Текст книги "Истории для любопытных. Из коллекции Альфреда Хичкока"

Автор книги: Дэшилл Хэммет

Соавторы: Корнелл Вулрич,Чарльз Финни,Рон Гуларт,Эдмунд Криспин,Флора Флетчер,Уорнер Лоу,Джеффри Буш,Дарси Линдон Чампьон
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– Простите, что беспокою вас в такой день, – сказал я, пробившись наконец к нему. – Постараюсь не отнимать у вас время. Я работаю в сыскном агентстве «Континентал». Несколько дней назад исчезли Рут и Майра Банброк, и я пытаюсь их разыскать. Вы их, наверно, знаете.

– Да, – безучастно ответил он. – Я их знаю.

– Вы знаете, что они исчезли?

– Нет. – Он перевел взгляд с кресла на ковер. – Откуда мне знать?

– Видели их в последнее время? – спросил я, оставив без внимания его вопрос.

– На прошлой неделе… Кажется, в среду. Я вернулся из банка, а они как раз уходили – стояли в дверях и разговаривали с моей женой.

– Жена ничего не говорила об их исчезновении?

– Знаете, я ничего вам не могу сказать о сестрах Банброк. Извините меня…

– Еще минутку. Я бы не побеспокоил вас, если б в этом не было необходимости. Вчера я расспрашивал здесь миссис Корелл. Она нервничала. У меня сложилось впечатление, что на некоторые вопросы она отвечала… ну… уклончиво. Я хочу…

Он встал. Лицо у него налилось кровью.

– Вы! – крикнул он. – Так это вас надо поблагодарить за…

– Послушайте, мистер Корелл, – миролюбиво начал я, – что толку…

Но он распалился.

– Вы довели мою жену до смерти. Вы ее убили своими грязными расспросами… наглыми угрозами, своими…

Глупости. Мне было жаль молодого человека – его жена покончила с собой. Но работа есть работа. Я подкрутил гайки.

– Не будем спорить, Корелл, – сказал я ему. – Вот в чем суть: я пришел сюда, чтобы расспросить вашу жену о Банброках. Она не сказала мне правды. Потом она покончила с собой. Я хочу знать почему. Объяснитесь со мной начистоту, и я сделаю все возможное для того, чтобы газеты и общество не связали ее смерть с исчезновением девушек.

– Связать ее смерть с их исчезновением? – возмутился он. – Какая нелепость!

– Может быть – однако связь есть! – не отставал я. Я жалел его, но работа должна быть сделана. – Есть. Если вы мне ее объясните, может быть, ее не придется разглашать. Но я должен до нее добраться. Вы ее объясните – или я стану искать ее по всему городу.

Я подумал, что он меня ударит. И я бы его не упрекнул. Тело его напряглось… потом обмякло, и он откинулся на спинку. Он отвел глаза и забормотал:

– Я ничего не могу сказать. Когда служанка вошла к ней утром в спальню, она была мертвой. Ни записки, ни объяснения, ничего.

– Вчера вечером вы ее видели?

– Нет. Я не обедал дома. Пришел поздно и отправился прямо к себе в комнату, не хотел ее беспокоить. Я не видел ее со вчерашнего утра, когда ушел из дому.

– Вам не показалось, что она взволнована, беспокойна?

– Нет.

– Как вы думаете, почему это случилось?

– Господи, не знаю, честное слово! Я ломаю голову и не могу понять!

– Болезни?

– Она была здорова. Никогда не болела, никогда не жаловалась.

– Может быть, ссора?

– Мы никогда не ссорились… ни разу за те полтора года, что мы женаты!

– Денежные затруднения?

По-прежнему глядя в пол, он помотал головой.

– Какие-нибудь неприятности?

Он опять помотал головой.

– Вчера вечером служанка не заметила никаких странностей в ее поведении?

– Никаких.

– Вы поискали в ее вещах – бумаги, письма?

– Да – и ничего не нашел. – Он поднял голову и взглянул мне в глаза. – Одно только, – он говорил очень медленно, – в камине у нее была кучка пепла, как будто она сожгла бумаги или письма.

Корелл больше ничего не мог сообщить – по крайней мере, я больше ничего не мог от него добиться.

Девушка в прихожей конторы Альфреда Банброка сказала мне, что он на совещании. Я попросил доложить обо мне. Он вышел с совещания и увел меня в свой кабинет. Его усталое лицо выражало только одно: вопрос.

Я не заставил его ждать ответа. Он был взрослый человек. Замазывать плохие новости не имело смысла.

– Дело приняло скверный оборот, – сказал я, как только мы закрылись в кабинете. – Думаю, нам надо обратиться за помощью в полицию и в газеты. Вчера я опрашивал некую миссис Корелл, подругу ваших дочерей, и она лгала мне. Ночью она покончила с собой.

– Ирма Корелл? Покончила с собой?

– Вы ее знали?

– Да! Очень близко! Она была… то есть да, была – близкой подругой моей жены и дочерей. Покончила с собой?

– Да. Отравилась. Сегодня ночью. Какая тут связь с исчезновением ваших дочерей?

– Какая? – переспросил он. – Не знаю. А должна быть связь?

– По-моему, должна. Мне она сказала, что не видела ваших дочерей недели две. Муж ее только что мне сказал, что в среду днем, когда он вернулся из банка, они с ней разговаривали. Когда я ее расспрашивал, она нервничала. И вскоре покончила с собой. Можно не сомневаться, что какая-то связь тут есть.

– И это означает?..

– Означает, – подхватил я, – что, если даже вашим дочерям ничто не грозит, мы все равно не имеем права рассчитывать на это.

– Вы думаете, что с ними случилась беда?

– Я ничего не думаю, но знаю, что, если за их отъездом последовало самоубийство, нам нельзя вести дело спустя рукава.

Банброк позвонил своему адвокату – румяному седому старику Норуоллу, который славился тем, что знает о корпорациях больше всех Морганов, вместе взятых, но не имел ни малейшего понятия о полицейской процедуре, – и попросил его встретиться с нами во Дворце юстиции.

Мы пробыли там полтора часа: навели полицию на это дело и сообщили газетчикам то, что считали нужным сообщить. Сведений о девушках они получили вдоволь, вдоволь фотографий и тому подобного, но ничего – о связи между сестрами и миссис Корелл. Полиции, конечно, мы об этом сказали.

После того как Банброк с адвокатом ушли, я вернулся в бюро уголовного розыска, чтобы потолковать с Патом Редди, полицейским сыщиком, отряженным на это дело.

Пат был самым молодым в уголовном розыске – крупный блондин-ирландец, любивший порисоваться – на свой ленивый манер.

Он начал карьеру года два назад – топая в сбруе по крутым улицам города. Однажды вечером он прилепил штрафной талон к автомобилю, оставленному перед пожарным краном. Тут появилась владелица и вступила с ним в спор. Владелицей оказалась Алтея Уоллак, единственная, избалованная дочь хозяина кофейной компании Уоллака – худенькая, бесшабашная девчонка с огоньком в глазах. Наверное, она поговорила с Патом без церемоний. Он отвел ее в участок и засунул в камеру.

Наутро, как рассказывают, старый Уоллак развел пары и явился в участок с целой сворой адвокатов. Но Пат протокола не порвал, и девицу оштрафовали. Старик только что не бил Пата кулаками. Пат, по обыкновению, сонно ухмыльнулся и сказал кофейному магнату: «Отвяжитесь от меня, а не то перестану пить ваш кофе».

Острота попала почти во все газеты и даже в бродвейское эстрадное представление.

Но шуткой Пат не ограничился. Тремя днями позже они с Алтеей Уоллак отправились в Аламейду и поженились. Я присутствовал при этом. Мы случайно встретились на пароме, и они затащили меня на церемонию.

Старик тут же лишил дочь наследства, но это никого не взволновало. Пат продолжал протирать подметки, но теперь он был человеком заметным, и вскоре его усердие оценили. Его перевели в уголовный розыск.

Старик Уоллак перед смертью смягчился и оставил Алтее свои миллионы.

Пат взял отгул на полдня, чтобы сходить на похороны, а вечером вернулся на службу и захватил целый грузовик с бандитами. Он продолжал службу. Не знаю, что делала со своими деньгами его жена, но Пат даже не перешел на более приличные сигары, хотя следовало бы. Правда, теперь он жил в резиденции Уоллака, и, случалось, дождливым утром его привозил на работу шофер на «испано-сюизе»; в остальном же он никак не переменился.

Вот этот крупный блондин-ирландец и сидел сейчас за столом напротив меня и окуривал меня при помощи чего-то, напоминавшего видом сигару.

Наконец он вынул сигарообразную вещь изо рта и заговорил в дыму:

– Эту мадам Корелл, которую ты считаешь причастной к делу Банброков, – ее месяца два назад ограбили на восемьсот долларов. Слыхал?

Я не слыхал.

– Кроме денег что-нибудь отняли? – спросил я.

– Нет.

– Ты этому веришь?

Он ухмыльнулся.

– В том-то и дело. Грабителя мы не поймали. С женщинами, которые теряют вещи таким образом, в особенности деньги, никогда не известно, их ли ограбили или они сами зажилили. – Он еще покадил на меня отравляющим газом и добавил: – Хотя могли и ограбить. Так какой у тебя план?

– Давай зайдем в агентство, посмотрим, не поступило ли чего-нибудь новенького. Потом я хочу еще раз поговорить с женой Банброка. Может быть, она нам что-нибудь расскажет о покойнице.

В агентстве я получил донесения об остальных иногородних знакомых Банброков. Никто из них, по-видимому, не знал, где находятся сестры. Мы с Редди поднялись к Си-Клиффу – к дому Банброка.

Его жена уже знала о смерти миссис Корелл: ей позвонил Банброк, и она прочла газеты. Она сказала нам, что не представляет себе, почему миссис Корелл покончила с собой. И не видит никакой связи между этим самоубийством и исчезновением падчериц.

– Две или три недели назад, когда я виделась с ней в последний раз, она была не менее довольна и счастлива, чем обычно, – сказала миссис Банброк. – Конечно, недовольство жизнью было вообще ей свойственно, но не до такой степени, чтобы сделать нечто подобное.

– Не знаете, были у нее трения с мужем?

– Нет. Насколько я знаю, они были счастливы, хотя… – Она запнулась. В ее черных глазах мелькнуло смущение, нерешительность.

– Хотя? – повторил я.

– Если я вам не скажу, вы решите, что я скрытничаю. – Она покраснела, и в смешке ее было больше нервозности, чем веселья. – Это не имеет никакого значения, но я всегда немного ревновала к Ирме. Она и мой муж были… словом, все думали, что они поженятся. Это происходило незадолго до нашей свадьбы. Я, конечно, не показывала вида и, надо сказать, сама считаю это глупостью, но у меня всегда было подозрение, что Ирма вышла за Стюарта скорее в пику нам, чем по какой-либо иной причине, и что она по-прежнему неравнодушна к Альфреду… к мистеру Банброку.

– Это подозрение чем-нибудь подкреплялось?

– Нет, ничем, в самом деле! Да я и сама в это не верила. Какое-то смутное чувство. Женская зловредность, наверное, ничего больше.

От Банброков мы с Патом вышли под вечер. Прежде чем отправиться домой, я позвонил Старику – начальнику сан-францисского отделения агентства, то есть моему начальнику, – и попросил, чтобы кто-нибудь из агентов занялся прошлым Ирмы Корелл.

Перед сном я заглянул в утренние газеты, благо они появляются у нас, как только сядет солнце. Они подробно освещали наше дело. Изложены были все подробности, кроме тех, которые относились к Кореллам, даны фотографии, высказаны обычные догадки и прочий вздор.

Утром я отправился по тем адресам, где еще не успел поговорить со знакомыми исчезнувших девушек. Кое-кого застал – и не услышал ничего интересного. Потом позвонил в агентство – нет ли там новостей. Новости были.

– Нам только что звонили от шерифа в Мартинесе, – сказал мне Старик. – Дня два назад виноградарь-итальянец недалеко от Ноб-Вэлли подобрал обгорелый снимок женщины, а сегодня, когда увидел фотографии в газетах, признал в ней Рут Банброк. Съездите туда? Итальянец и заместитель шерифа ждут вас у начальника полиции Ноб-Вэлли.

– Еду, – сказал я.

Четыре минуты, остававшиеся до отплытия парома, я потратил на то, чтобы дозвониться с пристани до Пата Редди, – но безуспешно.

Ноб-Вэлли – городок с населением менее тысячи жителей, унылый грязный городок в округе Контра Коста. Местный поезд Сан-Франциско – Сакраменто доставил меня туда в середине дня.

Я немного знал начальника полиции, Тома Орта. В кабинете у него я застал еще двоих. Орт нас познакомил. Абнер Пейджет, нескладный человек лет сорока, с худым лицом, слегка отвисшим подбородком и светлыми умными глазами, был заместителем шерифа. Джио Керегино, виноградарь-итальянец, маленький, смуглый, как орех, с добрыми карими глазами и черными усами, беспрерывно улыбался, показывая крепкие желтые зубы.

Пейджет протянул мне фотографию. Обгорелый кусочек размером в полудолларовую монету – остаток сгоревшего снимка. На нем – лицо Рут Банброк. Это не вызывало сомнений. Выражение было какое-то возбужденное, почти пьяное, и глаза – больше, чем на всех виденных прежде фотографиях. Но лицо – ее.

– Говорит, что нашел это позавчера, – сухо объяснил Пейджет, кивнув на итальянца. – Он шел по дороге, недалеко от своей фермы, и ветер пригнал бумажку к его ногам. Поднял, говорит, и сунул в карман, – просто так, я думаю. – Он помолчал и задумчиво посмотрел на итальянца. Тот энергично закивал. – Словом, – продолжал заместитель шерифа, – сегодня утром он приехал в город и увидел фотографии в сан-францисских газетах. Тогда он пришел к Тому и рассказал про это. Мы с Томом подумали, что лучше всего позвонить вам в агентство, в газетах писали, что вы этим занимаетесь.

Я посмотрел на итальянца. Пейджет, догадавшись о моих мыслях, объяснил:

– Керегино живет в той стороне. У него на холме виноградник. Он здесь лет пять или шесть и пока вроде никого не убил.

– Помните место, где вы нашли карточку? – спросил я итальянца.

Улыбка под усами стала еще шире, и он кивнул.

– Конечно, помню.

– Поехали туда? – предложил я заместителю шерифа.

– Давайте. Ты с нами, Том?

Полицейский сказал, что не может. У него дело в городе.

Керегино и я вышли вместе с Пейджетом и влезли в его пыльный «Форд».

Примерно час ехали по проселку, косо поднимавшемуся по склону горы Маунт-Диабло. Затем по команде итальянца свернули с этого проселка на другой, еще более пыльный и ухабистый. Километра полтора по нему.

– Вот место, – сказал Керегино.

Мы вылезли на прогалине. Деревья и кустарник, стеснившие дорогу, здесь отступали метров на семь по обе стороны, образуя пыльную круглую прогалину.

– Примерно здесь, – сказал итальянец. – По-моему, где пень. Но что между этим поворотом и тем, сзади, – наверняка.

Пейджет был сельский человек. Я – нет. Я ждал его хода.

Стоя между итальянцем и мной, он медленно оглядывал прогалину. Но вот его светлые глаза блеснули. Он пошел мимо «Форда» к дальней стороне прогалины. Мы с Керегино двинулись следом.

Перед кустарником на краю прогалины тощий заместитель остановился и, что-то ворча, уперся взглядом в землю. Я увидел следы автомобильных колес. Здесь разворачивалась машина.

Пейджет углубился в лес. Итальянец шел за ним вплотную. Я был замыкающим. Пейджет шел по какому-то следу. Я его не различал – то ли потому, что они застили, то ли потому, что следопыт из меня никакой. Мы ушли довольно далеко.

Пейджет остановился. Итальянец остановился.

Пейджет сказал: «Ага», – словно нашел нечто ожидаемое.

Итальянец что-то пробормотал, помянул Божию Матерь. Примяв куст, я подошел к ним – посмотреть, что они увидели. И тоже увидел.

Под деревом на боку, с подтянутыми к груди коленями, лежала мертвая девушка. Зрелище было не из приятных. Ее поклевали птицы.

Табачного цвета пальто прикрывало ее лишь частично. Я понял, что это Рут Банброк, еще до того, как перевернул ее и посмотрел на ту сторону лица, которую земля спасла от птиц.

Пока я осматривал девушку, Керегино стоял и наблюдал за мной. Лицо у него было скорбное, но спокойное. Заместитель шерифа почти не заинтересовался телом. Он бродил среди кустов, разглядывал землю. Вернулся он, когда я закончил осмотр.

– Убита одним выстрелом, – сказал я ему, – в правый висок. Перед тем, я думаю, была борьба. На руке – той, что была под телом, – следы. При ней ничего нет – ни украшений, ни денег, ничего.

– Сходится, – ответил Пейджет. – На прогалине из машины вылезли две женщины и пришли сюда. Может, и три женщины – если две несли эту. Не разобрал, сколько их вернулось. Одна из них – больше этой. Здесь была возня. Пистолет нашли?

– Нет.

– И я тоже. Значит, он уехал в машине. Там, – он показал головой налево, – остатки костра. Жгли бумагу и тряпки. По остаткам ничего толком не поймешь. Видно, карточку, что нашел Керегино, отнесло ветром. В пятницу вечером, как мне сдается, или утром в субботу… Не позднее.

Я поверил заместителю шерифа. Похоже, что дело свое он знал.

– Пойдемте. Кое-что покажу. – Он отвел меня к кучке пепла. Показывать там было нечего. Он хотел поговорить со мной, чтобы не слышал итальянец.

– Итальянец, наверное, ни при чем, – сказал он, – но для верности я его пока задержу. Это не совсем рядом с его фермой, и больно уж он заикался, когда рассказывал мне, зачем ему понадобилось тут проезжать. Конечно, ничего тут особенного нет. Все эти итальянцы подторговывают вином – почему он, наверно, и очутился здесь. Но все равно денек-другой я его подержу.

– Хорошо, – согласился я. – Округа – ваша, народ вам знакомый. Вы могли бы походить по людям – не всплывет ли что-нибудь? Не видел ли кто чего? «Локомобиля» не видели? Или еще чего-нибудь? Вы больше меня узнаете.

– Сделаю, – пообещал он.

– Хорошо. Тогда я сейчас поеду в Сан-Франциско. Вы, наверно, останетесь здесь, с телом?

– Да. Езжайте на моей машине в Ноб-Вэлли и расскажите Тому что и как. Он приедет или пришлет человека. А итальянца я подержу при себе.

В Ноб-Вэлли, дожидаясь поезда, я позвонил в агентство. Старика на месте не было. Я рассказал новости одному из конторских и попросил передать Старику, как только он явится.

Когда я вернулся в агентство, все были в сборе. Альфред Банброк, с розово-серым лицом, на вид еще более мертвенным, чем было бы просто серое. Его румяный седой адвокат. Пат Редди, который почти лежал в своем кресле, закинув ноги на другое. И Старик, чья кроткая улыбка и добрые глаза за золотыми очками скрывали то, что пятьдесят лет сыска лишили его каких бы то ни было чувств по какому бы то ни было поводу.

Меня встретило молчание. Я изложил дело с предельной краткостью.

– Значит, вторая женщина, та, которая убила Рут?..

Банброк не закончил вопроса. Никто ему не ответил.

– Мы не знаем, что произошло, – сказал я, немного выждав. – Возможно, ваша дочь приехала туда с кем-то, кого мы не знаем. Возможно, ее привезли туда – уже мертвую. Возможно…

– Но Майра! – Банброк пальцем оттягивал воротник рубашки. – Где Майра?

На это я не мог ответить; и остальные не могли.

– Вы прямо сейчас поедете в Ноб-Вэлли? – спросил я его.

– Да, сейчас же. Вы со мной?

Я не мог с ним ехать – и не жалел об этом.

– Нет. Здесь надо кое-что сделать. Я дам вам записку для начальника полиции. Посмотрите внимательно на снимок, найденный итальянцем, – не знаком ли он вам.

Банброк с адвокатом ушли.

Редди зажег свою гнусную сигару.

– Мы нашли машину, – сказал Старик.

– Где?

– В Сакраменто. В пятницу ночью или рано утром в субботу кто-то поставил ее там в гараж. Фоули поехал выяснять. А Редди нашел еще один след.

Пат кивнул в дыму.

– Утром к нам пришел хозяин ломбарда и сказал, что на прошлой неделе у него побывала Майра Банброк с какой-то девушкой – и заложили много добра. Имена они дали фальшивые, но он божится, что одна из них была Майра. Он сразу узнал ее на фотографии в газете. С ней была не Рут. А маленькая блондинка.

– Миссис Корелл?

– Ага. Паук в этом не уверен, но я думаю, что она. Часть украшений – Майры, часть – Рут, часть – неизвестные. То есть мы не можем доказать, что они принадлежали миссис Корелл. Но докажем.

– Когда это было?

– Добро они заложили в понедельник, до того, как исчезли.

– С Кореллом виделся?

– Ага. Толковал я с ним много, но толку мало. Не знаю, говорит, пропало что-нибудь из ее украшений или нет, и не интересуюсь. Украшения – ее, говорит, и могла поступать с ними как ей угодно. Оказался не очень сговорчивым. С одной из служанок у меня получилось лучше. Знает, что кое-какие хозяйкины цацки на прошлой неделе исчезли. Миссис Корелл сказала, что одолжила подруге. Завтра я покажу служанке товар из ломбарда для опознания. Больше ничего она сообщить не могла – только, что миссис Корелл исчезла с горизонта в пятницу – в день, когда уехали сестры Банброк.

– Что значит «исчезла с горизонта»? – спросил я.

– В начале дня ушла из дома и появилась только ночью, около трех. Они с Кореллом поругались из-за этого, но она так и не сказала, где была.

Это мне понравилось. Это могло что-то значить.

– А еще, – продолжал Пат, – Корелл только теперь вспомнил, что у его жены был дядя в Питтсбурге – этот дядя в девятьсот втором году сошел с ума, и ее всегда мучил страх, что она тоже сойдет с ума: если почувствую, что схожу с ума, часто говорила она, я покончу с собой. Ну не трогательно, что он наконец об этом вспомнил? Чтобы объяснить ее смерть.

– Трогательно, – согласился я, – но ничего нам не дает. И даже не доказывает, что он о чем-нибудь знал. Мне кажется…

– Крестись, когда кажется, – сказал Пат и, встав, надел шляпу. – Все твои догадки для меня – как треск по радио. Я иду домой, съем сейчас обед, почитаю Библию и в постельку.

Так он, видимо, и поступил. От нас ушел, во всяком случае.

Да и мы три последующих дня могли спокойно провести в постели – толку было бы не меньше, чем от нашей беготни. Все наши визиты, все наши расспросы не добавили ничего к уже известному. Мы были в тупике.

Мы выяснили, что машину в Сакраменто оставила Майра Банброк, а не кто иной, но не выяснили, куда она отправилась после этого. Мы выяснили, что часть драгоценностей в ломбарде принадлежала миссис Корелл. Машину сестер пригнали из Сакраменто. Миссис Корелл похоронили. Рут Банброк похоронили. Газеты обнаруживали все новые загадки. Мы с Редди копали и копали – и не находили ничего, кроме пустой породы.

К понедельнику я почувствовал, что воображение мое иссякло. Оставалось только сложить руки и надеяться, что листовки, которыми мы обклеили Северную Америку, дадут какой-нибудь результат. Пата Редди уже отозвали и направили на свежее задание. Я не бросал дело только потому, что Банброк настаивал на продолжении, покуда есть хоть тень надежды. Но к понедельнику я выдохся.

Прежде чем пойти в контору к Банброку и доложить ему о своем провале, я завернул во Дворец юстиции, чтобы с Патом отслужить панихиду по нашему делу. Он сидел, согнувшись над столом, писал какой-то отчет.

– Здорово! – приветствовал он меня и отодвинул отчет, испачкав его пеплом своей сигары. – Как продвигается дельце Банброков?

– Оно не продвигается. Просто невозможно, что при таком обилии следов мы остановились на мертвой точке! Кажется, все в руках – только за конец потяни. И нужда в деньгах перед несчастьями у Банброков и у Кореллов; самоубийство миссис Корелл после того, как я расспрашивал ее о девушках; она жгла вещи перед смертью, и в лесу жгли вещи – перед смертью Рут Банброк или сразу после.

– Может, дело в том, – предположил Пат, – что ты неважный сыщик?

– Может быть.

После этого оскорбления минуты две мы курили молча.

– Понимаешь, – наконец сказал Пат, – смерть Корелл не обязательно должна быть связана с исчезновением и смертью Банброк.

– Не обязательно. Но исчезновение Банброк и смерть Банброк должны быть связаны. И есть связь – в ломбарде – между поступками Банброк и Корелл перед этими происшествиями. Если такая связь есть, тогда… – Я замолк, меня осенило.

– В чем дело? – спросил Пат. – Челюстью подавился?

– Слушай! – Я заговорил чуть ли даже не с жаром. – То, что случилось с тремя женщинами, у нас сцепляется. Если бы мы могли нанизать на ту же нитку… Мне нужны имена и адреса всех женщин и девушек в Сан-Франциско, покончивших с собой, убитых или исчезнувших за последний год.

– Ты полагаешь, что это эпидемия?

– Я полагаю, что чем больше мы к этому привяжем, тем больше ниточек у нас в руках. И хоть одна куда-нибудь да приведет. Пат, давай составлять список!

Всю вторую половину дня и большую часть ночи мы составляли этот список. Он был размером с изрядный кусок телефонной книги. За год в городе много чего случилось. Самым большим оказался раздел, посвященный бродячим женам и дочерям; затем – самоубийствам; и даже самый маленький раздел – убийства – был не таким уж коротким.

Сведения, собранные полицией, как правило, давали представление об этих людях и их мотивах, и мы сразу отсеивали тех, кто явно не попадал в круг наших интересов. Остальных мы разделили на две категории: те, кто вряд ли имел отношение к нашему делу, и те, кто мог иметь. И даже этот второй список оказался длиннее, чем я ожидал и надеялся.

В нем было шесть самоубийств, три убийства и двадцать одно исчезновение. Пата Редди ждала другая работа. Я сунул список в карман и отправился с визитами.

Четыре дня я трудился над этим списком. Я искал, нашел, опросил и проверил друзей и родственников каждой женщины в моем списке. Опрос строился по одной схеме. Была ли она знакома с Майрой Банброк? С Рут? С миссис Корелл? Не понадобились ли ей деньги перед смертью или исчезновением? Не уничтожала ли чего-нибудь перед смертью или исчезновением? Была ли знакома с другими женщинами из моего списка? В трех случаях мне ответили «да».

Сильвия Варни, девушка двадцати лет, покончила с собой пятого ноября; за неделю до смерти сняла со счета 600 долларов. В семье никто не знает, что она сделала с этими деньгами. Подруга Сильвии Варни, Ада Янгмен, замужняя, двадцати пяти или двадцати шести лет, исчезла второго декабря и до сих пор не нашлась. Сильвия Варни навестила миссис Янгмен за час до того, как покончила с собой.

Дороти Содон, молодая вдова, застрелилась в ночь на четырнадцатое января. Бесследно пропали деньги, оставшиеся от мужа, и средства клуба, где она была казначеем. Служанка вспомнила, что передала ей в тот день увесистое письмо, – оно тоже не было найдено.

Связь между историями этих троих и делом Банброк – Корелл была достаточно хлипкая. То, что они сделали, делают девять из десяти женщин перед тем, как сбежать или покончить с собой. Но несчастья у всех троих разразились в течение последних нескольких месяцев – и все трое в смысле обеспеченности и общественного положения принадлежали примерно к тому же кругу, что миссис Корелл и сестры Банброк.

Исчерпав свой список и не обнаружив больше ничего интересного, я вернулся к этим трем.

У меня были имена и адреса шестидесяти двух знакомых Рут и Майры Банброк. Я взялся составлять такой же каталог на трех женщин, которых хотел включить в свои выкладки. Тут мне не пришлось возиться в одиночку. К счастью, в конторе сидели два или три оперативника, не зная, чем заняться.

Кое-что мы извлекли.

Миссис Содон знала Реймонда Элвуда. Сильвия Варни знала Реймонда Элвуда. О том, что его знала миссис Янгмен, данных не было, но вполне вероятно, что она его знала. Она была близкой подругой Сильвии Варни.

С этим Реймондом Элвудом я уже беседовал о сестрах Банброк, но особого внимания на него не обратил. Я счел его просто одним из тех лощеных, прилизанных молодых людей, которых было немало в списке.

Я снова им занялся, теперь с интересом. Оказалось – не зря.

Как я уже сказал, у него была контора по торговле недвижимостью на Монтгомери-стрит. Мы не нашли ни одного клиента, воспользовавшегося его услугами, и даже признаков того, что такой клиент существовал. У него была квартира в районе Сансет, он жил один. Он появился здесь не далее как десять месяцев назад, родственников в Сан-Франциско у него, по-видимому, не было. Он состоял в нескольких модных клубах. По слухам, у него были «хорошие связи на Востоке». С деньгами он не жался.

Сам я не мог следить за Элвудом, поскольку недавно с ним разговаривал. Этим занялся Дик Фоули. В первые три дня слежки Элвуд редко бывал в своей конторе. Редко бывал в финансовых учреждениях. Он посещал свои клубы, танцевал, бывал на чаепитиях и так далее и каждый день наведывался в один дом на Телеграф-Хилле.

В первый день после обеда Элвуд отправился в дом на Телеграф-Хилле с высокой блондинкой из Берлингейма. На другой день – с пухленькой молодой женщиной, которая вышла из дома на Бродвее. В третий вечер – с совсем молоденькой девушкой, жившей, по-видимому, в том же доме, что и он.

На Телеграф-Хилле Элвуд проводил со своей спутницей от трех до четырех часов. Пока за домом наблюдал Дик, туда приходили – и выходили оттуда – другие люди, все, по-видимому, состоятельные.

Я поднялся на Телеграф-Хилл, чтобы поглядеть на дом. Он оказался большим – просторный каркасный дом, выкрашенный в цвет желтка. Он стоял над головокружительной кручей: ниже по склону холма когда-то добывали камень. Казалось, что он вот-вот скатится на крыши других домов, далеко внизу.

Дом стоял на отшибе. Подходы были скрыты деревьями и кустарником.

Я основательно прочесал окрестности: посетил каждый дом в радиусе ружейного выстрела от моего желтого. Ни о нем, ни о его обитателях никто ничего не знал. На Телеграф-Хилле народ нелюбопытный – там почти каждому есть что скрывать самому.

Мое хождение вверх и вниз по холму было бесполезным, пока я не выяснил, кто владеет желтым домом. Дом был частью недвижимости, находившейся в руках трест-компании «Западное побережье». Я перенес мои изыскания в трест-компанию и частично был вознагражден. Восемь месяцев назад дом этот снял Реймонд Элвуд, действуя по поручению клиента Т. Ф. Максвелла.

Мы не смогли найти Максвелла. Мы не смогли найти ни одного человека, знавшего Максвелла. Мы не смогли найти никаких признаков того, что «Максвелл» – нечто большее, чем фамилия.

Один из оперативников отправился к желтому дому на холме и полчаса звонил в дверь – напрасно. Повторять опыт мы не стали, рано еще было поднимать волну.

Я еще раз отправился на холм в поисках жилья. В достаточной близости от дома я ничего подходящего не нашел, но мне удалось снять трехкомнатную квартиру, откуда можно было наблюдать за дорогой к дому.

Мы с Диком засели в квартире – Пат Редди заходил, когда был свободен от дел, – и наблюдали за машинами, которые сворачивали на заслоненную деревьями дорожку перед яичным домом. Машины подъезжали во второй половине дня и вечером. В большинстве из них сидели женщины. Таких, кого можно было бы счесть обитателем дома, мы не увидели. Элвуд появлялся каждый день, когда в одиночку, когда с женщинами, чьих лиц мы не разглядели из нашего окна.

За некоторыми гостями мы проследили на обратной дороге. Все без исключения были людьми состоятельными, и кое-кто занимал видное положение в обществе. С разговорами мы к ним не подступались. Играя вслепую, ты рискуешь раскрыться, даже если придумал самый удачный предлог.

Три дня наблюдений – и наконец забрезжило.

Был ранний вечер, только что стемнело. Позвонил Пат Редди и сказал, что два дня и ночь был на задании и собирается проспать полсуток. Мы с Диком сидели у окна в нашей квартире, наблюдали за автомобилями, сворачивавшими к желтому дому, и, когда они проезжали сквозь голубоватый конус света под дуговым фонарем, записывали их номера.

На холм пешком поднималась женщина. Высокая женщина, крепко сложенная. Темная вуаль, не настолько густая, чтобы сразу угадывалось ее назначение – скрывать лицо, – тем не менее лицо скрывала. Женщина шла вверх по склону, мимо наших окон, по другой стороне дороги.