Текст книги "Бытие"
Автор книги: Дэвид Брин
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
Кто-то из штаба Аканы с поразившей Джеральда сообразительностью произнес:
«Символы.
Он говорит нам, что распознает символы.
Но в таком случае почему не сказать что-нибудь?»
Почти сразу отозвался другой ир-помощник:
«В этом все дело! Он признает, что это символы. Но не знает их значения и как ими пользоваться.
Пока не знает.
Но это только начало».
Джеральд мысленно сделал заметку относиться к Акане с бо́льшим уважением. Всякий, кто способен нанять такой штат… Ее умники, обдумывая возможности, опережают его бедное воображение.
Объект. Не просто артефакт. Он активен.
Он квазиживой.
Может, это ир.
А может, нечто большее.
У них на глазах началась новая фаза. Буквы латиницы начали меняться, обретать новые очертания…
…вначале серия знаков, вариантов распятия – основательных тевтонских столбов и крестов…
…потом они преобразились в более округлые изогнутые фигуры, которые дергались и спирально закручивались…
…затем появились глифы, похожие на наклонные сверхсложные китайские идеограммы.
– Не вижу сходства с известными языками, – заметил стоявший поблизости Ганеш, показывая на виртуальные изображения перед собой, которые только он мог видеть. Маленький Хачи, словно испугавшись, согласно крикнул и закрыл глаза ладонями.
– Это не обязательно что-то означает, – ответила Салех, астронавт из Малайзии; голос ее звучал сипло и напряженно. – Любой изобретательный каллиграф способен написать программу, создающую необычные символы, алфавиты, шрифты. Для кинофильмов это делают постоянно.
«Верно, – подумал Джеральд. – Для фантастического кино. О контактах с чужими».
Он не сомневался, что другие тоже думают об этой пугающей возможности, и почувствовал необходимость привести хотя бы один возвращающий их с неба на землю вариант.
– Это может быть розыгрыш. Кто-то поместил его сюда, зная, что мы появимся и найдем. Такое уже бывало.
Если остальные и считали, что именно от него меньше всего можно ожидать таких возражений, никто ничего не сказал. Предположение повисло перед людьми – на Земле и над ней, поворачиваясь, как символы, которые блестели, продолжая перемещаться по поверхности объекта.
– Теперь вы рады, что оказались среди нас, а не в «Высоком Хилтоне»? – спросил Ганеш сеньора Вентану. – Настоящая наука! Настоящее открытие! Куда лучше больших окон и глупых игр в невесомости. – Всегда оставаясь торговцем, он добавил: – Обязательно расскажите друзьям.
– Конечно, после того, как информацию разрешат распространять, – торопливо добавила Салех.
– Да, после, – кивнул Ганеш.
Магнат рассеянно согласился:
– Разумеется.
Несколько минут все молча наблюдали за внешне бесконечной серией алфавитов или систем символов.
«Хорошо, – сказала наконец генерал Хидеоши. – Вначале проверка безопасности. Всем убедиться, что их вр – виртуальная реальность – не уходит во внешний мир. Пока нам не нужна веб-буря.
Джеральд, держите краулер там, где он сейчас. Положение кажется стабильным. Но больше никаких произвольных действий. Мы теперь одна команда».
– Да, мэм, – ответил он, и ответил искренне. Неожиданно он вновь ощутил себя астронавтом. «Команда» – самое подходящее слово. Гораздо разумнее найти свое место в команде, чем оставаться одиночкой.
Это даже похоже на семью. И неожиданно ближний космос стал огромным – неизмеримым пространством, которое одновременно пугало и привлекало его, сколько он себя помнил.
«Хорошо, народ, – сказала Акана. – Начнем шаг за шагом процесс ввода этой штуки».
Часть вторая
Море Бед
Ключевая идея эволюции – выживание, однако живые организмы существуют за счет смерти, которая есть основа метаболизма. Биологически «выживание» – это грандиозно и здорово, однако при репликации гена «выживает» лишь абстрактная информация, а не те же самые атомы и молекулы. Моя печень умирает и воскресает каждые несколько дней, она «живуча» не больше, чем пламя.
Кусок гранита возрастом в миллиард лет посмеялся бы, если бы мог, над безумным утверждением, что организм «выживает», откладывая яйца, поглощая пищу или выделяя экскременты.
И, однако, известняка, образовавшегося из трупов живых организмов, существует не меньше, чем гранита. Фантом – всего лишь отпечатки информации – способен двигать горы. Причина извержений вулканов и движения земных платформ – изменения созданных жизнью скал.
Но если такое отвлеченное, такое бесплотное явление способно изменить структуру планеты, почему этого не могут такие неосязаемые вещи, как свобода, Бог, душа и красота?
Фредерик Тернер
РАЗНОВИДНОСТИ
высокофункционалы и аспергеры учат нас что мы глубокоаути должны адаптироваться!/+ использовать чудеса техники чтобы уйти из тюрьмы своего мозга!/+
тюрьма? так они говорят, преклоняясь перед грандин темпл… запоминающей стосороктысячдвенадцать уловок и правил претендуя на нормальность + словно функционалы могут научить подлинного аути запоминать!
(сколько пылинок пляшет в солнечном луче? Одиннадцать миллионов тристаоднатысяча шестьсот… пять!/+
(сколько дохлых мух прилипло к мухобойке в доме, мимо которого мы прошли, – стосорокшесть палмавеню – по дороге на похороны бабушки? Тридцать семь!/+
(сколько коббли необходимо втиснуть в одиннадцать миллионов триста тысяч шестьсотпять виртуальных пикофонарей в воображаемом солнечном луче? чтобы увести мои мысли в сторону?
(один)
о техника великое дело + в старину меня сожгли бы как колдуна – за то что я бормочу и трясусь +/! размахиваю руками и качаюсь, стеная… или назвали бы безнадежно умственно отсталым + – или я умер бы от скуки – + или от укусов коббли.
теперь преданный ир переводит мою тряску в человеческую речь + /! ир истина моего разума + я мгновенно связываюсь с аути мерфи из америки + и ген-аути в конфедерации + дядюшкой оути в малайе – легче чем поговорить с бедноймамой – бестолковой бедноймамой – в моей комнате.
тюрьма чувствовать вкус цвета и видеть под-сверх запахи? замечать, как принюхиваются коббли к невещам, которых не видят кроманы?
не воспринимают наши бедные братья полукровки аспри + прикованные к рациональности + слушающие идущих неверной тропой людей + придумывающих программы + но отрицающих существование ливня
потому что ир просто не может больше этого выносить.
9
Благосклонность
Патрульный оттопес принюхивался к редким прохожим. Его чувствительный нос, покрытый модифицированными клетками, шумно обнюхивал ноги, лодыжки, сумки и даже сеги и скутеры проезжающих. Вытянув длинную шею, оттопес нюхает рюкзак студента, чихает и бежит дальше. Его шлем позволяет проникать в то, что плохо видно, с помощью лучей спектральных линз.
Если у вас хорошие очки, вы можете увидеть эти лучи или потребовать доступа к Общественной Безопасности. «Граждане имеют право наблюдать за наблюдателями» – так провозглашено в Великом Договоре. Но мало кто обращает внимание на оттопса.
Тор с отвращением свернула – не от зверя из службы безо-пасности, а от эмблемы службы «Дарктайд» на его шерсти. В Сандего эти твари вынюхивали только опасные вещества: взрывчатку, яды и наркотики с психотропными по короткому перечню. Но полиция Альбукерке приватизирована… и потому стала гораздо агрессивнее.
Через неделю после вступления в силу ее договора на проект «Что интересно людям» у Тор совсем иное представление о балканизированной Америке. Началось еще с подъема на круизный цеп, когда агент «Дарктайд» отправил ее в общественный душ – потому что ее любимый запах тела, вполне законный в Калифорнии, слишком напоминал феромон соблазна, запрещенный в Нью-Мехико. Что ж, да благословит Господь Тридцать первую поправку и восстановление Акта о федерализме.
Тем не менее, зарегистрировавшись в «Редиссоне», а потом пешком прогулявшись к месту назначения, Тор признала, что Альбукерке присуща определенная атмосфера двадцатого века. Взять хоть напряженное уличное движение. Множество автомобилей: алки, спарки, даже старомодные «вонючки» – скапливаются и гудят на перекрестках, где многоцветные рекламные щиты и световая реклама неизбежны, ведь все здесь сосредоточены на первом слое – неотключаемом, потому что он реален. Этнические рестораны, пищематы, салоны биоскульпторов и поэтические салоны заполняют старомодные мини-моллы, их броские вывески манят яркими красками и экстравагантным неоном, которые не может имитировать никакая вир-реальность. Тор одновременно радовалась, что пошла пешком, а не наняла у портье в отеле надувное такси, и слегка побаивалась.
– Какая ирония, – говорила она про себя, медленно поворачиваясь на перекрестке и вслушиваясь в разнообразные звуки. – В городах с неограниченной вир-реальностью обычно весь шум сводят к уровню один. Л.-А. и Сиэтл кажутся скромными… почти буколическими, с простыми, полными достоинства знаками. Зачем устанавливать рекламные щиты, когда очки тут же стирают их из поля зрения? А здесь, в глубине континента, многие даже не носят очки! И вся коммерческая реклама, все соблазны сосредоточены на одном уровне, уйти с которого невозможно.
«Если вы тоскуете по ярким краскам старой Таймс-сквер, приезжайте к нам в пустыню! Приезжайте в Альбукерке!»
Рассказ обо всем этом может получить рейтинг АА, особенно если сделать его искренним, чего ожидают от нее фэны. Хотя здешний шум ошеломляет бедную городскую девушку – и без всяких защит от гула, без возможности приглушить яркие тона. Но людям, кажется, эта суматоха нравится. Может, у них действительно лучше закалка.
Vive les différences[6]6
Да здравствуют различия (фр.).
[Закрыть]… ключевая фраза эпохи.
Конечно, какая-то вир есть и здесь. Только трог откажется, например, от общей картографической картины местности. Самый короткий маршрут был указан на тротуаре – точнее, на внутренней стороне ее очков – в виде желтых прямоугольников, видных только ей. Еще она могла вызвать личные характеристики всех проходящих мимо. Хотя здесь они платные, при каждом новом показе снимается немного денег.
Да полно. Налог на таблички с именами? Разве весь мир не превратился в большую деревню?
Дорожка из желтого кирпича провела ее через три перекрестка, где сверкали сигналы, а водители по старинке сжимали рули. Ей пришлось увернуться от фермера, чей робот-носильщик был загружен мешками пшеницы с фиксированным содержанием нитритов, потом от толпы жертв Дня ужаса, собравшихся у местного убежища. На Тор напористо набросилась реклама аптеки, предлагая лучший окситоцин, вазопрессин и баллоны с сероводородом. «Неужто им кажется, что у меня такая депрессия?» – подумала Тор, миганием отгоняя вездесущую рекламу.
По привычке Тор переключилась на репортаж, но не вслух, а субвокально, на запись.
На протяжении 99 процентов своего существования человечество жило племенами и в деревушках, где все знали друг друга в лицо. Редкие незнакомцы вызывали страх или удивление. За всю жизнь вы встречали несколько тысяч человек – примерно столько лиц, имен и впечатлений способно запомнить большинство людей. Эволюция снабжает только необходимым.
Сегодня за день вы встречаете больше людей, чем вообще могли себе представить предки… многие из которых просто проходят мимо. Другие задерживаются на критическое мгновение. Третьи остаются на десятилетия. Биология не справляется с этим. Наши перегруженные лобные доли не могут «знать» лица-имена-репутации десяти миллиардов человек.
Предостерегающий луч лазера ударил в землю перед задумавшимся пешеходом, и тот отпрыгнул от проносящихся машин. Тор услышала смешки. Какие-то подростки в очках показывали пальцами на злополучного пешехода – явно рисовали карикатуры на зазевавшегося взрослого на каком-то уровне ВР, который считали исключительно частным и закрытым. У Тор была возможность посмотреть их насмешливые надписи, но она только улыбнулась. В больших городах непочтительные подростки не так нахальны: у технически опытных взрослых всегда есть возможность отомстить.
На чем я остановилась? О да… наша биологическая память не справляется.
Поэтому мы подкрепляем ее паспортами, кредитными карточками и наличными – грубой тотем-заменой старомодных репутаций, чтобы иметь возможность общаться с незнакомцами. Но этих вспомогательных средств в Большом Ограблении не хватает.
Идет в ход ваш большой бумажник. Зрение и слух, усиленные ир и различными приспособлениями. Эффект Полубога. Deus ex machina. И репутация снова привязана к мгновенному узнаванию. Нарушали когда-либо закон? Отказывались отдавать долг? Сплетничали беззаботно или зло? На вашей вир-ауре может появиться пятно, которое последует за вами из дома к уличному перекрестку. Смена имени в новом городе не поможет. Особенно если люди настроятся на осуждающее отношение… или если их «алгебра прощения» отличается от вашей.
И что же? Мы принимаем все это как само собой разумеющееся… пока оно не затрагивает нас. Мы стали полубогами только для того, чтобы снова оказаться в деревне.
Должно быть, именно поэтому «Медиакор» отправила ее на другой материк за историями о разных точках зрения. Чтобы новый репортер корпорации смог пересмотреть свои высокомерные оценки, выработанные в прибрежных городах. Понять, почему миллионы людей предпочитают ностальгию всезнанию. Даже в искусстве Уэсли сквозит тоска. Смутное ощущение, что дела должны были бы обстоять получше.
Беглая мысль об Уэсли заставила Тор вздрогнуть. Посыпались его сообщения с клятвами прилететь и встретить ее в Вашингтоне. Больше никакой болтовни об отношениях на расстоянии посредством кукол-связных. На этот раз – серьезный разговор об их будущем. Надежда, почти болезненная, увидеть его в цепях в порту по окончании путешествия.
Золотая тропа Тор оборвалась перед серым зданием из известняка. «ЦЕНТР УСИЛЕНИЯ ЭМПАТИИ АТКИНСА» на здании – название программы, которая привела к бунту в Чарльстоне, прежде чем переместилась в Нью-Мексико. Здесь проявляли бдительность лишь двое неорганизованных протестующих, предоставлявших ир-плакатам провозглашать их призывы: «определить законом границы вир-насыщения», «позволить помещать на здания свободные высказывания» – одновременно программы очистки сметали все эти воззвания. На одном вир-уровне служитель-аватар с логотипом службы «Дарктайд» раздавал мультяшные метлы для изгнания протестующих.
Тор бросила взгляд на одну из синтетических листовок. Та отозвалась на ее внимание, выпустив лозунг «Аутисты не нуждаются в “лечении”!».
Возник и улетел другой лозунг: «Достаточно одного Бога!»
Вокруг, стараясь привлечь внимание Тор, теснилось множество других оживших лозунгов. Раскаиваясь в своем любопытстве, Тор нажала на зуб: «УБРАТЬ» – и спаслась от этого роя, но не раньше, чем к ней, как умоляющая бабочка, порхнул последний призыв: «Оставьте человеческую природу в покое!»
«Что ж, чем больше зрителей, тем лучше», – подумала она, поднимаясь по ступеням. Те, что внутри, естественно, все о ней знали, поэтому дверь перед ней открылась.
ЭНТРОПИЯ
Что сказать об угрозе из космоса? Всем известно, что шестьдесят пять миллионов лет назад гигантский камень ударил в Юкатан, уничтожив всех динозавров. В 2024 году «Страж-наблюдатель» Дональдсона закончил каталогизировать все астероиды с достаточно заметной массой. И впервые мы смогли убрать из этого перечня одну существенную угрозу.
Остаются миллиарды комет в далеком облаке Оорта; незначительное нарушение равновесия может обрушить их на нас. То же самое может произойти, если солнце пройдет сквозь плотный спиральный рукав. С нами будет покончено. Но давайте обсудим это позже.
А как насчет небольших метеоритов? Вроде того, что, говорят, взорвался в 1908 году в Сибири или лишил 536 год лета? Сегодня такая «не очень значительная катастрофа» может убить сто миллионов человек, но цивилизация выживет – хотя закрытое тучами небо никого не обрадует. Поэтому да. Отведем метеориты как угрозу.
Мы предполагаем, что большие камни у нас все под учетом. Но, допустим, кто-нибудь намеренно подтолкнет булыжник размером в милю к Земле. Конечно, сегодня никто не залетает так далеко, хотя десяток государств и консорциумов по-прежнему отправляют в космос ракеты. И по мере того как забывается трагедия «Чжэн Хэ», Китай и ЗС начинают говорить о возобновлении экспедиций с людьми.
Предположим, мы вернем себе уверенность и снова шагнем в космос с планеты, которой грозят бесчисленные опасности. Что ж, отлично! Перестанем класть яйца в одну корзину. Но все же давайте будем осторожны. И не спустим друг с друга глаз.
«Рог изобилия Пандоры»
10
Участок на берегу
– Бу яо! Бу яо!
Стоя на носу своей лодки, Син Пуши, торговец металлоломом, махал перед лицом обеими руками, твердя: «Мне это не нужно», – на чистом путунхуа, а не на местном шанхайском диалекте и презрительно глядя на груду мусора, предложенного Пэнем Сянбином: окисленная медная проволока, оконные ставни в корке соли, два маленьких шкафчика для документов и мешок из сетки, откуда торчали разные куски металла. Все это свисало с примитивного подъемника, торчавшего из окна дома Бина – остатков роскошной виллы, выступавших из поднимающегося эстуария Хуанпу.
Пэнь Сянбин старался опустить мешок в лодку, но седой торговец отталкивал его багром.
– Мне не нужен этот хлам! Сбереги его для мусорной баржи. Или выбрось обратно в море.
– Ты же знаешь, не могу, – пожаловался Бин, сжимая обеими мозолистыми ступнями сваю, которая поднимала его дом над водой. Он продолжал тянуть, и мешок медленно качнулся к Ши. – Вон те камеры на буках… они знают, что я поднял девяносто кило. Если выброшу их, меня оштрафуют!
– Бросай слова на северный ветер, – усмехнулся торговец, отталкиваясь багром от разрушенной виллы. Лодка-плоскодонка начала движение, и под ней скользнули угри. – Позови меня, если найдешь что-нибудь хорошее!
– Но…
– Вот что я тебе скажу, – добавил Ши. – Я бы забрал у тебя мешок с мочой. Цены на фосфор снова поднялись. – Он бросил мелкий кредитный слип. Пэнь Сянбин подхватил его и в ответ швырнул раздутый черный мешок-испаритель, надеясь, что тот разорвется и вся моча выльется на торговца. Увы, мембрана выдержала.
Бин беспомощно следил, как Ши отдал резкую команду и сразу заработал мотор лодки. Голосовые команды, произносимые вслух, в городе, может, и считают старомодными, но здесь нельзя рисковать субвокальными ошибками. Да и старомодный способ дешевле.
Бормоча угрозы и проклятия в отношении сна торговца, Бин привязал веревку и оставил свой груз висеть, чтоб его могли видеть камеры. Взобравшись по свае, он перескочил через зазор и приземлился на пороге виллы – некогда роскошного места отдыха, дома стоимостью два миллиона гонконгских долларов. Теперь вилла принадлежит ему, если, конечно, он сумеет оплатить заявку.
В прежние времена было бы легче. Это Бин знал по сериалам, которые его заставляла смотреть Мейлин, когда вечером они, утомленные, лежали в постели-гамаке. Когда у всех были большие семьи и ты входил в многолюдный клан, в котором все связаны, как нити в рыболовной сети. Братья помогали братьям.
Конечно, тогда у людей не было чудес техники. Но у меня были бы связи в городе – кто-нибудь из родственников, кому я мог бы продать добычу. А может, и богатый дядюшка, достаточно разумный, чтобы вложить средства в собственность на берегу моря.
Что ж, остается только мечтать.
Бин снял соломенную шляпу и осмотрел горизонт от далеких башен Старого Шанхая за Большим и Малым Пудуном, где можно рассмотреть аттракционы Шанхайского университета Диснея и Царя Обезьян, мимо великой морской стены и затонувшего природного заповедника на острове Чунмин вплоть до того места, где Хуанпу, расширяясь, впадает в Восточно-Китайское море. Широкое водное пространство усеивали многочисленные суда всех типов, от массивных контейнерных кораблей (их тянут паруса – воздушные змеи, огромные, как облака) до барж с песком и рыболовных сампанов. Гораздо ближе прилив наступал на двойной ряд полуразрушенных домов, где он сам и несколько сотен других обитателей участков построили свои жилища с постелями-гамаками, которые раскачивались на ветру.
Каждая бывшая вилла теперь стояла одиноко – этакий остров в поднимающемся море, совсем близко от города и в то же время очень далеко от него во всех практических отношениях.
Может быть шторм.
Бину почудился запах бури.
Повернувшись, он пошел по крыше. Всего в сотнях метров впереди, за новой линией прибоя и тяжелой серой стеной, на середине которой виднелись следы последнего большого подъема воды, сверкал город. Мир денег и самонадеянных амбиций на другой стороне. Гораздо более живой, чем Старый Шанхай с его свечением после Дня ужаса.
Идти было трудно, и он старательно выбирал дорогу между глиняными черепицами в старинном духе и солнечными панелями, которые, он надеялся, когда-нибудь заработают снова. Бин осторожно переступал через широкие, похожие на чечевички кастрюли, которые он заполнял каждое утро. Они давали немного пресной воды и электричество, а еще соль, которую можно продать в городе. Там, где крыша выдерживала тяжесть, стояли садовые ящики, превращающие органические отходы в травы и овощи. Слишком многие владельцы участков теряли лицензии, беззаботно выбрасывая испражнения в залив.
На битой черепице и прогнивших досках легко было упасть, поэтому Бин держался тропы, которую укреплял с тех пор, как поселился среди этих полуразвалившихся стен и осыпавшейся штукатурки. Мечта о лучшей жизни. Мы можем ее получить, если удача хоть ненадолго у нас задержится.
Бин нарвал немного зелени для жены, одновременно осматривая трубы и электрический кабель, расположенные на крыше; именно они удерживали дом-гамак на месте, как парус над никуда не идущим кораблем. Как кокон надежды. А может, как паука в его паутине.
И, как паук, Мейлин, должно быть, почувствовала, что он идет. Она просунула голову в дверь в трубе. Ее иссиня-черные волосы были зачесаны за уши, а потом перевязаны под подбородком – новая модная городская прическа, которую она видела по Сети.
– Син Пуши ничего не купил, – догадалась она.
Бин пожал плечами, занятый тем, что укреплял один из кабелей, которые удерживали каркас дома. Несколько свай – больше он не мог себе позволить – из прочного метлона, вбитых в старый фундамент. Будут деньги и время – на этом месте, когда старый дом умрет, возникнет что-то новое.
– Ну, муженек? – не унималась Мейлин. Приглушенное хныканье, потом плач подсказали им, что ребенок не спит. – Что ты теперь будешь делать?
– В четверг придет окружная мусорная баржа, – ответил Бин.
– Они не платят ни шиша, – сказала Мейлин, поднимая маленького Сяоена. – Будем жить на рыбе и соли?
– Людям приходилось жить и на меньшем, – пробормотал он, глядя через дыру в крыше мимо роскошной хозяйской ванной в просторную столовую с мокрыми панелями. Конечно, все хоть сколько-нибудь ценное владельцы увезли, эвакуируясь, а все остальное в первый же год унесли надвигающиеся приливы. Медленная катастрофа мало что оставляла поздним собирателям вроде Пэня Сянбина.
– Верно. – Мейлин невесело рассмеялась. – Между тем наша лицензия заканчивается через шесть месяцев. Ты помнишь: либо строй, либо убирайся?
– Помню.
– Хочешь вернуться к работе в доме престарелых, вытирать слюну и стирать пеленки маленьких императоров? Эта работа годится только для роботов.
– На высокогорье есть фермы.
– Они принимают только тех беженцев, кто доказывает свое родство через предков. Но наши семьи городские, они пережили здесь две революции, Красную Гвардию, бюрократов и чиновников. Тебя включат в отряд строителей дамбы – и похоронят где-нибудь под Новой Великой стеной. А что будет с нами?
Бин посмотрел на монументальную преграду, защищавшую сверкающие башни района Сидуна от самого неумолимого врага, какой когда-либо угрожал Китаю.
– Отнесу добычу в город.
– Что?
– Там за нее больше заплатят. И за дополнительный улов тоже. Нам все равно нужны кое-какие вещи.
– Да, вроде пива, – мрачно заметила Мейлин.
Но она не пыталась его остановить и не сказала, что это опасное путешествие.
«Утраченные надежды портят отношения», – подумал Бин.
Больше они ничего друг другу не сказали. Она снова ушла внутрь. Ну хоть ребенок перестал плакать. Однако… Пэнь Сянбин на мгновение задержался, прежде чем тоже спуститься. Ему нравилось видеть ребенка – своего сына – у груди матери. Несмотря на бедность, недостаток образования и шрамы на лице – память о несчастном случае в детстве, – Мейлин была здоровой молодой женщиной… в поколении, в котором слишком много одиноких мужчин. И она плодовита.
«Выбор за ней, – мрачно рассуждал Бин. – Торговцы приемными детьми обеспечат работой ее матку. За маленького Сяоена дадут хорошую цену, и он сможет вырасти в богатом доме, получить образование и имплантаты, и, может быть…» Он с проклятием отогнал эту мрачную мысль. «Нет! Она пришла сюда со мной, потому что поверила в нашу мечту. Я найду выход».
Используя большую разбитую лестницу виллы в качестве внутреннего дока, он построил плот из большого куба полистирена, завернутого в сеть для товара, и веревками привязал к нему две старые доски для серфинга. Потом, прежде чем прикрепить лом, нырнул, чтобы проверить ловушки и лески, окружавшие здание. К этому времени он уже чувствовал себя как дома среди покосившихся промокших стен, обросших водорослями и ракушками. В десяти ловушках оказался неплохой улов, частью даже законный, среди прочего большой красный омар и жирный рассерженный губан. Удача не так уж неуловима.
Бин неохотно отпустил вкусного рака. Никогда не знаешь, не спрятана ли в куске плавучего мусора какая-нибудь случайная камера. Он очень надеялся, что никто не видел запрещенного к ловле морского ерша, висящего в сети за домом. Да он уже слишком давно мертв, чтобы что-то с ним сделать. Потратив еще немного времени, Бин нырнул поглубже и спрятал тушку под плиткой дорожки к затопленному саду.
Законную добычу, включая губана, морского окуня и двух львиных скорпен, он, опасаясь напороться на колючки скорпены, упрятал в мешок.
Странная у нас бедность. Меньше всего мы боимся остаться без еды.
Другие тревоги? А как же. Тайфуны и цунами. Грабители и полицейские облавы. Слив городской канализации и красный прилив. Гниль и плесень. Малая плата за найденные обломки и дороговизна жизни.
Может, сегодня подует теплый южный ветер.
Эта старая вилла с первого дня своей постройки, конечно, была обречена, даже и без гнева природы. Окна смотрят слишком на многое, что позволяет ци[7]7
*
Ци – одна из основных категорий китайской философии, фундаментальная для китайской культуры, в том числе и для традиционной китайской медицины; чаще всего определяется как «пневма», «эфир», «воздух», «дыхание», «энергия», «жизненная сила».
[Закрыть] входить и выходить. Вопреки наказам почтенной древности в дверях не поставили пороги, сохраняющие удачу. Владельцы, должно быть, наняли в качестве архитектора какого-нибудь лаовая[8]8
Лаовай (может быть пренебрежительным понятием) – иностранец, человек из другой страны, чаще европейской внешности, который не пони-
мает или плохо понимает по-китайски и скудно ориентируется в порядках и повседневной жизни Китая.
[Закрыть]. Бин надеялся когда-нибудь исправить эти ошибки, поставить зеркала, чтобы те благоприятно отражали свет и ци. Пикселированная ткань с картинками будет еще лучше.
Бин проверил свое действующее под напором приливов сверло, загоняющее в фундамент метлоновый опорный столб. Еще десять таких столбов, и дом-гамак получит каркас прочнее скалы. А дальше? Приливный генератор. Бо́льшая емкость для сбора дождевой воды. Умный собиратель и коммерческая рыболовная лицензия. Убежище от бурь. Настоящая лодка. Еще больше метлона.
Он видел участки, чьи владельцы достигли третьей стадии: восстановили водопровод в старом доме, соединили с городскими сетями, потом закрепили старые стены нанобетоном, превратив дом в безопасный самообеспечивающийся остров. Мечта каждого жителя участков, осуществление которой (он вздохнул), вероятно, не больше, чем выигрыш в лотерею.
Гребя единственным веслом, Пэнь Сянбин гнал вперед полистериновый куб. Весло выписывало восьмерки с минимальным сопротивлением при переднем ударе. Его целью был натяжной трос, которым пользовались все обитатели участков; этот трос вел к новому району Шанхая Донгуан, в то его место, где гигантская морская стена отходила на сто метров, защищая аэропорт Пудон, и тем самым позволяла образоваться небольшому пляжу. Здесь можно было продавать рыбу торговцам или поварам с диснеевского курорта. По уик-эндам некоторые семейства даже решались порезвиться здесь, в прибое и на песке, и иногда платили за свежий улов.
Но прилив, который позволил ему подплыть ближе, одновременно означал, что гигантские ворота закрыты.
Привяжу плот к стене и подожду. А может, перелезу через стену. Проскользну в город, пока не начался отлив.
У Бина есть немного денег. На метлон не хватит. Но на заслуженное пиво – вполне.
В куске полистерина у Бина укреплена полая труба с большими, в форме рыбьих глаз, линзами, чтобы можно было смотреть вниз, когда гребешь. Это свое маленькое преимущество он держал в секрете. Сколько ни плавай этим маршрутом, внизу, на морском дне, всегда найдется что-нибудь новое. После эвакуации большую часть домов в этом районе снесли бульдозерами и вычистили драгами, прежде чем участки стали доступны как самая дешевая альтернатива. Пусть хоть кто-то годами трудится здесь, подгоняемый слабой надеждой стать собственником.
Здесь не осталось ничего, кроме бетонных фундаментов и кусков канализационных труб. Тем не менее Бин продолжал смотреть в трубу, намеренно свернув к тому, что когда-то было самой большой виллой на берегу. Дворец какого-то техбарона, который попал в чистку; его увели, тайно судили и разобрали на части, чтобы не выдал секретов еще более могущественных особ. Двадцать лет назад такое творилось по всей планете.
Конечно, правительственные агенты обглодали это место чище, чем кость в сычуаньском ресторане, прежде чем пустить бульдозеры, а потом и других чистильщиков. Однако проплывая в нескольких метрах над этими останками, Бин всегда чувствовал романтическое стремление, рисуя себе ярко освещенный дворец с высокими окнами. Как слуги в ливрее проходят с подносами самых изысканных и редких лакомств, удовлетворяя все прихоти гостей… этого Бин даже представить себе не мог, хотя иногда пытался.
Конечно, в песке и бетоне по-прежнему можно было кое-что найти: старые водопроводные и изоляционные трубы; банки с краской и разными растворами, содержимое которых иногда протекало и окрашивало поверхность, заставляя блестеть. Сянбин и Мейлин часто наблюдали из своего дома-гамака, как солнце радугами отражается от воды. Так было раньше, когда все казалось будоражащим, романтичным и новым…
Кстати о новом…
Бин перестал грести и внимательнее всмотрелся в свой самодельный перископ. Блеск. Какой-то необычный.
«Тут обрушение, – понял он. – Под плитой фундамента».
Здесь, далеко от линии прибоя, море было относительно спокойным. Поэтому Бин привязал весло и надел маску, потом ухватился за трос на плоту, сделал несколько глубоких вдохов и без малейшего всплеска ушел в теплую воду – нырнул, чтобы посмотреть поближе.
Похоже на новое отверстие под углом дома. Но, конечно, к этому времени кто-нибудь уже должен был его заметить. Правительственные поисковики работают очень тщательно. Каковы шансы, что…