Текст книги "Могилы героев. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Денис Куклин

Соавторы: Павел Манохин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

Так и не решившись зайти в дом, Гоцик несколько раз прошелся по двору. Здесь было душно и сумеречно, пахло сенной трухой, под ногами хрустели камешки. Гоцик закурил и вдруг услышал на сеновале подозрительный шум. Выкликая вполголоса: "Костыль, это ты? Костыль…" Он осторожно полез по скобяной лестнице на сарай. Еще года три назад Мария, ожидавшая супруга из очередной отсидки, держала в хозяйстве скотину. Сено помогали косить братаны, мужики крепкие, хваткие, с зажиточным рассудком, малопьющие и горластые. Но когда Костыль "откинулся" и вскоре заново увяз в темных делишках с водочными барыгами, родня махнула на Марию руками. Только остался от прошлого забитый наполовину сеновал и крестьянский инструмент, беспорядочно сваленный в амбаре.

Сначала Гоцик решил, что это допившийся до зеленых чертей, Костыль отметелил Марию и бродит сейчас по сеновалу, прикидывая где закрепить петлю. Потом понял, что для Костыля тем более спятившего, такой почти бесшумный ход не подходит, он был колченогим, ходил на протезе. Стало быть, решил Гоцик, на сеновале сидит запущенный, уже пристрастившийся к водке костылев пацан Митька. И черт его знает, какую картину увидит там Гоцик.

Но на сеновале оказалось тихо и пусто. Прорезали сумеречную духоту тонкие лучи солнца. И так уютно показалось здесь Гоцику, что он тут же забыл об осторожности и неторопливо прошел в забитый сеном конец. И вознамерился уже упасть в него, как куча травы вдруг зашевелилась, и из нее выпрыгнул высокий мужик и, роняя с себя ошметки сена, ударил Гоцика, но не в лицо, а по горлу, приложил локтем по затылку и саданул обеими руками по ушам. Гоцик взвизгнул по-поросячьи и увидел, как в его глазах стремительно меркнет свет, и увидел убегавшего человека так, словно ему отрубили голову, и она катится по дощатому настилу, и мелькают в глазах только доски да ноги, и услышал еще, как каркнула и заверещала во дворе Мария.

– Но вот как он мне челюсть сломал, убей – не помню,– сквозь зубы процедил Гоцик, судорожно сжимая в кулаке стакан.

– Ты зубы-то разожми,– ухмыльнулся Костыль.

– Чтоб меня,– ласково выругался Гоцик,– привычка...

Костылю, видно, что-то померещилось. Он вдруг выскочил из-за стола и, постукивая палкой, проскакал до окна, посмотрел во все стороны, вроде бы даже в небо глянул.

– Что-то ты нервным стал,– уже нормальным без зубовного скрежета голосом произнес Гоцик и одним глотком осушил стакан.

В кухонное окно забарабанили и оттуда донесся неразборчивый голос Марии. Костыль присел от неожиданности и снова начал крутить головой.

– Мария это,– подал голос Гоцик, разливая водку.

Он с удовольствием захрустел свежим огурчиком. Костыль тем временем успокоился и вернулся за стол.

– С возвращением!– Торжественно произнес он, протягивая стакан.– С выздоровлением!

Они звонко чокнулись и с аппетитом закусили. И с аппетитом же повторили еще по разу.

– Скучно без тебя, Гоцик,– жаловался быстро захмелевший Костыль.– Одни дебилы в деревне остались. Повывелись люди!!! Один Вазелин чего стоит…– Он требовательно посмотрел на Гоцика.– Давай выпьем за тебя!

– Давай выпьем за нас! За керешей!

В окно с огорода снова зло стукнули и забарабанили уже в стену.

– О, Машка психует!– Радостно сообщил Костыль.– Поможешь воды принести?

Мария только угрюмо зыркнула на них и пошла по борозде, вырывая из картофельной ботвы лебеду и колючие осоты.

– Что это с ней?– Провожая Марию взглядом, спросил Гоцик.

– Баба она,– туманно пояснил Костыль и бодро поковылял к роднику.

Гоцик озадаченно почесал затылок, задумчиво сплюнул и побрел вслед за собутыльником.

С этим родником у Костыля вышла история. Выскочил он в его огороде как бельмо на глазу. Принялся с ходу заболачивать почву и попер вниз по склону, только чудом не наскочив на капитальный погреб, и остальное в том же духе. Сначала Костыль обрадовался.

– Видал?!– Говорил с гордостью.– Мне и на колонку сейчас ходить не надо! Вышел в огород с чайничком, и никаких забот!

Но его восторг продолжался недолго. Оказалось, что воду нужно укрощать. Через неделю, горестно почесывая за ухом, Костыль уже неуверенно говорил:

– А может он того, сам уйдет? Чего это он прямо в огороде выскочил?! Пропади он пропадом, как волдырь какой-то!..

Но родник только креп и набирал силу. Пришлось Костылю браться за кирку и лопату. Еще через неделю с грехом пополам он выкопал с собутыльниками канаву, вывел ее на улицу, и даже облагородил родничок автомобильными покрышками, сделав из него подобие колодца.

– Не мог он поближе выскочить!– Чуть позже ругался Костыль.– Таскайся теперь за водой в конец огорода. Я понимаю, если что-нибудь доброе из него вытекало!

– Водка "Абсолют", например,– поддакивал ему Гоцик.

– "Абсолюты" нам ни к чему! С нас и "Пшеничной" хватит! Блин, как вспомню, так слюней полный рот… Все, Машка, пузырь ставь, натаскали тебе воды!

Они дружно побросали мятые ведра возле бочек и вернулись к попойке. Однако уже через полчаса образовалась досадная пауза из-за отсутствия спиртного на столе. Костыль, угрожая неизвестно кому, полез в подпол за сивухой. Гоцик, покачиваясь и пьяно улыбаясь, стоял возле окна и смотрел на полыхающий грозами июль.

Наступил вечер. У горизонта на фоне темного, обложенного тучами неба, испускал пепельно-белые дымы Знаменский металлургический комбинат. Вдалеке грохотал гром. В небе в потоках порывистого ветра кувыркалась ворона. И совершенно неожиданно привиделась Гоцику зима. Он ясно увидел занесенную снегом улицу, обильный снегопад и отчетливо услышал неповторимую зимнюю тишину с одиноким лаем собаки вдалеке и гудением ветра на чердаке дома. И привиделась ему та же комната и то же окно, и пьяный Костыль с Марией. И вдруг в жарко натопленную избу в клубах морозного пара, покачивая смуглыми бедрами, входит Рита Храмцова и, сладко улыбаясь, замирает возле него…

Гоцик радостно гоготнул и вернулся в лето.

– Эх, я бы тебя, Ритка!– Процедил он сквозь зубы.

Из подпола держа на весу литровую бутылку, выбрался Костыль.

– Натырил я у них водяры!– Заговорщически сообщил он.– Нам теперь до Нового года хватит!

– Ты как та мышь, блин!

– Свой процент в коммерции всегда должон быть!– Костыль откупорил бутылку и разлил по стаканам дохнувшего ацетоном пойла.

– Слушай,– поморщившись от выпитого, спросил Гоцик,– кто меня все-таки вырубил?

– Не могу я тебе сказать!– Энергично помотал головой Костыль.– Даже не спрашивай. Не нашего это ума дело!

– Вот даже как?!– Гоцик задумался.– А с Машкой-то твоей что?

– Не обращай внимания,– небрежно махнул рукой Костыль.– Баба она! Я ей рожать не даю…

От удивления Гоцик только открыл рот. Костыль любил прихвастнуть, этот грешок за ним водился. Но до такого нелепого, глупого вранья дело еще не доходило.

– Рожать собралась? Это от кого?!– Хохотнул Гоцик.

– Ты это брось!– Голос у Костыля взыграл.– Я не посмотрю, что ты мой "корешок", вот этой вот палкой по чавке так съездию, мало не покажется!!! Я знаешь, какой мужик?! Вот такой!!!

Он сжал кулак, потряс им над головой и вдруг расплакался:

– Не думал я, что ты, керешь мой, такое про меня скажешь! Я думал, что ты мне как брат…

С огорода, услышав костылевы причитания, прибежала Мария. Сгребла супруга в охапку и понесла на кровать.

– Пьянь противная!– Цедила она с ненавистью.– Подымай копыто свое! И наблюй мне только, я тебе сразу все мозги поотшибаю!!!

Гоцик с сочувствием повздыхал и начал собираться домой.

– Маша, я хлебушка да лучка возьму? Дома жрать, вообще, нечего…

Он уже успел забыть, что дома у него пахнет нежилым, а хлебные горбушки на столе покрылись мохнатой черной плесенью. Утром он удачно сбежал от холодного одиночества, от распертого голодом брюха, но под вечер все же вернулся к тому же. Деваться ему все равно было некуда.

Не снимая башмаков, Гоцик прошел в горницу, присел на диван и осторожно провел кончиками пальцев по корешкам зачитанных книг на старенькой этажерке. В этот момент в его груди теснилось какое-то знакомое чувство, и он отдался ему. И, в конце концов, вспомнил…

В раннем детстве, когда они еще жили в Знаменске, он неделю за неделей проводил в детском саду, отдавали его тогда в круглосуточную группу. Мать с отцом навещали по очереди, в то время они работали по скользящему графику. Детский сад находился в районе частных домов. Днем детсадовские группы выводили на купание в "лягушатник" на городском пруду. Еще водили в старый кинотеатр смотреть мультики. Гоцик запомнил вкусную еду, заботливых воспитательниц и радость от просмотра фильма "Усатый нянь", и жуткое впечатление от пожара, однажды вспыхнувшего на другой стороне улицы. Запомнил прыгавшие по стенам длинные тени, детский визг, вой пожарных машин, всполохи проблесковых маячков в пыльно-багровой тьме, и хриплый, женский плач в коридоре, и бесконечную, как тоска, жалобу на жизнь.

На следующее утро он закатил истерику. Мать тогда еще молодая и жизнерадостная, совсем не похожая на равнодушную старуху в последние годы жизни, долго не могла понять, чего он добивается, захлебываясь слезами. А он кричал только одно: "Я хочу домой! ДОМОЙ!!!"

По сути, у него никогда не было настоящего дома. И родительский дом, доставшийся в наследство, на глазах превратился в собачью будку.

Гоцик вытер заслезившиеся глаза. Стряхнул с табурета пыль и разложил на газете хлеб с луком, принес соль и чистый стакан, вытащил из кармана уворованную недопитую с Костылем бутылку водки. Но не успел поднести стакан к носу, как в  сенях раздался топоток, а в прихожей стукнула входная дверь.

– Гоцик, ты уже из больницы вернулся?!

На пороге стояла соседка Лида. При ее появлении ноздри у Гоцика радостно затрепетали.

– Лидка!– Гоцик вытащил из кармана десятку.– Сбегай в лавку, купи пивка!

– Сам иди!– Подруга посмотрела на него мутными с похмелья глазами.

– Чё ты ломаешься как целка?!

– Да пошел ты!

– Ты чё, кобыла?!

– Отвянь!– Она вскочила с дивана и встала перед ним, уперев кулаки в бока.– Достал ты меня уже!!!

– Ты чё, кобыла напудренная, выпряглась?!

– Пьянь гребанная! Деньги где, которые обещал?!

– А их чё рисую, что ли…

– Засранец ты!..

– Жало прикуси!!!

Закончить столь содержательный разговор им не дали. За окнами раздался мелодичный автомобильный сигнал. Они как по команде бросились к ним. Лидка, видимо уже из вредности, уронила с подоконника цветок. Осколки горшка и земля разлетелись по полу. Но сейчас Гоцик не обратил на это внимания. Возле его дома остановился шикарный лакированный автомобиль. Сначала из него выскочил Костыль, а после импозантно, явно рисуясь перед случайными зеваками, выбрался высокий пижон в белом костюме. Огромные солнцезащитные очки скрывали половину его лица. Со стороны водителя тоже приоткрылась дверца. И Гоцик увидел за рулем какую-то совершенно неописуемую словами дикую рожу. Лидка вдруг испуганно пискнула и отпрянула от окна. В этот момент пижон в белом костюме снял с носа очки и улыбнулся так будто он был директором Советского Союза. Гоцик всмотрелся в его жесткое худощавое лицо и узнал грязного дикаря отметелившего его на сеновале.

– Сучара!– Взрыкнул он и бросился к этажерке, выхватил спрятанный в книгах кастет.

– Гоцик!– Взвизгнула Лидка.

– Радость-то какая,– бормотал в дверях Костыль.– Карась в гости пожаловал…

Гоцик оттолкнул его и выскочил на улицу. Перед его глазами стремительно мелькнули двор и запущенный палисадник за воротами. Дикая рожа за баранкой автомобиля каркнула что-то нечленораздельное, растопырив пальцы в синих наколках. Пижон, которого Костыль назвал Карасем, сделал навстречу Гоцику шаг и протянул для пожатия руку. На его тонких губах змеилась самодовольная улыбка.

Гоцик выбросил кулак с кастетом вперед и увидел, как Карась по-обезьяньи прыгнул сперва в сторону, а потом на него. В тот же миг в глазах Гоцика блеснуло ясное вечернее небо, а спина почувствовала металл капота. Он потряс головой и встал на четвереньки. Перед глазами сверкал автомобильный колпак. Гоцик видел в нем свое отражение.

– Прыткий,– ухмыльнулся водитель.– Карась, ты целый – здоровый?

– Кончай, парень,– миролюбиво сказал Карась, обращаясь к Гоцику.– Не корчи западло. Я долги всегда отдаю. Двести баксов, пойдет?

– Подавись ты своими баксами!– Гоцик сел на землю и сплюнул кровь с разбитых губ. Скулу у него ломило так, словно она снова треснула.

– Я не понял, тебе "лавэ" карман жмет?..

Гоцик встал и потряс головой. В руках Карась держал золотой зажим с деньгами, а сам смотрел в сторону так, как удав смотрит на кролика. В воротах стояла Лидка. Гоцик громко отхаркался в придорожную пыль. Карась оглянулся, у него были ярко-синие глаза свихнувшегося самца, на голове серебрился короткий "ёжик".

– Не напрягайся, ёпта… Твоя?

– Шалашовка местная,– уклончиво ответил Гоцик.

– Гладкая сучка.

Гоцик посмотрел на него с ненавистью и спрятал деньги в карман. Он понял, что Лидка уже не его.

В этот момент мать Лиды хлопнула окном и крикнула слабым, дрожащим голосом:

– Лидочка, иди домой, ужин уже готов!

– Не ссы, мамка!– Карась осклабился.

Возле ворот гоцикова дома суетился Костыль, нервно постукивая бамбуковой палкой.

– Костыль, тащи закусон в дом. Харя, заводи машину во двор,– тем временем распоряжался Карась. И уже Гоцику:– Я у тебя перекантуюсь. Водяра, закусон, без "базара"!

Двор сразу же пришел в движение. И все пошло своим чередом. К ночи напились до такой степени, что Гоцик вообразил себя то ли мертвым, то ли заживо погребенным, и долго бился во сне об стенки гроба. Очнулся он далеко за полночь на полу. Под одним боком брякали пустые бутылки, а под другим храпел водитель Карася по кличке Харя, и несло от него тошнотой. Гоцик сделал судорожное, глотательное движение, приподнялся на одной руке. Его голову как у паяца болтало из стороны в сторону.

В смежной комнате стоял кто-то едва различимый в потемках, и кто-то стоял возле него на коленях. Они говорили негромко, но внятно:

– Давай, губками.

– Или зубками?!

Гоцик узнал голоса Карася и Лидки.

– Сколько там?

– А ты поработай и узнаешь.

– Ну, сколько?

– Давай со..,– нетерпеливо произнес Карась.

Гоцик услышал шуршание купюры и снова отключился.

Лосик открыл глаза и резко сел. Его тело стремительно налилось тяжелой упругой силой. Воздух из легких вылетал бесшумно и ровно. В этот момент Лосик отчетливо слышал все шорохи и звуки. Это был тот момент, когда его разум подавили инстинкты. Думать и размышлять времени уже не было. Древний навык пробудил его, поднял с постели, заставил отчетливо слышать и видеть в ночи, научил различать самые тонкие запахи.

На его территории был чужой. Он не думал о том, как чужой проник в закрытый ангар. Он бесшумно откинул крючок и открыл дверь биндюги. Внутри ангара было очень тихо. Воздух был напоен синеватым лунным светом. Окна под крышей превратились в бесформенные сияющие пятна. Лосик пригнулся и тотчас превратился в большую тощую обезьяну. И заскользил мерцающей тенью вдоль стены. Незаметно зародившаяся в его сердце тревога взвела неведомые доселе пружины. У него обильно выделялась слюна, а верхняя губа подрагивала, обнажая крепкие зубы. В какой-то момент он почти приник к земле, пробираясь между штабелями деревянных ящиков.

Его спасла молниеносная реакция. Над головой прошелестел тяжелый удар и обрушился на штабель. Лосик перекатился по полу и снова вскочил. Нападавший сделал еще один выпад, в его руках сверкнула остро заточенная сталь. Лосик увернулся и на этот раз, уже ответив мощным ударом. Но не дотянулся до врага, пальцы только задели краешек одежды из плотной ткани. Зато остатки ящиков опрокинулись на пол с немыслимым грохотом. Его противник отскочил в сторону, но теперь Лосик уже видел его.

Две стремительные тени метнулись к выходу. С безумным боевым криком ринулся на помощь Фараон.

И в тот же миг завопили все разом.

Ночной призрак выскочил из ангара в открытую дверь и побежал к лесополосе. Лосик с Фараоном бросились вслед за ним.

Из ангара высыпали гаврики. По земле и ветвям деревьев запрыгали лучики ручных фонарей.

– Ушел!– Выдохнул Лосик, переводя дыхание.

– Смотри!– Сдавленно прохрипел Фараон и сбычился, глядя в темное поле. Там копошилось какое-то маленькое существо.

– Осторожно,– предупредил его Лосик и короткими шажками двинулся вперед.

Когда до странного существа осталось несколько метров, Фараон с облегчением рассмеялся:

– Да это же Маркиз!

Маркиз Сенька испуганно таращился на них и поскуливал от страха.

– Ты что здесь делаешь?– Спросил его Фараон.

– Так это ты ворота открыл?!– В голосе Лосика звякнула сталь.

Маркиз взвизгнул и отполз в сторону.

– Чудище!– Бормотал он.– Чудище! Чудище!

К ним подбежали остальные. Лосик взял у кого-то фонарик и навел лучик на Маркиза.

– Он же до смерти перепуган,– сказала Лизавета.– Сеня, иди ко мне.

– Засранец,– буркнул Чек.– Чуть всех не убил!

– Не говори так,– сурово оборвал его Фараон.– Каждый сам за себя отвечает.

– Вот и пусть он ответит за себя!– Со злобой выкрикнул Чек.

– Что это?– Лосик взял из рук Рекса тяжелое оружие чем-то напоминавшее старинные секиры.

– Он возле ворот валялся,– пожал плечами Рекс.

– Господи, помилуй,– прошептал Лосик и поднес к глазам тяжелый топор с топорищем испещренным непонятными знаками. На его остром лезвии были специально вырублены зазубрины, а на конце топорища вырезана отвратительная морда с налитыми кровавой тьмой глазами.

– Кто же ты?!– Прошептал Лосик.

Ночь безмолвствовала. Только луна улыбалась нежно в посветлевших небесах, и свежий утренний ветер пробежал вдогонку страшному гостю.

– Мир?– Улыбнулся Химик, протягивая руку для пожатия.– Лось, мы дети, что ли?! Было и было… Мир?

Лосик скупо улыбнулся и пожал руку старому другу. Они рассмеялись с облегчением и обнялись.

– Ну, как ты без меня жил-поживал?– Спросил Химик, голос у него все еще звенел от радости.

– Нормально, заходи в дом!

Химик переступил порог ангара и присвистнул:

– Ничего себе!..

В дальнем конце помещения была навалена куча земли, лежал штабель почерневших от времени досок. Из вырытой в рост человека ямы летели комья земли.

– Погреб делаем,– пояснил Лосик гостю и добавил с гордостью:– Сам видишь, какой урожай!

Возле стены стояло несколько десятков ящиков с картошкой.

– Однако поздновато погреб делаете,– с видом знатока произнес Химик.– Но я вижу, что ты все-таки развернулся. Честно говоря, брат, я в твою затею не верил.

– А из твоей затеи что-нибудь вышло?

Вместо ответа Химик три раза хлопнул в ладоши, и в ангаре появился подстриженный, отъевшийся за полгода Жмоня. Впереди себя он катил огромную сумку-контейнер на колесиках. Жмоня жеманно улыбался и едва заметно раскланивался с гавриками. Химик важно кивнул ему, у него как обычно все было расписано по нотам, и Жмоня подкатил сумку к Лосику.

– Это вам в знак…– сказал он, на ходу забывая заученные слова.– В знак, как его?..

– В знак примирения,– закончил за него Химик.

Гаврики побросали носилки и лопаты, сгрудились возле гостей. Фараон с подозрением смотрел на Химика, что-то ему в нем не понравилось. Из биндюги вышла на шум Лизавета. Химик стремительно подошел к ней и сказал мягко:

– А перед тобой, Лиза, я должен извиниться. Дураком я был. Прости меня, если сможешь. Лосик уже простил.

Лизавета улыбнулась в ответ и покачала головой укоризненно.

– Будет с тебя, Дима,– просто сказала она.

Химик тоже заулыбался и тут же загомонил: "Давайте, это отметим! Давайте-давайте…" Все тот же Химик.

– А ведь я теперь большой человек,– со смехом говорил он Лизавете.– И машина у меня есть! И дом есть! Не веришь? Напрасно!..– И уже негромко добавил, обращаясь только к Лосику:– Ты помнишь?.. У нас появятся деньги и такая сила, что земля вздрогнет. И это будет уже завтра! Только помни об этом, брат. Не забывай…

Он обращался к Лосику, быть может еще к Лизавете сидевшей рядом с ними. Но неожиданно стало очень тихо, потому что гаврики услышали его и притихли. В их мире он был героем, потому еще вчера у него не было ничего. И в этот самый миг Лосик понял своего друга и увидел мир его глазами.

– Ты в это веришь?

– Да,– кивнул Химик,– верю.

В этот момент совершенно неожиданно улыбнулся Фараон и дружески похлопал гостя по плечу:

– Я буду помогать тебе!

– Ну, брат, тогда у меня все получится!– Расхохотался Химик.

Вскоре стемнело. Они вышли из ангара, развели костер и принялись прыгать вокруг него как дикари. А когда подошло время закладывать в угли картошку, Маркиз Сенька, отбежавший в кустики по легкой нужде, выскочил оттуда с отчаянным криком: "Чудище! Чудище!" и спрятался в ангаре. А из кустов с хохотом вышел Матвей, отблески костра плясали на его лице. И всем снова стало очень весело, а Матвей принялся щедро отсыпать гаврикам анашу. Но когда Лосик хотел познакомить Матвея с Химиком, последний вдруг мгновенно изменился в лице и ударил нового знакомого с такой силой, что тот потерял сознание.

– Ты чё творишь?!– Выкрикнул Лосик и с кулаками бросился на Химика.

– Да что же это…– простонал тот и заорал бешено, словно на самом деле лишился рассудка:– В ангар все!!! Идите в ангар! Лосик, Фараон, вы останьтесь… Лиза, милая, ты тоже иди в ангар, и закрой за собой дверь…

– Ради бога,– только и сказала Лизавета вмиг ослабевшим голосом и, подталкивая притихших гавриков, увела их в ангар.

Химик склонился над Матвеем и стянул ему руки за спиной ремнем. Фараон стоял сбычившись, хмуро наблюдал за ним.

– Ты чё, Хима?– Лосик схватил друга за плечо.

– Сейчас объясню,– Химик как-то хитро спутал Матвею ноги и вздохнул с облегчением:– Давно он к вам повадился?

– С июня. С конца июня. Ты его знаешь?

– Слышал про этого дьявола,– кивнул Химик.– Вам повезло…

Услышав это, Лосик вздрогнул и вспомнил своеобычные истерики Маркиза.

– Я бы тоже о нем не знал,– добавил Химик,– осторожная тварь… Да мне один наркоман рассказал… Он убивал их. Такое с ними вытворял… Погоняло – Красавчик Джонни…

– А ну-ка развяжи меня,– ясным голосом произнес Матвей и ловко сел, словно не лежал только что без сознания и не был спутан по рукам и ногам.

– Прищеми жало!– Злобно выкрикнул Химик и попытался пнуть его в лицо. Но Матвей каким-то сверхъестественным способом извернулся и сбил Химика с ног. Он извивался как змея, наваливался на противника всем телом, и вдруг снова извернулся из немыслимого положения и с оттяжкой ударил Химика головой в лицо. Ударил подбородком в горло. И еще секунда впился бы в это горло зубами. И все это в одном слитном движении.

Фараон не растерялся. Подскочил сзади, рванул Матвея за волосы и, как гвоздь вбил, долбанул в грудь своей железной колотушкой. Матвей захрипел, закатил глаза, губы у него посинели, а изо рта пошла пена. И забился в жестоких судорогах, словно уже испускал дух.

– Твою мать,– пробормотал Лосик, вспоминая боевой топор, найденный в ту злополучную ночь. Сейчас он знал, кто приходил к ним в гости.– Как ты мог?!

Вскоре Химик оправился, снова склонился над Матвеем:

– Долго он вас обхаживал. А сейчас отвернитесь,– и выхватил из кармана нож…

В этот миг все потеряло смысл, и темное небо навалилось на темную землю. И раздался в ночи визг усекаемой свиньи…

Спустя несколько минут вышла из ангара Лизавета. Химик с Лосиком молча курили. В стороне от них сидел на земле Фараон и бормотал как помешанный:

– Прости меня, брат мой, прости…

– Что с ним?– Спросил Химик.

– Не знаю,– Лосик бросил окурок под ноги.– Лиза, иди в ангар.

– Вам здесь оставаться нельзя,– тихо сказал Химик.

– Почему?

– Потому что вы – бродяги, а он – человек. Красавчик Джонни…

– Брат мой, прости меня. Прости…– бормотал Фараон.

– А ангар мы вместе с трупом сожжем,– Химик несколько мгновений молчал.– Не парься, брат. Все будет путем.