Текст книги "Большие гонки"

Автор книги: Дэниел Моран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 34 страниц)

Лан между тем продолжал развивать свою мысль:

– Если ты веришь во что-то, что представляется тебе значительным, ты должен знать, что, как только одержишь победу, все это обернется злом, против которого ты воевал. Что ж, теперь руки опускать? Покориться? Оставить зло безнаказанным? Сара Алмундсен, например, убила куда больше людей, чем Гитлер. Другой такой кровопийцы не было во всей истории. И все же она – героиня! Я лично верю в это. Как иначе? Скажи!

Трент первым делом восстановил дыхание, потом уже собрался с мыслями. Некоторое время смотрел на Лана Сьеррана. Просто смотрел.

Тот терпеливо ждал.

– Ты и твоя сестра, – начал Трент, – ступаете по миру без единой собственной мысли в головах. Два прекрасных молодых человека, сильных, неглупых. Одна женщина, чье имя ты не называешь, взяла вас на воспитание и наполнила ваши головы чужой мудростью. Однако она позабыла предупредить, что чужой мудрости не бывает. Чужая мудрость – это уже не мудрость, а система отвлеченных ценностей, которая может быть только навязана. Она может выглядеть логичной, убедительной, даже захватывающей, но это чужая мудрость. Вам сказали: убивать плохо, но бывают случаи, когда это хорошо. Логично? Вполне. Например, в целях самообороны. Ваша опекунша забыла добавить, что убивать в любом случае плохо. В любом случае! Я прочувствовал это на собственной шкуре, теперь это моя мудрость. Я могу повторить. Убивать скверно! Нельзя убивать!

– Я знаю, – согласился Лан. После короткой паузы он добавил: – Я знаю, что ты был вором. Но я также знаю, что ты убил элитника. Миротворцы утверждают, что ты сгубил сотни людей на спецбазе «номер первый».

Трент резко и отрицательно помотал головой:

– Я не делал этого, Лан! Не делал!! Даже не пытался!!!

– Я верю тебе, – встревожился Лан. – Что ты так разволновался? Я понимаю, ты совсем другой человек. Настоящий товарищ! Это все ставит на свои места. А то вор, вор! Какой ты вор!.. Ты – ворюга, каких еще свет не видывал!

У Трента опустились руки. Он некоторое время смотрел на Лана. Желание послать его куда подальше, сказать что-нибудь оскорбительное покинуло его так же быстро, как возникло. Он кивнул:

– Да, ты прав. Я ворюга. Еще тот ворюга!

27

Чтобы получить право умереть за идею, необходимо заплатить очень высокую цену.

Анатоль Франс. Восстание ангелов

На следующее утро, когда Трент поднялся, Лан уже ждал его.

– Я хочу пойти с тобой, – заявил он. Трент коротко ответил:

– Как знаешь. Только вряд ли тебе это понравится.

Как только Трент выключил движок и в салоне погас свет, их окутала беспросветная тьма. Так и сидели десять минут, с 10.00 до 10.10.

– Ты что, – поинтересовался Лан, – так и торчишь здесь, наблюдая за проезжающими роллигонами?

– И за вездеходами. Я подсчитал, что на восемь роллигонов на этом участке трассы приходится один «хамелеон». Прошло еще несколько минут.

– Скучно, – пожаловался Лан.

– Почитай книгу. Или поспи.

Лан включил свой «глазок». Перед ним тут же, чуть пониже лобового стекла «хамелеона», возник голографический экран размером с ладонь.

В 11.00 по дну провала проехал роллигон.

В 11.15 Лан отложил «глазок» в сторону. Оставил включенным.

– Скучно, – снова заявил он.

– Поспи.

Лан что-то проворчал, потом перебрался на заднее сиденье. Оно было ему коротко, пришлось поджать ноги. Спал беспокойно, постоянно ворочался и, если откровенно, до смерти надоел Тренту вздохами, каким-то неясным бормотанием, непрекращающимися попытками найти удобное положение. Головой Лан упирался в боковое стекло, распрямить ноги места не хватало, и он постоянно толкал коленями спинку сиденья Трента. В результате тот никак не мог сосредоточиться и полностью переключиться на виртуальное восприятие. К тому же оставленный включенным «глазок» достаточно ярко подсвечивал салон. Наконец Лан каким-то образом ухитрился оседлать спинку заднего сидения и затих. Такая поза была невозможна на Земле, впрочем, и на Луне ее тоже трудно было назвать расслабляющей или удобной.

12.00. Полдень.

В 13.22 на дне балки показался свет, затем в провал въехал миротворческий роллигон. Скоро он промчался мимо укрытия. Затем опять два с половиной часа на дороге было пусто. В итоге получалось, что наибольший промежуток между проходящими в обе стороны машинами составляет около трех часов.

Где-то в пятнадцать часов Лан в очередной раз повернулся и больно задел рукой шею Трента.

– Лан! – воскликнул Трент и подергал парнишку за плечо.

Тот на мгновение открыл глаза, веки его затрепетали, и он вновь погрузился в сон. Его колено упиралось в спинку сиденья водителя, не позволяя Тренту откинуться назад.

– Проснись!

Ноль внимания.

Тренту пришлось перегнуться через спинку, чтобы хорошенько встряхнуть напарника. На этот раз Лан проснулся и ошалело вскинулся, не понимая, что происходит.

– Эй, что ты делаешь?! – возмутился он, протирая заспанные глаза.

– Эта машина не приспособлена для сна, так что убери свои ноги. Ты мне мешаешь. Я не карлик, и мне тоже требуется место. Сиди, где сидишь, и не дергайся.

Лан перебрался на соседнее с водителем сидение, поджал ноги и упер их коленями в грудь. Потом высказал претензию:

– Ты разбудил меня и не дал досмотреть замечательный сон.

– Прошу простить за доставленные неудобства.

– Мне приснился трехрукий парень. Представляешь?..

– Трехрукий?

– Ну да. Замечательный сон. Если бы ты видел, что он вытворял!.. – мечтательно проговорил парнишка.

Тренту в общем было все равно, что вытворял трехрукий парень. Но из вежливости он все же поинтересовался:

– Что именно? Лан засмеялся.

– Если бы тебе приснился трехрукий человек, – спросил он, – как считаешь, чем он начал бы заниматься? Попробуй угадать, какая дурь может прийти в голову трехрукому человеку?

Трент пожал плечами:

– Понятия не имею. Мне никогда ничего подобного не снилось.

Внезапно он повернулся в сторону соседа и пристально посмотрел на него.

Лан не выдержал взгляда Трента и смущенно отвел глаза в сторону.

– Не знаю, что и подумать, – признался он. – Если во сне привидится чудище, которое мучается тем, что не знает, куда пристроить третью руку, к чему бы это, а?

Трент не ответил.

Вдали в небо ударили два луча – то был свет фар очередного транспорта. Потом световые блики запрыгали по покатым склонам балки. Неожиданно отраженный луч уперся прямо в лобовое стекло «хамелеона».

– Черт! – выругался Трент. – Чертовы ублюдки!

– Что за беда?! – удивился Лан. – Все равно мы находимся метров на сорок выше дороги.

– Всего пять минут назад здесь уже промчался роллигон. Почему эти, с Жюль Верна, не могут установить какой-нибудь график? Почему снуют туда-сюда, как им заблагорассудится? Весь мир вращается по строгому распорядку, а они даже такую пустяковину, как расписание движения, не могут составить! Единственный раз в жизни мне потребовалось, чтобы все шло по минутам. Куда там! Миротворцы как были разгильдяями, так и остались. Все у них шиворот-навыворот.

Лан не ответил.

Трент внутренним чувством ощутил, что мальчишка неспроста наблюдает за ним. Скорее, следит. Интересно, что ему взбрело в голову? Когда свет фар роллигона исчез вдали, он резко повернулся и посмотрел на соседа. Однако перехватить взгляд Лана не успел. Тот мгновенно отвернулся и уставился в боковое стекло.

Прошло несколько минут. Трент заметил, что мальчишку опять потянуло в дрему. Или он хочет сделать вид, что засыпает? Так или иначе, он вытянул ноги, засопел и стал заваливаться на Трента. Тот с неожиданной злостью плечом отпихнул его в противоположную сторону. Лан стукнулся о боковое стекло, проснулся и затряс головой. Уселся прямо, развязал и вытащил алую с черным ленту, которой подвязывал волосы. Поиграл с лентой. Потом вновь заявил:

– Скучно!

– Послушай, парень, – разозлился Трент, – чего ты от меня хочешь? Чтобы я тебе станцевал? Лан вздохнул.

– Тебя что, кроме работы больше ничего не интересует? – Лан задал этот вопрос с какой-то отталкивающей игривостью, больше напоминающей кокетство.

– Зря я взял тебя с собой, Лан, – тихо и раздельно проговорил Трент. – Тебе следовало остаться в отеле. Я смотрю, ты не очень подходишь для такой работы.

Лан усмехнулся:

– А вот меня помимо работы интересует еще и многое другое. – Он коснулся пальчиком плеча Трента. Затем его пальцы пробежались вниз по руке, погладили запястье. – Знаешь, – признался молокосос, – мне в голову вообще приходит много интересных идей. – Он наклонился вперед, бесцеремонно притиснул Трента к дверце кабины и попытался обнять. Трент с силой оттолкнул его от себя.

– Сильно сомневаюсь, – спокойно заметил он, – что они окажутся такими же интересными и для меня. Сиди спокойно, не ерзай!

Лан окончательно загрустил. Отвернулся, надулся и вплотную придвинулся к боковой дверце. Теперь между ними образовался зазор в несколько десятков сантиметров.

– Сомневаешься, говоришь? – осторожно спросил Лан, не выдержав и пяти минут.

– Да.

– Ну и сомневайся сколько тебе угодно, – фыркнул Лан. В его голосе не осталось и следа обиды или разочарования. – Зато у меня появилась еще одна блестящая идея.

– Что на этот раз? – спросил Трент.

– Ты когда-нибудь что-нибудь взрывал?

– Нет. Впрочем, да. Два сейфа. Чтобы их открыть.

– У меня с собой есть кусок пластита. Давай взорвем следующий роллигон. Пусть миротворцы попляшут. Трент изумленно уставился на мальчишку:

– Ты в своем уме? Не...

– ...убий, – подхватил Лан. – Я уже тысячу раз слышал эту чушь. Но если хотя бы раз дрогнешь, в следующий уже может не хватить смелости.

– Послушай, Лан, – начал Трент. Он старался держать себя в руках. – Ты вменяем? Я запрещаю тебе убивать кого-либо во время операции. Она уже две недели как началась. Объясняю в последний раз: мы должны сидеть тихо, носа не высовывать. Если сейчас взорвать транспорт, все сорвется.

– Возможно, – равнодушно пожал плечами парнишка. – А тебе не кажется, что мы здесь глупостями занимаемся? Пауза. Наконец Трент ответил:

– Нет.

– Почему?

Трент попытался подобрать необходимые слова. Решил отшутиться. Чтобы разрядить обстановку:

– Хотя бы потому, что я не привык спать с мальчиками.

– Вот это да! – обрадовался Лан. – Он не привык! Это значит, что ты уже пробовал?

– Откровенно говоря, ни разу не приходилось. – Трент задумался, потом, припомнив давний эпизод, признался: – Хотя нет. Было дело. Спал со своим дружком, Джимми Рамиресом. Но мы тогда вправду спали, больше ничего не было. Ночь выдалась жутко морозная, и нам нечем было согреться.

Лан искоса, с откровенным недоверием, взглянул на Трента:

– В самом деле?

– Ну да. У нас была одна кровать. Тогда мы входили в банду Храмовых Драконов.

Лан откинулся на спинку сиденья.

– С мальчиками секса не имел, – заговорил он, обращаясь куда-то в пространство, – маленьких девочек не обижал, никого не убивал, регулярно посещал церковь... – Он с веселым любопытством уставился на Трента. – Слушай, другого такого сумасшедшего я в жизни не встречал!

– Скажи, Лан, ты когда-нибудь видел ребят, продающих воздушные шарики? Знаешь, по праздникам?.. Они еще очень ловко перевязывают их в разных местах и выделывают всяких фантастических зверушек.

– Не-а, – помотал головой Лан.

– Тогда мне жаль тебя, – вздохнул Трент.

Этим же вечером прибыли еще два тела.

Последние четыре дня Каллия тоже откровенно скучала. Трента она вообще игнорировала. На все вопросы ответ однозначный – да, нет, сделаю, не хочу. Больше слов не тратила. У них, правда, и повода не было о чем-то поговорить всерьез. Трент по-прежнему выезжал в холмы, где продолжал вести наблюдение за проходящими по дороге транспортами. Каллия часами валялась на кровати, смотрела голографические порнофильмы, изредка посещала церковь в Джексон-тауне.

Наступило тридцатое декабря. До начала активной части операции оставалось трое суток. Утром того же дня Каллия поджидала Трента в гостиной. Когда он вышел из своей спальни, то первым делом отметил, что девушка уже натянула скафандр и при оружии. Не обращая на нее внимания, Трент сварил кофе и залил его в термос. После чего позавтракал и принялся готовиться к отъезду. Сделал бутерброды – горка оказалась раза в два больше обычной – и начал укладывать их к сумку.

Каллия терпеливо ждала на диване.

Когда все было готово, Трент оделся и, проходя мимо девушки, махнул рукой:

– Поехали.

Она молча поднялась и отправилась за ним.

До самого укрытия в холмах, куда Трент через несколько часов езды по лунному неудобью пригнал машину, Каллия не проронила ни слова.

Девять пятьдесят пять

В кабине вездехода стыла тишина, время от времени нарушаемая чавканьем установки по производству воздушной смеси. В те минуты, когда машина отдыхала и накапливала кислород, можно было различить дыхание Каллии. Трент ничего не мог поделать с собой. То и дело задерживал воздух в груди и прислушивался к чуть слышным вдохам и выдохам женщины. Наконец ему стало смешно – ведет себя как мальчишка на первом свидании! В следующее мгновение он закрыл глаза, расслабился, погрузился в виртуальное пространство и внезапно ощутил, как бьется ее сердце. От этих коротких сердечных сотрясений у него окончательно сдавило горло. Мужское желание сделалось нестерпимым.

Это уже слишком!

Спасение явилось как раз вовремя. Вдали показался свет фар – лучи принялись обегать окрестные холмы, время от времени упираясь в черное небо. Трент отметил время прохождения, марку машины, в каком направлении она движется, загружена ли.

Как только свет фар скрылся за поворотом, Каллия впервые подала голос:

– Большинство мужчин, с которыми мне приходилось идти на дело, постоянно твердили, что долгое молчание очень вредит проведению операции.

Трент, за эти несколько минут окончательно успокоившийся, устроился поудобнее на своем сиденье и задремал.

Спустя полчаса Каллия пожаловалась, что ей скучно.

– Почитай книгу, поспи, – предложил Трент.

– Я не могу сидеть и ждать неизвестно чего! – воскликнула девушка. – Если бы еще для дела, тогда ладно, а так... Хоть бы рассказал что-нибудь. Только не молчи. Если хочешь, я начну первая, а потом ты.

– Успокойся и начинай.

– Как мы доехали сюда, Трент?

– Обыкновенно. На «хамелеоне». Вышли из гостиницы, сели в машину и отправились.

– Я не это имела в виду.

– А что?

– Послушай, сейчас ночь, грунт почти не виден, а ты, пока мы добирались до этого укрытия, ни разу не включил фары. Лан тоже заметил, что ты ехал без света.

– Как должны поступить миротворцы, если один из орбитальных спутников засечет вблизи их главной базы передвижение подозрительного транспортного средства?

– Это мне понятно, – ответила девушка. – Меня удивляет, как тебе удается водить машину, не включая фар?

– У меня отличный инскин. Новейшей конструкции.

– Трент... – с укором выговорила она. Тот тяжело вздохнул и с неохотой кивнул.

– Ну хорошо. Ты что-нибудь понимаешь в создании виртуальных Образов? Имеешь навыки работы в Инфосети?

– Немного. У тебя в голове встроено что-то вроде ночного прицела для снайперов?

– Интересная аналогия, – усмехнулся Трент. – Но, по существу, верная. Что-то подобное мой инскин и вытворяет, только этим дело не ограничивается.

– Знаешь, до тебя я была знакома с двумя Игроками. Никто из них ничего не слышал о такого рода инскине.

– Это новая модель. Экспериментальная. Своего рода искусственная нейронная оболочка с удивительными возможностями. Она появилась на рынке с полгода назад.

– Ты что, в самом деле геник? – поинтересовалась Каллия. К ней возвращалось хорошее настроение. Болтовня возродила ее, она вновь сделалась открытой и жизнерадостной.

– В каком-то смысле.

– Я понимаю, что ты имеешь в виду. Ты не человек... ну, не совсем человек.

– Человек, не человек, – презрительно фыркнул Трент. – Что ты понимаешь под словом «человек»? Люди всегда переоценивали свои возможности. Это относится и к человечеству в целом. Один из моих лучших друзей – продвинутый искусственный разум. Он живет в виртуальном пространстве. Другая – геник. Третий – обычный латинос. В настоящее время он учится на адвоката. Спроси, кто из них мне более дорог?

– Трент, я другое имела в виду. У тебя свои счеты с миротворцами. Они, как мне кажется, крепко насолили тебе. В то же время ты не желаешь их убивать. Вот чего я не могу понять. Это как-то не по-человечески, – искренне призналась она.

– Дело не в мести, не в сведении личных счетов, – постарался объяснить Трент. – Я уже имел беседу на эту тему с одной очень забавной старушкой. Она решила, что я страстно мечтаю стать героем, жажду, чтобы мое имя прославилось в веках.

– Разве не так?

– Не так. Я стараюсь выполнить свою работу, к которой имею склонность. К которой, полагаю, я был призван в тот самый момент, когда одна из моих родительниц планировала создать меня. Сидела и рассчитывала на компьютере, куда и какой ген вставить. Если к реализации призвания примешиваются еще и личные мотивы – жажда мести, славы, желание утвердить справедливость или открыть ворота в будущее – я не против.

– Хорошо. Тогда объясни, что мы здесь делаем? – спросила Каллия.

– Ты действительно хочешь это знать?

– Очень. Ты вконец разочаровал Лана. Он теперь не знает, что и думать.

Трент громко и искренне расхохотался:

– Этого не может быть! После нашей совместной поездки Лан точно знает, кто я такой и о чем мечтаю.

– О чем?!

– Спроси его сама. И скажи ему еще раз – я предпочитаю женский пол.

Каллия хмыкнула, отвернулась, потом долго смотрела в сторону холмов на противоположной стороне провала. Там, в окружении звезд, сиял земной диск в первой четверти.

– Ты мог бы сказать мне об этом раньше, – тихо призналась она.

– Я боялся обидеть тебя.

Она повернулась к нему, улыбнулась.

– Может, я и обиделась бы, только совсем вот на столечко, – показала она кончик мизинца. – Ты любишь ее?

– Кого? – всполошился Трент и тут же успокоился. – Не знаю... Люблю. К сожалению, мы вряд ли когда-нибудь увидимся снова.

– Ага, вот, значит, почему ты хочешь погибнуть в Жюль Берне! – обрадовалась она. – Из-за несчастной любви!

– Точно, – засмеялся Трент, потом вполне серьезно добавил: – Погибнуть не хочу. Но и выжить, к сожалению, шансов маловато.

Разговор откровенно заинтересовал Каллию. Она повернулась к Тренту, подогнула под себя ногу:

– Как ты собираешься уцелеть во время взрыва роллигона?

– Глупый вопрос.

– Вовсе нет. Я, конечно, мало знаю тебя, Трент. Любой другой, натворивший столько дел, сбежавший из Следственного изолятора в Нью-Йорке, угробивший столько миротворцев, сейчас ходил бы, выпятив грудь. Герой из героев! Черта с два его заставишь вновь жертвовать жизнью, а ты уже через два месяца после того, как едва не лишился головы, вновь пытаешься сунуть ее в пасть к дьяволу. Вот чего мы с Ланом не можем понять.

– Послушай, Каллия, помолчи, а? Мне необходимо сосредоточиться.

Она обиженно отвернулась, но не выдержала и в сердцах выкрикнула:

– Ну что можно узнать о миротворцах, сидя в этих проклятых холмах и наблюдая, как они катаются взад и вперед?!

– Две очень важных вещи. В Циолковский ежедневно ходит только один роллигон. Он проезжает сразу после полудня, между часом и двумя. Обычно ближе к часу, чем к двум. Никогда ранее восьмой минуты второго и никогда позже часа пятидесяти шести. Кроме этого роллигона, других вездеходов, связывающих Жюль Берн и Циолковский, нет. Вроде бы нет, – уточнил Трент. – В последний раз я засек, что поздно ночью в Циолковский отправляется еще один роллигон. Что это за машина, кто там водитель, мне не удалось разглядеть. Помешал Лан. Второе важное наблюдение состоит в том, что ни ты, ни Лан не годитесь для этой операции. Я пока не решил, как с вами поступить. Если вам скучно, можете отправляться на Землю. Твои слова насчет дисциплины – это только слова, о чем я непременно сообщу Домино.

Наступила тишина. Каллия сидела как каменная. Ее дыхание уже не тревожило, не волновало молодого человека.

Прошло около получаса, прежде чем она решилась окликнуть соседа:

– Трент?

– Да.

– Ты никогда не занимался любовью в вездеходе?

– Нет. Каллия, послушай, на том месте, где ты сидишь, совсем недавно умер человек. Это был его вездеход. Он залил кровью все сиденье. – Трент помолчал, лотом договорил: – Он был моим другом. Его расстреляли миротворцы.

– Понимаю, – тоненьким голоском ответила Каллия, потом добавила: – Что было, то было, Трент. Я могла бы разжалобить тебя такими же печальными историями, на моей памяти их тоже немало.

Она начала снимать с себя комбинезон.

– Что ты делаешь? – изумился Трент.

– Я хочу, – ответила она, – чтобы ты точно знал, зачем хочешь выжить, когда роллигон взлетит на воздух.

Вечером прибыли последние два тела.