355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дэвид Уайз » Охота на «кротов» » Текст книги (страница 11)
Охота на «кротов»
  • Текст добавлен: 4 октября 2016, 01:59

Текст книги "Охота на «кротов»"


Автор книги: Дэвид Уайз



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

Одна из проблем, с которой столкнулись новые следователи в более поздний период, состояла в том, что было почти невозможно обнаружить следы, указывающие на роль Энглтона в этом деле. Сотрудник ЦРУ отметил: «Я никогда не видел ни одного документа, подписанного им. Но он и не возражал. Джим никогда ни на чем не оставлял отпечатков пальцев. Он всегда был мастером своего дела. Носенко заключили в тюрьму на три года. Но в течение трех лет Энглтон не протестовал. Нет и малой толики доказательств того, что Энглтон когда-либо выражал недовольство Хелмсу».

Начиная с 4 апреля 1964 года Носенко в течение почти полутора лет находился в жестких условиях – в мансарде одной из конспиративных квартир за пределами

Вашингтона. В тот день ему было сказано, что он доставлен для проведения исследований его физического состояния и проверок на полиграфе. Позднее он так описал происходившее: «После окончания тестирования сотрудник ЦРУ вошел в комнату и переговорил с техническим работником. Затем он начал кричать, что я обманщик, и тут же несколько охранников вошли в комнату. Они приказали мне стать у стены, раздели и обыскали. После этого меня отвели наверх в мансарду. В центре комнаты стояла металлическая кровать, прикрепленная к полу. Никто мне не сказал, как долго я буду находиться здесь и что со мной произойдет»[137]137
  Письменные показания Юрия Носенко, 7 августа 1978 г См Расследование убийства президента Джона Ф. Кеннеди. Слушания в комиссии по расследованию политических убийств палаты предста вителей конгресса США, сентябрь 1978 года, т. IV. – С. 106–108.


[Закрыть]
. Спустя несколько дней начались допросы.

Носенко не имел доступа к телевидению, радио или газетам. Его еда была на уровне поддержания существования и в течение многих месяцев состояла главным образом из слабого чая, водянистого супа и овсяной каши. Он находился под постоянным наблюдением. Ему отказывали в сигаретах. «Я курил с четырнадцати лет и никогда не бросал. Теперь же мне отказали в курении. Я не видел книг. Я ничего не читал. Я сидел в четырех стенах… Я был голоден… Я думал о еде, потому что все время хотелось есть. Мне давали еду, причем плохую»[138]138
  Там же. – Т. XII. – С. 524–525.


[Закрыть]
.

В Вашингтоне летом ужасная жара и жить в мансарде просто невыносимо. Носенко рассказал, как это было: «Я находился в чердачной комнате: жара, кондиционера нет, дышать нечем. Никаких окон, все закрыто. Мне разрешали бриться и принимать душ один раз в неделю. У меня отобрали зубную пасту, зубную щетку. Условия были нечеловеческие»[139]139
  Там же. – С. 525.


[Закрыть]
.

Шли дни, и у Хелмса возникла мысль, что нужно будет сказать о деле, если придется, Комиссии Уоррена, которая готовилась завершить свой доклад. Хелмс встретился с бывшим главным судьей Эрлом Уорреном, председателем этой комиссии, и проинформировал о том, что ЦРУ оказалось неспособным установить истинные намерения Носенко и не может ручаться за правдивость его истории. Комиссия никогда не проводила допроса Носенко, и ее заключительный доклад, изданный 27 сентября, не содержит никаких ссылок на него.

Сомнительно, чтобы Хелмс рассказал бывшему председателю Верховного суда, который провозгласил жесткие нормы по обеспечению прав подозреваемых в совершении преступлений лиц, о том, что Носенко содержится в душной мансарде. Но как бы плохо там ни было, условия его содержания оказались роскошными в сравнении с тем, что его ожидало. Пока русский был заперт в мансарде, управление безопасности ЦРУ создавало специальную тюремную камеру для него на «Ферме».

Все стажеры ЦРУ проходят подготовку на «Ферме» – в шпионской школе, расположенной вблизи Виль-ямсбурга (штат Вирджиния). Эта база ЦРУ имеет прикрытие военной организации под названием «Экспериментальный центр подготовки вооруженных сил, министерство обороны, Кэмп-Питтри». Вооруженная охрана отвечает за безопасность этого объекта, занимающего десять тысяч акров земли вдоль реки Йорк. Школа находится в густом лесу, и это место, конечно, закрыто для посторонних лиц и имеет специальное ограждение. Во время второй мировой войны здесь располагался лагерь для немецких военнопленных.

В наручниках и с завязанными глазами Носенко был доставлен сюда в августе 1965 года. Его поместили в бетонную камеру без окон, размером 12 х 12 футов, расположенную в доме в глубине леса. День и ночь за ним осуществлялось наблюдение с помощью телевизионной камеры. Чтобы занять свой ум, он тайно сделал шахматы из ниток. Однако охранники их обнаружили и конфисковали. Чтобы не потерять счет времени, он создал из волокон своей одежды календарь.

Носенко был доведен до отчаяния отсутствием возможности читать. Ему выдали зубную пасту, но затем забрали, когда он под одеялом попытался читать надписи на тюбике. Более двух лет Носенко содержался в этой камере, подвергался допросам и проверке на полиграфе.

Спустя год с лишним после прибытия на «Ферму» ему разрешили прогулки на свежем воздухе и занятия физическими упражнениями. Каждый день его выводили на тридцать минут на огороженный прогулочный дворик, откуда он мог видеть только облака.

Как позднее Хелмс рассказал парламентскому комитету, «к сожалению», ЦРУ находилось в таком положении, когда оно рисковало вызвать на себя критику за слишком длительное задержание Носенко. Однако оно могло оказаться в еще худшей ситуации, если бы «не предприняло мер, чтобы установить, что он знает об Освальде». Хелмс пытался убедить членов комитета, что камера на «Ферме» была лечебным учреждением для

Носенко, почти что вирджинским отделением общества «Анонимные алкоголики». «Носенко, когда перебежал на Запад и ранее, очень сильно пил. Одна из проблем, с которой мы столкнулись в первое время его пребывания в США, состояла в том, что он ничего не хотел делать, кроме как предаваться пьяному разгулу. У нас возникли проблемы с ним во время инцидента в Балтиморе, когда он полез в пьяную драку. Одной из причин его заключения в тюрьму было стремление удержать его от попоек, помочь ему успокоиться и посмотреть, сможем ли мы с ним прийти к разумному диалогу»[140]140
  Там же. – Т. IV, – С. 31.


[Закрыть]
.

Носенко был убежден, что во время заключения ему давали какие-то препараты, включая «вызывающие галлюцинации». ЦРУ отвергло эти утверждения, заявив, что ему назначались только необходимые лекарства[141]141
  Как бы то ни было, в архивах ЦРУ отмечается, что Носенко давали торизин – сильнодействующее лекарство, применяемое при душевных расстройствах и маниакальной депрессии. Из других средств назначались зактрин, известный также как зактирин, – легкий транкви лизатор в соединении с аспирином, который больше не производится; доннатал – средство, устраняющее спазмы при расстройстве желудка; тетрациклин – антибиотик общего назначения и др. В 1978 году Носенко рассказал парламентскому комитету, что ему давали препараты, вызывающие галлюцинации, а позднее высказал предположение, что это был ЛСД. См. Расследование убийства Джона Ф. Кеннеди. Слу шания в комиссии по расследованию политических убийств палаты представителей конгресса США, сентябрь 1978 года, т. XII, с. 521 525, 543; и книгу Mangold Т. Cold Warrior: James Jesus Angleton. The CIA's Master Spy Hunter. – N. Y., 1991.– P. 188.


[Закрыть]
. В своих свидетельских показаниях Хелмс отметил, что он отклонил просьбу о назначении «лекарств правды», таких как содиум пентотал. Другой свидетель из ЦРУ заявил, что в качестве «препарата правды» был предложен содиум амитал[142]142
  Там же. – Т. IV.—С. 116; Т II.—С. 532.


[Закрыть]
. В своих воспоминаниях Стэнсфилд Тэрнер отметил, что «Носенко давали один или несколько из четырех препаратов в семнадцати случаях»[143]143
  Тэрнер С. Секретность и демократия. – С. 45. В беседе с автором этой книги Тэрнер заявил, что он не припоминает источник инфор мации, указанный в его воспоминаниях. Тем не менее, так как Тэрнер не указывает название лекарств в своих мемуарах, его утверждение о том, что лекарства давались Носенко 17 раз, не вступает в противоречие с официальной позицией ЦРУ о том, что применялись лишь обычные лечебные препараты, но не «сыворотка правды».


[Закрыть]
.

Применялись и другие меры психологического давления. Например, непосредственно перед отлетом Носенко на «Ферму» допрашивавшие его сотрудники ЦРУ заявили, что его заключение продлится более десяти лет. В заточении Носенко прошел три раза проверку на полиграфе. При этом результаты первых двух проверок были фальсифицированы, с тем чтобы «сломать его» и убедить в необходимости сознаться, что он специально засланный агент КГБ. В первом случае проинструктированный оператор полиграфа заявил Носенко, что тот провалился, даже еще не зная результатов проверки. Ему также сказали, что полиграф может читать его мысли, что не соответствовало действительности. Результаты второго тестирования на полиграфе – фактически серии проверок, проводившихся в течение десяти дней, – показали, что Носенко лжет в отношении Освальда. Однако ЦРУ в дальнейшем заявило о недействительности результатов второй проверки на полиграфе. Одна мелкая удивительная деталь: в ходе одного тестирования Носенко был подсоединен к аппарату в течение семи часов; когда же сотрудники ЦРУ сделали перерыв на обед, он оставался привязанным к стулу так, что не мог пошевелиться. Один такой «перерыв на обед» длился четыре часа. Оператор полиграфа также терроризировал Носенко, заявляя, что тому не на что надеяться и что он наверняка сойдет с ума. Носенко прошел и третье тестирование на полиграфе, которое включало в себя два вопроса об Освальде. Эту проверку ЦРУ признало единственно действительной.

Бэгли лично руководил допросами Носенко с помощью телевизионной линии связи замкнутого типа, соединявшей специальную тюрьму на «Ферме» и штаб-квартиру в Лэнгли. На месте допрос вели три человека.

Бэгли утверждал, что вначале ЦРУ не планировало заключения Носенко в тюрьму на такой длительный срок. «Мы ожидали, что потребуется от десяти дней до двух недель, чтобы показать ему несоответствия в его рассказе». Почему же тогда заключение длилось более четырех с половиной лет? «Он сам себя закапывал все глубже новыми противоречиями, – отмечает Бэгли. – Было очевидно, что он не занимался той работой, о которой говорил. А по его словам, он принимал участие в операциях против посольства США, чего в действительности не было. Его заявления были направлены на то, чтобы что-то скрыть».

Руководимые Бэгли следователи цеплялись за любые противоречия в рассказе Носенко. Например, в 1962 году в Женеве тот утверждал, что лично участвовал в операции против Эдварда Эллиса Смита, в ходе которой первый сотрудник ЦРУ, направленный в Москву, был скомпрометирован интимной связью со своей горничной, работавшей на КГБ. То, что эта «ласточка» из КГБ заманила Смита в ловушку, обнаружилось в 1956 году[144]144
  В КГБ предпочитают называть сотрудницу, используемую в качестве соблазнительницы, «ласточкой». В ЦРУ для этой цели используется слово «воробей». Остается неясным, в чем причина таких орнитологических различий.


[Закрыть]
. Носенко также сообщил, что в 1955 году он был переведен в Седьмой отдел, занимавшийся туристами. Далее Бэгли отмечает: «Во время жесткого допроса Носенко противоречил самому себе. Он сказал, что работал по Смиту, но как он мог это делать, если уже был переведен в Седьмой отдел? «Кто такой Смит?» – спрашивал Носенко. Поэтому мы прокрутили магнитофонные записи состоявшейся в 1962 году нашей встречи с Носенко в Женеве, на которой он говорил о Смите. Запись была без помех и с хорошим звучанием. Он прослушал ее, а затем – тут Бэгли сгримасничал, имитируя Носенко, – сказал: «Бэгли напоил меня».

Конечно, вполне вероятно, что Носенко просто важничал, утверждая, что он заманил в ловушку Смита, но наверняка он знал об этой операции. Успешное обольщение в постели первого сотрудника ЦРУ в Москве, без сомнения, стало предметом бесконечных коридорных сплетен и хихиканий во Втором главном управлении. И вполне возможно, что горничная была подставлена Смиту в 1955 году, еще до перевода Носенко в новый отдел, занимавшийся туристами. Как и многое в мире контрразведки, почти каждое событие может трактоваться как гибельное или безобидное в зависимости от субъективной точки зрения того или иного лица.

Джеймс Энглтон, например, придал значение тому факту, что главный источник информации ФБР в Нью-Йорке, сотрудник КГБ, проходивший в бюро под псевдонимом «Федора», подтвердил истинность намерений Носенко. Как полагает Энглтон, данное обстоятельство доказывает, что «Федора» сам был подставой, поскольку заверил ФБР в том, что Носенко настоящий перебежчик из КГБ. За такую цепочку рассуждений даже студент начального курса логики в колледже на экзамене получил бы неудовлетворительную оценку. Прежде всего, Носенко мог быть настоящим перебежчиком; тогда информация источника ФБР в Нью-Йорке оказалась бы верной. Но даже если допустить, что Носенко являлся подставой, в чем, разумеется, был уверен Энглтон, то имелся ряд алмгернативных объяснений заявлений «Федоры», включая явную возможность того, что КГБ не сообщил ему о засылке Носенко. В случае если Носенко был настоящим перебежчиком, а «Федора» – подставой, то последний мог все же выступить в поддержку Носенко в стремлении укрепить свой авторитет у американцев. Количество комбинаций и перестановок в этом вопросе было бесконечным. Комментарии «Федоры» в отношении Носенко в действительности ничего не подтверждали о каждом из этих двух лиц.

Один из бывших высокопоставленных сотрудников ФБР поставил под сомнение выводы Энглтона в отношении высказываний «Федоры» по поводу Носенко. «Федора» мог просто передать содержание подслушанного случайно разговора двух советских дипломатов из представительства при ООН, возможно сотрудников КГБ, которые высказались так: «Какой ужас с этим Носенко!» При этом работник ФБР сослался на газету «Нью-Йорк тайме» от 11 февраля, которая на первой полосе поместила статью из Женевы о перебежчике Носенко.

Советские дипломаты в Нью-Йорке, конечно же, читали ее. ««Федора» вообще не подтверждал истинности намерений Носенко. Он просто передал содержание разговора и не имел представления о том, соответствовало ли услышанное действительности. Но для «Скотти» Майлера и других работников подразделения Энглтона полученные от «Федоры» сведения были как раз той информацией, которую они искали».

У Энглтона все же была одна, более убедительная, причина сомневаться в «Федоре». Один бывший контрразведчик ЦРУ утверждал: ««Федора» сказал, что из Москвы была получена телеграмма о дезертирстве Носенко. Мы просмотрели все материалы в Агентстве национальной безопасности, но так и не обнаружили доказательств ее существования». АНБ – национальное ведомство по расшифровке кодов – могло и не «расколоть» советский код. Однако на основе полученной от «Федоры» информации оно могло провести анализ передач, который установил бы факт прохождения телеграммы в указанный им день и час. Но АНБ небезгрешно, и оно не всегда может точно определить факт передачи конкретного сообщения.

Псевдоним «Федора» – в ЦРУ псевдоним «Скотч» – имел Алексей Исидорович Кулак, офицер КГБ, работавший под прикрытием ООН: сначала сотрудником секретариата, а затем – атташе по науке в советском представительстве при этой организации. Он начал снабжать информацией ФБР в начале 1962 года, спустя всего несколько месяцев после того, как 29 ноября 1961 года прибыл в США и начал работать консультантом Научного комитета ООН по изучению воздействия атомной радиации. Кулак – тогда ему было 39 лет, в Нью-Йорк приехал вместе с женой – был невысоким, коренастым мужчиной, чья фамилия, конечно же, в России означала «зажиточный крестьянин». По словам сотрудника ФБР, у которого на связи находился «Федора», они назвали его «Фатсо»[145]145
  «Федора» позднее по ошибке в некоторых публикациях отождествлялся с Виктором Лессиовским, сотрудником КГБ, имевшим высоким ранг в ООН. По слухам, Лессиовский был резидентом КГБ в Нью-Йорке. «Федора» рассказывал работникам ФБР, что Лессиовский действительно являлся высокопоставленным сотрудником КГБ, важным человеком, но не резидентом. Невысокий, полный мужчина, он каждый вечер прогуливал пуделя, любимца своей жены, около своего дома на Манхэттене. В течение восьми лет он работал личным помощником Генерального секретаря ООН. Лессиовский вращался в светских кругах Манхэттена. У него были такие высокие связи, что во время приезда в 1965 году в Нью-Йорк папы Римского именно Лессиовский организовал встречу с ним для Жаклин Кеннеди. Бывшая первая леди была довольна тем обстоятельством, что ее представил папе Римскому сотрудник КГБ, Лессиовский покинул Нью-Йорк в 1971 году и вернулся в Советский Союз.


[Закрыть]
.

Кулак был не заурядным сотрудником КГБ, а шпионом, специализировавшимся на добыче научно-технических секретов. Имел степень доктора химических наук и ранее работал химиком-радиологом в одной из лабораторий Москвы[146]146
  Несмотря на то что Кулак был консультантом, он два года работал в Секретариате ООН, будучи прикрепленным к отделу заместителя Генерального секретаря по специальным политическим вопросам.


[Закрыть]
. В начале весны 1962 года он явился в контору ФБР в восточной части Манхэттена и предложил свои услуги. Он заявил, что недоволен отсутствием продвижения по служебной лестнице в КГБ. По его словам, советская система не оценила его способностей. Нельзя исключать, что как Кулак, так и здание конторы ФБР могли находиться под наблюдением советской разведки. Юджин Питерсон, который 15 лет проработал в контрразведке ФБР и возглавил советский отдел, согласился с мыслью, что если «Федора» был искренен, то он испытывал судьбу, избрав такой путь установления первичного контакта. По мнению Ю. Питерсона, «это было рискованно, причем возникло много вопросов».

Питерсон, высокий здоровяк с лысиной, светлыми голубыми глазами и скептическим выражением лица, добавил: ««Федора» предоставил недостаточное количество контрразведывательной информации. Он не установил факты проникновения КГБ в объекты своего интереса. Главным образом информация «Федоры» касалась того, «кто есть кто» в резидентуре КГБ в Нью-Йорке».

Эдгар Гувер полностью доверял «Федоре», но всегда существовала возможность того, что сомнения в отношении источника на исполнительском уровне не доходили до него. А сомнения все же существовали. Как отметил Питерсон, «с самого начала имелись вопросы и, безусловно, в последние четыре-шесть лет».

С другой стороны, утверждал бывший высокопоставленный сотрудник ЦРУ, «Федора» обеспечил США ценной информацией. Он убежден, что Кулак был эффективным источником по нескольким причинам. Этот бывший сотрудник ЦРУ считает: «На сей счет была целая серия моментов. Прежде всего внимание «Федоры» к мельчайшим деталям в вопросах наблюдения и контрнаблюдения. Если вы ведете наблюдение за человеком, то, когда он идет на встречу, вы видите по нему, предпринимает ли он меры предосторожности, опасается ли слежки. «Федора» опасался возможного наблюдения за собой. Если он выходил из своего офиса и направлялся прямо на конспиративную квартиру, мы понимали, что здесь что-то не так. Кроме того, он проявлял готовность раскрывать сведения о сотрудниках КГБ. Что он и делал. Вообще разведчики не любят сообщать сведения о своих коллегах».

Более того, «Федора» раскрыл США получаемые от КГБ задания о сборе научно-технической информации. Работник ЦРУ утверждал: «Он передал нам задания КГБ на сбор информации в области науки и техники, перечень сведений, которые советская разведка стремилась получить, помог установить объекты интереса КГБ в военной области, прежде всего производителей вооружений. Все, чем он интересовался по своей работе, относилось к военной сфере: танки, ракеты и прочее. Он был очень полезным источником, принимая во внимание наши скромные возможности в советской колонии в те дни».

С тем чтобы представить Кулака в глазах его руководства (КГБ) в качестве ценного работника, ФБР предоставляло ему соответствующую информацию – подлинные секреты США, которые, однако, предварительно просматривались и обрабатывались ЦРУ и другими разведывательными ведомствами и о которых «Федора» затем уже сообщал в Москву. По словам сотрудника ЦРУ, «эти материалы имели низкий гриф секретности, но не были фальшивыми».

Регулярные тайные встречи Кулака с представителями ФБР записывались на видеопленку. Работник ЦРУ сообщил: «Я видел записи этих встреч и его опросов. Коренастый парень, типичный русский. С ним вели беседы нью-йоркские сотрудники ФБР на английском языке. И была большая бутылка шотландского виски, которое все пили».

В 1963 году Кулак покинул секретариат ООН и перешел на работу в советское представительство при этой организации. В 1967 году он сообщил ФБР, что его отзывают в Москву в связи с обычной ротацией кадров. Когда в 1971 году Кулак вновь приехал в США в качестве атташе по науке, он возобновил отношения с ФБР. Но позиции «Федоры», если он действительно был агентом проникновения, становились все слабее и слабее. В газетных отчетах, включая таковой Симура Херша в «Нью-Йорк тайме», выдвигались предположения, что ФБР осуществило проникновение в советское представительство при ООН. Так, писал Херш, одна из причин, по которым президент Р. Никсон создал секретное подразделение под видом рабочих по обслуживанию помещений Белого дома, состояла в показном беспокойстве, что «высокопоставленный сотрудник КГБ… работавший на американскую контрразведку, мог быть скомпрометирован» расследованием уотергейтского дела[147]147
  Херш С. М. Президент и водопроводчики: взгляд на два вопроса безопасности «Нью-Йорк тайме». 1973. 9 декабря. С. 1 По словам бывшего сотрудника ФБР, чтобы проверить, находится ли «Федора» в опасности, ЦРУ передало на изучение одну из статей аналитику невысокой квалификации. Через несколько часов, утверждает работник ФБР, аналитик указал на Кулака, как вероятного источника Бюро. Однако из статьи Херша неясно, находился ли завербованный сотрудник КГБ в Нью-Йорке или Вашингтоне. Из публикации тем не менее следует, что источник ФБР был двойным агентом «в течение почти десяти лет». Но ведь и другие советские дипломаты работали в этой стране аналогично длительные сроки. На замечания о том, что ФБР было обеспокоено тем, что его рассказ мог разоблачить «Федору», Херш рассмеялся и сказал: «Источник моих сведений находится в высшем эшелоне ФБР».


[Закрыть]
.

В 1971 году во время шумной истории с документами Пентагона – секретной историей вьетнамской войны, просочившейся через журналиста Дэниеля Элсберга в «Нью-Йорк тайме», – Кулак сообщил, что комплект документов был передан в советское посольство. ЦРУ подняло на смех это сообщение. На встрече с Дэвидом Янгом, одним из руководителей секретного подразделения «водопроводчиков» в Белом доме, директор Управления Ричард Хелмс сказал, что он игнорирует эту информацию, потому что «мы знаем человека, который передает нам такие сообщения, и у нас есть свои сомнения в отношении их»[148]148
  Янг Д. Запись беседы, 21 июля 1971 года. Источник: «Заявление об информации, внесенное от имени президента Никсона». Протоколы слушаний комитета по судебным делам палаты представителей конгресса США, май – июнь 1974 года, т. IV, с. 107.


[Закрыть]
.

В общей сложности Кулак – «Федора» – проработал в Нью-Йорке два года в секретариате ООН, начиная с 1961 года, и два срока в советском представительстве при ООН в период с 1964 по 1977 год с четырехлетним перерывом между ними, когда он отзывался в Москву[149]149
  Выглядит странным, что в отчестве Кулака происходили не большие изменения в каждой командировке. В дипломатическом справочнике постоянных представительств при ООН упоминание о нем («Алексей Сидорович Кулак») появляется впервые в январе 1964 года с указанием должности первого секретаря советской миссии. С января 1968 по май 1971 года он исчезает из дипломатического справочника. И вновь появляется в сентябре 1971 года, на этот раз как «Алексей Исидорович Кулак» в новой должности советника. В последний раз его фамилия исключается из справочника в феврале 1977 года.


[Закрыть]
. Несмотря на сомнения в отношении Алексея Кулака, его, как и других добровольных информаторов из КГБ, не могло обойти вознаграждение: в течение шестнадцатилетнего периода ФБР заплатило ему примерно 100 тысяч долларов.

Питерсон утверждает: «В 1977 году, когда «Федора» готовился к окончательному возвращению домой, мы указали ему на опубликованные статьи и сказали, что он сам справится с ситуацией. По моему личному мнению, если бы он не был подставой, его бы казнили».

После работы на ФБР и передачи ему информации в течение более двенадцати лет Кулак – «Федора» – возвратился в Москву в 1977 году и впоследствии был зафиксирован там ЦРУ живым и здоровым. Это, конечно, не подтверждает, что он был искренним с ФБР. Но это также не означает, что Кулак честно работал на США, избежав разоблачения, или что все это время он действовал как двойной агент. Питерсон считает: ««Федора» мог быть под наблюдением в Москве, и, когда он столкнулся с ЦРУ, КГБ мог вмешаться и свернуть это дело».

В 1978 году писатель Эдвард Джей Эпштейн раскрыл скрывавшегося под псевдонимом «Федора» человека, описав его как сотрудника КГБ, работавшего под прикрытием ООН и занимавшегося сбором научно-технической информации[150]150
  Epstein Е. J. Legend: The Secret World of Lee Harvey Oswald. – N. V.. 1978.– P. 20.


[Закрыть]
. Сотрудники американской разведки были потрясены этим разоблачением, потому что описание их источника в советском представительстве носило настолько конкретный характер, что они предположили, что ему уже конец. Бывший высокопоставленный сотрудник ЦРУ отмечал: «После книги Эпстейна мы пришли к выводу о том, что с „Федорой“ покончено. Он никоим образом не миг выжить»[151]151
  Контрразведчики почти одинаково были потрясены явным происхождением этого разоблачения. В спецслужбах хорошо было известно, что основным источником сведений для Эпштейна являлся Джеймс Энглтон. Бывший руководитель контрразведки ЦРУ, заключили контрразведчики, умышленно раскрыл «Федору», которого он считал подставой.


[Закрыть]
. Но по странному стечению обстоятельств, насколько ЦРУ удалось узнать, с ним ничего не случилось.

Борис Соломатин, работавший в 1971–1975 годах резидентом КГБ в Нью-Йорке, во время второй командировки Кулака предложил свой вариант возможного толкования событий. В интервью с автором этой книги, состоявшемся в Москве в сентябре 1991 года, Соломатин, хотя и отказался назвать «Федору» его настоящим именем, сказал: «Имелись обстоятельства, которые отклоняли подозрения от него. Во время войны он получил звание Героя Советского Союза, и это снимало подозрения».

Споры об искренности «Федоры» никогда не утихали. ЦРУ поверило в его искренность в 1975 году (после ухода в отставку Энглтона)[152]152
  Решение ЦРУ основывалось на результатах анализа, проведенного сотрудником советского отдела Бенджамином Фрэнклином Пеппером, который пришел к выводу, что «Федора» искренен в отношениях с американцами.


[Закрыть]
. ФБР столкнулось с большими трудностями, прежде чем составить свое определенное мнение о нем, и часто склонялось в ту или иную сторону в данном вопросе. В 1967 году ФБР, кажется, признало «добросовестность» сотрудничества «Федоры»[153]153
  Проведенный ФБР в том году под кодовым названием «Вупоинт» анализ данных на «Федору» и других контактов из числа советских граждан показал, что Кулак является «оправданным источником».


[Закрыть]
.

Однако более позднее исследование, проведенное под руководством Джеймса Нолана-младшего, заместителя помощника директора ФБР по контрразведке, и завершенное в марте 1976 года, содержало вывод о том, что «Федора» являлся подставой. Как говорили, ФБР вновь видоизменило эту точку зрения в начале 80-х годов. К 1990 году в ЦРУ стало известно, что Кулак умер естественной смертью.

В то же самое время, когда «Федора» активно работал на американцев, ФБР, а позднее и ЦРУ получали информацию от другого советского источника в Нью-Йорке – Дмитрия Федоровича Полякова, офицера ГРУ (советской военной разведки). Он проходил под псевдонимами «Топхэт» в ФБР и «Бурбон» в ЦРУ, которое головному убору предпочло спиртной напиток. В разведывательных кругах имена «Федора» и «Топхэт» фигурировали неразрывной парой словно яичница с ветчиной. В 1966 году Поляков был направлен в Бирму, в начале 1970 года откомандирован в Индию, где с ним поддерживал связь сотрудник ЦРУ Пол Диллон. Возвратившись из этой командировки в Москву, Поляков продолжал передавать информацию ЦРУ, используя переданный ему американцами импульсный радиопередатчик. В 1990 году советская сторона заявила, что «Топхэт» схвачен, а позднее было сообщено, что он был казнен 15 марта 1988 года[154]154
  В опубликованной в 1987 году книге бывшего сотрудника МИ-5 Питера Райта «Ловец шпионов» говорится, что «Топхэт» предоставил информацию, которая привела к аресту в 1965 году Фрэнка Бос-сарда. Этот 49-летний сотрудник министерства авиации Великобритании в обеденный перерыв фотографировал документы, содержавшие сведения об американских системах наведения ракет. Боссард был приговорен к тюремному заключению сроком на 21 год. В действительности отдел разведки ФБР ввел в заблуждение МИ-5, приписав эти сведения «Топхэт», с тем чтобы обезопасить другого источника из числа сотрудников ГРУ в Нью-Йорке, который имел псевдоним «Никнэк».


[Закрыть]
.

Однако в то время «Федора» и «Топхэт» были не главной заботой ЦРУ. В Лэнгли все с большей отчетливостью начинали понимать, что допросы Носенко являются катастрофой. Более того, они несли в себе потенциальную возможность скандала, в случае если общественность узнает о том, что ЦРУ поместило в тюрьму перебежчика КГБ. Неизвестно, принимали ли во внимание Энглтон и другие сотрудники Управления катастрофическое воздействие этих допросов на других возможных перебежчиков, если бы Советы узнали о тяжелых испытаниях Носенко.

Необходимо было что-то предпринимать. В 1967 году Хелмс, теперь уже директор ЦРУ, поручил сотруднику управления безопасности Брюсу Соли вновь рассмотреть вопрос о причинах ухода Носенко на Запад. 28 октября его наконец забрали из тюремной камеры и перевели на первую из трех конспиративных квартир в пригороде Вашингтона. Условия проживания Носенко значительно улучшились, но его передвижения были все еще ограничены, и он не являлся свободным человеком[155]155
  В заключении Носенко находился с 4 апреля 1964 по 13 августа 1965 года на конспиративной квартире близ Вашингтона; с 14 августа 1965 по 27 октября 1967 года – в тюремной камере на «Ферме»; с 28 октября по декабрь 1968 года – на трех конспиративных квартирах в пригороде Вашингтона.


[Закрыть]
. Не ранее марта 1969 года ЦРУ наконец позволило Носенко провести двухнедельный отпуск во Флориде. В памятной записке Хелмсу директор управления безопасности Говард Осборн писал: «Носенко становится все более упрямым и жаждет получить полную свободу. После почти пятилетнего заключения это желание, включая и желание иметь женское общество, понятно»[156]156
  Докладная записка Осборна Хелмсу от 24 марта 1969 года. См. Расследование убийства президента Джона Ф. Кеннеди. Слушания в комиссии по расследованию политических убийств палаты представителей конгресса США, сентябрь 1978.– Т. IV. – С. 41.


[Закрыть]
.

Бэгли явно видел возможность скандала. Он направил письмо Энглтону, предупреждая его об «опустошительных последствиях», которые могут наступить в случае, если Носенко отпустят на свободу. Взяв карандаш и лист бумаги, он изложил возможные меры по разрешению проблемы с Носенко. Пункт № 5 звучал – «Уничтожить человека», пункт № 6 – «Представить его неспособным связно излагать мысли (специальные дозы препаратов и т. д.). Возможная цель – помещение в сумасшедший дом» и пункт № 7 – «Помещение в сумасшедший дом, не делая его сумасшедшим»[157]157
  Там же. – Т. II. – С. 519, 525, 536. Некоторые слова в записях Бэгли даются в сокращении, здесь они воспроизводятся полностью для ясности.


[Закрыть]
.

Однако Бэгли, который в 1966 году стал заместителем руководителя советского отдела, так никогда и никому не отправил эти «леденящие душу» записи, и они явно не предполагались для предания широкой огласке. Этот перечень мер стал известен только потому, что в 1976 году преемник Энглтона и руководитель контрразведки ЦРУ Джордж Каларис – с одобрения тогдашнего директора Управления Джорджа Буша – поручил бывшему резиденту Джону Харту провести новое изучение дела Носенко. Харт обнаружил записи Бэгли в файлах Управления и рассказал о них конгрессу.

Бэгли, пойманный в ловушку Хартом, был разъярен. Он заявил: «Изложенные на моем листке меры никогда не предлагались к реализации. Это был мыслительный процесс: вот у нас есть парень – и что со всем этим делать? Записи произведены от руки карандашом, никогда и никому не показывались и не были предназначены для кого-либо еще».

Действительно ли он предполагал убийство Носенко? Бэгли отвечал: «Конечно, нет. Я просто не разрешил бы, да это и не в практике Управления. Об этом ни у кого даже не было и мысли. Я должен добавить, что это и моя собственная линия. Я не хожу и не убиваю людей. И Харт знал об этом». Но мысль все-таки была зафиксирована. «Ликвидировать человека» – это самый страшный пункт в списке Бэгли.

В октябре 1968 года Брюс Соли представил свой доклад Хелмсу, в котором оправдывал Носенко[158]158
  Подготовленное Бэгли изложение имеющихся в ЦРУ данных на Носенко на 900 страницах позднее было им сокращено до 447 страниц и, представленное руководству в феврале 1968 года, содержало другие выводы. В нем утверждалось, что Носенко лгал по всем главным моментам своей прошлой работы в КГБ. Спустя десятилетие комиссия по расследованию политических убийств палаты представителей конгресса США также пришла к заключению, что «Носенко лгал и в отношении Освальда». Но комиссия отметила, что тюремное заключение перебежчика «фактически могло погубить его как ценный источник информации о политическом убийстве». См. заключительный доклад о политическом убийстве «Доклад комиссии по расследованию политических убийств палаты представителей конгресса США» (Нью-Йорк, Бантам, 1979) с. 114. Проводившиеся в ЦРУ все другие исследования материалов на Носенко подтвердили искренность его намерений перехода на Запад. В дополнение к докладу Соли позднее в рамках Управления было проведено два анализа дела Носенко: один – Джоном Хартом в 1976 году, другой – Джеком Филдхаусом весной 1981 года по просьбе директора ЦРУ У. Кейси. Все три доклада содержали вывод о том, что Носенко был действительным перебежчиком.


[Закрыть]
. На основе этого доклада бывший сотрудник КГБ был реабилитирован американцами, нанят на работу консультантом в ЦРУ, и ему была выдана компенсация в размере 137 052 долларов[159]159
  Другие сотрудники советской разведки, ушедшие на Запад после Носенко, заявили, что, насколько им известно, Носенко был действительным перебежчиком. Например, полковник КГБ Виктор Гундарев, перебежавший на Запад в Афинах в 1986 году, сказал автору этой книги в июле 1989 года следующее: «Носенко был настоящим перебежчиком. Когда я в 1964 году учился в Высшей школе КГБ, там говорили о нем как о предателе. Конечно, это могла быть и тайная история. Я не знаю» Справедливости ради следует отметить, что другие перебежчики, вероятно, не имели ценной и подробной информации о Носенко. С другой стороны, согласно высказываниям бывших высокопоставленных сотрудников ЦРУ, ни один последующий перебежчик не представил сведений, которые подвергали бы сомнению искренность намерений Носенко.


[Закрыть]
.

Хелмс пережил непростые времена, когда пытался дать пояснения по делу Носенко в конгрессе США. Член палаты представителей штата Мичиган республиканец Гарольд Сойер спросил бывшего директор ЦРУ, знал ли он, что все, что было сделано с Носенко, включая задержание без решения суда, физическое и психическое воздействие, шло вразрез с законом. Хелмс не был уверен в этом. Он полагал, что вопрос о правовом статусе Носенко относился к проблеме «что морально – что аморально».

Конгрессмен не купился на это.

Сойер: Ладно, он был человеком, не так ли?

Хелмс: Я так думаю.

Сойер: Вы знаете, что в большинстве штатов подобное обращение даже с животными привело бы вас в тюрьму?

Хелмс не ответил.

Что касается Юрия Носенко, то он кратко сформулировал пережитое так: «Я прошел через ад. Я действительно перебежчик».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю