Текст книги "Посланник"

Автор книги: Дэниел Силва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)

– Благотворительность – это третья опора ислама, – сказал Габриэль. – Закат.

– И при том благородная, – сказал Шамрон, – когда закатоказывается в руках убийц.

– Вы думаете, Али Массуди связывали с саудовцами не только деньги?

– Этого мы никогда не узнаем, так как великого профессора уже нет с нами. Но тот, на кого он работал, явно нацелен на Ватикан… И кто-то должен об этом сказать.

– Я подозреваю, у вас есть для этого кто-то на уме.

– Считай это твоим первым заданием в качестве главы Спецопераций, – сказал Шамрон. – Премьер-министр хочет, чтобы ты занял пустое место. Немедленно.

– А Амос?

– У Амоса на уме другое имя, но премьер-министр и я дали ему понять, кого мы хотим видеть на этом месте.

– Моя биография скандальна, и в мире об этом нынче известно.

– История на Лионском вокзале? – Шамрон пожал плечами. – Ты был в это вовлечен умным противником. А кроме того, я всегда считал, что безупречная карьера – это вообще не карьера. Премьер-министр разделяет мою точку зрения.

– Возможно, потому что он сам был связан с несколькими скандалами. – Габриэль тяжело вздохнул и снова посмотрел на фотографии. – Рискованно посылать меня в Рим. Если французы обнаружат, что я нахожусь на итальянской земле…

– Тебе нет нужды ехать в Рим, – прервал его Шамрон. – Рим приедет к тебе.

– Донати?

Шамрон кивнул.

– Как много вы ему рассказали?

– Достаточно для того, чтобы он попросил у «Алиталии» на несколько часов самолет, – сказал Шамрон. – Он будет тут ранним утром. Покажи ему фотографии. Расскажи ему столько, сколько сочтешь нужным, чтобы он понял, что угроза реальна.

– А если он попросит о помощи?

Шамрон передернул плечами.

– Дай ему что требуется.

Глава 3
Иерусалим

Монсиньор Луиджи Донати, личный секретарь его святейшества папы Павла VII, ждал Габриэля в холле отеля «Царь Давид» на другое утро в одиннадцать часов. Был он высокий, стройный и красивый, как итальянская кинозвезда. Покрой его черного костюма и римский воротничок указывали на то, что при всей скромности он не был лишен тщеславия; на это же указывали золотые швейцарские часы на его запястье и золотое перо, торчавшее из нагрудного кармашка. В его черных глазах светилась сильная воля и бескомпромиссный ум, а упрямый подбородок указывал на то, что это опасный соперник. Ватиканская пресса называла его клириком Распутиным, силой, стоящей за папским троном. Враги Донати в римской курии часто называли его Черным папой, намекая на его иезуитское прошлое.

Прошло три года со времени их первой встречи. Габриэль расследовал убийство израильского ученого, жившего в Мюнхене, бывшего агента Конторы по имени Бенджамин Штерн. Цепь улик привела Габриэля в Ватикан, где он попал в умелые руки Донати и они вместе ликвидировали серьезную угрозу папству. Год спустя Донати помог Габриэлю найти в архиве церкви доказательство, помогшее ему установить личность и арестовать Эриха Радека, нацистского преступника, жившего в Вене. Но связь между Габриэлем и Донати не ограничилась этими двумя людьми. Властелин Донати, папа Павел VII, был ближе к Израилю, чем любой из его предшественников, и предпринял монументальные шаги для улучшения отношений между католиками и евреями. И Шамрон считал одной из своих первостепенных обязанностей следить за тем, чтобы папа был жив.

Донати, увидев Габриэля, идущего по вестибюлю, тепло улыбнулся и протянул длинную темную руку.

– Приятно вас видеть, друг мой. Хотелось бы только, чтобы мы встречались при других обстоятельствах.

– У вас уже есть номер?

Донати показал ключ.

– Пошли наверх. Вам надо кое-что посмотреть.

Они подошли к лифту и вошли в стоявшую кабину. Габриэль знал – даже прежде чем Донати протянул руку к кнопкам, – что он нажмет на шестой этаж, как знал и то, что у Донати в руке ключ от номера 616. Просторный номер, выходящий окнами на стены Старого города, постоянно резервировался Конторой. Помимо обычной роскошной обстановки, там находилась звукозаписывающая аппаратура, которую можно было включить при помощи маленького тумблера, скрытого под умывальником. Габриэль, прежде чем показывать фотографии Донати, удостоверился в том, что аппарат выключен. На лице священника не отражалось ничего, пока он рассматривал каждый снимок, но потом, когда он подошел к окну и стал смотреть на купол над Скалой, сверкавший вдали, Габриэль заметил, как у Донати заходили желваки.

– Мы уже много раз переживали такое, Габриэль: почти каждое Рождество и Пасху. Иногда предупреждения приходят к нам из итальянских служб безопасности, а иногда от наших друзей из Центрального разведывательного управления. Всякий раз мы в ответ принимаем более строгие меры безопасности, пока угроза, по нашему мнению, не спадает. Пока что ничего не произошло. Собор все еще стоит. Как – я имею удовольствие подтвердить – и святой отец.

– То, что они не сумели ничего осуществить, еще не значит, что они не будут пытаться, Луиджи. Террористы-ваххабиты «Аль-Каиды» и их приспешники считают всех, кто не относится к их ветви ислама, кафрами и мушрикунами, заслуживающими только смерти. Кафры – это неверные, а мушрикуны – политеисты. Они считают даже шиитов и суннитов мушрикунами, но самым крупным символом политеизма, с их точки зрения, являются Ватикан и святой отец.

– Все это я понимаю, но, как вы говорите на своей еврейской Пасхе, чем эта ночь отлична от всех других ночей?

– Вы спрашиваете меня, почему вы должны воспринимать даннуюугрозу серьезно?

– Вот именно.

– Из-за связного, – сказал Габриэль. – Того человека, на чьем компьютере мы нашли эти снимки.

– А кто он?

– Боюсь, я не могу вам сказать.

Донати медленно отвернулся от окна и устремил на Габриэля властный взгляд.

– Я открыл вам некоторые самые темные тайны Римско-католической церкви. Так что вы по крайней мере можете в ответ сказать мне, откуда у вас эти фотографии.

Габриэль помедлил.

– Вам известно такое имя – Али Массуди?

– Профессор Али Массуди? – Лицо Донати помрачнело. – Разве он не был убит в Лондоне?

– Он не был убит, – сказал Габриэль. – Несчастный случай.

– Боже милостивый, Габриэль, только не говорите мне, что это вы толкнули его под грузовик.

– Оставьте вашу жалость для кого-нибудь более достойного. Мы знаем, что Массуди вербовал террористов. И исходя из того, что мы обнаружили на его компьютере, он, видимо, также и планировал операции.

– Худо, что он мертв. Мы могли бы вздернуть его на дыбу и пытать, пока он не сказал бы нам то, что мы хотели бы услышать. – Донати опустил глаза на свои руки. – Извините меня за саркастический тон, Габриэль, но я большой поклонник этой войны с терроризмом, в которую мы ввязались. Как, кстати, и святой отец. – Донати снова посмотрел в окно на стены Старого города. – Какая ирония, верно? Это мой первый визит в ваш святой город – и по такой причине…

– Вы действительно никогда тут не были?

Донати медленно покачал головой.

– Хотели бы посмотреть, где все началось?

Донати улыбнулся:

– Именно этого я больше всего и хочу.

Они пересекли долину Хиннома и полезли вверх по холму к восточной стене Старого города. Дорожка вдоль стены была в тени. Они пошли по ней на юг, к храму Успения, затем завернули за угол и вошли в Старый город через Сионские ворота. На дороге Еврейского квартала Донати вытащил из кармана своей сутаны листок бумаги.

– Святому отцу приятно будет, если я оставлю это в Западной стене.

Они пошли следом за группой харедимов [1]1
  Наиболее консервативные сторонники иудаизма. – Здесь и далее примеч. пер.


[Закрыть]по улице Тиферет Израэль. Донати в своем черном костюме вполне мог быть частью этой группы. В конце улицы они спустились по широким каменным ступеням на площадь перед стеной. Длинная очередь стояла к посту охраны. Габриэль, пробормотав что-то женщине-полицейскому, провел Донати через металлические детекторы, и они вышли на площадь.

– Неужели вы всегда ведете себя не как обычный человек?

– Идите туда, – сказал Габриэль. – А я подожду тут.

Донати повернулся и по недосмотру направился к женской половине стены. Габриэль, тихонько поцокав, направил его в сторону, отведенную для мужчин. Донати взял кипу [2]2
  Шапочка в виде тюбетейки, которую верующие евреи надевают на голову.


[Закрыть]из корзинки для публики и кое-как надел на голову. С минуту он постоял у стены в молчаливой молитве, затем сунул скрученный листок бумаги в расщелину в рыжеватом камне.

– Что там было написано? – спросил Габриэль, когда Донати вернулся к нему.

– Мольба о мире.

– Вам следовало бы оставить ее там, – сказал Габриэль, указывая в направлении мечети Аль-Акса.

– А вы изменились, – сказал Донати. – Тот, с кем я познакомился три года назад, никогда такого бы не сказал.

– Мы все изменились, Луиджи. В этой стране нет больше лагеря мира, есть лагерь безопасности. Арафат не рассчитывал на это, когда выпускал своих подрывников-смертников.

– Арафата уже нет.

– Да, но потребуется по крайней мере целое поколение, чтобы вытравить то зло, какое он после себя оставил. – Он пожал плечами. – Кто знает? Возможно, раны второй интифады никогда не заживут.

– И значит, убийства будут продолжаться? Конечно же, вы не можете представить себе такого будущего.

– Очень даже можем, Луиджи. В этих местах всегда так было.

Они вышли из Еврейского квартала и направились к храму Гроба Господня. Габриэль остался ждать на дворе, а Донати, избавившись от неофициального палестинского гида, вошел в храм. Через десять минут он вернулся.

– К сожалению, там все общеизвестно.

Они вышли со двора и пошли по Скорбному Пути. Навстречу им шла группа американских пилигримов, ведомая монахом в коричневой сутане с красным воздушным шаром в руке. Донати это зрелище ошеломило.

– Вы продолжаете верить? – вдруг спросил его Габриэль.

Донати ответил не сразу.

– Я убежден, вы уже догадались, что моя вера – вещь сложная. Но я верю, что Римско-католическая церковь является силой, способной творить добро в мире, полном зла. И я верю в нашего папу.

– Значит, по сравнению с человеком глубоковеруюшим вы – неверующий.

– Хорошо выражено, – сказал Донати. – А как насчет вас? Вы по-прежнему верите? И верили ли когда-либо вообще?

Габриэль остановился.

– Канааниты, хиттиты, амалекиты, моабиты – никого из них уже нет. А мы почему-то все еще здесь. Потому что Господь четыре тысячи лет назад заключил договор с Авраамом? Кто может сказать?

– «Я, благословляя, благословлю тебя и, умножая, умножу семя твое, как звезды небесные и как песок на берегу моря», – процитировал Донати из Библии, двадцать второй главы Бытия.

– «И владеет семя твое городами врагов твоих», – подхватил Габриэль. – А теперь мои враги хотят вернуть себе эти города и готовы пойти на что угодно – даже пожертвовать собственными сыновьями, – лишь бы вернуть их.

Донати улыбнулся, услышав столь умную интерпретацию Библии Габриэлем.

– А мы с вами не такие уж и разные. Мы оба посвятили нашу жизнь высшим силам. В моем случае это Церковь. В вашем – ваш народ. – Он помолчал. – И ваша страна.

Они прошли дальше по Скорбному Пути в Мусульманский квартал. Когда улица погрузилась в тень, Габриэль поднял на лоб солнцезащитные очки. Торговцы-палестинцы с любопытством смотрели на него из-за своих заваленных товарами прилавков.

– Вам не страшно тут ходить?

– Все будет в порядке.

– Насколько я понимаю, вы вооружены.

Ответом Габриэля было молчание.

Донати шел, глядя вниз, на щебенку, и сосредоточенно насупясь.

– Я знаю, что Али Массуди мертв. Разумно ли считать, будто его коллеги тоже знают об этом?

– Конечно.

– А знают ли они, что в его компьютере были эти фотографии? И что компьютер попал к вам в руки?

– Возможно.

– Может это побудить их ускорить выполнение своих планов?

– Или это может заставить их отложить операцию, пока вы и итальянцы не ослабите охрану.

Они вышли через Дамасские ворота. Габриэль опустил свои очки на глаза, когда они очутились на шумном, запруженным народом рынке за стенами Старого города.

– Вам следует кое-что знать про фотографии, – сказал Донати. – Они были сняты во время всеобщей аудиенции святого отца, когда он приветствует пилигримов со всего света на площади Святого Петра.

Габриэль остановился и устремил взгляд на золотой купол храма Камня, паривший над каменными стенами.

– Всеобщая аудиенция происходит по средам, верно?

– Совершенно верно.

Габриэль посмотрел на Донати и сказал:

– А сегодня вторник.

Донати взглянул на свои часы.

– Вы могли бы отвезти меня в аэропорт? Если поспешить, то к ужину мы будем в Риме.

– Мы?

– По пути в город остановимся возле вашей квартиры, чтобы вы могли уложить сумку, – сказал Донати. – В Риме плохая погода. Не забудьте взять плащ.

Ему надо взять не только плащ, подумал Габриэль, ведя Донати по заполненному народом рынку. Ему потребуется еще и фальшивый паспорт.

Глава 4
Ватикан

Кабинет этого столь могущественного человека выглядел довольно обычно. Восточный ковер был вытертый и выцветший, а портьеры тяжелые и скучные. Когда Габриэль и Донати вошли в комнату, маленький человек в белом, сидевший за большим простым столом, внимательно смотрел на экран телевизора. Там разыгрывалась жестокая сцена: полыхал огонь и клубился дым, окровавленные люди рвали на себе волосы и рыдали над разодранными в клочья телами. Папа Павел VII, епископ Римский, главный понтифик, преемник святого Петра, нажал на кнопку дистанционного пульта, и экран погас.

– Габриэль, – произнес он. – Так приятно снова вас видеть.

Папа медленно поднялся и протянул маленькую руку – не обратив вверх кольцо рыбака, как он это делает для большинства людей, а слегка повернув ладонь. Пожатие было по-прежнему сильным, а глаза, с любовью устремленные на Габриэля, были по-прежнему ясными и полными жизни. Габриэль уже забыл, каким маленьким был Пьетро Луккези. Он вспомнил тот день, когда Луккези появился из конклава, маленький человечек, потонувший в наспех приготовленной сутане и едва видимый из-за балюстрады большой ложи собора. Комментатор итальянского телевидения обозвал его Пьетро Невероятным. Кардинал Марко Бриндизи, реакционный министр иностранных дел, считавший, что это онвыйдет из конклава в белом одеянии, ядовито назвал Луккези Случайным папой Первым.

В памяти Габриэля, однако, запечатлелся другой образ Пьетро Луккези, и Габриэль всегда будет вспоминать его таким, каким он был, когда стоял на возвышении Большой римской синагоги и произносил слова, каких ни один папа до него не говорил. «В этих прегрешениях – и других, о которых скоро станет известно, – мы признаёмся и просим у вас прошения. Нет слов для описания глубины нашего огорчения. В час тяжелейших испытаний, когда солдаты нацистской Германии вытаскивали вас из ваших домов на улицы, окружающие эту синагогу, вы взывали о помощи, но ваши мольбы были встречены молчанием. И поэтому сегодня, моля о прощении, я поступлю так же. Сделаю это молча…»

Папа вернулся на свое место и посмотрел на экран телевизора, словно там еще можно было увидеть увечья.

– Я предупреждал, чтобы он этого не делал, но он не послушал меня. А теперь он хочет ехать в Европу латать заборы, которыми отгородились от него бывшие союзники. Я желаю ему добра, но шансы на успех, по-моему, у него мизерные.

Габриэль взглянул на Донати в поисках разъяснения.

– Белый дом поставил нас вчера в известность, что президент приедет к нам в начале будущего года в ходе поездки по европейским столицам. Президент надеется, что создаст более теплый, менее конфронтационный климат и немного подправит урон, нанесенный решением начать войну в Ираке.

– Я решительно выступал против этой войны, – сказал папа.

– А он будет в Ватикане? – спросил Габриэль.

– Он будет в Риме – это мы знаем. Белый дом пока не сообщил нам, захочет ли президент получить аудиенцию у святого отца. Мы ожидаем, что такая просьба вскоре поступит.

– Он и мысли не допускает, чтобы приехать в Рим и не побывать в Ватикане, – сказал папа. – Консервативные католики составляют важную часть его избирателей. Он захочет иметь фотографию и услышать несколько добрых слов от меня. Фотографию он получит. А вот насчет добрых слов… – Папа умолк. – Боюсь, ему придется ждать их от кого-то другого.

Донати жестом дал понять Габриэлю, чтобы он сел, и сам опустился на стул рядом с ним.

– Президент ценит разговор напрямую, как любят говорить наши американские друзья. Он выслушает то, что вы ему скажете, ваше святейшество.

– Ему следовало послушать меня в первый раз. Я очень ясно дал ему понять, когда он приезжал в Ватикан до войны, что, как я считаю, он ступает на гибельный путь. Я сказал ему, что война неоправданна, так как неминуемой угрозы Америке и ее союзникам не существует. Я сказал ему, что он не использовал все до последнего способы избежать конфликта и что заниматься этой проблемой должны не Соединенные Штаты, а Объединенные Нации. Но я оставил мой пыл для последнего довода против войны. Я сказал президенту, что Америка быстро одержит победу на поле боя. «Вы могущественная держава, – сказал я, – а ваш противник слаб». Но я предсказал также, что Америке в течение многих лет после войны придется иметь дело с бурными волнениями. Я предупредил его, что, пытаясь разрешить один кризис с помощью силы, он лишь создаст другой, более опасный; что мусульманский мир увидит в этой войне новый Крестовый поход белых христиан; что терроризм нельзя победить с помощью терроризма, а лишь с помощью социальной и экономической справедливости.

Окончив пастырское наставление, папа оглядел свою маленькую аудиторию, желая выяснить ее реакцию. Его глаза несколько раз перебегали с одного на другого, пока не остановились на Габриэле.

– Что-то подсказывает мне, что вы хотите оспорить кое-что из мною сказанного.

– Вы очень красноречивы, ваше святейшество.

– Вы здесь в своей семье, Габриэль. Говорите, что у вас на уме.

– Силы радикального ислама объявили войну нам – Америке, Западу, христианству, Израилю. По Божьему и человеческим законам мы имеем право – даже моральную обязанность – противостоять этому.

– Противостоять террористам, пользуясь справедливостью и удобным случаем, а не с помощью насилия и кровопролития. Когда государственные деятели прибегают к насилию, человечество от этого страдает.

– Вы как будто считаете, что проблема терроризма и радикального ислама была бы ликвидирована, если бы они были больше похожи на нас… если бы бедность, неграмотность и тирания не преобладали в мусульманском мире, молодые люди не жаждали бы жертвовать жизнью ради того, чтобы калечить и убивать других. Но они видят, как мы живем, и не хотят этого. Они видят нашу демократию и отбрасывают ее. Они рассматривают демократию как религию, противоречащую основным догматам ислама, и поэтому они противостоят ей со священной яростью. Как мы можем принести правосудие и процветание этим людям, исповедующим ислам, когда они верят только в смерть?

– Мы, конечно, не сможем навязать им это под дулом ружья белого человека.

– Согласен, ваше святейшество. Только когда ислам будет реформирован, в арабском мире наступит социальная справедливость и подлинное процветание. А до тех пор мы не можем сидеть сложа руки, в то время как джихадисты планируют наше уничтожение. Это, ваше святейшество, тоже аморально.

Папа встал из-за стола и распахнул большое окно, выходящее на площадь Святого Петра. Спустилась ночь. Рим шевелился под его ногами.

– Я был прав насчет войны, Габриэль, и я прав относительно будущего, ожидающего всех нас – мусульман, христиан и евреев, – если мы не изберем другого пути. Но кто меня послушает? Я всего лишь старик в сутане, живущий в золоченой клетке. Даже мои прихожане не слушают больше меня. В Европе мы живем так, будто Бога не существует. Нашей единственной религией теперь стал антиамериканизм. – И повернувшись, посмотрел на Габриэля. – И антисемитизм.

Габриэль молчал.

Папа произнес:

– Как сказал мне Луиджи, вы обнаружили существование заговора против моей жизни. Еще одного заговора, – добавил он с печальной улыбкой.

– Боюсь, что это так.

– Ну не ирония ли судьбы? Я старался предотвратить войну в Ираке. Я старался создать мост между христианами и мусульманами, и однако же именно меня они хотят убить. – Папа посмотрел в окно. – Возможно, я ошибался. Возможно, они вовсе не хотят никакого моста.

В большинстве случаев папа Павел VII и Донати обедали вечером вдвоем в личных апартаментах папы с одним-двумя приглашенными для компании. Донати склонен был поддерживать намеренно легкую и свободную беседу, и разговор обычно ограничивался пересудами происшествий в курии, что папа втайне любил обсуждать. Однако в этот вечер атмосфера в папской столовой решительно отличалась от обычной. Наспех подобранный список приглашенных состоял не из старых друзей, а из людей, отвечающих за охрану жизни понтифика: полковник Карл Брюннер, начальник швейцарской гвардии понтифика, генерал карабинеров Карло Маркезе и Мартино Беллано, заместитель начальника итальянской службы безопасности.

Габриэль послал по кругу фотографии и на своем итальянском с венецианским акцентом сообщил нужные сведения. Его сообщение было менее подробным, чем утреннее Донати в Иерусалиме, и имя Али Массуди не было произнесено. Тем не менее его тон оставлял очень мало сомнений в том, что израильская разведка считала угрозу реальной и что требовалось принять меры, чтобы обезопасить понтифика и территорию Святого престола. Когда он закончил свое выступление, лица отвечающих за безопасность были мрачны, но видимой паники не было. Они уже неоднократно проходили через это и вместе создали автоматически вводимые в действие процедуры, увеличивавшие, когда это было необходимо, безопасность Ватикана и святого отца. И сейчас трое мужчин перечислили эти процедуры, а Габриэль слушал их. Во время паузы он старательно откашлялся.

– Вы хотите что-то предложить? – спросил Донати.

– Быть может, было бы разумно перенести завтрашнюю церемонию в помещение – в папский зал аудиенций.

– Святой отец объявляет завтра о причислении к лику блаженных португальской монахини, – сказал Донати. – Мы ожидаем несколько тысяч португальских пилигримов – помимо остальных. Если мы перенесем церемонию в зал, многие не смогут присутствовать.

– Лучше отказать в присутствии нескольким пилигримам, чем без надобности подвергать опасности святого отца.

Папа посмотрел на Габриэля:

– У вас есть достоверные доказательства, что террористы собираются нанести удар именно завтра?

– Нет, ваше святейшество. Оперативная разведка такого рода крайне затруднена.

– Ну а если мы перенесем аудиенцию в зал и откажем добрым людям в присутствии на ней, тогда террористы победят, верно ведь?

– Иногда лучше дать противнику возможность одержать небольшую победу, чем пострадать самому от гибельного поражения.

– Ваш народ славится тем, что живет нормально, несмотря на террористические угрозы.

– Мы по-прежнему принимаем разумные меры предосторожности, – сказал Габриэль. – Например, ни в одно публичное место в нашей стране нельзя войти, пока тебя не обыщут.

– Так обыщите пилигримов и примите другие разумные меры предосторожности, – сказал папа, – но завтра днем я буду на площади Святого Петра, где и должен быть. И это уж ваша забота обеспечить, чтобы ничего не случилось.

Только что пробило десять часов, когда Донати проводил Габриэля вниз по лестнице, которая вела из Папского дворца на виа Бельведере. Спускался легкий туман. Габриэль застегнул пиджак и перекинул через плечо мешок с ночными принадлежностями. Донати же был без пальто и, казалось, не замечал непогоды. Взгляд его не отрывался от мощенного камнем тротуара, когда они шли мимо ватиканской центральной почты к воротам Святой Анны.

– Вы уверены, что я не могу вас подвезти?

– До сегодняшнего утра я считал, что мне никогда не разрешат снова сюда приехать. Так что я уж использую возможность пройтись пешком.

– Если итальянская полиция арестует вас прежде, чем вы дойдете до своей квартиры, скажите им, чтобы они позвонили мне. Его святейшество поручится за то, что вы хороший человек. – Они сделали несколько шагов молча. – Почему вы не вернетесь сюда совсем?

– В Италию? Боюсь, у Шамрона другие планы относительно меня.

– Нам не хватает вас, – сказал Донати. – И Тьеполо тоже не хватает.

Франческо Тьеполо был владельцем самой успешной реставрационной фирмы в Венеции. Габриэль реставрировал для него две самые знаменитые алтарные иконы Беллини. «Почти две», – подумал он. Тьеполо пришлось заканчивать алтарную икону Сан-Джованни Кризостомо Беллини, после того как Габриэль бежал из Венеции.

– Что-то подсказывает мне, что Тьеполо проживет и без меня.

– А Кьяра?

Габриэль мрачным молчанием дал понять, что не желает обсуждать с личным министром иностранных дел папы состояние своих запутанных любовных дел. Донати находчиво переключился на другую тему.

– Мне жаль, если вам показалось, что святой отец поставил вас в трудное положение. Боюсь, он утратил присущую ему ранее снисходительность. Это случается со всеми после нескольких лет пребывания в таком сане. Когда ты считаешь себя викарием Христа, трудно не стать в какой-то мере повелителем.

– Он все такой же мягкий человек, с каким я познакомился три года назад, Луиджи. Только стал чуть старше.

– Он не был молодым и когда получил этот пост. Кардиналы хотели иметь папу, который исполнял бы свои обязанности и занимал бы трон святого Петра, пока реформаторы и реакционеры не уладили бы свои разногласия. А мой повелитель, как вам хорошо известно, никогда не намеревался быть лишь исполняющим обязанности. Он хочет многое совершить до своей смерти – такое, что не обязательно понравится реакционерам. Я, безусловно, не хочу, чтобы его папство оборвалось.

– Как и я.

– Вот почему вы идеально подходите для того, чтобы быть завтра рядом с ним во время всеобщей аудиенции.

– Швейцарская гвардия и их помощники карабинеры вполне способны оберечь вашего повелителя.

– Они отлично справляются, но им еще ни разу не приходилось отражать атаку террористов.

– Немногим пришлось, – сказал Габриэль. – И обычно они не выживают, чтобы рассказать об этом.

Донати взглянул на Габриэля.

– А вы выжили, – сказал он. – Вы видели террористов вблизи. И вы видели глаза человека, готового нажать на кнопку детонатора.

Они остановились в нескольких ярдах от ворот Святой Анны. Слева от них была круглая, цвета масла церковь Святой Анны, приходская церковь Ватикана, а справа – вход в бараки швейцарской гвардии. Один из гвардейцев стоял на часах у ворот в простой синей ночной форме.

– Чего вы от меня хотите, Луиджи?

– Я отдаю все в ваши умелые руки. Будьте всеобщей докукой. И если обнаружите проблему – действуйте.

– От чьего имени?

– Моего, – решительно произнес Донати. Он сунул руку в карман сутаны и достал ламинированную карточку, которую протянул Габриэлю. Это было ватиканское удостоверение личности с отметками службы безопасности. – Это допуск по всему Ватикану – за исключением, конечно, секретных архивов. Боюсь, мы не можем позволить вам копаться в них.

– Я там уже копался, – сказал Габриэль, положил удостоверение в карман пиджака и вышел на улицу.

Донати постоял у ворот Святой Анны, пока Габриэль не исчез в темноте, а потом повернулся и направился назад, во дворец. И лишь позже осознал, что бормотал про себя «Славься, Мария».

Габриэль по мосту Умберто пересек Тибр. На противоположном берегу он свернул налево и направился к площади Испании. Там никого не было, и лестница в свете фонарей блестела так, словно была из полированного дерева. На двадцать восьмой ступени сидела девушка. Волосы у нее были как у Кьяры, и на мгновение Габриэль подумал, что это она. Но, поднявшись выше, он увидел, что это всего лишь Нурит, неприветливый курьер Римской резидентуры. Она дала ему ключ от конспиративной квартиры и сказала на иврите, что за банками супа в кладовке он найдет заряженную «беретту» и запасную обойму.

Он взбежал по оставшимся ступеням к церкви Тринита-деи-Монти. Многоквартирный дом находился меньше чем в пятидесяти ярдах от церкви, на виа Грегориана. В квартире было две спальни и маленькая терраса. Габриэль достал из кладовки «беретту» и прошел в большую из двух спален. Телефон, как и все аппараты в конспиративных квартирах, не звонил – на аппарате загоралась красная лампочка, оповещая о поступившем звонке. Габриэль лег на кровать, не снимая одежды, и, сняв трубку, набрал номер в Венеции. Женский голос спросил по-итальянски: «В чем дело?» Не получив ответа, женщина ругнулась и бросила трубку на рычаг с такой силой, что Габриэль отдернул свою от уха, а затем осторожно положил на рычаг.

Он снял одежду и положил голову на подушку, однако, уже засыпая, увидел, как комнату осветила вспышка молнии. Инстинктивно он стал подсчитывать, насколько близок был удар. И увидел тощего черноволосого мальчика с глазами зелеными, как изумруды, бегущего за грозой среди холмов Назарета. Удар грома раздался, прежде чем он успел досчитать до четырех. От него задрожало здание.

За ним последовали новые удары, и дождь забарабанил по окну спальни. Габриэль пытался заснуть и не мог. Он включил лампу у кровати, раскрыл папку с фотографиями из компьютера Али Массуди и стал медленно изучать их, запоминая каждый снимок. Час спустя он выключил свет и мысленно снова просмотрел снимки. Молния вспыхнула над колокольней церкви. Габриэль закрыл глаза и стал считать.