Текст книги "Библия языка телодвижений"

Автор книги: Десмонд Моррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

МЕТАСИГНАЛЫ

Что один сигнал может рассказать нам о природе других сигналов

Метасигнал – это сигнал, несущий информацию о других сигналах. Метасигнал полностью меняет значение совершаемого действия. Поясним это на примере. Когда два человека дерутся, мы, всего лишь взглянув на них, можем сказать, серьёзная это драка или шуточная. Понять это нам позволяют два Метасигнала. Во-первых, мы смотрим, смеются ли эти двое, улыбаются ли. Если да – мы можем быть уверены в том, что потасовка потешная. Весёлые выражения лиц дерущихся служат Метасигналами, сообщающими о том, что все другие – отчетливо агрессивные – действия этих людей должны быть оценены не как враждебные, а как игровые. Улыбки на лицах моментально превращают долгий и замысловатый бой в безвредную схватку друзей.

Если дерущиеся не улыбаются, они или серьезны, или несерьёзны. Иногда, разыгрывая потешную схватку, бойцы намеренно скрывают улыбки и придают лицам свирепое выражение – это элемент игры. Чтобы понять, серьёзны дерущиеся или нет, мы должны проверить второй Метасигнал: не расходуют ли бойцы свою силу зря? В серьёзных драках люди не тратят энергию на резкие или показные движения, напротив, они двигаются экономно и с максимальной эффективностью. В шуточной драке движения бойцов намеренно неэкономны и мелодраматичны.

Похожие Метасигналы берут на вооружение и дерущиеся животные. Приведём четыре примера: собаки пригибают переднюю часть тела к земле, чтобы в процессе игры раззадорить соперника; участвующие в шуточных потасовках шимпанзе специально вытягивают губы; барсуки перед началом потешной схватки слегка дёргают головой; гигантские панды, приглашая противника к игровому поединку, перекатываются с бока на бок или кувыркаются. Во всех этих случаях энергия тратится впустую, что подчеркивает игровой характер схватки. Судя по всему, этот тип Метасигнала появился в глубокой древности.

Другие Метасигналы – не такие древние, например подмигивание. Когда один человек подмигивает другому перед тем, как подразнить его, он подаёт Метасигнал, превращающий дразнимого из жертвы в сообщника. Как только сигнал получен, значение последующих действий подмигнувшего человека меняется. Жертва приняла бы их за оскорбления, сообщник принимает их за шутку.

Есть и Метасигналы, которые мы подаём, сами того не сознавая. Разгневанный человек, стремящийся выглядеть вежливым, может свести на нет эффект от всех своих любезностей единственным непреднамеренным Метасигналом раздражения, таким, как побледневшее лицо или слишком прямая осанка.

Осанка – один из самых распространенных человеческих Метасигналов. В процессе общения, глядя на осанку человека, мы соответственно трактуем другие сигналы, которые он нам подаёт. Как широкая походка доминирующей обезьяны придает в глазах сородичей вес всем её действиям, так и человек, держащий себя надменно или бодро, сообщает окружающим, в каком ключе следует толковать подаваемые им сигналы. Индивиды, не обладающие подобной «мышечной харизмой», обречены на поражения там, где другие побеждают. Впоследствии от таких людей часто можно слышать, что они сделали всё, что от них требовалось, и что они не могут понять, почему, невзирая на их интеллектуальное превосходство и более солидный опыт, им предпочли их соперников. Очень сложно убедить человека в том, что в определенных обстоятельствах лёгкая походка имеет большее значение, нежели научные степени. Такова сила Метасигналов.

Люди, в отличие от остальных животных, могут «обойти» Метасигнал осанки – для этого достаточно носить значок учреждения, в котором ты работаешь, или форму. Фактически вся одежда является Метасигналом, но форменная одежда, указывающая на принадлежность человека к авторитетной организации, – это особый случай. Оденьте человека, который абсолютно ничего из себя не представляет, в полицейскую форму – и всякое его действие станет более внушительным, более властным.

Совсем иной Метасигнал – направление взгляда. Когда мы видим, как яростно спорят два незнакомца, этот спор может пробудить в нас любопытство, однако мы не почувствуем при этом, что нам лично что-то угрожает. Мы слышим агрессивные слова и видим агрессивные действия, но понимаем, что направлены они не на нас, поскольку ссорящиеся незнакомцы смотрят друг на друга. Они стоят лицом к лицу и сверлят друг друга взглядами, нам становится ясно, что все их враждебные сигналы предназначены только оппоненту и никому другому.

Хоть это и очевидно, стоит упомянуть о том, что Метасигналы играют ключевую роль в оценке наших действий, когда мы попадаем в место, где собралось множество людей. Если бы мы не умели подавать собеседникам Метасигналы, общение в переполненном помещении стало бы попросту невозможным. Мета-сигнал направления взгляда сообщает: «Все мои действия с этого момента предназначены для тебя и только для тебя; другие могут не обращать на них внимания». Преподаватель может использовать этот тип Метасигнала, когда читает лекцию: его взгляд плавно скользит по лицам студентов, тем самым преподаватель даёт каждому из них понять, что обращается и к нему тоже.

В каком-то смысле весь мир развлечений и зрелищ являет собой непрекращающийся Метасигнал – будь то сцена театра или экран телевизора. Наблюдая убийства и злодейства на сцене или на экране, мы получаем удовольствие лишь потому, что знаем: преступления совершаются понарошку. Актёры стремятся изобразить преступников настолько хорошо, насколько это в их силах, однако, как бы убедительны они ни были, в глубине души мы всё равно отдаём себе отчет в том, что это всего лишь игра. Причиной тому – Метасигнал сцены или экрана.

Очень редко это правило нарушается, и тогда нас охватывает испуг. Иногда актёры разыгрывают представление, спустившись со сцены в зрительный зал, к публике. Как показала практика, зрители, внезапно оказавшиеся «внутри» спектакля, испытывают сильнейший шок. Знаменитый пример – радиопередача, сообщавшая о том, что «Америку захватили марсиане»: репортажи о вторжении инопланетян были столь реалистичны, что многие американцы запаниковали на самом деле. Конечно, по радио человека обмануть проще, поскольку у радиопередачи отсутствуют присущие другим СМИ визуальные Метасигналы.

Говорят, что иногда один жест заменяет собой десятки слов, и эта мысль требует пояснения, поскольку касается «игривых» Метасигналов. Дело в том, что сплошь и рядом Метасигналы меняют смысл происходящего лишь «снаружи». Метасигнал улыбки сообщает нам о том, что дерущиеся несерьёзны, однако их столкновение может быть проявлением скрытой агрессии, а не хорошего настроения. Точно так же человек, издевающийся над нами якобы в шутку, может быть настроен по отношению к нам весьма враждебно и скрывать эту враждебность под маской Метасигнала. Так или иначе, Метасигналы выполняют особую функцию – они сообщают нам о том, в каком ключе нужно воспринимать другие сигналы.

СВЕРХНОРМАЛЬНЫЕ РАЗДРАЖИТЕЛИ

Создание раздражителей сильнее их естественных эквивалентов

Сила воздействия Сверхнормального Раздражителя превышает силу воздействия его нормального аналога. В природе любое животное представляет собой систему компромиссов. Возьмем простой пример: если животное скрывается от хищников, маскируясь под элементы окружающей среды, его может не заметить и потенциальный брачный партнёр. Напротив, если животное ярко окрашено и привлекает, таким образом, брачных партнёров, оно будет слишком заметным и для хищника. Эти качества необходимо уравновесить. Для большинства видов достигнутый компромисс накладывает ограничения на развитие определённых качеств. Эксперименты с куклами животных, у которых была преувеличена какая-то одна черта, показывают, что вполне возможно обставить эволюцию и заставить эту черту работать более эффективно. Дикие животные не могут себе этого позволить, но мы – можем. В наших силах – улучшить свои физические данные и точно так же «сверхнормализовать» мир вокруг нас искусственными средствами. Если мы хотим стать более высокими, мы носим обувь с высокими каблуками; если мы хотим, чтобы наша кожа выглядела более гладкой, мы накладываем макияж; если мы хотим ужаснуть кого-нибудь, мы надеваем маски, изображающие подчёркнуто злые лица.

Для того чтобы наши эротические, агрессивные или статусные сигналы становились мощнее, мы усиливаем их при помощи различных средств. При этом мы не ограничиваемся телом и пытаемся сверхнормализовать другие элементы окружающей среды. Нам нравятся яркие цветы, потому мы выращиваем цветы, яркость которых превышает яркость любого растения в природе. Нам нравится вкусная пища, потому мы добавляем в пищу приправы и придумываем изысканные способы её приготовления. Нам нравится лежать на мягких кроватях, потому мы делаем сверхмягкие подушки и матрасы. Нам нравятся животные ярких, кричащих расцветок, потому мы меняем гены, отвечающие за окрас наших домашних питомцев, и создаем столь чёрных, белых или разношерстных животных, что они ни за что не выжили бы в естественных условиях.

Походите по любому супермаркету – и вы увидите сотни разнообразных сверхнормализующих веществ. Вот зубные пасты, обещающие сверхнормальную улыбку; вот мыло, обещающее сверхнормальную чистоту; вот масло для загара, обещающее сделать кожу сверхнормально смуглой; вот шампуни, обещающие сделать волосы сверхнормально мягкими. Массу средств такого рода предлагает и современная фармацевтика: снотворное для сверхнормального сна, стимулирующие таблетки для сверхнормальной бодрости и слабительное для сверхнормальной дефекации.

Если мы хотим чего-то сверх нормы, мы это получаем. Иногда наши притязания бессмысленны, однако стремление улучшить естественные функции организма толкает людей к новым сверхнормализующим средствам. Задолго до изобретения виагры существовало более девятисот традиционных средств, каждое из которых предположительно усиливало половое возбуждение. На практике почти все они не действовали, однако спрос был столь велик, что эти средства всё равно продавались в огромных количествах.

Во многих случаях Сверхнормальные Раздражители можно наблюдать не в самом продукте, а в его упаковке. Обширная рекламная индустрия мучается, по сути, одним-единственным вопросом: как привлечь к продукту внимание покупателей? Поскольку многие современные продукты почти ничем не отличаются друг от друга, задача формулируется следующим образом: необходимо предложить продукт покупателю так, чтобы он купил именно его, а не продукт конкурентов. Предельно значимы становятся форма, фактура, цвет продукта и другие подобные характеристики. Если данная упаковка привлекает покупателей, следующая должна привлекать их с удвоенной силой. Если этот стиральный порошок делает бельё белоснежным, следующий должен делать его ещё белоснежнее.

Сверхнормальный Раздражитель должен быть внушительным и предельно ясным. Иначе говоря, одни свойства продукта, те, которые в конкретном случае считаются самыми важными, должны быть преувеличены, другие – нет. Если сверхнормализовать сразу множество свойств продукта, покупатель, скорее всего, придёт в замешательство. Проблема была решена, когда установилась «диктатура раздражителей». Одни свойства продукта преувеличиваются, другие, наоборот, преуменьшаются, благодаря чему воздействие преувеличенных свойств на психику покупателя усиливается. Несущественные свойства продукта либо замалчиваются, либо умаляются, в итоге его сверхнормальность становится куда более выразительной. В этом заключается суть процесса, который можно назвать «нагнетанием». Именно он лежит в основе почти всех книг, фильмов и пьес. Повседневные действия, совершаемые с той же скоростью, что и в жизни, никого не удивляют, поэтому «нагнетатели» искусно выпячивают самые важные моменты и умалчивают о прочих. Если они заходят слишком далеко, преувеличения становятся очевидными и перестают на нас воздействовать. Мы отвергаем слишком мелодраматический вымысел, но если сверхнормализация проведена специалистами своего дела, на короткий промежуток времени нас обуревают эмоции, равных которым в нашей обыденной жизни просто нет. Любители оперы, балета и мультфильмов не подчиняются этому правилу и наслаждаются сознательным выходом за пределы искусственного преувеличения. В этих видах искусства никто не пытается скрыть сверхнормализацию, и мы принимаем это как должное. То же верно в отношении многих детских игрушек, в особенности кукол; диктатура раздражителей тут – нечто само собой разумеющееся. Важно отметить, что в основном это касается игрушек для маленьких детей. Дети среднего и старшего возраста, приближающиеся к взрослому состоянию, предпочитают более реалистичные игрушки, по которым можно изучать окружающий мир.

Схожая тенденция наблюдается в рисунках детей разных возрастов. Рисунки маленьких детей полны сверхнормальных элементов, что роднит эти рисунки с искуством первобытных людей и диких племен. Поскольку голова – самая важная часть тела, она изображается огромной. Так же важны глаза, оттого они изображаются очень большими.

Лишь достигнув отрочества, дети отказываются от преувеличений и рисуют, пытаясь соблюсти естественные пропорции. История искусства, однако, знает немного случаев, когда художники или скульпторы, изображая кого-то или что-то, стремились к точнейшему соблюдению пропорций, наблюдаемых в реальности. Когда люди искусства творят, они уходят от всяких требований к реалистичности. Если человек на рисунке бежит, у него могут быть неестественно длинные ноги; если совокупляется, у него может обнаружиться огромный, ненормально длинный пенис; если выкрикивает угрозы, во рту у него могут появиться невероятно большие клыки. «Сверхнормализация» человеческого тела искусственными средствами, в конечном счете, ограничена, ибо эти средства могут быть слишком тяжелыми или затруднять свободу передвижения. На картине подобных ограничений не существует, потому сверхнормализованные элементы могут увеличиваться в сотни раз.

Самым непосредственным образом с диктатурой раздражителей связан такой вид искусства, как карикатура. Рассматривая лицо реального человека как отклонение от «идеального» лица и отмечая элементы, которые кажутся чуть длиннее, шире, больше или толще, чем «полагается», карикатурист может усилить воздействие картинки, преувеличив эти элементы и одновременно затушевав те черты лица, которые не бросаются в глаза. В конечном счёте, качество карикатуры зависит не от того, насколько смешно изображен человек, а от того, соблюдена ли гармония между всеми сверхнормализованными чертами нарисованного лица. По сути, карикатурист рисует так же, как рисуют маленькие дети или первобытные художники, разница лишь в том, что его занимают не общие характеристики человека, а индивидуальные особенности.

Под Сверхнормальными Раздражителями можно понимать и те, что не имеют естественных эквивалентов. Чтобы понять, что это такое, рассмотрим два примера. По мере того как девушка приближается к половой зрелости, её ноги удлиняются, поэтому считается, что длинные ноги делают девушку сексапильной. Художники, создающие иллюстрации для мужских журналов, намеренно изображают девичьи ноги более длинными, чем они есть на самом деле. Сопоставляя эти иллюстрации с фотографиями позировавших моделей, мы видим, что ноги нарисованных девушек длиннее ног реальных девушек иногда в полтора раза. Увеличивая длину ног, художники отталкиваются от нормальной анатомии человеческого тела. Но что происходит, если отправной точкой становится некая вещь, созданная не природой, а человеком, например автомобиль? «Естественного эквивалента» тут нет, зато есть сверхнормализованные машины, демонстрируемые ежегодно на автосалонах. Проектировщики автомобилей, как и художники, рисующие картинки для мужских журналов, желают добиться от покупателей сверхнормальной реакции на свои творения. Что является естественным для такого искусственного изделия, как машина? «Естественных» машин не бывает, иначе говоря, нет нормы, от которой мы можем отталкиваться при производстве сверхнормализованных образцов. Зато у каждого изделия есть «традиционная» форма, которую можно улучшать. На каждом этапе истории автомобилестроения традиционная, «нормальная» машина имела свои очертания. Её параметры не определены раз и навсегда, они меняются от года к году. С каждым новым прорывом меняются и стандарты «нормального» автомобиля. В итоге базовые принципы сверхнормализации остаются теми же самыми, несмотря на то что определить норму в этой ситуации – задача не из простых.

Салоны красоты предлагают женщинам превратиться в супермоделей при помощи, например, увеличенных накладных ресниц. Благодаря им глаза кажутся больше, а движения век выглядят более лёгкими. И, наоборот, женщины выщипывают брови, чтобы подчеркнуть разницу между полами – считается, что у мужчин брови гуще, а у женщин тоньше.

Подобное случается в нашем мире постоянно. Мы не устаём преувеличивать любой элемент окружающей среды. Часто мы акцентируем внимание на отдельном элементе настолько, что страдаем от «раздражительного» несварения – и бежим от переперчённых блюд к простой, не испорченной приправами пище для размышлений. Эюлюционные компромиссы, ограничивающие жизнедеятельность других видов животных, над нами не властны, поэтому, когда нам надоедает то, что поначалу казалось весьма желанным, мы переходим к чему-то новому, и весь цикл повторяется заново. Пресытившись одним Сверхнормальным Раздражителем, мы переключаемся на другой, вновь выбираем элемент, который нам хочется сверхнормализовать, и наслаждаемся им, пока он не приедается. Иными словами, мы заточили себя в заколдованный круг перемен. Эти закольцованные перемены составляют основу явления, которое принято называть «модой».

ЭСТЕТИЧЕСКИЕ ДЕЙСТВИЯ

Как мы реагируем на прекрасное – в природе и в жизни

Цель Эстетических Действий – погоня за красотой. Сказать легко, объяснить – куда сложнее; красота – качество эфемерное, особенно с биологической точки зрения. Красота никак не связана с базовыми моделями поведения, нацеленными на выживание, такими, как питание, спаривание, сон или родительская забота. И все же нельзя сказать, что красота не играет в нашей жизни никакой роли: любое объективное изучение поведения человека отмечает, что мы тратим много часов, тем или иным способом реагируя на прекрасное. Никак иначе нельзя описать реакцию мужчин и женщин, которые молча замерли перед картинами в художественной галерее, тихо сидят, слушая музыку, наблюдают за танцующими, осматривают скульптуры, пристально глядят на цветы, наслаждаются пейзажем или смакуют вино. В каждом из этих случаев органы восприятия передают информацию в мозг, и получение этой информации есть единственная цель, которую человек преследует в данный момент. Опытный ценитель вин доходит до того, что выплёвывает вино, которым только что наслаждался, словно желая подчеркнуть, что он стремится насладиться прекрасным, а не напиться.

Всякое сообщество, так или иначе, выражает себя эстетически, поэтому человеку жизненно необходимо научиться реагировать на красоту. При этом прекрасное невозможно каким-либо образом измерить. Нет ничего такого, что все люди на земле однозначно считали бы красивым. Всякий объект, почитаемый за красоту, кто-то наверняка полагает уродливым. Ввиду этого теория эстетики выглядит по большей части вздором, хотя многим трудно с этим согласиться. Мы часто ощущаем, что та или иная форма красоты обладает самоценностью, что та или эта вещь настолько прекрасна, что её обязаны признать таковой все и каждый. Горькая правда заключается в том, что красота – в глазах смотрящего и нигде больше.

Если это так, возможно ли сказать хоть что-то о биологическом аспекте красоты? Если каждый человек понимает прекрасное и безобразное по-своему, если соответствующие концепции меняются от местности к местности и от эпохи к эпохе, какой вывод можно сделать касательно реакции людей на красоту, кроме одного – красота есть дело вкуса? Оказывается, тем не менее, что основные правила, которым подчиняется такая реакция, остаются неизменными. Эти правила ничего не говорят о природе объекта, воспринимаемого как «прекрасный», однако они объясняют, как мы научились реагировать на красоту – и как эта реакция возникает и меняется сегодня.

На время исключим из рассмотрения предметы, сотворённые руками человека, и сосредоточимся на том, как мы реагируем на природные объекты. Первым открытием станет для нас тот факт, что красивые объекты не обособлены – они составляют группы и поддаются классификации. Цветы, бабочки, птицы, камни, деревья, облака, прочие элементы окружающей среды, которые кажутся нам привлекательными, бывают самых разных цветов, размеров и форм. Глядя на один такой объект, мы вспоминаем все объекты того же класса, виденные до того. Когда мы смотрим на цветок, мы видим один из множества цветов, на которые когда-либо смотрели. Мозг сохраняет информацию об этих объектах в особом кластере «цветы», и как только нам на глаза попадается очередной цветок, его визуальный образ сравнивается с накопленными ранее данными. Объект, который мы видим, становится для нас цветком лишь после этого сравнения.

Другими словами, человеческий мозг функционирует как мощное классифицирующее устройство. Всякий раз, когда мы видим некий пейзаж, это устройство поглощает наши впечатления и сравнивает их с уже имеющимися. Мозг «раскладывает по полочкам» всё, что мы видим. Значение такой классификации для выживания очевидно. Нашим предкам, как и всем млекопитающим, необходимо было знать об окружающем мире как можно больше. Например, обезьяне нужно уметь распознавать различные виды деревьев и кустарников в лесу, где она живет; она должна понимать, какое дерево приносит плоды и в какое время года, какие плоды ядовиты, у каких кустарников есть шипы. Для того чтобы выжить, обезьяна обязана стать выдающимся ботаником. Точно так же лев должен разбираться в зоологии, чтобы с первого взгляда распознать потенциальную добычу, понять, как быстро она бегает и в какую сторону может побежать.

Первобытный человек познавал окружающий мир, рассматривая и изучая форму, цвет, размер, поведение, движение, звук и запах всякого растения и животного. Единственный способ изучить мир как следует – это развить в себе потребность классифицировать все явления, которые человек наблюдает в повседневной жизни. Я называю эту потребность таксофилической (дословный перевод – «страсть к упорядочиванию») и утверждаю, что её значение было столь велико, что в конце концов данная потребность зажила собственной жизнью. Она сделалась одной из основных потребностей человека – наряду с питанием, совокуплением и сном. Изначально наши предки классифицировали ягоды или виды антилоп, когда искали пропитание, но прошло время, и они стали делать то же самое, даже когда не испытывали голода. Они начали классифицировать ради классифицирования. Это опять же было необходимо для выживания: с раннего детства человек испытывает сильное желание упорядочить и организовать все элементы наблюдаемого мира в собственном сознании, чтобы впоследствии, когда это будет необходимо, знания сослужили ему хорошую службу.

Школьники часто жалуются на то, что в процессе обучения их заставляют запоминать огромное количество ненужных (на первый взгляд) сведений. Если бы им довелось родиться в каменном веке, они учили бы «уроки» в естественных условиях и запоминали бы выученное куда лучше. В школе ботаника кажется скучной, геология – абстрактной, энтомология – бессмысленной. Однако, невзирая на эти жалобы, таксофилическая потребность достаточно сильна: даже в бесстрастной, разреженной атмосфере школы подростки способны загружать в память большие массивы фактов из тех областей знания, с которыми они вряд ли когда-либо сталкивались. Эта удивительная способность проявляется в большей мере, когда ребёнок попадает в ситуацию, в которой таксофилия приобретает некий смысл. Попросите школьника, которого считают тупицей, перечислить даты футбольных матчей, забитые голы, игроков и цвета футбольных команд, и, если он увлечен футболом, вы утонете в потоке фактов, которые, оказывается, замечательно классифицированы в его голове. Попросите школьницу перечислить выходившие в течение последних трех лет музыкальные альбомы, названия песен, имена солистов и музыкантов, и, если эта школьница слушает современную музыку, она моментально выложит вам и названия, и имена. Человек начинает классифицировать мир удивительно рано. Начните играть с четырёхлетним ребенком, например, в машинки, и вскоре он научится различать около сотни моделей автомобилей. Человек – настоящее чудо в том, что касается классификации информации, и это касается практически любой информации, имеющейся в окружающей среде и являющейся частью мира, в котором живет ребёнок.

Именно таксофилическая потребность лежит в основе нашей реакции на красоту. Когда мы впервые слышим пение некой птицы или гуляем по саду, в котором раньше не были, и наслаждаемся звуками или цветами, мы говорим: «Какая красота!» Кажется, что источником наслаждения является пение птицы или сад, но на самом деле этим источником стало новое впечатление, которое наш мозг сравнил со всеми прежними впечатлениями в соответствующей категории. Пение птицы моментально сравнивается с пением птиц, которых мы слушали ранее, сад – со всеми виденными до того садами. Прекрасное распознается только в сравнении, оно относительно, а не абсолютно.

Но если красота появляется лишь в результате сравнения, то же можно сказать об уродстве, и разницу между ними нам ещё только предстоит определить. Всё зависит от того, как именно мы создаем кластеры, когда классифицируем мир вокруг нас. Каждый кластер или категория объединяет объекты определённого типа с общими свойствами, которые делают их похожими, но не идентичными. Распознав свойства данного объекта, мы размещаем его в том или ином кластере. Чем больше у двух объектов общих свойств, тем ближе они расположены друг относительно друга в нашей таксофилической схеме. Этот важный процесс часто идет на подсознательном уровне, и мы не понимаем, что заняты классификацией. Фактически мы создаём свод критериев, определяющих, что такое «птичье пение» или «сад». Услышав пение птицы или увидев сад, мы подсознательно анализируем, насколько эти объекты соответствуют установленным критериям. Если мы решили, что птичье пение – это длинная последовательность чистых звуков различной высоты, пение конкретной птицы будет для нас красивым, если оно выделяется именно по этим параметрам. Если последовательность звуков короткая, резкая и повторяющаяся, мы посчитаем такое пение плохим или некрасивым. Если мы решили, что сад – это буйство красок и растения с большими лепестками разных цветов и оттенков, конкретный сад мы опять же будем оценивать по соответствию этим критериям.

Предположим, что мы, напротив, предпочитаем более тихое, приглушенное пение птиц или неяркие цветы. В этом случае и наша шкала ценностей, и наша реакция на поющую птицу или сад будет другой. Мы сочтём птичье пение слишком навязчивым, а краски сада – слишком кричащими. Отсюда ясно, что красота – понятие относительное. Эстетическое восприятие зависит от прежних впечатлений, складированных в мозгу и сформировавших те или иные критерии для птичьего пения или сада. Но если мы все живём в одном и том же мире, откуда берутся различия в восприятии?

Ответ на этот вопрос кроется в процессе, который мы назовем «обобщение раздражителей». Возьмём простой пример: если маленького мальчика кусает собака, он может возненавидеть всех собак на свете. Страх перед одной собакой распространяется на всех остальных собак любых пород. В один момент собаки становятся для мальчика гадкими, злыми, вонючими бестиями, хотя раньше все они входили в группу объектов, привлекательность и красота которых разнились. До нападения мальчик, как и большая часть людей, был способен воспринимать незначительные отличия одной собаки от другой; может быть, он делал это не так хорошо, как судья на собачьей выставке, и все же определённые критерии оценки собак у него имелись. После нападения эти критерии исказились. Теперь мальчик не может назвать красивой ни одну собаку. Подобное обобщение раздражителей может коснуться объектов любого типа. Если женщину жестоко избили у розового куста, она может возненавидеть розы на всю оставшуюся жизнь. Если другая женщина у того же розового куста потеряет голову от любви, в её сознании может произойти обратный процесс.

Схожим образом на нас влияет множество событий и явлений. Когда мы узнаем, что некто, кого мы презираем, обожает птичье пение, нежные трели, вполне возможно, в одночасье станут казаться нам раздражающей какофонией. Если некто, кого мы уважаем, любит свиней, вскоре мы будем считать красивой и хрюкающую свиноматку. Когда некий предмет, стоивший однажды гроши и имевшийся в каждом доме, становится очень дорогостоящей редкостью, мы моментально замечаем, что он, оказывается, красив, и удивляемся тому, как мы не разглядели его красоту раньше.

Возможно, кому-то приведенные примеры покажутся банальными, но мы должны помнить о том, что многие люди, не желая замечать очевидного, по-прежнему считают красоту неотъемлемым свойством той или иной вещи. Наиболее ярко подобные представления о прекрасном проявлены в мире «женских прелестей» с его конкурсами красоты и идеальными моделями. Веками мужчины спорят о том, какие женщины красивы и почему, но ни один из них так и не сумел решить эту проблему раз и навсегда. Красотки различных эпох и стран очень не похожи друг на друга. Тем не менее, всегда есть мужчины, считающие, что красивые женщины именно таковы и не могут быть никакими другими. Одни считают, что прекрасная девушка непременно должна быть полной; другие – что стан её должен быть тонким и гибким; третьи – что фигура у красивой девушки походит на песочные часы. Что касается лица, разные страны и эпохи предъявляли его частям и их пропорциям самые различные требования. Прямые заостренные носы и маленькие вздернутые носы; голубые глаза или тёмные глаза; узкие губы или толстые губы – у всякого варианта есть свои поклонники.

Из-за этих вариаций чрезвычайно интересно наблюдать за тем, как выбирают «международных» королев красоты, например, на печально известных конкурсах «Мисс Мира» и «Мисс Вселенная». В ходе этих «состязаний» девушек из стран с напрочь отличающимися идеалами красоты оценивают так, будто все они принадлежат одной и той же культуре. Как следствие, подобные конкурсы превращаются в бессмыслицу и оскорбляют все участвующие в них страны, кроме западных. Получается, что красавицы из Китая или Африки должны соответствовать стандартам красоты не своих стран, а западной цивилизации. Если побеждает чернокожая или азиатская красавица, то лишь потому, что она сложена как белая женщина. Девушкам из стран, где главными признаками красоты считаются выступающие ягодицы, удлиненный клитор или необычно большие половые губы, на этих конкурсах делать нечего – они все равно не дойдут до полуфинала.