Текст книги "Посланник"

Автор книги: Дэниел Силва

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)

Глава 19
Лондон

Операция началась на другое утро, когда Джулиан Ишервуд, известный торговец искусством в Лондоне, позвонил по телефону в район Найтсбридж, где обитал Эндрю Мэлон, особый советник Зизи аль-Бакари по искусству. На звонок ответила сонная женщина, сообщившая Ишервуду, что Мэлона нет в стране.

– Сбежал от правосудия? – спросил Ишервуд, желая разрядить неловкую ситуацию.

– Попытайтесь позвонить ему по мобильнику, – сказала женщина и с треском опустила трубку на рычаг.

По счастью, Ишервуд знал номер. Он тотчас его набрал и, следуя указанию, оставил краткое сообщение. Большая часть дня прошла, прежде чем Мэлон потрудился отзвонить.

– Я в Риме, – произнес он. – Кое-что крупное. Очень крупное.

– Ничего удивительного, Эндрю. Вы ведь занимаетесь только крупными вещами.

Мэлон поспешил отмахнуться от попытки Ишервуда польстить ему.

– Боюсь, в моем распоряжении один миг, – сказал он. – Чем могу быть полезен, Джули?

– По-моему, у меня кое-что есть для вас. Собственно, кое-что для вашего клиента.

– Моего клиента не интересуют Старые мастера.

– То, что у меня есть для вашего клиента, не имеет отношения к Старым мастерам. Это постимпрессионист. И не просто какой-то постимпрессионист, если вам ясно, куда я клоню. Это нечто особое, Эндрю. Нечто такое, об обладании которым лишь горстка коллекционеров может мечтать, и ваш клиент – один из них. Я предлагаю вам первому взглянуть на это, Эндрю, – исключительноеправо первого просмотра. Интересуетесь или мне заняться делом с кем-то другим?

– Расскажите побольше, Джули.

– Извините, дорогой, но такие вещи не обсуждают по телефону. Как насчет того, чтобы встретиться завтра за ленчем? Я приглашаю.

– Завтра я лечу в Токио. Там у одного коллекционера есть Монэ, которого хочет мой клиент.

– В таком случае как насчет послезавтра?

– Это день, когда я прихожу в себя после перелета. Встретимся в четверг, хорошо?

– Вы не пожалеете, Эн.

– Сожалениями мы живем. Ciao, [10]10
  Пока (ит.).


[Закрыть]Джули.

Ишервуд повесил телефонную трубку и взглянул на широкоплечего соломенного блондина, сидевшего по другую сторону стола.

– Отлично прошло, – сказал Навот. – Только в следующий раз пусть Зизи покупает ленч.

Габриэль не удивился тому, что Эндрю Мэлон находится в Риме, поскольку почти неделю за ним велось электронное и физическое наблюдение. Он отправился в Вечный город, чтобы приобрести некую скульптуру Дега, на которую Зизи уже некоторое время назад положил глаз, но вернулся оттуда в понедельник вечером ни с чем и проследовал в Токио. Анонимный коллекционер, которого Мэлон надеялся избавить от Монэ, был не кто иной, как знаменитый промышленник Морито Ватанабе. Судя по пораженческому выражению лица Мэлона, когда он выходил из квартиры Ватанабе, Габриэль пришел к выводу, что переговоры ничего хорошего не дали. Вечером Мэлон позвонил Ишервуду и сказал, что пробудет в Токио на день дольше, чем предполагал. «Боюсь, нам придется отложить наш маленький междусобойчик, – сказал он. – Можем мы встретиться на будущей неделе?» Габриэлю не терпелось запустить дело, и он дал указание Ишервуду держаться намеченной линии, поэтому встреча была отложена всего на один день – с четверга на пятницу, – правда, Ишервуд согласился встретиться за поздним ленчем, чтобы Мэлон мог хоть несколько часов поспать в своей постели. Мэлон действительно пробыл в Токио лишний день, но токийская резидентура не зафиксировала никаких дальнейших его контактов с самим Ватанабе или с кем-либо из его агентов. Он вернулся в Лондон в четверг поздно вечером и выглядел, по словам Эли Лавона, как мертвец в костюме с Сэвил-Роу. На другой день, в три тридцать, «мертвец» вполз в дверь ресторана «У Грина» на Дьюк-стрит и направился к столику в тихом уголке, где его уже ждал Ишервуд. Он налил Мэлону белого бургундского.

– Вот что, Джули, – сказал Мэлон. – Прекратим болтовню, ладно? Что спрятано у вас в рукаве? И благодаря кому, черт побери, это там оказалось? Будем здоровы!

Полтора часа спустя Кьяра ждала, когда Ишервуд, подкрепившись за счет Габриэля двумя бутылками превосходного белого бургундского, поднимется, спотыкаясь, по лестнице, крытой новым ковром. Она направила его налево, в помещение, принадлежавшее ранее бюро путешествий, где его ждал один из невиотов Габриэля, сидевший на прослушке. Ишервуд снял пиджак и расстегнул рубашку – под ней оказалось маленькое записывающее устройство, прилепленное к его груди эластичным поясом.

– Обычно я не занимаюсь подобными вещами в первую встречу, – сказал он.

Невиот снял с него записывающее устройство и улыбнулся.

– Омар был в порядке?

– Немного жестковат, но в общем отличный.

– Вы хорошо сработали, мистер Ишервуд. Очень хорошо.

– Я подозреваю, что в последний раз занимаюсь подобным делом. Теперь будем надеяться, меня с треском не вышвырнут на покой.

* * *

Запись можно было переслать по надежному каналу, но Габриэль – как и Адриан Картер – в некоторых вещах держался старой практики и настоял на том, чтобы запись была переведена на диск и отправлена с нарочным в конспиративный дом в Суррее. В результате она прибыла только после восьми. Габриэль вложил диск в компьютер в гостиной и нажал кнопку «Воспроизведение». Дина растянулась на диване. Иаков сел в кресло, поставил локти на колени и, пригнувшись, уперся подбородком в руки с таким видом, словно ждал известий с фронта. Римона занималась стряпней – была ее очередь. Когда Эндрю Мэлон заговорил, она крикнула из кухни Габриэлю, чтобы он увеличил громкость – она ведь тоже хочет послушать.

– Вы что, принимаете меня за дурака, Джулиан?

– Эта вещь настоящая, Эндрю. Я видел ее собственными глазами.

– У вас есть фотография?

– Я не получил на это разрешения.

– А кто владелец?

– Владелец желает остаться анонимным.

– Да, конечно, но кто же это, черт побери, Джулиан?

– Я не могу выдать имя владельца. И точка. Конец дискуссии. Она доверила мне быть в этом деле ее представителем, и больше ничего.

– Она? Так владелец – женщина?

– Картина на протяжении трех поколений находилась в этой семье. В данное время она в руках женщины.

– Что это за семья, Джулиан? Пощекочите меня.

– Французская семья, Эндрю. Больше вы от меня ничего не узнаете.

– Боюсь, ничего не выйдет, Джулиан. Вы должны дать мне что-то такое, на что я могу повесить шляпу. Я не могу прийти к Зизи с пустыми руками. Зизи раздражается, когда такое бывает. Если вы хотите, чтоб Зизи участвовал в игре, вы должны играть по правилам Зизи.

– Меня не запугаешь, Эндрю. Я обратился к вам, желая оказать любезность. Откровенно говоря, плевал я на правила Зизи. По правде, мне вовсе не нужен Зизи. Если я пущу по улице слух, что сижу на неизвестном Ван Гоге, каждый крупный коллекционер и музей мира станет стучаться в мою дверь и швырять мне деньги. Постарайтесь, пожалуйста, это запомнить.

– Извините меня, Джули. У меня была тяжелая неделя. Давайте начнем сначала, хорошо?

– Хорошо, давайте.

– Могу я задать два-три безобидных вопроса?

– Это зависит от того, насколько они безобидны.

– Начнем с наиболее легкого. Где находится сейчас картина? Во Франции или в Англии?

– Здесь, в Лондоне.

– В вашей галерее?

– Пока еще нет.

– О какой картине мы говорим? Это пейзаж, натюрморт? Портрет?

– Портрет.

– Автопортрет?

– Нет.

– Мужской или женский?

– Женский.

– Значит, особа мечтательная. Ранний или поздний?

– Очень поздний.

– Написанный в Сен-Реми? В Овере?

– Последнее, Эндрю. Он был написан в последние дни его жизни в Овере.

– Вы не прицепились к неизвестному портрету Маргариты Гаше, нет, Джулиан?

– Может, стоит все-таки взглянуть на меню.

– Да плевал я на меню, Джулиан. Ответьте на мой вопрос: вы прицепились к неизвестному портрету Маргариты?

– Я рассказал вам о нем столько, сколько могу, Эндрю. И точка. Если вы хотите знать, что это такое, вам надо посмотреть на него самому.

– Вы предлагаете мне просмотр?

– Я предлагаю вашему человеку посмотреть, а не вам.

– Это легче сказать, чем сделать. Мой человек занят тем, что кружит по свету.

– Я готов предложить вам и Зизи исключительное право на просмотр в течение семидесяти двух часов. После этого я должен открыть портрет на обозрение другим коллекционерам.

– Плохое решение, Джулиан. Мой человек не любит ультиматумы.

– Это не ультиматум, просто бизнес. Он поймет.

– А о какой цене идет речь?

– Восемьдесят пять миллионов.

– Восемьдесят пять миллионов? В таком случае вам действительно нужен Зизи. Видите ли, с деньгами в данный момент плоховато, верно? Я что-то не могу припомнить, когда в последний раз кто-нибудь выложил восемьдесят пять миллионов за что-либо. А вы можете, Джулиан?

– Эта картина стоит всю сумму до последнего пенни.

– Если это то, о чем вы говорите, и если картина в идеальном состоянии, я добуду вам эти восемьдесят пять миллионов очень быстро. Видите ли, мой человек искал что-нибудь этакое уже очень давно. Впрочем, вам это известно, верно, Джулиан? Потому-то вы и обратились прежде всего ко мне. Вы знали, что мы можем завершить сделку за один день. Никаких аукционов. Никакой прессы. Никаких назойливых вопросов о вашей тихой маленькой француженке, которая желает остаться анонимной. Я для вас та гусыня, что кладет золотые яйца, и вы уж дайте в таком случае гусыне то, что ей положено.

– О чем вы, черт побери, говорите, Эндрю?

– Вы отлично знаете, о чем я говорю.

– Может, я сегодня что-то медленно соображаю. Не возражаете пояснить для меня?

– Я говорю о деньгах, Джулиан. Я говорю об очень маленьком куске очень большого пирога.

– Вы хотите, чтобы вам отрезали кусочек от акции, как любят говорить американцы?

– Давайте оставим американцев в покое, хорошо? Мой человек в данный момент не слишком обожает американцев.

– Так о каком куске пирога мы говорим, Эндрю?

– Предположим – просто для начала аргументации, – что ваши комиссионные от продажи составят десять процентов. Это значит, что вы получите восемь с половиной миллионов долларов, проработав всего один день. Я прошу десять процентов от ваших десяти процентов. Собственно, не прошу – требую. И вы мне их выплатите, потому что таковы правила игры.

– Как мне подсказывает моя слабая память, вы работаете у Зизи аль-Бакари единичным консультантом по искусству. Зизи платит вам фантастическое жалованье. Собственно, вы практически живете за счет Зизи. И проводите большую часть свободного времени, отдыхая в домах, принадлежащих Зизи. Он пошел на это, с тем чтобы на ваши рекомендации не влияли другие обделываемые вами дела. Но вы играете на обеих сторонах улицы, верно, Эндрю? Как давно это продолжается? Сколько вы за это время положили в карман? Сколько денег Зизи вы сумели упрятать?

– Речь идет не о деньгах Зизи. Это мои деньги. И чего Зизи не знает, не причинит ему боли.

– А если он это выяснит? Он бросит вас в Пустом квартале и предоставит стервятникам обгладывать ваши кости.

– Совершенно верно, дружок. Поэтому вы никогда и словом не обмолвитесь об этом Зизи. Я предлагаю вам семь с половиной миллионов за работу, которая потребует у вас полдня. Неплохо, Джули. Соглашайтесь. Давайте разбогатеем вместе, хорошо?

Габриэль остановил запись, перекрутил пленку и снова проиграл последнюю часть.

– Но вы играете на обеих сторонах улицы, верно, Эндрю? Как давно это продолжается? Сколько вы за это время положили в карман? Сколько денег Зизи вы сумели упрятать?

– Речь идет не о деньгах Зизи. Это мои деньги. И чего Зизи не знает, не причинит ему боли.

– А если он это выяснит? Он бросит вас в Пустом квартале и предоставит стервятникам обгладывать ваши кости.

– Совершенно верно, дружок. Поэтому вы никогда и словом не обмолвитесь об этом Зизи.

Габриэль закрыл папку и вынул диск из компьютера.

– Мистер Мэлон был очень плохим мальчиком, – заметил Иаков.

– Да, – отозвался Габриэль, но, правда, он уже какое-то время знал это.

– А вы не думаете, что кто-то должен рассказать об этом Зизи? – спросила Дина. – Это было бы только правильно.

– Да, – кивнул Габриэль, кладя диск в карман. – Кто-то должен. Но не сейчас.

Это произошло в течение самых долгих семидесяти двух часов, какие когда-либо выпадали кому-либо из них. За день было несколько лженачинаний и лжеобещаний, давались обязательства и нарушались. Мэлон запугивал, а в следующую минуту начинал умолять.

– Зизи занят, – сказал он поздно вечером в субботу. – У Зизи чрезвычайно важное дело. Сегодня Зизи летит в Дели, а завтра – в Сингапур. Он никак не сможет быть в Лондоне до середины недели.

Ишервуд твердо стоял на своем. Срок предоставленному Зизи исключительному праву покупки истекает в понедельник, в пять часов пополудни, – сказал он. После этого Зизи придется сражаться за картину с другими покупателями.

В воскресенье поздно вечером Мэлон позвонил с огорчительным известием, что Зизи берет перерыв. Габриэля это ничуть не обеспокоило, так как в тот же день команда невиотов, сидевшая в «Бюро путешествий Арчер», заприметила хорошо одетого араба лет тридцати с небольшим, явно обследовавшего Мэйсонс-Ярд. Лавон, посмотрев фотографии, сделанные наблюдателями, узнал в этом человеке Джафара Шаруки, бывшего национального гвардейца Саудовской Аравии, служившего у Зизи в качестве передовой охраны.

– Он приедет, – сказал Лавон. – Зизи всегда любит разыгрывать недоступность.

Ожидаемый ими звонок поступил на другое утро, в 10.22. Звонил Эндрю Мэлон. Зизи находится на пути в Лондон, сказал он. Зизи будет в галерее Ишервуда в 16.30.

– Зизи придерживается ряда правил, – сказал Мэлон, прежде чем повесить трубку. – Никакого алкоголя и сигарет. И позаботьтесь, чтобы ваши девицы выглядели должным образом. Зизи любит хорошеньких девушек, но не любит, когда они вызывающе одеты. Он человек религиозный, наш Зизи. Его легко оскорбить.

Глава 20
Лондон

Первой прибыла «Маргарита Гаше». Она приехала в глубине фургона без каких-либо надписей, за рулем которого сидел bodel [11]11
  Низкоразрядный курьер (ивр.).


[Закрыть]из лондонской резидентуры, и по надежному грузовому отсеку была спущена в «Изящное искусство Ишервуда». За доставкой проследили двое из охранников Вазира бин Талаля, сидевшие в машине, припаркованной на Дьюк-стрит, и Джафар Шаруки, рекогносцировщик Зизи, лакомившийся рыбой с жареным картофелем в закусочной рядом с галереей Ишервуда. Подтверждение, что картина благополучно перевезена, поступило в конспиративный дом в Суррее в 15.18 в виде надежного электронного письма от команды невиотов. Сообщение приняла Дина и прочитала его Габриэлю, медленно расхаживавшему по вытертому ковру гостиной. Он на секунду приостановился, склонив к плечу голову, словно слушал далекую музыку, потом возобновил свое неспокойное хождение.

Он чувствовал себя таким же беспомощным, как драматург в день премьеры. Он создал персонажи, вложил в их уста текст и мог теперь видеть их на приготовленной им сцене. Он видел Ишервуда в костюме в тоненькую полоску и красном галстуке на счастье, мечтающего о бокале вина и теребящего ноготь указательного пальца на левой руке, чтобы разрядить напряжение. И Кьяру, сидящую за блестящим новым столом в приемной, с зачесанными назад волосами и скромно скрещенными длинными ногами. И Сару в черном шанелевом костюме, купленном в «Хэрродс» за две недели до события, расположившуюся на диване в верхнем демонстрационном зале, устремив взгляд на Маргариту Гаше и думая о чудовище, которое через два часа поднимется к ней на лифте. Если бы Габриэль мог переписать чью-либо роль, он переписал бы роль Сары. Но сейчас для этого было слишком поздно. Занавес вот-вот поднимется.

Так что драматург мог теперь лишь мерить шагами гостиную конспиративного дома и ждать свежей информации. В 15.04 «Боинг-747» мистера Бейкера был замечен на медленном подходе к аэропорту Хитроу – «мистер Бейкер» было кодовым именем Зизи аль-Бакари. В 15.32 пришло сообщение, что мистер Бейкер и его окружение прошли таможню VIP. В 15.45 видели, как они сели в лимузины, а в 15.52 эти лимузины пытались поставить рекорд скорости на шоссе А4. В 16.09 консультант мистера Бейкера по искусству, которому они дали кличку Марлоу, позвонил Ишервуду из машины и сказал, что они запаздывают на несколько минут. Это оказалось, однако, не совсем так, потому что эта же мотоколонна была замечена в 16.27, когда сворачивала с Пиккадилли на Дьюк-стрит.

За этим последовал первый сбой за день, но, по счастью, по вине Зизи. Это случилось, когда первый лимузин попытался въехать в узкий проем с Дьюк-стрит на Мэйсонс-Ярд. Через минуту шофер решил, что машины слишком широки для проезда. Шаруки, рекогносцировщик, не потрудился произвести измерения. И Габриэль получил последнее сообщение от команды невиотов, что мистер Бейкер, президент и исполнительный директор «Джихад инкорпорейтед», выходит из машины и направляется в галерею.

Но Сара не ждала в демонстрационном зале наверху. Она в этот момент находилась этажом ниже, в кабинете, который делила с Габриэлем, и смотрела на своего рода фарс, происходивший в проезде. Это было ее первым непослушанием. Габриэль хотел, чтобы она оставалась наверху и появилась бы в последний момент возле «Маргариты». Она послушалась бы, если бы не увидела своими глазами Зизи. Она изучала его лицо в вырезках из журналов, сделанных Иосси, и запомнила его голос, звучавший на видео. Но вырезки и видео несравнимы с реальностью. Вот она и стояла там вопреки указаниям Габриэля и смотрела, как Зизи и его окружение шли цепочкой по проходу в темный двор.

Первым шел Рафик аль-Камаль, начальник личной охраны Зизи. Он был крупнее, чем казался на фотографиях, но двигался, как если бы был вдвое легче. На нем не было пальто, так как пальто помешало бы быстро вытащить оружие. Не было у него и совести, как сказал ей Эли Лавон. Он быстро оглядел двор, словно разведчик, затем повернулся и по старинке махнул рукой, чтобы остальные шли за ним.

Затем появились две очень хорошенькие девушки с длинными черными волосами и в длинных пальто – они шли, раздосадованные тем, что надо было пройти сто футов от застрявших машин до галереи. Та, что шла слева, была Рахима Хамза, дочь Дауда Хамзы, окончившего Стэнфорд ливанца, который слыл подлинным финансовым гением, поддерживавшим «ААБ-холдинг». Сам Хамза плелся за девушками с мобильным телефоном, прижатым к уху.

После Хамзы шел герр Манфред Верли, швейцарский банкир, ведавший деньгами Зизи. Рядом с Верли был мальчик, а позади мальчика две еще более красивые женщины: одна блондинка, другая – с короткими волосами песочного цвета. Когда мальчик вдруг устремился через двор в другом направлении, его как пантера схватил Жан-Мишель, французский кикбоксер, а ныне – личный тренер Зизи и второй охранник.

Следующими шли Абдул-Джалиль и Абдул-Хаким, обученные в Америке адвокаты. Иосси врезался в перечисления, презрительно заметив, что Зизи выбрал себе адвокатов, чьи имена означают «Слуга Великого» и «Слуга Мудрого». После адвокатов шел Мансур, начальник поездок Зизи, затем Хассан, начальник связи, затем Эндрю Мэлон, который скоро станет бывшим исключительным консультантом Зизи по искусству. И наконец, зажатый между Вазиром бин Талалем и Джафаром Шаруки, – сам Зизи.

Сара отвернулась от окна, под бдительным взглядом Кьяры вошла в крошечный лифт и нажала кнопку верхнего этажа. Мгновение спустя лифт доставил ее в верхний демонстрационный зал, в центре которого на царственном мольберте стоял, словно мусульманка под чадрой, Ван Гог. Снизу до слуха Сары донеслись тяжелые шаги охранника Рафика, поднимавшегося по лестнице.

«Вы не должны думать о нем как о террористе, – сказал ей Габриэль. – Не должны задаваться вопросом, не его ли деньги поступили в карман Марвана аль-Шеххи или кого-либо из террористов, погубивших Бена. Вы должны думать о нем как о чрезвычайно богатом и могущественном человеке. Не флиртуйте с ним. Не пытайтесь его соблазнить. Считайте, что вы пришли на собеседование для работы. Вы не должны ложиться с ним в постель. Вы будете работать на него. И как бы вы ни вели себя, не пытайтесь давать Зизи советы. Вы провалите продажу».

Она повернулась и посмотрела на свое отражение в двери лифта. Отлично. Она была все той же Сарой Бэнкрофт, только в другом варианте. Она оправила перед костюма от Шанель – не для Зизи, сказала она себе, а для Габриэля – и впервые услышала снизу голос чудовища.

– Добрый день, мистер Ишервуд, – сказал президент и исполнительный директор «Джихад инкорпорейтед». – Я Абдула Азиз аль-Бакари. Эндрю сказал, что у вас есть для меня картина.

Из первой кабины лифта выгрузились только охранники. Рафик нырнул в зал и беззастенчиво прощупал его глазами, тогда как Шаруки заглянул под диван, а Жан-Мишель, кикбоксер, обошел зал по периметру на цыпочках, точно балетный танцовщик. Следующая кабина привезла Мэлона с Ишервудом, осчастливленных присутствием Нади и Рахимы. Зизи приехал в третьей, всего лишь с верным бин Талалем для компании. Темный, сшитый вручную костюм изящно сидел на нем, скрывая грузную фигуру. Борода его была тщательно подстрижена, как и далеко отступившие ото лба седеющие волосы. Живые глаза все время перемещались. Они тотчас остановились на единственном человеке в зале, чьей фамилии он не знал.

«Не пытайтесь представляться, Сара. Не смотрите ему в глаза. Если и должен быть сделан какой-то жест, пусть его сделает Зизи».

Сара опустила глаза на свои туфли. Дверцы кабины снова раскрылись, на этот раз высаживая Абдула и Абдула, слуг великого мудреца, а также герра Верли, швейцарского денежного мешка. Сара посмотрела, как они вошли в зал, затем бросила взгляд на Зизи и увидела, что он по-прежнему смотрит на нее.

– Извините, мистер аль-Бакари, – сказал Ишервуд. – Мои манеры сегодня просто ужасны. Это Сара Бэнкрофт, наш помощник директора. Это благодаря Саре мы все находимся здесь сегодня.

«Не пытайтесь обмениваться с ним рукопожатиями. Если он протянет вам руку, примите ее и тотчас отпустите».

Она стояла очень прямо, заведя за спину руки и глядя под некоторым углом вниз. Глаза Зизи обошли всю ее. Наконец он сделал шаг и протянул ей руку:

– Приятно познакомиться.

Она взяла его руку и услышала, как произнесла:

– Это для меня в удовольствие, мистер аль-Бакари. Это большая честь – познакомиться с вами, сэр.

Он улыбнулся и удержал ее руку в своей чуть дольше, чем принято. Затем неожиданно выпустил и направился к картине. Сара повернулась и на этот раз увидела его со спины – с покатыми плечами и широкими бедрами.

– Я хотел бы, если можно, посмотреть на картину, – сказал он, не обращаясь ни к кому персонально, но Сара снова услышала лишь голос Габриэля.

«Представьте картину исходя из характера Зизи. Если вы заставите его сидеть и слушать целую историю, только разозлите. Помните: Зизи – звезда этого спектакля, а не „Маргарита“».

Сара проскользнула мимо него, постаравшись не задеть его плеча, затем протянула руку и медленно сняла сукно, накрывавшее картину. Она еще с минуту простояла перед полотном, собирая материю и перекрывая Зизи вид на картину, затем отступила в сторону.

– Разрешите представить вам «Маргариту Гаше у ее туалетного стола» работы Винсента Ван Гога, – официально произнесла она. – Писано, конечно, маслом на полотне в Овере в июле тысяча восемьсот девяностого года.

Окружение Зизи дружно ахнуло, затем взволнованно зашепталось. Только Зизи молчал. Его черные глаза метались по поверхности картины, выражение лица было непроницаемо. Через какое-то время он оторвал взгляд от полотна и посмотрел на Ишервуда:

– Где вы ее нашли?

– Хотел бы я, мистер аль-Бакари, приписать это себе, но это нашла Сара.

Взгляд Зизи переместился на Сару.

– Вы? – с восхищением произнес он.

– Да, мистер аль-Бакари.

– В таком случае я задам вам тот же вопрос, что и мистеру Ишервуду. Где вы ее нашли?

– Как Джулиан объяснил мистеру Мэлону, владелец желает остаться анонимным.

– Я не спрашиваю вас о личности владельца, мисс Бэнкрофт. Я просто хотел бы знать, как вы это обнаружили.

«Вы должны будете что-то ему сообщить, Сара. Он имеет на это право. Но сделайте это как бы через силу и будьте сдержанны. Такой человек, как Зизи, ценит сдержанность».

– Это явилось результатом многолетних изысканий с моей стороны, мистер аль-Бакари.

– Как интересно. Пожалуйста, расскажите мне побольше, мисс Бэнкрофт.

– Боюсь, мистер аль-Бакари, я не сумею это сделать, не нарушив договоренности с владельцами.

– Владелицей, – поправил ее Зизи. – По словам Эндрю, картина принадлежит француженке.

– Да, это так, сэр, но, боюсь, никаких уточнений я дать не могу.

– Но мне просто любопытно, как вы нашли картину. – И он скрестил руки на груди. – Люблю хорошие детективные истории.

– Мне бы очень хотелось доставить вам удовольствие, мистер аль-Бакари, но, боюсь, это не в моих силах. Могу лишь сказать вам, что у меня ушло два года на поиски картины в Париже и Овере и еще год на то, чтобы убедить владелицу расстаться с ней.

– Возможно, когда пройдет достаточно времени, вы любезно согласитесь поделиться со мной этой потрясающей историей.

– Возможно, сэр, – сказала она. – Что же до опознания, мы установили, что это произведение, бесспорно, принадлежит Ван Гогу, и, конечно, мы готовы подписаться под этим.

– Я буду счастлив познакомиться с мнениями ваших экспертов, мисс Бэнкрофт, но, откровенно говоря, мне они не нужны. Видите ли, мне абсолютно ясно, что эта картина действительно работы Ван Гога. Подойдите сюда, – по-отечески сказал он. – Разрешите показать вам кое-что.

Сара шагнула к полотну. Зизи указал на верхний правый угол:

– Видите это легкое пятнышко на поверхности? Если не ошибаюсь, это отпечаток большого пальца Ван Гога. Понимаете, Винсент славился бесцеремонным отношением к своим работам. Закончив эту картину, он, по всей вероятности, взял ее за уголок и понес по улицам Овера в свою комнату над «Кафе Раву». В этой комнате в любое время хранились десятки его полотен. Он обычно прислонял их к стене – одну картину к другой. А работал он так быстро, что полотна не успевали высохнуть, когда он прислонял к ним новую картину. Если вы внимательно посмотрите на эту, то увидите на поверхности краски перекрестные штрихи. – Он положил руку ей на плечо.

– Очень впечатляет, мистер аль-Бакари. Но меня это не удивляет, сэр. Ваша репутация опережает вас.

– Я давно понял, что человек моего положения не может зависеть от обещаний других. Он должен быть всегда настороже, опасаясь обмана и искусных подделок. Теперь я вполне уверен, что никто не сможет всучить мне подделку – ни в бизнесе, ни в искусстве.

– Глупо было бы даже пытаться, мистер аль-Бакари.

Зизи посмотрел на Ишервуда:

– У вас потрясающая сноровка находить неизвестные вещи. Не читал ли я на днях о вашем Рубенсе?

– Читали, сэр.

– А теперь вот Ван Гог. – Зизи снова обратил взгляд на картину. – Эндрю сказал мне, что у вас есть на нее цена.

– Да, мистер аль-Бакари. И мы считаем, вполне разумная.

– Как считаю и я. – И он посмотрел через плечо на герра Верли, банкира: – Как вы думаете, вы сможете найти восемьдесят пять миллионов где-нибудь на наших счетах, Манфред?

– Я думаю, это вполне возможно, Зизи.

– Значит, мы договорились, мистер Ишервуд. – И, посмотрев на Сару, сказал: – Я забираю ее.

В 16.53 команда невиотов сообщила Габриэлю, что переговоры перешли на нижний этаж и что Ишервуд обсуждает сейчас с герром Верли и Абдулом и Абдулом проблемы оплаты и перемещения картины. Эти переговоры продлились немногим более часа, и в 18.05 поступила «молния», что мистер Бейкер и компания пересекают темный двор, направляясь к машинам, оставленным на Дьюк-стрит. Следом за ними выехал Эли Лавон. В течение нескольких минут казалось, что они направляются к особняку в Мейфэре, но к 18.15 стало ясно, что мистер Бейкер и его компания направляются назад на Хитроу, откуда вылетят в неизвестном направлении. Габриэль приказал Лавону прекратить преследование. Ему не важно было, куда направляется сейчас мистер Бейкер. Он знал, что все они снова встретятся, и скоро.

Видеозапись поступила в 19.45. Она была сделана камерой, вмонтированной в дальний угол демонстрационного зала, над пейзажем Клода Монэ. Габриэль стал ее просматривать, и у него создалось впечатление, будто он сидит в ложе высоко над сценой.

«…Это Сара Бэнкрофт, наш помощник директора. Это благодаря Саре мы все собрались здесь сегодня».

«…Значит, мы договорились, мистер Ишервуд… Я забираю ее…»

Габриэль остановил запись и посмотрел на Дину.

– Вы продали ему одну девушку, – сказала она. – Теперь вам остается лишь продать другую.

Габриэль включил аудиозапись встречи Ишервуда с Эндрю Мэлоном и нажал на кнопку «Воспроизведение».

«Это деньги не Зизи. Это мои деньги. А чего Зизи не знает, не причинит ему боли».

«А если он это выяснит? Он бросит вас в Пустом квартале и предоставит стервятникам обгладывать ваши кости».