Текст книги "Шпион по призванию"

Автор книги: Деннис Уитли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 34 страниц)

Несмотря на это, Роджер понимал, что его будущая карьера зависит от отношения к нему месье де Рошамбо, поэтому, хотя к полуночи его голова раскалывалась от боли из-за недавнего ранения, он работал до рассвета, приводя в порядок бумаги маркиза.

На следующий день, когда Роджер представил результаты своих трудов, де Рошамбо, все еще пребывавший в дурном настроении, что-то пробурчал себе под нос, но к концу недели он вновь обрел присущее ему надменное спокойствие и, казалось, забыл, что д'Эри когда-то существовал.

Роджер напомнил ему об этом, сообщив, что отослал одного из клерков назад к управляющему, и предложив оставить второго, усердного молодого человека по имени Пентандр, так как тот оказался весьма полезен.

– Ах да! – промолвил маркиз. – Я вспомнил, что так и не начал искать замену д'Эри. Но, в конце концов, найти подходящего человека нелегко, а вы как будто отлично справляетесь. Для столь юного возраста у вас исключительная деловая хватка. Поэтому оставим все как есть, и если вы будете продолжать в том же духе, я не стану жаловаться. Сколько я вам плачу?

– Сто двадцать луидоров в год, монсеньор.

– Вы будете получать двести сорок, чтобы соответствовать вашему новому положению.

Роджер поблагодарил маркиза из вежливости – он не испытывал чувства признательности. Удвоение жалованья не было щедрым жестом, как он подумал бы раньше. Теперь Роджер знал, что маркиз живет по собственным правилам. Месье де Рошамбо чувствовал бы себя обесчещенным, получая что-то от стоящего ниже его и не платя за это соответствующую, по его мнению, цену. Из чувства самоуважения маркиз никогда бы не позволил своему старшему секретарю выглядеть хуже секретарей других аристократов того же ранга.

Весь июль Роджер пытался полностью вникнуть в конфиденциальные дела маркиза, в которые д'Эри никогда его не посвящал, и, когда текущая работа не требовала его внимания, читал старую корреспонденцию, дабы заполнить пробелы в своих знаниях. К концу августа он полностью разобрался в наиболее важных вопросах и заодно составил в общих чертах мнение о происходящем при крупнейших европейских дворах, поэтому редко оказывался в тупике, когда месье де Рошамбо спрашивал его о какой-то детали, ускользнувшей из его памяти.

Лошади, кареты и посыльные всегда были в распоряжении Роджера, так что, тратя деньги практически только на одежду, соответствующую его вкусам, он стал настоящим щеголем. Один или два раза в неделю Роджер завтракал в маленьком доме аббата де Перигора на улице Бельшасс в Пасси, и даже этот изысканный господин делал ему комплименты по поводу выбора жилетов.

Во время визитов в Пасси Роджер сначала держался на заднем плане, но постепенно стал полноправным членом собиравшегося там кружка и наслаждался беседой со многими интеллектуалами, которым через несколько лет было суждено оказывать огромное влияние на судьбы Франции.

Среди них были такие известные личности, как писатели Дюпон де Немур и аббат Делиль; тучный, с изрытым оспой лицом, обладатель блестящего ума граф де Мирабо; Луи де Нарбонн 107107
  Нарбонн-Лара Луи, граф де (1755-1813) – французский государственный деятель, в 1791-1792 гг. военный министр, во время империи – адъютант Наполеона I и дипломат.


[Закрыть], одаренный и элегантный незаконный сын младшей тетки короля; Огюст де Шуазель-Гуфье 108108
  Шуазель-Гуфье Мари-Габриель-Флоран-Огюст, граф де (1752-1817) – французский археолог и дипломат, во время революции эмигрировал в Россию, где был назначен Павлом I вице-президентом Академии художеств.


[Закрыть], племянник премьер-министра Людовика XV 109109
  Имеется в виду Шуазель Этьен-Франсуа, граф де Стенвиль, герцог де (1719-1785) – министр иностранных дел Людовика XV, в 1758-1770 гг. фактический глава правительства.


[Закрыть]; Борте, Шамфор 110110
  Шамфор Себастьян-Рош-Никола (1741-1794) – французский философ, писатель и поэт. Во время террора покончил с собой при аресте.


[Закрыть], Матье де Монморанси 111111
  Монморанси-Лаваль Матье-Фелисите, герцог де (1767-1826) – французский государственный деятель.


[Закрыть], Рюльтьер и некоторые другие. Они обсуждали всевозможные темы; при этом для них не было ничего святого. В разговорах они не щадили ни женщин, ни поэтов, ни министров, ни драматургов, ни королевское семейство, ни друг друга. Большинству из них было немногим за тридцать; почти все были в душе революционерами и вели крайне распутный образ жизни. Их беседы пестрели эпиграммами и имели скандальный привкус, но мысли отличались оригинальностью, а планы – размахом.

Роджер обнаружил, что способен отстаивать свое мнение в разговорах с друзьями аббата, и это дало новый импульс его честолюбию. В течение последних полутораста лет далеко не все министры французских королей были аристократами; многие из самых одаренных имели весьма скромное происхождение и достигли высоких должностей благодаря собственным талантам. Кардинал Мазарини был сыном бедного итальянского рыбака, но тем не менее стал первым министром и богатейшим человеком во Франции во времена регентства Анны Австрийской и, по слухам, даже тайно обвенчался с королевой. Кольбер, величайший из министров Людовика XIV, начинал как клерк, а аббат Дюбуа, будучи бедным клириком, возвысился при регентстве герцога Орлеанского до премьер-министра с кардинальской шляпой.

Роджер был не настолько самонадеян, чтобы домогаться таких высоких постов, но обладал достаточной уверенностью в себе, чтобы понимать, что перед ним открываются широкие перспективы. На службе у маркиза он приобретал ценный опыт, поэтому не стремился к быстрым изменениям, но не сомневался, что любой из его новых влиятельных друзей в любое время охотно рекомендует его на должность, которая значительно улучшит его положение.

Сентябрь оказался для Роджера трудным месяцем, так как маркиз почти постоянно был не в духе. По условиям Версальского договора, за ним должно было последовать торговое соглашение, еще сильнее сближающее Францию с Англией, а месье де Рошамбо за последние два года потратил немало времени, успешно интригуя против всех предложений о заключении торгового договора.

Он утверждал, что Британия куда больше выиграет от возможности экспортировать во Францию на льготных условиях свои скобяные товары, ножи, изделия из шерсти и хлопка, чем Франция от аналогичной возможности экспортировать ее вина и шелка в Британию.

В прошедшем году маркизу приходилось иметь дело только с мистером Кроуфердом, которого Британия отправила в качестве специального эмиссара для заключения договора и который оказался слабым и ленивым. Но в мае британский министр иностранных дел лорд Кармартен отозвал Кроуферда и заменил его более способным и деятельным мистером Иденом. Таким образом, летом месье де Рошамбо стал чувствовать, что проигрывает битву, и это чувство достигло кульминации в сентябре.

Из-за опасений как британцев, так и французов договор в своей окончательной форме был далек от соглашения о «свободной торговле», но запреты были сняты, а пошлины на многие товары сильно уменьшены. С каждым принятым пунктом раздражение маркиза увеличивалось, и наконец, к его бешеному гневу и тайной радости Роджера, договор был полностью согласован и подписан 20 сентября.

– Жена месье де Верженна серьезно больна, – сказал маркиз Роджеру в начале октября, – и старый граф так расстроен, что попросил у короля отпуск, дабы оставаться у ее постели, покуда она не умрет или не поправится. Во время его отсутствия никаких важных решений по иностранным делам принято не будет, поэтому я намерен отправиться на воды в Виши для поправки здоровья. Мои парижские адвокаты советуют мне начинать процесс по делу о поместье Сент-Илер. Так как семейства, фигурирующие в деле, проживают в различных провинциях, дело будет слушаться перед парламентом Парижа. Оригиналы всех документов должны быть предъявлены в качестве доказательств. Поэтому я хочу, чтобы в мое отсутствие вы отправились в Бешрель и привезли их оттуда.

Сердце Роджера радостно забилось. Последние недели он часто думал о том, что Атенаис скоро должна вернуться в Париж на зимний сезон, который, однако, не откроется полностью до возвращения двора из Фонтенбло – загородной резиденции – в середине ноября. Приказ маркиза означал, что он увидит своего обожаемого ангела значительно раньше.

Через час после того, как маркиз покинул Париж, Роджер отправился в путь. Снова он мчался через Рамбуйе, Шартр, Алансон, Майен, Витре и Рен, не обращая внимания на их исторические достопримечательности. Копыта лошадей, на которых он скакал, отбивали один и тот же волшебный ритм: «А-те-на-ис, А-те-на-ис, А-те-на-ис».

Когда Роджер добрался до Рена, было уже далеко за полдень, но он не стал там останавливаться и проехал последние мили после наступления темноты. На этот раз Роджер не повернул в конюшенный двор, а подъехал прямо к парадному входу и забарабанил в дверь рукояткой хлыста, словно молодой аристократ.

По негромким приветствиям впустившего его лакея он почувствовал, что в замке что-то не так. Потом Роджер заметил, что на слуге полузастегнутая ливрея и старые полотняные бриджи и что большой холл освещен не так ярко, как обычно, когда кто-то из членов семьи был дома. Повесив поводья лошади на железный крюк, Роджер шагнул внутрь. Мрачные тени словно потянулись к нему, охватывая холодом страха.

– Что здесь случилось? – крикнул Роджер слуге. – Где Альдегонд? Почему вы смотрите на меня так уныло? Скажите, в чем дело, а если вам не хватает духу, немедленно приведите Альдегонда!

В этот момент мажордом, шаркая, вышел из двери позади холла. Он был не в ливрее, а в старом халате и шлепанцах.

– Месье Брюк! – печально воскликнул он. – Я слышал топот вашей лошади и удивился, что кто-то прискакал в такой поздний час. К сожалению, в доме слишком плохие дела, чтобы принимать кого-то.

Роджер нетерпеливо хлопнул себя хлыстом по ноге:

– Что произошло со всеми вами? Почему холл в полутьме? Какое несчастье повергло вас в такую печаль?

– Увы, месье, несчастья преследуют нас уже две недели – с тех пор, как мадам Вело поскользнулась на лестнице и сломала ногу.

– Никто не гасит три четверти свечей из-за того, что женщина сломала ногу, – возразил Роджер. – Говорите, или, клянусь, я сломаю хлыст о ваши плечи!

Альдегонд уже заметил новый наряд Роджера – дорожная пыль не могла скрыть его жемчужно-серый, отлично скроенный костюм для верховой езды и замшевые перчатки. За последние шесть месяцев он не только подрос на дюйм, но куда сильнее повзрослел душевно. Старый мажордом хорошо знал этот властный голос. Не проявляя возмущения, он забормотал, ломая руки:

– Это не наша вина, месье, и я упомянул о случае с мадам Вело только потому, что в тот день, когда она сломала ногу, мы впервые услышали о болезни в деревне. Это, несомненно, оспа, и ей уже заболела половина слуг.

– А мадемуазель Атенаис? – с трудом вымолвил Роджер.

Мажордом кивнул:

– Мадемуазель тоже заболела, месье, и она уже три дня в бреду.

Глава 18
ЖЕСТОКАЯ БОЛЕЗНЬ

С первой же секунды, как только открылись двери замка, Роджер почувствовал, что с Атенаис случилось несчастье. До последнего момента он надеялся, что ошибся, и боялся произнести ее имя. Но теперь он знал самое худшее.

Подобные спорадические вспышки болезней были нередки из-за грязи, в которой жили крестьяне, теснившиеся в своих жалких лачугах, словно животные. В деревнях младшее поколение часто за месяц уменьшалось вдвое, а пережившие болезнь оставались обезображенными на всю жизнь. Очевидно, Атенаис, вместо того чтобы уехать в Рен при первых признаках эпидемии, осталась помогать больным крестьянам, так как заразиться она могла только при контакте с ними.

– Где врач? – осведомился Роджер. Его голос внезапно снова стал спокойным.

– У нас здесь нет врачей, месье, – ответил Альдегонд. – Доктор Гоне живет в Монфоре, ближе никого нет. Он вправил ногу мадам Вело, а когда маленькая госпожа заболела, стал приезжать сюда каждый день. Завтра он приедет снова.

– А кто ухаживает за мадемуазель?

– Матушка Сюффло – деревенская повитуха. Горничная мадемуазель, Эме, и несколько младших слуг сбежали, боясь заразиться.

– И вы не пытались вызвать помощь из Рена?

Альдегонд развел руками:

– Я не подумал об этом, месье. Мне казалось, что доктор Гоне делает все, что нужно.

Роджеру не понадобилось много времени, чтобы осмыслить ситуацию. В Англии слуги в подобных случаях проявили бы твердость и инициативу. Они оказали бы больным медицинскую помощь, и ни одна горничная не бросила бы свою хозяйку. Но здесь, во Франции, все было по-другому. Если вы приказываете высечь слугу за то, что он пролил вам на платье чашку шоколада, вы не можете ожидать от него верной службы в критический момент. Подобно тому, как маркиза оставила равнодушным смерть д'Эри, слуг в Бешреле мало заботило, выживет ли их молодая хозяйка или умрет.

– Приготовьте мою старую комнату, – резко приказал Роджер, – и зажгите все свечи. С завтрашнего утра слуги должны появляться в ливреях и выполнять обычные обязанности. Коль скоро мадемуазель дома, обслуживание замка должно проходить по всем правилам.

Впервые в голосе Альдегонда послышались нотки протеста.

– С каких это пор, – мрачно осведомился он, – месье отдает здесь распоряжения?

– С того момента, как я перешагнул порог этого дома, – ответил Роджер, принимая на себя руководство, на которое не имел ни малейших прав. – Я – представитель монсеньора. Покуда мадемуазель прикована к постели, вы будете выполнять мои приказания, иначе вам придется плохо. Принесите в мою комнату бутылку уксуса и несколько головок чеснока, а также холодную пищу и вино. Я пойду повидать мадам Вело.

При упоминании маркиза мажордом съежился, как проткнутый иглой воздушный шар, и смиренно поклонился. Не глядя на него, Роджер, звеня шпорами, зашагал по холлу.

В ответ на стук в дверь мадам Мари-Анже пригласила его войти, и он увидел ее лежащей на кровати и смотрящей в потолок. Она удивилась и обрадовалась приходу Роджера, но он застал ее в плачевном состоянии. Падая, мадам сломала бедро. Ее все еще мучили боли, а лубки не давали шевелиться нижней части тела.

Когда она рассказала Роджеру о случившемся с ней, он вспомнил опасную мраморную лестницу, на которой едва не сломал нос, поскользнувшись прошлой осенью.

Мадам Мари-Анже была очень расстроена из-за Атенаис, но постоянная боль не давала ей сосредоточиться на чужих бедах. Она полностью доверяла доктору Гоне и все время повторяла, что с помощью le bon Dieu 112112
  Господа (фр.).


[Закрыть] все будет хорошо. Роджер узнал, что это мадам послала в деревню за матушкой Сюффло, чтобы та ухаживала за Атенаис, так как старуха была единственным человеком поблизости, имевшим хоть какой-то профессиональный опыт, а за мадам Мари-Анже присматривала старшая горничная.

Когда Роджер заявил, что намерен повидать Атенаис, мадам Мари-Анже забормотала, что ему не подобает входить в комнату молодой дамы, но он отмахнулся от ее протестов и, поправив ей подушки, решительно зашагал по коридору.

Дверь на его стук открыла матушка Сюффло. Это была туповатая на вид старая карга, от которой воняло, как от хорька. Комната отличалась внушительными размерами. В ней могли поместиться четыре бильярдных стола, и при этом еще осталось бы свободное место. Тяжелые парчовые портьеры были задернуты, а в камине полыхал огонь, делая воздух в помещении невероятно тяжелым. Массивная кровать с пологом занимала центр стены напротив окон, но со своего места Роджер не мог видеть Атенаис, так как ее скрывала ширма.

– Как мадемуазель? – тихо спросил он старуху.

– Жар уменьшился, месье, – ответила она с угодливой улыбкой. – Мадемуазель вне опасности, но боюсь, что ее хорошенькое личико будет попорчено.

– Она спит?

– Нет. Она спала почти весь день, а когда проснулась час назад, я поняла, что кризис миновал.

– А кто сменяет вас по ночам?

Старуха удивленно уставилась на него:

– Никто, месье. Я не покидала комнату три дня. Месье Альдегонд посылает поднос с пищей для нас, который оставляют за дверью. Никто из них не должен заходить сюда, покуда болезнь еще заразна.

– Тогда идите вниз и подышите свежим воздухом. Возвращайтесь через час.

Неловко присев в реверансе и продемонстрировав дыры между желтыми зубами в услужливой улыбке, матушка Сюффло вышла из комнаты. Роджер на цыпочках подошел по мягкому обюссонскому ковру к изножью кровати.

Атенаис лежала откинувшись на подушки. Она не спала и была в полном сознании. Ее ярко-голубые глаза казались огромными на осунувшемся личике, которое тонуло в разметавшихся по подушкам волосах. Роджер с трудом сдержал испуганный возглас при виде следов, оставленных болезнью на ее прекрасных чертах. Лоб, щеки и подбородок были покрыты гноящимися язвами, к которым она прижимала грязный батистовый платок.

При виде Роджера глаза Атенаис блеснули, потом она закрыла лицо руками.

– Не делайте этого, – мягко сказал он. – Ради Бога, будьте осторожны. Вы не должны трогать эти язвы.

Атенаис медленно опустила руки и произнесла хриплым голосом:

– Что привело вас сюда?

– Монсеньор велел привезти ему в Париж бумаги, над которыми я работал прошлой зимой по его поручению. Я прибыл полчаса назад и не могу выразить словами ту печаль, которую испытываю, найдя вас в таком состоянии.

– Как вы попали в мою комнату? – вяло спросила она.

– Я пришел, чтобы обеспечить вам лучший уход, мадемуазель. Как давно эта старуха умывала вас?

– Она не пыталась это делать, да и я бы не позволила ей ко мне прикасаться.

– Понимаю, но кто-то все же должен вас помыть. Ваши простыни также нуждаются в смене, а в комнате пахнет, как в склепе. Но я узнал, что вы пережили кризис, так что мы, по крайней мере, можем за это поблагодарить Бога.

– Мне все равно. У меня нет желания жить, когда мое лицо обезображено.

– Вот еще! – улыбнулся Роджер. – Ваши язвы только начинают заживать, и, если вы не будете их трогать, следов не останется. Но прежде всего вы должны сменить белье и проветрить комнату, а не превращать ее в рассадник инфекции. – Он повернулся и направился к окнам.

– Что вы собираетесь делать? – спросила Атенаис.

– Открыть два окна, – ответил Роджер.

– Не смейте! – резко сказала девушка. – Вы не врач и не имеете права что-то здесь менять. Сквозняк может убить меня.

– Свежий воздух еще никого не убивал, – бросил через плечо Роджер. – Умоляю вас, мадемуазель, не усложнять мою задачу. Мое единственное желание служить вам и снова видеть вас здоровой.

Раздвинув тяжелый занавеси, он открыл два окна, впустив прохладный ночной воздух, подбросил хворост в камин и вернулся к кровати.

– Вы выглядите по-другому, – внезапно сказала Атенаис. – Повзрослели и одеты как… как…

– Как дворянин, – с улыбкой закончил Роджер. – Птицу красит оперение, не так ли, мадемуазель? Или вы предпочли бы, чтобы я навсегда остался жалким клерком?

– Мне безразлично, кто вы и кем вы станете, – холодно ответила она.

Роджер поклонился:

– Это мое величайшее несчастье, мадемуазель, но вы можете не сомневаться, что я всегда буду вашим самым преданным и покорным слугой.

Повернувшись, Роджер вышел из комнаты, спустился вниз, отыскал слугу и велел прислать наверх чистые простыни и теплую воду. Когда их доставили на лестничную площадку, он принес их в комнату, нашел в ящике комода кусок полотна, разорвал его на полосы и подошел к кровати.

– Не прикасайтесь ко мне! – прошептала Атенаис; ее глаза расширились от страха и отвращения. Увидев, что он намерен игнорировать ее слова, она сжалась в комок и подтянула одеяло к подбородку.

Обмакнув ткань в воду, Роджер стал промывать язвы на ее лице, стараясь не повредить струпья, которые начали образовываться по краям. Постепенно девушка успокоилась и позволила ему вымыть ей руки и шею. Отыскав расческу, Роджер расчесал ее волосы и заплел их в две длинные косы.

– Так-то лучше, – с удовлетворением заметил Он. – А теперь вы должны на несколько минут встать с кровати, пока я поменяю простыни.

– Ни за что! – сердито прохрипела она. – Я скорее умру, чем позволю вам увидеть меня обнаженной!

– Будьте же разумной! – рассмеялся Роджер. – Лучше это сделаю я, чем старуха, от которой разит коньяком. Вот ваш robe-de-chambre 113113
  Халат (фр.).


[Закрыть]. Накиньте его и завернитесь в duvet 114114
  Перину (фр.).


[Закрыть]. Обещаю не смотреть, как вы будете это делать.

– Нет! – Она покачала головой.

– В таком случае я сам вытащу вас из грязной постели. Выбор за вами, мадемуазель.

– Вы клянетесь, что не будете смотреть?

– Клянусь.

Роджер отошел и отвернулся. Через две минуты он услышал хриплый шепот:

– Месье Брюк, я в вашем распоряжении.

Повернувшись, Роджер увидел, что перина превратилась в большой шар в середине постели, откуда торчала розовая ножка. Просунув под шар обе руки, Роджер легко перенес драгоценный груз к камину и осторожно опустил в кресло. Поменяв простыни и наволочки, он отнес девушку назад.

– Можете ложиться. Я ухожу за ширму.

Дав Атенаис пару минут, Роджер вышел из-за ширмы, обнаружив девушку сидящей в постели.

– Надеюсь, – сказал он, – вы хотя бы доставите мне удовольствие, признав, что чувствуете себя лучше.

Роджер собирался что-то добавить, когда дверь открылась и вошла матушка Сюффло.

Несколько секунд смущенный Роджер молча смотрел на нее.

– Пожалуйста, спуститесь снова, – велел он старухе, – и попросите кого-нибудь принести ко мне в комнату горячую воду.

Женщина неловко присела и снова вышла.

Подойдя к Атенаис, Роджер заговорил, стараясь вложить в свои слова все испытываемые им чувства:

– Мадемуазель, меньше всего мне хочется утомлять вас лишними разговорами, но я должен кое-что вам сказать. Я ждал этого момента почти год… Это касается того дня, когда ваша лошадь понесла и вы по моей вине свалились в реку. Вы были абсолютно правы, рассердившись на меня за мою дерзость. Впоследствии я это понял и собирался сказать вам, как я сожалею о содеянном, но прежде, чем мне представилась возможность это сделать, вы уехали в Париж. Я хочу смиренно принести вам свои извинения и заверить вас, что я никогда бы так не поступил, если бы любовь к вам не лишила меня рассудка.

Покрытое язвами лицо девушки оставалось бесстрастным.

– Вы поцеловали меня не из-за любви, а из-за ненависти ко мне, – медленно произнесла она. – Из-за того, что я презирала ваши попытки ухаживания. Вы хотели унизить меня и избрали низкий способ мести.

– Нет, мадемуазель! – воскликнул Роджер. – Я полюбил вас с того момента, как увидел впервые. Именно любовь в тот день довела меня до безумия.

– Вы будете утверждать, что по-прежнему меня любите? – спросила она. Ее глаза блестели, словно жар начался снова.

– Конечно!

– Вы лжете! Все дело в том, что вы втерлись в доверие к моему отцу и боитесь, что я расскажу ему о вашем нападении на меня. Вы просите прощения, опасаясь за свое место.

– Это неправда! Меня не заботит, останусь я на службе у вашего отца или нет! Если не считать того, как это отразится на возможности видеть вас. Только любовь заставила меня мчаться сюда сломя голову, и только любовь заставляет меня молить вас о прощении.

– Не верю!

– Клянусь вам!

Ее глаза яростно сверкнули.

– Тогда поцелуйте меня снова! Сейчас! Сию секунду! Такую, как я есть – обезображенную заразной болезнью!

Без малейших колебаний Роджер наклонился и прижал свои губы к сухим и горячим губам девушки. Он полностью сознавал, какой опасности подвергается, но прошел бы через огонь, чтобы доказать свою любовь, и заставил себя продлить поцелуй.

Звук открывающейся двери вынудил их оторваться друг от друга, и Роджер успел шагнуть назад, прежде чем матушка Сюффло вышла из-за края ширмы.

Покрытое ранками лицо Атенаис густо покраснело. Она опустила взгляд и не подняла его, когда Роджер заговорил:

– Еще одна вещь, мадемуазель, – боюсь, неприятная, но необходимая, если вы хотите избавить ваше лицо от шрамов. Теперь, когда ваши язвы начинают заживать, они будут жестоко зудеть. Чтобы вы не поддались искушению почесать их, придется связать вам руки за спиной.

Атенаис не ответила – она казалась ошеломленной.

Взяв длинную полосу материи, специально приготовленную для этой цели, Роджер обвязал один конец вокруг левого запястья девушки и, протянув второй конец под ее спиной, привязал его к правому запястью. Это давало Атенаис возможность поднимать руки на уровне груди и, как надеялся Роджер, не слишком помешает ее сну.

Пригвоздив матушку Сюффло к полу стальным взглядом, он приказал:

– Не развязывайте эту повязку даже по приказу мадемуазель. Вы должны держать окна открытыми и ни в коем случае не позволять огню погаснуть. Если мадемуазель ночью станет хуже, сразу же пошлите за мной. Сейчас я здесь хозяин, и вы должны меня слушаться. Если будете выполнять мои приказания, я позабочусь, чтобы вас хорошо наградили, но если вы не станете подчиняться, пеняйте на себя.

Глаза Атенаис блеснули, а рот слегка приоткрылся, но она ничего не сказала и лишь чуть склонила голову, когда Роджер с поклоном пожелал ей доброй ночи, прежде чем покинуть комнату.

Поднявшись к себе, Роджер промыл уксусом лицо и руки, прополоскал им горло, разжевал до мякоти головку чеснока и выплюнул остатки. Он ненавидел чеснок, но справедливо считал его природным абсорбентом ядов, помня советы старого Аристотеля Фенелона.

Оказавшись в кровати, где спал многие месяцы, Роджер припомнил свой сон о Джорджине. Он не получил ответ на длинное послание, которое написал ей в прошлом апреле, и его интересовало, была ли она слишком поглощена собственными делами, чтобы продолжать беспокоиться о нем, или же письмо сбилось с пути. Несомненно, мысли о Джорджине явились причиной того, что этой ночью Роджер увидел ее снова.

Она стояла рядом с кроватью, тряся его за плечо и говоря:

– Вставай, Роджер. Вставай немедленно! Маленькая дурочка нуждается в тебе!

Роджер проснулся с сердитым криком:

– Она не маленькая дурочка! Она…

Не договорив, он рассмеялся. Несомненно, Джорджина сочла бы Атенаис глупой, тщеславной и избалованной, но Роджер от этого не стал меньше любить ее и без колебаний воспринял сон как предупреждение.

Часы показывали час ночи. Накинув халат, Роджер спустился этажом ниже и направился в комнату Атенаис. Открыв дверь, он на цыпочках вошел внутрь. Выглянув из-за ширмы, Роджер увидел, что Атенаис спит, слегка посапывая маленьким носом. Но матушка Сюффло также крепко спала; огонь в камине, возле которого она сидела, почти погас, и холодный ночной воздух, проникающий сквозь открытые окна, заставил юношу поежиться.

Роджер мог быть абсолютно безжалостным, если дело касалось интересов его возлюбленной. Приблизившись кошачьей походкой к старой повитухе, он внезапно стиснул ей шею руками так, что она не могла вскрикнуть. Старуха вздрогнула и проснулась. Усилив хватку, Роджер грубо встряхнул ее и, наклонившись, прошипел на ухо:

– Становитесь на колени и разведите огонь. Если бревно упадет и разбудит мадемуазель, я прикажу содрать с вас кожу. А если я приду в следующий раз и снова застану вас спящей, то задушу вас собственными руками.

Роджер знал, что женщина подобного типа, пренебрегающая своими обязанностями, должна ожидать именно таких слов и что лишь подобное обращение способно подействовать на ее пропитанный алкоголем старческий мозг. Увидев, что глаза матушки Сюффло вылезают из орбит, он отпустил ее, и она послушно склонилась перед камином.

Вернувшись в постель, Роджер немного подремал и около четырех часов утра снова спустился в комнату Атенаис. Девушка повернулась на бок и теперь спала беззвучно. Воздух был свежим, но приятно теплым, а старая карга бодрствовала, сидя на стуле. При виде Роджера, она испуганно заморгала, но он только потрепал ее по плечу и вышел на цыпочках.

С четырех до семи Роджер крепко спал и проснулся, только когда ему принесли завтрак. Одевшись, он разыскал старого Альдегонда и настоял, чтобы мажордом проводил его в комнаты прислуги. Роджер обнаружил, что пятнадцать молодых слуг поражены болезнью, но некоторые из старших, уже перенесшие оспу, заботливо ухаживают за ними. «Вполне естественно, – не без цинизма подумал он, – что эти люди охотно помогают друг другу, но легко оставляют хозяйскую дочь на попечение глупой старой повитухи».

Избавившись от беспокойства о больных слугах, Роджер поднялся повидать Атенаис. Она не спала, но при виде его тотчас же закрыла глаза и повернулась к нему спиной, поэтому он воздержался от разговора с ней, а обратился к матушке Сюффло:

– Теперь можете поспать, если хотите, а я буду приходить и поддерживать огонь в камине. – После этого Роджер спустился в библиотеку и стал с нетерпением ждать врача.

Было половина двенадцатого, когда появился доктор Гоне, проехавший верхом десять миль из Монфора. На Роджера он не произвел особого впечатления. Это был хотя и довольно толковый, но обычный старый сельский врач, не скрывавший, что живет за счет лечения крестьян, и не располагавший досугом для знакомства с последними открытиями в области медицины. Он сообщил, что Атенаис начинает поправляться, и, одобрив меры, принятые Роджером, с сомнением покачал головой, глядя на открытые окна.

После его ухода Роджер отправился к конюшням в поисках Шену. Они приветствовали друг друга как старые друзья.

– Слава Богу, что вы приехали к нам, месье Брюк, – с чувством промолвил старший егерь. – Мы попали в скверную передрягу и очень нуждались а человеке, который взял бы на себя ответственность за то, что творится в доме. Я бы сам этим занялся, но терпеть не могу вторгаться на территорию месье Альдегонда. Если я могу вам чем-нибудь помочь, говорите не стесняясь.

– Конечно, можете, – отозвался Роджер. – Я хочу, чтобы вы сразу же отправились верхом в Рен, но прежде распорядились, чтобы за вами следовала карета. Когда доберетесь до Рена, идите к мэтру Леже и попросите его рекомендовать самого лучшего врача в городе. Найдите этого врача и предложите ему любую цену за то, чтобы он приехал сюда вместе с вами и оставался в замке, покуда не выздоровеет мадемуазель Атенаис. Потом отправляйтесь в монастырь сестер милосердия и повидайте настоятельницу. Скажите ей, что прибыли по поручению монсеньера, и попросите прислать с вами самых опытных сестер-сиделок. Привезите в карете врача и монахинь и сделайте все, что от вас зависит, чтобы они были здесь к ночи.

– Все будет выполнено, месье, или я съем собственную бороду, – заявил Шену и пошел искать конюхов.

Остаток дня Роджер лично наблюдал за обслуживанием Атенаис. Она не обращалась к нему ни с единым словом, и он старался не заговаривать с ней. В десять вечера Шену вернулся, отмахав сорок миль в Рен и обратно, и привез с собой моложавого доктора Олье и двух сестер милосердия. Роджер отослал матушку Сюффло, выдав ей луидор, и разместил в доме вновь прибывших. Потом он поднялся к себе и крепко заснул.

На следующий день Роджер перевел больных слуг из их душных комнат в танцевальный зал, превратив его в больничную палату под присмотром доктора Олье. Потом он написал маркизу, дав ему полный отчет о ситуации в Бешреле и уведомив, что готов остаться в замке до выздоровления Атенаис.

В последующие дни Роджер ощущал беспокойство и неуверенность. Он не чувствовал себя вправе появляться в комнате Атенаис, но каждое утро с нетерпением ожидал сообщений доктора Олье о язвах на коже девушки. Один-два часа в день Роджер ездил верхом вместе с Шену, а остальное время проводил с мадам Мари-Анже, читая ей романы мадам де Вильдье – любимые книги ее молодости.