Текст книги "Потемкин. Фаворит и фельдмаршал Екатерины II"

Автор книги: Детлеф Йена

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Тем не менее Екатерина не имела никаких тайн от своего Гриши и сообщала ему чистосердечно: «Я сегодня думаю ехать в Девичий монастырь, естьли не отменится комедия тамо. После чего как бы то ни было, но хочу тебя видеть и нужду в том имею. Был у меня тот, которого Аптекарем назвал, и морчился много, но без успеха. Ни слеза не вышла. Хотел мне доказать неистовство моих с тобой поступков и, наконец, тем окончил, что станет тебя для славы моей уговаривать ехать в армию, в чем я с ним согласилась. Одни все всячески снаружи станут говорить мне нравоучения, кои я выслушиваю, а внутренне ты им не противен, а больше других Князю. Я же ни в чем не призналась, но и не отговорилась, так чтоб могли пенять, что я солгала». Екатерина ни секунды не думала о том, чтобы отправить Потемкина в армию. Но Орловы имели по-прежнему много власти и занимали при дворе влиятельные позиции. События, сопровождавшие ее вступление на престол, а также все, что сопровождало этот государственный переворот, на долгие годы сильно привязало Екатерину к тем, кто возвел ее на трон. История не возвращается – она остается вездесущей и стабилизирует автократические «связки», до тех пор пока они не разрываются под давлением новых политических условий.

В этой связи историческая литература задается вопросом, состояли ли в браке Екатерина и Потемкин. Екатерина сочеталась браком в 1745 году с великим князем Петром Федоровичем. После его смерти она заняла трон, и через некоторое время возник план ее бракосочетания с Григорием Орловым. Никита Панин был категорически против этой идеи. Существует целый ряд свидетельств от 1774 года и последующего времени о том, что Екатерина и Потемкин все же обвенчались. Свадьба должна была состояться в конце 1774 года в маленькой церкви Святого Сампсония на Выборгской стороне на окраине Петербурга. Екатерину сопровождала только ее служанка Мария Саввишна Перекусихина [55]55
  Мария Саввишна Перекусихина (1739 – 8.8.1824) была любимой камер-юнгферой императрицы и неотлучно находилась при Екатерине. – Прим. ред.


[Закрыть]. В качестве свидетелей акта бракосочетания были племянник Потемкина граф Александр Николаевич Самойлов и камергер Евграф Александрович Чертков. Оба экземпляра документа о заключении брака были переданы на хранение Самойлову и Перекусихиной. Документ, который хранился у Самойлова, был якобы погребен вместе с ним в 1814 году, в то время как второй экземпляр находится, возможно, во владении старой дворянской семьи Волконских. История выглядит несколько фантастической. В действительности документы – если они вообще существовали – никогда не предавались огласке, поэтому документального подтверждения их брака нет. Сторонники того, что Екатерина и Потемкин были законными супругами, обосновывают свое утверждение многочисленными формулировками из писем и сообщений, которые они рассматривают в качестве «доказательства» их тезиса.

Одним из доказательств рассматривается письмо французского посланника графа де Сегюра об отношениях между Екатериной и Потемкиным, в котором есть фраза: «Поразительной основой его [Потемкина. – Прим. авт.] прав является большая тайна, которая известна только четырем человекам в России». Однако этой фразы недостаточно, чтобы утверждать, что брак все же был заключен. Письмо посланника было написано 21 декабря 1787 года, то есть через тринадцать лет после предполагаемого события. При Петербургском дворе не было такой тайны, которая могла храниться так долго!

Существуют данные о беседе императора Иосифа II с британским посланником сэром Робертом Мюреем Кейтом в 1782 году. Посланник спросил императора, который незадолго до этого вернулся из Петербург, соответствуют ли правде слухи, что влияние Потемкина падает. На что Иосиф II ответил: «Нисколько, в области политики они никогда не были настолько сильными. У императрицы России нет желания расстаться с ним. Тем более что по разным причинам и обязательствам различного рода ей не так просто расстаться с ним, даже если бы она этого хотела».

Этот ответ можно было интерпретировать по-разному, и он не может служить убедительным доказательством формального бракосочетания. Представленное Иосифом II положение соответствовало фактам и не предполагало никакого тайного бракосочетания. Кроме того, при оценке документа нужно иметь в виду, что Иосиф II был здравомыслящим и скромным человеком, и атмосфера роскоши и блеска, которой окружал себя Потемкин, действовала ему на нервы.

Предпринималась также попытка установить факт бракосочетания на основании обширной переписки между Екатериной и Потемкиным. При обращении друг к другу они оба использовали слова «супруг» и «супруга». Однако поиск доказательств брака на основе формулировок не представляется убедительным, поскольку и до, и после предполагаемой даты бракосочетания их письма содержали такие обращения: «Сожалею, душа моя безпримерная, что недомогаешь. Вперед по деснице босиком не бегай, а естьли захочешь от насморка скорее отделаться, понюхай табак крошичко. Тот же час лучше будет. Adieu, m’amour, mon coeur [Мой дорогой друг и супруг], м[уж] дорогой, славный, сладкий и все, что себе милое, приятное, умное представить можешь». Не только коронованные особы имеют обыкновение пользоваться до формального юридического бракосочетания словесными атрибутами состоявшегося брака.

Если ей это было нужно, Екатерина могла быть щепетильной до мелочей. Но когда дело шло о ее собственных радостях, она позволяла себе некоторые вольности. Она признавала также определенную свободу для ревнивого Потемкина – по меньшей мере, относительно женщин. В многочисленных письменных обращениях нет доказательств заключения брака. Даже если предположить, что брак был – он не был похож на гражданский брак XIX и XX столетий. Любое сравнение с нашими моральными представлениями о любви, браке и супружеской верности было бы неудачным.

Несмотря на постоянно повторяющиеся уверения в любви, их отношения оставались сложными и полными внутренних противоречий. Бессмысленно искать доказательства того, сочетались ли браком Екатерина и Григорий на самом деле в 1774 году. Если они это сделали, то им удалось очень хорошо сохранить свою тайну. Это было личное дело Екатерины и Потемкина, и пускай оно останется тайной навеки.

И если Потемкин в последующие годы, когда прошло опьянение первого времени, не потерял своего влияния на императрицу, то причиной был не формальный документ о браке, а блестящие способности князя как личности, политика, государственного деятеля и военачальника. Эта гениальность отличала его от одержимого болезненной страстью власти, заурядного человека Григория Орлова.

Екатерина была бы глупа, если бы отказалась от услуг Потемкина. По своему характеру Потемкин не мог удовлетвориться участью морганатического супруга. А можно ли представить себе Екатерину Великую в роли банальной госпожи Потемкиной, подающей экзальтированному супругу теплые носки и жареного голубка? Сама мысль кажется нелепой. Для справедливой оценки России Екатерина II и Григорий Потемкин представляют большую ценность, если оставить вещи такими, какие они есть. Отношения между императрицей и имперским князем понятны и без официального церковного свидетельства о браке. Бракосочетание, было оно или нет, не важно, главное – страстная любовь, горячая ревность Потемкина, неукротимое честолюбие этого человека и государственного деятеля.

Конечно, должен учитываться и тот фактор, что они оба были не простыми людьми, а стояли во главе государства. Каждая черта характера и каждое проявление жизни связывали любовь с политикой. Потемкин ненавидел Григория Орлова или даже находящегося вне подозрения в любовных делах Никиту Панина не только из-за того, что они долгие годы были близки императрице, но и потому, что они препятствовали его собственным политическим интересам и целям. Любовь и политика, политика и любовь – существовала неразрешимая игра сил в жизни Потемкина на службе у императрицы.

По существу, Потемкин был невыносимым человеком с выдающимися способностями уже в первый период его связи с императрицей. С талантами, которые служили удовлетворению его неумеренных требований. Так же страстно, как он любил Екатерину, он проявлял свое честолюбие или хотел посвятить жизнь служению Богу. Безмерная гордость, саморазрушающая ревность, исключительная воля к власти, никогда не ослабевающая жажда деятельности и неизмеримая мистика – все это было его жизнью. Во всем, что он делал, проявлялась его кипучая жизненная энергия.

Екатерина вошла в историю как Великая, Потемкин же такой славы не заслужил. Но Екатерина, это нужно подчеркнуть без снисхождения, не доросла до стихийной мощи этого человека. Она старалась только любить и понимать его. Но это было только опьянение и оставалось опьянением. До необычной силы Потемкина не дорос никто – в конечном счете даже он сам. Екатерина находила лишь защиту в факте, что она управляла Россией как абсолютная властительница и знала только подданных – не важно, на какой ступени иерархической лестницы они стояли. Лишь в этом отношении она превосходила своего Гришу. Не нужно думать, как она достигла такого выдающегося статуса. Она не терзала себя сомнениями.

Из всех событий до конца 1774 года становится ясным: Григорий Потемкин использовал месяцы ее исключительного расположения для решающих шагов по укреплению своего положения при дворе. При этом Екатерина не потеряла ничего от своей чести императрицы. Она давала Григорию относительную свободу в политических вопросах и поддерживала все усилия по укреплению его позиций в государстве. Она уступала эксцентрическим настроениям своего фаворита и одновременно смягчающе действовала на него. Часто повторяемое утверждение, что он господствовал над ней, со временем кажется преувеличенным – по меньшей мере когда речь идет о делах государства и политике.

Такие люди, как Петр Румянцев, Александр Безбородко, Никита Панин или Алексей Орлов, пользовались вниманием императрицы. Этому не мешал тот факт, что они представляли часто взгляды, которые не совпадали с взглядами императрицы и Потемкина. Важные политические решения принимались после коллективного обсуждения с советниками и высшими сановниками. Обсуждение предметных вопросов для подготовки принципиальных решений по направлениям не предполагал ни принципа автократии, ни придворную интригу: побежденные в споре могли быть сосланы – «нормальный» профессиональный риск.

Потемкин уже имел исключительное положение среди императорских советников, он достиг высшего ранга. После назначения генерал-адъютантом последовало звание подполковника лейб-гвардии Преображенского полка. Офицерский чин в этом богатом традициями полку считался высшей честью в Русском государстве [56]56
  Это произошло 15 марта 1774 года. Полковником лейб-гвардии Преображенского полка считалась сама императрица. – Прим. ред.


[Закрыть]. В начале мая 1774 года императрица ввела Потемкина в Совет при Высочайшем дворе – высший консультационный орган государства, хотя для этого пришлось преодолеть сопротивление прежних его членов. Не прошло и четырех недель, как Потемкин стал вице-президентом Военной академии. Договор, подписанный в Кючук-Кайнарджи, принес ему титул графа Российской империи [57]57
  Этот титул был пожалован Потемкину 10 июля 1774 года. Договор был подписан также в этот день, а получение известия об этом событии в Петербурге произошло несколькими днями позже. – Прим. ред.


[Закрыть], хотя его заслуги не были особенно выдающимися.

Фаворит императрицы получил шпагу, усыпанную алмазами, а также в качестве скромного подарка императрицы украшенный алмазами портрет императрицы для ношения на груди – такой же в свое время получил и Григорий Орлов. Знаком особого расположения было также поручение Потемкину руководить торжествам и по случаю окончания войны и заключения мира с Турцией, которые состоялись в начале 1775 года в Москве. Само собой разумеется, что новоиспеченный граф получил все высшие ордена, которым его могла наградить Екатерина, он мог служить живым памятником византийского стиля управления русских самодержцев. Это ему не только нравилось, это соответствовало его жизненному стилю. В течение полугода, до конца июня 1774 года, Потемкин стал шефом всей легкой кавалерии и всех иррегулярных войск. Он получил орден Белого орла и орден Александра Невского [58]58
  На тот момент орден Белого орла был польской наградой, и Екатерина им наградить Потемкина не могла, а могла лишь ходатайствовать перед королем Польши о награждении. 25 декабря 1774 года он был награжден орденом Андрея Первозванного. – Прим. ред.


[Закрыть]. В 1776 году он был назначен генерал-губернатором Новороссийской, Азовской и Астраханской губерний. Это – только наиболее важные назначения и награды. Когда должен был закончиться ливень почестей и наград? И если кто-то достиг такого уровня, то само собой разумеющимися были почести и награды, которые вручали иностранные государства. Для Екатерины не составляло труда искать признания ее царственных кузенов. Так, в течение короткого времени на могучей груди Потемкина оказалась замечательная коллекция высших европейских наград. От Пруссии он получил Синего орла, от Польши – Белого орла и Святого Станислава, от Дании – Белого слона, от Швеции – Святого Серафима.

За границей ширилось недовольство фантастическим взлетом Григория Потемкина. Франция и Австрия уклонились от награждения орденами под тем предлогом, что Потемкин не был католиком. Но «матушка Екатерина» знала, как удовлетворить честолюбие ее фаворита. Она уже и раньше пользовалась привилегией рекомендовать австрийским монархам свои кандидатуры на титул «князя Священной Римской империи» и приложила много сил, чтобы убедить упрямую Марию Терезию. Наконец, Иосиф II согласился. В марте 1776 года документ о пожаловании титула прибыл в Петербург [59]59
  Иосиф II пожаловал Потемкину княжеское достоинство с титулом светлости 16(27) февраля 1776 года. По существующему порядку иностранный титул должен был быть подтвержден высшей властью той страны, к которой принадлежал награжденный – ему официально разрешалось пользоваться этим титулом у себя на родине. Это и произошло 20 марта 1776 года. – Прим. ред.


[Закрыть], хотя русско-австрийские отношения не были в то время ни оживленными, ни многообещающими. Но прекрасный титул, полученный в нужное время для нужного человека, мог стать действительно живительным для будущих отношений. Теперь к Потемкину нужно было обращаться только «Ваша светлость», «сир» или просто «князь». Несколько омрачало триумф Потемкина то, что подобный же титул ранее был получен и его предшественником Григорием Орловым!

Однако другое крайне почетное отличие он так и не получил: британский посланник, стремившийся к улучшению русско-английских отношений, энергично выступал за то, чтобы наградить Потемкина орденом Подвязки. Но король Георг III с возмущением отклонил это предложение, и посланник получил строгий выговор за столь вызывающую инициативу.

Само собой разумеется, петербургский двор и русская общественность следили за стремительным взлетом Потемкина со все возрастающим интересом. Людей, которые попадают в фавор коронованных особ, всегда окружают толпа льстецов, все хотят заручиться их дружбой. Недоброжелательство, зависть и интриги также растут вместе со славой, сначала тайно, а затем достигая своего апогея, когда однажды высоко взлетевший падает. Как мог не быть фаворит окруженным льстецами? В чем Орлов был прав, в том Потемкин мог быть только справедливым. Люди всех высших слоев – сановники, царедворцы и офицеры – ожидали от новой звезды на золотом небосклоне империи совета, помощи и, прежде всего, протекции. Даже для Орловых у всех находились приторно сладкие слова! Теперь Московский университет, из которого когда-то был исключен ленивый и непокорный студент, услужливо награждал его почетным академическим дипломом. Все-таки профессора обладали определенным, хотя и покорным, мужеством. Когда Потемкин величественным и не терпящим возражений тоном весело заговорил с ними о том далеком исключении, один из самых храбрых ответил: «Тогда Вы заработали это, Ваша светлость». Потемкин мог позволить себе громко рассмеяться, и хор раболепствующих академиков поддержал его.

Григорий Потемкин считал почести, как естественное состояние его нового положения, и он очень удивился бы, если бы они отсутствовали. Народная молва говорит просто: власть подкупает. Фаворит владел почти естественным правом на следующие доказательства признания его молниеносного взлета. Он мог реагировать непомерно раздраженно и сердито, если ему отказывали в блестящих побрякушках. Екатерина прилагала все усилия, чтобы он был доволен. Но если цели его пожеланий не были достигнуты, он вел себя как скверный маленький ребенок. Он дулся по-настоящему, как невоспитанный мальчишка, и на людях отрицательно отзывался об императрице. Неоднократно она просила его: «Нас же просим впредь не унизить, а пороки и ошибки покрыть епанечкою, а не выводить наружу перед людьми, ибо сие нам приятно быть не может. Да и неуместно ниже с другом, еще меньше с ж[еною]». То, что своей пренебрежительной болтовней об императрице он вредил себе сам и лил воду на мельницу своих противников, Потемкин не понимал, вопреки всему своему политическому благоразумию. Когда против его участия в заседаниях Совета при Высочайшем дворе, о котором ходатайствовал он сам, выступили члены этого Совета, он перестал разговаривать с императрицей. Она плакала горькими слезами, уступила, наконец, и Потемкин вновь упрямством добился своего.

Что касалось денежного вопроса, то здесь аппетиты Потемкина не имели границ. Он тратил огромные суммы, регулярно получал денежные пожалования и имел, кроме того, фиксированное жалованье. Он жил на широкую ногу, не задаваясь вопросом о происхождении денег. Он сам любил делать дорогие подарки и вообще был очень щедрым человеком. Если у него оказывались деньги, он их сразу тратил. Екатерина получала изысканные подарки, и князь не волновался, оплачивая служебные расходы из своего кармана – Екатерина всегда возмещала ему расходы. К деньгам она прибавляла ценные подарки: меха, драгоценности, мебель и предметы искусства. Ее особенное чувство юмора характеризовал столовый сервиз из фарфора, подаренный Екатериной ее «супругу» с посвящением: «Самому великому обкусывателю ногтей России».

Екатерина лично заботилась об обеспечении фаворита «хлебом насущным» и бывало спорила с ним по поводу растущих расходов. Чтобы не иссякали поступления, Потемкин получал при регулярных раздачах земельной собственности значительные наделы и души. Очень скоро он оказался в числе самых богатых землевладельцев России. Тем не менее у него накапливались долги, он не бросил старые привычки гвардейского офицера. Екатерина должна была прилагать большие усилия, чтобы хоть как-то контролировать его дела.

Эти характерные черты жизни Потемкина делают его биографию особенно интересной. Существуют пикантные подробности: на одном банкете была подана на десерт ваза, наполненная драгоценными камнями! Но Потемкин никогда не стал бы Потемкиным, если бы вся его жизнь состояла только из таких чудачеств. Любовь к Екатерине удовлетворяла его страсть к женщине, а честолюбие в России играло очень важную роль. Надменное и снобистское безразличие по отношению к материальным ценностям соответствовало предложенному ему изобилию и одновременно его стремлению жертвовать собой ради службы императрице и России.

Князь не поддался легковерной иллюзии, что теперь он защищен от интриг и нападок все увеличивающейся толпы недоброжелателей. Чествования, деньги и недвижимость укрепляли его положение при дворе. Тем не менее он также понимал, что власть можно было сохранить и укрепить в конечном счете только успехами во славу императрицы и Отечества. Без этого нельзя было надеяться, что императрица будет постоянно проявлять бесконечное терпение. Поэтому иногда возникает мнение, что Екатерина в их личных отношениях была полностью подчинена ненасытному молоху Потемкина, боялась его переменчивого настроения и старалась, чтобы он оставался довольным. Однако это первое впечатление было обманчивым. Она любила, в первые годы даже безумно, этого «ужасного и отвратительного Циклопа». Но она также знала всегда, что он принадлежал к тем немногим людям в России, которые из личного расположения и из понятного честолюбия были действительно преданы ей… Потемкин хотел господствовать – Екатерина господствовала. Он бросался с той же страстью в работу во имя государства, с которой любил Екатерину. Он хотел добиться собственного места в России и в ее истории рядом с императрицей.

Эта воля заставляла его постоянно двигаться вперед, но не защищала от ошибок. Ревнивый любовник Григорий Потемкин позволял себе, несмотря на все благоговение перед императрицей, непонятное бесстыдство насмехаться над возлюбленной на людях. Почти в комедиантской манере он высмеивал ее слабости. Но это были недостатки, приписываемые его экзальтированности. Исторический факт: князь и полководец, генерал-губернатор южных провинций, талантливый дипломат и администратор всегда проявлял необходимую лояльность по отношению к императрице.

Факт возвышения Потемкина породил большое количество завистников, особенно если учесть, что такая смена фаворита сопровождалась фактическим удалением Григория Орлова от двора. Если бы Потемкин ограничился только ролью умелого и тонкого любовника, противников было бы немного и страсти бы не накалялись. Придворные боялись и ненавидели его не потому, что он мог быть отвратительным в общении, а потому, что из-за своего влияния на императрицу мог достичь исключительного положения. Даже Григорий Орлов не владел той мерой самостоятельного принятия политических решений, какая была у Потемкина. Поэтому неудивительно, что активность князя разделила двор на две части: партию сторонников и партию завистников. А кроме того, все начали испытывать страх перед имперским князем…

Иностранные дипломаты некоторое время находились в замешательстве и не могли определиться, какую партию они должны поддерживать: ту, в руках которой находилась высшая власть, или ту, что осуществляла принятие конкретных решений. Казалось бы, здесь не должно быть противоречия. Но застарелые болячки монархических государств Европы определяли и жизнь Петербургского двора во второй половине XVIII столетия. Оба компонента – власть и принятие решений – часто сильно разнились. Екатерина обладала неограниченной властью, но тем не менее принятие ею конкретных решений в очень большой степени зависело от способностей советников, которые, в свою очередь, стремились к получению власти. Это был вечный порочный круг. Следовательно, многое зависело оттого, какую позицию в отношении Потемкина занимали лица, находившиеся на ведущих государственных постах. Дипломаты внимательно прислушивались к тому, о чем перешептывались при дворе. Особенно большой интерес у них вызывало мнение Панина, Румянцева, Орловых или наследника престола. Но постепенно все больше и больше внимания они стали уделяли главному объекту их наблюдений – великому Потемкину.

Формально в руках графа Никиты Панины находились вопросы внешней политики. Кроме того, он пользовался огромным влиянием, контролируя сложное соотношение сил между императрицей и ее сыном Павлом. Панин не считался близким другом Потемкина, но братьев Орловых он не переносил вовсе. Панин должен был считаться с тем, что клан Орловых, к которому принадлежали влиятельные графы Иван и Захар Чернышевы, занимал решающие командные позиции при дворе и в русской политике.

Посланники Англии и Швеции еще долгое время после возвышения Потемкина считали, что возвращение Григория Орлова возможно. Они сделали этот вывод из поведения самого Григория Орлова, который делал вид, как будто ничего вообще не произошло. Он ухаживал не только за красивыми придворными дамами, но и постоянно вступал в споры с Григорием Потемкиным. Потемкин оставался удивительно спокойным и следовал пожеланиям Екатерины, которая хотела избежать какого бы то ни было конфликта с Орловыми. Она требовала от Потемкина: «Только одно прошу не делать: не вредить и не стараться вредить Кн[язю] Ор[лову] в моих мыслях, ибо я сие почту за неблагодарность с твоей стороны. Нет человека, которого он более мне хвалил и, по-видимому мне, более любил и прежнее время и ныне до самого приезда твоего, как тебя. И естьли он свои пороки имеет, то ни тебе, ни мне непригоже их расценить и разславить. Он тебя любит, а мне оне друзья, и я с ними не расстанусь». В уговорах Екатерина иногда проскальзывали угрожающие нотки: «Вот те нравоученье: умен будешь – примешь; не умно будет противуречить сему для того, что сущая правда». Общий путь к трону связывал необъяснимым для посторонних образом так крепко, что даже самые сильные чувства должны были отступать на задний план. Потемкин руководствовался этим потом – в свойственной ему манере. Время работало на него.

Общаясь с Никитой Паниными императрица, говоря об Орловых, редко пользовалась подобными словами. Здесь она колебалась. Граф Панин был в курсе всех тайных замыслов и всех ее уловок. Он вел себя как противник Орловых, так как поддерживал наследника престола и его претензии на трон. Тем не менее он всегда действовал крайне осмотрительно и осторожно и на открытый конфликт с Орловыми не шел.

В Орловых было что-то такое, что делало их положение при дворе почти непоколебимым. Григорий Орлов постоянно трактуется в истории как грубый и недалекий человек, и его постоянно рисуют в отрицательном свете. Он и его братья являются воплощением всех теневых сторон государственного переворота Екатерины. Но подобная оценка не совсем правдива. Пять братьев Орловых образовали для императрицы надежную опору, с помощью которой она определенное время могла регулировать свои сложные взаимоотношения с наследником престола. Этим братья Орловы заработали себе высокое положение в империи Екатерины. Они возвели императрицу на трон и играли активную роль в ее имперской политике. Необходимо отметить, что ученые не очень озабочены тем, чтобы дать справедливую оценку братьям. В годы правления династии Романовых просто не хотели напоминать о том, что Екатерина Великая была обязанной своей короной небольшой группе грубых гвардейских офицеров. Богом данный и помазанный на царство император Всероссийский не мог быть обычным человеком, поддающимся шантажу и насилию!

Конфликт с Орловым предполагал для Потемкина очень внимательно следить за тем впечатлением, которое производили его действия на наследника престола и графа Панина. Панин пользовался доверием императрицы, хотя ее отношения с «молодым двором» Павла в Гатчине оставались натянутыми. Потемкин же был заинтересован в хороших и стабильных отношениях с Паниным и цесаревичем. Но если у Никиты Панина усилия Потемкина имели успех, в случае с Павлом Петровичем он натолкнулся на враждебное неприятие. Наследник престола ненавидел свою мать и ее окружение в такой мере, что даже по отношению к Потемкину нормальные отношения были практически исключены. С другой стороны, Екатерина настойчиво отвергала каждую попытку Павла получить возможность оказывать влияние на политику. Граф Панин являлся в те годы, очевидно, единственным стабильным звеном для формальных контактов между матерью и сыном.

Так как Панин с Потемкиным определенное время находились в очень хороших отношениях, то между наследником престола Павлом и Потемкиным установилось некое нейтральное перемирие. Британский посланник писал: «Господин Потемкин находится в доверительной связи с господином Паниным. Он часто советуется с ним, просит высказать свое мнение и, когда он пребывает в городе, использует возможность, чтобы встретиться с Паниным».

Однако первое впечатление не вводило в заблуждение. Сэр Ганнинг узнал, что разделение двора на сторонников и противников Потемкина обсуждалось на Совете при Высочайшем дворе. С одной стороны, ее фаворит и граф Панин, с другой – Орловы и Чернышевы. Дипломаты пытались сориентироваться. Так как их личный авторитет – и русская политика в отношении конкретной страны – всегда зависели от желаний и планов конкретных людей, и в зависимости отличных взаимоотношений влияние дипломатов могло подниматься или падать. Потемкин пошатнул сложившийся баланс власти, но конечно же не обрушил его. Это не могло входить в его намерения. Но новые политические интересы, реформы и цели требовали во все времена новых исполнителей. На человеческие потери или трагедии новые правители не обращали внимания.

Граф Захар Чернышев должен был уйти со своего поста вице-президента Военной академии [60]60
  Генерал-фельдмаршал граф Захар Григорьевич Чернышев с сентября 1773 года был президентом Военной коллегии – с этой должности он в 1774 году и подал в отставку, и его место получил Потемкин. Никакой Военной академии в России на этот период не существовало. – Прим. ред.


[Закрыть]. Потемкин получил эту должность, и теперь армия должна была выполнять только его приказы. Братья Орловы на время исчезли из Петербурга. Алексей уехал в Италию (позже он снова был удостоен высоких почестей). Григорий Орлов сочетался браком, путешествовал за границей и возвратился только в 1782 году в Россию и умер на следующий год [61]61
  Григорий Орлов сначала уехал за границу в начале 1775 года, а женился только в 1777 году – на фрейлине Е. Н. Зиновьевой. – Прим. ред.


[Закрыть]. Как сенсационно началась стремительная карьера Орлова, оказавшего такую большую помощь императрице, и как банально все закончилось!

Эти придворные интриги, в которые оказались вовлечены многочисленные сановники и царедворцы, начались, по существу, уже в 1774 году. Григорий Потемкин вышел победителем в борьбе за власть. Уже в первый год его положения фаворита он захватил решающие позиции, которые соответствовали его стремлениям монопольного господства в службе императрицы. Определенные стороны конфликта были улажены: Панин управлял внешней политикой, и посланник Ганнинг писал в конце 1774 года без особой радости: «Во время моего всего пребывания здесь я никогда не видел двора, настолько свободным от интриг… Возможно, это происходит вследствие отсутствия графа Захара Чернышева, главного диктатора и инициатора всех интриг. Господин Потемкин уделяет внешнеполитическим вопросам меньше внимания, чем князь [Григорий Орлов. – Прим. авт.]. Вследствие этого он не может способствовать ни уменьшению, ни усилению влияния Пруссии». Ганнинг относился к Потемкину со сдержанным скепсисом, но внутренне уже принял его сторону. Что ему оставалось делать, если он хотел служить Англии?

Сначала Григорий Потемкин сконцентрировался на внутренних проблемах государства, на укреплении власти Екатерины и на создании будущего «Закона Потемкина».

1774 год пронесся над Россией тяжелыми политическими и социальными бурями. Восстание Пугачева воодушевляло народы России. Потемкин твердой рукой, личным обаянием и крепким словом привел в порядок существующие властные структуры. Мир в Кючук-Кайнарджи завершил долгую войну с Турцией. В этом волнующем году в Венеции появилась молодая дама, которая выдавала себя за внебрачную дочь умершей императрицы Елизаветы Петровны [62]62
  Появление сенсационных слухов о русской «великой княжне» относится к декабрю 1773 года, причем в Венецию «княжна» прибыла только в мае 1774 года. – Прим. ред.


[Закрыть]. Очень быстро выяснилось, что «великая княжна Великорусская Елизавета II» не более чем авантюристка. Но тени прошлого не оставляли Екатерину. Она думала об убитых монархах Петре III и Иване VI, о собственном захвате престола и о наследнике-цесаревиче. У нее были достаточно серьезные поводы для принятия решительных мер по укреплению собственной власти, и князь Потемкин оказался нужным человеком в нужном месте. Могущество императрицы в течение предшествовавших лет войн, дипломатических кризисов и придворных интриг значительно уменьшилось. Она нуждалась в том, чтобы рядом с ней был сильный человек, который бы поддержал ее и содействовал в осуществлении ее новых планов.

Фальшивая «великая княжна Елизавета» была вывезена в Россию и умерла вскоре после этого в тюрьме [63]63
  Эта операция была проведена графом Алексеем Орловым-Чесменским, который 22 февраля 1775 года арестовал ее на борту адмиральского корабля «Исидор». Княжна Тараканова была доставлена в Россию и ее заключили в Петропавловскую крепость, где 4 декабря 1775 года она умерла от чахотки. – Прим. ред.


[Закрыть]. Благополучное завершение этой аферы еще не решало всю проблему. Пугачев также выдавал себя «чудесно спасшимся» воскресшим императором Петром III. Его также следовало устранить, так как он стал центром притяжения для недовольных, которых в России того времени было больше чем достаточно. Все показные беспечные и успокоительные шутки Екатерины, которыми изобиловали ее письма к иностранным корреспондентам относительно Пугачева, ничего не давали. Пугачевское движение было подобно снежному кому. И глава восстания представлял совершенно реальную угрозу для Екатерины и ее трона.