Текст книги "Я все отдам за тебя"

Автор книги: Дениз Робинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)

Дениза Робинс
Я все отдам за тебя

Глава 1

Бинг умирает.

В то пасмурное июньское утро я ударилась в панику.

Мы со Стивом сидели в приемной больницы, куда три дня тому назад привезли нашего сыночка. Меня трясло. Стив словно приклеился к стулу и бездумно переворачивал глянцевые странички журнала «Жизнь страны», а я не могла усидеть на месте и, словно идиотка, хлюпая носом, металась по коридору.

– О, Стив! – повторяла я. – О, Стив! Я этого не вынесу!

Поначалу муж пытался поговорить со мной, убедить, успокоить, но вскоре оставил эти бесплодные попытки. Мое поведение начало раздражать его, ведь обычно я уравновешенна и совершенно не склонна к истерикам.

Он часто подтрунивал надо мной из-за маленького роста, курносого носика и не в меру огромных глаз: ну прямо агнец небесный, слабая и беззащитная. Но на самом деле я не такая, Стив знал, что вплоть до сегодняшнего дня мне неплохо удавалось выпутываться из любых переделок.

К примеру, мой отец, летчик-испытатель, погиб на глазах у нас с матерью, когда мне было пятнадцать. Мама упала в обморок, и ее увезли в больницу, а я с честью вынесла этот страшный удар. Через несколько лет умерла моя мать, и у меня не осталось никого, кроме тети-инвалида, а за душой – всего несколько сотен фунтов. Я, девятнадцатилетняя девчонка, справилась и с этим. Нашла себе довольно приличную и весьма интересную работу секретаря у одного издателя, где и трудилась, пока не встретила Стива.

Выглядел он сегодня, мягко говоря, не самым лучшим образом. Да и я тоже. За одну ночь мы состарились лет на сто. Именно столько прошло с тех пор, как дежурная сестра поведала нам ужасную правду о сыне.

Бинг настолько сильно обгорел в той ужасной железнодорожной катастрофе, что ему вряд ли удастся выкарабкаться.

В день аварии Бинг поднялся ни свет ни заря и вытащил меня из кровати около семи. Помню, я велела ему угомониться, потому что поезд отходил только в девять. Но унять мальчишку не было никакой возможности. Он скакал вокруг меня по кухне в серых отглаженных шортах и белой рубашке с закатанными рукавами. Ребенок просто светился от счастья.

Его белокурые волосики вечно стояли торчком. Голубые глаза с восторгом взирали на меня через смешные линзы очков, в которых он походил на совенка. И еще эта комичная улыбка от уха до уха, открывавшая два кривых зуба.

Бинг болтал без умолку.

– Мам, как ты думаешь, там здорово будет?

– Мам, а сколько раз, по-твоему, мистер Перкинс разрешит нам искупаться?

– Мам, ты знаешь, что мы весь поезд заняли? Он специально у школы остановится, нас забрать?

Я каждое словечко помню. И худенькие руки, усыпанные веснушками. Господи, вы только подумайте, на нем ни дюйма здоровой кожи не осталось. Ни дюйма! Есть от чего задрожать и сойти с ума.

Внезапно меня охватила ярость. И чего я взываю к НЕМУ? Чем провинились перед НИМ сто двадцать мальчишек и их воспитатели?

Их просто собрали и повезли на море, чтобы отпраздновать день основания школы, только и всего.

Но поезд так и не достиг места назначения, его буквально смел с путей встречный экспресс. Счастливые, довольные, веселые люди мигом превратились в груду тел, где шевелились визжащие от боли раненые. «Хуже, чем на поле брани», – сказал один репортер.

Просто чудо, что из такого огромного количества детишек только десять погибли и двадцать были ранены. Бинга это чудо не коснулось. Наш сын числился в списках смертельно раненных.

Когда позвонили из полиции и сообщили о происшествии, мы с мужем побросали все дела и кинулись в больницу – было такое чувство, что наш мир рушится.

Мое непрестанное мельтешение по коридору приемной вывело Стива из себя, и он не выдержал:

– Прошу тебя, постарайся расслабиться, Крис. Так ты делу не поможешь. Успокойся, милая, умоляю тебя, присядь.

Но я не могла. Мысли о Бинге не покидали меня.

Ему еще и одиннадцати не исполнилось. Такой маленький, но любит, чтобы с ним обращались как со взрослым.

День рождения у него 28 марта. До сих пор помню, какую вечеринку мы закатили. Погода выдалась на редкость теплой, а Бинг – мастер выдумывать всякие игры, и друзей у него – видимо-невидимо. Он ходит в приличную школу, ту, что неподалеку от нашего дома. Перед чаем мы играли в настольный теннис.

Милый мой, обожаемый Бинг! Постоянно что-нибудь выкидывает. Но мы со Стивом рады, нам не нужен сынок-паинька. Нам нравится, что Бинг умеет отстоять свою точку зрения и что у него такой пытливый ум. Все время что-то планирует, о чем-то спорит, что-то мастерит…

– Слышь, мам, ты только глянь, что я сделал…

Сколько раз я слыхала это? Я изо всех сил зажмурилась, чтобы не зареветь, и начала с жаром молиться Богу, о котором слишком редко вспоминала в благополучные времена.

– Господи, дай мне услышать это еще раз. О Господи, пусть Бинг скажет это еще раз. Не отнимай его у нас! – бормотала я вполголоса – так, чтобы Стив не услышал меня. Потом я снова вспомнила Бинга, и слезы градом покатились по моим щекам.

– Покури, милая, и полистай журнал, – резко бросил Стив. – Что толку реветь? Врачи проводят совещание по поводу Бинга, ты им вряд ли поможешь, если будешь слезы лить.

– Не так часто я слезы лью, ты же знаешь, – всхлипнула я.

Застывшая маска на лице Стива немного смягчилась, и он протянул мне руку:

– Бедненькая моя. Я же все понимаю, не бесчувственный ведь болван. Незнание убивает…

Настал его черед дать волю нервам. Он покраснел, выдернул руку и уперся взглядом в журнал. Мне показалось, что он плачет. Я никогда не видела, чтобы Стив рыдал, но этот случай – из рук вон. Тут любой заревет.

Я постаралась последовать совету Стива. Села, прикурила сигарету, и меня тут же замутило. А чего я ждала, я ведь за сутки ни крошки в рот не взяла.

И мы совсем не спали. Просто тихонечко лежали в огромной кровати. Я очень люблю Стива, но ни за что не поверю, что есть пары, которые ни разу в жизни не поссорились. Мы со Стивом частенько спорим. Конечно, мы обожаем друг друга, но мы всего-навсего живые люди. Чтобы быть счастливым, вовсе не обязательно подбирать себе для жизни похожего человека, мы – тому пример.

То, что Стив успокаивал меня сейчас и упрекал за нервозность, – прямо насмешка судьбы. Из нас двоих самый нервный – он. Всегда с полоборота заводится. Муж не раз повторял, что со мной он чувствует себя спокойно, потому и женился на мне. Я всегда такая уравновешенная, во всем разбираюсь, и в здравом смысле мне не откажешь. Именно такая жена и была ему нужна: хотя он тоже человек уравновешенный и здравомыслящий, но на него частенько накатывает неуверенность в собственных силах, хандра и дурные предчувствия. И с деньгами по-глупому рискует. Мы частенько сидели без гроша в кармане из-за его неудачных операций на бирже. Все равно мне нравится наблюдать за своими мужчинами, направлять их и решать их проблемы. Стиву всегда важно знать мое мнение. И вот в самый страшный день нашей жизни именно я начала разваливаться на куски и искала, к кому бы приткнуться.

Я поглядела на мужа. Высокий, немного сутулый, он сильно похудел за последнее время. Черные волосы быстро редели. Но июньское солнце уже успело постараться и оставить свой след – лицо загорелое, такое славное. Я до сих пор считаю его привлекательным мужчиной. По крайней мере, когда он не напяливает свои дурацкие очки, которые сейчас болтались на кончике его носа. Если он в настроении, то с ним можно со смеху помереть. Мы частенько вместе смеемся, у нас есть свои, только нам понятные шуточки, а это так важно для счастливого брака. Но, господи, как же далеки от нас в это утро и смех, и шутки!

Бинг тоже носит очки. В этом они похожи.

Веселый задорный Бинг встал у меня перед глазами, и тут меня по-настоящему замутило.

Глава 2

В приемную заглянула сестра.

– Чайку не желаете? – сочувственно поглядела она на меня.

Я кивнула и высморкалась. Дверь закрылась.

– Держи хвост пистолетом, утенок, может, все не так уж и страшно. – Стив положил руку мне на колено.

– Еще как страшно, они сами сказали.

– Врачи тоже ошибаются.

– Нет никакой ошибки. Нам ведь сразу говорили, что он сильно обгорел. Ну почему именно этот вагон загорелся? Почему именно наш Бинг?

– Это одному Богу известно, – вздохнул Стив.

Я постаралась взять себя в руки и прикурила для него сигарету: его уже до фильтра догорела.

– Прости меня, милый. Я ужасно трушу.

– В этом нет твоей вины.

– Говорят, ему надо делать пересадку кожи, иначе он не выкарабкается.

– Об этом нам и должны сообщить. Если понадобится моя кожа, я хоть всю отдам.

– И я.

– Ну, теперь недолго ждать осталось, – сказал муж. – Скоро нас известят, до чего они там досовещались.

– Он так ужасно выглядит, Стив, правда? Прямо как маленькая мумия. Слава богу, хоть лицо не пострадало. Но температура так и скачет – вверх-вниз, вверх-вниз, и он совсем ничего не ест. Приходится его на жидкостях держать. Так ведь от него совсем ничего не останется… о боже!

– Милая, хватит терзать себя, его же постоянно на обезболивающих держат.

– Если бы я только была уверена, что ему не больно, что он не страдает!

Стив тяжко вздохнул и обнял меня.

– Прекрати терзать себя, милая, – повторил он. – Толку от этого никакого.

Но я снова начала реветь. Слезы текли у меня по щекам, и Стив вытирал их. Думаю, мое поведение повергло его в настоящий шок.

Надо же, как за столь короткое время могут поменяться приоритеты. То, что совсем недавно имело главенствующее значение, совершенно перестало волновать меня. Например, как Стив собирается добыть денег и увеличить доходы семьи.

Раньше Стив служил в армии, но в Египте подхватил амебную дизентерию. Это сильно подорвало его здоровье, и через некоторое время, после нескольких рецидивов, он комиссовался и прикупил птицеферму в Суссексе. Огромных доходов она не приносит, но на жизнь и образование Бинга хватает.

Бинг – первоклассный спортсмен, лучший футболист в школе. Столько о футболе знает, нам и не снилось! Вырезки из газет собирает. У него и специальный альбом для этого имеется. Хотел стать профессиональным футболистом наш Бинг.

Во всем остальном нельзя сказать, чтобы он сильно блистал, так что на стипендию рассчитывать бесполезно, придется выкладывать за его обучение денежки.

Плюс наш дом. Я всегда считала важным поддерживать уют и порядок: хочется новые шторы, скатерки и так далее и тому подобное. У нас так бедно, все уже давно поизносилось. С тех пор как семь лет тому назад Мы переехали на ферму Литл-Вич, я ни разу ничего не покупала. Наш неугомонный малыш со своими друзьями и псом Винстоном целыми днями туда-сюда носятся, кошка постоянно подушки дерет, они – как тайфун, все на своем пути сметают. Все в их руках и лапах просто горит. Потом, я надеялась, что мы вскоре приоденемся и начнем чаще выходить в люди, путешествовать. У Бинга много приятелей, его постоянно приглашают в гости. Что до нас со Стивом, то мы редко развлекаемся, нас можно назвать немного замкнутой парой, мы только с самыми близкими друзьями общаемся. Но ради Бинга нам пора бы принарядиться и начать приглашать к себе родителей его приятелей.

Но какой в этом смысл теперь, когда случилось такое!

Все потеряло смысл. Меня постоянно преследовало видение маленькой фигурки на больничной койке, неузнаваемой, полубесчувственной.

И врачи, и медсестры ни на шаг от него не отходили. Такие замечательные люди! Но что толку, если они не сумеют спасти ему жизнь?

Стив бросил взгляд на наручные часы:

– Думаю, они скоро придут. Совещание в любую минуту может закончиться.

Я кивнула. Нам оставалось только надеяться на мнение знаменитого пластического хирурга, которого специально вызвали для консультации. Именно он должен вынести вердикт – есть у Бинга шансы на спасение или нет.

Внезапно Стив выдал довольно патетичную, но весьма уместную фразу:

– Надо признать, когда ты попадаешь в настоящую переделку, в таких местах к тебе по-настоящему хорошо относятся. И государственное здравоохранение – не исключение.

– Пусть так, но даже если бы нам пришлось отдать за консультацию все, что имеем, мы бы все продали.

– Конечно. – Он снова взглянул на часы.

– Интересно, Симкокс проверил поилки? – сказал он минут через пять.

Стив имел в виду нашего помощника, который неизменно допускал непростительные промахи, стоило мужу ненадолго отлучиться. Стив – человек необычайно добросовестный, любит, чтобы все происходило по расписанию, наверное, это армейский дух на нем сказывается. Но сегодня главная его забота – Бинг.

– Если хочешь, поезжай домой… – высказала я нелепое предложение и была рада, когда он прервал меня:

– О чем ты! Я не могу уехать. Буду здесь, с тобой… пока мы не узнаем.

Ждать оставалось совсем недолго. Вскоре на пороге появился юный доктор Блэк, здешний хирург, который вел Бинга.

С ним вместе в приемную вошел абсолютно лысый толстячок с двумя подбородками. В белой униформе он сильно смахивал на младенца-переростка. Доктор Блэк представил своего спутника: сэр Джон Риксон-Додд. Этот маленький толстячок с лицом младенца считался одним из лучших пластических хирургов нашего времени, его коротенькие пальчики творили настоящие чудеса.

Меня начало трясти еще до того, как он протянул мне руку. Вот сейчас этот человек вынесет приговор нашему сыну.

Я не знала, брошусь ли я ему в ноги или начну ненавидеть смертной ненавистью, но вид у меня, наверное, был таким странным, что сестра взяла меня под локоть и прошептала:

– На вашем месте я бы села, миссис Росс.

Я покачала головой и осталась стоять рядом с мужем.

Сэр Джон Риксон-Додд поздоровался с нами совершенно обычным голосом, но в голубых глазах светилось участие.

– Я только что осмотрел вашего мальчика, – начал он.

– Да… – выдохнула я и почувствовала, как Стив вцепился в меня рукой.

– Давайте пройдем в кабинет главврача и побеседуем.

Стены кабинета были увешаны групповыми фотографиями медперсонала. Над письменным столом находился большой портрет основателя больницы.

Сэр Джон Риксон-Додд прочистил горло.

– Я понимаю, что для вас настали трудные времена. Мне ужасно жаль. Я читал о той аварии в газете. Кошмарный случай.

– Кошмарный, – прохрипел Стив.

– Ну… – не выдержала я. – Ну? Прошу вас, сэр Джон, скажите нам. Бинг выживет… или умрет?

– Хотелось бы мне порадовать вас хоть чем-нибудь, миссис Росс. – Видно было, что он с большой неохотой произносил эти слова, но во мне сразу же выросла неприязнь к нему. Какое ужасное начало! – Мальчик в очень плохом состоянии. Обгорело около шестидесяти процентов кожи. К счастью, лицо не затронуто, и некоторые ожоги поверхностны и вскоре заживут. Но нам нужна здоровая кожа для пересадки на особенно сильно обгоревшие участки тела. Мне ужасно больно говорить об этом, но я хочу, чтобы вы поняли меня.

У меня ноги подкосились.

– Так, значит, он все-таки умрет?

– Мне ужасно не хочется говорить это, – с жалостью поглядел на меня сэр Джон Риксон-Додд. – Пока человек жив, надежда тоже жива. Но надежда эта призрачна, из-за высокого процента ожогов.

– Но разве моя кожа не сгодится? – вклинился Стив.

– Или моя… я тоже готова отдать свою кожу, – с жаром накинулась я на хирурга.

– К сожалению, чужая кожа не подходит, и родители не исключение. Организм быстро отторгнет ее. Думаю, нет никакой необходимости вдаваться в медицинские подробности, вы все равно ничего не поймете, только еще больше расстроитесь.

– Но должен же быть какой-то выход, – прокаркала я. – Должно быть какое-то средство…

– Нет, пересадка кожи от одного человека другому – дело безнадежное, за исключением редких случаев. Вот если бы у него был брат-близнец…

У меня чуть сердце из груди не выскочило.

– Близнец… – Мы со Стивом в один голос повторили это слово.

– Однояйцевой близнец, если быть точным, – добавил Риксон-Додд. – Кожа от простого двойняшки тоже не подойдет. Но от однояйцевого близнеца кожу пересадить можно, и тогда появилась бы надежда на выздоровление.

– Выходит, Бинг пока еще не умирает?.. – выдавил Стив.

– Пока нет. Он очень здоровый мальчик и хорошо держится, но сердце его слабеет с каждым днем. Я хочу, чтобы вы поняли… мистер Росс… миссис Росс… – Великий специалист переводил взгляд с меня на Стива. – Я знаю, что вам тяжело с этим смириться, но столь обширные ожоги отнимают все силы организма. Немногие выживают даже с пятьюдесятью процентами ожогов тела. Ребенок пребывает в состоянии шока. Чуть позже к этому добавится опасность заражения и анемия. Далее встает вопрос о пересадке кожи.

Я отпустила руку мужа и отвернулась. Наверное, он подумал, что я снова впала в отчаяние.

– О господи, у Бинга нет брата-близнеца! – закрыл он лицо руками.

– Сестра сказала мне, что он – единственный ребенок в семье, – сказал Риксон-Додд.

– А моя кожа не подойдет… никак… – прохрипел Стив.

– Только как временное средство. На две-три недели хватит, но потом начнется отторжение, – мягко объяснил доктор.

Стив отодвинулся от меня, и я почувствовала, что осталась совсем одна в этом мире. Никто из них даже не подозревал, что за дикие мысли скачут в моей голове. Меня словно грузовик переехал, я окончательно потеряла над собой контроль и готова была закричать: «Но у него есть брат! Есть однояйцевой брат-близнец!»

– Мистер Росс, держите вашу жену, – услышала я голос доктора Блэка и провалилась в небытие.

Глава 3

В сознание я вернулась, лежа на софе в совершенно другой комнате. Наверное, меня перенесли туда. Я открыла глаза и огляделась. В голове было абсолютно пусто. Сэр Джон Риксон-Додд исчез. Стив разговаривал с высокой миловидной женщиной в темно-синем платье и белой накрахмаленной шапочке. Ее пытливые добрые глаза глядели на него поверх очков. Доктор Блэк сидел рядом со мной, пытаясь прощупать пульс.

– Вам лучше, миссис Росс? – одарил он меня ободряющей профессиональной улыбкой.

– Да. Спасибо. – Я попыталась сесть.

Стив тут же обернулся ко мне, лицо постарело и посерело.

– Как ты, милая? Все нормально?

– Да. – Голос мой прозвучал слишком угрюмо. Я собралась встать, но доктор Блэк не позволил.

В комнату вошла сестра с чашкой крепкого чая.

– Все в порядке, вы просто перенесли шок. Ничего удивительного, – сказала высокая женщина. – Оставайтесь здесь, сколько пожелаете, милая моя миссис Росс.

Прежние мысли вихрем ворвались в мою голову, чувство слабости прошло. Я словно очнулась от тяжкого сна и была готова броситься в бой.

Бинг умрет, если не сделать пересадку кожи от близнеца. Любая другая кожа лишь отодвинет час икс, выход из положения один – и он кажется невероятным.

«Кажется». Да, это только кажется. Для всех других, включая Стива, который твердо уверен, что Бинг – единственный ребенок.

– Доктор Блэк, скажите, – прохрипела я, – если Бингу пересадят другую кожу незамедлительно, сможет ли он протянуть еще немного?

– Да. Думаю, что да. Если это произойдет в течение двух ближайших дней. Вопрос один – сколько он протянет. Риксон-Додд очень тщательно осмотрел мальчика и прекрасно осведомлен о всех его ранах. Наш враг – инфекция. Мы, конечно, делаем все возможное, пытаемся найти новые методы борьбы с ожогами, но боюсь, что пересадка чужой кожи лишь временная мера и ненадолго поможет вашему сыну.

– Но если у Бинга был бы брат-близнец и вы пересадили бы его кожу на самые тяжелые участки, то Бинг остался бы жив? И поправился бы? Не стал бы инвалидом на всю оставшуюся жизнь?

Во взгляде доктора ясно читалось, что он считает это дело абсолютно безнадежным.

– Нет, инвалидом бы он не стал. Вполне вероятно, что почти никаких следов не осталось бы. Современные средства позволяют достичь идеального результата. Конечно, кожа никогда не будет выглядеть по-прежнему, и лечение потребуется длительное. В больнице придется пробыть месяцев пять, если не дольше. Процесс заживления подобных ран довольно продолжителен. Потом долгие годы наблюдения, пока рост не прекратится.

– Но он поправился бы? Стало бы ему лучше? Смог бы он снова ходить… играть в футбол… быть нормальным мальчишкой? – гнула я свое.

Доктор Блэк заколебался и повернулся к Стиву. Муж сел рядом и взял меня за руку:

– Крис, милая, не надо изводить себя. Что толку задавать такие вопросы? Специалист знает, что говорит, и доктор Блэк тоже. Они не могут пообещать, что Бинг поправится. Может, ему даже хуже станет, а не лучше, и с этим надо смириться.

– Если только мы не найдем его близнеца, – дико сверкнула я глазами.

Стив покачал головой и поглядел меня с болью и жалостью, как на лунатичку:

– Успокойся, любимая, ради всех нас.

– Как долго Бинг сможет прожить с временной пересадкой кожи? – снова повернулась я к юному доктору.

Молодой человек нахмурился. Бедный мальчик! Наверное, ему было очень трудно сказать нам горькую правду.

– Точно сказать невозможно, – пробормотал он. – Недели три, может, четыре, не больше. Но кожи у нас недостаточно. Заражение мало-помалу разрушит тело… – Голос его сел. И он устало покачал головой.

– Прекрати немедленно, Крис! – резко вмешался Стив. – Ты же знаешь, что сделать ничего нельзя. Надо принять все как есть. Я готов отдать хоть всю свою кожу, и мы можем попытаться временно продлить жизнь нашему малышу, но…

– Но не надолго, – взвизгнула я. – Недели на три-четыре. Какой с этого прок Бингу?

Доктор Блэк снова положил мне руку на пульс:

– Я дам вам лекарство, а муж отвезет вас домой и уложит в постель.

– Спать? – истерически захохотала я. – Спать, когда Бинг умирает?

Доктор Блэк вышел. Наверное, предпочел сходить за обещанными таблетками, чем выслушивать мои истерики. Стив устало вздохнул:

– Бедная моя, несчастная Крис! До этого случая я даже не представлял, что ты можешь быть такой.

– До этого случая Бинг никогда не умирал!

– Милая, это на тебя совсем не похоже. Ты же всегда была способна поглядеть правде в глаза. Бинга может спасти только пересадка кожи от близнеца, а его у нас нет. Это конец.

Я почувствовала, что меня разорвет на части, если я тут же не выдам правду, и не важно, чем это грозит мне, Стиву и кому бы то ни было еще. Важен только Бинг и его жизнь, все остальное не имеет никакого значения. Только драгоценная жизнь Бинга.

– Но у него есть брат-близнец, Стив.

Стив в шоке и удивлении уставился на меня, но тут же выдавил улыбку и потрепал меня по плечу:

– Постарайся успокоиться, милая.

– Ты мне не веришь?

– Милая моя, – не на шутку встревожился Стив, – ты же сама знаешь, Бинг – единственный ребенок.

– Нет, не единственный. У него есть брат-близнец.

Он разинул рот, словно рыба на воздухе, и потер рукой шею – до боли знакомый жест!

– Только не говори, что у Бинга был близнец, что он умер, а ты ничего мне об этом не рассказала.

Я бросилась в омут с головой – глубокий, глубокий ледяной омут, и знала, что мне уже не выбраться обратно; но разве не все равно, умру я или нет, если Бинг будет жить?

– У него действительно был брат-близнец, и, насколько мне известно, он не умирал. Скорее всего, живет себе поживает где-то… сейчас.

– Господь Вседержитель! – выдохнул Стив.

Начав, я уже не могла остановиться.

– Я думала, ты никогда не узнаешь. Если бы не эта авария, ты бы никогда ничего не узнал.

– Ты что, совсем из ума выжила? – Муж не мог поверить ни одному моему слову. – Что за истерические бредни!

– Не будь дураком. Такое никто выдумывать не станет.

– Но этого просто не может быть! Ты бы обязательно сказала мне, если бы родила двойню. Кстати, куда ты дела второго? Что все это значит?

– Я думала, ты никогда не узнаешь, – заладила я, словно попугай. – Но теперь я не могу больше скрывать. Только не теперь, когда это единственный способ спасти Бингу жизнь. Я не имею права молчать. Я обязана дать Бингу шанс.

– Но почему… почему? – начал Стив и остановился, такой беспомощный, такой запутавшийся, что мне стало жаль его. И себя мне тоже стало жаль, потому что мне предстояло сказать ему еще кое-что, и это будет настоящим ударом. Правда не только убьет меня, она сильно ранит его. Я очень люблю его. Но надо признать, что моя любовь к Бингу сильнее всего на свете.

Пришло время открыть все, что я так тщательно скрывала одиннадцать лет. Просто ужас! Я в отчаянии поглядела на мужа.

– Стив, ты согласен со мной, что, если в моих силах спасти Бингу жизнь, я обязана сделать это, даже если мое признание разрушит нашу жизнь?

– Я не понимаю, Крис. Если ты родила двоих малышей и у Бинга где-то есть брат-близнец… то есть я хочу сказать… черт побери!.. это шок, конечно, но почему это должно разрушить нашу жизнь?

«Господи! – подумала я. – Господь Всемогущий, помоги мне!»

Я чувствовала себя старой и раздавленной, но в конце туннеля забрезжил свет. Приложи я все силы, и Бинга можно будет спасти. А Стив, неужели он откажется помочь мальчику, которого так любил, холил и лелеял целых одиннадцать лет? Откажется заплатить за это любую цену? Нет, он не может, не станет, не позволит, не вынесет мысли, что Бинга – такого веселого, забавного, со всеми его шалостями и веснушками – засыплют землей!

Признаться так трудно, но мысли о Бинге и его ужасных ранах придавали мне сил.

– Стив, – сказала я, – я понимаю, что ты посчитаешь меня аферисткой и обманщицей, да кем угодно! Можешь обзывать меня самыми ужасными ругательствами. Но если я тебе во всем не признаюсь, то буду повинна в смерти Бинга, я уже говорила.

– О господи, Крис, прекрати ходить вокруг да около! Что ты пытаешься мне сказать? Ради бога, давай выкладывай! Или ты просто бредишь?

– Я в здравом уме.

– Тогда давай покончим с этим.

Я зажмурилась. Не хочу видеть выражения его глаз, ненависть, презрение, ярость.

– Стив, – сказала я, – Бинг не твой сын. Мертвая тишина. Я так и сидела зажмурившись.

В комнате было слышно только наше тяжелое дыхание и гулкие удары моего сердца. Мне показалось, что я вот-вот снова упаду в обморок, но этого не случилось. Затем я услышала голос Стива, слишком тихий, слишком спокойный. Когда он говорит так – берегись.

– Ты не в своем уме. Этого просто не может быть.

Человек он, конечно, взрывной, но в мужестве ему не откажешь. Он держится, держится, но потом нервы его сдают, и он начинает орать. Не на меня, а на весь мир в целом. Начинает психовать и упираться по поводу какого-нибудь вопроса или принципа. Он максималист, сам никогда не врет и того же ждет от других. Из-за этого Стив иногда бывает нетерпим к людям, хотя в нормальном состоянии он очень добрый, щедрый и мягкий. Стив всегда прекрасно относился к нам с Бингом и был идеальным сыном для своей матушки, которая однажды сказала мне, что ее Стивен – мужчина не из легких, но если подобрать к нему ключик, то лучшего мужа во всем белом свете не сыскать. Впоследствии я убедилась, что так оно и есть. Слава богу, подумала я в этот страшный момент, что старая миссис Росс не дожила до этого дня и не узнает правду о Бинте. Она бы ни за что на свете меня не простила. Хотя чего я так волнуюсь о покойной свекрови? Вполне достаточно того, что Стив никогда не простит меня.

– Крис, – сказал муж, – как только доктор Блэк принесет лекарство, я отвезу тебя домой. Ты и вправду не в себе. Не пережила удара.

В этот момент дверь распахнулась, на пороге появился доктор Блэк и бодрым голосом обратился ко мне:

– Извините, что я так долго. По пути перехватили. Думаю, что сегодня утром вам не стоит навещать Бинга, миссис Росс. Приезжайте попозже, если хотите, вы оба. А вы, мистер Росс, непременно. Нам надо обсудить вопрос пересадки малышу вашей кожи. Или хотите, чтобы я к вам приехал? Как бы там ни было, остаток дня миссис Росс должна непременно провести в постели.

Я открыла было рот, но тут же захлопнула его. Меня всю трясло.

– Полностью с вами согласен. Уложу ее, как только мы вернемся домой. Утрясу кое-какие дела на ферме и вернусь обратно. Если Бингу предстоит операция, я готов дать кожу.

– Ваша кожа, конечно, поможет ему на какое-то время, но дальше… – Доктор покачал головой. – Боюсь, что прогнозы неутешительные.

Страх за Бинга и глубокое всеобъемлющее спокойствие заполнили все мое естество. Я видела, что Стив не поверил ни единому моему слову. Придется пройти весь путь с самого начала, добавить подробностей и заставить его поверить. Если я собираюсь найти второго мальчика, то нельзя терять ни минуты. У нас всего три или четыре недели, и Бингу постоянно будет все хуже и хуже, даже после пересадки кожи.

А пока я оставила все как есть. Пусть Стив с доктором Блэком говорят, что им вздумается, лучше побеседовать с мужем дома, один на один.

На обратном пути мы ни слова не проронили. Я только раз схватила его за руку и сказала:

– Аккуратней, а то мы в кювет улетим.

– Не учи меня водить, Крис… лучше помолчи, – последовал ответ.

Так любой муж на его месте отреагировал бы. Пока мы все еще были близки. Окончательный разрыв впереди. Наступит момент, когда он отвернется от меня. И уже никогда не захочет поглядеть вновь.

– О, Стив! – прошептала я.

Я чувствовала себя окончательно раздавленной, а ведь впереди меня ждала страшная битва и борьба за жизнь Бинга.

Пора перестать думать о Бинге как о своем сыне. Он не был ни моим, ни Стива.

Вот в чем страшная правда.