Текст книги "Мы уже там? (ЛП)"

Автор книги: Дэвид Левитан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

Ари замолкает и делает еще глоток воды.

– А у тебя было что-нибудь подобное?

Дэнни мотает головой:

– Ничего.

– Совсем ничего?

– Совсем.

***

Сначала Элайдже кажется, что он неправильно ее понял. Или она неправильно поняла его.

– Все кончилось? – переспрашивает он.

– Все кончилось, – повторяет она и делает глоток вина.

– Но у меня есть еще завтрашний вечер. Я улетаю в воскресенье.

– Я помню.

Он все еще не понимает:

– Тогда почему все заканчивается сегодня?

Джулия ставит бокал на стол и отвечает просто:

– Потому что все закончилось.

========== 12. ==========

Дэнни поражен тем, как ему легко. Поражен тем, что можно видеть кого-то каждый день и не говорить ему ни слова, а можно видеть человека раз в год – или раз в десять лет, или раз в жизнь – и рассказать ему все на свете.

– А как твой брат? – спрашивает Ари. – Боже, он уже, наверно, совсем большой. Помню, ты писал мне, что хочешь научить его умножению, хотя ему тогда было всего четыре. Ты хотел сделать из него самого умного парня в детском саду.

Сначала Дэнни говорит, что у Элайджи все нормально. А потом ловит себя на том, что рассказывает Ари обо всем, что случилось с тех пор, как ему позвонили родители, и до того, как Элайджа вышел из номера во Флоренции. Он вспоминает, что у Ари у самого два брата – два брата и еще три сводных сестры.

Ари внимательно слушает. Дэнни не просто говорит, чтобы слышать свой голос. Он рассказывает все именно ему:

– Ари, я не знаю, как мы до этого дошли. Я не знаю, когда я перестал пытаться ему помочь, как я перестал даже желать, чтобы он вырос умным. Я честно боялся ехать сюда с ним. Я правда не хотел, чтобы он ехал со мной, думал, одному мне будет лучше. И не знаю, в том ли дело, что он был рядом, а потом ушел, или я просто обманывал себя с самого начала, но теперь мне его не хватает. Не прямо сейчас, не за этим столом. Но хотел бы я хотя бы знать, где он сейчас.

– Это тяжело.

– Да, тяжело.

Ари откладывает вилку и смотрит прямо Дэнни в глаза.

– Братья непохожи на сестер, – говорит он. По его тону Дэнни понимает, что Ари выучил этот урок на собственном опыте. – Они не звонят друг другу каждую неделю. Они не секретничают ночами напролет. Вспомни хоть каких-нибудь братьев, которые по-настоящему близки и неразлучны? Нет, братья живут по другим правилам. Хочешь ты этого или нет, нам остается только самое необходимое. Будешь ли ты рядом, когда будешь ему нужен? Конечно. Должен ли ты безусловно любить его? Конечно. Но это все простые вещи. Будет ли он важной частью твоей жизни наравне с женой или лучшим другом? В самом начале, когда вы еще дети, часто можно ответить, что да. Но вот вы идете в старшую школу и дальше. Ты по-прежнему рассказываешь ему обо всем? Показываешь ему, кто ты на самом деле? Обычно – нет. Потому что этому мешает куча других вещей. Девушки. Подростковый бунт. Работа.

– Значит, это нормально? – спрашивает Дэнни.

– Не стремись к нормальности, – советует Ари. – Стремись к счастью. Стремись жить так, как хочешь, а не просто мирись с тем, что есть.

========== 13. ==========

Элайджа не понимает, как после такого можно спокойно продолжать ужин, но они с Джулией именно это и делают. Она расспрашивает его о жизни дома, и он почему-то принимается ей рассказывать, как Минди уволили с подработки в «Gap», потому что она не умела нормально складывать одежду, и как его друзей Макса и Синди застукали, когда они валялись на кровати родителей Синди и целовались. Ее родители так и не сказали ей об этом ни слова, но ее мама выбросила постельное белье.

Джулия смеется, Элайджа улыбается, и любому в помещении они, должно быть, кажутся счастливой парой. Но в мозгу у Элайджи крутится снова и снова: «Все кончено». И на лице Джулии нет ни намека на то, что это не так.

– Чего ты хочешь? – спрашивает Джулия за десертом.

– От чего? – спрашивает Элайджа.

– От любви. В смысле, от человека, которого любишь.

– Любви достаточно, – отвечает Элайджа.

Джулия качает головой:

– Все гораздо сложнее. Я понимаю, что всего… года на три ведь тебя старше, да? Но уж поверь мне: это все бывает таким сложным! Постарайся не усложнять. Вот что я думаю. Все мы хотим найти кого-то, с кем можно построить крепость. С кем можно меняться мелками, играть в прятки и странствовать по выдуманным мирам. В начале мы получаем это от семьи. Потом от друзей. А потом, уж не знаю, почему, мы вбиваем себе в голову, что нам нужны эти чувства – эта близость – от кого-то одного и конкретного. Мы называем это взрослой жизнью. Но на самом деле, если не считать секса, нам нужен спутник. И мы сами делаем так, что найти его чертовски нереально.

После десерта Джулия расплачивается золотой картой. Потом касается руки Элайджи и говорит, что ему, наверно, стоит собрать вещи. Кажется, ей самой грустно это говорить. Нр Элайджа видит, что она не передумает.

========== 14. ==========

Ари провожает Дэнни до отеля. У него вылет рано утром, а то бы они, наверно, проговорили всю ночь напролет. Теперь они разговаривают по касательной к своим мыслям, и эти касательные каким-то странным образом пересекаются.

Ари рассказывает о местах, в которых побывал. Дэнни чувствует, что хотел бы побывать в каждом из них: Сахара, Будапшет, Сидней, Нью-Йорк…

Дэнни заводит Ари в «7-Eleven» и показывает ему результат своих трудов, переведенный на итальянский. Ари находит это забавным и спрашивает, можно ли поместить пирожное в рамку. Дэнни отвечает, что вряд ли, но, быть может, из этого можно сделать слоган для следующей рекламы печенья «Pop-Tarts». Ари хочет купить себе одно «наслаждение», но Дэнни не может позволить ему попытаться откусить хоть кусок. Вместо этого они берут по «Slurpee» – и празднуют им четвертое июля, как настоящие дерзкие американцы.

– В общем, у тебя прикольная работа, – говорит Ари, когда они выходят из магазина. Дэнни кивает:

– Боюсь, в этом вся проблема. Похоже, она слишком мне нравится.

– Я понимаю, о чем ты.

– Однажды мы достигнем равновесия, правда же?

– Однажды. Точно.

Башни всего Рима бьют полночь. Дэнни салютует своим «Slurpee»:

– За новые встречи.

– За новые встречи, – повторяет Ари.

«Slurpee» на вкус совсем не как раньше. Может быть, потому, что они в другой стране. Может быть, потому что, когда тебе больше не десять, у всего на свете другой вкус. Или, может, теперь в «7-Eleven» другой сироп. Дэнни с Ари обсуждают это, а потом переходят на что-то другое. Чтобы не забыть, они обмениваются адресами, номерами телефона и электронной почтой. Дэнни обещает не терять связи. У входа в отель Ари обнимает его на прощание. Дэнни не привык к полноценным объятиям, только к привычке спортсменов обниматься, не касаясь. Но сейчас его обнимают по-настоящему, прижимая к себе. Они прощаются не меньше пяти раз, и Ари уходит.

Дэнни сразу уходит к себе в номер – он прекрасно провел вечер и не хочет больше искушать судьбу. Он показывает язык своему отражению в зеркале: он все еще сияет неоновыми вывесками ночного города. Дэнни вспоминает, как они с Элайджей соревновались, чей язык дольше останется синим. По многу часов не пили и боялись лишний раз не глотнуть. Воспоминание вызывает улыбку. Он понимает, что всегда будет улыбаться, если найдет способ как-то держаться за брата. Если сможет продраться через все преграды к тому, что когда-то у них было. И все еще есть.

Он принимает душ и ложится в кровать, собираясь хорошенько поспать. Потом, в последнюю минуту, решает сделать еще кое-что. Он открывает конверт с письмом Уиллу и дописывает еще страницу. Пишет о том, что изменилось и что не обязано меняться. Он знает, что прошлого не вернуть. Но, быть может, еще не поздно вернуть Элайджу.

========== 15. ==========

Элайджа особо не разбрасывал вещи, поэтому собирает их довольно быстро. Джулия несколько раз спрашивает, точно ли он запомнил, где остановился Дэнни. Предлагает позвонить ему, предупредить о приходе Элайджи. Элайджа просит ее не утруждаться.

Она не дает ему никакого объяснения, что случилось и почему ему нужно уйти уже сейчас. Он внезапно понимает, что она не тот человек, который кому-то что-то объясняет. Она сама может не знать ответа.

Ему хочется спросить: «Ты уверена?» Но он боится, что черта между «нет» и «да» будет слишком тонкой.

Вот сумка собрана. Больше ему тут делать нечего. Горничная уже убрала номер. Осталось только уйти.

– Ну, видимо, пока.

Джулия вручает ему клочок бумаги:

– Адрес моих родителей, – говорит она. – Можешь писать туда.

– Ясно.

– Слушай, я понимаю, что ты, наверно, думал…

– Все в порядке. Правда. Мне надо идти.

Джулия застывает у двери:

– Слушай, я сказала, что все закончилось, но это не… черт, не знаю… Ну, ты понимаешь, если все кончилось, это не значит, что все должно заканчиваться. Если хочешь, останься.

– Нет, все нормально.

– Поняла. Нет, ты прав. Можно твой адрес?

Элайджа записывает адрес. Сейчас это кажется бессмысленной вежливостью, хотя раньше он думал, что это будет краеугольным камнем их будущего.

– Прости, – говорит Джулия. Она не открывает дверь, но больше и не загораживает проход. – И Дэнни тоже передай, что я прошу прощения.

– За что?

– За то, что испортила вам поездку.

Элайджа знает, что невозможно сделать прощальный поцелуй действительно прощальным. Поэтому он просто легонько наклоняет голову и благодарит ее за ужин. Потом открывает дверь и уходит. В коридоре он ненадолго останавливается и ждет, пока у нее в номере не щелкнет замок. Он так и не щелкает, и Элайджа выходит на улицу.

========== 16. ==========

Элайдже нужно пройтись. Ему нужно забыть о маршрутах, смыслах и планах. Ему кажется, как будто открылась дверь – и он вышел в мир, заполненный его же ошибками.

Однажды они с его другом Джаредом были под кислотой и наткнулись на пачку стикеров. Они тут же принялись вешать этикетки на все, что было вокруг: «ДВЕРЬ», «КНИГА», «РУКА»… Каждый новый стикер придавал вещам какую-то космическую определенность. Дверь была дверью, потому что на ней было написано: «ДВЕРЬ». Пол был рукой, потому что на нем было написано: «РУКА». Им тогда казалось, что они могут всю жизнь прожить всезнающими создателями имен и небрежными иллюзионистами.

Сейчас Элайдже не хватает кислоты и стикеров, чтобы можно было повесить на Джулию ярлык «ДЖУЛИЯ», чтобы она была точно такой, как он хочет, а на жизнь – ярлык «ЖИЗНЬ», чтобы она стала соответствовать его представлениям. Он хочет вернуть время назад, чтобы можно было написать несколько десятков открыток Кэл и прилепить ярлык «ПРОСТИ» на все, что он сделал.

Если бы на Дэнни висел ярлык «БРАТ», а не «ДЭННИ», помогло бы это? Можно ли взять ластик и парой движений превратить «РИМ» в «ДОМ»?

Он не злится на Джулию. Он растерян – как ее поступками, так и своими.

Шагая по полуночным улицам, он пытается дотянуться до ее половины разговора, вытащить оттуда все истины. Его воображение постоянно рисует, как Кэл в Провиденсе подходит к почтовому ящику и надеется получить от него весточку. Он представляет, как они строят крепости. Он думает о своих родителях: как бы они беспокоились, если бы увидели, как он ходит по улицам, когда все магазины давно закрылись.

Он представляет, что сейчас делает Джулия в гостинице: сидит неподвижно или движется вперед с огромной скоростью. У этого пути не может быть цели. Он не может вернуться к ней – и пойти к Дэнни не может тоже. Он не хочет прямо сейчас отвечать за свои поступки. Дэнни может сказать что-то, из-за чего Элайджа взорвется, а может ничего не говорить, и тогда Элайджа исчезнет.

Важен не город, а прогулка. Сейчас он может шагать по любому городу мира, потому что он не хочет быть нигде. Красоты Рима пропадают для него втуне. В этот ночной час никто больше не ходит в одиночку. Он идет по городу с сумкой на плече, и парочки подозрительно косятся на него. Он обнаруживает, что оказался на улице, которой они с Джулией шли к Колизею, но теперь все совсем по-другому. Каждая фибра его души говорит ему, что из этого всего выйдет хорошая история, чтобы рассказать друзьям – деталь биографии, жизненное событие. Но часть его горечи – а ему горько – возникла потому, что между ним и историями разверзлась огромная пропасть, бездонный провал между «здесь» и «там». И он слишком мало думал о том, что «там». Он был не очень хорошим другом.

– Простите, – говорит он Кэл, родителям, Джулии, Дэнни. Потому что не знает, что еще можно сказать.

– Stai bene? – спрашивает кто-то.

Оказывается, он уже некоторое время неподвижно стоит на тротуаре. Он оглядывается на голос и видит на другой стороне улицы молодую женщину со спутником. Мужчина рвется идти дальше, но женщина остановилась.

– Я вас не понимаю, – объясняет Элайджа.

– Все в порядке?

– А, да, спасибо.

– Ты заблудился?

– Не знаю.

– Куда идешь?

– В Пантеон? – произносит Элайджа. Это первое, что приходит в голову. – Мне нужно кое с кем встретиться у Пантеона.

Мужчина со смехом берет женщину за локоть. Та отмахивается и шепчет:

– Un attimo.

Потом переходит улицу и достает из ежедневника ручку. Ее губы густо намазаны помадой, а глаза темны, как ресницы.

– Дай руку, – говорит она. Элайджа протягивает ладонь. Она берет ее и чертит на ней схему. В конце схемы – звезда. – Вот это, – указывает она на звезду, – Пантеон.

– София! – зовет мужчина.

Она с озорной улыбкой перебегает улицу обратно.

– Спасибо! – кричит Элайджа ей вслед.

– Avanti diritto! – отвечает она и пропадает из виду.

Элайджа изучает свою ладонь. Там красуется сложная схема без единого названия. Только начальная точка, цель и путь между ними. Что удивительно, он находит дорогу. Не сжимая кулака. Не смотря никуда, кроме как на ладонь и под ноги.

Когда он доходит до Пантеона, похоже, уже близится рассвет. Он садится на скамейку и смотрит на фасад здания – совсем обычный, почти без намека на то, что таится внутри. В ожидании открытия Элайджа засыпает.

========== 17. ==========

Дэнни приходит первым, Элайджа – вторым. В этот раз их разделяют минуты, а не года.

Пантеон пуст. Дэнни этого не замечает. Он смотрит вверх – прямо в глаз небу. Он стоит в столбе золотого света, падающего на пол. Взмывающий вверх купол – гармония геометрии. Закат архитектуры в венце из воздуха. Дыра там, где ее никто не ожидал увидеть.

Элайджа просыпается на скамейке, приходит в себя и заходит внутрь. Сначала он поражен величественным зданием. Царящей в нем тишиной. Потом он замечает стоящую внутри одинокую фигуру. И сразу понимает, кто это. Он подходит и кладет руку брату на плечо.

Дэнни оборачивается, и Элайджа поражен колоссальным облегчением на его лице. Дэнни хочет что-то сказать, но Элайджа знаком просит его ничего не говорить. Они осматриваются. Вокруг никого – только статуи, только пространство. Невероятно. Они поражаются пустоте здания. Как будто оно ждало их, как будто готовилось к этой минуте и к ней одной.

У дверей стоит ничего не подозревающий охранник. Сверху льется солнечный свет, а братья поднимают головы и любуются уходящей в синее небо плиткой. Тишина поражает.

Элайджа уходит в тень, и его шаги по мраморному полу отмеряют время. Дэнни тоже начинает ходить кругами, и вдруг оказывается, что они описывают круги друг вокруг друга, дрейфуя по всему Пантеону. Они осматривают статуи, карнизы и надписи на мертвом языке. Они смотрят на краски у себя под ногами: белый мрамор, красный мрамор, черный мрамор. Они смотрят на купол и на путь к воздуху. Они ждут, что вот-вот в дверь войдет кто-нибудь еще, но никто не входит.

Они переглядываются и неверяще-пораженно улыбаются. Их кружение становится более упорядоченным, теперь ясно видно, что они ходят друг вокруг друга кругами, не говоря ни слова, не смея отвести взгляда. Это похоже на танец, потому что они партнеры. Это похоже на сон, потому что кроме них двоих ничего не существует. Это будет с ними всегда.

Дэнни встает в самом центре круга света, так, что солнце смотрит на него сверху. Потом он закрывает глаза и протягивает руки. Он чувствует все пространство внутри здания, как чувствует его пол под ногами.

Элайджа по-прежнему стоит в тени. Он тоже закрывает глаза. Он стоит, зажмурившись, минуту или две. Потому что знает: когда он откроет глаза, уже ничего не будет прежним. Придут туристы. На солнечный глаз найдет облачко. Они больше не будут здесь одни. Но они по-прежнему будут вместе.

Элайджа медленно открывает глаза и подходит к брату. Он вспоминает, как они играли в «статуи». Вспоминает, как свисал с деревьев шнур и как руки брата качали его на качелях. Элайджа протягивает руки так, чтобы кончиками пальцев касаться пальцев Дэнни. Потом они кружатся, как дети, – всего один круг. Это то, что они потеряли навсегда. Это то, что всегда будет с ними.

========== 18. ==========

– Где ты был? – спрашивает Дэнни, не обвиняюще, а с искренним беспокойством в голосе.

Теперь они стоят под направленным во все стороны одновременно дневным светом у киоска с открытками около Пантеона.

– Так, в разных местах, – отвечает Элайджа. Он понимает, что выглядит как немытый и ненормальный бродяга.

– Где Джулия?

– Думаю, в своем номере. Слушай, там, в Пантеоне, ты правда?.. – Дэнни кивает. – То есть я не один?..

– Нет, ты не один. Нас двое.

– Круто.

Радость на лице Дэнни тут же тухнет:

– Ты сейчас обратно к Джулии? – спрашивает он.

– Нет, – отвечает Элайджа. – Мы, ну… распрощались.

Дэнни совершенно не ожидал это услышать.

– Вот как, – произносит он. – Насовсем?

– Насовсем.

Элайджа удивляется, сколько злости в его голосе нет. Дэнни хочет узнать всю историю, но понимает, что особо не имеет права спрашивать. Раньше он никогда не спрашивал, и было бы странно начинать сейчас. А еще он хочет узнать, в курсе ли Элайджа, что Джулия наведывалась к нему как-то вечером. По виду Элайджи не скажешь, что он в курсе, но, возможно, он просо хорошо это скрывает. Так и получается, что Элайджа никогда не узнает, а Дэнни никогда не поймет, знает ли он.

– Так где ты был? – спрашивает Дэнни. – И куда хочешь пойти теперь?

– Может, к руинам?

– Отлично.

– Ты там еще не был?

– Не-а, – врет Дэнни (Элайджа узнает об этом только через месяц, когда Дэнни заедет в Провиденс и покажет ему свои немногочисленные снимки из этой поездки).

Они не уходят от Пантеона еще несколько минут. Элайджа покупает несколько открыток. Дэнни достает ручку, и они пишут на них благодарное письмо родителям. Потом Дэнни достает камеру, и они просят продавца открыток их сфотографировать. Просто чтобы иметь свидетельство, что они тут были. Вдвоем.

Потом они направляются к руинам. Дэнни спрашивает Элайджу, что написано у него на ладони. И Элайджа ему рассказывает.

========== 19. ==========

Когда они подходят к руинам, начинается дождь. Ни у Дэнни, ни у Элайджи нет зонтика, и ни один из них не готов предложить, что хорошо бы его купить. Так что они перемещаются перебежками от навеса к навесу и в итоге остаются без прикрытия и стоят под дождем, как будто подначивая его промочить их до нитки.

Элайджа находит обломанные колонны и кусочки пола необъяснимо трогательными. Он не может не найти глубокого смысла и сакрального знания в жалком виде некогда гордых сооружений. «Вот что остается после», – думает он. Это кажется важным уроком в эпоху, когда картотеки умирают, переписки удаляются, а здания рушатся под гнетом ожиданий общества.

Дэнни видит раскаяние в глазах Элайджи и не знает, что думать. Может такой взгляд появиться от знания или от невежества? Иногда невозможно понять разницу.

Дождь все не утихает. Секунду Элайдже кажется, что он видит Джулию, и все его существо делает кульбит. Но это не она – совсем не она. Она больше не часть его жизни – она стала человеком, которого он будет вспоминать при виде кого-то другого.

Дэнни и Элайджа бегут к ближайшему кафе, постепенно собирая на обуви и ногах итальянскую грязь. Похоже, вместе с дождем на местных жителей обрушилось и тяжелое уныние: официанты смотрят мрачно, почти обреченно. Хотя Дэнни уже запомнил достаточно итальянских слов, чтобы сделать заказ, он боится, что стоит ему сказать несколько слов по-итальянски, как официант решит, что он знает язык. Так что он говорит по-английски, лишая себя возможности получить ответную улыбку.

– Ну что, куда хочешь теперь? – спрашивает Дэнни, когда официант уходит.

– Я хотел бы посмотреть статую… ну, знаешь, ту, которой можно засунуть руку в лицо.

– Из «Римских каникул», да?

– Да, ее! Откуда ты знаешь?

И вот они уже громко оживленно болтают, изображая Грегори Пека. Они вспоминают фильм, и спорят обо всех его ключевых моментах, и только насчет концовки соглашаются. Какое, должно быть, странное зрелище для невозмутимых итальянских официантов, испанских подростков с внешностью поп-звезд, японских коллекционеров живописи и британских пенсионеров с зонтами-тросточками: два взрослых брата из Америки обсуждают, как плакали из-за Одри Хепберн.

========== 20. ==========

Дэнни предлагает немного вздремнуть, и на этот раз Элайджа не против.

К его удивлению, Дэнни застывает у входа в отель и орет:

– Какого хрена?!

– Что там? – спрашивает Элайджа.

А потом и сам видит то, что возмутило брата: на двери «d’Inghilterra» нарисована маленькая свастика. Непонятно не только как она тут появилась, но и как администрация отеля ничего не заметила – или просто поленилась что-то с этим сделать.

Дэнни тут же достает из кармана ручку и начинает ее закрашивать. Элайджа стоит на стреме, но никто не вмешивается. Дверь как будто сочится чернилами: Дэнни так сильно давит на ручку, что с двери лезет краска.

– Все уже, ее нет, – наконец говорит Элайджа. И действительно, теперь вместо свастики только уродливое темное пятно.

Дэнни идет жаловаться управляющему; тот проявляет понимание. Потом братья Сильверы возвращаются в свой номер. Дэнни сразу направляется в душ. Элайджа, дожидаясь своей очереди, пишет запоздалые открытки друзьям. Он начинает писать открытку Кэл, а потом пишет еще три. Конечно, завтра они увидятся, но ему хочется дать ей что-то, что останется с ней. Он старается не думать о Джулии – и уже поэтому думает о ней. Но ее образ кажется далеким и смутным. Как будто она ненастоящая.

– К твоим услугам, – говорит Дэнни, выходя из душа. На нем халат с эмблемой отеля.

Элайджа благодарен брату, что тот оставил ему горячей воды. Он закрывает глаза и вдыхает водяной пар. Потом он видит у слива маленькое колечко волос. Волос Дэнни. Это неопровержимые улики, но Элайджа все равно спрашивает себя: Дэнни что, лысеет? Это значит, что Дэнни стареет. Что Дэнни меняется. Такое странное ощущение… Портрет Дэнни в мозгу Элайджи давным-давно устарел. Но он понял это только сейчас.

– На что ты так смотришь? – спрашивает Дэнни, когда Элайджа выходит из ванной и впивается взглядом в его прическу (выглядит неплохо; хотя действительно можно заметить седину).

– Ни на что, – отвечает Элайджа. – Просто не могу поверить, какие мы уже взрослые.

– Ой, и не говори, – отвечает Дэнни из-под одеяла.

Два часа дня. В окна льется солнечный свет, но Элайджа все равно ложится в кровать.

– Перед ужином еще погуляем, – сонно замечает Дэнни. Он лежит спиной к Элайдже, но каждой клеточкой чувствует, что брат рядом. – Если хочешь, расскажешь о своих приключениях.

– Хорошо. – Элайджа закрывает глаза и пытается представить, что день – это ночь.

– А потом мы хорошенько поужинаем.

– Отличная идея.

– И еще немного побродим.

– Ага.

– А потом я научу тебя умножению.

Элайджа улыбается:

– Прекрасно!

– Я так рад, что ты вернулся.

– Я тоже. Прости за… ну, за все.

– И ты меня прости.

Дэнни думает, что на этом разговор и закончится, но тут Элайджа (не переставая думать о Джулии, о Кэл, о подаче документов, обо всей суете, радостях и ошибках последней недели) спрашивает:

– Это и называется – взрослеть?

– Думаю, да, – отвечает Дэнни.

Они не расстаются до самого отъезда.

========== Часть 5. Прибытие ==========

Они проходят таможню (траву Элайджи они оставили на откуп римским горничным) и попадают в толпу, полную нетерпеливых, высматривающих кого-то глаз. Дэнни оглядывает толпу и видит на некотором отдалении своих родителей. Мама читает журнал, а отец изучает расписание прибытий. Чуть поближе он видит подругу Элайджи – наверняка ту же самую, которая подвозила ее в аэропорт. Сегодня на ней шоферская фуражка и куртка. Козырек фуражки лихо заломлен. Элайджа еще не заметил ее.

– Эй, там не твоя девушка? – показывает Дэнни. Элайджа видит ее и расплывается в улыбке. Кэл тоже замечает его и улыбается в ответ.

– Она не моя девушка, – отвечает Элайджа брату.

– Ну, может быть, это надо изменить, – советует тот.

Элайджа не знает, что на это отвечать. Потому что Кэл уже разрезает толпу, подбегает к нему и сжимает его в крепчайших объятиях.

– Скажи что-нибудь по-итальянски! – кричит она. – С возвращением!

– Что это ты напялила? – радостно восклицает Элайджа.

– Не представляешь, сколько семидесятилетних старичков мне пришлось обойти, чтобы наконец найти подходящий наряд. Пойду верну, кстати. Я мигом!

И она снова убегает. Дэнни следит за ней взглядом. Она действительно отдает куртку и фуражку пожилому мужчине в рубашке.

В голове Элайджи снова и снова звучат слова Дэнни: «Может, это надо изменить». Неужели все правда может быть так просто? Неужели истина все это время лежала на поверхности?

– Элайджа! Дэнни! – зовет их мать. Она тоже сияет улыбкой.

– Пошли, – зовет Дэнни. Элайджа берет сумку и следует за ним.

После приветствий начинаются благодарности. Слово «обман» ни разу не всплывает. Дэнни уже даже об этом не думает. Когда миссис Сильвер спрашивает, что им больше всего понравилось, они начинают говорить наперебой:

– Ой, это, наверно…

– Пантеон – самое невероятное…

– …что я…

– …что мы…

– …только видели. Ты просто…

– Ты просто не поверишь!

Миссис Сильвер с мужем понимающе переглядываются.

Элайджа с Дэнни продолжают рассказывать – и понимают, как же здорово они съездили. Дэнни рассказывает про гондольеров, Иосифа и случайную встречу с Ари, а Элайджа – про балкон над площадью Святого Марка, про полы и потолки и женщину в самолете, которая однажды видела Билли Коргана. Никто из них не упоминает о Джулии – она ненадолго забыта.

Мистер Сильвер спрашивает, понравились ли им отели. Миссис Сильвер – посмотрели ли они синагоги. Элайджа и Кэл идут к гаражу, держась за руки. Разговор возвращается на обычные темы для возвращения из поездки: какая тут была погода, какая там, что говорили в новостях. Кэл явно хочет рассказать Элайдже что-то другое, но ей придется подождать, пока они не поедут домой вдвоем. Дэнни краем уха слышит, как она рассказывает его брату, что Айвэн и Мэг поругались прямо посреди бальных танцев и из этого вышло что-то просто жуткое.

Желание четы Сильверов видеть Кэл с Элайджей на семейном ужине проигрывает их же желанию, чтобы они благополучно добрались домой до заката. К тому же, завтра Элайдже рано на работу («рано» – это «к десяти»). Элайджа снова и снова благодарит родителей. Он обнимает маму с папой… и Кэл тоже обнимает их. Потом Элайджа подходит к брату и пожимает ему руку.

– Ой, да ладно! – стонет Кэл.

– Не поверю! – вторит ей миссис Сильвер.

Элайджа с Дэнни со смехом обнимаются. Они не разжимают объятий дольше, чем сами от себя ожидают. А потом благодарят друг друга и улыбаются.

– Удачи.

– Тебе тоже.

Потом они машут друг другу, и Кэл с Элайджей уходят. Дэнни смотрят, как они идут, держась за руки, и исчезают в гараже. Элайджа возвращается в свой школьный мир, с ночными разговорами за кофе и переживаниями по поводу поступления, а Дэнни – в мир голосовых сообщений, электронной почты, прямых депозитов и кипящей жизни. Дэнни гадает, когда они увидятся снова. И на что это будет похоже. Сколько миль и сколько различий им придется преодолеть. Он чувствует, как между ними вновь встает целый мир. Только мир стал гораздо меньше, чем раньше.