведать молодым читателям истории, рожденные моим собственным воображением.
Когда мне исполнилось семнадцать, я написал свой первый роман и послал его на конкурс Кэтлин Фидлер. К моему великому удивлению, роман мой был включен в короткий список номинантов. Ободренный успехом, я направил очередную историю для детей, вышедшую из-под моего пера, на Чеширский литературный конкурс и в двадцать лет стал самым молодым победителем в истории этого конкурса.
Тем не менее мне надо было получить диплом, и потому я отложил свои писательские занятия до окончания университета. Когда это радостное событие наконец произошло, я решил взять годичную передышку, во время которой серьезно занялся сочинительством. Вдохновленный любовью к Джонатану Свифту и эпохе Просвещения, я стремился придать своим историям дух восемнадцатого столетия. Это открывало простор для воображения и философских размышлений, давало возможность воплотить будящие мысль фантазии, бродившие в моей голове последнюю пару лет. Образ города, где, несмотря на отсутствие денег, правят рыночные законы, где всё, включая человеческие чувства, покупается и продается, был навеян мне произведениями великих английских мыслителей восемнадцатого века. Я пытался понять, как будет протекать жизнь в таком городе, будут ли его жители чувствовать себя счастливыми.
С гордостью сообщаю, что книга «Стражи полуночи» переведена на двадцать языков и издана в восемнадцати странах. Признаюсь, о подобном успехе я даже не мечтал!
Я хотел написать увлекательную историю, изобилующую захватывающими сюжетными поворотами, и в то же время поставить вопросы, волнующие современное общество. Для того чтобы выжить и найти свой путь в мире, мои герои, мальчик и девочка с совершенно разными характерами и взглядами на жизнь, должны найти ответы на эти вопросы. В городе, где происходит действие, процветает коррупция, сталкиваются могущественные группировки и люди не брезгуют никакими средствами для достижения своих целей. В моем романе вы найдете загадочное убийство, таинственный заговор и затейливую игру чистой фантазии.
Надеюсь, вы получите большое удовольствие!
Дэвид Уитли
Январь 2009
Эта печальная Истина признается повсюду,
Богатство неизменно возвышается, унижая Бедность:
Все вокруг являются рабами золота,
Красота является товаром, и улыбки продаются,
Подкуп решает все, а Лесть ему содействует.
Слуга торгует милостями своего Господина.
1
Лестница
Марк никак не ожидал, что быть мертвым – это так холодно.
Прежде, когда мама рассказывала ему истории о загробной жизни, она всегда укутывала его своими широкими шерстяными юбками. Прижавшись к маме, Марк слушал ее голос и представлял себе дивный город, где царит вечное лето. Перед мысленным его взором вставали картины чудесного мира, где течет быстрая сверкающая река, мира, где нет места печалям и горестям. В том, что этот мир существует, Марк никогда не сомневался – он привык верить каждому маминому слову. И теперь, очнувшись в тесной камере, дрожащий, завернутый в саван, он долго не мог вспомнить, как здесь очутился.
Сначала настал черед мамы. Ей пришлось первой убедиться в том, как беспощадна смерть. Кожа ее стала серой, как камень. Марк держал ее за руку до самого конца. А потом явился Жнец. В своем длинном черном плаще он походил на человека. Но когда Марк заставил себя взглянуть ему в лицо, он увидел, что Жнец лишен глаз и носа. На белом и гладком, как снежная равнина, лице зияли две огромные черные глазницы. Марк испуганно забился в угол. Другие дети рассказывали ему, что прикосновение Жнеца превращает человека в пыль.
Жнец приходил три раза. В первый раз он забрал маму, во второй – брата, в третий – сестру. Каждый раз Марк слышал, как отец его что-то бормочет, обращаясь к страшному гостю, а Жнец отвечает ему вполголоса. Лишь однажды отец произнес несколько слов так громко, что Марк сумел их разобрать. Он говорил что-то о зараженной воде, о том, что у них нет другой воды для питья. Выслушав его, Жнец удалился неспешным шагом, словно знал, что вскоре ему предстоит вернуться.
После этого Марка охватило ощущение странной легкости и безразличия. Он спокойно наблюдал, как сереют тыльные стороны его ладоней. Он знал, что конец совсем близок. И это его не пугало. Он чувствовал лишь жжение во рту и в носу. Чувствовал, как из этого мира постепенно уходят все звуки и запахи, уступая место блаженной прохладе.
Холод заставил его очнуться. Марк не сомневался в том, что уже умер. Все вокруг было иным. Его кожа больше не была серой, и воздух пах по-другому. В том мире, который Марк оставил, в воздухе неизменно носились запахи речной тины и рыбы. Этим запахом насквозь пропиталась одежда Марка и его волосы. В загробном мире пахло пылью и еще, пожалуй, уксусом. Марк крепко зажмурился, пытаясь плотнее завернуться в саван и защититься от всепроникающего холода, но его усилия были бесполезны. Тогда он снова открыл глаза и огляделся вокруг. Он находился в небольшой комнате. Серые каменные стены, серый каменный потолок. В сумраке он различил очаг, в котором тлело несколько угольков. И дверь рядом с очагом.
Марк не двигался с места, не зная, как вести себя в ином мире. Мысли вихрем проносились в его голове. Неужели он стал ангелом? Неужели в прошлой жизни он был достаточно хорош для этого? Конечно, он всегда помогал отцу чистить рыбу. Заботился о младших братишке и сестренке до тех пор, пока они были рядом. Значит, этого оказалось достаточно, чтобы после смерти превратиться в ангела. Марк осторожно спустил с кровати сначала одну ногу, потом другую, встал и направился к двери. Дверь оказалась старой, обшарпанной, металлические петли проржавели насквозь. Трудно было поверить, что ею пользуются ангелы. Марк протянул дрожащую руку и распахнул дверь.
Перед ним предстала каменная винтовая лестница.
В сознании Марка ожили смутные воспоминания. Когда-то мама рассказывала ему о человеке, который был недостаточно добродетелен, чтобы после смерти вознестись на небеса. Ему пришлось карабкаться туда самому. Подняв голову, Марк различил свет, который брезжил высоко-высоко, там, где кончалась лестница.
Мальчик коснулся босой ногой ледяной ступени и начал подъем.
Лестница была такой древней, что каменные ступени кое-где раскрошились. Взглянув вниз, Марк обнаружил, что начало лестницы исчезает в сумрачных глубинах. После этого он решил больше не оглядываться.
По пути наверх ему встречались двери. Тяжелые двери из темного дерева. Ни единого проблеска света не пробивалось из-под этих дверей. Возможно, за ними томились те, кого после смерти постигло проклятие. Люди, которые оставили свои долги неоплаченными, свою работу – невыполненной. Марку не раз доводилось видеть, как контролеры, люди в синей форменной одежде, вытаскивают этих бедняг из их жилищ, невзирая на их вопли и стоны. После этого они исчезали бесследно.
Мальчик продолжал свой путь, поднимаясь все выше и выше. Лестница становилась все более крутой. Ноги у Марка устали. В той, прежней жизни они не уставали так быстро. Он прислонился к стене, прижав к ней ладони, и почувствовал, что на камне вырезано какое-то изображение. Разглядеть его в темноте не удавалось, и Марк попытался разобрать рисунок на ощупь. Круг, а в нем шесть фигур. Острые концы. Похоже, это звезды. Да, так оно и есть. Что это может означать? Марк напряг память, вспоминая мамины рассказы, но думать о маме было слишком больно.
Внезапно снизу донесся скрип заржавленных петель.
Марк попытался двигаться быстрее. Он преодолевал ступеньку за ступенькой, и сердце его колотилось под ребрами, как пойманная птица. Внизу раздавались шаги, медленные, тяжелые и уверенные. Марк знал: оттуда, из мрачных глубин, не может явиться ничего хорошего. Свет, спасительный свет, был совсем близко.
Он манил и притягивал.
Тяжелая обшарпанная дверь на вершине лестницы была распахнута настежь. Оттуда исходил свет – розовый, оранжевый, золотистый. Марк собрал последние силы, устремляясь наверх, к заветной цели. Жнец следовал за ним по пятам, черный его силуэт маячил в сумраке. Мальчик с ужасом чувствовал, что ноги отказываются ему служить. «Потерпи, осталось совсем немного», – уговаривал он себя. Всего несколько ступеней. Ни один Жнец не способен проникнуть на небеса. Задыхаясь, Марк вскарабкался на последнюю ступеньку. В следующее мгновение он оказался за дверью.
Сияние ослепило его, так что он вынужден был зажмурить глаза. Перед ним расстилалась бескрайняя сверкающая белизна. И в этой белизне, купаясь в лучах света, стояла девочка, казалось, порожденная сиянием. Она повернулась. Ноги Марка подкосились, и он упал на колени, уставившись в пол. Мама не раз говорила, что на обитателей небес смотреть нельзя. Тот, кто смотрит на них, сожжет свою душу дотла. Глаза Марка уже полыхали огнем.
Снизу по-прежнему доносилась размеренная поступь Жнеца. Марк припал к земле. Он не сомневался: теперь он будет спасен. Ангел не даст его в обиду.
– Сэр… кто это?
Голос, донесшийся до слуха Марка, никак не мог принадлежать ангелу. Это был робкий, настороженный и совсем детский голос. Он напомнил Марку о сестре.
– Его зовут Марк, – ответил другой голос. Мужской, взрослый и мягкий.
Марк затаил дыхание. Жнец был совсем близко. Он уже склонился над Марком. Мальчик слышал, как шуршит его плащ.
– Теперь он принадлежит мне.
– Он болен?
– Уже нет. Единственный путь к полному выздоровлению – изоляция от источника заразы. Сейчас он явно чувствует себя лучше, и я не вижу причин для паники.
Растерянный и сбитый с толку, Марк приоткрыл глаза и слегка повернул голову. Над ним стояли ангел и Жнец. Жнец, по обыкновению, был в черном плаще, его гладкое белое лицо не выражало никаких чувств. Одежды девочки-ангела сверкали белизной, но ее лицо и руки оказались смуглыми, а волосы – темными. Марк попытался подняться на ноги. Взгляд его встретился со взглядом ангела. Марк различил, что глаза у девочки темно-карие, почти черные.
– Если позволите, сэр, – произнесла она, подняла руку и внезапно сорвала с головы Жнеца страшное безносое лицо.
У Марка потемнело в глазах, голова его пошла кругом.
Лишь несколько мгновений спустя он вновь начал различать, что происходит вокруг.
Он находился в башне, в комнате, слабо освещенной лучами заходящего солнца, которые проникали сквозь узкое, затененное выступом оконце. Теперь Марк рассмотрел, что комната заставлена мебелью, покрытой белыми чехлами. Одежды ангела уже не казались ему сияющими. По правде говоря, они мало чем отличались от его собственной одежды. На девочке было грубое домотканое платье и желтоватый передник. Когда она наклонилась над ним, несколько густых темных прядей, выскользнув из-под белой ленты, упали ей на лицо. Марк увидел, что в руках смуглая девочка держит белую маску причудливой формы, а также две стекляшки, соединенные дужками. В самом скором времени ему предстояло узнать, что стекляшки эти называются «очки».
Что до Жнеца, теперь у него было другое лицо, человеческое. Марк разглядел, что он еще молод, что его спутанные каштановые волосы начали редеть, а над верхней губой у него темнеют жидкие усики.
Мальчик медленно сел.
– Я жив? – спросил он и почувствовал, как у него пересохло горло. Собственный голос резанул его по ушам.
Девочка кивнула.
– Жив благодаря доктору Теофилусу, – сказала она.
Взгляд ее темно-карих глаз неодолимо притягивал Марка. Она повернулась к молодому человеку:
– Сэр, в записке графа говорится, что он желает видеть вас сегодня в пятом часу. Я только что отнесла ему еду.
Доктор нервно прижал к губам палец.
– Лили, может, сообщишь мне, в каком настроении пребывает граф?
Девочка по имени Лили слегка нахмурилась.
– Но, сэр, это будет не слишком тактично с моей стороны. – Она перевела глаза на Марка, который по-прежнему сидел на каменном полу, и спросила: – Ты голоден?
Марк не сразу осознал, что вопрос обращен к нему. Секунду спустя он понял, что умирает от голода, и энергично закивал. Лили улыбнулась.
– Можно дать ему поесть? – повернулась она к доктору, который взирал на Марка, поджав губы.
– Думаю, да, – осторожно ответил доктор. – Да, пожалуй, прежде чем показывать графу, его необходимо покормить. Займись этим, а я тем временем пойду к дедушке. Нам необходимо обсудить множество важных вопросов.
Лили в ответ слегка кивнула, снова повернулась к Марку и протянула ему руку:
– Вставай и иди на кухню.
Марк сжал ее руку в своей. На фоне темных пальцев Лили его собственная ладонь казалась неестественно белой. Но, может, все дело было в том, что слой грязи, обычно покрывавший его руки, исчез. С усилием поднявшись на ноги, мальчик выяснил, что намного выше девочки. Теперь, когда он смотрел на нее сверху вниз, она казалась совсем обычной и заурядной.
– Спустись вниз на пять пролетов, – распорядилась Лили. – Увидишь дверь в кухню. Жди меня там. Если сам тронешь хотя бы один горшок, тебе придется об этом пожалеть. Мне надо поговорить с доктором.
Марк молча кивнул, не зная, что сказать. Спускаясь вниз по лестнице, он размышлял, о чем стоит порасспросить эту странную девочку. В голове у него царил полный сумбур. Наконец он очутился около кухонной двери и взялся за ручку. В то же мгновение аппетитные ароматы, хлынувшие из дверей, унесли прочь все его мысли. На плите стояло несколько горшков, и каждый из них источал соблазнительный запах.
На мгновение Марку показалось, что он вернулся в прошлое, в блаженные времена до прихода серой чумы. Как приятно было возвращаться домой с реки по переулку, пронизанному ароматами самых разнообразных похлебок, варившихся над множеством очагов. Возвращаться и знать, что дома в котелке кипит над огнем рыба, пойманная отцом сегодня утром. Знать, что дома ждет его мама.
Мальчик уже хотел подбежать к ближайшему горшку и сдернуть крышку, как вдруг до него донесся какой-то шум. То были голоса доктора и Лили. Выдержав короткую, но яростную борьбу с голодом, Марк на цыпочках вышел на лестницу и навострил уши.
– …Нельзя допустить, чтобы старик о нем узнал, – разобрал он слова доктора. – По крайней мере, сейчас. Он уверен, что еще один слуга нам совершенно ни к чему. Я пытался втолковать ему, что без помощника мне не обойтись. Но ты же знаешь, какой он упрямый.
– Еще бы, сэр. Уверена, Марк будет вам отличным помощником.
– Да, если он и в самом деле здоров. Надеюсь, это так. Он первый пациент, которого мне удалось полностью вылечить от серой чумы, – сказал доктор, и в голосе его послышалась гордость. – Теперь я смогу помочь и другим.
Марк улыбнулся. Он не представлял, что с ним произошло, но из разговора этих людей уяснил – они намерены оставить его здесь.
– Скажите, он знает… – Голос Лили слегка дрогнул. – Он знает, что его отец его продал?
Доктор долго не отвечал.
– Думаю, будет разумно, если эту новость сообщишь ему ты, Лили, – со вздохом изрек он. – По крайней мере, ты точно знаешь, что человек в состоянии пережить подобное известие…
– Как вам будет угодно, сэр.
Неожиданно Марк ощутил, что ему совершенно не хочется есть.
2
Кольцо с печатью
– Ну что, Лили?
– Да, сэр?
– Как дела у мальчика?
– Все так же.
В течение последних нескольких дней подобные диалоги вошли у них в обыкновение. Лили постоянно сидела на каменной ступеньке лестницы у дверей в комнату Марка, штопала скатерти или читала в неярком свете свечи. Почти каждый час доктор Теофилус поднимался к ней из своего кабинета, расположенного в подвале. С надеждой во взоре он задавал привычный вопрос. Получив неутешительный ответ, озабоченно кивал и возвращался к прерванным занятиям.
Лили никогда не бывала в его кабинете. Она знала, доктор хранит в подвале мертвые тела, трупы жертв серой чумы. Она знала также, что доктор вскрывает эти трупы и исследует их. Разумеется, это было необходимо – для того чтобы успешно лечить чуму, следовало знать, какого рода разрушения она производит в человеческом организме. Но стоило Лили подумать, что весь день на доктора взирают неподвижные глаза мертвецов, ее бросало в дрожь.
На этот раз доктор опустился на ступеньку рядом с девочкой. Он задумчиво поглаживал свои жидкие усики, а это служило верным признаком того, что он встревожен. В этом не было ничего необычного.
– Как ты думаешь, долго он будет находиться в таком состоянии?
Лили не спешила с ответом, размышляя, стоит ли рассказывать доктору о том, что до нее не раз доносились приглушенные всхлипывания Марка. Принося ему еду, она видела красные от слез глаза, приникшие к дверной щелке.
Взглянув на доктора, она заметила, что под глазами у него залегли темные круги – свидетельства бессонных ночей и переутомления.
– Я думаю, сэр, скоро ему станет лучше.
Конечно, доктор проявил мягкосердечие и снисходительность. По закону Марк должен был начать работать, едва переступив порог. С самой Лили произошло именно так. В первый же час своего пребывания в этой древней башне она узнала, где здесь хранятся тряпки и половые щетки. Но Лили не жаловалась; она понимала, что от нытья нет никакого проку.
Доктор испустил тяжкий вздох.
– Жаль, что мне приходится скрывать его от деда. Думаю, имей мальчик возможность свободно разгуливать по башне, он скорее успокоился бы и примирился со своей участью. Но…
Доктор осекся. Так случалось почти всегда, когда разговор заходил о его дедушке. Несмотря на преклонные годы, граф Стелли не утратил ни внушительной осанки, ни властного характера. Лили отложила книгу, думая о том, как найти выход из ситуации.
– Возможно, сэр, вы сумеете объяснить графу, что мальчик чрезвычайно важен для ваших исследований. Ведь он первый пациент, выздоровевший после чумы…
– Уверяю тебя, Лили, стоит мне упомянуть о чуме, и старик в ту же секунду выбросит мальчишку на улицу, – перебил ее Теофилус. – И меня вслед за ним, – добавил он, грустно покачав головой. – Возможно, если бы чума свирепствовала среди знати, к моим исследованиям относились бы более внимательно. Но она косит лишь простой люд, и потому представители высшего сословия считают все мои изыскания ненужными и опасными. Стоит ли тратить силы и средства на то, чтобы лечить всякий сброд? Если дедушка узнает, что я поселил в его доме обитателя трущоб, пусть даже совершенно здорового… – Доктор вновь осекся и посмотрел на Лили. Взгляд его был исполнен усталости, странной для столь молодого человека. – Неужели люди не сознают, что их равнодушие неизбежно приведет к новым несчастьям? – печально спросил он.
Лили молчала, не сводя с него глаз. Ответ на этот вопрос был слишком хорошо известен им обоим. Лили знала, что в некоторых случаях люди предпочитают быть слепыми. Сама она всегда держала глаза широко открытыми.
Звон колокола отвлек доктора и девочку от невеселых размышлений. Вслед за звоном последовал угрожающий рокот, похожий на отдаленные раскаты грома.
Теофилус нахмурился.
– Похоже, господин граф изволил проснуться, – с косой усмешкой изрек он.
Лили поспешно встала.
– Сейчас он потребует завтрак, – сказала она.
Как и всегда по утрам, девочка поспешила на кухню, а доктор вернулся к своей работе. Его высокий тонкий силуэт растаял в темноте, сгущавшейся у подножия лестницы.
По словам доктора, дедушка его вот уже несколько лет не покидал своих комнат. Каждое утро Лили находила на бронзовых дверях, ведущих в покои графа, записку, содержавшую распоряжения на грядущий день. Звонок колокола напоминал ей о том, что настало время подать хозяину завтрак, неизменно состоявший из яичницы с беконом и кофе. Уставив поднос тарелками и чашками, Лили подошла к бронзовой двери. Как правило, по утрам дверь бывала закрыта, и сегодняшний день не стал исключением. Лили открыла деревянную дверцу в стене, за которой обнаружилась ведущая наверх шахта, поставила поднос на специальную платформу, закрыла дверцу и позвонила в колокольчик. Через несколько минут до нее донеслось громыхание, говорившее о том, что поднос с едой двинулся наверх, в обсерваторию. Лишь один-единственный раз Лили попыталась проникнуть в покои хозяина без приглашения, и оглушительный рев разгневанного графа до сих пор стоял у нее в ушах.
Больше Лили не повторяла столь безрассудных попыток. Она слишком хорошо знала, какая участь ожидает слугу, который имел несчастье прогневить своего хозяина. Когда она служила у переплетчика книг, ей довелось видеть, как другая девушка, рыдая, ползала у хозяйских ног. Слуга, которого с позором изгнали из дома, не мог рассчитывать на то, что его примут в другой дом. На таких людях лежало клеймо позора. Их называли «порченым товаром» и с презрением закрывали перед ними двери. Они лишались не только возможности работать, но и возможности жить.
Лили понимала: оказавшись на улице, где свирепствуют чума и одуревшие от голода оборванцы, она не протянет и недели. Ее хозяин, граф, держал судьбу девочки в своих руках. Он был известен суровым нравом, и с этим приходилось считаться. Лили никогда не расспрашивала о девушке, которая служила до нее в этом доме и носила грубые домотканые платья, перешедшие теперь к Лили. Как ни странно, платья эти идеально подошли девочке по размеру, хотя для своих лет она была мала ростом. Один из передников, доставшийся Лили по наследству, прежняя владелица начала штопать и оставила в нем иголку с ниткой, словно отложила работу на несколько минут.
Когда Лили вернулась к комнате Марка, дверь оказалась приоткрытой. Девочка бесшумно открыла дверь пошире и заглянула внутрь.
Марк сидел на кровати, вперив взгляд в пустоту. Во время болезни волосы ему сбрили наголо, так как, по словам доктора, в них могла содержаться инфекция. Теперь волосы начали отрастать вновь, густые, темно-пепельные. Марк уже не выглядел таким истощенным, как прежде. Видно было, что сложение у него крепкое или, по крайней мере, станет таким, когда мальчик полностью поправится. Словно ощутив, что на него смотрят, Марк резко повернулся. Бледное его лицо было покрыто пятнами, губы решительно поджаты. Он уставился на девочку, не говоря ни слова. Взгляд покрасневших от слез глаз был исполнен вызова.
Лили, склонив голову набок, пристально всматривалась в него. В глубине его глаз по-прежнему плескалось отчаяние, однако она разглядела там проблески другого чувства. Чувства, прекрасно знакомого ей самой. То было любопытство.
– Хочешь осмотреть башню? – спросила Лили.
Мальчик молча кивнул.
Следующие два дня оказались не такими уж тоскливыми. В башне имелось множество комнат, которые интересно было исследовать. В большинство из них Лили могла входить беспрепятственно – ведь на поясе у нее висела связка ключей. Самые простые вещи ввергали Марка в изумление. Когда она привела его в старую пыльную столовую, он замер на пороге, открыв рот, и лишь несколько мгновений спустя решился войти. Лили последовала за ним, насмешливо вскинув бровь.
– Это всего лишь стол, Марк, – пояснила она, постучав по столешнице костяшками пальцев. – Похоже, ты принял его за чудовище, которое вот-вот оживет.
– Но… он из настоящего дерева… – пробормотал Марк, робко коснувшись темной дубовой поверхности. – Кому понадобилось делать стол из такого драгоценного материала? Если бы у моего отца было столько дерева, он построил бы лучшую рыбацкую лодку из тех, что когда-либо плавали по реке Оре. И тогда мы бы могли наловить куда больше рыбы и забыли бы про голод…
– Если обычный стол произвел на тебя такое сильное впечатление, что ты скажешь, увидев столовое серебро, – торопливо перебила Лили и направилась к буфету.
Конечно, хвастаться богатствами графа перед этим мальчишкой было до крайности глупо, но Лили чувствовала, что нового знакомого необходимо отвлечь. Лучше, выпучив глаза, любоваться неведомыми сокровищами, чем горевать по утраченной семье. Со слов доктора Лили знала, что из всех родных Марка в живых остался лишь отец.
Лили поставила на стол огромное серебряное блюдо и толкнула его к Марку.
– Не желаете ли канапе, сэр? – шутливо спросила она, указав на пустое блюдо.
Марк недоуменно уставился на нее, и Лили почувствовала, что щеки ее зарделись от смущения. Шутка явно оказалась не слишком удачной.
– Иногда я позволяю себе немного поиграть с этими штуковинами, – в замешательстве пробормотала она. – После того как переделаю все дела. Приходится придумывать себе занятия, иначе одолевают грустные мысли. – Лили отодвинула тяжелый стул и села. – А слишком много думать мне совершенно ни к чему.
– Мне тоже, – откликнулся Марк, глядя на собственное отражение в блестящей поверхности блюда. – Но я чувствую, что в таком месте, как это… от мыслей нет спасения. Здесь все… как в древней легенде, – неуверенно заметил он, обведя глазами безмолвную залу. – Заколдованная башня, полная заброшенных пустых комнат… бесконечные винтовые лестницы… магические окна, сквозь которые можно увидеть иной мир.
– Будь эти окна магическими, они всегда оставались бы чистыми, – усмехнулась Лили. – А так мне постоянно приходится их мыть.
От внимания девочки не ускользнуло, что уголки губ Марка дрогнули. Конечно, то была еще не улыбка, лишь слабый намек на нее. Тем не менее ей удалось добиться сдвига к лучшему.
– Эта башня вовсе не заколдованная, – продолжала она. – Граф предпочитает жить здесь, вот и все.
– Граф? – переспросил Марк.
– Граф Стелли. Мой хозяин.
– Я думал, твой хозяин – доктор…
– Доктор Теофилус – твой хозяин, – сказала Лили и тут же пожалела о своих словах.
Марк потупил взор. Щеки его вновь покрыла бледность. Лили слишком хорошо понимала, что творится у него на душе. Сама она воспитывалась в сиротском приюте, а когда ей было вдвое меньше лет, чем Марку сейчас, ее продали переплетчику. У нее не было другого выбора, кроме как работать. Если перестанешь работать, никто не будет тебя кормить. Подобно кочерге или половой щетке, тебе не положено иметь ни мыслей, ни чувств. Все, что остается, – смиренно ждать того дня, когда хозяева сочтут тебя бесполезным и вышвырнут вон.
Марк, стиснув побелевшие губы, опустился на стул напротив Лили. Девочка протянула руку через стол и сжала его дрожащие пальцы.
– Доктор Теофилус – внук графа Стелли, – пояснила она. – Граф разрешил ему устроить кабинет в подвале башни. Доктор – очень хороший человек, – произнесла Лили, стараясь, чтобы голос ее звучал как можно убедительнее.
Что еще сказать ему в утешение, в растерянности спрашивала она себя. «Уверена, доктор дал за тебя хорошую цену, хотя ты был смертельно болен»? «Если бы твой отец тебя не продал, ты бы ни за что не выжил»? Все это правда, но нужна ли такая правда этому мальчику?
Лили всегда была осмотрительна в словах. Она знала, неосторожное слово способно причинить большое зло. Конечно, ее тоже продали, но решение приняли чужие люди, попечители приюта. У нее никогда не было семьи, и ей не известно, что это такое – потерять близких. А Марку придется жить с сознанием того, что родной отец предпочел от него избавиться.
– Лили…
По тону мальчика Лили поняла, что сейчас он задаст вопрос, на который у нее нет ни малейшего желания отвечать.
– Скажи… этого доктора и правда зовут Теофилус?
Лили вздохнула с облегчением. На этот раз интуиция обманула ее.
– Да, это старинное семейное имя. Оно означает «любимец Бога».
– Мама часто рассказывала мне истории о богах, – едва слышно произнес Марк.
Лили мысленно выбранила себя за новую оплошность. До сей поры ей удавалось отвлечь мальчика от грустных воспоминаний. Она даже смогла немного развеселить его. Но, судя по всему, сегодня ее усилия пошли насмарку.
– Да, кстати, – сказала Лили так беззаботно, словно перемена в настроении Марка прошла для нее незамеченной, – сколько времени осталось до твоего звездного дня?
– Моего чего?
– Твоего звездного дня.
Лицо Марка по-прежнему выражало полное недоумение.
– Я говорю о дне, когда минет ровно двенадцать лет с твоего рождения, – пояснила Лили. – За это время звезды совершают полный цикл.
– Две недели, – нахмурившись, сообщил Марк. – Я родился в последний день месяца Скорпиона. А разве это так важно? Мама говорила мне, что двенадцатый день рождения – особенный. Но никогда не объясняла почему.
Лили улыбнулась.
– Ты будешь принадлежать доктору Теофилусу лишь до своего звездного дня. А после ты сам себе хозяин и сможешь сам распоряжаться своей судьбой. – Девочка недоверчиво покачала головой. – Неужели никто и никогда не говорил тебе об этом?
– Значит, я буду свободен?
Щеки Марка зарделись от возбуждения, в глазах его вспыхнули радостные огоньки.
– Я смогу вернуться домой?
Улыбка сползла с губ Лили. Глядя на сияющее лицо мальчика, она не могла заставить себя сказать, что имела в виду нечто совсем другое.
– В этот день ты должен будешь сделать выбор, – наконец проронила Лили.
Марк был так взволнован, что истолковал ее слова по-своему.
Две недели пролетели быстро. Днем Марк и Лили виделись друг с другом все реже. Доктор объяснил своему помощнику его новые обязанности. Марк должен был поддерживать в безукоризненной чистоте набор хирургических инструментов весьма зловещего вида и готовить лечебные настои, распространявшие отвратительный запах. Лили с утра до вечера хлопотала по дому, подметая заброшенные комнаты и вытирая пыль со старинной мебели. К тому же ей приходилось прикладывать немало усилий, заставляя доктора Теофилуса поесть хотя бы раз в день. Что до графа, девочка, по обыкновению, оставляла ему еду в люке у запертых бронзовых дверей. Доступ в обсерваторию по-прежнему был для нее закрыт.
Обсерватория. Лишь один-единственный раз Лили было позволено войти туда, дабы почистить огромный медный телескоп. Дело было днем, но в обсерватории царил полумрак, так как высокие окна были завешены плотными бархатными шторами. Правда, это не помешало девочке увидеть небо – потолок был расписан в виде усыпанного звездами небесного свода. Все то время, пока Лили возилась с телескопом, с кровати графа, стоявшей в дальнем углу комнаты, доносился раскатистый храп. Проблески солнечного света, проникая сквозь истончившуюся от времени ткань занавесей, играли на сложной металлической конструкции.
Лили отчаянно хотелось отдернуть шторы и взглянуть на город, раскинувшийся внизу. Она так яростно боролась с этим желанием, что у нее начали дрожать руки. Все-таки странная причуда – жить в комнате с огромными окнами, но смотреть только на ночное небо.
У Лили была своя тайная страсть – смотреть на город из окна. В башне царил вечный сумрак; чтобы сохранить тепло, большинство окон закрывали ставнями. Но как только у девочки выдавалась свободная минутка, она спешила в старую спальню, комнату, где она впервые увидела Марка. Там было окно, узкое, как щель, но тем не менее пропускающее дуновения свежего воздуха. Обычно, выглядывая из этого оконца, Лили могла разглядеть лишь множество покрытых черепицей крыш, теснившихся внизу. Только на закате, когда солнце светило прямо в окно, девочке удавалось ощутить на своем лице его ласковые прикосновения. Взглянув вниз, она видела, что город, прежде тонувший в тени башни, ожил во всем разнообразии красок и форм. Она могла различить людей, спешивших по улицам, сверкание реки Оры и дальние силуэты башен Директории финансового контроля. Вся Агора лежала перед ней как на ладони.
