Текст книги "Шпион по призванию"

Автор книги: Деннис Уитли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 34 страниц)

– Я не могу говорить за месье де Рошамбо, – ответил Роджер, – но, думаю, он будет только рад, если вы проживете в особняке столько, сколько захотите.

Ему хотелось добавить: «Тем более, что для вас это явилось бы превосходной стратегией», но он воздержался из-за смешанных чувств, которые испытывал к своему спутнику. Разум подсказывал Роджеру, что любая девушка должна быть счастлива, заполучив в мужья такого симпатичного парня, как месье де ла Тур д'Овернь, и что ему следует способствовать его браку с Атенаис, дабы отец не выбрал для нее куда менее подходящую кандидатуру. Но мужские инстинкты Роджера бунтовали при мысли об Атенаис в чьих бы то ни было объятиях, кроме его собственных, и низменная сторона его натуры нашептывала ему, что чем более привлекательный жених будет выбран для Атенаис, тем меньше у него самого шансов сохранить ее любовь. Однако в настоящее время ему как будто не грозила опасность утратить ее, о чем свидетельствовало письмо Атенаис, где даже не упоминалось о виконте.

Спустя два дня маркиз отправился в Версаль, и Роджер, к своему облегчению, узнал, что на сей раз Атенаис не стала его сопровождать, так как портные не успели снабдить ее зимней коллекцией нарядов, которые она отбирала, руководствуясь последним криком моды.

Зимняя ночь наступила рано, и снег шел не переставая, но Роджер не думал о погоде, когда вылезал из окна и пересекал крышу. Он прибыл к месту назначения на четверть часа раньше условленного времени и, ежась на ветру и согреваясь пламенем своего сердца, нетерпеливо отсчитывал минуты, покуда в покрытом паутиной окне игровой комнаты не зажегся свет. Атенаис открыла окно, и Роджер прыгнул внутрь. В следующую секунду они уже были в объятиях друг друга.

Казалось, они никогда не перестанут целоваться, но наконец Атенаис подвела Роджера к старому дивану, усадила рядом собой и обняла снова. Не чувствуя холода, они прижимались друг к другу, наслаждаясь каждой секундой встречи, о которой мечтали так долго. Прошло немало минут, прежде чем их слова стали означать нечто большее, чем едва различимый нежный шепот. Оказалось, что им нужно сказать очень многое, а времени было так мало.

Каждый по очереди убеждал другого быть терпеливым и не подвергать опасности их счастье опрометчивыми поступками, а потом клялся, что умрет, если они вскоре не увидятся снова. Атенаис сказала, что боится слишком часто подниматься в игровую комнату, так как мадам Мари-Анже известно, что здесь почти нет нужных ей вещей. Комната была прибежищем давно усопших поколений юных де Рошамбо, живших в более счастливые времена, когда в благородных семействах было принято воспитывать детей дома. Однако ни Роджер, ни Атенаис не могли придумать другого безопасного места для встреч. Юноша предложил, чтобы Атенаис велела привести в порядок комнату и сказала, что намерена использовать ее в качестве дополнительного будуара, но она возразила, что в таком случае мадам Мари-Анже получит повод в любое время подниматься к ней сюда и сможет застать их врасплох.

Когда догорела единственная свеча, которую принесла с собой Атенаис, они внезапно осознали, что их время истекло, хотя им казалось, будто свидание только началось. Для Атенаис задержка означала опоздание к обеду, что могло возбудить любопытство относительно его причины и, в свою очередь, вызвать подозрение, когда она скажет, что снова собирается в игровую комнату. Они могли лишь условиться, что каждый раз, когда маркиз будет уезжать в Версаль без Атенаис, станут встречаться здесь в шесть часов первого вечера его отсутствия.

Следующие пять минут они обнимались и целовались с удвоенным пылом; потом Роджер вылез на заснеженную крышу, и Атенаис закрыла за ним окно рая.

Роджер с трудом заставил себя спуститься поужинать со своим помощником Пентандром, как будто ничего не произошло, но сразу же после ужина извинился и поднялся к себе в комнату. Там он мог дать выход своим чувствам, думая об Атенаис. Дрожа от избытка эмоций, Роджер провел остаток вечера и часть ночи, оживляя в памяти каждый момент их свидания.

Через два дня у него произошла неожиданная и весьма неприятная встреча. Он работал за своим столом, когда в кабинет вошли месье де ла Тур д'Овернь и молодой человек лет семнадцати в форменной треуголке, голубом кителе и белых бриджах кадета. В первый момент Роджер не узнал юношу, потом его поразило сходство с Атенаис, и он понял, что снова столкнулся лицом к лицу с графом Люсьеном.

Улыбнувшись Роджеру, месье де ла Тур д'Овернь повернулся к графу Люсьену и сказал:

– Это месье Брюк, секретарь месье де Рошамбо, и я не сомневаюсь, что он снабдит вас необходимой суммой.

– Брюк! – воскликнул граф. – Mon Dieu! То-то мне показалось знакомым его лицо! – После этого он накинулся на Роджера: – Жалкий выскочка! Как вы здесь оказались?

– Месье!.. – протестующе произнес виконт.

Роджер знал, что его положение – вся его жизнь, так как Атенаис любит его – зависит от того, сможет ли он сдержать свой гнев и внешне сохранить выражение подобострастия. Склоняясь перед надвигающейся бурей, он почтительно ответил:

– Месье граф, как уже сообщил вам месье де ла Тур д'Овернь, монсеньор, ваш отец, оказал мне честь, сделав меня своим секретарем. Судя по его милостивому отношению, он одобряет мою скромную службу. Надеюсь, вы осчастливите меня привилегией служить также и вам.

– Служить мне? Черта с два! – крикнул взбешенный граф. – Я бы не взял вас даже лакеем! Как вы смеете снова показывать вашу физиономию в доме де Рошамбо? – И он поднял хлыст, намереваясь ударить Роджера.

– Месье! – резко повторил виконт, хватая графа Люсьена за руку. – Не мне, гостю в доме вашего отца, учить вас обращению с его служащими. Но месье Брюк вел себя по отношению ко мне в высшей степени любезно, и я не позволю вам бить его в моем присутствии, если вы не назовете причину подобных действий.

– Этот бродяга, – рявкнул граф Люсьен, – осмелился поднять глаза на мадемуазель, мою сестру, и я велел вышвырнуть его из нашего особняка в Рене за такую наглость!

Месье де ла Тур д'Овернь сурово посмотрел на Роджера:

– Это правда?

Роджер твердо выдержал его взгляд:

– Месье виконт, три года назад мадемуазель сжалилась надо мной, когда меня преследовала толпа за убийство, которого я не совершал. Она спасла мне жизнь. Естественно, я испытывал к ней чувство глубокой и почтительной признательности. Спустя некоторое время я явился к ней в дом с целью увидеть ее, дабы выразить свою благодарность. Граф Люсьен встретил меня у двери и, не спрашивая о причинах моего визита, приказал слугам вышвырнуть меня.

Виконт отпустил руку графа Люсьена и промолвил:

– Мне кажется, граф, что оскорбление, нанесенное вашей сестре, существует только в вашем воображении, и так как месье Брюк хорошо служит вашему отцу, думаю, месье маркиз не поблагодарит вас, если вы выгоните его из дома. Послушайтесь моего совета: забудьте ваше необоснованное предубеждение и примите предложение месье Брюка служить вам.

Юный де Рошамбо пожал плечами:

– У меня не бывает предубеждений в отношении слуг. Меня рассердили его нахальные манеры при нашей первой встрече. Посмотрите на него – одет с иголочки, отнюдь не в соответствии с его положением.

– Монсеньор выразил желание, чтобы мой облик соответствовал положению слуги в его доме, – спокойно объяснил Роджер.

– Тогда это не мое дело, – ворчливо уступил граф Люсьен. – Больше я не стану об этом упоминать, если вы будете знать свое место. Я только что прибыл из Бриенна, где отучился три года в военной академии, и теперь собираюсь провести год в высшей школе в Париже. Здесь мои расходы значительно возрастут, и время от времени мне будут требоваться деньги. Вы в состоянии снабдить меня ими?

Роджер поклонился:

– Монсеньор вернется из Версаля через день или два. Несомненно, вы увидитесь с ним и договоритесь обо всем лично. А тем временем я буду счастлив выдать вам авансом необходимую сумму.

– Для начала будет достаточно сотни луидоров.

Подойдя к окованному железом сундуку, Роджер отпер его и отсчитал деньги. Пока он этим занимался, месье де ла Тур д'Овернь обратился к нему:

– Месье Брюк, я бы хотел обсудить с вами вопрос о моем жилье. Если вы освободитесь около шести вечера, я буду счастлив распить с вами бутылку вина в «Путеводной звезде» на улице Арбр-Сек.

– Сочту за честь, месье виконт, – ответил Роджер.

Оба посетителя удалились – месье де ла Тур д'Овернь с улыбкой, а граф Люсьен с унылым видом, получив урок хороших манер от дворянина, который был не только старше его, но и куда знатнее.

Роджер понимал: ему необычайно повезло, что месье де ла Тур д'Овернь случайно присутствовал во время прибытия в Париж графа Люсьена, иначе безобразная сцена могла закончиться его увольнением. Однако теперь опасность миновала, и вечером в «Путеводной звезде» он тепло поблагодарил виконта за вмешательство.

По мнению виконта, граф Люсьен нуждался в том, чтобы кто-нибудь вызвал его на поединок и обучил манерам с помощью хорошего удара шпагой.

– Я мог бы преподать ему такой урок, – вздохнул Роджер, – но мое положение не позволяет мечтать о подобном удовольствии.

– Значит, вы владеете шпагой?

– Учителя фехтования говорили, что я не лишен способностей, а один раз я одержал верх в настоящем поединке.

– Вот как? – Виконт поднял брови. – Редко встречаешь секретаря, умеющего фехтовать.

– Я буду честен с вами, месье, так как уверен, что вы не обманете мое доверие. Моя история слишком длинна, чтобы утомлять вас ее подробным изложением, но я благородного происхождения и имею право носить шпагу.

Виконт устремил на него проницательный взгляд:

– В таком случае, возможно, есть доля правды в утверждении графа Люсьена, что ваши чувства к мадемуазель Атенаис были вдохновлены не только признательностью.

– И снова я буду с вами честен, – улыбнулся Роджер. – Я с первого взгляда влюбился в мадемуазель Атенаис. Но, разумеется, я понимаю, что не может быть и речи о моей женитьбе на ней, а так как она должна выйти замуж за представителя знатного семейства, я не мог бы пожелать ей лучшей судьбы, чем обрести счастье с вами.

– Я благодарю вас, шевалье, и, будучи влюбленным в мадемуазель, прекрасно понимаю ваши чувства. Примите мое глубочайшее сочувствие в том, что ваше положение не позволяет вам стать моим соперником. Но если говорить о фехтовании, я также не лишен некоторого опыта, который не хотел бы утратить на случай, если мне навяжут ссору, когда я отправлюсь ко двору. Как вы смотрите на то, чтобы попрактиковаться со мной?

– Ничто не могло бы доставить мне большего удовольствия. Фехтовальный зал особняка Рошамбо находится за конюшнями.

– Тогда встретимся там. А теперь мне хотелось бы посоветоваться с вами по одному вопросу. На следующей неделе мадемуазель собирается появиться при дворе, а месье де Рошамбо – представить меня его величеству. У меня есть пара костюмов, но я хочу улучшить свой гардероб. Ваш вкус великолепен, и я был бы весьма признателен вам за помощь в выборе.

– Благодарю за комплимент и с радостью помогу вам. – Подумав, Роджер добавил: – Раз уж вы оказываете мне честь, спросив моего совета, то должен заметить, что вам не следует вступать в состязание со здешними франтами. У вас есть индивидуальность, которой мало кто из них может похвастаться, и вы произведете куда большее впечатление, если будете носить одежду с минимумом украшений, но из дорогого материала и придерживаться неброских оттенков, дабы выделяться на фоне ярких цветов, которые носит большинство придворных.

Виконт рассмеялся:

– Я был прав, решив посоветоваться с вами, mon cher 117117
  Мой дорогой (фр.).


[Закрыть] шевалье. Ваша идея отлично соответствует моим возможностям, ибо мой кошелек далеко не так полон, как мне бы хотелось.

На следующей неделе у Роджера было еще одно тайное свидание с Атенаис. Сдерживаемая в течение двух месяцев страсть была частично утолена во время первой встречи, поэтому они хотя и обнимались с не меньшим жаром, но нашли чуть больше времени для разговора. Месье де ла Тур д'Овернь рассказал Атенаис о помощи Роджера в выборе одежды, и она сочла крайне великодушным подобное поведение в отношении потенциального соперника.

– Мой ангел, – улыбнулся Роджер, поглаживая щеку девушки, – если бы я считал виконта претендентом на твое сердце, то, наверное, убил бы его, но твоя рука – другое дело. Виконт клянется, что любит тебя всем сердцем, – он настоящий джентльмен и очень мне нравится. А что ты о нем думаешь?

– Мне он тоже нравится, – после паузы ответила Атенаис. – Мое сердце принадлежит тебе, и ни один мужчина не способен отнять его. Но раз уж я должна выйти замуж, то предпочла бы месье де ла Тур д'Овернь какому-нибудь гнусному старику. Как бы то ни было, решение принимает мой отец, а он может счесть, что месье виконт недостаточно богат для меня.

– После смерти отца он унаследует большое поместье, – заметил Роджер.

Атенаис покачала головой:

– Даже тогда у него не будет крупного состояния. Его семья слишком долго уединялась на своих землях, поэтому они не имеют ни высоких постов, ни пенсий, которые достаются тем, кто проводит жизнь, льстя монархам.

– Ему было бы тяжело получить отказ только потому, что он беден.

– Я не утверждаю, что отец откажет ему, но у него было бы больше шансов, будь он так же богат, как месье де Келюс.

– Этот мерзкий полукровка! – воскликнул Роджер. – Надеюсь, твой отец не собирается отдать тебя ему?

– Нет, Боже упаси! Думаю, я бы скорее убила себя, чем пошла бы к алтарю с таким человеком. Но не тревожься. Я подумала о нем только потому, что он самый богатый из всех известных мне титулованных особ. Впрочем, прошлой зимой мне предлагали недурные партии. Герцог де Вогюйон хочет женить на мне старшего сына, а граф де Порсен, который очень богат, не прочь заменить мною графиню, скончавшуюся два года назад. Не сомневаюсь, что к моему возвращению в Версаль отец получит немало других выгодных предложений. Если один из претендентов будет обладать столь же знатным происхождением, как месье де ла Тур д'Овернь, и при этом превосходить его состоянием, то бедному виконту придется искать другую невесту.

Роджер скорчил гримасу:

– Я в отчаянии, что ты должна так скоро покинуть Париж. Есть у меня хоть какая-нибудь надежда видеться с тобой, когда я буду привозить в Версаль бумаги для месье маркиза?

– Боюсь, очень слабая, – ответила Атенаис, пытаясь смягчить удар. – В моих апартаментах мадам Мари-Анже всегда будет рядом со мной, а выходить я буду в компании других дам. Но не печалься, любимый. Я часто буду возвращаться в Париж на несколько дней, чтобы заказать новую одежду и примерить ее. Служба моего отца королеве не имеет отношения ко мне, и можешь не сомневаться, что я буду так устраивать дела, чтобы в его отсутствие мои визиты сюда были как можно более частыми. Каждый раз, когда я буду приезжать в Париж, мы сможем в шесть вечера встречаться в этой комнате и проводить здесь наш час блаженства.

Утешившись, Роджер нежно обнял и поцеловал девушку. Никто из них не сомневался в горячем желании другого встречаться при каждой возможности. Атенаис клялась, что балы и приемы в Версале без Роджера будут для нее тоскливыми, а Роджер – что будет считать минуты, пока снова не почувствует запах ее волос. Вновь опечаленные почти до физической боли, они прижались друг к другу на последние несколько секунд, пока для Атенаис не пришло время спускаться к обеду, и Роджер, одурманенный крепким вином ее ласк, вылез в окно.

Месье де Рошамбо оставался в Версале дольше обычного, но, вернувшись 19 января, он пребывал в таком хорошем настроении, что даже его холодная и черствая натура не могла скрыть внутреннего ликования.

К 11-му числу месье де Верженн, измученный постоянным сражением с интригами и тоской по любимой жене, заболел настолько серьезно, что более не мог справляться с тяжелыми обязанностями министра иностранных дел. Король, не желая терять услуги честного и мудрого советника, упросил его остаться, но освободил от необходимости приглашать послов к обеду каждый вторник, поручив это барону де Бретейю.

Луи де Бретей был одним из ближайших друзей маркиза и, подобно ему, верил, что все надежды Франции связаны с экспансией, поэтому его назначение официальным хозяином на приемах дипломатического корпуса явилось великим триумфом французского империализма.

К 25 января здоровье месье де Верженна настолько ухудшилось, что король попросил де Бретейя присутствовать вместо него на заседаниях королевского совета, и придворные, почуяв, откуда дует ветер, бились об заклад, что он станет новым министром иностранных дел.

Если бы Роджер принадлежал к их обществу, то мог бы хорошо заработать на подобных пари, так как он знал, что де Бретей не жаждет этого поста, предпочитая оставаться министром Парижа и хранителем печатей.

К концу месяца в кабинете маркиза в особняке Рошамбо произошло несколько совещаний на высоком уровне. На них присутствовали де Бретей, де Кастри, де Полиньяк, де Сегюр и маркиз д'Адемар, слывший любовником герцогини де Полиньяк и вскоре ставший послом при Сент-Джеймсском дворе 118118
  То есть при Британском дворе.


[Закрыть]. После долгих дискуссий, по совету маркиза было решено, что в преемники месье де Верженна следует рекомендовать королю графа де Монморена 119119
  Монморен Арман-Марк Сент-Эрем, граф де (1745-1792) – французский дипломат, в 1787-1791 гг. министр иностранных дел. Одна из первых жертв сентябрьской резни 1792 г.


[Закрыть]. Граф служил послом в Испании, а позднее был губернатором Бретани. В последней должности он и стал известен маркизу как способный, но податливый человек, который, будучи лишенным семейных связей в высших сферах, был достаточно благоразумен, чтобы принимать советы тех, кто мог сохранить за ним высокий пост. 13 февраля месье де Верженн, друг всех миролюбивых политиков, скончался, а 14-го король назначил на его место месье де Монморена.

Это изменение не вызвало резонанса в обществе, чье внимание было сосредоточено на слухах о намерении короля созвать Собрание нотаблей и поручить ему управление кораблем государства. После многих отсрочек нерешительный монарх наконец заставил себя 22 февраля созвать Собрание, но манера, в которой он обратился к нему, вызвала разочарование всей нации. Вместо того чтобы попросить этот представительный орган рассмотреть отчаянную ситуацию в государстве и посоветовать ему, какие меры для спасения нужно предпринять, король попросту заявил, что его генеральный контролер финансов уже разработал подобные меры и что задача Собрания – единодушно выразить доверие министру.

Месье де Калонн произнес речь, длившуюся час с четвертью, к изумлению слушателей сделав volte-face 120120
  Полный поворот (фр.).


[Закрыть] от всех принципов, которым следовал в течение трех лет пребывания на министерском посту. Теперь он предлагал почти в полном объеме реформы, которые десять лет назад отстаивал Тюрго. Его революционная программа включала отмену межгосударственных таможенных барьеров, создание провинциальных, окружных и приходских законодательных собраний, замену ненавистной барщины оплачиваемым трудом, отказ от налога на соль и компенсацию потери десяти миллионов дохода с помощью гербового сбора, свободу продажи зерна для его производителей, отмену освобождения от налогов дворянства и духовенства и уплату земельного налога всеми землевладельцами, независимо от сословия.

На следующий день, дабы лучше ориентироваться в упомянутых вопросах, Собрание разделилось на семь комитетов, каждый состоял из двадцати двух членов и имел председателем принца крови. Утверждение реформ казалось делом решенным, все комитеты заседали каждый день, кроме воскресенья, но вскоре стало ясно, что оппозиция королевской воле возникает во всех слоях общества.

Духовенство и дворянство выказывали предельное возмущение намерением обложить налогом их земли, а архиепископ Нарбоннский повел на эту меру яростную атаку. Представители парламентов провинций бешено сопротивлялись созданию провинциальных законодательных собраний, боясь, что они узурпируют их функции. Торговые гильдии и все коммерсанты страны возвысили голос против гербового сбора, утверждая, что он разрушит их бизнес. Фактически, каждый класс, представленный в Собрании, имел причину противостоять новой программе, и все сошлись на требовании полного отчета о тратах национального дохода до принятия новой системы налогообложения.

Месье де Калонну пришлось признать, что дефицит текущего года достиг ста тринадцати миллионов, но он не вдавался в подробности. Принцы крови были вынуждены представить непокорную позицию своих комитетов королю, а один из них, принц де Конти, был настолько впечатлен аргументами возглавляемого им комитета, что отказался продолжать работу, покуда не получит прямой приказ монарха. Другой принц, герцог Орлеанский, самый непримиримый враг двора, ловко ускользнул от председательства под предлогом, что он не в состоянии высказать беспристрастное суждение об уменьшении налога на соль, так как это заодно уменьшит его годовой доход на тридцать тысяч ливров. Братья короля, граф де Прованс и граф д'Артуа, несмотря на обычные увлечения – у первого наукой, а у второго женщинами, – усердно работали со своими комитетами. Оба предлагали снизить стоимость своих конюшен на полмиллиона франков в год, но этот запоздалый жест остался почти незамеченным среди всеобщей тревоги по поводу ужасающего состояния финансов.

В середине марта граф де Мирабо опубликовал листовку, открыто атакующую администрацию, и 20-го числа было издано lettre de cachet 121121
  Так обычно именовался королевский приказ о заключении в тюрьму без суда и следствия.


[Закрыть], предписывающее его арест, но он был предупрежден и успел бежать в Англию. К началу апреля народный гнев против месье де Калонна достиг таких размеров, что король больше не мог поддерживать своего министра, и 9-го числа тот был уволен. 19 мая месье Неккер, бывший министр финансов, выпустил памфлет, клеймивший месье де Калонна за три года бездарного управления финансами, и король распорядился отправить швейцарского банкира в изгнание. 25 мая король наконец распустил Собрание нотаблей, которое, вместо того чтобы поддерживать его авторитет, выступало против каждой предлагаемой меры, спровоцировав общенациональное недовольство. Говорили, будто Людовик XVI поклялся до конца дней не созывать больше ни одного Собрания. Как бы то ни было, король вручил управление делами в руки нового министра Ломени де Бриенна, архиепископа Тулузского.

Тем временем месье де Рошамбо продолжал заниматься ситуацией в Соединенных провинциях. Положение штатгальтера было крайне затруднительным, так как Голландия обладала весьма либеральной конституцией, наделявшей его всего лишь правами наследственного магистрата. По совету британского министра сэра Джеймса Харриса он создавал себе личную охрану, но контролировал так мало войск, что не мог добиться повиновения. Со своей стороны Генеральные штаты тайно рекрутировали по всей стране добровольцев для поддержки своей независимости.

Трое послов – Гёртц, Харрис и Ренваль – продолжали свое посредничество и удерживали обе партии от открытого столкновения, но всю весну и начало лета Соединенные провинции оставались пороховой бочкой, которая могла взорвать половину Европы.

Роджер с интересом следил за развитием событий, но все еще не мог понять, какую игру ведет месье де Рошамбо. Ему казалось невероятным, что маркиз пытается развязать войну теперь, когда финансы Франции пребывают в таком плачевном состоянии, но он знал, что с начала года было сделано немало военных приготовлений.

Британская контрольная комиссия эвакуировала Дюнкерк после ратификации Версальского договора, и Франция тут же начала заново укреплять порт, осуществляя столь же солидную программу работ, как в Шербуре. Было также решено, что восемьдесят тысяч солдат должны собраться летом для «маневров» в Живе, во Фландрии. Флот тоже постепенно приводился в состояние готовности, и Роджер слышал, как маршал де Кастри упомянул в разговоре с маркизом, что вскоре шестьдесят четыре линейных корабля будут готовы к боевым действиям.

Став обладателем подобных секретов, Роджер чувствовал, что обязан сообщить их мистеру Гилберту Максвеллу, и с начала 1787 года начал посылать регулярные отчеты. Информация была бы куда более ценной, если бы Роджер мог сопровождать ее мнением о международной политике значительных лиц, с которыми он теперь встречался, но, не сознавая этого, он ограничивался фактами, которые, как ему казалось, имеют значение для подготовки к обороне.

В ответах мистера Максвелла обычно содержалось лишь подтверждение получения писем, хотя иногда он осторожными фразами просил Роджера о дополнительной информации. Однажды мистер Максвелл осведомился, не мог бы Роджер, не подвергая опасности свое положение, войти в контакт с мистером Дэниелом Хейлсом, поверенным в делах британского посольства в Париже, так как это может оказаться полезным, и добавил, что мистер Хейлс получил указания снабжать Роджера деньгами, если в них возникнет нужда.

Роджер все еще испытывал угрызения совести, предавая своего хозяина, даже ради своей страны, и мысль о продаже информации за деньги была ему отвратительна. Поэтому он кратко ответил, что не нуждается в деньгах и считает рискованным иметь какие-либо дела с британским посольством.

С первого же появления в Версале Атенаис оказалась вовлеченной в серию нескончаемых увеселений, на которые по-прежнему расходовал большую часть энергии беспечный двор, но раз в десять дней ей удавалось вырываться в Париж на одну ночь. Роджер был вне себя, что работа иногда не позволяла ему лететь на встречу с возлюбленной, но трудности лишь усиливали их нетерпение в ожидании новых тайных встреч.

Большая часть времени, проводимого ими в игровой комнате, была посвящена поцелуям, объятиям, вздохам и взаимным клятвам, но иногда они находили время и для разговоров о пребывании Атенаис в Версале. В середине мая девушка сказала Роджеру, что теперь она на короткой ноге с королевским окружением.

С приходом лета королева вновь открыла свою молочную ферму типа швейцарского шале у озера возле Малого Трианона 122122
  Малый Трианон – королевский дворец в Версале, украшенный скульптурами из сельской жизни.


[Закрыть]. Раз или два в неделю королевская семья отправлялась туда на пикник с несколькими приближенными, к которым теперь принадлежала и Атенаис. Они носили простую одежду, доили коров, делали масло и сами готовили себе ужин.

Марии Антуанетте нравилось на несколько часов отбрасывать царственное достоинство, и она была весела и очаровательна со всеми. Атенаис говорила, что было приятно смотреть, как она изображает жену фермера и возится со своими детьми – юным дофином и маленькой принцессой. Даже грузный молчаливый король выбирался из своей раковины и присоединялся к игре в жмурки, если не слишком уставал после охоты и не засыпал в кресле.

Атенаис утверждала, что он далеко не так глуп, как считают. Она рассказывала, что король – знающий географ, искусный слесарь, хорошо говорит по-немецки и по-английски. Его беда заключалась в том, что в нем было куда больше от буржуа, чем от короля, и если бы не его простые вкусы, мягкость и робость, он был бы отличным монархом.

Роджер не мог сомневаться в ее словах, но принимал их с осторожностью. Он слышал, как месье де Рошамбо неоднократно говорил, будто королю так наскучили государственные дела, что во время заседаний королевского совета Людовик XVI часто рисовал замки на промокательной бумаге, вместо того чтобы слушать своих министров, или возвращался таким усталым со своего излюбленного развлечения – охоты, что мирно похрапывал во время дискуссий по важнейшим вопросам.

Каждый раз, встречаясь с Атенаис, Роджер спрашивал, принято ли какое-нибудь решение насчет ее брака, опасаясь услышать утвердительный ответ, но она говорила, что отец вроде бы не слишком торопится избавиться от нее, а с приближением лета утешала Роджера, что, даже когда объявят о ее помолвке, пройдет еще два-три месяца, прежде чем будет собрано ее приданое, поэтому маловероятно, что им придется расстаться до осени.

Месье де ла Тур д'Овернь продолжал испытывать к Атенаис глубочайшую привязанность, и девушка открыто признавала, что предпочитает его другим претендентам на ее руку, хотя некоторых из них она ни разу не видела и даже не знала об их существовании, так как все переговоры о браке велись через ее отца.

Роджер помог виконту найти удобное жилье на улице Ришелье вскоре после того, как Атенаис переехала в Версаль, и месье де ла Тур д'Овернь старался получить приглашение на каждый прием, где она должна была присутствовать. Он часто заходил к Роджеру и приглашал его к себе поговорить о предмете их общей привязанности, а два-три раза в неделю они упражнялись в фехтовании.

4 июня месье де Рошамбо заявил Роджеру:

– Тридцатого числа я намерен дать бал. В этот день мадемуазель Атенаис исполняется восемнадцать лет, и вечером я собираюсь представить ей будущего мужа. Их величества обещали почтить меня своим присутствием на этом торжестве, и я не пожалею расходов, чтобы доставить им удовольствие. Я хочу, чтобы вы занялись этим вместе с моим мажордомом и сделали все необходимые приготовления. Каждая важная персона должна быть приглашена, поэтому составьте для меня список гостей. Я передам его их величествам для одобрения, и, когда они внесут все изменения, можете поручить вашему помощнику рассылку приглашений.

Роджер почувствовал, как кровь отхлынула от его лица, и взмолился, про себя, чтобы маркиз не заметил дрожь в его голосе.

– Вы желаете, монсеньор, – спросил он, – сообщить приглашенным имя будущего мужа мадемуазель?

– Нет, – ответил маркиз. – Партия, которую я обеспечил для мадемуазель, в высшей степени достойная, и она едва ли может рассчитывать на лучшую, но это мой секрет, и я намерен сделать ей приятный сюрприз во время бала.

Хотя Роджеру была ненавистна мысль о браке Атенаис, он молился, чтобы «приятным сюрпризом» ее отца оказалось согласие на просьбу месье де ла Тур д'Овернь.

Встретившись в очередной раз с Атенаис, Роджер обнаружил, что она не получила даже намека на личность будущего мужа. Ей казалось, что отец предпочитает юного герцога де ла Рош-Эймона, который был моложе ее на восемнадцать месяцев, но с приближением дня совершеннолетия она стала надеяться, что выбор падет на очаровательного и преданного виконта.

В последующую неделю Роджер и месье Ролан часто советовались и отдавали бесчисленные распоряжения подчиненным. Особняк ходил ходуном – армия рабочих разбирала перегородки, расширяла дверные проемы и устанавливала балдахины. Главные салоны здания предназначались для ужина и игры в карты; большой внутренний двор заново выложили плитками и покрыли навесом, чтобы создать зал для тысячи танцующих. Конюшни были вычищены и превращены в столовые для гвардейцев, без которых король и его братья никогда не покидали своих дворцов. Было заказано сто новых ливрей с цветами де Рошамбо, дабы каждый лакей мог получить новую и нанятые специально на этот вечер не отличались от постоянной прислуги. Несколько дополнительных канделябров установили для освещения входа, а в оркестр наняли сорок лучших скрипачей Парижа. Шеф-повар нанял пятьдесят поварят, которые трудились несколько дней, готовя великолепные закуски, а дворецкий извлек из погребов маркиза две тысячи бутылок прекраснейших вин.