Текст книги "Ночь Седьмой тьмы"

Автор книги: Дэниел Истерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 31 страниц)

8

– У вашего гаитянина ВИЧ-положительный анализ. – Доктор Пабло Ривера откинулся на спинку стула и близоруко прищурился на Рубена поверх своих очков. Доктору было около тридцати пяти лет, деликатный возраст для его профессии – достаточно молодой, чтобы им еще не овладела безысходность, достаточно зрелый, чтобы понимать, сколь драгоценно мала та разница, которая была результатом всех его трудов. Больница Камберленд была передовой линией фронта. Доктор Ривера еще вел войну, но уже не знал точно, кто является его противником.

– Вы хотите сказать, что у него был СПИД? – спросил Рубен.

Ривера подтолкнул очки назад к переносице и покачал головой.

– Это не так просто, – пробормотал он.

Они находились в кабинете Риверы на четвертом этаже больницы. Рубен чувствовал себя здесь неуютно. Если бы он только мог знать это – у него с доктором было много общего. Оба были детьми иммигрантов, выбравшими профессии, которые давали им возможность помогать другим. Оба начали свою карьеру идеалистами. И оба становились циниками и обнаруживали, что это причиняет им боль.

Больница служила средоточием того, что было причиной внутреннего недовольства обоих. Ривера убеждался здесь, что медицина может сделать лишь очень немного против бедности и неграмотности. Он делал детям прививки и накачивал их родителей антибиотиками: старые болезни уходили, их место занимали новые. И здесь, в стерильно чистых коридорах, за стенами из полированной стали, Рубен видел синяки и ножевые раны, которые были насмешкой над каждым его усилием. Ривера зашивал эти раны, Рубен арестовывал бандитов, которые их нанесли, и все это время завтрашние убийцы и завтрашние жертвы оттачивали свои ножи на доброй дюжине школьных игровых площадок.

– Вы только что сказали, что у него был ВИЧ.

– Я буду более точным, лейтенант. Мистер Нарсис имел антитела к вирусу ВИЧ. Может быть, он страдал от симптомов приобретенного иммунодефицита, может быть, и нет. Если и когда я смогу просмотреть его медицинскую карту, тогда, возможно, я получу на это ответ. Не каждый, кто носит в себе вирус, заболевает СПИДом. Даже не все больные СПИДом имеют в крови вирус ВИЧ. Более того, существуют некоторые люди – и ни в коем случае нельзя сказать, что все они круглые идиоты, – которые вообще не согласны с тем, что вирус ВИЧ является причиной СПИДа. Возможно, это и не откровение, ниспосланное свыше, но тем не менее на эту тему можно говорить весьма убедительно.

Суть дела, однако, не в том, болел наш друг СПИДом или нет.

Ривера подался вперед. Рубен заметил, что доктор выглядит усталым. Большинство врачей любят выглядеть уставшими, это позволяет им чувствовать себя праведниками. Однако Ривера свою усталость, похоже, не изображал.

– Со временем я надеюсь получить достаточно информации, опираясь на которую я смогу поставить диагноз. Но каковы бы ни были симптомы, не похоже, чтобы мистер Нарсис скончался от СПИДа. Я упомянул о наличии ВИЧ у него в крови только затем, чтобы объяснить, как мне удалось добраться до отчета из лаборатории, о котором я говорил вам по телефону.

Доктор замолчал. Ему почти удалось улыбнуться.

– Лейтенант... могу я положиться на вашу скромность?

– Разумеется – при условии, что информация, которую вы мне передадите, не является существенной для данного расследования.

Ривера ненадолго задумался.

– Нет, – сказал он наконец. – Она не является существенной. Дело вот в чем: в самом начале всего этого кризиса с распространением СПИДа люди говорили о том, что получило название «четырех Г». Существовали четыре социальные группы, которые, как полагали, особо предрасположены к этому заболеванию. Наиболее широко известны были гомосексуалисты. Затем шли гемофилики и гиподермики, то есть наркоманы, не расстававшиеся со шприцем. Четвертое "Г" означало гаитяне.

Один гаитянец из каждых двадцати тысяч болен СПИДом. Это очень высокий процент. Гаитяне были одной из самых крупных «групп риска» в нашей стране, пока их правительство не подняло большой шум и не настояло на отмене этой категории. Официально я не должен обращаться с гаитянами иначе, чем со всеми остальными. На практике же – я обращаюсь.

Доктор взял со стола пачку сигарет.

– Курите?

Рубен кивнул и взял сигарету из пачки. Ривера дал ему прикурить, потом закурил сам.

– Скажите мне, лейтенант, где в нашей стране, по-вашему, самый высокий уровень заболеваний СПИДом?

Рубен выпустил через губы тоненькую струйку дыма.

– Не знаю. В Сан-Франциско, наверное. Или, может быть, здесь, в Нью-Йорке.

– Ошибаетесь. Это местечко во Флориде, называется Бель Глэйд. Что же есть в Бель Глэйд, чего нет в других местах? Ну, во-первых, крысы. Отвратительная санитария – это во-вторых. Трущобы. Очень высокий уровень заболеваний туберкулезом. Недоедание. И преобладание гаитянского населения.

Проблема не в том, что люди являются гаитянами. Просто так случилось, что беженцы из Гаити относятся к самым неимущим людям в стране. Сама Гаити – беднейшая страна Западного полушария. Существует связь между бедностью и СПИДом, так же как существует связь между чересчур частым употреблением наркотиков или чрезмерной половой активностью и СПИДом. И то, и другое, и третье расстреливает вашу иммунную систему к чертям собачьим.

Ривера встал и подошел к окну. Окна его кабинета смотрели прямо на участок Ингерсол Хаузис в жилых новостройках Форт-Грина. Большинство его пациентов были оттуда. Он сам родился менее чем в миле оттуда, сын пуэрториканских иммигрантов. Если бы ему повезло хоть чуточку меньше, он бы был сейчас там, внизу, борясь за то, чтобы выжить на улице.

– Многие из людей, которых мы видим в этой больнице, являются гаитянами. Официально я не должен обращать на это внимания. Неофициально я беру у каждого кровь и отсылаю ее на анализ в лабораторию. Там проводят простой анализ на ВИЧ. В наши дни это короткая процедура, и обычно уже через пару часов я могу выяснить, с чем мне приходится иметь дело. Я взял анализ у Филиуса Нарсиса, и, как я вам говорил, он оказался положительным. – Он повернулся к Рубену. – Может быть, вам не понравится то, что вы услышите, лейтенант, но именно по этой причине и не было произведено вскрытие. Врачи не любят делать вскрытие трупов, инфицированных ВИЧ. Они боятся, что могут заразиться через кровь. Поэтому мистера Нарсиса ненадолго положили на лед, а потом передали ближайшим родственникам для захоронения.

– Я не думаю, что это были его родственники, доктор. Насколько мне известно, мистер Нарсис не имел родственников за пределами Гаити.

Ривера был слегка удивлен, но не более того.

– Понятно, Ну, кто бы ни были люди, забравшие тело, они, судя по всему, вполне устроили администрацию больницы. Я в такие дела не вмешиваюсь. Если были нарушены какие-то формальности, вам нужно говорить с администрацией. – Доктор сделал паузу и глубоко затянулся сигаретой. – Как бы то ни было, нам пришлось еще раз услышать имя покойного. Пока он был жив, я взял у него не один, а несколько анализов крови. В течение уже довольно долгого времени я отсылаю взятые пробы ВИЧ-положительной крови одному моему другу в Колледж Хоспитал на Атлантик Авеню. Его зовут Джо Спинелли. Одним из его хобби является поиск факторов, сопутствующих ВИЧ. У него есть доступ к масс-спектрометру с использованием газовой хроматографии.

Рубен раздавил в пепельнице свою сигарету.

– Другими словами?

– Другими словами, он ищет молекулярные структуры, чтобы выделить вещества, которые в ином случае могли остаться незамеченными. Всякие штуки, которых не покажет простой анализ крови. Он смешал кровь мистера Нарсиса с эфиром. Когда кровь и эфир снова разделились, он обнаружил следы нескольких необычных веществ.

– Каких, например?

– Я составил список. Вы можете взять его с собой. Один экземпляр я пошлю коронеру.

– Расскажите мне сами в общих чертах. Нарсис употреблял наркотики?

Ривера пожал плечами:

– Не эти наркотики. Джо выделил очень большое количество химических веществ, лишь немногие из которых, как правило, встречаются в тех наркотиках, что продаются на улице. Наиболее вероятным источником для некоторых из них было бы принятие внутрь или подкожное введение различных трав или животных продуктов, вероятно включая несколько видов насекомых, земноводных и рыб.

Доктор опустил глаза на лист бумаги у него на столе.

–Так, дайте-ка я взгляну. Джо обнаружил следы сапонинов, большой группы гликозидов. В больших дозах они могут быть крайне токсичны. Одна из разновидностей, известная как сапотоксины, использовалась в некоторых частях Африки для введения через рот в качестве своеобразной «сыворотки истины» для развязывания языков; в больших количествах сапотоксины нарушают клеточное дыхание и вызывают смерть. Джо не думает, что в крови Нарсиса их было достаточно, чтобы можно было говорить о смертельной дозе.

Он также обнаружил в различных количествах тан нины, смоляные кислоты, токсичный дигидроксифенилаланин и ряд алкалоидов, включая пруриенинин и приуриенидин. Их можно обнаружить в некоторых тропических растениях, в основном в лианах семейства легумонозэ. В определенных сочетаниях они могут действовать как психоактивные составы, которые способны вызывать галлюцинации.

И здесь тоже Джо не считает, что была введена токсичная доза. То же самое касается и нескольких других активных химических веществ из других растения и большинства тех, которые имеют животное происхождение. За одним исключением.

В крови этого человека были обнаружены значительные количества тетродотоксина. Мы относим это вещество к нейротоксинам; другими словами, это яд, который воздействует на нервную систему. Большинство нейротоксинов являются белками, но тетродотоксин – это небелковое вещество огромной токсичности. Говоря попросту, это один из самых сильных известных нам ядов. Он в шестьдесят раз сильнее стрихнина, в тысячу раз – цианида натрия. Всего половины миллиграмма чистого тетродоксина достаточно, чтобы убить взрослого человека. Смерть наступает в результате полного нейромышечного паралича. Ваш парень был отравлен, лейтенант. Единственное, чего я никак не могу понять, это то, что он был жив, когда вы нашли его.

Ривера снял очки. Без них его глаза оказались слабыми и покрасневшими. Рубен чувствовал, что усталость доктора не была чисто физической. Этот взгляд был ему знаком: он достаточно часто видел его в зеркале собственной ванной.

– Лейтенант, если вы хотите узнать, что случилось с вашим гаитянцем, вам нужно будет вырыть его снова. Как можно скорее.

9

Встреча с Обеном поселила в Анжелине чувство беспокойства. Почти целый час после нее она бродила без всякой осознанной цели, проходя улицу за тусклой улицей. Ее каблуки сухо цокали по тротуару, выбивая стаккато, напоминавшее звук барабана рада.Она мерцающей тенью двигалась по улицам, не замечая производимой ею музыки.

Примерно в половине пятого она очутилась в конце Клермонт Авеню, где находилась ее квартира. Она не собиралась сюда приходить, по крайней мере сознательно; что-то вело ее, какое-то притяжение, имени которому она не знала. Посмотрев сначала в один конец улицы, потом в другой, она не увидела никого из знакомых. Полицейских машин тоже нигде не было видно.

Квартира была опечатана. На край двери и рамы был наклеен черно-белый плакатик с официальным предупреждением департамента полиции Нью-Йорка:

СТОЙ! МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ

Анжелина сорвала плакатик и вставила ключ в замок. Он беззвучно открылся.

Эксперты на время закончили свою работу. Везде она видела следы их присутствия: пятна порошка для снятия отпечатков пальцев, картонные ярлычки на предметах, надписи, говорившие, что тот или иной предмет забрали в качестве вещественного доказательства. Доказательства чего? Дверь в гостиную была плотно закрыта. Она не стала ее открывать и направилась в спальню.

В шкафу она разыскала средних размеров чемодан и уложила в него кое-какую одежду из той, что была получше. Две пары туфель про запас. Свежее белье. Что-нибудь черное для похорон. Она подумала о том, чтобы взять с собой черное белье – это уже граничило с патологией? На кровать она даже не взглянула.

Шагнув через коридор в ванную, Анжелина набила полный пакет дорогими кремами и лосьонами. Рик никогда не скупился на то, что она покупала для ванной комнаты. «Мне нравится, что ты так заботишься о своей внешности», – обычно говорил он. «Ну вот и хорошо, – обычно отвечала она, – а то кто же еще будет обо мне заботиться?»

Повсюду лежали реликвии, оставшиеся после Рика. Его бритва с короткими волосками, прилипшими к лезвию, тюбик крема для бритья, шампунь против перхоти, пара грязных трусов, бесцеремонно брошенных на корзину для белья. Она притворилась, что не замечает их.

Подняв глаза, она случайно увидела себя в зеркале, большом зеркале, висевшем над раковиной. Запавшие глаза, впалые щеки, поникшие пряди волос. Она вспомнила ярко-красных рыбок, захлебывающихся в воздухе, отчаянные глаза, вращающиеся и застывающие неподвижно. Бьются, бьются – и затихают. Она снова посмотрела в зеркало. Резкий свет флюоресцентной лампы никак не смягчал результата.

Ее одежда превратилась в тряпье. Нужно отдать ее почистить и выгладить. А может быть, и не нужно. Может быть, она уже больше никогда ее не наденет. Анжелина быстро разделась, скинув трусики и лифчик тоже, и стояла, зябко поеживаясь. Кожа была липкой на ощупь. Руки и грудь быстро покрывались пупырышками от холода. Ей бы сейчас не повредил еще один душ, по-настоящему горячий.

Фитиль в газовой колонке все еще горел. В ящичке она нашла трубчатую губку для тела. Вступив в душевую кабину, она задернула полупрозрачную занавеску и установила регулятор температуры в положение «горячо». Когда она открыла кран, розочка душа над ее головой громко фыркнула и окатила ее ледяной водой, которая в несколько секунд превратилась в кипяток. Анжелина охнула и круто повернулась на месте, подставляя спину под этот обжигающий каскад. Когда ее кожа привыкла к жару, она закрыла глаза и откинула голову, чтобы вода струилась по лицу. Медленно она наклонилась назад, чувствуя, как острые иглы впиваются в грудь, в живот.

Кожу покалывало, кровь поднялась к самой поверхности. Она протянула руку за губкой.

Вдруг она открыла глаза и заморгала, стряхивая с них водяную пелену. Она ощутила беспричинный страх, словно квартира внезапно ожила.

За занавеской душевой кабины маячили огромные тени. Ванная комната вздрогнула, неразличимая за плотной вуалью пара и пластмассы. Вода барабанила по полиэтилену, заглушая все остальные звуки. Анжелина почувствовала, как сердце заколотилось у самого горла, и потянулась к краю занавески. Она отодвинула ее, и вода стала попадать на пол. Моргнув, она стряхнула с ресниц тяжелые капли и прищурилась, напрягая зрение. Ванная наполнялась паром, зеркало уже покрывала ровная матовая пленка.

Она выключила душ. Вода перестала течь в ту же секунду, оставив после себя гнетущую тишину. Анжелина стояла на пороге кабинки, прислушиваясь. Позади нее капли воды падали на кафельный пол. Кап, кап, кап – словно из неисправного крана. Она напрягла слух, пытаясь уловить другие звуки, намек на какое-то движение в квартире. Тишина. И холодный звук воды, мерно капающей на треснувшие плитки.

Мягко ступая, она вышла из кабинки. Какой-то голос, звучавший в ее голове, не умолкая твердил ей, что ничего страшного не произошло. Чего она так испугалась? Она не услышала ни единого звука. Но Анжелина знала, что так напугало ее.

Ее рука потянулась к банному полотенцу, сушившемуся на обогревателе. Обернув его вокруг себя, она завязала его над самой грудью. Ее внутренности словно оторвались и превратились в кашу. «Ничего не было», – говорила она себе. Позади нее вода капала на пол, как с оплывающей на жаре глыбы льда. Она вспомнила свой сон, долгий путь через джунгли, тяжелую влагу, капающую с листьев гигантских деревьев. Она знала, что так напугало ее.

Чувствуя тяжелое туканье в горле, она открыла дверь. Коридор снаружи был пуст, наполненный своей собственной тишиной. Знакомый и при этом неожиданно чужой. Она стала чужой здесь, в своем собственном доме. Что-то выгнало ее отсюда и не хотело, чтобы она возвращалась.

На цыпочках она прокралась в спальню. Комната была пуста. Сердце как молот стучало в груди; она все время невольно оглядывалась через плечо. Голос в ее голове не переставая кричал: «Выбирайся отсюда, выбирайся, пока еще есть время!»

Она схватила свитер, джинсы, натянула их на себя. Запихнула ноги в тапочки. И все. Она подняла чемодан.

Вдруг Анжелина поняла, зачем она пришла в квартиру. Источник этого внутреннего зова находился в кабинете Рика, если только полиция еще не нашла его и не увезла с собой. Она опустила чемодан на пол.

Одетая, она чувствовала себя менее уязвимой, чем голая в ванной. «Там ничего нет», – убеждала она себя. Она видела плакатик на двери, своей рукой сорвала печать. Но существовали и иные способы проникновения в запертые помещения. «Да, – подумала Анжелина, – я знаю, что так напугало меня».

Мягко, как шелк, она выскользнула в коридор. Справа от нее невозмутимо сидела в своей тяжелой раме дверь в гостиную. Ей нужно было просто нажать на ручку, открыть дверь, войти внутрь. Их всех убрали – этих, что были под полом, – увезли все до самого последнего зуба, кости, клочка кожи. Но не это наполняло ее страхом.

Она прошла мимо гостиной, не удержавшись при этом от нервной дрожи, и добралась по коридору до кабинета Рика. Дверь была слегка приоткрыта. Она набрала в грудь побольше воздуха и протянула руку к выключателю. Яркий желтый свет наполнил комнату. Она задержалась на пороге, набираясь решимости. Забрать то, за чем она пришла, означало жизнь или смерть, но желание бежать без оглядки было почти непреодолимым. Кровь толчками струилась по венам, густая и теплая, как сироп.

Полицейские заглянули всюду. Разумеется, это не имело никакого значения: она была уверена, что они не знали, где и что именно нужно искать.

Со стен смотрели угрюмые лица африканских богов. Рядом с ними висели гаитянские олеографии святого Георгия и святого Патрика в золоченых деревянных рамах. Деревянное распятие с образом чернокожего Христа. Полка фигурок из Логане в Конго – маленькие толстые куколки в нарядах из красного и синего атласа, расшитого блестками. Она ощущала на себе их взгляд, их едва сдерживаемый гнев, вызванный ее вторжением.

На рабочем столе все было перевернуто вверх дном, и не полицией. Папки, связки писем, ручки, карандаши, скрепки – всевозможные письменные принадлежности – были разбросаны по всему полу. Ящики были небрежно выдвинуты, их содержимое разворошено. Итальянскую лампу, купленную Риком за триста долларов, уронили на пол и разбили. Папки с документами в обоих металлических шкафах были просмотрены систематично и тщательно. Книги срывали с полок, тянувшихся вдоль двух стен, пролистывали и отбрасывали в сторону.

Секция за секцией, она прошлась по ящикам металлических шкафов. Ксерокопии описаний недвижимости с Гаити, восходящие к позднему колониальному периоду, все на месте. Все нетронутые, как она и ожидала. Копии частных писем того же периода и периодов правления Дессалинов, Кристофа и Песьона – все здесь, за исключением одной папки. Кто бы ни был тот человек, который устроил здесь этот обыск, он знал, что ищет.

В одном углу комнаты стоял большой деревянный шкаф, его дверцы были широко распахнуты, большая часть содержимого была разбросана по ковру. Это было гордость колекции Рика: livres de commerce[8]8
  Торговые книги (фр.).


[Закрыть]с 1735 по 1788 год; несколько массивных журналов регистрации приходов и расходов, известные просто как grands livres[9]9
  Гроссбухи (фр.).


[Закрыть],от французских работорговых компаний Монтодуэна, Бутейе, Мишеля и д'Авелуза; journaux,или индексы, без которых в гроссбухах нельзя было отыскать никакого смысла, и несколько корабельных журналов от торговцев из Нанта, Гавра и Ла-Рошели, содержащих подробные сведения о самих кораблях, рабах, погруженных на борт, случаях смерти во время плавания, пройденных маршрутах.

Шкаф был сделан из розового дерева, тяжелый, перегруженный украшениями предмет, выполненный в стиле ампир. Рик приобрел его десять лет назад в магазинчике на Хайтс. Если верить продавцу, шкаф был построен Файфом в его поздний период на Партишн-стрит – современной Фултон. Цены на шкафы работы позднего Файфа были в то время относительно невысокими, и Рик купил его, поддавшись порыву – одному из немногих порывов, которые Анжелина помнила у него.

Продавец не знал или забыл упомянуть об одной детали, обнаруженной много лет спустя, когда шкаф передвигали на его теперешнее место. Если нажать на лист аканфа на перекладине над дверцами, сбоку отходила панель. Анжелина пробежалась пальцами по фризу, нащупала нужный лист и надавила. Панель широко распахнулась, открыв просторное углубление.

Она достала оттуда толстую тетрадь. Быстро пролистала ее – похоже, ее никто не трогал. Она сделала глубокий вдох и направилась к двери. Боги безучастно взирали на нее со стен. Со всех сторон вся квартира наблюдала за ней вместе с ними. Она ощущала ее дыхание, медленное и ровное, неторопливое, ждущее.

В коридоре это ощущение стало сильнее. Насекомые закопошились у нее под кожей. Она не могла оторвать глаз от двери в гостиную. Ей хотелось со всех ног броситься к выходу, выбежать в холл, на улицу, но ее ноги были как ноги ныряльщика, свинцово-тяжелые, словно вросшие в пол, крепко удерживавшие ее в непроглядных глубинах. Дюйм за дюймом она продвигалась к двери в гостиную. Ее сердце стучало так громко, что ей казалось, будто стены должны содрогаться от этого грохота. Ее ноги двигались сами по себе, дюйм за дюймом, фут за ужасным футом.

Она не слышала ничего, кроме гулких ударов собственного сердца, барабан ката,белый звук на фоне черной ночи, открывающий церемонию, открывающий врата для богов. Ouvri barre рои топ, Legba...Темнота начинает трескаться. Ouvri barre...

Она подняла руку и толкнула вниз ручку двери. Дверь бесшумно распахнулась.

Комната купалась в темном свете. Анжелина нажала клавишу выключателя, но ничего не произошло. Постепенно ее глаза привыкли к тонкости света, его милостивому отсутствию.

В кресле, темнеющем посреди комнаты, сидела фигура, наполовину скрытая тенью. Ее неясные черты размыло в полусвете. Анжелина застыла в дверях, испуганная, напряженно всматриваясь в нее. Потом сделала шаг вперед. Справа от нее раздался какой-то звук и произошло движение. Повернувшись, она увидела, как из тусклых, нечетких тканей выступила вторая фигура. Эта фигура остановилась и посмотрела на нее. К Анжелине вернулось дыхание, липкое, неровное.

– Ты, – прошептала она, ее голос был мягким, как сливки. Голова ее закружилась, комната потеряла четкость очертаний, в легкие по самые верхушки набился густой, как кисель, воздух. Фигура шагнула к ней. Анжелина хотела повернуться, но комната начала проваливаться куда-то и ноги ее стали как лед, оплывающий на жаре.