Текст книги "Братство Камня"

Автор книги: Дэвид Моррелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

20

Удары колокола смолкли, немота его была зловещей. Он замер и обратился в слух. Он знал, что его преследователи уже покинули часовню. Мелкий дождь превратился в ливень, громко барабанивший по крыше. Дрожа от холода и сырости, он плотнее прижался к скрывавшей его балке. Он ждал.

Ждал и не двигался.

В какой-то момент ему показалось, что он услышал отдаленные, приглушенные звуки. Не голосов, конечно, – налетчики должны были общаться при помощи жестов. Однако им не удалось бы избежать скрипа открываемых дверей и половиц под ногами. Позже, приложив ухо к слою стекловаты, он почти явственно различил крадущиеся шаги человека, пробиравшегося через его кабинет и спальню. Эти звуки могли оказаться плодом его воображения. Тем не менее, он сосредоточил все внимание на невидимой крышке люка, находившегося в нескольких футах от него, и приготовился к тому, что кто-нибудь начнет подниматься на чердак. Он несколько раз облизывал пересохшие губы.

И ждал.

Время тянулось медленно. Как ни велико было нервное напряжение, душный воздух в конце концов разморил его. Он это понял, когда, вздрогнув, открыл глаза и попробовал бороться с дремотой. Проснувшись, он тревожно огляделся и увидел бледные полоски света, пробивавшегося сквозь щели вентиляционной решетки в стене. Утро. Дождь давно перестал стучать по крыше. Стояла тишина. Он не слышал ничего, кроме собственного тяжелого дыхания.

И продолжал ждать. В прошлой жизни ему случалось по пять суток скрываться от погони в джунглях. Тогда он не ел почти ничего, только листья нетоксичных растений, из которых мозг получал необходимые для бодрствования калий и литий. Не доверяя зараженной бактериями воде, целиком зависел от дождевой влаги. Но, по сравнению с джунглями, чердак доставлял ему больше проблем. В августе пребывание здесь было бы вообще невыносимым. В холодном октябре он смог бы продержаться дня три-четыре. А потом из-за отсутствия воды впал бы в забытье.

Все утро он лежал и размышлял. И спиной ощущал дыхание смерти. Трупы, разбросанные внизу, скоро должны были начать разлагаться и смердить. Так же, как и крохотное тельце Стюарта-младшего.

Он до боли наморщил лоб. Ему вспомнилось, что в 1979 году он от отчаяния хотел покончить с собой. Монастырь был его единственной альтернативой, последним способом наказать себя и спасти свою душу.

Почему же он так лихорадочно пытался скрыться от тех, кто охотился за ним? Почему не хотел им позволить сделать то, что почти совершил сам? Как-никак умереть от чужой руки – это не наложить на себя руки. В этом случае он избежал бы вечного проклятья.

Так почему же? Да потому, что жизнь в монастыре не могла пройти даром. Потому, что самонадеянность была бы таким же непростительным грехом, как и отчаяние. Он не мог рассчитывать на то, что Господь спасет его только потому, что он будет убит за свои грехи. Ему нужно было бороться за свое спасение. Он должен был сделать все возможное, чтобы уйти от преследователей.

Я знал, что должен понести наказание. Да. За свою прошлую жизнь. За монахов, которые погибли по моей вине.

Но…

Что?

Еще я должен выполнить один свой долг.

Вот как? Что же ты собираешься сделать?

Наказать тех, кто убил монахов.

Но ведь ты даже не знал своих братьев по монастырю. Они были такими же отшельниками, как и ты. Как личности они ничего не значили для тебя.

Это неважно. Каждый из них страдал и желал посвятить Богу остаток своих дней. Они заслуживали того, чтобы у них не отнимали шанса на спасение.

Может быть, Небеса приняли их.

Нет никакой гарантии. Это все та же твоя самонадеянность подает голос за других.

Значит, возмездие? Но твое побуждение, разве его одобрил бы любой другой картезианец? Око за око вместо того, чтобы подставить вторую щеку?

У него не было ответа на эти вопросы. Его терзали чувства, дремавшие в нем больше шести лет. Он хотел забыть обо всем мире, но мир не хотел забывать о нем.

21

Вечером снова началась гроза. В щелях вентиляционной решетки сверкали отблески молний. Крыша сотрясалась от громовых раскатов. Решив воспользоваться непогодой, он подполз к люку и медленно открыл его. Затем дождался очередного удара грома и осторожно спустился вниз, встав ногами на раковину. В ванной было темно. Он плавно слез на пол и, прислушиваясь к каждому звуку, прокрался в спальню. Никого. Конечно, налетчики должны были обладать дьявольским терпением, чтобы прождать здесь две ночи подряд, подстерегая неведомо куда скрывшегося монаха. Если они никого не послали на чердак, если не воспользовались слезоточивым газом, то правильней было бы предположить, что их главари не догадались о его убежище и, решив, что он сумел выбраться из монастыря, настроились на возможный визит полиции. Иными словами, ретировались сами.

Или он слишком рано обольщался такими надеждами? Увы, еще ничего не было известно наверняка. Но, во всяком случае, здесь, ночью, он имел некоторое преимущество. В свое время ему приходилось изучать особенности рукопашного боя, ведущегося в условиях кромешной темноты. Даже после шести лет бездействия у него остались кое-какие навыки. На мгновение он мысленно перенесся в тот заброшенный авиационный ангар в Колорадо. Затем спохватился, замер и затаил дыхание.

Разумеется, шум дождя заглушал остальные звуки. Готовый к любой неожиданности, он стал медленно пробираться через спальню. Ничего не произошло. Он огляну лея. За окном ярко сверкнула молния, нее вспышка озарила пустую комнату.

Гром еще не ударил, а темнота уже вновь сгустилась, и он понял, что свет молнии оказал ему плохую услугу. Его глаза на какое-то время ослепли; теперь ночной мрак казался еще более непроницаемым, чем прежде. Ожидая, пока восстановится зрение, он замер на месте и прикусил губу. Ладно, он допустил ошибку. Теперь он будет умнее и попытается извлечь из нее какую-нибудь пользу. Умение выбираться из сложных ситуаций постепенно возвращалось к нему.

Держась спиной к окну, он прокрался через кабинет и молельню, где ему пришлось вновь преодолеть привычку становиться на колени и молиться. Еще с лестницы были видны открытая дверь рабочей комнаты и полоса света, падавшая из коридора. Его ноздри уловили знакомый тошнотворный запах. Осторожно спустившись по ступенькам, он оглядел комнату. Кружка и миска по-прежнему стояли на лавке. Крошка Стюарт асе так же лежал на полу. Как и следовало ожидать, мышиное тельце уже раздулось.

Дрю проглотил комок, что подступил к горлу – не от отвращения, а от жалости. Но Стюарт еще мог пригодиться ему. Поэтому он взял его крохотные останки за хвост, бережно завернул в платок и скакалкой привязал к поясу балахона.

Из ящика верстака он достал четыре фотографии – все, что сохранил от прошлой жизни. Шесть лет назад он после исповеди показал их отцу Хаферу, и они, подтвердив его рассказ, помогли ему вступить в орден картезианцев. На фотографиях были изображены объятые пламенем мужчина и женщина, искаженное ужасом лицо маленького мальчика – вытаращенные глаза и раскрытый в беззвучном крике рот. В монастыре Дрю каждый день смотрел на эти снимки и теперь не мог уйти, не забрав их с собой.

Он сунул их в карман балахона и огляделся. Что еще? Ему нужно было какое-нибудь оружие. Вот оно – топор, по-прежнему лежавший рядом с дровами.

Гроза бушевала все яростней. Даже повернувшись спиной к окну, можно было видеть, как яркие вспышки молний озаряли комнату. Он взял топор, подошел к открытой двери, внимательно осмотрел коридор и, оглянувшись на комнату, в которой провел шесть лет жизни, направился к задней двери монастыря.

По пути он сделал остановку – чтобы проверить одну из келий. Смрад, дохнувший из приотворенной двери, сразу все объяснил ему. Темне менее, он толкнул дверь и долгим взглядом уставился на бесформенное тело монаха, распростертое на полу.

Итак, налетчики покинули монастырь, не утруждая себя лишними заботами и не избавившись от мертвых – не было времени, – но по крайней мере, закрыв каждую дверь и проявив тем самым хоть какое-то подобие уважения к своим жертвам…

Это не имело значения. Несмотря на их своеобразную этику – когда-то Дрю позволял себе такую гуманность, – они должны были заплатить за все. И не в аду, а раньше.

22

Перед ним была задняя дверь, что выходила на огороды. Сейчас она вздрагивала от раскатов грома.

Он еще раз обдумал свое решение. Чтобы выбраться из монастыря, проще всего было бы выйти через главные ворота и по лесной просеке спуститься на дорогу, тянувшуюся у подножья горы. Такой путь, только в обратную сторону, он проделал однажды, шесть лет назад. Он помнил, что городок, к которому вела асфальтовая дорога, – как он назывался? Квентин? – находился в десяти милях к югу. Однако тот путь был самым очевидным способом покинуть обитель, вот почему сейчас он предпочел прямо противоположное направление. Дрю опасался, что налетчики, явно убравшиеся восвояси, оставили снаружи наблюдателя – на тот случай, если их жертва скрывалась в здании. Ведь они подозревали, что Дрю сбежал и вызвал полицию? Но если время шло, а полиция все не появлялась? В таком случае наемники довольно скоро могли заключить, что из монастыря никто не выбрался. И значит, могли вернуться и продолжить поиски. Вот почему Дрю должен был вовремя уйти отсюда.

Но не через главные ворота, где наблюдение могло быть особенно пристальным. Итак, через заднюю дверь. И даже здесь, учитывая профессионализм, с которым работали убийцы, Дрю должен был соблюдать предельную осторожность.

Во-первых, ни один профессионал не стал бы игнорировать наличие других выходов из монастыря. Он устроился бы там, откуда ему было удобно держать под контролем все здание и примыкающие постройки. Такой наблюдательный пункт мог располагаться только в одном месте: на лесистом склоне горы, возвышающейся над задней стороной поселения.

Во-вторых, наблюдатель запросто мог запастись каким-нибудь прибором ночного видения: работающим в инфракрасном диапазоне или использующим звездный свет и очень чувствительную оптику. Впрочем, учитывая дождевые тучи. последний вариант был маловероятен.

Дрю осмотрел свой балахон. Обычно белый, сейчас он казался грязно-серым от паутины, пыли и лохмотьев стекловаты, приставшей к нему на чердаке. Однако, будь даже его одежда сплошь перепачканной в саже, он был бы хорошо различим в окуляр ночного бинокля. Хотя… подумал Дрю, вспомнив о молниях.

Он поднял голову и взглянул на лампу, горевшую под потолком. Открыв дверь, он несомненно привлек бы к ней внимание наблюдателя. В коридоре не было выключателя – тот мог находиться на общей панели в приемной, куда Дрю никогда не заходил, – поэтому он обмотал руку наплечником и, поднявшись на цыпочки, выкрутил стеклянную колбу из патрона. Затем, в качестве дополнительной предосторожности, вывернул две другие лампы, висевшие поодаль от двери. Окон в коридоре не было, и поэтому снаружи никто не мог заметить проделанной операции.

Вернувшись к выходу, он набрал в легкие воздуха, выдохнул, а потом повернул щеколду. Дверь он отворял медленно, стараясь избежать резких изменений обстановки в этой части здания. И сам держался в глубине коридора.

Наконец дверь была полностью открыта. Он стал терпеливо ждать. Сейчас все зависело от выбора определенного момента времени, потому что и инфракрасные и чересчур чувствительные оптические приборы имели один общий недостаток: внезапная вспышка света ослепляла наблюдателя. Та краткосрочная потеря зрения, которую Дрю испытал, всматриваясь в сумрак своей спальни, была гораздо более ощутимой для глаза, приставленного к окуляру трубы или прицела ночного видения. Вот почему Дрю, не поддавшись естественному побуждению, решил воспользоваться мгновенным разрядом молнии, а не темнотой между ними.

Изготовившись к прыжку, он внимательно вгляделся в дверной проем. Его глаза сами собой зажмурились, когда молния ударила в одно из деревьев за огородом. Ствол сломался и рухнул. Все сразу погрузилось в еще более густую мглу. Но он уже знал, куда бежать. Прогремел гром. Центр грозы был совсем близко.

Пора.

Снова сверкнула молния, и Дрю стремглав бросился на садовую дорожку. В лицо хлестнули крупные капли дождя. Держа топор в вытянутой руке, он плюхнулся в скользкую жижу под стволом старого кедра. Одежда сразу промокла, кожу обожгло ледяным холодом. И почти в то же мгновение земля содрогнулась от сильного удара грома. Его чувства были оглушены падением, холодной водой и раскатами грома, но он смутно уловил в воздухе какой-то приторный запах – знакомый, но забытый за долгие годы одиночества. У него не было времени вдаваться в воспоминания. Быстро протерев забрызганные грязью глаза, он внимательно изучал направление следующего броска. Новая вспышка молнии застала его в прыжке. Он пробежал несколько ярдов и упал в лужу перед навозной кучей. На этот раз смрад заставил его поперхнуться, но он был благодарен даже такому укрытию.

По его лицу катились капли дождя и пота. Бешено колотилось сердце. Он осторожно приподнял голову. Куда теперь? Конечной целью была опушка леса, но достичь ее можно было только зигзагами. И двигаться – только Б те краткие промежутки времени, когда наблюдатель терял способность видеть. Еще одна вспышка молнии. Он со всех ног помчался вперёд, к кустам малины на краю огорода. Почти добежав до них, поскользнулся и упал на бок. Грязная вода попала в рот и ноздри, забрызгала щеку. Он закашлялся, сбился с дыхания, но дополз до кустов. Снова обступила кромешная мгла. Отфыркиваясь, он прочистил горло и нос.

Успел он добраться до кустарника или нет? Заметили ли его? Легким не хватало воздуха, как после кросса в несколько миль. Повернув голову, он подставил лицо дождю. Затем открыл рот и стал ловить летящие капли холодной влаги.

Не задерживайся! Вперед, к винограднику возле опушки.

А там…

Наконец он оказался под защитой леса. Его лицо и руки были перемазаны глиной. С мокрой одежды стекала грязная вода, все тело ломило от боли и усталости.

Но он был доволен собой. Его никто не видел.

Никто. Иначе его уже не было бы в живых.

Он с трудом переводил дыхание. Я выбрался. Я свободен. Оставалось только пройти через лес и скрыться.

Где? Этот вопрос заставил его задуматься. В прошлой жизни он в таких случаях искал убежища в своей организации. В “Скальпеле”. Но “Скальпель” в конце концов стал его врагом. Чтобы выжить, он должен был убедить “Скальпель” в своей смерти.

Куда же направиться? Какое-то подспудное чувство подсказывало ему, что он мог бы попробовать добраться до Арлен. Пожалуй, она бы помогла своему бывшему любовнику. Да, помогла бы. И, найдя ее, он нашел бы ее брата, Джейка. А Джейк был другом.

Тем не менее, ему не приходилось рассчитывать на скорую встречу с ними. Если в прежние дни он был обязан держать в курсе дел своих покровителей из “Скальпеля”, то подобная обязанность существовала и теперь – с той только разницей, что теперь его организацией была католическая церковь. Нужно было предупредить церковь о том, что случилось в монастыре. Церковь решит, как быть. И защитит его.

Поставив перед собой цель, он все еще не углубился в лес. Вместо этого он смотрел на озаряемый молниями лесистый склон горы, возвышавшийся за монастырем. Он испытывал какое-то замешательство и не мог объяснить причину своего беспокойства. Что его удерживало, что не позволяло воспользоваться шансом на спасение?

Затем он понял, кто сейчас был нужен ему. Наблюдатель. Предстояло найти его и заставить заговорить. Наблюдательный пункт мог находиться там, где деревья не мешали следить за монастырем. Много лет прожив у подножья горы, Дрю хорошо изучил ее контуры и даже в темноте различал три места на вершине ближнего склона, откуда могло вестись наблюдение.

Если оно и в самом деле велось. Тому не было никаких доказательств, только предположения.

Но убедиться в этом можно было лишь одним способом. И лишь одним способом можно было узнать, почему сюда прислали группу смерти, – узнать, кто был виновен в случившемся.

23

Гроза не утихала. Сжимая топор в правой руке, он обошел вокруг горы и начал взбираться по ее крутому склону. Путь то и дело преграждали трухлявые стволы и густые заросли кустарника. Деревья раскачивались на ветру и скрипели. Хватаясь левой рукой за мокрые ветви и коряги, он карабкался вверх.

Его шагов не было слышно. Шум дождя заглушал остальные звуки. И все-таки, не переставая вглядываться в темноту, он вскоре лег на скользкую землю и дальше стал пробираться ползком.

Первая из тех прогалин, что могли служить наблюдательными пунктами, была пуста. Поднявшись немного выше, он двинулся в сторону второй. Сквозь пелену дождя внизу виднелись желтоватые огни монастыря. Вероятно, с высоты они выглядели так же, как и в любую другую ночь. Если только не знать, что их место уже не было монастырем. Кто-то превратил его в обитель смерти.

Дрю внимательно осмотрел заросли кустарника за второй прогалиной и решил, что там тоже никого не было. Он повернулся и уже собрался подняться выше, как вдруг его внимание привлек какой-то неестественный блеск в лесной темноте. Сразу напряглись все нервы. Сверкнула молния. Он сощурил глаза и увидел черное нейлоновое полотнище, примерно на уровне головы привязанное к стволам деревьев. Натянутое немного наискось, наподобие небольшого походного тента. Ну конечно! Наблюдатель не хотел возиться с палаткой, а на случай плохой погоды захватил с собой четыре квадратных метра нейлона, уместившегося в его сумке. Не такого удобного, как палатка, но вполне пригодного для наблюдательного пункта.

При свете молнии он разглядел ноги человека, лежавшего под тентом, – высокие ботинки, джинсы. На ремне висел нож в чехле.

Снова темнота. Дрю медленно полз вперед. Снова молния. Теперь уже можно было разглядеть всего человека, лежавшего на животе и смотревшего в сторону монастыря. К плечу был прижат приклад снайперской винтовки с инфракрасным прицелом – узнаваемым по продолговатой форме, – поставленной на треногу с шарнирным креплением. Когда молния сверкнула в следующий раз, мужчина повернул голову, протер глаза и приложил к губам термос, висевший на стволе дерева рядом с его головой.

Топор был слишком громоздким оружием. Дрю не мог бы рассчитывать на него в рукопашной схватке под невысоким тентом. Он принял другое решение.

Немного привстав, он всмотрелся в шнур, которым полотнище было привязано к стволу дерева. Обычный петельный узел. Его можно было легко развязать, дернув за свободный конец шнура. А затем топорищем оглушить человека, пойманного в нейлоновые силки.

Первая часть плана была выполнена уже через несколько секунд. Однако вместо того чтобы обрушиться вниз, полотнище задралось, поднятое порывом ветра, и окатило водой мужчину, лежавшего на земле. Тот оглянулся, его лицо застыло от удивления.

Топор был бесполезен. Слишком массивный, он не годился для быстрого удара. Дрю отбросил ненужное оружие, но у него было преимущество внезапности. Вид худого, заросшего бородой монаха в капюшоне и в заляпанном глиной балахоне, возникшего ночью, при свете молний, в первое мгновение мог кому угодно показаться призраком, восставшим из-под земли.

Как бы ни были подготовлены наемники, опустошившие монастырь, снайпер вздрогнул от неожиданности. И тотчас, надрывая легкие, Дрю издал тот традиционный боевой крик дзэнов, что помогает ошеломить противника и собрать все силы для удара. Он много лет не тренировался в рукопашной, но его ежедневные физические упражнения и каты восточных воинских танцев позволили ему сохранить гибкость. А кроме того, есть вещи, которые никогда не забываются.

Дальнейшее заняло несколько секунд, но для Дрю – и, вероятно, для его врага – время тянулось гораздо медленней, чем для стороннего зрителя, если бы таковой оказался рядом с ними.

Обрушившись на снайпера, Дрю ударил его ребром ладони в грудь, в область сердца. Удар был так силен, что мог бы проломить ребра.

Этого не произошло. Дрю сразу понял свою ошибку. Плотный свитер, задравшийся на мужчине, погасил силу удара. Тот охнул, но не получил серьезных повреждений.

Снайпер уже успел подтянуть колени и упереться спиной в ствол дерева. Дрю размахнулся левой, на этот раз целясь в горло. И при вспышке молнии увидел кулак, занесенный для удара ему в грудь.

Дрю автоматически изменил траекторию движения своей левой руки. Его ладонь стремительно рассекла воздух и ударила в правый локоть противника, на короткое время парализовав его руку. От удара они оба потеряли равновесие и, вцепившись друг в друга, покатились по скользкому склону горы.

Дрю пытался дотянуться до горла снайпера. Отбиваясь, тот тяжело дышал. Из его рта пахло чесноком и сосисками. Тошнотворный забытый запах мяса.

Дрю чувствовал, что его противник отвел руку назад и нашаривал что-то у себя на бедре.

Внезапно он вспомнил.

На ремне висел нож.

Дрю приготовился перехватить руку с ножом, но тут же принял другое решение. Нужно было ударить первым. Требовалось какое-нибудь оружие.

Это оружие было под рукой. Не раздумывая, он схватил распятие, которое висело у него на шее. Кулак сдавил голову Христа, Длинное тонкое основание ударило в переносицу его врага.

Гроза бушевала все яростнее. Будто осуждая то, что сделал Дрю, поблизости ослепительно сверкнула молния, и сразу же раздался оглушительный грохот. Казалось, само Небо раскололось на части.

Мужчина корчился от боли, но рука с ножом все еще продолжала свое смертоносное движение.

Дрю отбил ее локтем и почувствовал, как лезвие скользнуло по рукаву рубища. Затем обеими руками сдавил горло противника. Под пальцами что-то хрустнуло.

Они уже скатились на прогалину. Дерево, росшее в десяти футах от сорванного нейлонового полотнища, было повержено ударом молнии. В воздухе пахло озоном.

Артерия на шее его врага уже не пульсировала. Тело обмякло.

Дрю взглянул в его безжизненное лицо и содрогнулся. Вступая в монастырь, он поклялся, что больше никогда не будет убивать. А теперь?

Он мог бы оправдать убийство, совершенное в гневе. Гнев был врожденной человеческой слабостью, доставшейся ему в наследство от Каина. Но, убивая, он не был разгневан. И не защищался, а нападал.

Если бы я убил его случайно, то не стал бы так переживать. Но я сделал это автоматически. Потому что ничего не забыл за шесть лет одиночества.

О, Господи, прости меня за то, что я сделал Твоим распятием. Смилуйся над грешником. Я не хотел становиться тем, кем стал. Клянусь, впредь я буду лучше владеть собой.

Капли дождя текли по его лицу и смешивались со слезами. Склонившись над убитым, он ударил себя в грудь. Я виноват. Нет мне пощады. Его тошнило.

Но у него не было выбора. Поднявшись с земли, он снял с себя балахон и рубище. Его тело дрожало под ледяным дождем. Он раздел мертвого и оделся в его вещи. В этом новом мире монашеская одежда привлекла бы внимание к нему. А он знал, что где-то неподалеку были люди, собиравшиеся его убить. Почему? И почему казалось, будто сейчас им двигало не только желание отомстить за невинных монахов, но и другие, более скрытые инстинкты? Ему было тоскливо. Он жалел свою погубленную душу.