Текст книги "Жена для политика"

Автор книги: Дениза Алистер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

5

Диллон опустился на стул, где только что сидела Джесси.

– Мама!

– Какой сюрприз! Не ожидала встретить тебя здесь.

– Уверен, что это так.

– Надеюсь, ты больше не сердишься?

– Как я могу не сердиться? День начался с того, что ты учила меня жить. Я думал, мы все обсудили, и вот ты здесь.

– Просто я захотела познакомиться с Джесси немного поближе, раз уж ты решил встречаться с ней.

– Мама, что тебя беспокоит? Что меня с ней увидят?

– Это будет сенсация, Диллон. Фотографы вездесущи. Что подумает Милисса Харкен, если узнает об этом?

– Милисса? Почему это меня должно волновать?

– Ох, Диллон, ты невозможен. Милисса – это та женщина, которая тебе нужна. Их семья имеет деньги и влияние. Она была бы отличной…

– …женой политика, – повторил Диллон рефрен, который знал наизусть. – Я не люблю Милиссу. Она хорошая женщина, но я не собираюсь жениться на той, которую не люблю.

– Поверь, Диллон, любовь слишком переоценивают.

Он положил ладонь на руку матери.

– Ты так не думаешь. Ты не пожертвовала бы ни одной минутой, проведенной с папой, за все сокровища мира.

– Ты очень похож на него. Иногда я смотрю на тебя, и у меня щемит сердце. Я только хочу, чтобы ты был счастлив.

– Я буду счастлив. Только позволь мне самому решать, что мне для этого надо.

– Она пустышка и может тебя погубить.

Тяжелой волной на него нахлынула ярость. Почему – он не понимал. Только вчера он думал о Джесси то же самое.

– Мама, я тебя очень люблю и многим тебе обязан, но не позволю говорить так о Джесси.

– Боже мой! – Флоренс схватилась за сердце. – Все намного хуже, чем я думала. Впрочем, я поняла это еще вчера, когда вы с ней приехали.

– Ее пригласила Лита.

– Я становлюсь старше, но не наивнее и не глупее. Ты никому не позволял быть с этой девушкой наедине более двух минут, и когда тебе надоело, что постоянно мешают, ты ее увез и вернулся домой только на рассвете.

– Думаю, этого достаточно. В любой момент может вернуться Джесси, и будет лучше, если ты теперь уйдешь.

– О, я ухожу. – Флоренс поднялась. – Но на твоем месте, я бы не теряла время, ожидая Джесси. Я видела, как она ушла.

– Ушла?! – Диллон вскочил, с грохотом отодвинув стул. – Почему же ты ничего не сказала?!

– Это не мое дело, – пожав плечами, ответила она. – Надеюсь, не из-за меня.

– Мама, – сказал он сквозь зубы, – когда тебе что-нибудь надо от человека, ты добрая и ласковая. Если же нет – ты можешь быть сущей ведьмой. В какую сторону она пошла?

– К себе в комнату.

– Иди домой, мама. – Диллон нежно коснулся ее лица. – И предоставь мне решать самому. Хорошо?

– Будь осторожен. Эта девушка может быть для тебя опасна.

– Думаю, ты мне не скажешь, о чем вы разговаривали?

– Я пыталась наставить ее на путь истинный, но не уверена, что мне это удалось.

– Ох, мама. – Диллон закрыл глаза и сосчитал до десяти. Затем проводил мать к выходу и помчался в комнату Джесси. Конечно, если бы его мать не была столь волевой и требовательной женщиной, он не стал бы тем, что он есть сегодня. Но сейчас эта мысль скорее пугала, чем успокаивала.

В дверь громко постучали. Джесси пошла было открывать, но передумала и вновь принялась упаковывать вещи.

– Джесси, – крикнул Диллон через дверь, – я знаю, что ты здесь.

– Убирайся!

– Джесси, я прошу прощения за то, что тебе наговорила моя мать. Она… Это… Не могла бы ты открыть дверь?

Она хлопнула крышкой чемодана и щелкнула замками.

– Мне не о чем с тобой разговаривать.

– Я понимаю, что мать тебя разозлила, но почему ты вымещаешь злобу на мне?

– Почему ты не сказал мне об этом сам?

– Я как раз собирался это сделать. Открой, пожалуйста, дверь.

– Я сожалею, что встретила тебя. Мой самолет через два часа, и я буду тебе признательна, если ты уберешься отсюда.

– Нет! Ты поговоришь со мной или здесь сейчас, или в Остине. Но уходить я не собираюсь. Открой сейчас же дверь!

– Не вынуждай меня вызывать охрану.

– Джесси, что случилось? Что я такого сделал?

– Что ты сделал? – Устав спорить, она прошла через комнату и слегка приоткрыла дверь.

Диллон проскользнул в комнату и захлопнул за собой дверь. Прислонившись к ней спиной, он спокойно спросил:

– Так что же я сделал?

– Для начала ты как-то забыл упомянуть об одной помолвке.

– О помолвке? – с удивлением повторил он. – О какой помолвке?

– Перестань, Диллон. Такой умный человек, как ты, должен уметь строить из себя идиота намного лучше.

– Это тебе сказала мать? – В ответ он получил лишь гневный взгляд. – Меня подозревают в том, что я с кем-то помолвлен? – Вдруг он догадался. – Речь, наверное, идет о Милиссе Харкен. Мама тебе сказала, что я помолвлен с ней?

– Нет.

– Боже мой, ты имеешь в виду, что есть кто-то еще?

– Твоя мать не потрудилась назвать имени.

– Понятно. Значит, она говорила о Милиссе. – Диллон сел на край кровати и хмуро посмотрел на Джесси. – Я не собираюсь на ней жениться, пусть даже этого очень хотят моя мама и дед.

– Это та самая Харкен?

– А кто же еще? Деньги, власть, положение в обществе – все в одной милой компактной упаковочке с черными волосами.

– Как удобно. Пожалуй, тебе стоит подумать о свадьбе.

Быстрым движением Диллон отшвырнул в сторону ее чемодан и, схватив Джесси за запястье, потянул ее на постель рядом с собой. Он обвил ее руками за талию и притянул к себе.

– Ты этого действительно хочешь?

– Меня это совершенно не касается.

– Да? И именно поэтому ты ушла из ресторана и принялась упаковывать вещи?

– Просто я не люблю, когда мне лгут. – Она наконец сдалась и посмотрела ему в глаза.

– Прости меня, Джесси. Если бы я знал, что она сюда придет, то постарался ее остановить. Но я такого не ожидал.

– Похоже, ей кажется, что мы… – Джесси замолчала, подбирая подходящее слово.

– …любовники, – сказал Диллон, произнеся слово, которое она так и не смогла из себя выдавить.

– Да.

– У моей матери очень много достоинств, но именно из-за этого иногда с ней невозможно ладить. Мне бы она никогда не сказала то, о чем поведала тебе.

Джесси улыбнулась. Диллон схватил ее за руку.

– Поехали. Я хочу тебе кое-что показать.

– Но мой самолет! – запротестовала она.

– Улетишь потом. Это место я очень люблю. Ты будешь первым человеком, которого я туда отвезу. Никто даже не знает о его существовании, – сказал он, помогая ей подняться.

– Мне переодеться?

– Нет. Ты одета как раз так, как надо.

Спустя час машина Диллона медленно ехала по грязной проселочной дороге. Ее сильно трясло на ухабах, и Джесси приходилось крепко держаться. Несколько минут назад они проехали через шаткие железные ворота. На них висела какая-то табличка, но настолько выцветшая и ржавая, что разобрать на ней надпись было невозможно.

– Ты уверен, что мы ничего не перепутали? – спросила Джесси, когда вдали показалась некрашеная хибара, одиноко стоявшая между двумя высокими деревьями. С каждой секундой возбуждение все больше охватывало ее.

– Мы почти приехали. – Диллон смотрел на хибару.

– Мы едем туда?

– Выглядит весьма скромно, правда?

– Да.

– Я купил этот участок несколько лет назад. Тогда я хотел организовать ранчо и центр реабилитации подростков при нем.

Она огляделась. Со всех сторон их окружали заросли полыни и дубовая поросль.

– Неплохое место для чего-то такого. Не думаю, что у посторонних может появиться желание приехать сюда.

– Я по-прежнему хочу использовать часть земли под центр, но сейчас дом нужен мне самому.

– Этот дом?!

– Да, этот дом. В оазисе первозданной природы, вдали от цивилизации, где единственные звуки – мой собственный голос и едва слышное шуршание травы.

– Как тебе удается скрывать это место?

– Все привыкли, что я время от времени исчезаю на день или два. Домашние давно перестали об этом спрашивать, а друзья считают, что им все понятно и без вопросов.

– Могу себе представить.

– Такая уж у меня репутация, – с улыбкой ответил Диллон.

Джесси обнаружила, что улыбается вместе с ним. Он соблазнитель, каждая нормальная женщина должна была бы бежать от него без оглядки. Но едва слышный внутренний голосок убеждал ее открыть свое сердце этому человеку.

– Вот мы и приехали. – Диллон выключил зажигание. – В доме немного прохладно, но стоит растопить печь, и он прогреется очень быстро.

Джесси попробовала рассмотреть этот простенький коттедж. Кое-где на досках сохранились следы голубой краски. Сквозь давно немытые стекла виднелись занавески. Все имело запущенный вид, но в доме все-таки был определенный шарм.

– Хочу предупредить тебя, – сказал Диллон, когда они подошли к двери, здесь нет ни телефона, ни телевизора, но есть патефон, можно слушать музыку.

– А водопровод в доме есть?

– Есть. Есть даже электричество и аварийный генератор.

– Все удобства!

Он отпер дверь и, войдя, включил свет. Затаив дыхание, она шагнула следом, приготовившись к самому худшему. Внутри было просто и тесновато, но уютно.

– Не так плохо, – сказала она с удивлением. Главное место в комнате занимала большая черная печь. Вокруг нее с трех сторон стояли два стула и две кушетки. На одной лежала воловья шкура. Все говорило о том, что здесь живет одинокий мужчина.

– Кухня вон там, – указал Диллон. – За кухней ванная.

В углу комнаты длинными плотными гардинами была отгорожена небольшая ниша, там на маленьком столике стоял старый патефон. Слева от входной двери виднелась лестница, ведущая на второй этаж.

– А что наверху?

– Еще одна ванная и спальня. Хочешь посмотреть?

– Нет, спасибо, – поспешно ответила она.

– Тогда я растоплю печь, а ты пока посмотри кухню.

Диллон вышел на улицу, а Джесси побрела в кухню. Все равно заняться больше было нечем. Вскоре послышался звук открывающейся дверцы печи и укладываемых в печь поленьев. Она открыла роскошный холодильник. Там обнаружился галлон молока – запас на целую неделю. Значит, Диллон либо редко привозил продукты, либо проводил здесь много времени. В ванной лежал наполовину использованный тюбик зубной пасты и бритвенные принадлежности. Комната была хорошо отделанной и чистой: похоже, ею пользовались часто. – Вернувшись на кухню, она заметила на столе горшок с африканской фиалкой. Розовые цветы переливались в лучах солнца и несколько оживляли по-спартански простую кухню.

– Ты не проголодалась? – крикнул из комнаты Диллон. – В холодильнике есть бифштексы. И цыплята. Мы можем их запечь. Внизу лежат овощи, а в ящике картошка.

Джесси остановилась около стола.

– Похоже, ты проводишь здесь много времени?

– Больше чем много.

– И никто не знает об этом доме? Даже твои родственники?

– Тем более мои родственники. – Диллон вошел в кухню и, присев на краешек стола, посмотрел на Джесси.

– Ты слышала, что вчера говорила моя мать? Она хочет, чтобы я поскорее женился, и у нее появились еще внуки.

– Ты можешь просто сказать «нет», – предложила Джесси.

– В том-то и дело, что не могу. Я хочу жениться и хочу иметь детей. Но я хочу, чтобы их воспитывала моя жена. Я не хочу создавать семью в доме, где властвует моя мать.

– Я уверена, что твоя жена это оценит.

Диллон пристально посмотрел ей в глаза, давая понять, что его слова относятся только к Джесси, и ни к кому больше.

– Я надеюсь.

Джесси хотелось понять, что он имеет в виду. Не хочет же он в самом деле, чтобы она стала матерью его детей? Видимо, это шутка.

Несколько успокоенная такой мыслью, она подошла к холодильнику и открыла его. Ничего не видя, Джесси смотрела перед собой, радуясь холодному воздуху.

– Давай сделаем бифштексы. – Диллон встал сзади, глядя в холодильник поверх ее плеча. – Вон там. – Провел рукой по плечу, с которого сполз свитер. – Мне кажется, этот свитер сам способен совершать осмысленные действия.

– В отличие от тебя.

Она отстранилась, решив оставить Диллона в одиночестве созерцать содержимое холодильника. Но у стола остановилась. С безопасного расстояния она наблюдала, как Диллон извлекал из холодильника бифштексы. Поставив их разогреваться на медленный огонь, он повернулся к ней и тихо спросил:

– Я тебя обидел? Когда прикоснулся к тебе?

– Нет.

– Джесси, я не пытаюсь скрыть, что ты мне нравишься. Ты даже не представляешь, как сейчас прекрасна.

Ничуть не смутившись, Джесси подняла голову, и ее волосы рассыпались по плечам.

– Ты привез меня сюда, чтобы соблазнить?

– Я очень хочу тебя и уже говорил об этом. Но не прикоснусь к тебе, пока ты сама этого не захочешь.

– Мне нужно быть в Остине в воскресенье вечером.

– Значит, у нас еще есть три дня.

– Меньше сорока восьми часов, – поправила его Джесси. – Этого времени недостаточно даже для того, чтобы завязать хорошее знакомство. Уж не говоря о настоящей привязанности.

– Но ведь надо когда-нибудь начинать, Джесси.

– Я… – Она едва не сказала, что никогда в жизни не была с мужчиной. – Нет. Ни для одного мужчины я не буду женщиной на одну ночь. Даже для тебя. – Конец фразы она произнесла уже на пороге кухни. За дверью была свобода. Но пока она пыталась открыть незнакомый замок, Диллон схватил ее за плечи.

– Джесси, подожди. – Он притянул ее к себе.

– Пусти меня!

– Прости. Мне не следовало начинать, – ласково сказал он, обвивая ее талию руками. – Больше этого не повторится.

– Ты не понимаешь!

– Я понимаю. – Он коснулся щекой ее волос, губами виска. – Джесси, я привез тебя сюда не для того, чтобы соблазнять. Я хотел быть с тобой, и надо было не дать тебе уехать. Но веришь ты или нет, я просто хотел с тобой поговорить.

– Поговорить?

Он едва заметно кивнул.

– Но я совершенно теряю голову. Так я не поступал никогда в жизни. – Он еще сильнее сжал ее запястья и повернул к себе. – Если я пообещаю вести себя как монах, ты согласишься вернуться на кухню и пообедать со мной?

– Как монах? – Она не смогла сдержать улыбку, представив Диллона монахом. Он улыбнулся вместе с ней.

– У меня очень хорошее воображение.

– Это я уже поняла.

Когда они покончили с обедом, состоявшим из бифштекса с жареным картофелем и кукурузного хлеба с маслом, над горизонтом был виден только самый краешек солнца. Беседа за обедом помогла Джесси узнать Диллона намного лучше. Они говорили обо всем. В конце концов, разговор зашел о семейных отношениях. Эта тема была ей хорошо знакома – дома Джесси всегда сравнивали с сестрой.

– Мама сравнивала меня с ней из самых лучших побуждений, – сказала Джесси, продолжая разговор. Они ставили посуду в раковину и прятали в холодильник остатки еды. – У матерей всегда самые лучшие намерения, но все можно испортить одним-единственным словом.

– А ты когда-нибудь говорила об этом со своей матерью?

– Один раз. Несколько лет назад. Она сказала тогда, что Ребекка хорошая, а я – непокорная. Потом она потрепала меня по щеке и улыбнулась. А делать так нельзя было ни в коем случае.

– Тогда ты еще не понимала, что значит «непокорная».

– Тогда мне было четыре года, и я, конечно, не понимала. Слово казалось слишком длинным и глупым, чтобы обозначать что-нибудь хорошее. Ты будешь мыть или ополаскивать?

– Как пожелает дама.

– Тогда я буду ополаскивать. – Она встала к раковине. – Ты знаешь, до того дня я считала себя хорошей девочкой. После же стала вести себя вызывающе и позволяла себе многое.

– Могу поспорить, ты была террористкой.

– Да, – со смехом призналась Джесси. – Наверное.

Она отчетливо вспомнила, словно это было только вчера, как она спросила у старшего брата Хоустона, что значит «непокорный». Стараясь объяснить, он показал на щенка. Счастливый и неуклюжий, он повсюду семенил за ними. А потом присел, наделал на полу лужу и побежал, оставляя за собой мокрые следы. Ей тогда очень понравился этот пример.

– Выяснив, что значит «непокорный», я поняла, что это описание ко мне очень подходит. Иногда я даже была рада, что не такая, какой меня хотели видеть родители. Бедная Ребекка. Я приобрела свободу, а она ответственность.

– Ей это не нравилось?

– Иногда. Ребекка очень мягкая и добрая. Она всегда была готова жертвовать собой, и это делало ее очень уязвимой. Мне приходилось заботиться о ней, поскольку сама о себе позаботиться она не могла. Она была мамой для всех, а я для нее.

На месте Ребекки следовало быть ей. Никто бы не удивился, когда в один прекрасный день выяснилось, что она беременна и отказывается объясняться по этому поводу. Все бы восприняли это как очередную проделку Джесси. Но она не забеременеет. В отличие от Ребекки Джесси не могла иметь детей.

Чувство вины растаяло, уступив место печали. Еще некоторое время она стояла, повернувшись спиной к Диллону, продолжая думать о себе. Она еще никому не рассказывала об этом. И почти никогда об этом не думала, спрятав все глубоко в себе. Она отдала бы все на свете только за одну надежду, что когда-нибудь у нее родится ребенок. Только один маленький ребенок, которого она сможет назвать своим. Она хотела этого больше всего на свете. Но именно этого у нее не будет никогда.

6

– Джесси! – Диллон коснулся ее плеча. – С тобой все в порядке?

– Все отлично.

Джесси умела владеть собой. Она повернулась к Диллону с улыбкой, которая была способна сиять сквозь холод, ветер и дождь. Привыкнув улыбаться, когда устала до изнеможения, она могла улыбнуться и тогда, когда сердце разбито.

– Мы закончили?

Диллон взял у нее из рук блюдо и поставил его на сушилку.

– Да. Если хочешь, отдохни на кушетке, а я поставлю какую-нибудь музыку.

Джесси смотрела на него из-под ресниц, боясь взглянуть прямо. Она уже поведала ему секреты, которыми не делилась ни с одной живой душой, кроме Ребекки. С ужасом заметила, что хочет рассказать и то, что еще не успела разболтать.

Диллон обнял ее за талию. Этот жест был и покровительственным, и властным. Хотя он и обещал вести себя невинно, но оставался мужчиной. Когда они вошли в комнату, она высвободилась и с удовольствием опустилась на мягкую, кожаную софу. Диллон направился в отгороженный гардинами угол. Не поддаваясь искушению посмотреть на него, она укрыла ноги лежащим на софе шерстяным платком.

Из-за гардин раздалось шипение и поскрипывание, и наконец полились звуки свинга. Ностальгическая музыка придорожных салунов смешалась с потрескиванием горящих в печи поленьев. Когда звук шагов Диллона известил о его приходе, Джесси больше не могла бороться с искушением. Она села на кушетке и посмотрела на него.

– Кто это?

– Боб Уилс и «Техасские повесы». – Он примостился на краешек рядом с ней. – Купив дом, я обнаружил на чердаке этот патефон и чемоданчик с пластинками.

Джесси не успела отодвинуться, как он снова обхватил ее сзади руками и прижал к себе. Потом продолжил рассказ:

– Это настоящее сокровище. В чемоданчике было все, от Мадди Вотерса до Перри Комо. Это натолкнуло меня на мысль не спешить с перестройкой дома, не нарушать стиль.

Джесси расслабилась в его крепких объятиях.

– Ты купил дом вместе с этой мебелью?

– Нет. Кое-что я приобрел на распродаже. А многое – подарки женщин, которые хотели поразить меня своим мастерством домашних хозяек.

– Похоже, это им не очень удалось.

– Не хочу показаться неблагодарным, но умение вязать шерстяные платки для меня не самое важное в женщине. Когда я буду выбирать спутницу жизни, то не стану проводить между кандидатками конкурс, кто лучше испечет яблочный пирог.

Джесси затаила дыхание, боясь выдать охватившее ее волнение. Она делила всех мужчин на две группы: на тех, кому нравится Ребекка – лучшая мама на свете и непревзойденный изготовитель яблочных пирогов, и на тех, кому нравится Джесси, потому что она красива. Мужчин, казалось, не интересовало, есть ли у нее какие-нибудь достоинства, например преданность, ум и сердце, способное любить. Казалось, это никому не нужно.

– Кого же ты ищешь, Диллон? – наконец спросила она, помолившись про себя, чтобы он оказался не таким, как все.

– Это трудно передать словами. – Он коснулся ее волос.

– Попробуй.

– Тебе не понравится. То, что я хочу, – очень эгоистично.

– Очень эгоистично? – едва слышно переспросила она.

– Очень! Так же эгоистично, как держать этот коттедж исключительно для себя.

– Это ни о чем не говорит. Каждому хочется иметь свой дом. В этом нет ничего эгоистичного.

– Ты не права. – Он еще плотнее прижался к ней. – Я купил дом, чтобы организовать здесь ранчо для трудных подростков, а вместо этого живу здесь один, используя его для собственных нужд, для собственного удовольствия.

– По-моему, ты преувеличиваешь. Это всего-навсего дом, и каждому позволено его иметь.

– А если я хочу от женщины того же самого?

– Что ты имеешь в виду? Женщину, о которой никто не знает? Которую ты будешь держать исключительно для себя и приезжать к ней только тогда, когда нужно тебе? Как ты приезжаешь в этот дом?

Он нежно провел рукой по ее плечу.

– Мне нужна женщина, которая сможет заставить меня забыть остальной мир. Хотя бы ненадолго.

Ее тело принимало его нежные прикосновения, но мозг упорно сопротивлялся.

– Тебе нужна больше, чем любовница. – В ее холодном голосе зазвучала странная смесь желания и злости. – Прекрасная женщина для мужчины, уже женатого на карьере.

– Нет, Джесси, я хочу еще большего, – прошептал он. – Я хочу жить так, как живут все мужчины. Я хочу, чтобы вечером, когда я вернусь с работы, меня ждала хорошая жена и маленькие дети, которых я качал бы на коленях.

«Маленькие дети». Ей было больно слышать эти слова. К горлу подкатил комок.

– Не знаю, Диллон, – спокойно сказала она, рассчитывая положить конец разговору. Для нее больше не имело значения, кем он хотел ее видеть: любовницей или женой. Она не хотела быть первой и не могла быть второй. – Это место, похоже, как нельзя лучше подходит для победительницы в конкурсе на лучший яблочный пирог. Тебе стоит еще раз повнимательнее присмотреться к женщинам, которых ты отверг. – Сейчас она лишь хотела, чтобы ее голос не задрожал.

– Джесси! – Диллон убрал волосы, упавшие ей на лицо. – Ты меня не слушаешь. Я не сказал, что от жены требуется умение готовить.

– Кому-то все же придется кормить детей.

– Женщина должна удовлетворять моим основным требованиям, и только тогда у нас могут быть дети.

– Я уверена, Диллон, что когда-нибудь ты встретишь такую женщину.

– А если я этой женщине не понравлюсь?

– Об этом можешь не беспокоиться.

– Приятно слышать. – Он провел рукой по ее волосам, снова убирая их с ее лица. – Мне нравится смотреть, как твои глаза меняют цвет. В них отражается твое настроение или свет?

Она отстранилась и тряхнула головой, чтобы волосы снова упали ей на лицо и скрыли ее от пристального взгляда.

– И то и другое, наверное.

– И этот блеск. – Он осторожно провел пальцами по ее щекам. – На всех твоих фотографиях, а я видел их немало за эти годы, они так не блестят.

– Грим. Ресницы красят… – Она не сразу смогла закончить фразу. Он вновь коснулся ее лица.

– А сегодня ты без грима? – Он коснулся ее губ. – Сегодня ты не пользовалась косметикой?

– Да, сегодня утром я немного торопилась. – Одной мысли о Флоренс было почти достаточно, чтобы залить огонь, который разжег в ней Диллон. Почти, но не совсем.

– Мне это нравится. – Он провел большими пальцами по ее длинным черным бровям. – Ты прекрасна, Джесси!

– Моя красота никому не нужна.

– Нет. Ты очень красива. – Диллон дотронулся до ее щеки. – Ты очень добрая и нежная. Ты из тех женщин, одного взгляда на которых достаточно, чтобы мужчину охватила страсть.

– Диллон! – В ее голосе прозвучало предостережение.

– Я не сделаю никаких попыток. Я пообещал и не нарушу своего слова. – Он немного отодвинулся и, подняв руки, потянулся. – Боже, как я устал. А ты не устала? Ни тебе, ни мне вчера не удалось как следует поспать.

– Да, есть немного. – Она была очень возбуждена, и спать ей совсем не хотелось. Но признаваться в этом она не собиралась.

– Мы уехали далеко от города, и нет причин спешить назад. – Он убрал руку с плеча, провел по волосам и намотал концы волос на палец. – Ты не могла бы сделать мне одолжение?

– Какое?

– Перед тем, как ехать назад, я хотел бы вздремнуть. Наверху есть кровать. Она старая и скрипучая, но вполне удобная. И я подумал…

– Конечно! – перебила его Джесси, облегченно вздохнув. – Иди ложись. А я устроюсь здесь на кушетке.

Он широко улыбнулся и покачал головой.

– Нет, я хотел попросить тебя не об этом.

– А что?

Его низкий голос зазвучал вкрадчиво:

– Если я пообещаю, что буду спать, а не приставать к тебе, ты ляжешь со мной? Просто, чтобы составить мне компанию?

Борясь с искушением согласиться, Джесси вскочила.

– Если это начало, то не слишком тонкое. – Она вложила в эту фразу все негодование, которое только смогла в себе найти.

– Это не начало. Просто я не хочу спать один.

Она попробовала представить, как будет лежать рядом с ним на кровати, пока он мирно уснет. Однако сама эта картинка мирной почему-то не казалась.

– Только спать?

– Да, я просто тебя обниму. Это помогает расслабиться, – сказал он с обезоруживающей улыбкой. – Только и всего. Я не буду к тебе приставать. Ведь это тебя не обидит?

– Что не обидит? Что ты не будешь ко мне приставать?

Он пожал плечами.

– Каждый раз, когда я ложусь спать с женщинами, они считают само собой разумеющимся, что я буду к ним приставать, и обижаются, если этого не происходит. Ты не такая, как они?

Она не могла на него разозлиться, хотя очень хотела. Сегодня она впервые увидела перед собой уставшего человека, снявшего с себя одежду крестоносца. Человека, который хотел нормальной жизни или хотя бы нескольких спокойных часов.

Она даст ему то немногое, о чем он просит, в те несколько часов, оставшихся в их распоряжении.

– Хорошо, – наконец согласилась Джесси, – но одно неверное движение, и меня здесь нет!

– Хорошо, мэм!

Он взял ее за руку и повел по лестнице на второй этаж, где перед взглядом Джесси предстала двуспальная кровать. Однако она казалась слишком маленькой, чтобы приютить их обоих.

– С какой стороны ты обычно спишь? – спросил он.

– По-моему, посередине.

– Ага, понятно. Ну, ничего. Я лягу справа, а ты займешь середину. Так мне будет удобнее тебя обнимать.

Джесси стало не по себе, и она немного отстранилась.

– Ты знаешь, мне что-то не очень хочется спать. Может, я подожду внизу, пока ты…

– Чего ты боишься, Джесси? – Диллон осторожно приблизился к ней. – Меня? Или себя?

Она расправила плечи и снова отстранилась.

– Я ничего не боюсь. Просто мне не очень хочется спать в обнимку с человеком, с которым только-только познакомилась.

– Мы с тобой прекрасно сидели в обнимку на кушетке. Какая разница? – вкрадчиво спросил он.

– Так то было на кушетке, а не в постели.

Диллон улыбнулся:

– Ты никогда не занималась любовью на кушетке? Ни разу?

– Может, это тебя удивит… – Джесси сделала паузу, чтобы объявить ему, что еще ни с кем не занималась любовью.

– Что удивит? – он улыбнулся, снова приблизился к ней и взялся за кончики волос. – Что ты собираешься сказать, Джесси? Удиви меня! – подзадорил он.

– Ничего. – Она шагнула к кровати, стараясь держать дистанцию. – Похоже, я устала сильнее, чем казалось. Может, мы наконец ляжем и покончим с этим?

– Конечно!

Диллон снял с полки стеганое одеяло. Джесси устроилась у стенки, он накрыл ее и лег рядом, внимательно следя, чтобы одеяло их разделяло.

Несколько минут прошло в абсолютном молчании, потом он еле слышно позвал:

– Джесси.

– Да?

– Я не хотел тебя обидеть. Наверное, я юрист до мозга костей. Не могу обойтись без дебатов. А может, я хочу узнать тебя получше, а ты что-нибудь рассказываешь о себе, только когда злишься и теряешь осторожность.

Когда он был такой добрый, искренний и мягкий, ей хотелось в его объятия. Хотелось, чтобы скорее наступила та ночь, которая заслуживала, чтобы ждать ее всю жизнь.

– Джесси! – Он приподнялся на локте и потянулся к ней.

Подчиняясь неподвластной ей силе, Джесси осторожно повернулась и увидела его глаза, блестящие, как озера в лунном свете. Лицо было чувственным и серьезным. Сердце ее забилось, стремясь узнать тайну, которую Диллон мог ей открыть.

– Ты спишь?

Не полагаясь на свой голос, Джесси покачала головой.

– Ты больше на меня не сердишься?

Она снова покачала головой.

– Я очень рад. – Диллон тепло улыбнулся и погладил ее по щеке. – Мне нравится твое лицо. Твоя кожа, твои волосы, твои глаза. – И вдруг отдернул руку. – Нам надо отдохнуть. Не хочу, чтобы ты заболела из-за того, что я не даю тебе спать.

Джесси повернулась на бок и стиснула руками колени. Она безумно его хотела. Хотела того немыслимого экстаза, который он мог ей дать. Ничего подобного она еще не испытывала.

Вдруг острая боль пронзила ее живот. Приступ напомнил, что не все в ее организме в порядке. Джесси глубоко вздохнула и не смогла выдохнуть, пока боль не утихла. Эта боль, сильная и острая, приносила все же меньше страданий, чем постоянная мысль о том, что она никогда не узнает радости материнства.

Диллон зашевелился во сне и подвинулся ближе. Джесси тоже подвинулась к нему, пока не почувствовала, что его колени уперлись ей в бедро. Не просыпаясь, он обхватил ее за талию. Она провалилась в полусонный фантастический мир, где они были рядом, и этого было достаточно.

Она никогда не сможет стать такой женщиной, какой ее хотел видеть Диллон. Не сможет родить ребенка, скрываться, не сможет понравиться его матери или выдать себя за его сестру. Скоро она уедет, а он останется приятной мечтой. Она будет думать о том, как бы все сложилось, если бы судьба была к ней хоть немножечко добрее. Подумав об этом, Джесси еще плотнее прижалась к Диллону.

Когда она снова открыла глаза, комната была полна теней. Белый потолок слегка освещался горевшей на первом этаже лампой, но слабый свет не мог разогнать мрак в углах. Диллон прижался лицом к ее шее, и она ощущала кожей его дыхание.

– Ты тоже проснулась? – Он пробрался сквозь занавес ее волос и коснулся губами плеча там, где сполз свитер. Горящая кожа, бешено стучавшее сердце – вот, оказывается, из-за чего Джесси проснулась. Ей снилась рука, нежно касавшаяся ее груди. Но сон оказался реальностью, как и прижимавшееся к ней возбужденное тело. Она понимала, что нужно сопротивляться. У них с Диллоном нет будущего, и как бы ни было велико их желание, они не в силах этого изменить. Она никогда не станет его любовницей, а он никогда не возьмет ее в жены.

– Джесси! – прошептал Диллон. Он поцеловал ее в губы, и несмотря на свое сопротивление, она оказалась в том сказочном королевстве, где не существует ничего, кроме самых лучших человеческих чувств. Он нужен ей, как воздух. Еще никто и никогда не был ей так нужен. Уступая своим чувствам, она обняла Диллона и пылко поцеловала его в ответ.

Он ответил еще более страстным поцелуем. Через мгновение он уже лежал на ней, обхватив ее рукой за бедра и крепко прижимая к себе. А другая рука оказалась под свитером.

Джесси хотела протестовать, но не нашла сил. Ей были приятны его прикосновения. Она желала, чтобы он хотел ее так же отчаянно, как она.