Текст книги "Правила игры (СИ)"

Автор книги: Денис Бурко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава 3. Подземные предсказания.

Они шли по длинным узким туннелям Палат Созерцания. Эти туннели не являлись основными коридорами. Они были для избранных. Лишь через них можно было попасть туда, куда их вел Лириуок. Об этих туннелях ходили слухи и легенды. Эти туннели были огромным лабиринтом, с одним входом и без единого выхода. Лабиринт охранял минотавр – огромный человек-бык, пожирающий свои жертвы. Кроме минотавра в лабиринте было предостаточно мерзких тварей, охраняющих тайну лабиринта. Путь к центру лабиринта знал один Лириуок.

В пути Одинон решил немного наверстать то, что пропустил за пятнадцать лет обучения стакхов и уточнить некоторые вопросы.

– Лириуок, – обратился он, – я бы хотел узнать. В чем различие между Гонзаром и богом?

– Да, собственно говоря, ни в чем. Дело в том, что любой бог изначально обладает своими силами, а Гонзар получает их в течение жизни с какой то определенной целью. Это равносильно дворянам. Потомок графа рождается графом, не зависимо хочет он того или нет. В течение своей жизни он может жить, как хочет, и заниматься чем хочет. А сарм, получивший графский титул вследствие каких-либо заслуг обязан будет до конца жизни служить своему королю, а после смерти он не сможет передать полученный титул по наследству. Со стакхами и полубогами дела обстоят точно так же, только своих сил они лишаются сразу после исполнения возложенных на них обязательств.

С тех пор как они зашли в лабиринт, прошло уже три часа. В туннелях было темно и смрадно, сырость буквально пронизывала все вокруг. Несчастный Одинон, укутавшийся в плед продрог до костей. Сам же плед постепенно становился все более и более влажным. Как бы то ни было, но Лириуок сильно заблуждался, считая, что дойти до центра лабиринта и вернуться обратно не сможет никто кроме него. Одинон бы смог, и он это чувствовал. Более того. Он знал куда и зачем его ведут. И от этого знания не становилось легче. Наоборот, с каждым шагом идти хотелось все меньше и меньше.

– Лириуок, стой. Я многое могу понять. – Обратился Гонзар к архимагу. – Я даже могу согласиться с тем, что меня забрали из собственной жизни. Но зачем забирать мою внешность?

– А откуда… а, ну да, ну да ты же Гонзар. – Вспомнил Лириуок непреложную истину. – Теперь понимаешь, как это классно быть Гонзаром? Ты, наверное, сможешь выбраться из лабиринта. – Эльф пристально посмотрел на Одинона. – О да, сможешь. А если потренируешься в своих умениях, то даже из Палат Созерцания выберешься. Но я все-таки думаю, тебе стоит пройти персонификацию. Ведь пройдя ее, ты получишь целую кучу преимуществ. Персонификатор делает твое тело соответствующим твоему будущему предназначению. Например, если в будущем тебе придется стать пожарником, то ты станешь неподвластным огню, а если водолазом, то сможешь дышать под водой. В твоём случае без Персонификатора тебе не жить. После этого тебя сможет убить только магия, сильный взрыв, стихийное бедствие, холодное, огнестрельное и химическое оружие, болезнь, ну и вообще все непредвиденное.

– Ага, то есть все, что угодно.

– Ну, в общем-то, да, – смутился Лириуок, – но только непредвиденное.

– Ладно, я согласен, все равно не отпустишь, – смирился Одинон и пошагал дальше по туннелю.

Дальше они шли молча. Унылые коридоры сменялись переходами, а переходы коридорами. Все было до безобразия скучно и одинаково. Они петляли вот уже три часа, когда эльф вдруг остановился.

– Так… кажется, заплутали, – произнес он на своем родном языке. Как ни странно Одинон его понял, но при этом не подал виду.

– Что ты хочешь этим сказать? – на том же языке спросил его Парадокс.

– Абсолютно ничего, просто последний раз я был здесь пятнадцать лет назад. Тогда я приводил сюда стакхов. А теперь, кажется, все напрочь забыл. По крайней мере, я смогу вывести нас назад, но вот к Персонификатору мы не попадем. Похоже, путь туда закрыт навсегда. – Подавленно сообщил эльф. От растерянности на нем проступили все прожитые годы. Он резко постарел. Нет, даже не постарел, одряхлел, причем сразу на пять тысяч лет. Лириуок беспомощно оперся о стену. Казалось еще чуть-чуть, и он начнет рассыпаться. Да, князь давно не терпел столь сокрушительных и бесспорных поражений, тем более от самого себя.

– Лириуок, вы забываете, что я, хоть и не обученный, но все же Гонзар и обладатель сил бога знаний. – Обратился Одинон к эльфу все на том же странном певучем языке. – Я знаю наш дальнейший путь, как будто я кроме этой дороги больше ни по одной не хожу. – Парадокс с уважением посмотрел на юношу.

– Да, молодой человек, похоже, вы будете самым успешным из моих учеников. – С восхищением произнес гном.

– Так чего же мы ждем? – Воспрянул духом эльф. – У нас еще куча дел.

Дальше вел Одинон. Они продолжали идти теми же однообразными переходами и через пятнадцать минут оказались в большой и просторной комнате.

* * *

Когда Лириуок включил свет, Одинон опешил. Он стоял в самом обычном рентген кабинете самой заурядной российской больницы. На стенах криво и косо была налеплена керамическая плитка дрянного качества, обвалившаяся в некоторых местах, а из рентгеновских аппаратов была только камера для снятия флюрограммы. Камера стояла посреди комнаты, а в углу стояла затрапезного вида кушетка. На кушетке лежала давно не стираная простыня со стершейся больничной печатью.

Решив, что это какая-то шутка, Одинон обернулся и обнаружил за спиной вовсе не санитаров в белых халатах, а ехидно ухмыляющихся Лириуока и Парадокса.

– Не волнуйся ты не в психушке, – обратился к нему эльф, – просто когда создавался Персонификатор дизайн был нагло сворован из вашего мира. Уж больно энергетика этого дизайна примечательна. – Он подошел к камере флюрографа, а точнее Персонификатора, и открыл дверь. – Добро пожаловать в будущее. – Любезно пригласил архимаг.

Гонзар нерешительно шагнул внутрь камеры, и дверь за ним бесшумно захлопнулась.

Внутри камера уже не была такой обыденной как флюрограф. Войдя туда можно было почувствовать, что ты попал в другое измерение. Здесь все было так и не так. Стены из зеленоватого камня с серебристыми прожилками как будто перетекали из одного места в другое, при этом оставаясь на месте. Камера то увеличивалась до немыслимых размеров, то сжималась, едва ли не раздавливая находящегося в ней Одинона, но при этом ее размеры были неизменны. Казалось, камера вращается в хаотичном движении, оставаясь неподвижной.

Вдруг со всех сторон Одинона окутал свет. Свет был настолько ярким, что казалось он испепеляет тело. Свет лился со всех сторон, как будто изучая находящегося в камере пленника.

– ИДИ, – произнес голос из ниоткуда.

На полу среди света проступила узкая полоса дорожки. Дорожка была настолько узка, что с нее легко можно было сорваться и упасть в свет. Одинон чувствовал, что падать ни в коем случае нельзя.

Он ступил на дорожку, и тут же все резко изменилось. Свет потух, а вокруг была странная комната, стены и потолок которой были утыканы страшными ржавыми колючками длинной в несколько десятков сантиметров. Неизменной осталась только дорожка.

Одинон сделал еще один шаг. И все снова изменилось. Теперь он стоял в огромном цирковом куполе. Дорожка проходила в тридцати метрах над манежем, но теперь она была значительно уже.

Еще один шаг и новая декорация. Теперь это просто комната. Та самая где жил Одинон до попадания в этот мир. Что-то екнуло в душе парня. Там в предыдущих комнатах было страшно, но сделать шаг и оказаться в новом месте казалось проще всего. Здесь же не было ничего страшного. Наоборот, здесь было хорошо, хотелось сделать шаг и вернуться. Вернуться туда, куда дороги нет. Вернуться в свой настоящий мир. Снова стать простым и заурядным студентом. Но именно это и было самое страшное. Мало, что может быть настолько страшным как прошлое.

Отгоняя от себя видение, Одинон сделал еще один шаг по дорожке. Все снова поменялось. Но Гонзар даже не взглянул, куда он попал. Он просто пошел по дорожке. Прямо и прямо и прямо. Декорации сменяли одна другую как в бешеном хороводе. Они не могли ничего изменить, они были лишь мутными отражениями на зеркале жизни. Здесь проскакивали реальные и нереальные картины прошлого, будущего и настоящего.

– СТОЙ, – приказал голос из ниоткуда. – ТЫ ДОСТОИН.

Одинон снова оказался в камере Персонификатора. Мир завертелся у него перед глазами и через секунду он увидел перед глазами странный стих:

Тебе дана сила,

Тебе дана мудрость,

Так обрети же скорее храбрость.

Тогда лишь облик получишь бойца,

Когда вынешь меч из глыбы творца.

И лишь тогда станут впору латы,

Которые ты получил в награду.

Одинон не пытался его запомнить, но предсказание глубоко врезалось в его память. А еще он понял одну важную вещь. Персонификатор спас ему жизнь. По крайней мере, на какое-то время.

Тела смертных имеют слишком слабые энергетические каналы и не способны поддерживать божественные сущности. Уже через неделю старое тело Одинона буквально сгорело бы от переполняющей его энергии. Создать полноценного аватара Персонификатор был не в состоянии, зато новое тело может выдерживать сущность бога не менее полугода. Что ж, значит, придется еще раз сменить тело.

* * *

Комната, а точнее камера Персонификатора, стала вдруг жутко холодной и несколько увеличилась. Я понял, что превращение «меня» в «меня нового» завершено и открыл дверь камеры.

– М-да, не этого я ожидал. Наверное, чего-то перепуталось. – Произнес Парадокс. – А ну Лириуок заводи свою шарманку заново.

– С удовольствием, но не выйдет. – С горечью ответил эльф. – Пройти через Персонификатор можно лишь раз в жизни.

– Э-э-э, мужики, вы чего, у меня, что бородавка на носу? – удивился я. Мне сразу не понравилась эта машина.

– Хуже, – коротко сказал архимаг, бросая на пол, какой то шарик. На полу тут же возник абсолютно голый пацан лет двенадцати.

–Что может быть хуже? У меня, что кожа зеленая? И вообще, что за извращенческие наклонности. Я мальчиками, между прочим, не увлекаюсь, да и девочек люблю никак не младше шестнадцати. – Как всегда распаляясь, начал я. – Ну, дайте же кто-нибудь зеркало.

– Тебе его уже дали, – указал Парадокс на пацана. – Это и есть ты.

– Что?! – Праведно вознегодовал я. – Вот это убожество и есть я? Да еще абсолютно… – Я взглянул вниз и осекся. Я понял, что на мне действительно ничего нет и зеркало, насколько бы странным и непривычным оно не было, не врет. Я осторожно обошел "зеркало" вокруг. Гном с эльфом тактично не вмешивались. Это трехмерное изображение действительно напоминало меня в двенадцать лет с единственной разницей – оно было несколько более жилистое и мускулистое. Но тут мое самосозерцание бестактно прервал сквозняк, напоминая, что я все еще гол и бос.

– Нет. Да, что же это за безобразие такое? Мало того, что меня превращают неизвестно в кого, да еще и забирают последнюю часть моего и без того скудного гардероба. Это уже, знаете ли, ни в какие ворота. А щетка, куда вы забрали мою зубную щетку? Она мне была дорога… как память.

– Предполагаю, что твой "гардероб" все-таки где-то есть. – Задумчиво произнес Лириуок. – Персонификатор никогда ничего не присваивает, он лишь преображает. Возможно, ты просто не обратил внимания на свой новый костюм, когда выходил из камеры Персонификатора.

Я вновь вернулся к злополучной машине и забрался внутрь. Как и предполагал эльф, на полу лежало какое-то снаряжение. Не долго думая, я сгрёб всё и вывалил на стоящую неподалеку кушетку.

Определенно, это были удобные, красивые и практичные вещи. Черные штаны из плотной ткани, рубаха из хорошо выделанного черного полотна, высокие походные сапоги, кожаная куртка и плащ. Все это, конечно было великолепно, но… опять это противное "но". Такое ощущение, что в этом мире всё против меня и везде стоит это "но". Вот, и сейчас вещи были как минимум на десять размеров больше, чем необходимо, учитывая мой нынешний рост.

Единственной вещью, которой я мог бы хоть как-то воспользоваться, был странный металлический глобус, с выгравированной на нем картой моего мира. Не смотря на то, что глобус был как будто из металла, он абсолютно не имел веса. Даже воздушный надувной шарик, и тот имеет вес, этот же, с позволения сказать "глобус", не весил НИЧЕГО. Повертев шар в руках и не найдя ему практического применения я бросил его в направлении ненавистного мне аппарата. Я уже собрался было негодовать по поводу несоответствия размера моего нового костюма, когда увидел, что гном лежит на полу.

– Э, это… я не хотел, – пробормотал я, ожидая серьезного нагоняя.

* * *

Со стороны Одинон сейчас представлял собой самое жалкое зрелище. Абсолютно голый ребенок стоял посреди полупустой комнаты и, того и гляди, мог зареветь. А в противоположном конце этой самой комнаты стоял грозный эльф в сером балахоне.

Лириуок присел рядом с бесчувственным гномом и внимательно осмотрел его голову.

– Н-да, меткое попадание, чем это ты его? А, ну конечно. Интересная штука. – Казалось, эльфа совсем не беспокоит судьба его друга. – И как ты умудрился только?

– Это не я, – начал оправдываться мальчик, – я только кинул его в эту хреновину, – он указал рукой в сторону Персонификатора, – а дальше все само произошло.

– Запомни, малыш, в этом мире ничего не происходит "просто так", "по случайности", "само собой" и так далее и тому подобное. Все, что происходит в этом мире, происходит по чьей либо воле или с чьего то позволения. В данном случае ты просто позволил этому случиться, потому что хотел. – Лириуок был довольно серьезен и убедителен. Не смотря на отсутствие страшных клыков и щупалец, он был страшен, по настоящему страшен. – Ну да ладно, – без перехода продолжил он, как будто ничего не произошло, – сейчас мы все исправим.

Он нагнулся над Парадоксом и, что-то прошептав, провел рукой над его головой. Гном тут же очнулся и встал на ноги.

– Что это было? – спросил он.

– Просто наш юный друг решил избавиться от этой милой вещицы, – эльф протянул гному сферу, – а ты, стоял у него на пути.

– Хм, глобус… – протянул Парадокс и взял шар в руку. Взвесил, ощутив отсутствие веса. Приложил к нему ухо и постучал по поверхности костяшками пальцев. После чего внимательно стал рассматривать карту на глобусе.

– Ну и, что это такое? – не выдержал, наконец, Одинон.

– Глобус!

– Это я и так понял. Только, почему на нем изображен мой мир? И как эта штука, не имея веса, умудрилась набрать достаточную скорость, чтобы тебя вырубить?

– На первый вопрос я тебе отвечу. География всех семи миров идентична. Так, что это глобус всех миров. А, касательно второго – не знаю. Более того, скажу тебе как кузнец: во-первых, такого металла я не знаю, он практически не имеет веса; и, во-вторых, глобус сделан целиком из металла, не имея внутри пустот. Вот.

– И, что все это значит? Зачем мне нужна эта железяка?

– Понятия не имею, – ответил Лириуок. – Раз Персонификатор превратил твою зубную щетку в это, значит, так было нужно. Ладно, держи одежду и пошли назад, тебе еще руну наносить будут.

– Какую такую руну? И куда мне ее будут наносить?

– Защитную. А наносить будут, куда сам захочешь. Хоть на правую ягодицу, хоть – на левую…

Глава 4. Тату для бога.

В огромных светлых апартаментах, один в один похожих на покои Лириуока вот уже несколько часов нервно расхаживал Хамониус и рассуждал в слух:

– Этот проклятый гном знал, что просит, и испортил все мои планы. Теперь я вынужден потратить уникальную силу "Кисти истинного художника"* на дурацкого… как там люди себя называют?.. гуманоида. Более того, руна "Карающей десницы" даст псевдо Гонзару уникальную неуязвимость.

– Скрилп, – позвал Хамониус.

На зов пришло маленькое существо. Его можно было бы назвать человекоподобным, если бы не слоновий хобот вместо носа, ослиные уши и длинный крысиный хвост. Другими словами на человека он мало чем походил. Скрилп подошел к магу и замер в ожидании.

– А, явился. Держи, – Хамониус протянул Скрилпу листок бумаги с изображением руны и шкатулку с "Кистью истинного художника". – Эту руну ты должен начертать Гонзару. Иди к покоям Лириуока и жди его там. Когда он придет, скажешь, что я прошу его прийти, а сам в это время приступай к начертанию руны. Я не смогу долго задерживать здесь эльфа. Поэтому, руну нужно начертать до возвращения Лириуока. Никто не должен заподозрить, что ты чертишь не ту руну. Если сделаешь все правильно, я тебя отпущу.

– Я понял, господин. Я все сделаю, – произнес Скрилп и вышел из комнаты.

* * *

Выйдя из лабиринта, я чувствовал себя уставшим, разбитым и голодным. С трудом передвигая уставшие ноги, я плелся следом за магами, жалея, что вообще сегодня проснулся. Когда мы вновь подошли к апартаментам Лириуока, нас (ну по крайней мере меня) ждал неожиданный (впрочем, в этом месте всё неожиданно, даже само его существование) сюрприз. В углу очень скромненько стоял симпатичный урод и крутил в руках свой длиннющий слоновий хобот. Стоило нам появиться, как существо перекинуло свой внушительный обонятельный орган через плечо и, отскочив от стены, подбежало к эльфу.

– О-о, Великие Мамувашу, я, презренный раб, приветствую Вас и смиренно прошу Вашего соизволения выслушать меня, Мамувашу, – пропищало существо и замерло в ожидании ответа.

– Этот карлик, что, издевается? – произнес я, с трудом сдерживаясь от смеха. – Он же нас столь изысканно оскорбил, что даже рука не поднимается в нос ему дать. Хотя, судя по виду, его не только за нос, но и за уши тягают за подобные выходки довольно часто.

– Ничего подобного. Нос и уши у него такие от рождения, – начал пояснять Парадокс. – А оскорблять он нас и не думал. Даже наоборот, хотел выразить нам свое уважение.

– Говори, Скрилп, – обратился к существу Лириуок.

Длинноухий, носастый и мелкий хвостатый урод подобрался, поклонился и снова заговорил:

– Я пришел сказать Вам, Мамувашу, – обратилось существо к Лириуоку, – чтобы Вы шли в одно место, куда Вас послал превеликий Кабеель Хамониус, желающий Вас в своих апартаментах видеть по делу очень нам важному, Мамувашу.

– Хм, Хамониус, говоришь, зовет. Ладно, пойду, узнаю, чего этот… как ты его назвал?.. а, кобель хочет.

Эльф ушел, а коротышка вновь обратился к нам:

– Уважаемые Мамувашу, кому из Вас я должен нанести рунический символ?

– Одинону, кому ж еще? – ответил за меня Парадокс.

Скрилп упал пере до мной на колени, сложил ручки в молитвенной позе и затянул свое: – О, вели…

– И велю. – Прервал я коротышку. Все эти странные титулы и уважительные обращения меня порядком достали. – Не называй меня больше Мамувашу.

– Хорошо, – подозрительно легко согласился скрилп и я уже хотел, было обрадоваться, но не успел. – Я не могу вас называть Мамувашу. Вы же великий солнцеподобный Фигеель.

– Сам ты Фигеель, – разозлился я, – ща как дам.

– Но…

– Запомни раз и навсегда – меня зовут Одинон, и никак иначе. Ты меня понял?

Только тут я заметил, что Парадокс смеется стоя неподалеку. Точнее не смеется, а просто бесстыдно ржет как лошадь. Представив всю картину со стороны, я разразился еще более диким хохотом. Еще бы. Только представить себе: пацан лет двенадцати стоит напротив плюшевой игрушки, которую явно собирали недоделанные полудурки-мутанты по своему образу и подобию, и заявляет, что бы эта самая игрушка называла его "Одинон и никак иначе".

Дождавшись, пока я вдоволь насмеюсь, скрилп вновь обратился уже без всякого почтения:

– Ладно, умник, пошли. А-то мне с тобой еще час возиться.

Несколько удивившись резкой смене настроения Скрилпа и его отношения ко мне, я все же проследовал за ним.

* * *

«Черт, что за бред» думал он смотря в зеркало, «дымящиеся тапки, эльфы, гномы, магия, стакхи, Гонзары, а я… я… Зараза, как же меня зовут-то? Не, ну не Одинон же в самом-то деле?.. О-ой-ё голова-то как раскалывается!» Выпив таблетку аспирина, запив его таблеткой цитрамона и на всякий случай еще и таблеткой анальгина, он вновь подошел к зеркалу. «Н-да, а по роже то не скажешь, что вчера… а, собственно, что вчера? Так, давай кА вспоминать сначала. С утра я пошел в универ, отслушал все причитающиеся лекции и потопал домой. Не, чего-то не сходится. Почему тогда я не помню своего имени? И почему голова трещит как при похмелье?»

– Пииииии-п, Пииииии-п, Пииииии-п, Пииииии-п, – подал голос мобильник.

Так ты на экзамен решил не приходить? – гласила SMS-ка.

«Сейчас 9:20. Экзамен в 9:45. А я все еще дома (!!!). Физик меня точно завалит.» – с этой мыслью он подскочил, и начал носиться по квартире в поисках чистых носков.

Через полчаса он уже стоял перед дверью в лекционный зал.

– Эрнст Абдурахманович, можно войти?

Преподаватель физики – Эрнст Абдурахманович Калиостов – маленький вредный старик в жизни любил только три вещи – себя, физику и пунктуальность. Иногда он мог не заметить очередного глупого прозвища, но студент, который его произнес, или посмеялся с него, почему-то с неуклонной регулярностью забывал выучить физику. А если учил, то совершенно не то, что надо. На его лекциях все сидели столь тихо, что было слышно, как скрипят шариковые ручки по бумаге. Ну, а уж если студент, не дай бог, опаздывал – отчисление ему было гарантировано.

– О, молодой человек, кажется, ошибся аудиторией? – съехидничал преподаватель.

– Вовсе нет. У меня здесь экзамен.

– Да, что вы говорите? – наигранно изумился физик. По его маленькому личику расползлась пакостная улыбка, отчего куцая бороденка преподавателя еще больше растрепалась. – Ну, тогда выбирайте билет, – в протянутой руке Эрнста Абдурахмановича красовался целый… ОДИН билет.

– А как же право выбора?

– Пока вы спали, все билеты уже разобрали. Так, что берите, не стесняйтесь!

Одинон, а именно так он решил себя называть, пока не вспомнит настоящего имени, взял билет и побрел в направлении последней парты.

– Молодой человек, сумочку-то оставьте. На экзамене вам понадобятся только бумага и ручка, которые я вам с радостью предоставлю. – Физик окончательно убил последнюю надежду на конспект и шпоры.

Положив сумку и забрав, предложенные противным старикашкой бумагу и ручку, Одинон вновь побрел к последней парте.

Каково же было его удивление когда он прочитал билет. Задачи были столь просты, что уже через пять минут листик с правильными ответами лежал у преподавателя на столе.

– Уже сдаетесь? – почти разочарованно спросил Эрнст Абдурахманович.

– Отнюдь, я все решил, – радостно сообщил ему молодой человек.

– Что ж, присаживайтесь пока, – проскрежетал своим визгливым голосом физик. Ему явно не нравился этот студент, и он желал его "завалить" всеми возможными способами.

– ЭТО НЕ ВОЗМОЖНО!!! – От дикого визга преподавателя у Одинона заложило уши. Физик не кричал, он именно визжал, словно стёртые тормозные колодки на старом автомобиле. От этого визга задребезжали стекла в аудитории, а студенты на передних партах готовы были скорчиться в судорогах. – Признавайтесь, где у вас шпаргалка, и я поставлю вам честно заработанную тройку.

– Но у меня нет шпаргалки, – возмутился Одинон.

– Нет, говорите? – Эрнст Абдурахманович подобрался, как кобра перед прыжком, а из его рта словно яд так и брызгала слюна. – Я поражаюсь вашей наглости. Хорошо, если вы сейчас при мне решите вот эту задачу, – преподаватель вынул из своего портфеля написанную от руки записку с заданием, – ставлю вам пять, а нет – два без права пересдачи.

Одинон молча взял записку, и довольно быстро написал на доске решение. Минут пять, пока злобный старик изучал надписи на доске, в аудитории стояла гробовая тишина. Вся аудитория замерла в ожидании. Большинство студентов даже прекратили писать ответы на экзаменационные вопросы. Самые же проворные и сообразительные бросились ворошить свои шпаргалки, пока физик отвлекся от аудитории. Даже муха, влетевшая вначале экзамена и не дававшая всем покоя своим неуместным жужжанием, села на парту и замолчала.

– Потрясающе! – Вдруг вскрикнул физик. В этот момент у него был донельзя забавный вид. Казалось, в нем борются два противоположных чувства: с одной стороны, он был обижен, что какой-то студент решил задачу, которую он сам решить не мог; С другой стороны, это ведь был его студент. В конце концов, победило чувство гордости за себя любимого, что смог воспитать такого студента. – Браво! Я искренне вас поздравляю! Вы гений! Как ваша фамилия?

– Э-э… Ну-у… Как бы это сказать? – Начал мямлить Одинон. – Именно этот вопрос мучает меня в течение последнего часа.

– В смысле? – Удивился физик. Он всё еще пребывал в состоянии радостного возбуждения, что с ним происходило не часто.

– В смысле я забыл, как меня зовут. – Зал разразился гомерическим хохотом.

– Вы надо мной издеваетесь? – спросил Калиостов, когда в аудитории наступила относительная тишина.

– Нисколько.

– Странно… – задумался препод. – А, что вы принимали?

– Аспирин, цитрамон и анальгин. – Зал вновь покатился от хохота.

– А до этого? – вкрадчиво спросил препод.

– Не помню, – честно признался Одинон. Некоторым в зале от смеха уже становилось нехорошо.

– Хорошо, давайте вашу зачетку, там должно быть написано.

Обрадовавшись появившемуся шансу обрести утраченное имя, парень начал рыться в своей сумке.

– Нет ее тут, – сообщил он Калиостову, тщательно перетряхнув свои вещи, – наверное, дома второпях забыл.

– Печальный случай, – скорбно сообщил преподаватель. – Ладно, кто-нибудь знает, как его зовут?

– Оди, – раздалось сразу с нескольких мест.

– Я спрашиваю как его имя и фамилия, а не как вы его называете,– разозлился преподаватель.

– Эрнст Абдурахманович, но ведь мы же на заочке учимся, друг друга знаем плохо. – Сообщил Ваня, один из друзей Одинона по универу.

– Ладно, молодой человек, я честно выставлю вам вашу пятерку, как только вы вспомните свое имя и придете ко мне с зачеткой. А пока можете быть свободны.

Когда Одинон уже выходил из аудитории, порыв сквозняка резко захлопнул за ним дверь и с силой приложил ею по затылку.

* * *

Одинон очнулся от страшной боли в спине. А если уж быть совсем точным, он думал, что спины у него теперь вообще нет. Вместо спины есть только кровавое месиво вперемешку с раскаленными углями.

– А мальчишка-то силен! Очень силен! – Кряхтел над ним скрилп. – Ну, ничего, сейчас мы это исправим!

Мгновение и новая волна невыразимой боли прокатилась по спине. В беззвучном крике Одинон вновь провалился в небытие.

* * *

Когда он очнулся вновь, спина уже не болела.

– Мамувашу Парадокс. Мамувашу Парадокс. Он очнулся! Господин Одинон очнулся, – кричал скрилп где-то вдалеке.

Через мгновение на пороге комнаты появился Парадокс собственной персоной.

– Как прошло нанесение рун? – спросил он.

– Ужасно. Этот урод чего-то там во мне "исправил".

– В смысле? – не понял гном.

Попутно одеваясь, мальчик начал рассказывать приключившуюся с ним историю. Когда он закончил Парадокс приказал снять рубашку и осмотрел спину, при этом давая Одинону возможность увидеть ее в зеркало. На правом плече красовался черный глаз.

Глаз был как настоящий, разве, что не моргал. Татуировка была расположена на абсолютно гладкой коже плеча, хотя ранее на этом месте красовался большой (с ладонь) шрам от ожога.

Этот ожег он получил еще в детстве. Ему было всего семь лет и, когда родители были на работе, он часто оставался дома один. В один из таких дней мальчик решил поиграть с самолетиками из бумаги, которые он бросал в окно. Довольно быстро ему надоело просто бросать самолетики, и он решил перед броском поджигать их словно это подбитые истребители. Первый же самолетик после удачного вылета занесло в комнату порывом ветра. Далеко самолет не улетел и "приземлился" на плече у мальчика. Рубашка, естественно, загорелась, но он не сплоховал и, сбросив рубашку на пол, затоптал пламя ногой. Образовавшийся на плече ожог довольно сильно болел и, зная, что все раны нужно мазать йодом, он не преминул им воспользоваться. Поверх термического ожога образовался химический.

Потом он попал в больницу. Его долго лечили. А на память о том случае остался этот большой шрам. Одинон очень гордился своим шрамом, ведь такого нет ни у кого. И вот теперь вместо его привычного шрама на плече красуется татуировка с каким-то там глазом.

– Прекрасная работа, молодец скрилп. – Похвалил вошедший Лириуок.

– Но этого не может быть. Я сам слышал… – возмутился Одинон.

– Похоже, у молодого человека слишком живая фантазия, – мерзко захихикал, вошедший вслед за Лириуоком, Хамониус. – А Вы, уважаемый мастер Парадокс, как можно скорее отправляйтесь со своим новым воспитанником в Сармонтазар. Стакхи уже приступили к активным действиям. – Хамониус помолчал. – Похоже, мы допустили самую большую ошибку в истории.

– Они уже что-то натворили? – отвлекся от спины Одинона Парадокс.

– Пока ничего. Но их планы мне совсем не нравятся. Стакхи стихий вместе с Джедаан действуют по заранее утвержденному плану. Зарх и Хоркилла исчезли. Но хуже всего обстоят дела с Хлюсероном и Эффри. Эти двое затевают большую войну. Причем каждый свою. Хлюсерон собирает армию нежити против церковников. А Эффри обостряет и без того сложные отношения между эльфами и орками.

Все замолчали, обдумывая сказанные слова.

– Стоп, – вдруг подал голос Одинон, – а как они успели?

– Что успели? – Удивился эльф.

– Стакхи, как они могли успеть что-то сделать за сутки? – Пояснил свой вопрос Одинон.

– А, ну так скорость течения времени в Палатах и в Сармонтазаре различна. – Стал пояснять гном. – За сутки, что ты провел здесь, в Сармонтазаре прошло два месяца. Да и сами стакхи обучались не в Палатах, а в специальном тренировочном лагере в Сармонтазаре.

– Значит, находясь тут, я опять теряю время?

– Выходит так. – согласился с ним Хамониус. Похоже, что он был страшно доволен этим фактом.

– Н-да, похоже, теперь не отвертеться, – как бы подтвердил какие-то свои умозаключения Одинон. – Куда идти?

– За мной, – произнес Лириуок, и вышел из комнаты.

Никто не видел как, задержавшийся, Хамониус с довольным видом сообщил скрилпу его новое имя.

Телепорт представлял собой огромное светящееся серебром зеркало, которое, тем не менее, ничего не отражало. По краям зеркало телепорта было рваным, словно старая половая тряпка на ветру. Телепорт был неподвижен и в то же время не прекращал своего загадочного движения. Казалось, он заглатывает в себя весь окружающий мир и в то же время он словно выплескивает нечто наружу.

– Вот держи, – протянул Лириуок сверток. – Это мой тебе подарок.

– Спасибо, а…

– Потом развернешь, когда надо, он сам раскроется, – Предугадав вопрос, ответил эльф.

– Нам пора. – произнес Парадокс и повел Одинона к телепорту.

Когда они подошли, телепорт покрылся мелкой рябью и через мгновение явил картину замечательно-красивой зеленой полянки на краю обрыва. На поляне было раннее утро. Ярко светило летнее солнце и щебетали птицы. Ветер легонько колыхал траву и листья на деревьях. Было тихо и спокойно. Внизу обрыва был расположен красивый город. В центре города возвышалась огромная шпилеобразная башня. По всему городу были прорыты декоративные каналы и пруды. Город просто тонул в зелени парков и скверов. На всё это великолепие можно было смотреть часами.