Текст книги "Врата «Грейвз»"

Автор книги: Деннис Берджес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Глава 20

Быть может, я напал на верный след, быть может, бреду за блуждающим огоньком, но скоро я узнаю, так ли это.

Берилловая диадема

Адриана с грохотом закрыла дверь, борясь с пакетами в руках. Ее парик заметно перекосился и грозил соскользнуть с головы, но она не могла это предотвратить, пока не поставила свертки на тумбочку. Свет струился в окна, и я обнаружил, что могу сесть почти без болезненных ощущений, даже со смешком.

– Адская штука, – сказала она, срывая парик и бросая его в кресло. – Начал сползать, когда я шла по улице с нагруженными руками, и я ничего не могла поделать. Скажу вам, что попалась бы, если бы кто-нибудь следил за мной. Однако я вошла через черный ход и никого в гостинице не встретила.

– Что ж, действительно, вы выглядите растрепанной, но совсем не похожи на Адриану Уоллес.

– Да, я похожа на проститутку, но я принесла хорошие новости.

– И, надеюсь, молоко, – сказал я, вставая и подходя к тумбочке.

– Да, молоко и хорошие новости. А также плохие новости. Что хотите услышать сначала?

– Давайте сначала плохие, – сказал я, начав рыться в пакете с продуктами в поисках молока.

– Плохие новости – это главный инспектор Уиллис. Сегодня днем он позвонил Фредди и был в ярости. Он говорит, что не намерен больше ждать. Говорит, что знает, что и я пропала. Он весьма открыто предположил, что мы скрылись вместе.

– Это неудивительно. В конце концов, в последнее время наши имена склонялись – так, по крайней мере мне сказали.

– Но это пока не самое плохое. Затем инспектор сказал Фредди, что мы с вами утром прошлого четверга посетили благотворительную больницу «Мортон Грейвз» и я представила вас семейным поверенным.

Я был потрясен:

– Проклятье! Как он до этого докопался?

– Он сказал Фредди, что опасается, что вы сбежали из больницы, чтобы отомстить Лизе Анатоль. В конце концов, она стреляла в вас, а вы знаете, где ее держат. Когда он связался с доктором Доддсом из «Мортон Грейвз», чтобы предупредить его о возможной опасности, он все и услышал.

– А как Доддс узнал меня?

– Доктор Доддс видел статью о нападении на вас. В газете была ваша фотография и вся информация. Поэтому мы оба теперь персоны нон грата в «Грейвз».

– Полагаю, повторная беседа с Таунби теперь невозможна.

– Хуже. Фредди стало ясно, что инспектор Уиллис считает, что мы прячемся вместе. Он попросил Фредди передать нам, что ждет нас для допроса.

– Слишком много плохих новостей, Адриана. А что думает Фредди?

– Он думает, что главному инспектору Уиллису следует тщательно обдумать то, что он говорит о женах членов парламента. Он так и сказал инспектору. И он думает, что нам следует быть очень осторожными.

– А каковы хорошие новости?

– Я нашла гробокопателей.

– Гробокопателей?

– Людей, которые помогут вам откопать доктора Гассмана. Они сделают всю работу. Вы сейчас не в состоянии это сделать. Вы будете только смотреть.

– Вы шутите.

– Вовсе нет. – Она казалась возмущенной. – Разве не вы постоянно говорите, что хотите узнать, что в той могиле? Так скоро узнаете.

– Полагаю, это профессиональные гробокопатели, а не просто первые же парни, которые вам попались на улице, – скептически сказал я.

– Не думаю, что у них есть удостоверения или сертификаты, Чарли, но они уже занимались этим.

Я удивленно покачал головой:

– Мне трудно поверить в то, что вы встали рано утром, сбегали в местную контору по найму осквернителей могил и наняли там пару молодцов. Как вам удалось выйти на людей столь оригинальной профессии?

– Вы упорно недооцениваете мои связи, Чарльз. Как вы думаете, сколько врачей в Лондоне я знаю как медсестра?

– Многих, но готов поспорить, никто из них не пользуется услугами гробокопателей.

– А сколько из них когда-то были студентами? – спросила она.

– Вероятно, все, но вряд ли сейчас студентам-медикам нужны гробокопатели, чтобы достать труп.

Теперь она смотрела на меня так, словно я был милым, но чрезвычайно тупым подростком.

Во-первых, я не думаю, что вы абсолютно правы на тот счет. Но я точно знаю, что некоторые из них занимались этим еще перед войной. Как вы думаете, о чем разговаривают молодые врачи и медсестры, застрявшие во Франции, где они во время затишья на фронте пытаются при помощи выпивки поднять себе настроение?

– О вскрытии могил?

– Не только, но и об этом тоже. Парни рассказывают глупых шалостях, которые они помнят, о проделках в медицинской школе, – продолжала Адриана. – Однажды они принялись хвастаться друг перед другом историями о вскрытии могил. И во всех этих историях фигурировали гробокопатели, которые выполняли грязную работу. Вчера вечером я вспомнила кое-какие из этих историй и имена ныне уважаемых лондонских врачей рассказывавших их.

– И вы просто позвонили доктору Икс и спросили его, не разрывает ли он до сих пор могилы. «Послушай, старик, не поможешь ли вытащить одного мертвяка, а?»

Адриана закатила глаза:

– Хороший акцент, янки. Да, полагаю, что, если бы я была одним из «старых добрых парней», я могла бы это сделать – корпоративные связи и все такое. Но я женщина, медсестра, и спустя столь долгое время такое вряд ли получилось бы, Чарльз. Однако по счастливому стечению обстоятельств один из этих хирургов был во время войны моим близким другом, кроме того, он не осмелится мне ни в чем отказать.

Мне ее рассказ нравился все меньше и меньше.

– Не осмелится? Адриана, вы утверждаете, что обсуждали с этим человеком серьезное преступление. Вы и сами далеко не тот человек, которому нечего терять. Надеюсь, вы не назвали ничьих имен?

– Не будьте ослом, Чарльз! – Она помолчала и посмотрела на меня. – Теперь уже поздно, полагаю, – сказала она сердито. – Как вы думаете, кто здесь больше всего рискует потерять репутацию? Вы? Американский журналист с шестью с половиной баллами; по вашим же собственным подсчетам? Сэр Артур, выставивший себя на посмешище на трех континентах? Нет, это Адриане Уоллес и ее мужу Фредди есть что терять.

– Сожалею.

– Ах, вы сожалеете, Чарльз! Да знаете, где бы вы сейчас были в этом расследовании, если бы не я. Вы бы сидели с почтенным писателем, курили сигары и жаловались друг другу, что в этом нет никакого смысла. Потом леди Джин, вероятно, получила бы сообщение от какого-нибудь духа, которое бы чудесным образом подтвердило то, во что захотел поверить сэр Артур. Вы никуда бы не продвинулись, Чарльз. Не уверена, что от этого вы бы чувствовали себя хуже, но вы бы точно не придвинулись к разгадке этой истории. Это я привела вас в «Мортон Грейвз» на встречу с Таунби. Это я разыскала Алису Таппер.

Когда она замолчала и, казалось, овладела собой, я сказал:

– И вы спасли меня от смерти.

– Ну, в то же время это именно я привела к вам Лизу Анатоль, так что мы квиты. – Она подошла ко мне и поцеловала в щеку. – А теперь хотите узнать о гробокопателях?

Я взял ее за обе руки и посмотрел на нее:

– Сначала я хочу узнать, почему вы думаете, что мы можем доверять этому врачу. А потом хочу узнать о гробокопателях.

– Вероятно, я могла бы посадить этого врача в тюрьму. Он, кстати, мог бы сделать то же самое со мной. Нам приходится доверять друг другу.

– Что-то, случившееся во Франции?

– Что-то, случившееся во Франции несколько раз. Сначала предполагалось, что это случится однажды, но не вышло. Только мы с ним знаем об этом, и вот теперь вы.

– Возможно, вам лучше не продолжать. Я все понял. Вы можете доверять этому человеку. Извините, что был так скептичен, Адриана.

– Коготок увяз – всей птичке пропасть, Чарли. Теперь я вам расскажу. Это было связано с абортами.

– Вашими? – мягко спросил я.

– Нет, я была умнее и удачливее. В первый раз это был случай изнасилования: французская девочка четырнадцати лет была изнасилована немецким солдатом. Ее привела ко мне подруга. Она сказала, что отец девочки в буквальном смысле убьет ее. Она думала, что я смогу что-то сделать, но у меня не было никакого опыта. Я поговорила с Роджером, и он согласился. Я ему ассистировала. Это была ужасная вещь, но другой исход был бы еще хуже. Нам приходилось принимать и более сложные решения каждую неделю, понимаете?

– Естественно. Мне тоже, только другие. Вы сказали, что в первый раз это было изнасилование. А в остальные?

– Все говорили, что их изнасиловали. Кто-то говорил, что это был англичанин, кто-то – что немец. Кто знает, может, кого-то из них и действительно изнасиловали – всем не было еще и двадцати. Некоторые приезжали издалека. К концу войны было уже примерно двадцать случаев. Я заставляла каждую пообещать, что она никому не расскажет, но, видимо, они рассказывали. Полагаю, не могли отказать другой женщине в беде, как и мы не могли отказать им.

– Дело серьезное. Вы бы, наверное, предстали перед полевым судом. Вы лучше меня знаете, каково было бы наказание.

– Полагаю, мы бы до сих пор сидели в тюрьме. Но самым худшим для нас обоих было то, что мы придерживались мнения, что аборты делать нельзя. Но каждый раз, когда они приходили к нам, мы чувствовали, что должны сделать это. Проклят, если сделаешь, проклят, если не сделаешь.

Эта знакомая фраза полностью исчерпывала положение, в которое попадает человек, когда нации решают истреблять друг друга. По крайней мере я хорошо ее помнил. Я сменил тему, никак не прокомментировав ее признание:

– Теперь расскажите мне о гробокопателях. Вы ведь не хотите сказать, что ваш друг-хирург до сих пор практикует на трупах?

– Конечно практикует, но добывает их законным способом. Однако он знает исследователей, которым требуется больше, чем разрешено получить. Когда я сказала ему, что мне нужно, ему не потребовалось много времени, чтобы найти нужных людей.

– А что вы ему сказали?

– Что участвую в расследовании смерти человека, случившейся несколько лет назад. Сказала, что не могу ему ничего объяснить, но что мне надо вскрыть могилу, не ставя власти в известность, и при этом не оказаться пойманной. Он предупредил меня, что это серьезное преступление. И поблагодарил за то, что я обратилась за помощью к нему.

– А вы видели этих гробокопателей?

– Нет, и не собираюсь. Я очень узнаваемая леди, Чарльз. Роджер, мой друг-доктор, ожидает, что вы свяжетесь с ним. Он выведет вас на этих людей. Он сказал, что бригада из четырех-пяти человек – они по очереди караулят и копают – может разрыть могилу за пару часов. Самое плохое, что может случиться: они прекратят работу, если кто-то окажется рядом. Их никогда не ловили; Плата бригаде, которая знает, что делает, – двадцать пять фунтов.

– Боже мой! Больше, чем моя недельная зарплата. Преступление – дорогое удовольствие.

– Что, хотите сменить род занятий, Чарли? Когда вы встанете на ноги, держу пари, сможете раскапывать по могиле каждую ночь – хороший доход.

– Нет, думаю, нет. Но с этими ценами расходы значительно возрастают.

– Хотелось бы знать, стоит ли дело того. Ни вы, ни я не ожидаем, что сможем доказать существование привидения. Если вы правы, Чарли, и там пустой гроб, то письмо действительно может быть от доктора Гассмана.

– Но вы так не думаете, – сказал я.

– Нет. Я полагаю, что мы найдем тело доктора, но, если нам повезет, мы сможем найти что-то, что даст новое направление нашему расследованию.

– Карту ко всем его деньгам?

– Его деньги были на виду гораздо дольше, чем он сам, Чарльз. Давайте просто подождем и посмотрим что удастся найти.

За несколько минут до полуночи я стоял, сгорбившись из-за больного живота, на морозе на краю кладбища Ист-шин, в двухстах ярдах от ворот Бог-гейт. Еще один человек расположился на двести ярдов ближе к Шин-роуд. Третий стоял в том месте, где кладбище граничило с Ричмонд-парком. Двое копали. Эти четверо уверили меня, что они уже работали вместе несколько раз. У них были указания позвать меня, когда гроб будет извлечен на поверхность. Я собирался осмотреть содержимое гроба, а затем вернуть его на место при помощи той же бригады (за десять фунтов сверх условленного). Им было велено сохранить торф с поверхности могилы, чтобы по окончании работы вернуть его на место как можно аккуратнее.

К счастью, могила доктора Гассмана находилась в глубине кладбища, по крайней мере футах в пятидесяти от дорожки, на которой я стоял. На таком расстоянии я только слышал приглушенный стук лопат. Земля не промерзла, и рабочие не предвидели затруднений. Лунного света хватало, чтобы видеть сквозь туман на расстоянии нескольких футов, и они работали без света. У меня были фонарик для обследования гроба и журналистская фотокамера с мощной вспышкой, чтобы сфотографировать, по моим предположениям, пустой гроб. Скавать по правде, я получал некоторое удовольствие от этого приключения. Оно напомнило мне о тайных встречах с агентами разведки во время войны. Однако в этом случае не существовало опасности, что меня застрелит часовой или повесят как шпиона. С другой стороны, еще неделю назад я бы ни за что не поверил, что меня подстрелят по пути из «Улана».

Я был рад, что Адриана дома в безопасности. Вернее, не совсем дома. Она сидела в номере и ждала меня. И кстати, не совсем в безопасности. Если быть точным, то Адриана сидела с заряженным пистолетом в номере захудалой гостиницы, где она скрывалась с раненым мужчиной, который не был ее мужем. Когда я хорошенько осознал ее положение, эта мысль не показалась мне такой уж приятной.

Я вообразил нечто получше: она ждет меня у нас дома, скажем в Нью-Йорке. Возможно, если моим фантазиям суждено сбыться, она не сможет даже носа показать в лондонском обществе, но я-то, конечно, найду хорошую работу в Нью-Йорке. Американцев не будет беспокоить, разведена она или нет. Ну, или обеспокоит, но не так, как англичан. Я понял, что, стоя на морозе в полночь на краю тихого кладбища, очень легко предаваться фантазиям. Возможно, без всякой вины с моей стороны, пока я просто буду пытаться разгадать эту тайну, нас с Адрианой все-таки обнаружат в этом номере. Возможно, наименее скандальным для Фредди выходом будет потребовать развода. Возможно, она поддастся искушению быть со мной (для себя я уже решил, что поддамся).

Она никогда не целовала меня в губы. Она никогда не говорила, что хочет заниматься со мной любовью. Между прочим, только сегодня утром она назвала меня американским журналистом с шестью с половиной баллами и произнесла это без особого восторга. В ее тонене слышался звон свадебных колоколов.

Я услышал лязг вдали. Потом, через короткие промежутки времени, раздалось еще несколько звякающих звуков, потом скрежет. Наконец я услышал приближающиеся шаги.

– Готово, сэр, – произнес человек, скрытый от меня темнотой и туманом. – Идите посмотрите на то, за чем пришли. Мы хотим поскорее закончить.

– Я вас не вижу, – сказал я. – Куда идти?

Человек подошел поближе, и я смог различить его очертания.

– Следуйте за мной, сэр.

Я побрел за ним, каждый шаг отдавался болью в животе. Когда я подошел к могиле на достаточное расстояние, чтобы разглядеть гроб и второго человека, я увидел, что крышка была уже снята и отставлена в сторону. Я включил фонарик и направил его в гроб. Там лежал Гассман, или, по крайней мере, мне оставалось предположить, что это был он. На самом деле я увидел лишь заплесневелый костюм. От головы и рук, видневшихся из рукавов, остались только кости, обтянутые кожей, похожей на пергамент. Я подготовил камеру и сделал снимок. Вспышка почти ослепила нас на несколько секунд.

– Черт побери, сэр! Только слепой не увидел бы нас и за милю. Лучше бы нам обойтись сегодня без легавых.

Я положил камеру на землю.

– Простите, – сказал я. – Я не подумал.

– Все, приятель? Мы хотим с этим покончить, понимаете?

– Подождите минуту. – Я снова включил фонарь и осмотрел внутренность гроба. Тело ниже пояса прикрывала атласная накидка. Я осторожно взялся за краешек и поднял ее. Гассман был одет вплоть до ботинок. Я погасил свет и тупо стоял на месте.

– Странно, – сказал один из мужчин. – Он вовсе не высок для этого гроба. Интересно, зачем они это сделали.

– Сделали что? – спросил я.

– Согнули ему колени. Такое бывает, если гроб коротковат, но здесь полно места.

Я снова включил свет и осмотрел ноги мертвеца. Они покоились на маленькой подушечке, обернутой тканью и подсунутой так, что колени приподнимались дюймов на шесть.

– А что, класть такую подушечку не принято? – спросил я знатока.

Кладут подушку или что-нибудь вроде. Но я никогда такого не видел, когда гроб подходящей длины. А у него еще добрый фут в запасе. Его колени почти упираются в крышку гроба. Странно, вот и все. Больше я ничего не хочу сказать. – С этим он взял лопату, перевернул ее рукояткой вниз и ткнул подушечку под коленями. Раздался твердый стук.

– Дерево, по-вашему? – спросил я, направляя свет на сверток.

– Выключите его, приятель. Нам так много света не нужно. Я достану подушку или что это там. Подождите-ка. – Он опустился на колени рядом с гробом, сдвинул ноги трупа вбок, схватил предмет, покрытый тканью, и поднес его к лучу тусклого света. – Так и есть, вроде подушка, – сказал он. – Намотано несколько слоев ткани. – Он ощупал сверток, пытаясь найти конец и развернуть его. – Странно. Сшито как подушка, но не подушка. Слишком уж тяжелая. Кусок дерева, видать обернутый тканью. Слишком много хлопот для достаточно длинного гроба. – Он снова бросил сверток в ноги и поднялся. – Давайте-ка начнем закапывать его обратно, сэр.

Второй человек поднял крышку и шагнул к гробу.

– Погодите, – тихо сказал я. Затем с трудом наклонился и подхватил сверток. – Я осмотрю это позже, – сказал я, сжимая его.

– Как угодно, сэр. Мы можем закончить и без вас, если хотите уйти.

Моему подозрительному уму показалось, что закапывание может прекратиться сразу, как только я уйду. Эти люди настояли на предварительной оплате, и у них не было стимула продолжать свое рискованное дело, если я не прослежу за ними.

– Нет, – ответил я. – Спасибо, но я останусь, пока вы не закончите. Я хочу, чтобы все здесь выглядело нормально, насколько это возможно.

– Как хотите. Только вы все равно никого не обманете. Я же сказал вам сегодня. Первый же сторож, который придет на могилу, узнает, что ее потревожили. Если вам повезет и ночью пойдет снег, то не заметят до весны, а то и никогда. А не пойдет, так узнают очень скоро.

Я медленно возвратился от могилы к месту, на котором ждал. Еще через сотню футов я остановился и сел на какое-то надгробие. Я ощущал сверток у себя в руках. Некая твердая сердцевина была обшита полотняной материей. Конечно» я не собирался открывать его здесь. Пытаясь прощупать сквозь ткань, что же там находится, я так ничего и не понял. В конце концов, это мог быть просто кусок дерева. Под верхним слоем ткани он, очевидно, был обернут каким-то более плотным материалом, возможно фетром или хлопковой подкладкой.

Мое любопытство было прервано звуком шагов. Я посмотрел туда и понял, что это со стороны Шин-роуд. Потом я увидел огни, приближавшиеся ко мне. Кто-то подходил, ярдов примерно с четырехсот. Этот кто-то находился как раз между мной и местом, где я оставил «моррис». Со стороны могилы донесся резкий лязг и громкий топот ног по направлению к Ричмонд-парку, точно в противоположном направлении от приближавшихся огней.

Гробокопатели пустились наутек в южном направлении, а вот у меня такой возможности не было. При моем состоянии, хорошо если удастся двигаться со скоростью две мили в час, и то с большим трудом и недолго. Однако удиравшие злоумышленники наверняка привлекли к себе внимание людей с фонарями. Поэтому я решил пойти по кладбищу по направлению к огням здания, которое стояло ярдах в пятистах от меня. Если я правильно помнил путь, которым мы пришли, то надо было идти на запад, в то время как люди с фонарями шли с севера. Прохромав примерно сотню ярдов по темному кладбищу, я оказался перед невысокой каменной оградой.

В моем нормальном состоянии я бы просто перепрыгнул через стену. В настоящей же ситуации мне пришлось сначала сесть на ограду, потом перекинуть нога по другую ее сторону. Медленно я спустил ноги и не без труда принял вертикальное положение. Перебравшись через стену, я оказался на другом кладбище. Свет от здания, по которому я ориентировался, теперь был слегка справа. Я повернул и продолжил путь, но теперь наткнулся на стальной забор. Я пошел вдоль него, пока не увидел впереди свет автомобильных фар. Ярдах в трехстах автомобиль двигался ко мне, освещая таблички на могилах. Я понял, что машина едет по кладбищенской дорожке в направлении могилы Гассмана.

Я побрел к большому памятнику и скрылся за ним от машины, проехавшей почти в пятидесяти футах от меня. Потом, регулярно озираясь, я медленно похромал на запад вдоль забора. Я слышал крики и видел свет фонарей и автомобильных фар. Наконец забор свернул влево, и вскоре я подошел к открытым воротам. Я повернул, как мне показалось, на север и пошел по дороге, держась как можно ближе к кустарнику, чтобы при случае спрятаться там.

Я миновал школу справа и понял, что свет, который я видел, был оттуда. Дальше, слева от дороги, стояла еще одна школа. Наконец, отойдя на полмили от кладбища, я набрел на Шин-роуд. Сегодня ночью я отправился на такси к «Капитану» и забрал «моррис». Сейчас он был припаркован примерно в полумиле от места, где я находился. Я оставил его между грузовиков около бакалейного магазина три часа назад. Хотя я сомневался, что стоит возвращаться за ним, я замерз, устал и чувствовал боль. Надеясь, что увижу свет фар любой машины задолго до того, как меня сможет разглядеть водитель, я решил, что «могу подобраться к своему автомобилю незамеченным.

Я шел по обочине и следил за машинами, едущими в обоих направлениях по Шин-роуд. Дважды мне приходилось нырком скрываться из виду. В обоих случаях автомобили ехали медленно, словно разыскивая кого-то. Добравшись до своего «морриса», я завел его и поехал на север, пока не удалился от кладбища, а потом повернул на восток к Лондону.

Было уже больше трех, когда я легонько постучал в дверь номера. Адриана немедленно открыла дверь.

– Как прошло, Чарли?

– Не так уж плохо в сложившихся обстоятельствах, но нас едва не поймали. Работнички разбежались, а я все-таки добрался до машины. Могила осталась незарытой.

– Полиция?

– Да Видимо, кто-то заметил вспышку моей фотокамеры. Вскрытие могилы Гассмана не останется в тайне.

– А он там был?

– Да, а также вот это, – сказал я, вынимая сверток.

– А что это? Вы открыли?

– Еще нет. Может, это и ничего, просто подставка, положенная в морге, но один из гробокопателей счел ее странноватой, поэтому я и захватил ее с собой.

Пока я снимал пальто, Адриана взяла сверток и положила его на тумбочку. Потом порылась в ящике с повязками и извлекла ножницы. Она нашла шов и принялась распарывать стежки, которыми была сшита верхняя ткань. Когда она распорола два шва, оказалось, что обертка была полотняным мешком, содержимое которого, в свою очередь, было завернуто в красную клетчатую клеенку – маленькую скатерть, плотно сшитую бечевкой. Под всеми этими слоями скрывались три книги в кожаных переплетах.

Адриана передала мне верхнюю, а следующую взяла сама. Они оказались блокнотами, заполненными странными, неразборчивыми записями. Наверняка это и были пропавшие дневники Гассмана. Аккуратно перелистывая страницы, я увидел, что Алиса, возможно, была права насчет того, что их почти невозможно прочесть.

Адриана пришла к тому же заключению:

– Вы можете здесь что-нибудь разобрать, Чарльз?

– Не буду даже и пытаться, пока не посплю, – сказал я. – Я замерз, у меня болит живот, и я устал как собака.

– Как вы можете думать о сне? Вот же дневники, Чарли! Они могут нам все рассказать.

– Даже если бы они не были зашифрованы, Адриана сейчас я не в том состоянии, – сказал я, стягивая свитер. – О-о, – простонал я.

На моей рубашке выступило кровавое пятно размером примерно с ладонь.

Адриана уронила дневник, который держала, и расстегнула на мне рубашку. Повязки под ней были липкими.

– Лягте, Чарльз, – сказала она, снова потянувшись за ножницами. Через несколько секунд мы смотрели на кровь, сочащуюся из раны. – Вы кое-где порвали швы, Чарльз, вот и все. Большинство из них на месте. Думаю, с вами все будет в порядке. И у вас идет кровь со спины – немного больше, чем спереди. Вы чувствуете рану?

– Теперь болит. Она напоминала о себе и на кладбище.

Она рассмеялась, глядя на растрепанного пациента, растянувшегося на кровати.

– Ваша взяла, Чарльз. Сегодня читать не будем.