Текст книги "Что я думаю о женщинах"

Автор книги: Дэвид Боукер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ШОВИНИСТЫ

Грустный шовинист

Утром я спросил Натали, что она намерена делать. Девушка ответила, что пока не знает, и попросила время на раздумье. Я пообещал переехать к брату. Бен и Рейчел жили в тесноте, но продавленный диван и минимальное уважение устраивали меня больше, чем отдельная комната, некорректные вопросы и убийственная тишина за завтраком в родительском доме.

Думайте что хотите, но я был шокирован чопорностью и жеманством Натали. Из всех моих признаний ее больше всего потрясла не интрижка с Джо, а то, что я рассматривал ее святейшество как сексуальный объект. Разве не эта самая девушка принимала при мне душ, а потом якобы не замечала эрекцию? Или не она предложила стать отцом ее ребенка и присутствовать при родах? Неужели она считала, что я могу ежедневно смотреть на красивую обнаженную женщину и не испытывать желания? Я что, евнух, по ее мнению?

Однако к глубокому возмущению примешивалось подозрение, что я заслужил все то, что получил. Или не получил. Мужчина, объявляющий себя поборником женского равноправия, вряд ли вправе обижаться, что девушка, когда-то восхищавшаяся его идеалами, будет шокирована, узнав, что он тоже любит секс. Натали права, я действительно обманщик: годами рассуждал как Симона де Бовуар, в глубине души думая, как Бенни Хилл.

Но у Бенни Хилла были чувства; и у меня, его духовного наследника, тоже. От любви и безнадежной тоски я заболел, потерял аппетит и почти не разговаривал с братом и его женой. Моя апатия раздражала маленького Сэма, который стал лупить меня по голове надувным молотком. Я даже не пытался защититься, понимая, что маленький агрессор имеет право выразить свое мнение.

Несколько дней Бен смотрел, как я упиваюсь своим горем, а потом отвел в сторону, чтобы дать братский совет.

– Встряхнись, тюфяк гребаный!

И ни слова больше… Вот он, братский совет!

Телефон зазвонил поздно вечером, когда я укладывался спать на продавленном диване. Натали приглашала выпить какао и выяснить отношения. Моя видавшая виды «мини» осталась в гараже на Шепли-драйв, поэтому я взял велосипед, на котором Рейчел иногда ездит за покупками. Фар на нем не было, так что пришлось ехать по тротуару. А еще велосипед оказался дамским… Итак, на дамском велосипеде, без фар, по тротуару я ехал в дом номер тринадцать, где любимая должна была решить мою судьбу. Разве не отличная (хотя и весьма тяжеловесная) метафора для описания положения западных мужчин на закате двадцатого века?

С ног до головы одетая в черное, Натали открыла мне дверь и жестом велела подняться на второй этаж. В груди затеплилась идиотская надежда: а что, если она задумала суперпримирение с черными шелковыми чулками и черными подвязками? Потом мы вошли в комнату, единственным источником света в которой были свечи в «Храме Джины», и я понял: секс-финал не запланирован.

Показав на кровать, девушка велела мне сесть, а сама осталась стоять спиной к пылающим свечам. Их неровный свет, отражаясь о голые стены, жуткими отблесками играл на ее лице.

– Я приняла решение.

_ Угу… – хмыкнул я и объявил себе ожидаемый приговор: – «Гай, ты мерзкий шовинист. Знать тебя не желаю!»

– Нет, – с поразительным спокойствием покачала головой Натали. – Я не могу изгнать тебя из своей жизни. Ближе вас с Эриком у меня никого нет.

Тронутый ее добротой, я хотел встать, но девушка, подняв пальчик, остановила меня. Для меня ее невинное движение было страшнее раздувающегося капюшона кобры.

– Не прикасайся! – предупредила она. – Это правило останется в силе, пока ты не докажешь, что достоин физической любви. Не исключено, что этот момент вообще никогда не наступит.

– У-у-у, затрахаться!

– А вот этого тем более не будет! – с нажимом сказала Натали. – Ни объятий, ни поцелуев, никаких авансов и заигрываний с твоей стороны! До того момента…

– …который, возможно, вообще никогда не наступит, – подсказал я. – Понятно. Только зачем все это? Зачем любить, если нельзя даже прикоснуться?

– Ну, если не понимаешь, объяснять бесполезно!

– Что ты придумала? – раздраженно воскликнул я. – Нечто вроде «Дуэли университетов» [5]5
  «Дуэль университетов» – телевикторина, состязание между командами студентов двух университетов или колледжей; передавалась Независимым телевидением с 1962 по 1987 год.


[Закрыть], только без крови?

Натали пожала плечами, явно не поддаваясь на провокацию.

– Ты причинил боль многим женщинам, Гай. Я не могу вернуть тебя в свое сердце, пока ты не согласишься выполнить определенные условия. Будешь слушать или нет?

Я окинул ее возмущенным взглядом. Хотелось броситься вон из этого дома и никогда не возвращаться. Но я даже пошевелиться не мог. Натали такая красивая! Если бы видели ее, вы бы поняли.

– Ладно, – сдатся я, – выкладывай.

– Устрою тебе несколько испытаний. Сумеешь их пройти – вернешься в мое сердце.

– Как брат?

– Нет, как любовник.

Наверное, на моем лице мелькнула радость, потому что девушка поспешно добавила:

– Не надейся, что придется мыть посуду или выносить мусор. Нет, говоря «испытания», я имею в виду кое-что посложнее. А по хозяйству ты всегда хорошо помогал!

– Ладно, что уж там… – скромно потупился я, радуясь хоть какой-то похвале в свой адрес.

– Помощь по хозяйству – это мелочи, – продолжала Натали. – Хочу, чтобы ты сделал для меня нечто более значительное: попробовал изменить жизнь окружающих и, возможно, в процессе изменился сам.

– В доме престарелых работать не буду!

– А кто говорил о доме престарелых? – вскинулась она. – Не перебивай!

Пришлось извиниться.

– Первое и второе испытания будут проходить одновременно. Итак, в качестве первого напишешь для «Современницы» правдивую статью о себе.

– Ариадна ее никогда не напечатает!

– Не важно. Правда остается правдой вне зависимости от того, попадет она в печать или нет. Просто расскажи, какой ты на самом деле.

– И что я должен написать? Как танцую по спальне голышом, зарывшись лицом в твои трусики?

– А ты когда-нибудь танцевал?

– Нет!

– Правду, Гай!

– Да, – тяжело вздохнув, признался я.

– Хорошо, – девушка одарила меня слабой улыбкой, – вот об этом и напиши. Вспомни все свои обманы и лицемерие, подробно расскажи о проступках. Пусть доверявшие тебе женщины увидят, какое ничтожество Гай Локарт.

Я чуть не задыхался от волнения.

– Ариадне это не понравится!

– Отлично, о ней тоже расскажи! Что ты думаешь о своей шефине?

– Она тупая, похожая на лошадь сучка. Но у Ариадны есть и положительные качества.

– В смысле, что она тебе платит?

– Ну да, – неохотно признал я.

– Считаешь ее сексуально привлекательной?

– Какое! На нее же без слез не взглянешь…

– Хорошо, хорошо, – одобрительно закивала Натали. – Обязательно об этом упомяни, ей будет очень обидно!

– Не понимаю… Ты хочешь, чтобы я был шовинистом?

– Ты и так шовинист, Гай. Я хочу, чтобы ты был честным. Раскрой свою истинную сущность перед теми, кто в тебя верил. Покажи, какими ублюдками могут быть мужчины. Больше никакого притворства! Принимаешь мое задание?

– Нет, то есть да… Конечно!

– Второе испытание связано с Джозефиной, которая, кстати, звонит тебе ежедневно.

– Неужели?

– Она ведь тебе неинтересна, правда?

– Угу…

– В койку ты бы с ней пошел, а в кино – нет.

– Ну, это от фильма зависит. Все, что сложнее «Снежной Королевы», для нее непостижимо.

– Ты очень неприятный человек, Гай!

– Пожалуй, – признал я.

– Джозефина снимается в порножурналах?

– Не совсем порно…

– Да ну? – Натали подошла к кровати и достала из-под одеяла свежий номер «Красных щечек».

– Это не мой! – тут же забился я. – В первый раз вижу!

– Знаю, – успокоила свояченица, – сама его купила. Ну, покажи, какая из этих бедных необразованных девушек Джозефина?

Сильно смутившись, я начал переворачивать страницы, наконец остановившись на занимавшей целый разворот фотографии, на которой две одетые в пастушек модели пороли ковбоя. Абсолютно голый, за исключением белой шляпы и сапог, парень был скован прикрепленными к потолочным балкам цепями.

– При таком освещении сразу не определишь, – мрачно проговорил я, – но, по-моему, вот это она.

Натали нагнулась над глянцевой страницей, и я вдохнул сладковатый запах ее тела.

– Которая?

– Блондинка с револьвером в попе.

– И ты говоришь, что это не порнография?

– Нет, – настаивал я, – будь это порнография, у парня был бы настоящий ковбойский пенис, а у этого – весьма посредственный.

– Не меньше, чем у тебя, – обернувшись, возразила Натали.

– Спасибо, значит, я мистер Посредственность.

– Так или иначе, ужасно, когда девушка, которую ты знал, причем очень близко, вынуждена сниматься в порножурналах.

– Она не «вынуждена», – парировал я. – Джозефину никто не вынуждал. Просто это ее единственный заработок.

– Думаю, ты найдешь ей работу поприличнее. Расскажи Джозефине о феминизме. Помоги устроиться в другое место.

– Черт! – выругался я. Натали опустила голову.

– Таковы условия. Соглашайся или уходи.

– Черт, черт побери!

– Отказываешься от второго испытания?

– Нет, принимаю!

– Отлично! Пока ты на испытательном сроке, можешь жить здесь. В обмен при необходимости я попрошу тебя сидеть с ребенком. Не беспокойся, у тебя будет время выполнить все пять заданий.

– Пять? Я думал, их всего два!

– Про оставшиеся три расскажу, когда будут выполнены два первых.

– Натали! – взмолился я. – Это же смешно…

Девушка настежь раскрыла дверь: все ясно, никаких слов не надо.

– Извини, вырвалось…

Закрыв дверь, она снова подошла ко мне.

– Изменить свою жизнь – задача нелегкая. Как ты поймешь, получилось у меня или нет?

– Не я, а ты сам это поймешь, – заверила меня девушка. – Придет время, и все станет ясно.

Сексуальный шовинист

Переночевав в доме Натали, утром я все на том же дамском велосипеде отправился к Бену собирать вещи. А после обеда сел изливать душу читательницам «Современницы». Ариадна до сих пор ждала первые главы «Тайного шовининиста», но я решил написать о том, что произошло со мной с того момента, как я получил премию памяти Эллен Куэрк.

Вышел не роман, а что-то вроде автобиографического очерка, я даже географические названия и имена действующих лиц решил не менять. Стоило забыть о том, что можно и нельзя «большому писателю», мысли потекли как из крана, причем все до единого слова – правда. За два дня я написал тридцать страниц, рассказав примерно то же самое, что и вам. Получилось не слишком симпатично, зато откровенно.

Я показал очерк Натали. Она прочла его во время кормления и удовлетворенно кивнула.

– Отлично! Читательницам не понравится.

– Это конец моей журналистской карьеры.

– И ладно, больше времени останется на испытания.

Джозефина, глупенькая, радовалась, рассчитывая на романтический уик-энд. Договариваясь по телефону, я не стал сообщать, что буду рассказывать о феминизме и коренным образом менять ее жизнь.

Поймав такси, мы отправились в Хаммерсмит, чтобы я оставил вещи у нее в квартире. Джозефина жила на шумной, пропахшей выхлопными газами Шепедз-буш-роуд, над ремонтной мастерской телевизоров. Ее соседкой была девушка из Дублина по имени Мэри, которая училась на косметолога и одновременно проходила практику в салоне. Когда мы приехали, она в окружении неожиданно нагрянувших родственников (семерых, в том числе четверо маленьких детей) сидела в гостиной. Ирландцы хрипло смеялись и пили чай. О чем они говорили, я не слышал; предполагаю, беседа протекала следующим образом:

– Мэри, похоже, работенка у тебя непыльная, мать твою!

– Черт подери, Кон нор, выбирай выражения, старый пердун!

Захлопнув дверь Джозефининой спальни, я швырнул сумку на пол.

– Что за табор?

– Родственники Мэри из Ирландии, остановились у нас.

– Черт побери, Ирландия, наверное, вымерла! Все ее жители пьют чай в твоей гостиной!

Джо еще плотнее закрыла дверь, подошла ко мне и обняла за плечи.

– Гай, ну разве это важно? Здесь-то только мы с тобой!

Я осторожно выбрался из ее объятий.

– Джо, для начала я хочу кое-что тебе объяснить. Усадив ее на кровать, я рассказал про Натали, и с каждой секундой лицо девушки становилось все мрачнее и мрачнее. Пришлось признаться, что я люблю Нат, хотя Джо мне тоже очень нравится и заслуживает в жизни большего, чем сниматься с кольтом сорок пятого калибра в прямой кишке. Когда речь зашла о смерти моей жены, блондинка, считавшая сессию в «Красных щечках» вершиной фотоискусства, начала злиться. Боже, она ведь не знала, что Джина умерла: ни я, ни Террорист ей не сообщили. От таких вестей у нее даже язык начал заплетаться.

– Небось считаешь, это я виновата? Ну и пусть! Правда, я не стала бы винить тебя, если бы ты считал, что я виновата…

– Нет, – твердо сказал я, – ответственность за все случившееся лежит на мне, поэтому… именно поэтому прежних отношений между нами не будет.

– Угу, – кивнула Джозефина, гладя меня по коленке, – но ведь мы все равно можем заняться… ну, этим самым, правда?

– Нет, Джо.

– У-у-у, – протянула она, прижимаясь ко мне своей порнографической грудью, – правда?

– Нет, – повторил я, – Натали узнает.

– Не узнает! Она нас не видит!

– И что? Еще как узнает, можешь поверить мне, Джо! А даже если не узнает, я все равно буду ее любить.

– Ну во-о-от, – заканючила Джозефина. – Теперь ты говоришь, что она лучше меня…

– Ничего подобного! – заверил я, чисто по-братски чмокнув ее в щеку.

Джозефина дулась, как маленькая девочка.

– Ты все мои планы нарушил!

– Какие планы?

– Мы должны были покувыркаться, а потом я бы сделала горячий бутерброд с сыром!

– Ничего страшного.

– И чего-то еще… Я вроде сюрприз какой-то приготовила, только вот теперь все из головы вылетело!

– Не расстраивайся, еще вспомнишь! А сейчас… не хочешь сходить погулять?

– Куда?

– Куда угодно! – Тут меня осенило: – В Кенсинг-тон-Гардеиз! Точно, пойдем в Кенсингтон-Гарденз!

– Это вроде просто парк?

– Не просто, а очень красивый парк, пойдем!

– Там же одни деревья. Я по телику видела: чертова уйма деревьев!

(Прошу прощения, но Джо действительно говорила, как чертова Элиза Дулитл. У меня самого уши вяли!)

* * *

День выдался жаркий, и в Кенсингтон-Гарденз было полно народу: кто лежал на траве, кто играл в мяч, а кто просто прогуливался под ручку, как мы с Джозефиной. Невероятно: всю жизнь прожив в Лондоне, она ни разу не была ни в Кенсингтон-Гарденз, ни в Тауэре, ни в Букингемском дворце, ни в соборе Святого Павла.

Я показал ей статую Питера Пзна. Джозефина с сомнением на нее посмотрела и наморщила лоб.

– Похож на гомика! Никогда не думала, что Питер Пзн – гомик.

– Возможно, Барри бы с тобой согласился!

– А кто такой Барри?

Пока мы гуляли, я пытатся говорить с ней об этике «гламурной порнографии». К примеру, сознает ли она, что большинство мужчин воспринимают ее как сексуальный объект?

– Да, конечно, – сказала Джозефина, – мужчины всю жизнь меня так воспринимают.

Я обрадовался: по крайней мере она знает, что такое «сексуальный объект».

– А тебе не приходило в голову, что женщины рождаются совершенными существами?

– Я и есть совершенное существо, – улыбнулась Джозефина, кивая на свою высокую грудь.

– Да я не об этом… У тебя же не только тело, но и душа! А мужчины, которые дрочат на твои фотографии, о душе не думают…

– Прекрати!

– Что прекратить?

– Не употребляй такие слова! – упрекнула она.

– Какие? «Душа»?

– Нет, другое слово…

– «Дрочить»?

Она хлопнула меня по руке.

– Прекрати, Гай, не надо так со мной разговаривать!

– Но Террорист-то все время ругается!

– Он иначе просто не может, а ты совсем другое дело, ты для журнала пишешь! У тебя другой разговор должен быть!

– Ладно, согласен… Скажем по-другому: что ты чувствуешь, глядя на свои фотографии?

– Не знаю, смотря как я получилась, ну, хорошо меня сделали или нет.

– А-а… Думаешь, когда в попу втыкают револьвер, это хорошо?

– Перестань! – воскликнула она скорее обиженно, чем зло. – Пожалуйста, Гай, не говори со мной таким тоном!

– Прости… Я просто пытаюсь объяснить.

– Я леди и хочу, чтобы со мной обращались соответственно!

Оставалось только вздохнуть. Мы дошли до Круглого пруда. Из-за жары на поверхности воды плясали крошечные звездочки. Неожиданно поднявшийся ветерок разметал волосы Джо, сделав ее похожей на резную фигуру, украшающую норвежское судно.

Я нежно взял ее за руку.

– Знаешь, что в этом пруду пускал кораблики Шелли? Разве не здорово? Только представь: он мог стоять на этом самом месте…

– Не понимаю, о ком ты говоришь.

– О Шелли, он был выдающимся поэтом.

– Никогда про него не слышала, – грустно посмотрела на меня Джозефина. – Наверное, ты считаешь меня совсем тупой…

– Что ты, – заверил ее я – конечно, нет.

– Не-е, считаешь. По-твоему, я тупая. И ты прав, я действительно тупая.

– Джо, ум бывает разный.

– Угу, и у меня он тупой.

Мы поели в дурной пиццерии, где за пятерку можно было съесть столько разлагающегося салата, сколько душе угодно. Еда отвратительная, однако большего в тот момент я позволить себе не мог. Премиальные за самую паршивую статью года таяли как снег, а гонорара за колонку едва хватало Эрику на памперсы.

Но Джо не возражала, очевидно, ей просто нравилось быть со мной.

– К чему я веду, – начал я, отправляя в рот порцию слизкой пасты, – ты когда-нибудь пробовала найти другую работу? Что-нибудь кроме, ну, э-э…

– Модельного бизнеса? – предложила Джозефина.

– Ну да, – я чуть не задыхался от собственного лицемерия, – именно.

– Конечно, – попыталась съязвить девушка, – настроила кучу планов, даже собиралась окончить школу и поступить в универ…

– Серьезно, ты что-нибудь еще умеешь? В голубых глазах мелькнуло сомнение.

– Пробовалась официанткой и даже отработала несколько вечеров, но не выдержала.

– Почему?

– Нужно было запомнить все, что есть в меню. Одни французские названия. Например, какой-то «пиковый соус», что это?

Я был готов признать поражение, затем догадался, что соус скорее всего пикантный.

– Потом я устроилась в бар. Начиналось неплохо, давали кучу чаевых, но я все запорола.

– Что запорола?

– Клиенты заказывали напитки, одновременно и все разные. Ну, ты представляешь… Так вот, я и половину запомнить не могла…

– Джо, а тебе хоть что-нибудь интересно? – вздохнул я. – Должно же быть…

Бледные щеки стали пунцовыми.

– Да, да! – возликовала Джозефина. – С самых ранних лет моей мечтой было стать актрисой и играть в голливудских фильмах.

– Правда? – воскликнул я с поддельным энтузиазмом.

– Угу… Погоди, я вспомнила свой сюрприз!.. Так вот, я уже актриса, в кино снялась!

У меня появилось дурное предчувствие.

– Случайно, не с Террористом вместе?

– Нет, – расхохоталась Джо, – он играть не умеет! Но ты послушай, когда вернемся, покажу свой фильм. У меня самая настоящая роль со словами. За нее пять сотен заплатили, наличными! И макияж, и освещение – все жутко профессионально!

– А название у этого фильма есть? – заранее опасаясь худшего, спросил я.

– Угу, – скромно потупилась блондинка, – он называется «Протарань мне киску».

Вечером, когда Джо, толкаясь на кухне с дружелюбными ирландцами, варила кофе, я включил переносной телевизор, вставил в допотопный видеомагнитофон «Протарань мне киску» и лег па кровать оценивать драматическое мастерство девушки.

В первой сцене мы заставали Джо с сексапильной молодой брюнеткой в гостиной. Обе красотки были в полупрозрачном белье, и брюнетка с гнусавым американским акцентом без остановки бормотала: «Эй, да ты чудо, уверена, киска у тебя – чистый мед!» И так далее и тому подобное.

«Героиня» Джо молча разделась, легла на пол и развела ноги, а в следующей сцене брюнетка уже вовсю шуровала в ее святая святых. Неожиданно появилась решительного вида рыжая девица и начала таким же образом «осматривать» внутренности брюнетки. Под конец в сцене были задействованы шесть бесстыдниц, каждая из которых одновременно играла активную и пассивную роль. А в сердце этой кучи малы была прелестная Джо, разрабатывающая вагину светловолосой женщины средних лет, по виду похожей на школьную буфетчицу.

Унылое, наводящее тоску действо, хотя мой чертов пенис явно считал по-другому.

Джо принесла кофе и глянула на экран.

– Эту часть можно пропустить. Лучше посмотри там, где я играю.

– А разве здесь не играешь? – в ужасе спросил я, глядя на стонущую, извивающуюся в экстазе группу.

– Не-а, – Джозефина вырвала у меня пульт, – сейчас увидишь, где у меня слова!

Она перемотала фильм, протекавший примерно в том же ключе, до места, где ее героиня осталась в комнате один на один с полуголым индейцем, из травяной юбки которого в полной боевой готовности торчал пенис.

– Мумбо-юмбо, белая женщина! – взревел дикарь.

– Молчи! – велела киношная девушка, снимая трусики. – Лучше делом займись!

– Ну как? – гордо спросила Джо, остановив пленку. – Что скажешь?

– Это все твои слова?

– Да, – кивнула она, – понравилось?

– Конечно! Ты играла очень убедительно!

– Правда? – Счастливая Джозефина обняла себя за плечи. – Они хотели, чтобы я сказала: «Займись делом, ублюдок краснорожий», но я уперлась: мол, не буду, даже если шесть сотен заплатите!

– Потому что леди так не говорят? – предположил я.

– Нет, это было бы некрасиво по отношению к индейцам!

Спал я на полу в комнате Джо, точнее, ворочался, слушая, как все население Ирландии строем идет сначала в ванную, потом обратно. А еще тяжелее было знать, что рядом лежит красивая молодая девушка, которой не терпится заняться со мной сексом. Но я не уступил. Возможно, помастурбировал, чтобы снять напряжение, но не уступил.

Объясняется мое воздержание скорее осторожностью, чем благородством. Если поддамся, Натали обязательно узнает, и вовсе не потому, что она, подобно Джине, обладает телепатией, а скорее просто бестолковая Джозефина проболтается.

Утром после завтрака я устроил девушке экспресс-курс по основам взаимоотношений между полами: выписав из словаря несколько простейших утверждений, попытался ей их растолковать. Мы сидели на кровати и вместе изучали мой список. Увы, блондинка оказалась страшно невнимательной.

– Еще раз, Джо, половая дискриминация – это убеждение, что один пол лучше и выше другого.

– Чё? Еще раз, не поняла!

– Половая дискриминация – это когда мужчины считают, что у женщин нет ни мозгов, ни души, а женщины думают так же о мужчинах.

– И?..

– Что значит «и»?

– Я не смогу найти другую работу! Ну че ты пристал, а?

– Джо, пожалуйста, перестань ерзать! Я с тобой разговариваю!

– Можешь говорить сколько хочешь: ничего не изменится!

– Хорошо, пусть так… Но хотя бы для проформы, если спросят про половую дискриминацию, что ты ответишь?

– Что мне надо в супермаркет. – А?

– Мне надо в супермаркет. В доме жрать нечего.

– И это твое определение половой дискриминации: «надо в супермаркет, потому что дома жрать нечего»?

– Да, а что? – хрипло рассмеялась блондинка.

Я оставил Джо кассету, на которую записал примеры из словаря с подробным объяснением. Получилось нечто вроде аудиокурса по основам половых отношений для начинающих. Попросив девушку хоть несколько раз прослушать кассету, я сел на поезд до Манчестера.

Вернувшись в Хейзл-Гроув, я хотел рассказать Натали о своих достижениях. Увы, она гладила белье на первом этаже и слушать отказалась. Пришлось подняться в спальню и подождать, пока она задернет шторы и зажжет свечи в «Храме Джины». Затем мучительница придвинула поближе к «Храму» старое плетеное кресло своей матери и, как никогда похожая на Верховную жрицу, объявила:

– Ну, рассказывай.

Не упустив ни малейшей детали, я описал свою поездку к Джо.

– И, если честно, не могу представить, чем еще может заняться эта девушка. Ей ничего не интересно. Сама Джозефина говорит, что хочет быть актрисой. А что до взаимоотношений между полами, я лучше во время «часа вопросов» премьер-министра изнасилую, чем буду ее учить.

– Ладно, – без всякого выражения проговорила Натали.

– Что «ладно»? Мне изнасиловать премьер-министра?

– Нет, то, что не хочется, делать не нужно. Уф-ф, слава богу, даже дышать стало легче!

– Я по крайней мере пытался.

– Да, Гай, пытался, но неудачно. Думаю, недели на выезд тебе вполне хватит.

– На выезд? – неожиданным фальцетом переспросил я. – Зачем?

– Я устроила тебе испытание, и что ты? На четвертый же день опустил руки! Результат не слишком впечатляющий! …..

– Натали, будь справедлива! Пройти твое испытание абсолютно невозможно!

– Неправда. Трудно – да, но возможно. Я вздохнул: ну что тут скажешь?

– Людям помогать нелегко, – с бесконечным терпением произнесла Натали. – И любить их далеко не всегда просто. Но придется стараться: иначе мое расположение не вернешь.

Я отправился в гости к Чарльзу: судя по всему, он один мог меня выручить. Приятель жил в городке Сейл графства Чешир на втором этаже большого дома, первый этаж которого занимал его сварливый отец. Давно перестав изображать нормальные отношения, они с Чарльзом теперь каждый жили отдельной жизнью и пользовались отдельным входом.

Ну и порядки в этой семье! Сыну позволялось бесплатно проживать в доме, потому что отец ни за что не хотел оставаться один и потому что сын ни за что не хотел платить за аренду. При этом они друг друга на дух не выносили и общались при помощи сложной системы постукиваний и в чрезвычайных ситуациях – максимально сжатых фраз. Трудно сказать, чего в этом разрыве было больше: редкой мудрости или исключительной тупости.

Чарльз жил среди художественного беспорядка. На его этаже все безумно дорогое, но либо стоит не на своем месте, либо покрыто толстым слоем пыли. Сегодня он казался слегка раздраженным и не в своей тарелке. Такое, я и раньше замечал, неизменно происходило, когда наступал его черед принимать у себя клуб. В большинстве случаев Чарльз был нашим придворным клоуном: что бы ни стряслось, никогда не падап духом и нас тормошил. Но здесь, на своей территории, ему было труднее притворяться, что жизнь – большая шутка, наверное, потому что вокруг были обломки собственного одинокого, совершенно несмешного существования.

Тем не менее он принес мне кофе и убрал на пол стопку новых книг в бумажных обложках, чтобы я мог сесть. Пригубив кофе, я выложил оранжевый файл формата А4. Время от времени Чарльз беспокойно на него поглядывал, возможно, предполагая, что внутри скрывается его судьба.

– Переходи к делу, парень, – не вытерпел он. – Чем могу помочь?

Я рассказал, как Натали отреагировала на признание в любви, как потребовала выполнить целый ряд заданий, начиная с перевоспитания Джозефины.

– Боже мой! – мрачно пробормотал Чарльз, – Эта девка сумасшедшая!

– Знаю, но я все равно ее люблю.

– Нет, нет, так не пойдет! Парень, разве можно вешать на себя сумасшедшую? Она же до конца жизни будет то слона из-за пазухи требовать, то еще что-нибудь. А в первую брачную ночь заявит: «Обрати Папу Римского в буддизм, тогда покажу свои прелести, причем издалека!» Да кем она себя возомнила? Принцессой из сказки гребаных братьев Гримм? Пошли ее королевское высочество куда подальше вместе со всеми выкрутасами!

– Не могу, Чарльз, я ведь люблю ее! К тому же нельзя забывать об Эрике…

– Ну, совет ты получил, – вздохнул приятель, – остальное, как сказал бы любой циничный ублюдок, твое дело.

– Чарльз, мне не совет нужен, а помощь.

– Если ты о деньгах, то с наличностью у меня сейчас туго.

– Нет, речь не о деньгах, а о Джозефине. Она хочет стать актрисой, а ты режиссер.

Чарльз поежился.

– Позволь мне закончить! – попросил я. – Если бы ты устроил ее статисткой или дал хотя бы одну строчку, я бы показал Натали, что по крайней мере пытался. А для Джо это будет лучше, чем сниматься в «Задолбай меня до полусмерти».

– Гай, похоже, ты недопонимаешь, – вкрадчиво начал Чарльз, – что телевидение работает по несколько иной схеме. У нас есть менеджеры по подбору актеров, так что компетенция не совсем моя.

Без лишних слов я достал из оранжевого файла номер «Красных щечек», который купила Натали. Раскрыв на соответствующей странице, передал журнал Чарльзу. Ему тут же стало не до кофе, тяжелая челюсть отвисла; жмурясь от удовольствия, он рассматривал картинки.

– Джо в черной шляпе, – уточнил я.

– Боже милостивый! – наконец воскликнул он. – У нее сенсационная грудь! Не хуже, чем у чертовых Спасательниц Малибу… Совершенно потрясающая!

– Да, фигурка класс!

– И ты утверждаешь, что неоднократно сливался с такой девушкой в экстазе?

– Да не с такой, а с этой самой! С этой самой девушкой, Чарльз. Послушай, я хочу, чтобы она не просто сверкала титьками, а сказала хотя бы пару слов.

Понимаешь? Нужна крошечная, но ролька, иначе Натали скажет, что я перекидываю Джо из одного порнофильма в другой.

Поведение приятеля изменилось до неузнаваемости: теперь он из кожи вон лез, стараясь помочь.

– Конечно, конечно, идея ясна. В любом случае телекомпания «Гранада» титьки крупным планом и откровенный разврат не показывает. Лично я с удовольствием рассмотрел бы некоторых девиц из «Улицы Коронации» поближе, а ты? В любом случае, парень, скажи, как связаться с этой девушкой, и я сделаю, что могу.

Мы еще немного поболтали, я черкнул на листочке телефон и адрес Джозефины и дал Чарльзу. Затем хотел забрать «Красные щечки», однако приятель буквально вырвал журнал из рук.

– М-м, а это лучше оставь! Естественно, для чисто ознакомительных целей, понимаешь?

Я понимал.

На следующее утро, когда Нат играла в саду с Эриком, а я чистил унитаз, зазвонил телефон. Я бросился вниз, надеясь, что это Чарльз, но вместо этого услышал голос пожилой представительницы среднего класса.

– Гай? Гай Локарт?

– Да, – отозвался я, не догадываясь, кто звонит.

– Это Ариадна.

– Ой… – Я набрал в легкие побольше воздуха.

– Что ты делаешь? – с бесконечной усталостью спросила она. – Вернее, чего добиваешься?

– А-а, – протянул я, – вы читали мою статью?

– Ерунда, гребаная ерунда! – воскликнула она, демонстрируя сдержанность и рассудительность впавшей в климакс инспекторши дорожного движения. – Что я тебе сделала? Чем заслужила, чтобы меня описывали… где же это? (Шелест страниц.) Вот… «скрипучий, как у лошади голос»… «толстая золотисто-коричневая корка на лице»… «ничего не знает о жизни, любви или приличном оргазме». За что, Гай? За что?

– Других я тоже оскорбил… Вы еще легко отделались.

– Да неужели? По-моему, ты больше всех себя пожалел…

– Нет, я такое же ничтожество, как остальные, но по крайней мере я знаю об этом. Или, другими словами, в стране говнюков человек с туалетной бумагой – король.

– Ты что несешь? Да у тебя язык заплетается! Гай, ты наркотики принимаешь?

– Нет, но раз мы заговорили о лекарствах, как продвигается гормонозаместительная терапия? Есть надежда наконец-то превратиться в женщину?

Ариадна тяжело вздохнула.

– Думаю, разговор стоит перенести на более поздний срок, когда ты будешь отвечать за свои слова.

– Я отвечаю за свои слова! – в изнеможении заорал я. – Таков настоящий Гай Локарт – мерзкий, циничный ублюдок.

– Милый, после всех испытаний ты стараешься сорвать злость на других. Но меня не обманешь… Это же я, твоя Ариадна!