Текст книги "Потемкин. Фаворит и фельдмаршал Екатерины II"

Автор книги: Детлеф Йена

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

Чем интенсивнее Потемкин хотел воспитывать офицеров в духе своих реформ, тем больше становилась их антипатия и взаимное с генерал-губернатором отчуждение. Это привело, наконец, к заносчивому отрицанию офицерским корпусом Потемкина. Как писал он в 1787 году фельдмаршалу Суворову, лучшее средство закончить вечное брюзжание офицеров, это «оставить их в покое и не обращать на них внимания, позволив им всегда, как и раньше, пребывать с подобными низкими мыслями; ну и я тоже буду выполнять свое дело; я и без них могу заниматься защитой Отечества». На практике тем не менее Потемкин хотел и должен был вести военные действия сообща с офицерами.

Генерал-губернатор не должен был допускать в делах несправедливости. Он чрезмерно осуждал всех сразу и оттого впадал в несправедливость, так как русские солдаты и офицеры именно под предводительством Суворова и Кутузова отлично сражались за свое Отечество. Потемкин хотел подчинить все органы своего государства собственной динамичной и деспотической реформаторской воле. В рамках политики колонизации он создал по точному образцу военной организации казаков новые пограничные соединения, в которых он категорически отказался от использования «обычных» офицеров;

«По моему мнению, офицеры из регулярных полков не приносят ничто хорошего… так как ни один не знает самого необходимого и в то же время признает наиболее необходимой палку…» Созданные им самим иррегулярные воинские формирования соответствовали его реформаторским представлениям и оставались истинным предметом реформы – аналогично колонизации всей Новороссии.

Потемкин очень поверхностно понимал те тенденции, которые царили в регулярной армии и флоте. Они могли быть частично «окостеневшими», но главная причина взаимного раздражения лежала в отсутствии готовности офицеров подчиняться Потемкину – так же как в непонимании Потемкиным традиций армии и флота.

Кроме того, назревал еще один конфликт. Созданные Потемкиным иррегулярные вооруженные силы, например войско Донское, Терское казачье войско, Волжское войско [82]82
  На самом деле как таковое Терское казачье войско было официально образовано только в 1860 году в составе 4 полков (Волгского, Горско-Моздокского, Сунженско-Владикавказского и Кизляро-Гребенского). В 1735 году на Тереке оформилось три войска (позже они назывались полками): Гребенское (из потомков первых переселенцев), Терско-семейное и Кизлярское (оба из донцов, а Кизлярское также из армян и грузин). В 70-х годах XVIII века в связи со строительством Кавказских пограничных укрепленных линий для их обороны были сформированы дополнительно Моздокский, Волгский, а затем Горский полки из переселенных казаков, русских и украинских крестьян, татар и кавказских горцев. В 1832 году 6 терских полков вошли в состав Кавказского линейного казачьего войска. – Прим. ред.


[Закрыть] или Азовский и Таганрогский полки, представляли собой потемкинское нововведение в интересах централизации государства, которое одновременно заключало в себе проблему угрожающе единовластного и стихийного самоуправства. При создании этих войск казачьи атаманы и полковники снова усиленно добивались признания своих званий в качестве армейских чинов. Они делали первый шаг к независимости в «регулярных» соединениях и соответственно сами становились, по меньшей мере, серьезным «регулярным» фактором наряду с армией. Обе вооруженные части объективно очутились во взаимно дополняющей структуре.

В войне против Турции регулярные части несли основное бремя военных действий. Новые казачьи соединения должны были постоянно беспокоить и преследовать противника, а поражение ему наносили регулярные вооруженные части. Эта задача неизбежно приводила к принятию армейской иерархии в казачьих соединениях. Создание гражданского управления и разделение военных и гражданских учреждений управления облегчало сближение воинских соединений.

Процесс создания новых соединений растянулся на весь срок деятельности Потемкина в Новороссии и содержал вполне определенную главную особенность: обоснованное политически-административными причинами создание милиционных соединений, которые охраняли бы колонизируемые области. Их принципиальное уравнивание с регулярными вооруженными силами закончилось еще более сильным расширением всех имеющихся вооруженных сил. Казачьи соединения на практике подчинили непосредственно армейскому командованию. Казачьи полки входили в регулярные армейские соединения. Лейб-гвардия Екатерины II также получила казачью сотню, а Донскому казачьему полку императрица присвоила почетное наименование «полк князя Потемкина».

Тенденция к созданию регулярных вооруженных сил одновременно не исключала сохранение иррегулярных милиционных формирований для охраны границ и тыла. Пограничные поселения подчинялись строгому военному порядку и дисциплине. Это означало, что Потемкин, наряду с территориальными войсками, располагал также «регулярно организованными» казачьими частями. Применяя такого рода дифференцированное отношение к вольнолюбивым казакам, Потемкин смог использовать казачью массу в интересах русской южной политики. Екатеринославские и Черноморские казаки выбрали его своим великим гетманом. Казаки отблагодарили его на свой манер зато, что он, наряду с милитаризацией и русификацией областей между Кубанью и Бугом, частично сохранил традиционный уклад жизни казаков. Однако это сохранение традиций касалось не только казаков. Потемкин точно так же объединял представителей других наций или народностей в национальные соединения и в таком виде включал их в вооруженные силы. О «сербах» и евреях уже говорилось выше.

Уже после 1775 года возникли ново-сербские, молдавские, валахские и болгарские полки. Никого из иностранных переселенцев не принуждали к воинской службе. Если иностранец шел в армию, он должен был служить только пять лет. Если он уходил из армии, то должен был вместо себя представить другого иностранца той же национальности, что и он сам. Потемкин хотел оставить за «национальными» полками определенное место в территориальных вооруженных силах и в регулярной армии. Но он не мог однозначно определить этого места, и его сил не хватало на то, чтобы подчинить запутанное сплетение отношений между армией, казаками, местными жителями, поселенцами и турками единому организующему порядку, который бы удерживался длительное время.

Потемкин ставил его в зависимость от военного успеха. Не только смелая фантазия, но и практическое чувство реальности двигали им. Он заботился по поручению Екатерины обо всех проблемах. В 1786 году он издал устав, который регулировал финансовую деятельность каждого военного подразделения. Он заботился о жалованье, питании и обмундировании солдат и о точном соблюдении всех воинских уставов. Он назначил от имени императрицы, впервые со времен Петра Великого, армейских инспекторов. Но даже той командной власти, которой императрица наделила Потемкина, не хватало для того, чтобы успешно довести до конца преобразование целого региона, вооруженных сил и народов, Война, правда, выступала в роли вдохновителя, и предпосылок довести войну до успешного конца хватало. Но регион и его население со своими собственными целями подходили для этого так же мало, как сам князь Потемкин подходил к мирному и цветущему ландшафту в большом Русском государстве.

Григорий Потемкин всегда оставался человеком, имеющим слабости и делающим ошибки. Он был полон идей, планов и проектов, которые он также был способен осуществить. Он обладал достаточным количеством полномочий и не отступал ни перед какими трудностями. Но реальные проблемы во много раз превосходили даже его собственные силы. Он не мог за несколько лет успешно решить такой задачи, которая требовала жизни и деятельности целого поколения. Длительное сопротивление способно со временем поколебать даже самый сильный дух, если он не получает подпитки.

Но откуда ей было взяться в России с тех пор, как императрица стала бояться последствий пугачевщины? Возможно, князь Потемкин при проведении своих планов в жизнь использовал даже слишком малую власть. Возможно, он был неуемен в своих желаниях. Но пустомелей и мечтателем он не был ни в коем случае.

Ему мешал классический конфликт, касающийся того, какая цель оправдывает какие средства; этот конфликт уже так часто трагически проявлялся в истории. Колоссальность проблемы с самого начала не была понята, между тем она соответствовала имперским претензиям, которыми руководствовались Екатерина и Потемкин. Потемкин должен был быть исполнителем. Находившаяся в далеком Петербурге императрица оставалась вне критики. Ей доставались реальные успехи: победа над Турцией, раздел Польши, заселение Новороссии и Крыма. Потемкину оставался невыгодный остаток: все явные ошибки и вопросы. Так несправедлива жизнь, так несправедлива история. Но он не вправе был жаловаться, потому что он сам так хотел этого. Князь впрягался в работу и получал от потомков только насмешку. Императрица наслаждалась своими победами и вошла в историю как Екатерина Великая.

—7—
Потемкин и внешняя политика России

До 1774 года Григорий Потемкин не проявлял особого интереса к международным вопросам. По мере его приближения к императрице, он понемногу стал воспринимать и ее внешнеполитические взгляды. Работа в Святейшем синоде и в Комиссии об уложении представляла лишь очень ограниченную возможность для собственной внешнеполитической деятельности.

Потемкин очень точно понимал положение графа Панина при дворе. Панин пользовался доверием императрицы и держал в своих руках бразды руководства международными делами – даже после того, как «Северный аккорд» перестал быть генеральной линией имперской внешней политики. Тем не менее уже во время первой русско-турецкой войны Потемкину в отдельных случаях пришлось столкнуться с внешнеполитическими вопросами. Сначала его позиция полностью соответствовала воззрениям Панина. На мирных переговорах в Кючук-Кайнарджи он играл уже определенно активную роль. Кроме того, маловероятно, чтобы Екатерина не говорила с Гришей о внешней политике, когда они оставались вдвоем. Она конечно же просила у него совета относительно отношений с Польшей, Пруссией, Австрией, Англией, Францией, Швецией или с Турцией.

Образ мыслей и действий Потемкина постепенно подводили его к европейским проблемам, а после 1774 года он стал важнейшим советником Екатерины по международным делам – конечно, под неусыпным наблюдением графа Панина, который играл особую роль в императорском дворе. Год 1774 был поворотным пунктом в истории российской внешней политики.

Потемкин стал дипломатом, когда прошло уже больше десяти лет со дня восшествия на престол Екатерины II. Это были годы, когда русская внешняя политика медленно и неуклюже, под удары литавр отходила от старых традиций. Екатерина II заслужила имя Великая, прежде всего, потому, что она начала активно развивать внешнеполитическую экспансию. В первые годы правления об этом речь идти не могла.

Выход России из Семилетней войны и государственный переворот прямо не отразились на внешней политике. Для молодой императрицы имели значение традиционные цели русской политики по отношению к европейским странам. Они включали, прежде всего, контроль над соседними государствами и создание системы союзных договоров для противодействия влиянию Франции. Созданный Никитой Паниным «Северный аккорд» основывался на обеспечении безопасности России на западном направлении и оставался до конца 60-х годов основной концепцией внешней политики России.

Только начавшаяся в 1768 году война с Турцией и связанный с ней первый раздел Польши дали явный повод для размышления о новой концепции имперской внешней политики. Успешное для России окончание войны с Османской империей привело к дальнейшему уточнению политических целей. С этого момента началась карьера Потемкина-дипломата, а влияние Никиты Панина стало постепенно сокращаться.

Политическим лейтмотивом для кадровых перестановок при Петербургском дворе явились в 1774 году не только разногласия императрицы с наследником престола и восстание Пугачева, но также и изменение стратегической ориентации имперской политики России по отношению к Европе и Востоку. Юг манил!

Потемкин настаивал на пересмотре результатов, достигнутых в результате мира с Турцией в 1774 году. Колонизацию и захват Крыма он рассматривал в контексте общеевропейского развития.

Любовь к императрице и годы страсти (до 1776 года) не были при этом ни самоцелью, ни приятным дополнением к политической необходимости. Это были золотые времена, когда глава государства, при ее абсолютной власти, могла открыто и бесцеремонно сочетать свои личные и деловые интересы – золотые времена для настоящей самодержицы и ярких в свете ее сияния высокопоставленных сановников, придворных, военачальников и фаворитов. Никто не контролировал ее – ни парламент, ни пресса. Когда такие талантливые публицисты, как сатирик Новиков, выступали против императрицы, им можно было напомнить о существовании казематов в петровских крепостях или рекомендовать сибирские просторы в качестве соответствующего жизненного пространства.

Выдающаяся роль Григория Потемкина в русской внешней политике проявилась не сразу и не на всех направлениях. Граф Панин не собирался добровольно отказываться от своего могущества, тем более что он не был в немилости у императрицы. Но Панин состарился, и дни его были сочтены. Но при дворе проводилась сложная придворная дипломатическая игра, вполне в духе времени, в которой шаг за шагом Потемкин приводил политику государства в соответствии со своим положением в империи.

На протяжении всех лет, когда он занимался колонизацией юга, Потемкин параллельно решал вопросы общеполитического характера. Хотя постепенно оказавшийся не у дел граф Панин официально возглавлял Коллегию иностранных дел до 1781 года, все внешнеполитические вопросы фактически решал Потемкин.

Само собой разумеется, человек такого уровня, как Потемкин, находился на виду у официальных лиц как внутри страны, так и за рубежом – завистников, интриганов и немногочисленных друзей. Все они хотели воспользоваться его непосредственной близостью к императрице с выгодой для себя.

К таким любопытным современникам принадлежал шевалье де Корберон [83]83
  Шевалье (а позже барон) Мари Даниэль Буррье Корберон (1748–1810). – Прим. ред.


[Закрыть], французский поверенный в Санкт-Петербурге с 1775 по 1780 год. В этом качестве Корберон поддерживал тесные контакты с Потемкиным и в многочисленных записках передавал ему от имени своего короля высочайшее признание, хотя в русско-французских отношениях имелось немало проблем. Достаточно оснований для этого представляли протурецкие настроения Франции.

Главный конкурент французского дипломата, британский посол Джеймс Харрис [84]84
  Джеймс Харрис (21.4.1746 – 21.11.1820) затем был послом в Гааге, в 1788 году получил титул барона Мелмесбери, а в 1800 году – графа Мелмесбери и виконта Фицхарриса.


[Закрыть] внимательно наблюдал за Потемкиным в течение многих лет: с 1778 по 1783 год. По поручению своего правительства Харрис пытался оказать на русское правительство давление с целью заключения англо-русского союзного договора. Свидетельства и документы о тесных контактах Потемкина с Корбероном и Харрисом позволяют не только ознакомиться с внешнеполитической деятельностью светлейшего князя, но и разобраться в русско-французских и русско-английских отношениях: Россия с головой ушла в политический вихрь Европы.

В годы правления Екатерины II Россия считалась неоспоримой и признанной великой европейской державой. Это не значило, что отношения со всеми соседями были равным образом безоблачными. Екатерина, в юные годы пристрастно-преданная подруга Фридриха Великого, избавилась от романтики безмятежности юности и стала относиться к Пруссии значительно более критично. Первый раздел Польши в 1772 году во многом был произведен из дружеских чувств к королю Пруссии, а следовательно, не полностью учитывал политические интересы России, Австрии и Пруссии в условиях русско-турецкой войны.

Когда в 1777 году Россия благоразумно возобновила прусско-русский союзный договор и оказала значительную дипломатическую поддержку в решении прусско-австрийского конфликта за Баварское наследство, ничто в натянутых отношениях с Пруссией все равно не изменилось. Твердость России была одной из причин подписания в 1779 года Тешенского мира [85]85
  Мир, завершивший войну за Баварское наследство, между Австрией, с одной стороны, Пруссией и Саксонией – с другой, был подписан 13 мая 1779 года в городе Тешен (Силезия). В соответствии с ним Австрия получила небольшую часть Баварии – округ Инн, а остальные баварские земли были возвращены курфюрсту Пфальцскому. – Прим. ред.


[Закрыть]. После этого Российская империя с резко увеличившейся активностью начала развивать отношения с австрийским домом Габсбургов.

В то время как русско-австро-прусские отношения находились в подвешенном состоянии, дипломаты Англии, Франции, Швеции и других европейских государств добивались благосклонности России. Конфликты, потрясавшие ведущие европейские державы, приводили к волнующим интригам в дипломатической жизни Петербурга. Дипломаты и придворные добивались благосклонности Орлова и Чернышева или Потемкина и Панина, не говоря уже об императрице и наследнике престола.

Особые усилия прилагали в этом направлении английские дипломаты. Глава британского Форин Оффис в 70-е годы держал свою страну в относительной изоляции в Европе [86]86
  Скорее всего автор имеет в виду не главу Форин Офис, а премьер-министра Англии Бенджамина Дизраэли графа Биконсфилда (1874–1880). В это время пост главы внешнеполитического ведомства занимали Генри Говард граф Саффолк и Беркшир (1771–1779), Томас Тинн виконт Уэймут (1799) и Дэвид Мюррей виконт Стормонт (1779–1782). – Прим. ред.


[Закрыть]. Этому способствовала, прежде всего, колониальная война в Северной Америке. Он поручал своему молодому посланнику Харрису «изучить настроение при дворе относительно современного положения в Европе» и определить, в какой мере императрица Всероссийская и ее советники готовы заключить наступательный и оборонительный союзе Великобританией. Если Россия не против такого союза, «к какому у нас готовы, и он соответствует особенной ситуации обоих партнеров, то я [Министр иностранных дел Англии. – Прим, авт.] лично не вижу иной возможности для заключения союза». Это письмо звучало несколько отчаянно и содержало соответствующую долю тенденциозного пессимизма. Харрис долго не раздумывал. Он пошел к графу Панину, но тот был крайне сдержан в выражении свой позиции. Сначала нужно было «спросить императрицу», то есть узнать ее точку зрения. Панин послал неугомонного Харриса к Екатерине. Молодой дипломат был вне себя от радости, что так быстро может быть принят императрицей. Екатерина встретила его любезно, однако окончательного политического решения не приняла.

Как все иностранные дипломаты Харрис проявлял по отношению к Потемкину холодную сдержанность. Он считал князя, как все его противники, «вечным наказанием», так как никто не мог понять начавшиеся с начала 1774 года перипетии его отношений с императрицей. Харрис склонялся к тому, чтобы больше верить тому, что говорили недоброжелатели Потемкина, чем его очевидным успехам. Еще в октябре 1778 года он поверил истории, что Екатерина якобы заставляла Алексея Орлова подружиться с Потемкиным. Орлов якобы отреагировал на это крайне резко и враждебно: «Если Потемкин мешает Вашему душевному покою, то дайте мне соответствующую команду и он исчезнет в тот же час. Вы больше ничего о нем не услышите». Цареубийца Алексей Орлов не мог подружиться с человеком, которого он презирал и которого считал самым главным врагом государства. Возможно, что все действительно произошло именно так или как-то похоже. Но тенденция этой истории была понятна, когда Алексей Орлов сказал: «Я знаю, мадам, и это вне всякого сомнения, что Потемкин не чувствует никакого расположения к Вам. Во всем он заботится только о своем собственном интересе; единственным и первостепенным его талантом является хитрость, и он прилагает все усилия к тому, чтобы отвлечь Вас, Ваше Величество, от государственных дел, привести Вас в состояние полной беспечности и самому взять власть в свои руки. Он нанес Вашему флоту значительный удар, он разрушил Вашу армию, и, что еще хуже, он испортил Вашу репутацию за границей и отдалил от Вас Ваших верных подданных. Если Вы хотите освободиться от этого опасного человека, я готов отдать за Вас свою жизнь. Если Вы хотите выиграть только время для лести, лицемерия и двуличия, которые являются самыми важными условиями, то я не представляю для Вас никакой пользы».

Упреки противоречили фактам. Кроме того, их высказывал человек, который убил Петра III! Но даже эти слова, если они в самом деле прозвучали, приобретают значение только при реакции императрицы. Екатерина II якобы находилась под впечатлением высказанных упреков Потемкину и попросила Алексея Орлова помогать ей. Ловкий дипломат увидел в этом признаки скорого падения Потемкина. Относительно будущих целей внешней политики России не было сказано ровным счетом ничего. Восточная политика и союз с Австрией ни в коем случае не являлись идеями исключительно Потемкина. Весь процесс был нечем иным, как одной из бесконечных интриг против Потемкина, борьбой за влияние на императрицу и приемом дипломатической игры в интересах долгожданного русско-английского союза.

Информация об инциденте между императрицей и Орловым, полученная Харрисом, была настолько неточной (несмотря на все попытки узнать что-либо подробнее), что Харрис предпочел не доверять ей. Уже в конце декабря 1778 года он сообщал в Лондон, что императрица рассказала все Потемкину, Алексей Орлов фактически посажен под домашний арест и отношение Орловых ко всей афере «позволяет судить о разочарованных и разъяренных мужчинах, которые не видят никакой надежды возвратить их прежнее положение». Английский дипломат узнал, кто объединял в своих руках власть во дворе. С двойным усердием он принялся за обсуждение всех политических вопросов с Григорием Потемкиным и Никитой Паниным. Но не нашел у Панина нужной ему заинтересованности. Поэтому все его усилия были направлены на то, чтобы добиться внимания Потемкина и завоевать его дружбу.

Для этих усилий имелись благоприятные предпосылки. По разным мотивам Харрис и Потемкин хотели ограничить влияние Панина или совсем отстранить его от решения вопросов внешней политики. Потемкин придерживался отстраненной позиции относительно политики с Францией и склонялся к хорошим отношениям с Англией. В этом было хорошее начало для Харриса.

Многие годы спустя в письме от 30 июля 1783 года князь Потемкин изложил свои взгляды по этому вопросу. Его взгляды, изложенные в 1778 году, имели ту же силу, так как лежащая в их основе внешнеполитическая концепция принципиально не менялась с тех пор. Конечно, Харрис поддерживал князя с тех пор в его взглядах. Потемкин писал Александру Безбородко: «Мое понимание, как можно уравнять влияние Бурбонов: союзом с Англией, который чем теснее, тем будет представлять большую выгоду, тем более что Франция открыто проявила свой характер и выразила желание парализовать Россию. Представьте себе, какие законы может ввести эта страна, если у нее прибавится власти. Нам необходима поддержка морской державы, которая со своей стороны хочет союза с нами. Если императрица решится на это, то Вы увидите, что мы сможем все. Дайте, пожалуйста, мне знать, какова ситуация в области внешней политики. Мы должны сначала построить флот, а затем Бог поможет нам».

В письме были представлены не только взгляды Потемкина, оно показывало, какие плоды принесла работа английского посланника. Письмо подтверждало, что Потемкин не владел абсолютной властью в русской внешней политике. После того как Панин в 1781 году окончательно ушел со своего поста, Александр Безбородко постепенно стал приобретать в Петербурге все большее влияние в этой важной области.

Харрис также проделал большую работу. Он подробно информировал Лондон обо всех отдельных шагах, которые привели, наконец, к завоеванию доверия Потемкина. Сначала он признал в Потемкине «единственного человека, который, благодаря своему авторитету, мог воскресить у Екатерины благосклонные чувства по отношению к Англии». После этого ему представился случай поговорить с Потемкиным непосредственно о его взглядах на «английскую» политику. Ответы Потемкина были настолько заинтересованными и положительными, что Харрис обратился к нему с абсолютно необычной просьбой. Он попросил Потемкина способствовать устройству личной беседы с императрицей. Князь был поражен такой смелостью, но пообещал выполнить просьбу.

Императрица хотела через третьих лиц узнать об энергичном английском посланнике и целях английской политики. Потемкин пригласил молодого человека на обед и расспросил его об Англии, Франции и положении в Европе. Харрис был несколько смущен, потому что международная позиция Англии была в 1778 году крайне щекотливой темой.

В феврале 1778 года североамериканские штаты, стремящиеся к независимости, заключили с Францией договор о дружбе и торговом сотрудничестве. Великобритания ответила на договор объявлением войны Франции, что привело к ожесточенному противостоянию в Атлантике. Одновременно Испания потребовала признания своего нейтралитета и освобождение Гибралтара Англией. Островное государство отказалось и оказалось в состоянии войны с Испанией. У Харриса были причины спешно настаивать на заключении русско-английского союзного договора. Он объяснял Потемкину, какие опасности представляет война для баланса сил в Европе, а также как необходим Англии подходящий союзник. Было бы хорошо, если Россия выразит Версальскому и Мадридскому дворам свое неудовольствие войной, с одновременной мобилизацией своего военно-морского флота. Потемкин считал вмешательство целесообразным, но опасался, что его противники, особенно графы Панин и Чернышев, будут возражать. Он уступил.

Харрис, будучи уже ловким дипломатом, предложил, чтобы Потемкин обсудил эту тему непосредственно с императрицей и наследником престола. Если у него будет их поддержка, не нужно будет опасаться сопротивления со стороны Панина. Харрис повторил свою просьбу о личной встрече с императрицей. Потемкин был великодушен и не возражал против этого пожелания.

Через две недели Харрис встретился с императрицей. Она соглашалась с английской оценкой обстановки в Европе, хвалила политику островного государства и выразила мнение, что Англия должна прекратить войну в американских колониях. Екатерина спрашивала посла, какое право имеет Россия вмешиваться в этот спор, который вообще ее не касается. Ответ Харриса на это возражение казался просто поразительным: Россия – великая европейская держава и «слишком сильна, чтобы с безразличием взирать на великие события». Вопреки этому очень лестному для императрицы заявлению, Харрис ни на этой встрече, ни на последующих не продвинулся ни на шаг. В верхах российского руководства существовали различные позиции по поводу конфликтов Англии с Францией, Испанией и Америкой, и разногласия еще не были преодолены.

Харрис снова обратился к Потемкину. Тот опять прибег к уловкам, ссылался на недостаточную компетентность и сообщил, что влиятельные русские политики выступают за отказ от вмешательства в события на стороне Англии: «Он дал нам [Англичанам. – Прим. авт.] настойчивый совет, чтобы в будущем при разработке планов по заключению соглашений между обоими дворами мы учитывали бы характер императрицы, с тем чтобы недоброжелатели не имели повода утверждать, что планы разработаны небрежно… Обвинения, которые они постоянно выдвигают и которым императрица склонна иногда верить». Рекомендованные Харрисом единоличные действия Потемкина закончились неудачей. Потемкин не сумел добиться решения: «Ее Императорское Величество хотела бы сначала послушать мнение Совета, и до тех пор она вряд ли будет прислушиваться к чьим-либо рекомендациям».

Миссия английского посланника не потерпела полностью неудачу, но одно стало ясно для Харриса: в 1778 году Потемкин не обладал абсолютным и неограниченным влиянием, что так было нужно Англии. Екатерина II оказалась не готовой ради Потемкина отказываться от своей позиции нейтралитета в Европе. Хотя она симпатизировала Великобритании, тем не менее она была не против, чтобы ослабить ее в западноевропейском конфликте.

Однако в это время Россия, получив передышку, начала собирать силы, готовясь к следующей войне с Турцией. Кроме того, Англия никак не могла завершить колониальную войну в Северной Америке, что вызывало определенные сомнения у императрицы. Возможно, сторонники русско-английского сближения возлагали слишком большие надежды на союз с этой морской великой державой, которая преследовала свои самые важные цели вне Европы?

Прошли месяцы, в течение которых Харрису не удалось переговорить ни с Екатериной, ни с Потемкиным. Вопрос англо-русского союза угрожал закончиться ничем. А тем временем на первый план вышла другая внешнеполитическая проблема, которая привлекала внимание Потемкина. Не только Россия желала уничтожения Османской империи. В течение длительного времени канцлер Австрии Кауниц [87]87
  Князь Венцель Антон фон Кауниц-Ритберг (2.2.1711 – 27.6.1794) в 1753–1792 году занимал пост государственного канцлера при императоре Священной Римской империи. Был сторонником сближения с Россией. – Прим. ред.


[Закрыть] надоедал императору Иосифу II идеей о разделении Турции. Кауниц разработал для этой цели детальный план, суть которого состояла в заключении наступательного союза с Россией. Причем Иосиф II не был категорически против этого плана: его империи не пристало больше выслушивать оскорбления самоуверенной Пруссии. Иосиф II и Кауниц преодолели сопротивление императрицы-матери Марии Терезии, которая с самого начала высказывала большие сомнения относительно «узурпаторши» Екатерины.

Во время двухлетнего «перетягивания каната» австрийским дипломатам удалось отдалить Россию от Пруссии и политическими уступками перетянуть ее на свою сторону, хотя в Вене были уверены, что Россия получает от русско-австрийского союза больше, чем Австрия. После того как Россия выбрала южное направление для своей экспансии, опасный северный сосед – Пруссия – остался для Австрии такой же угрозой, как и угроза русского появления в Константинополе. После преодоления мощного сопротивления Венского двора началась подготовка поездки Иосифа II в Петербург. Император должен торжественно скрепить своей подписью русско-австрийский союз.

Екатерина II обрадовалась визиту Иосифа II. В 1780 году Екатерина совершила инспекционную поездку по Западным губерниям. Таким образом императрица предполагала соединить приятное с полезным: встреча монархов была назначена на 7 июня 1780 года в Могилеве, недалеко от русско-австрийской границы. Потемкин выехал вперед в качестве квартирмейстера и церемониймейстера и организовал встречу императора, который путешествовал под именем графа Фалькенштейна. Екатерина с большой свитой прибыла несколько позже. Оба монарха в совершенстве владели Придворным языком и этикетом, и поэтому не было удивительным, что начало встречи было не только исключительно вежливым, но и гармоничным, полным взаимной симпатии. С первого момента наблюдалось полное взаимопонимание во всех вопросах. Для Екатерины, которая снова и снова должна была преодолевать закрепившийся за ней образ узурпаторши и мужеубийцы, было очень лестно, что император Священной Римской империи лично отправился в Россию, чтобы оказать ей уважение.

Однако довольно быстро радость была омрачена. Иосиф II оказывал Екатерине всяческое уважение, однако не скрывал своего презрения к ее русским подданным. Потемкин же испытывал полное отвращение к императору, и оба этих господина не делали никакой тайны из их взаимной антипатии. Князь Потемкин организовывал театрализованные представления, парады и балы, Иосиф II же желал говорить с императрицей только о политике. В свободное время он посещал научные учреждения, строительные площадки, ремесленные производства или больницы и учебные заведения. Где бы он ни бывал, он стремился узнать что-либо новое – по-деловому, критически и без эмоций. Простой пищи и жесткой постели ему вполне хватало. Император предпринимал попытки привлечь в переговоры Потемкина, который, однако, не проявлял интереса к обсуждению вопросов большой политики.