Текст книги "Банк"

Автор книги: Дэвид Блидин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Парень нахмурился:

– Я вообще-то слушаю, что она говорит, ясно?

Я слегка опешил от такого ответа и лишний раз порадовался, что редко выбираюсь на официальные мероприятия без нашего верного Союза Четырех. Голос леди-сома, усиленный микрофоном, гремел на весь зал:

– А теперь я хочу представить вам преподобного Джей-Пи Рейнольдса из «Сотбис», ведущего нашего аукциона, где представлено более двадцати лотов. Это великолепные изделия американских индейцев – живопись и ткани. Позвольте напомнить, что десять процентов от вырученных денег будут перечислены на финансирование программ, координируемых ассоциацией ЖЭОИ.

Леди-сом отошла от микрофона под громкие аплодисменты. Ее место занял пожилой мужчина в тесном смокинге.

– Благодарю вас, Эвелин. Всем добрый вечер. Карточки участников аукциона должны лежать на каждом столике…

Скоро аукционные страсти разгорелись не на шутку. Вообще-то это интересное мероприятие, верите или нет. Мы удовольствовались ролью зрителей, ибо аукцион – это вам не в игрушки играть. Первый лот, цимшианская^[35] маска, был продан за восемьдесят тысяч долларов шумному гостю в горчично-желтом пиджаке. Зал взорвался аплодисментами, когда счастливый обладатель маски торжествующе ткнул в воздух кулаком.

– Ребята, да они опухли, – покачал головой Пессимист. – С пеной у рта торговаться за полинявшую полоску хлопка!

Он говорил о подлинной тканой шали племени навахо, цена за которую выросла до шестидесяти тысяч долларов, прежде чем ее приобрела красивая женщина, на вид не намного старше нас. Вскрикнув от удовольствия, она радостно обнялась с сидевшей рядом не менее ослепительной товаркой.

Одним из заключительных лотов стала картина размером чуть больше двух открыток, изображавшая двух индейцев в каноэ, плывущих по озеру. Как только ее вынесли на эстраду, зал заметно оживился. Мы с Пессимистом переглянулись и пожали плечами, не понимая, что тут особенного. Может, это последняя работа европейского гения, уставшего малевать пухлых леди, раскинувшихся в тени цветущих яблонь, и решившего увековечить коричневых аборигенов под сенью девственных лесов, заработав стрелу в живот за то, что сунулся не в свое дело?

Торги начались с восьмидесяти тысяч долларов.

– Кто даст девяносто тысяч?

Мужчина в горчично-желтом пиджаке вскинул руку с карточкой.

– Девяносто пять тысяч!

К тому времени, когда я вылакал свою кукольную бутылочку «Моэт» и знаком попросил официанта принести еще, за индейцев-каноистов^[36] отчаянно сражались четверо светских львов и львиц, взвинтив цену до ста сорока пяти тысяч.

– Кто даст сто пятьдесят тысяч?

С площадки прямо над нашими головами послышалось нахальное:

– Блин, да пожалуйста!

Все глаза обратились наверх. Этот голос…

– Сто шестьдесят тысяч?

Мужчина в горчичном пиджаке скрипнул зубами, но не опустил карточку.

– Сто восемьдесят?

Над головами снова раздалось:

– Хоть сто девяносто!

Гул в зале почти заглушил слова ведущего: гости заговорили в полный голос. Я метнул взгляд на Пессимиста, затем на Юного Почтальона. Мы втроем синхронно вскочили из-за стола и вылетели из зала, чтобы получше разглядеть засевшего на верхней площадке любителя индейской живописи. За визуальным подтверждением долго ходить не пришлось: Клайд буквально висел на балюстраде, вертя в пальцах карточку участника торгов.

– Так твою распротак, – не выдержал Пессимист.

Когда мы кинулись вверх по лестнице, мужчина в горчичном пиджаке, явно расстроенный, все еще – нехотя – держал свою карточку поднятой. Толпа упивалась неожиданным развлечением: то здесь, то там раздавались жидкие аплодисменты, хотя аукцион еще не кончился. Мы одолели половину ступенек, когда Клайд нас заметил.

– Привет, ребята, – натужно выговорил он, пьяный до изумления.

– Продано – раз, – торжественно сказал ведущий.

– Клайд, не будь же ты идиотом!

– Продано – два!

Клайд глупо ухмыльнулся, помахивая у нас перед носом карточкой.

– Зацените приобретение! Будет что на стенку повесить.

По залу пронесся недоверчивый вздох.

– Двести тысяч?

Мужчина в горчичном пиджаке покачал головой и сел на свое место. Зал взорвался аплодисментами. Молоток со стуком опустился как раз в тот момент, когда Клайд выблевал своего сома с орехами, изгадив ковер.

– Продано мужчине на верхней площадке за двести тысяч долларов!

Следующий день был посвящен ремонтно-восстановительным работам в «Голубом бриллианте Ханя». Мы не особенно торопились, поскольку после выплаты бонусов в Банке наступило непривычное затишье.

– Как это – ты столько не унаследовал? – схватился за голову Пессимист.

Клайд с гримасой боли массировал висок.

– Не ори, приятель. И так голова раскалывается.

– Да в задницу твое сраное похмелье! – зарычал Пессимист. – Куда делись деньги твоего папаши?

– Не знаю, – вздрогнул Клайд. – Большую часть он оставил албанским беженцам. Хотел, чтобы я сам пробивался в жизни.

Я ковырял цыплят генерала Цо, но есть не хотелось. Ситуация казалась абсурдной до опупения – вроде бы смешно, но в то же время дело более чем серьезное. Господи, задолжать двести тысяч зеленых!!!

Клайд опустил голову на стол.

– Иисусе, что же мне делать?

Пессимист тоже выглядел подавленным.

– Сколько же он тебе оставил?

– Ровно сотню тысяч.

– А что, если договориться с Банком о займе?

– Пробовал утром. Банк согласен предоставить мне только тридцать тысяч.

Пессимист в ужасе вскинул брови:

– Значит, сядешь в долговую яму всего за семьдесят косых.

Клайд закрыл глаза и начал всхлипывать.

– Заткнись, – гаркнул Пессимист.

Клайд послушно перестал нюнить.

– Ладно. Пятнадцать тысяч после уплаты налогов у тебя есть из бонуса. Остается пятьдесят пять. Значит, сделаем так. Я займу тебе двадцать пять тысяч; вернешь, когда продашь картину или отслюнишь из следующего бонуса, смотря что раньше случится. Остается тридцать тысяч.

Он повернулся к нам с Юным Почтальоном. Почтальонская челюсть отвисла, но он тут же закрыл рот. Я понял, что он ничего не скажет. Пришлось брать инициативу в свои руки.

– Нет.

– Что значит «нет»? – вспылил Пессимист.

– То и значит. Я не стану одалживать Клайду деньги.

– Почему?

Клайд так и сидел, не поднимая головы. Меня бы не удивило, если он заснул. Я выбрался из-за стола, поманил Пессимиста и Почтальона к выходу и уже на улице сказал:

– Я ему не доверяю. Если так пойдет и дальше, его уволят. А если он не получит следующего бонуса, мы пролетим по полной.

– Разве ты не видишь, как он подтянулся?

Значит, этот засранец все-таки поговорил с Клайдом, утаив это от нас!

– Не заметил, – отрезал я, скрестив руки на груди.

– А ты, Почтальоша? – обратился к нему Пессимист.

Тот пожал плечами. Пессимист вновь повернулся ко мне.

– Это вопрос веры, парень. В душе ты знаешь, что Клайд выправился и встал на правильный путь. Вот посмотри мне в глаза и откажись это признать! Он рассчитается с нами в течение года максимум!

Я в этом сильно сомневался.

– Ну же, Мямлик, решайся!

Пессимист пепелил меня взглядом, полным непреклонной уверенности, и не успел я прикусить язык, как поддался давлению.

– Хорошо. Пусть будет так.

Пессимист перевел взгляд на Юного Почтальона и, не дожидаясь его реакции, заявил:

– Молодцы! Я вами горжусь.

Глава 9

План на наступивший год я составил во время буйной пьянки в Монреале, городе кутил, славящемся самой разнузданной невоздержанностью. После трех дней отличного времяпровождения с девчонками с курсов французского языка, слизывания шампанского с упругих животов стриптизерш и водопада светлого пива «Fin du Monde»^[37] мои усилия увенчались успехом – лужа полупереваренного мяса с жареной картошкой растеклась чуть не на половину вестибюля отеля. Классно отдохнул, уверяю вас.

Перечень благих намерений, подлежащий осуществлению в новом году, получился такой:

1. Ограничить употребление кофе до четырех чашек в день – две утром и две вечером. Пятая чашка допускается в экстренных случаях, когда дело начинает пахнуть керосином.

2. Научиться наконец пользоваться тупым навороченным факсом.

3. По крайней мере раз в неделю находить время для общения с нормальными людьми, существующими вне стен Банка, как то: с матерью, отцом, братом, друзьями, знакомыми. Сюда не входят доставщик пиццы, водитель такси и кореец, который выдавливает слишком много майонеза на мой сабвей-сандвич.

4. Кстати, о сабвеях: пора завязывать с нелепым пристрастием к «Эм-энд-эмс».

И наконец:

5. Настроиться на стойкий позитивный лад. Хватит себя жалеть и депрессировать. Каких-то паршивых семнадцать месяцев, и я отсюда выберусь. Семнадцать месяцев… Когда они закончатся, я о них и не вспомню. Маловажный этап генерального жизненного плана. Короче, сухой остаток: постараться не стать вторым озлобленным Пессимистом.

Все началось в первый день после моего возвращения. Повесив пальто, с раскалывающейся от добровольного кофеинового голодания головой, я собрался с силами и весело пожелал Пессимисту и Стару доброго утра. Приветствие прозвучало неестественно: обычно мы не утруждали себя обменом любезностями. Пессимист инстинктивно развернулся вместе со стулом.

– Мямлик, что стряслось?

Первая проверка на прочность: неизбежная конфронтация с этим ходячим источником негатива. Я растянул мышцы лица в сияющей ненатуральной улыбке.

– Господи, – сморщился Пессимист и отвернулся. – Чувак, не выводи меня из себя.

Изо всех сил сохраняя улыбку, я уселся на скрипящий стул и включил компьютер. Инбокс ломился от двадцати новых сообщений от Сикофанта с вопросом, где меня, мудака, носит – перед отъездом я раз десять напомнил ему, что беру отгул на понедельник, – и с требованием выполнить четыре сравнительных анализа к концу праздников. Скомканная бумажка ударилась мне в висок.

– Что случилось? – спросил Пессимист. – Та девчонка с шарфом отымела тебе последние мозги?

Я поднял бумажный комок и бросил его в корзину.

– Нет, новая жизнь с нового года. Стараюсь все воспринимать позитивно, чтобы не озлобиться, как ты.

– Лапшу вешаешь?

– Нет.

– Ага, ну тогда чудненько.

Через минуту «Аутлук» мелодичным звуком известил, что у меня одно новое сообщение.

От: Пессимиста@theBank.com

Кому: ЮномуПочтальону@theBank.com; Клайду@theBank.com

Копия: Мне@theBank.com

Значицца, так. Суть вопроса. Мямлик только что вернулся со своей монреальской побывки – радостный, аж задница сияет. Явно собрался в новый год с чистой совестью. Решил относиться ко всему позитивно. Предлагаю небольшой офисный тотализатор: сбрасываемся по пять баксов и делаем прогнозы, на сколько его хватит. Правила как в «Справедливой цене»: перебор – проиграл, побеждает наиболее точный прогноз. Ставлю на одиннадцать тридцать.

От: Клайда@theBank.com

Кому: Пессимисту@theBank.com; ЮномуПочтальону@theBank.com

Копия: Мне@theBank.com

Только что видел в коридоре Сикофанта – злой как сволочь. Рискну поставить на девять сорок пять.

От: ЮногоПочтальона@theBank.com

Кому: Пессимисту@theBank.com; Клайду@theBank.com

Копия: Мн[email protected]

Девять сорок шесть (хи-хи-хи).

От: Клайда@theBank.com

Кому: Пессимисту@theBank.com; ЮномуПочтальону@theBank.com

Копия: Мне@theBank.com

Почтальон, козлина!!

Телефон зазвонил: высветился номер Сикофанта. Глубоко вздохнув, я приступил к продолжению эксперимента и снял трубку. Не успел я поздравить начальство с Новым годом, как из трубки послышался рев:

– Где расчеты, черт побери?!

– Я… э-э-э… я не…

– Я, я, – передразнил он. – Ты что, не получил моих сообщений? Где тебя носило все выходные?

– Я был в Монреале.

– В Монреале?! А кто тебе разрешал уезжать?

– Вообще-то вы.

– А в «Блэкберри» посмотреть не догадался?

– Я… э-э-э… случайно оставил его дома. Перед праздниками работы было немного, и я думал…

В трубке послышался резкий выдох и взбешенное:

– Да кто тебе, мудаку, велел думать!

Я не собирался так легко расставаться с новообретенной позитивностью и очень ровно произнес:

– Послушайте, я буду крайне признателен, если вы прекратите перемежать свою речь ругательствами. Я не считаю это необходимым для объяснения вашей точки зре…

Мне пришлось отодвинуть трубку – Сикофант взвился и осыпал меня отборной бранью. Когда он немного поутих, я снова прижал трубку к уху. Босс резко сказал:

– Это будет немедленно доложено начальнику отдела кадров.

– Хорошо.

– Ты понимаешь, к каким последствиям это приведет?

– Да, понимаю и очень рад, что вы хотите сесть и поговорить в присутствии начальника отдела кадров.

– Что?!

– Говорю, я буду только рад, если вы согласитесь поучаствовать в серьезном обсуждении сложившейся ситуации. Здесь, безусловно, есть что пересмотреть. Если мы будем стремиться к улучшению сложившегося способа нашего общения…

– Да что за хре…

Он явно не улавливал смысла в нашем разговоре. Патовая ситуация длилась несколько секунд, и, злобно посопев, он сказал:

– Боже всемогущий, да сделай же эти расчеты наконец!

– Я положу их вам на стол, как только они будут готовы. А пока – удачного дня.

После озадаченного молчания Сикофант положил трубку.

Помните пословицу: «Улыбнись, и тебе улыбнется весь мир»? Возможно, это слишком упрощенно для липких чашек Петри, где разводят наших Банковских акул, и скорее подходит для розового субботнего утра из «Спасенных Белл»^[38], чем для беспринципных ублюдков, сидящих дальше по коридору, но любая пословица, даже самая простецкая, по определению содержит зерно мудрости. Иначе как еще объяснить ощутимые результаты моей позитивной позиции?

Взять хотя бы сегодняшний день, когда я приступил к выполнению резолюции «Разобраться в основных функциях факса». Я скармливал аппарату уже седьмую страницу, которую тот принял с ободряющим звяканьем и тихим рокотом успеха, однако робкие надежды не оправдались – факс снова выплюнул страницу, не отправив. Жидкокристаллический дисплей в очередной раз унизил меня сообщением: «Факс в режиме ожидания» и более изощренным туманным известием: «Код ошибки 36».

Код ошибки тридцать шесть? А что случилось с кодами ошибок с первого по тридцать пятый? Я чувствовал себя полным идиотом, ловя косые взгляды Полностью Некомпетентной Секретарши, уминавшей поп-корн с карамелью, оставшийся от новогоднего подарка Волокиты-Генерального. Ее явно забавляли мои старания, и она с интересом поглядывала в мою сторону, продолжая играть в «Солитер».

– Нужна помощь?

Запихав в рот горсть поп-корна, Полностью Некомпетентная Секретарша подошла ко мне. Я отступил:

– Да, если можно. Спасибо.

Следующие десять секунд она демонстрировала мне правильную последовательность нажатия кнопок. Разумеется, я проглядел крошечный синий выключатель на боковой панели аппарата. Когда я повторял урок, Секретарша внимательно следила за мной, слизывая с пальцев остатки карамели.

– Анекдот, – устало засмеялся я. – Масса народу с университетскими дипломами, и ни один не знает, как заставить работать факсовый аппарат.

Она пожала плечами:

– Эта модель не самая простая. У меня тоже были с ним проблемы, весь Банк в курсе.

– Еще раз спасибо.

– Пустяки. Пожалуйста.

Она одарила меня беглой улыбкой и вернулась к себе за стол. Занесите на скрижали и в анналы истории: впервые за время моей работы в Банке мы с Секретаршей обменялись любезностями! А затем произошло нечто еще более странное: сунув в рот очередную горсть поп-корна, она пододвинула к себе высокую стопку инвойсов и занялась оформлением счетов клиентов.

Войдя в кабинет к Волоките-Генеральному, я послушно присел на один из удобных мягких стульев. Все-таки нет на свете справедливости: Генеральный, проводя большую часть рабочего дня на заднем сиденье своего «лексуса», владеет такой мягкой велюровой роскошью, тогда как мы, ничтожные обезьяны, не вылезающие из-за своих столов по двадцать четыре часа в сутки, довольствуемся дрянными шаткими полукреслами из «ИКЕА».

Волокита встал и плотно прикрыл дверь. Недобрый знак. Он никогда не закрывает дверь в свой кабинет, вероятно, с целью развеять упорные слухи со смачными подробностями, якобы директор балуется с секретаршами вместо того, чтобы заниматься делом. Видимо, Генеральный счел, что, коль скоро он ограничивается свиданиями в общем гараже, никто с него за это и не спросит.

Оглядевшись, я поразился, как человек способен загадить помещение. Кабинет был завален коробками от пиццы, разбросанными заявками на финансирование в пятнах кофе, остатками деликатесов из пятисотдолларовых подарочных корзин из «Уильямс-Сонома», и все это несмотря на ежедневную тщательную уборку, которую устраивает техничка с золотыми зубами. Усевшись за стол, Волокита немного полистал «Максим», задержавшись на снимке Джессики Альбы в очень символическом наряде.

Я изо всех сил сохранял позитивный настрой, гадая, где облажался. Может, Сикофант отстранил меня от работы после вчерашнего телефонного разговора? Или сейчас начнется еще одна суровая лекция о правилах проведения новогодних праздников? Я терялся в догадках. Наконец, Волокита положил «Максим» и уселся поудобнее.

– Знаешь, зачем я тебя вызвал?

Я решил упредить удар:

– Извините, что уехал в Монреаль, когда в Банке так много работы…

– За что тут извиняться? – перебил меня Волокита. – Каждый заслуживает нормальных выходных. Нет, я хотел обсудить заявку на финансирование «Никона».

«Никон». «Никон». Хоть убейте, не помню эту работу. Может, я делал расчеты в полукоматозном состоянии в три утра? Я в панике заулыбался, и Волокита многозначительно кивнул.

И тут до меня дошло. Этого я боялся с самого начала работы в Банке – допустить грубый ляп, который найдет сам Клиент. «Никон» вроде японская компания? Неужели я забыл ввести автоматический перевод йен в доллары по валютному курсу? Классическая ошибка аналитиков!

У меня похолодело внутри, когда Волокита заговорил:

– Мандата^[39] мы не получили…

Я внутренне приготовился к появлению на сцене кривой турецкой сабли и собственному обезглавливанию.

– …но я хочу похвалить тебя за отличную работу. Твое внимание к деталям произвело на проектную группу самое благоприятное впечатление.

Отсроченная реакция: прошла целая минута, прежде чем я смог справиться с испуганной миной и переделать ее в выражение абсолютного обалдения. Волокита подмигнул при виде моего смущения.

– Обычно я не балую вашу аналитическую братию комплиментами, но на этот раз похвала более чем заслужена.

И он через стол пожал мою руку.

– Отличная работа, Клайд. Обязательно сообщу об этом руководителю отдела кадров, чтобы тебе записали благодарность в личное дело.

– Я… э-э-э… Спасибо, только я не Кла…

Поправлять генерального директора было бесполезно – словно сработал невидимый выключатель. Волокита и так проявил ко мне невероятную снисходительность, большего от него требовать нельзя. Он снова взял со стола «Максим», и я понял, что пора уходить.

Несмотря на упорное молчание Женщины с Шарфом, я не желал мириться с поражением.

От: Меня@theBank.com

Кому: ЖенщинесШарфом@GoodmanWeisenthal.com

С небольшим запозданием поздравляю с Новым годом. Ты придумала какие-нибудь судьбоносные изменения с первого января? Может, поделишься? Хватит обижаться, напиши уже! Ладно. Прекрасно. Краткий обзор моей жизни: в принципе все хорошо (правда, обедню сильно портит твое молчание). Не знаю, чем это объяснить, но так обстоят дела. Надеюсь, у тебя тоже все наладилось. В план на наступивший год я поставил достижение приемлемого равновесия между работой и личной жизнью. Трудная задача для аналитика инвестиционного банка, но я настроен решительно. Ну пожалуйста, напиши мне!

После обеда Юный Почтальон и Клайд прохлаждались в нашем кабинете. Я не устоял перед сандвичем шести дюймов толщиной с индейкой (двойная порция мяса) в «Сабвее», но продолжал стойко сопротивляться масляному искушению «Эм-энд-эмс». Мы болтали на обычные темы – как ненавидим Сикофанта, как не выносим Блудного Сына, как наши ценные бумаги дышат на ладан, и я отметил, что мое новое состояние души распространяется и на остальных членов Союза Четырех. Юный Почтальон выглядел намного лучше благодаря паре ночей нормального сна, Клайд взял себя в руки после того, как мы спасли его задницу от аукционного фиаско. Все почти вернулось к золотым денькам, когда мы только начали работать в Банке, свежевыбритые и розовощекие, и налет юношеской наивности еще не поистерся под прессом брутального корпоративного режима.

Клайд скатал салфетку в комок и, как в баскетболе, провел точную подачу в мусорную корзину.

– Эй, мы по-прежнему хотим, чтобы Блудного Сына уволили?

– Упущенная возможность, – скептически отозвался Пессимист.

– А вот и нет, – многообещающе ухмыльнулся Клайд. – Думаю, у нас есть вторая попытка обессмертить себя в узком кругу.

– Нам больше не представится случая их застукать. Можешь мне поверить, я пару раз специально ходил мимо зала заседаний.

– Нет, я предлагаю кое-что совершенно другое, – покачал головой Клайд и вытащил из кармана пиджака прозрачный пузырек.

– Что это? – сунулся к нему Юный Почтальон.

Клайд отдернул руку:

– Осторожнее, Почтальоша, это дорого стоит! Жидкий экстази. Пробовал когда-нибудь?

К моему удивлению, Юный Почтальон кивнул:

– Я проглотил однажды таблетку.

Пессимист хлопнул себя по колену:

– Значит, наш Почтальон выделывает коленца под экстази! Пощипывает себе соски под техно! Пока не увижу, не поверю!

Юный Почтальон надулся:

– Я, между прочим, не всегда таким был. И глаз раньше не дергался. Нервный тик начался, когда я стал работать в Банке. К твоему сведению, я уже почти научился его контролировать.

В доказательство он быстро-быстро задергал веком и действительно замедлил тик до легкого вздрагивания.

– Почтальон, это отвратительно! – поморщился Пессимист.

– А еще кто? – спросил Клайд.

– Я пробовал однажды на пару с подружкой, – признался Пессимист. – Проблема в том, что ты весь дрожишь-пылаешь от возбуждения, а стояка нет. Самый обидный облом в моей жизни.

– Понимаю твою боль, брат, хотя существуют способы обойти этот эффект.

Повернувшись ко мне, он спросил:

– А ты?

– Что – я?

– Когда-нибудь пробовал экстази?

Правду сказать, был грех на втором курсе в колледже. Смешнее и нелепее мне ничего видеть не доводилось – всей компанией сидим, нежно поглаживаем себе руки – с нижней губы свисают слюни – и стонем: «Я люблю тебя, приятель, нет, серьезно, я тебя обожа-а-а-ю, милый», итак целую ночь, а наутро наотрез отказывались признать, что несли такое.

– Нет, это не по мне.

– Ну-ну. В любом случае жидкий экстази гораздо сильнее, чем таблетки, которые продают на улице. Вкуca тоже особого нет. План такой: ждем удобной возможности и подливаем это Блудному Сыну в кофе, чтобы окосел на презентации важного проекта. Мастурбация в присутствии Клиента поставит крест на приятельских отношениях Сынка с его основным партнером в сквош, не так ли, джентльмены?

Пессимист скептически отнесся к предложению:

– Да ну, ерунда какая-то. Мы не сможем контролировать ситуацию. Видеоролик был куда проще и эффективнее.

– Проще, зато провалился.

Клайд выдержал драматическую паузу.

– Слушай, давай не будем опускать руки только потому, что нас один раз постигла неудача. Нужно это пережить и двигаться дальше. Что мы, не мужики, что ли?

– Я участвую, – сказал я.

Пессимист критически изогнул бровь.

– А что? – пожал я плечами. – Все гораздо проще, чем в тот раз.

Пессимист несколько секунд переваривал услышанное и наконец величественно кивнул:

– Да будет так. Приступаем к плану номер два.

К концу недели мой позитивный настрой распространился, как грипп, захватывая кабинет за кабинетом. Вторгаясь в атмосферу с легким треском статического электричества, позитив вызывал неуверенные улыбки, расцветавшие на губах, которые прежде могли разве что дрогнуть в презрительной усмешке, становясь причиной заливистого смеха, сопровождаемого клокотанием слизи в дыхательных путях мумифицированной семидесятилетней секретарши на ресепшене, и восторженных девчачьих взвизгиваний в ледяном логове Снежной Королевы. Более того, позитив распространялся сквозь стены, полз вверх по шахтам лифта, пока не добрался до главного святилища Банка – обшитого кедром пентхауса Самой Холодной Рыбы в Пруду и небольшого кружка исполнительных директоров, желчных персонажей породы «будет сделано».

Ничем иным я не могу объяснить из ряда вон выходящий случай: проходя мимо кабинета Сикофанта и с трудом удерживая разъезжавшуюся башню из семидесяти буклетов для инвесторской презентации, я застыл на месте от неожиданности: комната была абсолютно пуста. Стерильная пустыня коврового покрытия и голых оштукатуренных стен: ни монитора, ни папок, ни снимков Сикофантова сынка-ботаника, занимавших полстола. Очнувшись от ступора, я на полусогнутых припустил в наш кабинет, где благополучно уронил буклеты на пол. Пессимист повернулся на стуле с широкой улыбкой:

– Мямлик, ну и везучий же ты сукин сын!

– Что происходит?

Он прищелкнул пальцами:

– Пуф – и нету.

Я нашарил стул и сел – от невозможности поверить в такое счастье закружилась голова.

– Разыгрываешь? Неужели его уволили?

– Ну нет, ты уж всего сразу хочешь. Перевели в группу «Биотех». Поцелуй смерти, можно сказать. Эта группа технологических придурков ни одной сделки не провела за два года. Они сидят на другом этаже, так что никаких неловких встреч в коридоре…

– Я просто не могу поверить!

Словно выигрыш в лотерею: слишком неожиданно и ошеломляюще, чтобы осознать сразу. Вся твоя вселенная перестраивается за секунды, когда несколько цветных шаров падают в соответствующие гнезда. Если бы у меня хватило сил сосредоточиться, я бы оценил отдельные положительные моменты – например, теперь мне не понадобится срочно делать «те расчеты» до конца дня. Но в тот момент глобального осознания личной выгоды у меня еще не произошло: я нежился от неожиданного счастья и воодушевления, заполнявших меня, пузырясь до самых краев; мое ликование требовалось разбавить какой-нибудь эпатажной выходкой.

Я даже счел нужным на что-то обидеться.

– Хамство какое, пашешь на него круглые сутки, только его харю и видишь, а он даже не предупредил, что уходит!

– А так здесь заведено, – пояснил Пессимист. – Все происходит по принципу служебной необходимости. По мнению начальства, нам, аналитикам, нет нужды вникать в мелочи. Кроме того, ему, наверное, неловко – не самый престижный перевод, уверяю тебя. Сейчас он – новичок в незнакомом коллективе, пара лет уйдет на то, чтобы закрепиться. Его практически отбросили в начало карьеры, в самый низ служебной лестницы. И вообще чего ты о нем беспокоишься? Тебе полагается скакать от восторга!

– Да, верно. Но все же не повезло мужику…

Помимо застарелой вражды, я ощутил некое душевное движение, если можно так сказать, крохотную долю сочувствия, и это отвратительно: Сикофант, вне всякого сомнения, был моим злейшим врагом, проклятием, отравлявшим мне корпоративное существование. Я планировал его свержение такими ужасными способами, от которых кровь застыла бы в жилах у самого невозмутимого психиатра, вздумай он проверить меня с помощью теста Роршаха^[40]. И тем не менее – вот вам.

Не знаю, в чем тут дело. Может, стокгольмский синдром прорезался.

Все еще не придя в себя от изумления, я сидел за компьютером, когда сзади бесшумно подошел Волокита-Генеральный. К счастью, на экране у меня была легитимная электронная таблица, над которой полагалось работать.

– Клайд, мне нужна твоя помощь.

– Всегда готов.

– Слушай, я где-то забыл мой «Блэкберри», пока ездил по делам. Пробовал звонить, но на телефонах сплошь сидят иммигранты, чирикающие только на своей тарабарщине. Давай бери такси и поезжай искать.

Он вручил мне список злачных мест, которые почтил своим присутствием. Судя по количеству заведений, где полагалось искать «Блэкберри», утро у Волокиты выдалось напряженное: «Старбакс» к северу от Банка, суши-ресторан на востоке, местечко, обозначенное как «Бобровая ферма Джулии», в противоположном направлении. Полная инспекция займет по крайней мере полдня. Звучит как увлекательная вылазка на природу, но с меня никто не снимал четыре отчета, которые по-прежнему необходимо выдать на-гора в установленные сроки.

Я читал список, соображая, как ехать, когда в комнату вбежал Юный Почтальон.

– Эй, – запыхавшись, выдохнул он. – Кто оставил «Блэкберри» на моем столе?

Лотерея. Я открыл рот, чтобы назвать настоящего владельца, но Пессимист протянул руку и сказал:

– Это я.

Почтальон вручил ему телефон, поправил очки и припустил по коридору обратно к себе.

– Беги, кролик, беги, – усмехнулся Пессимист.

– Он сегодня играет в Быстрого Гонзалеса? – поинтересовался я.

– Нарезает круги по офису все утро, – ответил Пессимист, подозрительно возясь с «Блэкберри». – Снежная Королева совсем его заездила изменениями в презентации в последнюю минуту.

Я кивнул на «Блэкберри»:

– Будешь читать его сообщения?

– Конечно, нет, – отмахнулся он. – Очень мне надо знать о подписке Волокиты на особо извращенную порнуху. «Блэкберри» нужно вернуть законному владельцу, верно?

– И ты собираешься это сделать?

– Нет, – сказал он, бросая мне телефон. – Вернешь сам. После двух часов усердных поисков.

Я отрицательно покачал головой, но Пессимист нахмурился.

– Слушай, Мямлик, прекращай. Мало ты шестерил на Сикофанта? Ты что, боишься, Волокита настолько опустился, что станет тебя проверять?

– А вдруг?..

Но Пессимист был прав: риск минимальный. Не давая себе времени передумать, я схватил пальто и вышел за дверь. Вылакав двойной эспрессо в «Старбаксе», я вышел на тротуар. Рядом остановилось такси, и я уже собирался сесть в машину, когда во внутреннем дворике краем глаза случайно заметил Женщину с Шарфом, курившую возле одной из бронзовых коров. Сегодня она была одета агентессой КГБ – в блестящий черный плащ с высоко повязанным клетчатым шарфом от «Бербери».

Мгновение я склонялся к легкому выходу из ситуации – прыгнуть в такси и избежать неловкой встречи, но она уже заметила меня и задержала взгляд. Ничего не осталось, как подойти и заговорить.

– Привет.

– Здравствуй, – безразлично отозвалась она.

– Я… э-э-э… не знал, что ты куришь.

Женщина с Шарфом с силой выпустила прозрачный дым сквозь сжатые зубы.

– А что, тебе это мешает?

– Нет, – нервно засмеялся я. – Сам раньше курил.

Она выразительно округлила глаза.

– Вот как, значит…

Я сунул руки в карманы и принялся перебирать пальцами всякую мелочь – у меня привычка так делать, когда нервничаю: ключи, банковская карточка, обертка от «твикса», мятный леденец от кашля, что-то влажное…

– Почему ты не отвечаешь на мои мейлы?

– Я была занята.

– О-о, работой и всяким таким?

Затушив окурок о бронзовый коровий бок, она ответила:

– Да, работой и всяким таким. И то и другое требует времени.

– Я знаю.

– Если знаешь, зачем спрашивать?

– Я просто, ну, это…