Текст книги "Я все отдам за тебя"

Автор книги: Дениз Робинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава 4

Похоже, каждый переживает шок по-своему. Вот я, например, такая спокойная и уравновешенная, вдруг стала взрывной и ужасно эмоциональной. А Стив, наоборот, вел себя тихо и спокойно. Забавные метаморфозы!

Стоило нам свернуть с главной дороги Хоршэм-Брайтон, которая шла к Ист-Брамфилд – нашей деревне, как я снова принялась лить слезы, но ни платочка, ни бумажной салфетки в сумочке не нашлось.

У нас был прекрасный дом. Даже в этот пасмурный день все казалось ярким и свежим. Прямо за зданиями фермы начинались зеленые холмы, увенчанные поросшими лишайниками черепичными крышами Хоршэм.

Литл-Вич – типичное для Суссекса здание: красный кирпич, белая окантовка, квадратные окна. За садом нам особо ухаживать было некогда. Стив обожал розы и приглядывал за кустами вдоль каменной дорожки, ведущей к главному входу, но у всего остального вид был немного запущенный. Большую часть времени и энергии Стив отдавал ферме.

Вид притулившегося у гаража велосипеда Бинга еще больше расстроил меня. Как бы мне хотелось, чтобы Бинг выбежал нам навстречу: он всегда так делал, когда мы уезжали и оставляли его с Симкоксом. Мальчишка обожал старика и миссис Твист, нашу вдовую «прислугу» из Ист-Брамфилд. Эта женщина старой закалки не стеснялась называться прислугой и ни дня из шести лет не пропустила, за исключением тех случаев, когда гриппом болела. Хоть ей и было почти под семьдесят, но она могла дать фору любой молодухе. Мы ее очень любим.

Я знала, что миссис Твист приготовила ленч и теперь сидит на кухне, ждет нас, волнуется за Бинга. Какой удар ее ожидает! А Винстон, который ни на шаг от Бинга не отставал. Последние три дня пес постоянно крутился у машины, обнюхивал ее. Искал хозяина.

Я взяла песика на руки, уткнулась носом в его шерсть и пошла на кухню. Миссис Твист там не оказалось. Она исчезла в самый неподходящий момент, а мне так хотелось порыдать на ее широкой материнской груди. На обеденном столе под кувшином нашлась записка:

«Мадам!

Мне ужасно жаль, что приходится оставлять вас именно сегодня, но Кэти послала за мной Томми. Ей стало плохо, а Теда до самого вечера не будет, так что придется посидеть с Кэт. Мне ужасно жаль. Надеюсь, Бингу уже лучше.

С уважением,

миссис Твист».

Я смяла бумажку. У бедной миссис Твист свои проблемы. Кэти, ее единственная дочь, была замужем за водителем грузовика и рожала каждый год. Миссис Твист не раз говорила ей, что надо бы сходить в больницу, научиться предохраняться, но Кэти (лично я всегда считала ее малость простоватой) даже слышать об этом не желала. Если Бог посылает им детей – так тому и быть, считала она, и Тед придерживался того же мнения. Как бы то ни было, за шесть лет супружеской жизни это уже шестой ребенок!

Только рождение или смерть могли заставить миссис Твист покинуть наш дом до того, как она повидается с нами и узнает новости о Бинге. Надо будет заглянуть вечером к Кэти и рассказать ей.

Я пошла в гостиную – единственную комнату в доме, в которой царил настоящий порядок, и то только потому, что летом ею никто не пользовался. Мы постоянно торчали на улице, если только не лило как из ведра. Стив работал в саду, подстригал лужайку или ходил с Бингом на пруд рыбачить.

Мое хобби – птицы, которых я держала в сарайчике у амбара, мне его Стив помог построить. Я обожаю пернатых всех сортов, а особенно волнистых попугайчиков. Кроме удовольствия, они еще и доход приносили – я продавала молодняк.

У нас и телевизор имеется, но его в основном Бинг смотрит. Я даже в плохую погоду предпочитаю почитать. И Стив тоже.

До этой трагедии мы были прекрасной дружной семьей. Я никак не могла поверить в реальность происходящего, все казалось ночным кошмаром, от которого нет никакой возможности очнуться.

Я опустилась на диван и почувствовала ужасную слабость. Надо поесть. Непременно. Глупо морить себя голодом.

Стив просунул голову в дверь, лицо серое, и поглядел на меня как на чужую:

– Я сейчас приду, тогда и поговорим. Симкокс напутал с заказом для Ист-Брамфилд-Дейри. Я так и знал. Это уже ни в какие ворота не лезет. Пора от него избавляться.

– Да, – без всякого интереса согласилась я.

– Я скоро, – повторил он и исчез.

Я откинулась назад и закрыла глаза.

– Бинг, – произнесла я вслух. – Я должна спасти тебя и обязательно сделаю это. Вот только соберусь с силами и начну. Начну искать того, другого…

Я поплыла по волнам памяти. Прошлое настигло меня, то прошлое, которое, как я надеялась, похоронено на веки вечные. Но прошлое, видать, всегда настигает. Какой позор!

Я припомнила 1947 год.

Стив – в то время капитан Росс – отбывал в Египет, в только что отстроенный лагерь британской армии на берегах Великого Горького озера.

Домой он приехал в конце того года.

Мы познакомились на вечеринке у одного нашего общего знакомого в Лондоне, где я тогда работала, и сразу же полюбили друг друга. Мы могли дать друг другу то, о чем каждый из нас всегда мечтал. У меня не осталось никого, кроме тети Милдред. Отец Стива давно умер, а мать была не против его женитьбы.

До него у меня была, конечно, парочка незначительных романов, но Стив первый мужчина, в которого я влюбилась всерьез и пребывала в полной уверенности, что это навсегда. Он был таким милым, романтичным, мой высокий темноволосый Стив.

Надо признать, что армейская жизнь никогда не прельщала меня, но я с радостью отправилась со Стивом в Египет, где мы провели три замечательных года.

Мы оба хотели сразу же завести ребенка, но у нас все никак не получалось. Потом последовали два года в Кении, и опять ничего. Я с ума сходила, так мне хотелось иметь настоящую полноценную семью, а Стив еще больше, чем я, мечтал о сыне. Не то чтобы ему срочно требовался наследник, с его-то скромными доходами, усмехался он, но очень мальчика хочется.

Я старалась как могла. Наша медслужба была в этом не слишком сильна, но я посетила двух лучших гинекологов Лондона, и оба в один голос заявили, что со мной все в порядке и дело, скорее всего, в муже. Предлагали привести его, но я не захотела. Слишком сильный будет удар, если окажется, что он стерилен. Доктор считал, что это вполне возможно – из-за свинки, которую он перенес в Веллингтоне. У него наверняка развился бы комплекс неполноценности и чувство вины по отношению ко мне.

Короче говоря, муж ничего не знал, посылал меня по врачам и месяц за месяцем продолжал свои бесплодные попытки. И каждый раз заканчивался очередным разочарованием. Наши страстные ночи стали превращаться в кошмар, и постепенно попытки становились все реже и реже.

Мне становилось страшно. Я боялась, что вся наша жизнь рухнет из-за этого. Если Стив разлюбит меня, я этого не вынесу. Вся моя жизнь концентрировалась вокруг него.

В конце 1953 года мы вернулись из Кении, и Стива послали в Аден. К тому времени он уже получил майора, и некоторое время ему предстояло часто переезжать с места на место. Мы решили, что мне лучше вернуться в Англию и подождать его там.

И я и Стив были не в восторге от предстоящего расставания, ведь до этого мы никогда надолго не разлучались. После шести лет брака Стив стал частью меня. Однако делать нечего, у меня имелась маленькая квартирка в Лондоне, и я временно устроилась на работу секретарем, чтобы не сидеть постоянно дома, да и деньги тоже не помешали.

Стив должен был вернуться к Рождеству, но не смог. Разочарованная до глубины души, я приняла приглашение школьной подруги Анны Шмидт приехать к ней покататься на лыжах.

Анна – какие воспоминания навевает это имя! – уроженка Вены, чуть моложе меня. Всегда такая веселая, смешливая, дочка богатых родителей, которые отправили свое сокровище в Англию получать достойное ее положения образование. На ее фоне я казалась слишком тихой, но она обожала меня и называла «симпатичной». Анна была очень слабохарактерной девицей, импульсивной, сорила деньгами, и вовлечь ее в авантюру не составляло никакого труда. Думаю, во мне ее привлекала внутренняя сила и прямодушие. Она всегда считала меня своим доверенным лицом.

Я даже пару раз ездила к ней на зимние каникулы – и в Вену, и в их шале неподалеку от Кицбухел.

Анна с родителями приезжали ко мне на свадьбу. В то время подруге исполнилось девятнадцать, и она только-только вернулась обратно в Вену. Стив нашел ее ужасно привлекательной, но сказал, что она пугает его. Ему бы не хотелось жениться на такой. Старушка Крис – вот кто ему нужен, вот на кого можно положиться, говорил он. После этого мы долгое время не виделись, но постоянно переписывались, и я была в курсе всех ее многочисленных любовных похождений.

И вот теперь, когда я оказалась в Лондоне одна, без мужа, Анна не упустила случая пригласить меня в гости. Так и вышло, что на Рождество я отправилась в Австрию.

Оказалось, что жизнь Анны очень сильно изменилась. Она пережила несколько драм и выглядела гораздо старше своих лет, изможденной и больной. Мы с ней оказались единственными постояльцами шале. Отец ее умер, а мать, которую скрутил артрит, безвылазно сидела в Вене.

Анна поделилась со мной всеми своими несчастьями. Неужели жизнь и впрямь может быть настолько жестокой?

Ни один порядочный мужчина так и не предложил ей руку и сердце. В итоге она без памяти влюбилась в самого не подходящего для их круга молодого человека – скрипача из бара без гроша в кармане.

Я прекрасно помню тот вечер в шале. Анна сидит на подушечке у моих ног напротив камина. Крупные снежинки кружат за окном. Я до сих пор вижу ее бледное изможденное лицо, огромные испуганные глаза, и чувствую, как холодные пальцы судорожно цепляются за мою руку.

Почти одиннадцать лет с тех пор минуло, а я ни одной детали не забыла.

Ее скрипач – совсем не та партия, на которую рассчитывала мать Анны. Мама Руди, английская танцовщица, умерла при родах, а отец, молодой австриец знатного происхождения, сбежал, как только узнал о том, что его возлюбленная беременна. Воспитывался мальчик в приюте, там же его обучили игре на скрипке, заметив необычайный музыкальный талант. Но ни о какой карьере с таким происхождением ему и мечтать не приходилось, Руди зарабатывал на кусок хлеба без масла в дешевых барах и танцхоллах.

Высокий, стройный, с золотыми кудрями папы и карими глазами матери, Руди был необычайно очаровательным молодым человеком, и Анна не смогла устоять перед ним. И любовником он оказался отменным. Такого взаимопонимания, такой нежности и страсти Анна не встречала ни в ком из богатых сыночков ее окружения. Но Анна понимала, что ее мать, фрау Шмидт, старая мегера, не одобрит выбор дочери.

Целое лето длился их безумный роман, и к осени Анна обнаружила, что беременна. Ребенка ей не слишком хотелось, но Руди настоял на том, чтобы она оставила малыша. Умолял любимую сбежать с ним, несмотря на свою бедность. Ничего, он станет работать как вол и обеспечит всем необходимым и жену, и ребенка.

Анна знала, что это означает окончательный разрыв с матерью и что та оставит все состояние ее брату Вилли.

Я немного помню брата Анны по редким визитам к ней в дом в школьные годы. Довольно приятный мальчик, и отец у нее тоже был весьма милым человеком, но вот мать – действительно настоящая стерва. И она доказала это. Бедняжка Анна! Она выгнала бедную девочку из дома и заявила, что не желает ее больше видеть.

Анна вышла за Руди, но он не мог дать ей того, к чему она привыкла, а она – уж я-то знаю! – такая избалованная. Брак продлился недолго. Однажды вечером владелец бара, в котором играл Руди, послал за Анной и сообщил ей, что Руди умер от сердечного приступа. Никто даже не подозревал, что у него врожденный порок сердца.

Анне ничего не оставалось, как похоронить своего Руди, и вместе с ним она похоронила и свое сердце, и свою молодость. Так она говорила мне в тот зимний вечер в Кицбухел.

Пришлось проглотить свою гордость и пойти к матери, ведь она осталась без крова и скоро должна была родить. Но это бесчеловечное создание ее даже на порог не пустило. Однако фрау Шмидт ненамного пережила бедного Руди. События развивались с бешеной скоростью, словно в адском калейдоскопе. Вилли унаследовал все состояние, но его жена, баронесса крови, не хотела видеть Анну под своей крышей.

Однако Вилли не оставил сестру. Он презентовал ей это шале в горах и довольно крупную сумму денег, но с одним условием – она должна уехать в Америку, к кузине, которая после войны перебралась в Филадельфию и которая с радостью примет и Анну, и ее малыша.

Родственникам не обязательно знать о мезальянсе Анны. Поедет туда как молодая вдовушка и, бог даст, снова выйдет замуж (Вилли очень на это надеялся). Она ведь такая молоденькая и просто красавица.

Я с участием выслушала рассказ Анны, пожалела ее и высказала свое мнение, что Вилли, по-видимому, прав. Анна оставит здесь свои печали и начнет в Америке новую жизнь.

Но потом Анна поразила меня в самое сердце и навсегда потеряла мое уважение. Она сказала, что не хочет этого ребенка, что детей она ненавидит. Как так можно, говорила я, ведь это кровь от крови ее любимого Руди, но она твердила, что ребенок только испортит ей жизнь.

Я готова была разорвать ее на части и с завистью смотрела на располневшую талию и набухшие груди. Какая насмешка судьбы – я так хотела малыша и не могла забеременеть, а Анна пребывала в отчаянии от того, что ждала ребенка.

Я смотрела на нее – бледные впавшие щеки, золотые волосы потускнели и повисли – и всем своим существом желала, чтобы этот малыш был моим – да, моим – и лежал в моем лоне!

И вспоминала слова Стива, которые он сказал мне перед самым отъездом:

– Вот это ночь любви, милая! Просто закачаешься! Как ты думаешь… вдруг у нас получилось?

Мне не хотелось расстраивать его, и я просто улыбнулась в ответ:

– Кто знает…

Я смотрела на Анну и думала, как же Господь Бог несправедлив, если, как говорят, все в нашем мире творится по разумению его. Почему же тогда он сделал так, что Анна забеременела? Почему я должна оставаться бездетной, да еще не по своей вине?

Я приготовила омлет и кофе. Мы засиделись далеко за полночь.

Именно тогда меня и посетила безумная идея.

Что, если я останусь с Анной в секретном месте, – да даже здесь, в горах, – пока она не родит, а когда младенец появится на свет, я возьму его себе, как будто это я его родила. А Стиву я напишу, что давно жду ребенка, но боялась выкидыша, поэтому ничего не говорила, а теперь опасность миновала, ведь уже шесть месяцев прошло! (И он никогда не узнает, что бесплоден.) Так что по возвращении в Англию его будут ждать уже двое.

Все устраивается как нельзя лучше. Через месяц Стива переводят в Гонконг, и там он пробудет не меньше полугода, так что, хочет он того или нет, навестить меня он не сможет. Отпуск дают только в случае крайней необходимости, а рождение ребенка под эту статью не подпадает.

Прежде чем строить дальнейшие планы, я поинтересовалась мнением Анны.

– Хочешь ты этого ребенка или нет? Могу я усыновить его? Нет, не то, могу ли я взять его и назвать своим? Ты же знаешь, как мы со Стивом хотим иметь малыша.

Анна была поражена, но приняла мое предложение как подарок небес.

Здорово, заявила она. Превосходно. Лучше не придумаешь. Такое только в романах случается. Неужели это и вправду возможно?

Мы спорили, строили планы, варили кофе литрами. И в итоге убедили друг друга, что этот безумный план вполне можно претворить в жизнь.

Анна – единственная владелица шале. Вилли не собирается навещать ее, а его жена даже знать Анну не желает.

В шале есть все необходимое. Будем гулять только с наступлением сумерек, загорать на балконе. Я долгие годы самостоятельно вела хозяйство, поэтому нам даже служанка не понадобится, только местный врач и акушерка, если возникнет такая необходимость. Ни один из наших знакомых не прознает про рождение этого ребенка. Фантастично, но вполне выполнимо. Анна пойдет своей дорогой, а я вернусь в Лондон ждать Стива.

Да он с ума от счастья сойдет, особенно если родится мальчик. Но сын ли, дочка ли, муж будет на седьмом небе от счастья. Как здорово, что у нас не осталось никого из родственников, никто не станет вмешиваться, и, если планы Стива внезапно не изменятся, все пройдет как по маслу.

Если же он неожиданно вернется, я просто скажу, что ребенок родился преждевременно. Мертвым. И дело с концом.

Я буду писать ему, убеждать, что у меня все в порядке. К счастью, он никогда не считал беременность болезнью, а к деторождению относился как к делу обычному. Стив не из тех, кто мечется под окнами, когда жена его дает жизнь наследнику. Я скажу, что моя подруга Анна пригласила меня пожить у нее, что я очень люблю горы и, скорее всего, останусь в Кицбухел до родов. Стив наверняка согласится, так как горный воздух гораздо полезнее, чем дым и копоть Лондона или Вены. Кроме того, он знает Анну, встречался с ней на нашей свадьбе и в курсе, что мы с ней лучшие подруги. Муж будет доволен, ведь когда придет время, рядом со мной будет близкий человек.

Нам казалось, что все так просто устроить. Глаза Анны горели. Она снова стала похожа на саму себя: полна жизни и надежды. Все время повторяла, что я – ее спасительница и что ребенок попадет в надежные руки.

Сейчас, когда мне придется рассказать обо всем этом Стиву, я просто диву даюсь, как мне вообще в голову могло прийти такое. Как меня, маленькую мышку Кристину, угораздило родить столь безумную идею, решиться на этот сумасбродный шаг? Говорят, что в жизни каждого человека наступает такое время, когда он абсолютно не похож на себя самого и совершает странные поступки. Думаю, именно это со мной и произошло. Я впала в безумие, когда Анна сказала, что не хочет этого ребенка.

Глава 5

На следующее утро мне стало казаться, что наше соглашение невыполнимо. Весь день мы снова спорили, планировали, обсуждали подробности. Прошли заново полный круг, сидя на балконе и наслаждаясь золотым солнцем, блестевшим на ярко-белых горных склонах. Меня начала беспокоить моральная сторона этого дела.

Имею ли я право обманывать своего мужа, вешать ему на шею чужого ребенка, которому он даст свое имя и будет любить как родного?

Мне надо было убедить себя в одной вещи: я делаю этого ради него, ради его счастья, ради нашего брака, который будет наконец полным. И для себя тоже: у меня будет малыш, я стану любить его, воспитывать, ухаживать за ним, ведь я жаждала этого целых шесть долгих лет.

В свое оправдание могу сказать лишь одно: если бы мы со Стивом могли завести своих детей, я бы никогда в жизни не осмелилась на подобное мошенничество. По-иному это и не назвать. Настоящее мошенничество. Грязная афера.

Но другого способа стать матерью я не видела. Я не раз заводила разговор об усыновлении, но Стив оставался непреклонен: или свой ребенок, или никакого. И если бы я написала Стиву и предложила взять ребенка Анны, на сто процентов уверена, что получила бы в ответ – «Нет».

К концу второго дня в шале я чувствовала себя словно выжатый лимон.

– Нам ни за что не удастся воплотить этот план в жизнь, – сказала я Анне. – Я, наверное, с ума сошла, раз предлагаю такие вещи. Давай забудем обо всем.

Но Анна уже загорелась и не собиралась отступать.

– Прошу тебя, Крис, милая моя, дорогая, родная моя, сделай это ради меня. Помоги мне начать новую жизнь без ярма на шее. И ради Стива, о нем подумай, если не хочешь подумать о себе. Ты же говоришь, что обожаешь его. Сделай это ради него. Он будет так счастлив!

Она знала, на какие кнопочки нажать. Стив был для меня всем, я на все ради него готова, но я даже представить себе не могла, какой груз взваливаю на свои плечи, как буду страдать и мучиться угрызениями совести, даже если все пройдет удачно.

Так прошел еще один день и еще одна ночь. Я то говорила «хорошо», то «не могу».

В конце концов я сказала «да», и у меня словно гора с плеч свалилась. Я успокоилась и вознамерилась во что бы то ни стало довести это дело до конца.

Анна была вне себя от радости, готова согласиться на любые условия.

Прежде всего я села и написала мужу письмо, чтобы отрезать все пути к отступлению. Первая большая ложь в нашей с ним жизни.

Чем больше я об этом думаю, тем больше себе удивляюсь. Как я решилась на это? Я же совершенно не склонна ни ко лжи, ни к обману. Думаю, в то время желание стать матерью и подарить Стиву ребенка затмило все остальное.

Мы с Анной дождаться не могли ответа Стива. Меня всю трясло, когда я вскрывала конверт из Адена, Анна заглядывала мне через плечо и все время повторяла:

– Ну, давай… Читай скорей… что он там пишет?

Стив отреагировал, как я и ожидала. Писал, что он безмерно счастлив, хоть и удивлен. Надо же, даже словечком не обмолвилась перед его отъездом! Но он меня понимает, не хотела его раньше времени обнадеживать, вдруг бы ничего не получилось. Вы только представьте себе, к апрелю у нас уже будет ребенок!

Как жаль, что мы не сможем быть вместе в такой момент! Но эта поездка в Гонконг очень важна для его карьеры, кроме того, отказаться он все равно не может. Если все пойдет как надо, его ждет повышение по службе.

Мосты сожжены. Первый этап пройден благополучно. Мы с Анной вздохнули с облегчением.

Бедный Стив! Ребенок еще не родился, а он уже так любил его, чувствовал себя отцом.

– Жребий брошен, – сказала я тогда.

Позднее, когда я опустилась с небес на землю, меня снова начали терзать ужасные сомнения. Я поступаю чудовищно по отношению к Стиву, чудовищно и несправедливо. Если правда когда-нибудь откроется, меня стоит заклеймить позором и сжечь на костре.

Но Анна не давала мне расслабиться и отступить. «Ничего, – заявляла она, – мы пройдем весь этот путь вместе и непременно справимся. Мы вместе родим этого ребенка. У меня будет прелестный мальчик, вот увидишь. Ты станешь им гордиться. Постарайся думать о нем как о своем собственном с этой минуты и навсегда!»

Так я и поступила. Заперла себя в камеру, заковала в кандалы и не могла уже выбраться на свободу. Иногда мне и не хотелось. Иногда я мучилась угрызениями совести. Но не сворачивала с намеченного пути. По большей части ради Стива.

Он начал писать мне чаще обычного, изливая на бумагу свое безмерное счастье и планы на будущее. Уже и имя придумал: мальчик обязательно Стивеном будет – так звали его отца и деда, если я согласна, конечно. А как девочку назовем? Элизабет, как его мать, или Молли, как мою? Или Кристина, как меня?

Одним словом, машина закрутилась.

Я оставила работу в Лондоне, перевезла все свои вещи в Кицбухел.

Мы с Анной вели себя очень разумно. Уволили горничную, которая убиралась в шале. Сидели вдвоем, вязали и шили для нашего малыша, слушали радио, говорили о прошлом… и о будущем. Анна вообще нигде не появлялась, за продуктами ходила только я. Никто меня на этом горнолыжном курорте не знал. Всем было все равно.

Чем дальше, тем больше. Я начала чувствовать себя, словно сама была на сносях. Клала руку на живот Анны и слушала, как лягается наш со Стивом малыш. Анна вся светилась, никакой вины за собой не ощущала. Я только одного боялась – как бы Стив внезапно не вернулся. Господи, что за опасную игру мы затеяли!

Но ничего страшного не случилось. Стив говорил, что дела на Дальнем Востоке требуют большого внимания, и на Среднем Востоке, и во всем мире тоже. Потом пришли и вовсе чудесные новости: его срочно переводят в Австралию, так что раньше августа он вряд ли появится. Все шло как нельзя лучше. К тому времени мы с малышом уже в Лондоне будем.

Я рыдала над полными любви письмами, стыд жег меня изнутри, но было уже поздно. И писала в ответ то, чего он ждал от меня, повторяла, как жду рождения малыша (хоть это было правдой!).

Мы с Анной здорово ладили. Ближе к концу срока Анна стала нервной, цеплялась за меня, искала моей поддержки, ужасно боялась умереть при родах. Я поддерживала ее, разгоняла страхи и волнения. Юный доктор, который время от времени навещал Анну, предлагал родить в клинике, но уверял, что все должно пройти без осложнений. Насколько он понимает, Анна родит без проблем, и он только рад стать ее акушером, а из меня выйдет превосходная повивальная бабка.

Странно, но до родов Анна редко вспоминала Руди, но как только начались схватки – в середине ночи 28 марта, именно его имя она выкрикивала в самые тяжелые минуты. Она плохо переносила боль, и я все время думала, как бы я была рада оказаться на ее месте. Если бы я только могла произвести на свет собственного ребенка!

Я позвонила доктору. По приезде он сообщил нам, что до утра Анна вряд ли родит, и предложил прислать акушерку. Мы не стали отказываться. Какая разница, ведь эта женщина видит нас в первый и последний раз и никогда не узнает, что случится с новорожденным.

Именно акушерка – эта милая сильная молодая женщина – бросила в нас настоящую бомбу.

– Насколько я поняла со слов герра доктора, ваша подруга не посещала клинику и не делала УЗИ, но мой опыт говорит мне, что у нее двойня, – заявила она.

У Анны глаза на лоб от ужаса полезли.

– Двойня! – воскликнула она. – Ach, lieber Gott! [1]1
  Ах, боже правый! ( нем.).


[Закрыть]

Двойня! Такого мы даже предположить не могли. По правде говоря, мне показалось, что в последние недели Анна раздулась до невероятных размеров, но доктор ошибся в диагнозе. Сказал, что такое бывает, просто много вод. И двух сердец он не слышал.

– Наверное, они очень маленькие и лежат так, что герру доктору трудно было судить, – заключила она, не проявляя особого уважения к теоретической медицине.

С каждой минутой мне становилось все больше жаль Анну. Я сидела и держала подругу за руку, вытирала ей пот со лба.

Раньше мне никогда не доводилось присутствовать при родах, и я нашла это зрелище отвратительным и шокирующим и в то же время незабываемым, завораживающим. Анне дали обезболивающее, и вскоре на свет появилась головка первого малыша. Я думала, у меня сердце из груди выпрыгнет. Я глаз не могла отвести, наблюдая за тем, как доктор с акушеркой достают двойню.

– Близнецы! – провозгласил доктор. – Оба мальчики.

Под руководством акушерки я приняла первого (это был Бинг). «Мой сын», – словно в бреду подумала я. У меня было такое чувство, будто я вместе с Анной его родила.

Именно я помыла его, прочистила глазки и носик, завернула в крохотное одеяльце и уложила рядом с братиком в кроватку, заказанную в Вене. Именно я привязала ему на ручку бумажку с надписью: «Первый». Именно «Первый» стал мне родным и близким, хотя временами, когда я могла размышлять здраво, я понимала, что придется сообщить Стиву о близнецах. «Второй» тоже станет нашим сыночком. Почему бы и нет? Это же здорово. Все страхи и кошмары остались позади. Я пребывала в прекрасном состоянии духа, когда Анна очнулась и спросила про ребенка.

– У тебя два сына или, лучше сказать – у нас близняшки! – светилась я, словно медный чайник.

Мы были с ней вдвоем. Доктор ушел, акушерка возилась в ванной. Я подняла жалюзи. На улице стояло яркое солнечное утро, небо синее, чистое. Издали доносились веселые крики лыжников. Кицбухел просыпался, начинался новый спортивный день. А в нашем шале произошло настоящее чудо – на свет появилось сразу две новых жизни, два маленьких чудных мальчика, по пять фунтов каждый. Доктор заверил нас, что они оба здоровенькие, прелестные малыши. С Анной тоже все было в порядке, всего несколько незначительных швов наложили. Очень жаль, конечно, что мать отказывается кормить детей грудью, но ничего, акушерка заранее позаботилась о консервированном молоке, так что все нормально. Она придет завтра, если не возникнет срочной необходимости.

Анна уставилась на меня своими огромными глазищами. Конечно, круги под глазами оставались, но выглядела она намного лучше.

– Покажи мне моих сыновей, – сказала она.

Меня захлестнула волна ревности. Она впервые говорила о детях как о своих, раньше она всегда радовалась, когда я называла малыша моим. Я пришла в ужас от одной мысли, что она передумала.

Сестра сказала, что Анне надо поспать. Не самый подходящий момент обсуждать будущее. Я с тревогой наблюдала за тем, как подруга прижимает к себе близнецов – по одному с каждой стороны.

– Два мальчика! – прошептала Анна. – Вы только представьте себе! Два маленьких Руди. Что бы он на это сказал?!

На ее ресницах заблестели слезы, и я поспешно забрала у нее детей.

– А теперь поспи, дорогая. Отдохни как следует. Потом поговорим. Слава богу, все закончилось. Тебе больше не о чем переживать, – сказала я. А потом не удержалась и добавила: – Уверяю, я вовсе не против предъявить Стиву двоих.

Анна ничего не ответила, но как-то странно поглядела на меня.

Я устала и тоже пошла поспать.

Проснулась я от стука в дверь. Сестра сказала, что Анна зовет меня к себе. Я протерла глаза и попыталась вернуться в реальность из странного сна. Мне снилось, как будто я кормила «Первого» грудью. Сон был такой явный, что я улыбнулась сама себе, вспомнив, как малыш прикасался к соску и вытягивал из меня молоко.

Я бодро вошла в комнату Анны, надев на лицо улыбку.

– Ну, как ты тут? Выглядишь просто великолепно!

Она и вправду чудесно выглядела. Сестра причесала ее, щеки порозовели. Такая молоденькая, такая красивая. Подруга загадочно улыбнулась мне в ответ:

– Присядь, Крис. Давай поговорим.

Я подошла поближе и села.

– У меня двое мальчиков. Вот это был шок, правда? – сказала она.

– Для меня это был приятный шок, – ответила я.

Анна закусила губу:

– Должна признать, что я никак не могу в это поверить, прямо как в бульварном романе! Но сестра только что мне их опять показывала. Они такие красавцы, хоть и махонькие совсем. Но она говорит, что для таких крошек они очень сильные. Ничего удивительного, что под конец меня так разнесло, Крис: десять фунтов плюс воды! Я же говорила, что ужасно себя чувствую.

– Я нисколько не сомневалась, милая, – тепло поглядела я на нее и тут же смутилась. – При обычных обстоятельствах я бы сказала «поздравляю тебя», но сейчас я могу сказать тебе только «спасибо» за то, что ты подарила мне не одного сына, а двоих.

И тут Анна выдала то, что, по всей видимости, приберегла именно на этот момент. Ее заявление повергло меня в глубокий шок.

– Но я решила, что не могу расстаться с ними обоими. Одного я оставляю себе.

Кровь бросилась мне в лицо.

– Но… но, Анна… ты же говорила… – Я начала заикаться. – То есть я хочу сказать… мы затеяли все это только потому, что ты не хотела вешать себе ярмо на шею и желала отправиться в Америку свободной.

– Знаю, – пожала она плечами. – Тогда я именно так и думала. Но ты же сама предупреждала меня, Крис, помнишь, что, когда родится ребенок, все может перемениться. Так и вышло. Когда я их увидела, маленьких таких, я поняла, что не могу отдать тебе обоих сыновей. Ты можешь взять себе одного.