Текст книги "Библия языка телодвижений"

Автор книги: Десмонд Моррис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

РЕЛИГИОЗНЫЕ ДЕЙСТВИЯ

Действия, призванные умиротворить воображаемых богов

Религиозные Действия по своей сути выражают подчинение доминирующим индивидам, которых называют богами. Эти действия включают в себя различные варианты принижения себя, такие, как преклонение колен, поклоны, простирание ниц, распевание молитв и ритуалы самоунижения и жертвоприношения, а также приношение даров богам и символические сигналы, заверяющие богов в преданности.

По сути, Религиозные Действия – это попытка умилостивить доминирующих сверхсуществ с целью обрести блага или избежать наказания. В таком поведении нет ничего необычного. Животные, обладающие низким статусом, схожим образом, выказывают покорность своим более сильным собратьям. Удивительная особенность Религиозных Действий, наблюдаемых сегодня, состоит в том, что люди декларируют подчинение доминирующему индивиду или индивидам, с которыми невозможно встретиться лицом к лицу. Будучи представлены изображениями и артефактами, те выражают свою волю исключительно через «агентов», называемых жрецами или священниками. Эти посредники пользуются большим влиянием и уважением, поскольку боги наделяют их частичкой своей силы. Поэтому жрецам столь важно постоянно держать приверженцев культа в повиновении доминирующим сверхсуществам. Делать это можно различными способами.

Жрецы поощряют давление на последователей конкурирующих культов. Это давление может сильно разниться по форме – от умеренного осуждения до издевательств, открытой ненависти и жестоких гонений. Многие религии, проповедующие сейчас терпимость, бывали крайне нетерпимы к неверным. Религиозность играет существенную роль в механизмах общественной изоляции. Преданность местным богам требует отделить тех, кто верует правильно, от тех, кто верует как-то иначе. Отсюда – возникновение различных сект, враждующих между собой.

Жрецы часто сочиняют убедительные истории о том, как боги наказывают непокорных. В прошлом любое естественное бедствие – потоп, эпидемия, неурожай, пожар – толковалось как проявление божественного гнева; «глад и мор» насылались, чтобы покарать людей за неповиновение богам. Жрецы говорят, что совпадения на самом деле – вовсе не совпадения, и, используя внушаемость верующих, порождают в итоге суеверия.

Жрецы придумывают загробный мир, где покорных верующих вознаградят, а непокорные будут вечно страдать. Историки приводят свидетельства того, что вера в жизнь после смерти зародилась много тысяч лет назад. Древние захоронения полнятся предметами, которыми умерший снабжался, чтобы ему хорошо жилось на том свете. Этот обычай, уходящий корнями в каменный век, не исчезал несколько тысячелетий.

Удивительно, но во все времена множество вполне разумных людей в самых разных странах поддавались давлению священников и испытывали страх перед богами. Влияние жрецов поддерживалось за счёт нескольких факторов.

Первый и, возможно, самый важный из них – это обретение нашими далёкими предками чувства времени. Другие виды обмениваются информацией о настоящем, демонстрируя своё внутреннее состояние на данный момент, но не способны размышлять о будущем Человек в состоянии осознать неизбежность собственной смерти, и эта мысль для него невыносима. Любое животное, столкнувшись с риском умереть, стремится как-то себя защитить. Встретившись с хищником, оно убегает, прячется, атакует или использует какой-то другой защитный механизм, например, прикидывается дохлым или испускает вонючие газы. Есть много механизмов самозащиты, но все они включаются лишь при встрече с реальной опасностью. Когда человек осознает, что в будущем он обязательно умрёт, он силой мысли превращает потенциальную опасность в реальную. Его способ защититься – сказать, что смерти не будет. Он не может отрицать того, что его тело умрёт и сгниёт, поскольку это случается со всеми; потому человек решает проблему, придумывая себе бессмертную душу, которая больше «его», нежели собственное физическое тело. Если душа может пережить смерть, значит, человек сумел защитить свою жизнь от угрожающей ей опасности.

Посредники между богами и людьми извлекают из этой ситуации все возможные выгоды. Им всего лишь нужно постоянно напоминать своим последователям, что те смертны, и убеждать их в том, что жизнью после смерти ведают именно те конкретные боги, которым они, жрецы, служат. Все остальное сделает инстинкт самосохранения верующих.

Во-вторых, священнослужителям помогает такое свойство человека, как неотения. В биологии неотенией называется свойственная некоторым видам способность к размножению на стадии, предшествующей взрослому состоянию. Можно сказать, что со временем юные особи данного вида становятся все более взрослыми – или, скорее, взрослые становятся все более юными. По многим параметрам человек – это неотеническая обезьяна. Взрослый человек больше похож на юную обезьяну, чем на взрослую, он столь же игрив и любопытен. Когда обезьяна взрослеет, она теряет юношескую игривость; человек не теряет её никогда.

Точно так же собаки – это неотенические волки. Людям нравятся игривые «друзья человека», оттого он выводит все более «юных» собак. Взрослая домашняя собака прыгает, скачет и играет с хозяином так же, как волчонок. Волчата вырастают и перестают играть. Щенки тоже вырастают, но их поведение, как и поведение людей, остаётся инфантильным – они играть не перестают. Иначе говоря, они реагируют на человека так, словно видят в нем родителя. Владелец собаки превращается в доминирующую фигуру, в отца или мать собаки. Будучи неотеническими животными, собаки могут спариваться и размножаться, и все равно они реагируют на «родительское» доминирование и подчиняются хозяину. Другими словами, для собаки человек – это бог.

Благодаря эволюции неотеническая обезьяна – человек – оказалась в том же положении, что и собака. Пройдя стадию полового созревания, он по-прежнему нуждается в родителе – в сверхродителе, который стал бы для человека тем же, чем человек стал для собаки. Отсюда один шаг до изобретения бога – либо в его женской ипостаси (мать-богиня), либо в мужской (бог-отец), либо даже целой семьи богов. Подобно настоящим родителям, эти боги могут защищать, наказывать и требовать подчинения.

Нелишне спросить, почему эту роль не могут играть собственные родители человека. Ответ прост: с точки зрения биологии для того, чтобы выполнять родительскую функцию, родители должны быть физически крупнее потомства. Ребёнок должен смотреть на родителей снизу вверх. Они обязаны быть сильнее его, чтобы защитить ребёнка от опасности. Как только дети вырастают и уподобляются родителям и в росте, и в весе, и в способности размножаться, родители перестают считаться таковыми.

А вот боги и богини остаются огромными. Как и родители, они «наверху» – обращаясь к ним, мы поднимаем взгляд к небу. Они всемогущи, какими и должны быть хорошие родители. Мы можем состариться, но все равно зовём их «Святая Мать» или «Отче» и доверяемся им, как дети доверяются родителям (или жрецам, часто присваивающими себе подобные титулы).

В-третьих, священнослужители используют стремление людей к сотрудничеству. Когда наши далёкие предки сделались охотниками, они были вынуждены доверять друг другу в куда большей степени, нежели раньше. Вождь должен был полагаться на соплеменников и рассчитывать уже не на пассивное подчинение, но на активное сотрудничество. Однако если позволить им проявлять инициативу, есть опасность, что охотники перестанут слепо и безоговорочно подчиняться вождю или племени. Разумное сотрудничество, в котором отчаянно нуждались группы охотников, могло легко обернуться потерей столь же необходимой сплочённости. Как вождь может требовать одновременно слепой веры и призывать к разумному сотрудничеству? Очень просто: следует придумать сверхвождя, бога, благодаря которому группа сплотится ради единой цели, и в то же время позволить членам группы разумно сотрудничать друг с другом.

Таковы три фактора, без которых священнослужители не смогли бы столь успешно рекламировать своих богов и Религиозные Действия: стремление человека защититься от угрозы смерти; стремление обрести сверхродителя; стремление обрести сверхвождя. Бог, обещающий жизнь после смерти в ином мире, защищающий «детей» независимо от их возраста, предлагающий послужить великому делу и сплачивающий людей воедино, автоматически вызывает у них позитивную реакцию.

От жрецов и священников требуется обеспечить верующих впечатляющими обрядами. Почти во всех религиях есть церемониалы, в ходе которых почитатели данного божества могут насладиться участием в сложной групповой деятельности. Сила и власть бога проявляются в том, что он может доминировать и командовать, подчиняя себе огромные толпы людей; в то же самое время усиливается и взаимная связь между верующими. Поскольку боги являются сверхродителями и сверхвождями, они обитают в просторных домах, где «встречаются» со своими почитателями. Если бы инопланетяне, не знающие ничего о нашей цивилизации, пролетели на космических кораблях над земными поселениями, они моментально заметили бы, что во многих деревнях и городах одно или два здания выделяются своими размерами. Возвышаясь над остальными домами, эти огромные строения явно служат пристанищами каким-то гигантам, чей рост во много раз превышает рост среднего землянина. Дома богов – храмы, мечети, церкви и соборы – рассчитаны словно на великанов, и инопланетяне сильно удивились бы, узнав, что великаны эти никогда не бывают дома. Их последователи то и дело навещают их и поклоняются им, но сами гиганты остаются невидимы. Только их крики разносятся повсюду – или же это звонят в колокола? Человек – существо, гораздое на выдумки.

АЛЬТРУИСТИЧЕСКОЕ ПОВЕДЕНИЕ

Как мы помогаем другим за свой счёт

Альтруизм можно определить, как стремление совершить бескорыстное действие. В качестве элемента поведения это действие должно отвечать двум условиям: оно совершается во благо кого-то и ставит благодетеля в невыгодное положение. Иначе говоря, это не просто помощь другому человеку – это помощь, оказанная за свой счёт.

Простое определение маскирует сложную биологическую проблему. Если я помогаю вам, вредя себе, следовательно, я увеличиваю ваши шансы на успех в сравнении с моими. С точки зрения эволюции это означает, что ваше потомство (или потенциальное потомство) имеет больше шансов на выживание, чем моё. Если я повёл себя альтруистично, ваша генетическая линия сохранится с большей вероятностью, чем моя. С течением времени мои неэгоистические гены исчезнут, а ваши эгоистические сохранятся. Потому с эволюционных позиций альтруизм как способ поведения не слишком конкурентоспособен.

Между тем люди являются потомками животных, которые выиграли тяжелейшую эволюционную битву за выживание, иными словами, мы не можем быть генетически запрограммированы на Альтруистическое Поведение.

Теория эволюции предполагает, что наши предки, как и все остальные животные, действовали эгоистически, даже если со стороны могло показаться, что они приносят себя в жертву и занимаются благотворительностью.

Это биологический, эволюционный аргумент, и по-своему он абсолютно убедителен, однако «лучшие моменты» истории человечества он не объясняет. Когда человек видит горящий дом, в котором осталась его маленькая дочь, его старый друг, незнакомец или даже орущий котёнок, он может, не колеблясь ни секунды, ринуться в пылающее здание, рискуя получить сильнейшие ожоги и никого при этом не спасти. Можно ли действия такого рода описать как эгоистические? На самом деле – да, но для этого потребуется дать новое определение слова «эго» – «я».

Думая о своём «эго», мы чаще всего связываем его с собственным телом, каким оно является на данный момент. Однако с биологической точки зрения правильнее считать это тело лишь временным хранилищем, подлежащим уничтожению контейнером, в котором содержатся наши гены. Эти гены – генетический материал, унаследованный нами от родителей и подлежащий передаче нашим детям, – в каком-то смысле бессмертны. Наши тела – не более чем транспорт для генов, которые через них передают себя из поколения в поколение. Именно гены, не люди, являются основными единицами эволюции. Мы – всего лишь охранники генов, защищающие их от уничтожения всеми доступными средствами в течение наших коротких жизней.

Религия учит, что у человека есть бессмертная душа, которая покидает тело в момент смерти и улетает на небо (а то и в ад). Более удобно изобразить душу мужчины в виде спермы, а душу женщины – в виде яйцеклетки, и считать, что они покидают тело не в момент смерти, а в момент спаривания. Развивая эту мысль, можно прийти, разумеется, и к понятию «жизнь после смерти», которая случается не в каком-то мистическом «ином мире», но прямо здесь, на небесах или в аду яслей и игровой площадки, где наши гены продолжают бесконечное путешествие по туннелю времени, перебравшись в новые контейнеры плоти, которые мы зовём детьми.

Отсюда следует, что с точки зрения генетики наши дети – это мы или скорее половина нас, поскольку наш партнёр передаёт каждому ребёнку половину его генов. Тогда получается, что наша любовь к детям и на первый взгляд бескорыстная родительская забота на деле – не что иное, как забота генов о самих себе. Человек, рискующий собой ради спасения дочери, в реальности спасает собственные гены в новом телесном контейнере. Оберегая свои гены, он поступает с точки зрения биологии не альтруистично, а эгоистично.

Предположим, однако, что человек прыгает в огонь, чтобы попытаться спасти не свою дочь, а дочь старого друга. Можно ли этот поступок назвать эгоистичным? Ответ на этот вопрос следует искать в эпохе, когда появились первые люди. Миллион лет назад человек был всего лишь членом племени, маленькой группы, где все знали друг друга и были генетически связаны друг с другом. Спаривание с членами других племён, конечно, случалось, однако с большой вероятностью каждый член твоего племени приходился вам родственником, пусть даже и дальним. Соответственно, когда дело касалось членов племени, без альтруизма было не обойтись. Речь шла о спасении копии ваших генов, и хотя вы отзывались на их крик о помощи с меньшим энтузиазмом, чем если бы в беду попали ваши дети, тем не менее, вы спасали их опять-таки из генетического эгоизма.

Этот процесс, разумеется, не поддаётся просчёту. Он идёт неосознанно и базируется на эмоции, которую мы называем «любовь». Мы говорим, что исходим из любви к нашим детям, когда делаем для них что-то «бескорыстно»; мы также говорим, что любим ближнего, когда приходим на помощь друзьям. Эти эмоции относятся к врождённым, и когда мы слышим крик о помощи, мы ощущаем потребность подчиниться исходящим из глубины сознания порывам, не задавая лишних вопросов и не подвергая эти порывы анализу. Мы считаем свои действия бескорыстными, а не эгоистическими, лишь потому, что думаем о себе как о «людях», а не как о «генетических механизмах».

Пока что все ясно – но что мы скажем о человеке, который бросается в огонь, чтобы спасти незнакомца? Незнакомец, по всей вероятности, никак не связан генетически с тем, кто ему помогает, значит, спаситель действует из бескорыстных, альтруистических побуждений? Ответ: «Да, но его альтруизм – случайность». Эта случайность обусловлена тем, что за последние тысячелетия население Земли быстро росло. До того в течение миллионов лет человек был племенным животным, и любое стремление помочь ближнему автоматически означало, что помощь предназначается родственнику со схожим геномом, пусть и дальнему. В механизме выбора между родственником и незнакомцем не было нужды, поскольку вокруг не было незнакомцев. После появления городов люди стали жить в огромных сообществах, где их окружали незнакомцы, и генетический набор попросту не успел приспособиться к новым обстоятельствам. Поэтому альтруизм неизбежно распространился на всех ближних и соседей, хотя многие из них могли не иметь с вами ничего общего на генетическом уровне.

Используя этот древний рефлекс, политики сумели распространить систему помощи на новом, государственном уровне и назвали её патриотизмом. Теперь люди шли умирать за свою страну как за родное племя или свою семью.

Человек, который врывается в горящий дом, чтобы спасти котёнка, – особый случай. Многим людям животные заменяют детей, потому они получают те же любовь и заботу, что и настоящие дети. Человек спасает котёнка оттого, что тот символизирует собой ребёнка. Человеку чем дальше, тем больше свойственна символизация, при которой вещь или живое существо он рассматривает как символ другой вещи или живого существа. Этот процесс часто лежит в основе Альтруистического Поведения.

В частности, символизация объясняет феномен готовности умереть за идею. Подобная готовность всегда кажется альтруизмом в крайней его степени, однако тщательное изучение её природы показывает, что дело здесь не в бескорыстии, а в символах. Монахиня, отдающая жизнь за Христа, уже является как бы «невестой» Христа и смотрит на людей как на «детей» бога. В её системе ценностей все человечество включено в «круг семьи», а значит, альтруизм монахини распространяется на её символическую семью – она для неё не менее реальна, чем настоящая семья для обычного человека.

Тем же способом можно подвести биологический базис под любое поведение, кажущееся альтруистическим. Его ценность никоим образом не умаляется, однако следует сказать, что в распространённых альтернативных теориях, объясняющих подобное поведение, нет нужды. Например, часто можно слышать о том, что человек изначально порочен и его добрые деяния – это по большей части результат стараний моралистов, философов и священников; что, если предоставить человека самому себе, он быстро ожесточится, озвереет и одичает. При этом нас пытаются уверить в том, что всеми своими хорошими качествами современный человек обязан блестящей работе этих великих учителей. С биологической точки зрения все совсем не так. Альтруизм заложен в нас на генетическом уровне, а значит, наше стремление помочь кровным родственникам и членам родного племени естественно. Поскольку племена со временем слились в народы, наш альтруизм распространялся всё дальше и дальше, большую роль при этом сыграла тенденция принимать символические заменители за нечто реальное. Иначе говоря, в настоящее время люди стали весьма альтруистическим видом. Если этот альтруизм и даёт сбои, они случаются не потому, что даёт знать о себе наша истинная «дикарская природа», а потому, что в нашем напряжённом и перенаселённом мире люди слишком часто оказываются не в состоянии бороться со стрессом.

Тем не менее, ошибкой было бы переоценивать ангельский альтруизм человека разумного. Люди, кроме прочего, желают побеждать. В обычных обстоятельствах желания помочь ближнему и победить его уравновешиваются, и это равновесие сказывается на большей части общения в форме трансактного взаимодействия. Это взаимодействие типа «ты мне, я тебе» или «услуга за услугу». Мы заключаем друг с другом сделки. То, что я делаю, поможет вам, но мои мотивы – не альтруистические, ибо в то же время я помогаю и себе. Подобное сотрудничество, вероятно, можно назвать главной чертой обыденного социального взаимодействия. Это основа торговли и коммерции, позволяющая понять, почему бизнес не становится ещё более жестоким. Если бы желание победить конкурента не смягчалось стремлением помочь друг другу, законы делового мира вскоре стали бы более безжалостными, чем законы джунглей.

Особый вид подобных двусторонних взаимодействий характеризуется поговоркой «потом сочтёмся». Это отложенное или неконкретное сотрудничество. Я помогаю вам сейчас, даже если вы не можете помочь мне в ответ. Ежедневно я оказываю помощь многим людям. Однажды мне потребуется помощь, и тогда они помогут мне, выполнив свою часть «долгосрочной сделки». Я не храню записи о том, кто мне обязан и чем. Более того, человек, который в итоге поспособствует мне, может быть не из числа тех, кому я помог. Однако, если поступать так, возникнет целая система социальных долгов, которая, подобно системе разделения труда, окажется полезной всем членам общества. Это «взаимный альтруизм». Опять же, это не настоящий альтруизм, поскольку рано или поздно и, так или иначе, я получу вознаграждение за оказанную кому-либо помощь.

Часто ожидание будущего вознаграждения такого рода служит скрытым мотивом огромному числу действий, которые принято относить к чисто альтруистическому поведению. Во многих странах гражданам, которые «служат обществу», выдаются особые награды, и сплошь и рядом эти граждане служат обществу именно потому, что хотят быть награждёнными. Сравнительно небольшая часть общественных почестей застаёт награждаемых врасплох. Многие другие «добрые дела» также делаются с мыслью о будущем общественном (или небесном) вознаграждении. Разумеется, даже если мотивы людей таковы, их дела не становятся менее «добрыми».

В таблице показано, как соотносятся между собой намерения победить и помочь, а также «промежуточные состояния»: