Текст книги "Что я думаю о женщинах"

Автор книги: Дэвид Боукер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Мой любимый шовинист

Спать пришлось на продавленном диване Бена. После возмутительного поступка свояченицы и неадекватной реакции брата это казалось единственно правильным решением. И все-таки… Без Натали я был как в темноте, и каждый час разлуки причинял физическую боль.

Утром, пока Бен с Рейчел ездили за покупками, я сидел с Сэмом и маленькой Кейт Мэри, а в полдень отправился на Шепли-драйв. Естественно, у нас с Натали не могло быть никакого будущего, но почему-то хотелось услышать приговор из ее уст.

На подъездной аллее стоял зеленовато-голубой «порше», из дренажной трубы лилась вода – наверняка Натали душ принимает. Стараясь не шуметь, я вошел в дом. На поручне перил висела незнакомая кожаная куртка. Дурное предчувствие понесло меня вверх по лестнице. В холле второго этажа валялась расстегнутая спортивная сумка, рядом – брошенная впопыхах одежда. Из ванной послышался мужской голос: наш гость что-то напевал. Я беззвучно скользнул в приоткрытую дверь.

Мужчина стоял ко мне спиной, и сквозь густую пелену пара я разглядел темно-рыжие волосы на бедрах, покатые плечи и расщелину обвисших ягодиц. Поставив на бортик ванной правую ногу, он промокал полотенцем, потом почувствовал мое присутствие и обернулся.

Роб Митчелл! Я тут же узнал его бороду, хотя фирменные очки он, естественно, снял. Вместо того чтобы испугаться или смутиться, как поступил бы любой нормальный человек, Митчелл обнажил крупные желтоватые зубы и протянул руку.

– О, привет! Ты, наверное, Гай?

– Что ты здесь делаешь?

– А по-твоему что?

Потрясенный, я взглянул на его гениталии и увидел, что у Митчелла на удивление маленький член. Боже, да по сравнению с ним бедный Воан – настоящий жеребец! Дополнял убогую картину большой красный прыщ, который выскочил у самой головки.

– Ой! – непроизвольно вырвалось у меня.

– Слушай, не надо вести себя по-детски, ладно?

– Кто ведет себя по-детски? Давай убирайся из моего дома!

На шум прибежала Натали в одном нижнем белье, держа на руках Эрика.

– Так, что здесь происходит?

– Это ты мне объясни! – загремел я.

Где-то вычитав, что нанесенные в первый год жизни травмы причиняют непоправимый ущерб, я попытался закрыть Эрику глаза, чтобы малыш не видел наготы Митчелла.

Обернувшись полотенцем, этот наглец протиснулся мимо нас на лестницу.

– Роб, Роб, ты куда? – закричала Натали. Ничуть не стесняясь, развратник стал собирать вещи.

– Ты не должен уходить! – причитала девушка. – Это мой дом!

– Черта с два! – рявкнул я. – Половина принадлежала Джине, а я ее законный наследник!

– Ну, мы еще посмотрим! – угрожающе процедила Натали. – Роб! Роб!

Схватив сумку, мерзавец спускался по лестнице.

– Избавь меня от ужасной сцены! – даже не обернувшись, попросил он. – Это ваше семейное дело!

После ухода Митчелла я сварил кофе, и мы с Натали уселись за кухонным столом буравить друг друга яростными взглядами. Увы, я понял, что смотреть на нее и одновременно думать не получится. Зато Натали могла переглядеть кого угодно.

– Ну что, славно покувыркались?

– Не твое дело!

Желудок болезненно сжался: неужели от нее пахнет Митчеллом?

– Ну почему с ним? – стараясь не сорваться на крик, вопрошал я. – Понятно, я тебе отвратителен; после вчерашнего ты мне тоже отвратительна. Но ради всего святого, что ты нашла в этом уродце?

– Во-первых, я не обязана перед тобой отчитываться, а во-вторых, он не уродец.

– Натали, его лицо похоже на женский лобок, особенно с этой ужасной треугольной бородкой.

– Гай, я не намерена это обсуждать, просто найди себе другое жилье, и все!

– С какой радости? Половина дома моя! Презрительно усмехнувшись, она скрестила руки на груди.

– Мне что, адвоката нанять? – взбешенный таким безразличием, орал я.

– Поступай как знаешь.

– Это же из фильма «Крамер против Крамера»! Да что с тобой такое, зачем цитировать чертовы мелодрамы, неужели своих слов подобрать не можешь?! Давай поговорим как нормальные люди!

Молчание.

– Натали, у нас ведь ребенок! У нас есть Эрик, а еще я люблю тебя, дуреха, неужели для тебя это ничего не значит?

Опустив глаза, девушка разглядывала свои пальцы. Захотелось реветь, но я сдержался. Все, хватит с меня унижений! Выплеснув остатки кофе в раковину, я бросился вон из дома.

Лишь потом до меня дошло: роман Натали с телекомментатором – очередное испытание, которое я с блеском провалил. Его целью было выяснить, считаю ли я эту девушку своей собственностью. Да, считаю! Она принадлежит мне и душой, и телом!

Теперь, когда свояченица выяснила правду, терять нечего.

Я взял старый мегафон, из которого до выхода на пенсию мой приличный либерал-демократический папа обращался к товарищам по профсоюзу. Много лет этот громкоговоритель взывал к совести жестоких полицейских, уговаривал продажных редакторов и журналистов, скорбел об участи безработных шахтеров. Но сегодня ему предстояло сослужить другую службу.

Я приехал в грязный и бедный район Манчестера, где находился клуб мерзкого хлыща Митчелла. Тоже мне клуб, обычный переоборудованный склад!.. Остановив «мини» на глухой улице, я достал из багажника мегафон.

До открытия «Веранды» оставалось пятнадцать минут, но к каменному крыльцу уже тянулась длинная очередь. Группа «Пью ордер» играла в том же стиле, что и «Нирвана», так что на концерт собрались торчки со всей округи. Облокотившись на фонарный столб, я включил мегафон и обратился к собравшимся:

– Слушайте, слушайте сюда! Этот клуб принадлежит Робу Митчеллу! Роб Митчелл не рубит в музыке, он телекомментатор.

На мое счастье, большинство стоящих в очереди начали смеяться. Митчелл особой популярности не снискал, особенно среди пользующихся услугами его студии музыкантов, которые недоумевали: почему, несмотря на тысячи проданных дисков, они не получают гонорар?

– У Роба Митчелла очень маленький пенис, – к восторгу слушателей продолжал я, – а на головке прыщ, в два раз больше, чем сам пенис! Вчера вечером, несмотря на то что в Натсфорде его ждет очаровательная белокурая жена, Митчелл совал свой прыщавый член в мою подружку! Неужели вы хотите обогатить похотливого телеведущего с половой инфекцией?

Двери клуба распахнулись, и я увидел двух здоровенных черных вышибал. За их спинами прятался онемевший от удивления Митчелл.

– Повторяю, у Роба Митчелла крошечный пенис. Такой скорее трехлетнему мальчику или гамадрилу подойдет.

Посовещавшись с хозяином, ко мне двинулся один из вышибал, широкоплечий, с горящими затаенной злобой глазами.

– Пожалуйста, отойдите от здания клуба, – спокойным, довольно высоким голосом попросил он. Ясно: парень умирает от желания поработать кулаками.

– Роб Митчелл никогда не разбирался в музыке, не разбирается и не будет разбираться, – повторил я. – Роб Митчелл – телеведущий.

Не зная, на что решиться, вышибала толкнул меня посильнее, и очередь неодобрительно загудела.

– А теперь послушайте, – не унимался я, – Роб Митчелл не слишком талантливый телеведущий.

Получив какой-то сигнал, вышибала бросился обратно в здание, а я взывал к собравшимся еще несколько минут, пока у клуба не остановилась патрульная машина. Из нее выбрались два полицейских в форме и забрали мегафон. Один из них ростом под два метра, другой примерно с меня и бритый наголо.

К ним вышел осмелевший Митчелл. Ха, а вид у него расстроенный!

– Этот человек угрожал мне и приставал к посетителям, – бойко врал он. – Арестуйте его!

Полицейские спокойно выслушали обе стороны конфликта, затем высокий, повернувшись ко мне, спросил:

– Сэр, обещаете не досаждать посетителям этого заведения?

– Нет! – отозвался я.

– Ну, – вздохнул бритый, – тогда придется вас арестовать.

К этому времени «Веранда» уже открылась, и торчки потянулись к входу, начисто забыв обо мне и моем мегафоне. Глядя, как меня сажают в патрульную машину, Митчелл победоносно ухмыльнулся. Мы медленно поехали по улице, и я увидел, как он, удовлетворенно потирая руки, возвращается в клуб.

Но стоило завернуть за угол, как полицейские начали смеяться.

– У него правда маленький член? – спросил высокий.

– Микроскопический, – весело отозвался я.

– Так я и думал, – проговорил бритый. – По роже видно!

Остановившись, они вытащили из мегафона батарейки и вернули его мне.

– Мы вас не арестовываем, – объявил высокий, – только не делайте больше глупостей!

– Нет, – кивнул я. – В смысле, обещаю.

– Не надо нервничать, – посоветовал бритый, – будете расстраиваться из-за каждой мелочи – останетесь, как я, без волос.

– Верно, – поддакнул его коллега, – только жаль, с вашей подружкой так получилось…

– Спасибо, – поблагодарил я, открывая дверцу.

– Поосторожнее! – предупредил бритый, и они покатили прочь, оставив меня на тротуаре с мегафоном в руках.

Доброжелательность со стороны полицейских окончательно выбила из колеи: что это за мир, в котором самые близкие сознательно причиняют боль, а предполагаемые враги относятся по-человечески?

Рыдая, я забрел в гей-бар недалеко от станции Пиккадилли и набрался до помутнения рассудка. Смутно помню, как приятного вида усатый мужчина держал меня над раковиной, пока меня рвало пивом. Потом, сильно шатаясь, я побрел к станции с нетвердым намерением успеть на последний поезд домой. Не то чтобы не хотелось вести машину в нетрезвом состоянии, просто я не помнил, где ее оставил.

Поезд уже ушел. Пришлось выйти на улицу и ждать под дождем такси. И тут, проверив карманы, я обнаружил, что денег нет.

Я пошел пешком. Водители проезжавших мимо машин (все как на подбор с круглыми манчестерскими лицами) то и дело сигналили или опускали окна, чтобы прокричать неразборчивое ругательство. Можно подумать, ни разу пьяного с мегафоном не видели!

Один из наглецов оказался особенно приставучим: нарочно ехал медленно, свистел, кричал. Я даже глаз поднять не решался, чтобы пьяную апатию ненароком не приняли за агрессию. Хлопнула дверца, и я весь подобрался в ожидании беды, а когда схватили за руку, вырвался и, оглянувшись, увидел брата. Бен улыбался.

Неведомая сила потащила в сторону, но брат не дал упасть.

– Привет, дурень!

– Привет, привет, привет! – залопотал я. – Жутко рад тебя видеть! Видишь, на поезд опоздал.

– Неудивительно, – покачал головой Бен, усаживая меня в потрепанный «мерседес». – Время-то два ночи! А мегафон зачем? – застегнув на мне ремень безопасности, спросил он, а потом схватил папину игрушку и закричал: – Теперь послушай: ты дурак, Гай, круглый дурак!

– Да уж, – кивнул я, – знаю.

– Мне Натали позвонила, – пояснил он, когда «мерседес» слился с потоком транспорта.

– Как она разговаривала?

– Обычно: как высокомерная заносчивая сучка. Заявила, что ты в Манчестере, у «Веранды» дурака валяешь. Я поехал туда, но тебя не было. Четыре часа на поиски потратил, идиот ты несчастный!

Пришлось рассказать об обращении к нации и двух полицейских, которые смеялись над взрослым мужчиной с детским членом. Бен хохотал как чумовой. Мы ехали по Ливенсхалму под магнитофонную запись Кейт Буш.

Понимая, что пьяным прощается любая ересь, я неожиданно заявил:

– Я люблю тебя, Бен!

– Ладно, ладно, отвали!

– Нет, парень, серьезно, – лепетал я.

– Я тоже серьезно, – грубо заржал брат. – Отвали, парень, мы с тобой не на шоу Опры.

Несмотря на поздний чае, на улицах было довольно людно. Остановившись на светофоре, мы услышали истошный крик и сначала думали, что какая-то девица перепила, но, вглядевшись в темноту, увидели бородатого мужчину, который тащил за волосы молодую девушку. У горла несчастной был нож, она звала на помощь, однако, завороженные происходящим, прохожие никак не реагировали. Злодей загнал жертву в проулок между магазинами, и оттуда полился жалобный плач.

– Черт, ты слышал? – испуганно спросил я.

Бен мрачно кивнул. Загорелся зеленый, и мы поехали дальше. Потом Бен неожиданно остановился и расстегнул ремень безопасности.

– Нет, так нельзя, – сказал брат скорее себе, чем мне.

– Бен, у него нож! – заорал я, но он открыл дверцу и выбрался из машины. Пока я возился со своим ремнем, брат перебежал через дорогу и скрылся в проулке. Под мерное урчание мотора и пение Кейт Буш я вылез из «мерседеса». Громкие крики, затем женский плач. Из-за магазина выбежал мужчина и на огромной скорости понесся по улице. Это не мой брат… Это не Бен!

Моментально протрезвев, я пересек улицу, едва не угодив под такси.

Бен лежал на боку среди мусора, из вспоротого горла хлестала кровь. Он судорожно хрипел, будто пытаясь вспомнить нечто важное. Несчастная девушка как сквозь землю провалилась; навстречу мне она не попалась, а проулок между магазинами упирался в высокую кирпичную стену с запертой на замок дверью.

В отчаянии я зажал большую клинообразную рану рукой. Теперь, когда опасность миновала, осмелевшие прохожие стали предлагать помощь. Старый негр в бейсболке снял куртку и укрыл Бену ноги. Кто-то вызвал «скорую», в проулке собрались вездесущие подростки.

Лицо брата стало цвета слоновой кости. Старик в бейсболке опустился рядом со мной на колени.

– Держи его, парень! Держи!

– А там будут… – прошелестел Бен.

– Тш-ш-ш!

– А там будут…

– Тш-ш-ш, тебе нельзя разговаривать!

(Там будут… машины? татуировки и мускулы? работа, о которой невозможно рассказать? Сэм Кук и скоростные автострады? зубные щетки? А любовь там будет?)

Тайный шовинист

Надо же, как получилось! В одну ночь меня, разумного надежного Гая с хорошими отметками и разрядом по велоспорту, чуть не арестовали за использование мегафона для оскорбления человека с миниатюрными гениталиями, а Бен, мой буйный, непутевый брат, записанный родителями в бесперспективные, отдал жизнь ради спасения женщины.

Он мог бы выжить, если бы «скорая» приехала не через тридцать пять минут, а быстрее. Фотографию Бена напечатали в «Вечернем Манхзттене» под заголовком: «Скорая убила героя-спасителя». В палату общин посыпались вопросы, но министр здравоохранения, оправдываясь, заявил: машин «скорой помощи» в настоящий момент больше, чем за всю историю национальной системы здравоохранения. А о том, что водителей на гребаные машины днем с огнем не сыщешь, благоразумно умолчал.

Я чувствовал себя обманщиком, рассказывая полиции, что брат погиб, спасая исчезнувшую девушку от исчезнувшего бандита. И все-таки этой версии безоговорочно поверили; наверное, как-то повлияли мои слезы и подавленное душевное состояние. Я помог составить фоторобот убийцы, и, когда мы закончили, половина манчестерской полиции искала громилу Блуто из комиксов с пучеглазым морячком Попаем.

Пришло время повзрослеть и отблагодарить Бена за поддержку, которую он оказал после смерти Джины. Ну или хотя бы отблагодарить его жену и детей, взяв на себя необходимые приготовления. Наверное, так было бы по-мужски.

Увы, друзья, я просто-напросто сдался. За пять месяцев потерял двух близких… Что это за мир такой и зачем в нем жить?! Вернувшись в дом свояченицы, я заполз в свою комнату, опустил шторы и отрешился от происходящего.

В самые тяжелые минуты бледная, как призрак, Натали держала меня за руку. Ледяного презрения как не бывало. Она пыталась говорить со мной, но я не хотел, да и не мог отвечать. Наверное, желая приободрить, она приносила Эрика. Увы, улыбка малыша напоминала Джину, а ежик темных волос – брата, и смотреть на него не было никаких сил.

А потом случилось нечто удивительное: подруги Натали – три сепаратистки, которым претило присутствие мужчины, изменили своим убеждениям. Пока Натали была рядом с Рейчел, они готовили, убирали, отвечали на телефонные звонки и смотрели за ребенком.

Целую неделю Дайана, Фредди и Аманда жили бок о бок с ненавистным самцом. А вот Анна Фермески даже не позвонила. Кто верит в чудеса, лучше Библию почитайте!

Дайана Кири готовила вкусные питательные блюда, которые я физически был не в состоянии оценить. Дважды, а то и трижды в день она с бесконечным тактом и терпением приносила еду, а потом уносила нетронутой. Иногда улыбалась, даже зная, что у меня есть пенис и что иногда он встает.

Наутро седьмого дня в комнату вошла Аманда и что-то добавила к «Храму Джины».

– Что там? – спросил я, ожидая увидеть плакат с надписью «Все мужчины – насильники».

– Фотография твоего брата, – улыбнулась она. Этот снимок я сделал в прошлом году, когда Бен, как обычно по выходным, колотил свой «мерседес» гаечным ключом. Перемазанный мазутом, он смотрел прямо в объектив и улыбался. Ни дать ни взять молодой Берт Рейнольдс, только грязный.

Чуть позже появилась Натали с известием: полиция расследует гибель Бена как убийство. Значит, его тело изымают в качестве улики, а похороны откладываются на неопределенный срок.

– Не переживай, что не помог Рейчел, – с обычной проницательностью проговорила свояченица. – Ей по-прежнему нужна твоя поддержка. И сейчас, и после похорон, так что шанс проявить себя еще появится.

Я кивнул, и она ущипнула меня за нос.

– Может, поешь? А то в скелет превратился: кожа да кости!

Натали принесла чечевичную похлебку, которую сварила Дайана, и стала кормить меня из ложечки. Я мог прекрасно поесть сам, но когда с тобой обращаются как с ребенком, гораздо приятнее.

– А где твои подруги? – спросил я, едва Натали вытерла мне подбородок.

– Ушли. Почувствовали, что самое страшное позади, и ушли.

– Как они это поняли?

– Ну, у женщин на это особое чутье.

– На что на «это», и о каком чутье ты говоришь? Она не ответила.

– Пойду приготовлю ванну. Если хочешь, могу даже голову тебе вымыть!

Вопреки ожиданиям в мытье с Натали не оказалось никакой эротики. От горя и добровольного голодания я стал худым и слабым, как старик. Голова гудела, мышцы болели. Руки и ноги превратились в палки, а под мышками, судя по запаху, появилась плесень.

Бережно, словно фарфоровую статуэтку, Натали вытерла меня большим махровым полотенцем. На глаза снова навернулись слезы. Пока я рыдал, девушка сменила постельное белье. Несколько шагов к кровати и я тут же заснул.

– Ну, когда мне выезжать?

Разговор состоялся на следующий вечер, после того как я наконец нашел в себе силы встать, принять душ и одеться. Мы были в оранжерее, а твердо решивший бодрствовать Эрик лежал на одеяле, дрыгал ногами и сосал ухо плюшевого медведя. Сгущались сумерки. В саду среди густой травы проглядывали пламенеющие в последних лучах солнца лютики.

– О чем ты? – пристально посмотрела на меня Натали.

– Ну, как же… когда освободить комнату?

– А-а… Все изменилось, – объявила она, – теперь можешь остаться со мной.

– Но ведь я провалил все шесть испытаний.

– Шесть испытаний? Какое было шестым?

– Ты же испытывала меня, переспав с Митчеллом!

– Гай, я никогда с ним не спала.

– Я видел его в нашей ванной! И жуткую обвислую задницу, и веснушчатый пенис…

На ее лице мелькнуло изумление.

– В тот день он играл благотворительный футбольный матч и заехал принять душ.

– Ты с ним не спала?

– Нет, у меня даже мысли такой не было.

– Значит, завалив пять испытаний, я за компанию завалил шестое, которое и испытанием не было.

– Неплохо, правда? – смеясь, кивнула Натали. – Только все это сейчас не важно.

– А то, что я мерзкий шовинист?

– Тоже.

– Ну, спасибо… Вообще-то не все испытания провалены, – обиженно добавил я.

– Они ничего не значили, – сконфуженно улыбнулась Натали. – Это же просто шутка! Гай, неужели ты не понял?! Мы с подругами все придумали… Было очень весело! Ты такявно меня домогался, что мы решили проверить, на какие жертвы ради этого ты пойдешь.

– Теперь поняла? – подавленно спросил я.

– Да, прости…

– Нет, нет, что ты, получилось очень остроумно, – признал я. – Вы меня на коротком поводке держали!

– Да уж, остроумно и отвратительно, – с тенью сожаления проговорила свояченица. – Мы даже не надеялись, что у тебя получится, просто хотелось поставить на место мерзкого шовиниста! Даже собери ты миллион фунтов на борьбу с раком – все равно остался бы для нас невежественным хлыщом, который готов на все, только бы конец свой пристроить.

– Ну, не на все: с Анной Фермески целоваться бы точно не стал, – вздохнул я, понимая, как по-идиотски себя вел. – Но почему, почему ты так со мной поступила?

Встав с кресла, свояченица склонилась над Эриком, прижала большой палец к его ладошке, и малыш тут же за него ухватился.

– Ты предан Джину, – с болью в голосе проговорила она.

Наверное, вид у меня был очень обиженный, потому что, подняв малыша с одеяла, Натали посадила его мне на колени.

– Иди, – закурлыкала она, – иди к папочке!

Я осторожно подложил руку под головку мальчика.

– Где памперс? А если он обделается?

– Это пойдет тебе на пользу.

– До сих пор меня ненавидишь? Опустившись на колени, девушка взяла меня за руку.

– Эй… Сейчас, после всего что случилось, это уже не важно.

– Чудесно! Важно или не важно, но я по-прежнему мерзкий шовинист.

– Ты такой, как есть, и я тоже, и все остальные люди. Уверена, мы найдем какой-нибудь выход.

– Например?

Натали окинула меня своим фирменным пристальным взглядом.

– Что-нибудь придумаем… В качестве эксперимента можно забыть прошлое и начать все с начала.

– Что? – засмеялся я. – Как Адам и Ева?

– Нет! Адам и Ева понимали, что они мужчина и женщина, а мы и об этом не станем думать. Будем просто людьми.

– А что делают «просто люди»?

– Не знаю, – проговорила она, пожимая мне руку. – Давай выясним!