Текст книги "Шпион по призванию"

Автор книги: Деннис Уитли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 34 страниц)

Список гостей вернулся из Версаля, и приглашения были разосланы. Они включали всех принцев крови, кроме его королевского высочества герцога Орлеанского, двадцать членов королевского совета, а также, за исключением де Роанов и их родственников, Субизов, Гизов и Лорренов, практически все знатные имена, фигурировавшие в истории Франции за прошедшие триста лет: Бирон, Бофор, Буйон, Бурбон-Конде, Вандом, Вильруа, Гемене, Грамон, Крийон, Ламбеск, Лонгвиль, Люинь, Монморанси, Монпансье, Нель, Немур, Ноай, Ришелье, Рошфуко, Суассон, Сюлли, Тремуй, Шатийон, Шуазель, Эгийон, Эпернон, Эстре и множество других, плюс весь дипломатический корпус, на данный момент аккредитованный при Версальском дворе. Месье Ролан отвечал за обслуживание гостей, а Роджер должен был от начала до конца бала находиться под рукой на случай, если он понадобится маркизу для какого-нибудь особого поручения.

Перед началом приема Атенаис со свежими цветами в напудренных волосах, в платье из кремового атласа, расшитого жемчугом, заняла место рядом с отцом на верхней площадке большой лестницы, встречая гостей. К восьми вечера они начали прибывать нескончаемым потоком, и вскоре кардиналы, герцоги, послы и маршалы Франции смешались в яркую и пеструю толпу. Без четверти девять прибыл капитан королевской гвардии взять под охрану дом именем его величества.

В девять часов оглушительно прозвучали фанфары, возвещая о прибытии королевской четы, и Атенаис с отцом спустились встретить царственных гостей. Кланяясь и приседая через каждые три шага, они пятились назад перед королем и королевой по паркетному полу, покуда не добрались до двух высоких тронов, покрытых голубым бархатом с золотыми лилиями и заранее установленных на помосте. Когда царствующие особы сели, хозяин и хозяйка дома лично предложили им закуски, после чего король и королева, соблюдая формальности, надломили маленькие пирожные на золотых блюдах и отхлебнули вино из хрустальных кубков.

Остальные гости выстроились в десять рядов с каждой стороны комнаты, склоняясь в шелках и лентах перед проходящей мимо них царственной четой, словно пшеница при порыве ветра. После этого они образовали большой полукруг, оставив свободное пространство перед тронами, справа и слева от которых разместились на обитых парчой скамеечках принцы крови и их дамы.

Король подал знак одному из своих дворян, который передал ему украшенную драгоценными камнями шкатулку, и вручил подарок Атенаис с наилучшими пожеланиями по случаю дня рождения. Внутри находилась пара изящных сережек с изумрудами, имевшими форму капли. Одна из придворных дам королевы протянула ее величеству длинную резную коробку из слоновой кости. Подозвав к себе Атенаис, королева поцеловала ее в лоб и вручила ей коробку. Там оказалось опахало, искусно изготовленное из перьев вальдшнепов. «Месье», как было принято титуловать старшего из братьев короля, подарил Атенаис пару бриллиантовых пряжек; маленький сын императора Кохинхины, находившийся с миссией при французском дворе, – красивую лакированную шкатулку; месье Симолин, русский посол, – накидку из соболей; представитель короля Георга, герцог Дорсетский, – прекрасную пару статуэток из Челси; граф де Мерси – ящик имперского токая. Более часа блистательно одетые представители ancien regime воздавали должное дню рождения и красоте хозяйки дома, сложив к ее ногам достаточно сокровищ, чтобы на год избавить от нужды тысячу бедных семей.

Когда подношение даров подошло к концу, по знаку короля оркестр заиграл менуэт. Людовик Французский поднялся с трона и повел танцевать Атенаис де Рошамбо; Мария Антуанетта положила точеные пальцы на руку маркиза, и обе пары открыли бал.

Два часа продолжались танцы; мириады свечей, заставлявших сверкать драгоценности придворных, их шелка, атлас и бархат сливались в калейдоскопе ярких красок.

Большую часть времени Роджер простоял за рядом скамеек справа от тронов, упиваясь красотой Атенаис, но не упуская из виду маркиза на случай, если тому потребуются его услуги. Время от времени к нему подходили поболтать друзья – в том числе месье де ла Тур д'Овернь, подобно Роджеру с нетерпением ожидавший решения своей судьбы, граф Луи де Нарбонн и аббат де Перигор.

Хромой аббат, облаченный в костюм из серого шелка, как обычно, вовсю наслаждался происходящим. Его хромота заставляла других мужчин вставать и предлагать ему свое место, в то время как от него никто не ожидал аналогичной любезности. В результате аббат присаживался возле хорошеньких женщин, шепча каждой на ухо забавные скабрезности, потом с явным сожалением поднимался, чтобы сообщить очередной собеседнице последние скандальные слухи.

Роджер этим вечером оказался плохим компаньоном для людей, заговаривавших с ним. Он знал программу: до полуночи – танцы, затем объявление о помолвке, перерыв на ужин, снова танцы до двух часов ночи, когда их величества должны будут удалиться, но оркестр продолжит играть до четырех, так что можно надеяться, что к пяти слуги отнесут в кареты последних застрявших в доме пьяных.

Двухчасовые танцы перед ужином казались Роджеру вечностью, и ему врезался в память лишь один эпизод. Он отошел к стене, остановился рядом с двумя мужчинами, стоявшими в стороне от толпы, и внезапно услышал, как один из них произнес по-английски:

– Я дал бы тысячу гиней, чтобы узнать, что в голове у этого парня. Если кого-то из присутствующих можно назвать интриганом, так это его.

– Не беспокойтесь, ваша светлость, – спокойно ответил другой. – Мы все узнаем должным образом. У нас здесь имеется очень надежный агент. Он вроде бы избегает контактировать с посольством, но при возникновении какого-либо кризиса, несомненно, возвратится домой и лично доложит обо всем Максвеллу.

Роджер видел, что оба внимательно смотрят на маркиза, и знал, что первый из говоривших был британский посол герцог Дорсетский. В голове у него мелькнуло, что второй, возможно, мистер Дэниел Хейлс и что слова «очень надежный агент» могут относиться к нему.

Тот факт, что представители короля знают о нем и рассчитывают на него, явился для Роджера подобием шока, но еще сильнее его потрясло заявление, что в случае кризиса от него ожидают возвращения в Англию и личного доклада.

Когда оркестр наконец прекратил играть, королевская чета вернулась на троны и блистательная толпа вновь образовала возле них большой полукруг. По указанию месье де Рошамбо появились лакеи, несшие серебряные подносы с бокалами шампанского. Мажордом лично подал на золотом подносе два изящных венецианских бокала месье де Рошамбо. Опустившись на одно колено, маркиз предложил их королю и королеве.

Взяв бокал, король поднялся и обратился к присутствующим:

– Кузены, господа и дамы, этой ночью наше королевское удовольствие… э-э… поблагодарить месье де Рошамбо за оказанный нам прием. Мы также с нашим… э-э… удовольствием даем наше королевское согласие на брачный контракт, который соединит два знатных и древних семейства, отличившихся… э-э… на службе короне. Мы имеем в виду предстоящий брак мадемуазель де Рошамбо. С нашим королевским удовольствием мы подпишем в качестве свидетеля брачный контракт в установленный день… э-э… в нашем дворце в Версале. Желая счастья паре, мы с радостью сообщаем, что месье маркиз избрал в качестве зятя другого знатного землевладельца из нашей провинции Бретань.

Сердце Роджера подпрыгнуло от радости за Атенаис. Последние слова короля могли означать лишь то, что маркиз решил отдать дочь месье де ла Тур д'Овернь.

Сделав паузу, король кашлянул и продолжил:

– Мадемуазель де Рошамбо поистине повезло, так как ее будущий муж – один из богатейших людей нашего королевства. Но месье графа де Келюса также нужно поздравить…

Глава 20
ПОМОЛВКА

Задыхаясь от ужаса и негодования, Роджер выслушал страшный приговор, вынесенный Атенаис. Словно в ночном кошмаре он смотрел на тяжелое сумрачное лицо короля, желающего здоровья и счастья де Келюсу и будущей графине, и на массивного желтолицего квартерона, шагнувшего вперед из группы дворян возле помоста.

Де Келюс низко поклонился, сначала монархам, затем Атенаис. Роджер не мог видеть ее лица, но понимал, что чувствует девушка, и боялся, что она от потрясения упадет в обморок. Но с присущей ее касте самодисциплиной Атенаис прошла через предписанные формальности, даже не вздрогнув. Присев почти до земли в грациозном реверансе, она медленно встала во весь рост и протянула правую руку. Король взял ее и вложил в левую руку месье де Келюса. После этого король, подняв бокал, провозгласил тост за жениха и невесту. Минутой позже помещение наполнилось голосами гостей, произносивших тосты и поздравления.

Король подал руку королеве. Вместе с ней и державшимся на шаг позади месье де Рошамбо он направился вверх по лестнице к ожидавшему гостей ужину. Атенаис и месье де Келюс сразу же двинулись за ними; следом стала подниматься блистающая целомудренной красотой принцесса де Ламбаль, придворная дама королевы, сопровождаемая графом Люсьеном де Рошамбо, а за ними принцы, послы и дворяне в строгом соответствии с рангом.

Понадобилось двадцать минут, чтобы зал опустел, и большую часть этого времени мозг Роджера отказывался функционировать. При мысли об Атенаис в роли жены де Келюса его почти физически тошнило, хотя он знал, что большинство свидетелей помолвки придерживаются абсолютно иной точки зрения. Они вовсе не думали о человеческой, личной стороне дела, считая союз в высшей степени удачным.

Их позиция в подобных вопросах напомнила о себе Роджеру, когда он увидел аббата де Перигора, поднимавшегося к ужину с молодой и красивой графиней де Флао, которую все рассматривали как его жену во всех отношениях, за исключением имени. По праву рождения аббат должен был являться графом де Талейран-Перигором, но из-за несчастного случая в детстве отец лишил его возможности унаследовать титул и поместья и силой заставил стать священником. Тем не менее аббат не питал злобы к своему отцу, считая, что интересы семьи всегда должны стоять на первом месте.

Впоследствии Роджер не мог вспомнить, как провел оставшиеся часы бала. Некоторое время он повсюду искал месье де ла Тур д'Овернь, но не смог его найти и решил, что виконт, преисполненный печали, отправился домой. В положенное время их величества в окружении личных придворных, гвардии и трубачей проследовали к длинной веренице карет, которая должна была доставить их во дворец Тюильри. Вскоре после этого Атенаис с застывшей, напряженной улыбкой на лице, бледном как мел под слоем румян, попросила извинения и удалилась, но танцы и смех, казалось, будут продолжаться вечно. Наконец толпа начала редеть, но не могла разойтись быстро из-за затора на узкой улице. Роджер понимал, что пройдет по меньшей мере час, прежде чем удалятся все гости, и, чувствуя, что больше не в силах это выносить, поднялся к себе в комнату.

Когда он добрался до нее, летний рассвет уже начался, поэтому Роджер сразу же увидел маленькую фигурку, распростертую ничком на его кровати. Он сразу догадался, что, когда горничные Атенаис оставили ее перед сном, она пробралась в игровую комнату, а оттуда, через крышу, в его спальню. Опустившись на колени у кровати, Роджер заключил ее в объятия.

Атенаис была настолько убита горем, что первое время могла только рыдать на его груди и бормотать:

– О, Роже, что мне делать? Я не смогу этого перенести!

Постепенно приступы рыданий прекратились, и девушка с горечью промолвила:

– Почему, имея перед собой представителей половины знатных семей Франции, мой отец остановил выбор на этом отвратительном существе? Я бы постаралась сделать счастливым де ла Тур д'Овернь, могла смириться с де Порсеном или играть роль матери при юном де ла Рош-Эймоне. Но одна мысль об этом животном приводит меня в ужас. О, Роже, что же мне делать?

– А ты не можешь обратиться к королеве? – предложил Роджер. – Говорят, что она добрая женщина, а ты утверждаешь, что она тебя любит. Королеве удалось бы убедить твоего отца.

Атенаис покачала головой:

– Это бесполезно. Королева добра, но очень строга во всем, что касается долга. Весь мир знает, как она страдала, когда впервые прибыла ко двору красивой юной новобрачной. Король никогда не славился умением обращаться с женщинами, и прошло семь лет, прежде чем он смог себя заставить спать с ней 123123
  Исполнять супружеский долг Людовику XVI мешал физический дефект, требовавший легкой операции, на которую он, однако, решился только через несколько лет после заключения брака.


[Закрыть]. Все знали о ее унижении, но она терпела его с гордым спокойствием и ожидает, что другие будут вести себя так же, сталкиваясь с неприятностями. Королева не станет вмешиваться в семейные дела.

Роджер колебался меньше минуты.

– Тогда остается только одно, – заявил он. – Мы должны бежать вместе.

Атенаис уставилась на него:

– Бежать? Как? Куда мы можем бежать, Роже?

– В Англию, мой ангел.

– Но разве ты не говорил, что твой отец отказал тебе от дома?

– Это правда, – признал Роджер. – Но по крайней мере, там я не являюсь ничьим слугой. Моя мать нам поможет, а к тому времени отец также смилостивится.

– Ты в этом уверен? Я очень люблю тебя, Роже, но знаю, что была бы плохой женой для нищего.

– Я уверен, что все будет хорошо, – заявил он так твердо, как мог.

За прошедшие девять месяцев Роджер сто раз собирался попросить Атенаис бежать с ним, но всегда откладывал это, так как мало что мог ей обещать. Поэтому он и сейчас поколебался минуту, прежде чем предложить столь отчаянную меру. Роджер знал, что мать никогда не оставила бы его без поддержки, но у нее не было ни единого собственного пенни, и потому непреклонность отца будет означать для юноши крушение всех надежд: доход от самой лучшей должности, на какую он только может претендовать, никогда не обеспечит Атенаис уровень жизни, достойный дочери маркиза. Однако Роджер должен был спасти ее от де Келюса, и, так как побег казался единственным возможным выходом, он продолжал с большей уверенностью:

– Я сберег полтораста луидоров, на которые мы сможем прожить некоторое время в относительном комфорте. Твои драгоценности, которые ты получила в подарок, должны стоить целое состояние. Упаси меня Бог, чтобы я жил за твой счет, словно какой-нибудь бессовестный авантюрист, но они послужат якорем спасения, если мне не удастся быстро получить подходящее место. Впрочем, это не составит труда, учитывая опыт, который я приобрел на службе у твоего отца. Конечно, мы не будем богачами, но теперь я уверен в себе и клянусь, что смогу зарабатывать достаточно, чтобы обеспечить нам жизнь, подобающую дворянской семье.

Атенаис обняла его за шею:

– О, Роже, мой младший сын мельника, я не сомневаюсь, что со временем ты добьешься успеха, и согласна терпеливо этого ждать. Я ненавижу двор с его скучными церемониями и дурацким этикетом и с радостью покину его, если ты сможешь сделать так, чтобы мы не голодали.

– Отлично! – воскликнул Роджер, прижимая ее к себе. – Клянусь, любимая, ты не пожалеешь! Отец одумается – он не сможет поступить иначе, когда увидит тебя. А кроме того, мы построим свой дом, где будем счастливы. Рядом с тобой мне не страшны никакие препятствия.

– Я знаю, – рассмеялась Атенаис, повернув к нему заплаканное лицо. – Что до моих драгоценностей, то ты можешь ими распоряжаться, как считаешь нужным. А твой заработок будет уходить на еду, одежду, слуг… и детей, если они у нас появятся.

– Надеюсь, что появятся. Мне бы очень хотелось иметь дочь, похожую на тебя.

– О, но я должна сначала родить сына, Роже, с твоими голубыми глазами и красивыми, длинными, темными ресницами.

– У нас будут и сын, и дочь, дорогая, – даже несколько, если ты захочешь. Тебе бы хотелось иметь много детей?

– Да. И я бы воспитывала их дома, а не отдавала бы няне, как принято во Франции.

– Я бы тебе не позволил их отдать, – улыбнулся Роджер. – Какой смысл иметь детей, если ты не можешь играть с ними?

– И рассказывать им разные истории, – добавила Атенаис. – Я знаю так много прекрасных волшебных сказок.

– Наша история лучше любой сказки, и ты сможешь рассказывать ее нашим детям, моя принцесса.

– Боюсь, что жизнь в Англии поначалу покажется мне очень странной. Мы будем жить в Лондоне?

Роджер кивнул:

– Да, так как там мне скорее всего могут представиться благоприятные возможности. А с такой женой, как ты, я буду самым гордым человеком во всем городе.

– С женой! – шепотом повторила Атенаис. Внезапно она изо всех сил вцепилась ему в плечи. – Я совсем забыла! Ведь ты еретик, Роже, а я не могу выйти замуж за еретика.

Роджер также на время забыл об этом последнем зловещем барьере, созданном фанатизмом, нетерпимостью и суевериями, который все еще разделял их, возвышаясь над всеми прочими.

– Если бы ты вышла за меня, то стала бы англичанкой, – пробормотал он, потрясенный внезапным разрушением построенных ими воздушных замков. – А в Англии почти все протестанты.

– Только не проси меня отречься от моей веры! – воскликнула она. – Я не смогу этого сделать. Это подвергло бы опасности мою бессмертную душу.

Вся любовь Роджера к Атенаис, все острое нежелание покидать ее в теперешней отчаянной ситуации боролись в нем с унаследованной от предков доктриной Реформации, но даже эти чувства были недостаточно сильны, чтобы полностью одержать верх.

– Я бы отдал за тебя жизнь, – медленно сказал он, – но не знаю, смогу ли рискнуть спасением души.

– Тогда как мы можем пожениться? О, Роже, может, ты все-таки согласишься перейти в католичество?

– Я не могу этого обещать. Мне нужно время, чтобы подумать. Но погоди! Разве Папа не разрешает в особых случаях брак между католиками и протестантами? Если бы мы могли получить разрешение, то поженились бы в твоей церкви, но каждый продолжал бы придерживаться своей религии.

В глазах девушки вновь вспыхнула надежда.

– Это правда! Хотя такие разрешения дорого стоят, но моих драгоценностей должно хватить. А тебе придется только подписать обещание, что наши дети будут воспитываться в католической вере.

– Что? – воскликнул Роджер. – Обязывать неродившихся детей исповедовать веру, о которой они ничего не знают? Я еще могу ради любви подвергнуть опасности собственную душу, но как я могу рассчитывать на милосердие Божье, подписав подобное обязательство за тех, кто еще не в состоянии принимать решения?

– Но, Роже! – взмолилась девушка. – Дети, так или иначе, должны воспитываться в какой-то религии.

– Разумеется, и так как в большинстве случаев родители придерживаются одной и той же веры, вопросов о религии детей не возникает. Но если родители исповедуют разные религии, справедливо предоставить детям самим решать, какую из них выбрать, когда они достаточно подрастут.

Атенаис вздохнула:

– Роже, дорогой, я не богослов, чтобы вести подобные споры. Я знаю только простые факты. Святой отец не даст нам разрешения на брак, если мы не дадим торжественную клятву, что все наши дети будут окрещены в католической вере.

Роджер осторожно снял руки Атенаис со своей шеи.

– Судьба против нас, любовь моя, – мягко произнес он. – Даже ради тебя я не стану покупать разрешение такой ценой. Если хочешь, поедем в Англию и скажем всем, что мы поженились во Франции. Клянусь никогда тебя не покидать и всегда относиться к тебе, как к законной жене. Но если ты не согласна обвенчаться со мной по англиканскому обряду, большего я тебе не могу предложить.

– А я не могу сделать то, что предлагаешь ты, – ответила она. – Я бы состарилась преждевременно, постоянно чувствуя, что живу во грехе и что мои дети – бастарды. Никто из нас не был бы счастлив в таком положении.

Атенаис со стоном отвернулась и, зарывшись лицом в подушку, горько заплакала.

Пытаясь утешить девушку, Роджер одновременно искал способ спасти ее от брака с де Келюсом. Он пришел к выводу, что остается лишь один путь.

Наконец Атенаис села и промолвила, все еще всхлипывая:

– Я не могу порицать тебя, Роже. Я бы чувствовала то же самое, если бы ты попытался воспитывать наших детей, как еретиков. Мы мечтали о счастье, которому не суждено осуществиться. Но я не соглашусь выйти замуж за де Келюса. У меня есть путь к спасению, которого отец не сможет меня лишить. Я откажусь от мирской жизни и стану монахиней.

– Что? – в ужасе воскликнул Роджер.

– А почему бы и нет? Если бы я не испытала счастья твоих поцелуев, то могла бы выдержать ласки этого отвратительного человека. Но теперь это невозможно. Если он прикоснется ко мне, я воткну кинжал ему в сердце, так что для меня лучше уйти в монастырь.

– Ты не должна этого делать! – заявил Роджер – Ты так молода и прекрасна, что было бы грехом против самой природы отрезать твои золотистые волосы и запереть тебя в монастыре до конца дней. Кроме того, я придумал способ освободить тебя от ненавистного брака. Я вызову месье де Келюса на дуэль и убью его.

– Мой милый Роже, – вздохнула Атенаис. – Я не сомневаюсь в твоей смелости и знаю, что ты бы сделал это, будь такое возможно. Но ты забываешь о своем положении здесь, во Франции. Месье де Келюс никогда не примет твоего вызова. Ни один дворянин никогда не скрестит шпагу с тем, кого считает стоящим ниже себя.

От волнения Роджер и впрямь позабыл об этом, но он понял, что девушка права, и мог лишь сердито пробормотать:

– Я скорее соглашусь, чтобы меня колесовали, чем жить с мыслью о тебе в его объятиях или заживо погребенной в монастыре.

Некоторое время они молчали, но когда рассвело окончательно, лица их выражали полное истощение сил от переизбытка эмоций в течение прошедшей ночи. Атенаис заставила Роджера поклясться, что он не предпримет никаких опрометчивых действий, не посоветовавшись с ней, а Роджер в свою очередь потребовал у нее обещания, что она не будет помышлять об уходе в монастырь, пока они не встретятся и не переговорят снова.

При этом оба знали, что помолвка Атенаис с месье де Келюсом пока является простой формальностью. Он мог посылать ей цветы и подарки, а также наносить визиты, но они ни на минуту не останутся наедине.

Атенаис и Роджер вновь обнялись и поцеловались, потом девушка накинула плащ, и Роджер помог ей вылезти из окна и проводил через крышу в старую игровую комнату, где они поцеловались в последний раз и наконец расстались. Вернувшись в свою комнату, Роджер почувствовал себя смертельно усталым. Сбросив одежду, он свалился на кровать, положил голову на подушку, все еще влажную от слез Атенаис, и заснул тяжелым сном.

Вскоре после полудня Роджера разбудил слуга, пришедший сообщить о прибытии курьера со спешными донесениями из Соединенных провинций. Спустившись вниз и вскрыв конверт, Роджер узнал, что чья-то рука уже чиркнула спичкой с расчетом поджечь бочку с порохом.

Жозеф де Ренваль сообщал, что поскольку штатгальтер не осмеливался посетить Гаагу из страха за свою особу, это решила сделать его жена, красивая и отважная принцесса Оранская, намереваясь вдохнуть мужество в их тамошних сторонников. Она двинулась в путь несколько дней назад, но, добравшись до Схоонховена, была задержана солдатами провинции Голландия, подвергнута унизительному аресту на несколько часов и отправлена обратно в Гелдерланд. После этого принцесса потребовала, чтобы ее брат Фридрих Вильгельм II Прусский послал войска, дабы отомстить за оскорбление от ее имени.

Услышав новости, месье де Рошамбо был обрадован. Он сказал Роджеру, что не думает, чтобы король Пруссии выполнил требование сестры, так как его предшественник Фридрих Великий перед смертью ясно выразил позицию Пруссии в этом вопросе. Было известно, что, когда мистер Питт во время голландского кризиса в прошлом сентябре послал к нему лорда Корнуоллиса осведомиться о его намерениях, старый и больной монарх заявил, что союз между ним и Англией для сдерживания французских амбиций означал бы общеевропейскую войну, в которой Англии пришлось бы иметь дело с флотами Франции, Испании, Голландии и, возможно, России, а ему самому – с армиями Франции, России и Австрии, и что «хотя подобное уже имело место, в такую игру не следует играть слишком часто». Поэтому все шансы были против того, что Пруссия использует армию, дабы отомстить за оскорбление, нанесенное принцессе, и это еще сильнее ослабит позицию штатгальтера.

Освободившись, Роджер поспешил к месье де ла Тур д'Овернь, но, к своей досаде, обнаружил, что виконт после полудня отбыл в Версаль. Роджер не понимал причины, так как обычно виконт находился там же, где Атенаис, а она все еще была в Париже, но ему пришло в голову, что после ее помолвки с месье де Келюсом его друг мог счесть себя обязанным прекратить оказывать ей знаки внимания.

Через два дня Атенаис и ее отец снова отправились в Версаль. Рабочие все еще приводили особняк Рошамбо в порядок после бала, поэтому Роджер уныло бродил по дому, натыкаясь на различные предметы и не зная, чем заняться. Среди ночи к нему явился слуга месье де ла Тур д'Овернь с просьбой зайти к его хозяину.

Роджер застал виконта бледным, но спокойным.

– Надеюсь, я не поднял вас с постели, – сказал месье де ла Тур д'Овернь, – но мне нужно было сообщить вам, что на рассвете у меня дуэль.

Не было нужды спрашивать, с кем именно. Роджер кивнул:

– У меня возникла такая же идея, но ее не позволяет осуществить мое положение.

Виконт налил ему бокал вина:

– Понимаю и по этой причине не прошу вас быть одним из моих секундантов. Кроме того, я не хочу, чтобы имя мадемуазель де Рошамбо связывалось с поединком, а ваше присутствие могло бы к этому привести, учитывая ваше положение в ее семье. Мне понадобилось три дня шататься по Версалю, чтобы найти подходящий предлог, но сегодня я узнал, что месье де Келюс зарезервировал теннисный корт. Я опередил его там с месье де Брольи и отказался уступить место. Последовал крупный разговор, и, чтобы спровоцировать вызов, я попрекнул де Келюса негритянской кровью. «Де ла Тур д'Овернь, – заявил я, – не уступает место тому, кто на три четверти дворянин, а на четверть раб», после чего присутствующим еле удалось не дать ему наброситься на меня прямо там же.

– Отлично проделано, – одобрил Роджер. – Ну и как вы оцениваете свои шансы?

– Трудно сказать. Физически де Келюс куда сильнее меня, и он пользуется репутацией опасного противника. Но, как вам известно, я упорно тренировался и к тому же, в отличие от него, не растрачивал себя в развратных похождениях с оперными певичками в течение последних десяти лет.

– Вы убьете его, если сможете?

– Я должен это сделать. Полумеры здесь не годятся. Только его смерть может разорвать эту чудовищную помолвку.

– Быть может, Бог будет направлять вашу шпагу. Но что случится с вами потом? Разве король не применит против вас эдикты, запрещающие дуэли?

Виконт пригладил кружева на шее:

– Едва ли его величество предпримет серьезные меры против представителя семейства де ла Тур д'Овернь, но он может временно выслать меня в поместье отца. Это меня мало заботит, если мне удастся спасти мадемуазель Атенаис от чудовищного брака. Я написал ей письмо, которое прошу вас передать мадемуазель в случае моей смерти, но если я буду только ранен или же судьба будет мне благоприятствовать, умоляю вас его уничтожить.

Роджер взял письмо и спросил:

– Как вы намерены провести часы до поединка? Если желаете моего общества, я с удовольствием останусь, но для вас лучше было бы поспать.

– Благодарю вас, mon ami, – ответил виконт, – но так как моя совесть спокойна, то думаю, мне удастся заснуть. Мы встречаемся в Венсенском лесу в пять утра, и мои секунданты, месье де Брольи и месье де Мельре, зайдут за мной в четыре. До тех пор я постараюсь поспать.

– Пожалуйста, пошлите ко мне вашего слугу Жака сразу после окончания дуэли, – сказал Роджер, – и если все будет в порядке, думаю, я найду способ сообщить мадемуазель о великой услуге, которую вы ей оказали. А тем временем я буду думать о вас и молиться за ваш успех.

Они тепло пожали друг другу руки, и Роджер вернулся в особняк Рошамбо в состоянии крайнего возбуждения. Он знал, что его друг опытный фехтовальщик, но также знал, что это его первая дуэль, в то время как граф де Келюс вышел победителем из дюжины настоящих поединков. Но Роджеру казалось, что виконту придаст силы поставленная цель и что Небо поможет ему одержать верх над противником.

Мысль, что через несколько часов Атенаис может быть избавлена от ужасной судьбы, наполняла его чувством благодарности, но, поскольку исход поединка все еще оставался неизвестным, он не мог избавиться от тревоги, что виконт может заплатить страшную цену за свою благородную попытку и положение Атенаис не улучшится.

Роджер был не в состоянии спать и к пяти часам уже находился во дворе, нервно шагая взад-вперед, хотя знал, что до появления слуги виконта остается еще, как минимум, час.

Встреча была назначена на пять, но минут двадцать должно уйти на приготовления. Секундантам нужно точно выбрать место, проверить его на предмет наличия ям, обсудить мелкие пункты вроде того, должны ли дуэлянты сражаться в обуви или только в чулках или как им стоять в начале поединка, чтобы свет не благоприятствовал кому-либо из противников. К тому же дуэль могла затянуться в случае ранения одного из участников. Секундантам необходимо установить степень серьезности раны, и если она не окажется тяжелой и раненый сочтет свою честь неудовлетворенной, поединок возобновится. Наконец, после окончательного исхода всаднику понадобится добрых полчаса, чтобы покрыть расстояние от Венсенского леса до центра Парижа. Испытывая страх и надежду, Роджер с трудом справлялся с нетерпением.

Когда колокола церкви Сен-Жермен-л'Оксеруа прозвонили четверть седьмого, он увидел слугу месье де ла Тур д'Овернь, скачущего галопом по мощеной улице, и выбежал ему навстречу. Одного взгляда на лицо слуги было достаточно, и Роджер воскликнул с дрожью в сердце:

– Ваш хозяин! Как он?

– Плох, месье, – ответил Жак, натягивая поводья. – Правда, есть надежда, что рана не окажется смертельной. Они дрались не более двух минут, потом месье де Келюс применил старый трюк, сделав выпад сверху. Его шпага пронзила месье виконта под ключицей и, возможно, прошла через легкое. Мой хозяин хотел продолжить поединок, но ему не позволили его секунданты. Его везут назад в карете месье де Брольи, и я сейчас еду домой, чтобы предупредить о случившемся.

Повернув лошадь, слуга поскакал дальше, а опечаленный Роджер направился в дом. Его надежды рухнули – Атенаис оставалась связанной с вельможным квартероном словом, данным ее отцом.

После полудня Роджер пошел повидать виконта и узнал, к своему облегчению, что шпага не задела легкое, но прошла насквозь ниже ключицы, и врачи считают, что для полного выздоровления понадобится не менее двух месяцев.

Слухи о дуэли быстро разнеслись по Парижу, и, несмотря на предосторожности виконта, имя Атенаис свободно упоминалось в качестве причины поединка, так как месье де ла Тур д'Овернь открыто добивался ее расположения. Но коль скоро никто из дуэлянтов не был убит и по причине их знатности, король не предпринял никаких мер.