Текст книги "Ночь Седьмой тьмы"

Автор книги: Дэниел Истерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)

52

Рубен быстро пробежался руками по телу человека, которого он считал Макандалом. Его пальцы нащупали что-то под майкой, твердый предмет, приклеенный лентой на талии. Рубен раскрыл свой перочинный нож и разрезал им ленту. Предмет оказался пистолетом, автоматическим пистолетом, – предположительно, тем самым оружием, которое Йенсен обещал ему в Нью-Йорке. Вместе с ним к спине Макандала были приклеены несколько обойм. АНКД держало свои обещания. По своей цене.

Рубен выпрямился, неуклюже пытаясь затолкать обоймы в карман пиджака. Обоймы были тяжелыми, карманы пиджака будут подозрительно отвисать. Ему приходилось учитывать, что его, вероятно, будут пристально рассматривать. Пробовать отыскать убийцу не имело особого смысла. Еще меньше смысла было в том, чтобы привлекать к себе внимание, поднимая тревогу и рассказывая всем о своем открытии. Пусть уж лучше кто-нибудь другой найдет его утром, на следующей неделе, или в следующем месяце.

Взяв труп под мышки, Рубен оттащил его глубже в кусты, где тело было труднее заметить. Он пошаркал ногами, стирая свои следы, зная, что одновременно уничтожает и следы убийцы. У него было чувство, что это не имеет большого значения.

Он направился назад к перистилю.Если ему повезет, никто даже не заметит его отсутствия, или, в крайнем случае, решит, что он вышел в ответ на зов природы. Барабаны теперь били чаще, пение становилось более хриплым. Он спросил себя, что сейчас происходит с Анжелиной.

Кто-то стоял у самого входа. Подойдя ближе, Рубен увидел, что это Хупер. Лицо американца раскраснелось.

– Мне показалось, я видел, как вы вышли, – сказал Хупер. – Я подумал, почему бы и мне не прогуляться. Там внутри жарковато и накурено. Похоже, я еще не чувствую себя таким крепким, как следовало бы.

Рубен все еще держал пистолет в руке. Он убрал руку за спину и заткнул его сзади за ремень брюк. Однако что-то сказало ему, что Хупер заметил это. «Интересно, – спросил он себя, – не видел ли миссионер еще чего-нибудь».

– Я слышал об этих делах и до того, как мы приехали сюда. По мне, так особого смысла в них нет, хотя люди кажутся вполне довольными. Я теперь вижу, как нелегко нам будет продвигаться на нашем новом поприще здесь, все равно что камень в гору катить. Они немного как дети, вы не находите?

– Мне они такими не кажутся. Большинство из них выглядят достаточно взрослыми.

– Вы так думаете?

– Это их жизнь, Хупер. Они были католиками три столетия. Католицизм не проник намного глубже самой поверхности. Это их религия, они хотят сохранить ее. Я могу это понять. Она связывает вас с прошлым. Им не нужно что-то новое.

– Поживем – увидим.

Хупер неуютно переступил с ноги на ногу. В воздухе растворился запах, от которого кружилась голова, аромат, слишком экзотический для его обоняния. Он чувствовал, что воскурения и благовония перистиляподрывают его твердость в вере.

Рубен шагнул в сторону, чтобы пройти внутрь. Он не хотел отсутствовать слишком долго в том случае, если его отсутствие заметили. Хупер положил руку ему на плечо, удержав и притянув к себе. Он приблизил лицо вплотную к лицу Рубена:

– Вы знаете этих людей, профессор. Что вы скажете? Им можно доверять?

Рубен пожал плечами. Так что же за игру на самом деле ведет Хупер? Его разбитая щека выглядела воспаленной и больной в свете, который пробивался сквозь плетеные стены перистиля.Их голоса наполовину заглушал рокот барабанов и топот танцующих ног.

– Так же как и любым другим, наверное? Почему вы спрашиваете?

Хупер колебался. У него дурно пахло изо рта. Рубен вспомнил недоеденный завтрак из риса и фасоли.

– Ладно, я вам скажу, – произнес он с видом человека, которому стыдно за свой секрет. – Что-то тут не так. Я не знаю, как мне быть. Сегодня утром я ходил на прием к генералу Валрису. Живой такой маленький человек, мулат. Говорят, он богат, у него несколько плантаций и какие-то фабрики. Ну так вот, я пошел к нему, чтобы поговорить о магазине. Вы помните, я рассказывал вам, что это он просил нас приехать сюда, все восторгался, что в Порт-о-Пренсе будет магазин с книгами на английском языке. Только сегодня утром он как будто напрочь забыл обо всем этом.

Мне пришлось ждать два часа, прежде чем меня пустили к нему. Хотя мне не показалось, чтобы он был сильно занят. Я думаю, меня просто хотели заставить понервничать. Я решил, что он прослышал о... О том, что случилось, когда мы прилетели, там, в аэропорту. Но дело оказалось совсем не в этом.

Рубен подумал, что мог бы, пожалуй, угадать продолжение рассказа. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить, к чему все это приведет.

– Мы немного поговорили о магазине, но у меня сложилось впечатление, что он утратил к нему всякий интерес. Он все время смотрел в окно, крутил в руках сигару, почти не слушал. А через некоторое время вообще замолчал. Ну, и я тоже замолчал. Так мы и сидели, глядя друг на друга. Потом он подался вперед, с этой своей длинной сигарой в руке, словно собирался исповедаться или еще что-нибудь, и спросил – вы можете в это поверить? – он спросил: «У ваших людей, наверное, много денег?» – хотя по мне, так это был скорее не вопрос, а утверждение.

Рубен кивнул. Чего же другого ожидал Хупер? Поцелуя в раненую щеку?

– Понятно. И что вы ему ответили?

Хупер выпрямился, расправил плечи, его глаза снова вспыхнули негодованием.

– Что, по-вашему, я мог ему ответить, черт подери? Я сказал, что мы – бедная религия, у нас нет денег, как у некоторых больших сект, которые он, возможно, имел в виду.

– У вас их и в самом деле нет?

– Нет, сэр. Большинство наших последователей живут в странах, которые вы, я полагаю, назвали бы странами третьего мира. Одно время у нас были деньги в Иране, но все это кончилось, когда к власти пришел Хомейни.

– У многих сект есть деньги. Евангелисты собирают их миллионами. Даже после того, что случилось с Джимом Бэккером, они все равно делают миллионы.

– Вот и Валрис сказал то же самое. Черт, я ответил ему, что наша деятельность поставлена не на такую широкую ногу.

– У вас много храмов и несколько весьма привлекательных зданий в Израиле. Я видел фотографии. Мне не показалось, что вы начинаете на пустом месте.

– Поверьте мне, профессор, лишних денег у нас нет. В любом случае, дело не в этом. Даже если бы они у нас и были, мы все равно не дали бы их на те цели, которые имел в виду Валрис.

– Какие именно?

– Бросьте, вы сами прекрасно понимаете. Он собирался подлатать свое собственное гнездышко. Он бы высосал из пальца проект, какой-нибудь образовательный проект, через который их можно было бы отмывать, но все они осели бы в итоге на его собственном банковском счете. Он что-то задумал, ему отчаянно нужны наличные. Он... Он более-менее пригрозил, что если я не сумею убедить свою церковь предоставить ему эти деньги, то нам здесь конец. Всем нам, не только Джин и мне. Как вы считаете, он смог бы сделать это, добиться, чтобы нас вышвырнули из страны?

Рубен кивнул:

– Уверен, что смог бы. Вас и вашу жену – без малейших проблем. Вас посадили бы в следующий же самолет, ему для того достаточно поставить свою подпись на клочке бумаги. С гаитянами ему даже не пришлось бы ничего подписывать. Вы можете раздобыть деньги?

Хупер покачал головой. На лбу у него выступили капли пота. Ему с трудом удавалось сдерживать свой гнев.

– Нет, я даже и пытаться не буду. Все, что мы можем сделать, – это молиться. Или, может быть, вы знаете кого-нибудь из влиятельных людей, кого-нибудь, с кем мы могли бы поговорить. Мне сказали, что миссис Хаммел доводится сестрой начальнику полиции. Это правда?

Рубен кивнул.

– Да, – ответил он, – это правда. Но я не думаю, что Анжелина имеет большое влияние на своего брата.

– Один из наших друзей уверяет меня, что они очень близки.

– Он ошибается.

– Профессор, мы можем многое дать этой стране, мы можем помогать ей самыми разными путями. Но не наличными. Пожалуйста, попросите миссис Хаммел хотя бы поговорить со своим братом.

– Я сделаю, что смогу.

– Пожалуйста, сделайте, профессор. Нам нужно держаться друг друга. Вы нужны мне, но и я могу понадобиться вам. Мы можем помогать друг другу.

– Не понимаю вас. Мне не нужна помощь.

Хупер искоса взглянул на Рубена. Его избитое лицо придвинулось ближе.

– Возможно, и нужна, профессор. Мы все нуждаемся в помощи. Не пропадайте – вы знаете, где меня найти.

Рубен оставил Хупера у двери, а сам вошел внутрь.

Анжелина была в центре зала, она танцевала с мамой Вижиной. Ее волосы были непокрыты, платье приспущено с плеч, обнажив верх груди, на коже блестели капельки пота, тело раскачивалось. Танец представлял собой мучительную пародию на совокупление, движения были тяжелыми и чувственными. Бедра Анжелины волнообразно покачивались в такт ритму барабанов, то быстрее, то медленнее. Рубен почувствовал, что его охватывает возбуждение. Он хотел ее, она была нужна ему. Ее образ разом вытеснил из его головы все остальные образы, ее изгибающиеся, раскачивающееся тело гипнотизировало его.

И тут он опустил взгляд на свои руки. Они были покрыты кровью. Он быстро поднял глаза, но никто не смотрел на него. Его взгляд снова упал на Анжелину, но на этот раз она вызвала у него отвращение, ее движения, искаженное гримасой страсти лицо стали ему противны.

Повернувшись, он бросился вон из перистиля.Хупер по-прежнему стоял у входа, наблюдая за ним. Рубен прошел мимо, даже не взглянув на него, и направился туда, где они оставили свой «пежо». Ключ торчал в зажигании – Анжелина не стала его вынимать. Он сел за руль и сильно крутанул его. Двигатель завелся сразу же.

Единственным барабанным боем, который он мог слышать, были тяжелые и частые удары крови в висках.

53

Громкий стук в дверь внезапно пробудил его от тревожного сна. Предыдущей ночью его впустила в дом горничная Мамы Вижины, старая женщина по имени Дидона. Вообще-то, «горничная» звучало несколько выспренне: она была какой-то родственницей, не то кузиной, не то теткой, приехавшей в Порт-о-Пренс пять лет назад из Ле-Ке и поселившейся у Мамы Вижины в обмен на помощь по дому. Она страдала от артрита и теперь редко посещала церемонии водун,за исключением небольших встреч, проводившихся прямо в доме, когда соседи приходили к Маме Вижине со своими проблемами.

Вернувшись с унгфорав Буа-Мустик, Рубен поначалу не мог уснуть. На обратном пути он несколько раз сбивался с дороги, и к тому времени, когда добрался до двери дома Мамы Вижины, находился уже во взвинченном состоянии. В постели он метался и ворочался, тщетно стараясь избавиться от картин, которые оставил позади: тьма и пламя факелов, тугая пульсирующая кожа барабанов, двери, открывающиеся между одним миром и другим, преображение Мамы Вижины, Анжелина, исчезающая во сне, сотканном темнокожими людьми, бьющими в барабаны.

Стук раздался снова, более громкий на этот раз. Никто еще не вернулся с церемонии, и он подумал, не останутся ли они там на весь день. Анжелина говорила о церемониях, которые длились по несколько дней, иногда даже недель, кряду. Правда, она не думала, что сегодняшняя продлится долго. Они собирались пойти в Национальный архив на следующее утро.

Опять стук, звук шагов и громкий голос Дидоны, просившей нетерпеливого посетителя подождать секундочку. На мгновение похолодев от страха, он подумал, не случилось ли чего не унгфоре,затем вспомнил, что случилось. Он посмотрел на свои руки. Они были чистыми: он остановился где-то по дороге, у маленького ручейка или канавы, он не помнил точно, и смыл кровь.

Кто-то постучал в его дверь. Дидона. Она сказала что-то, чего он не понял. Рубен отбросил покрывало и, перекатившись на край, встал с кровати. Он все еще был в брюках, хотя снял все остальное. Через мгновение дверь распахнулась, и в комнату ввалились двое. Рубен поднял глаза. Он узнал черные очки и бежевый костюм.

* * *

Беллегард стоял спиной к комнате и смотрел в окно. За окном не было ничего, кроме пустого двора – голые кирпичи и потрескавшийся плитняк. Но если он закроет глаза, двор наполнится воспоминаниями. Вспыхнет свет, каблуки застучат по бетону, звенящий голос – его голос, голос Лубера, тысяча других голосов – прозвучит, грянут выстрелы, наступит тишина. И он откроет глаза, и двор будет пуст, окаймленный сорняками, с пятнами крови там, где ее не смыли дожди.

Он повернулся и внимательно посмотрел на Рубена. События развивались быстрее, чем он предвидел. Он прошел к своему столу и сел.

– Прошу вас, профессор Фелпс. Садитесь.

На этот раз в комнате был еще один стул, простая конструкция из металлических трубок с пластмассовым сиденьем. Рубен сел, как Беллегард просил его.

– Значит, отель вам все-таки не понравился?

– Простите?

– "Шукун". Вы с Анжелиной провели там всего одну ночь. Я слышал, там уютно. Анжелина любит жить в комфорте. Как вы, должно быть, знаете.

– Там слишком дорого. Годичные отпуска себя не окупают. К тому же Мама Вижина – ценный источник.

– Источник? – Беллегард вскинул брови. – А, понимаю. Для вашего исследования. Конечно. Ну, и как оно продвигается, ваше... исследование?

Рубен пожал плечами:

– Как и ожидалось. Со времени приезда я сделал одно небольшое открытие. Ничего особенного, но оно может привести к другим. – Он нерешительно помолчал. – Майор, почему вы привезли меня сюда? Я уверен, вы занятой человек и у вас нет времени на праздные разговоры.

– Но я же говорил вам, профессор, с каким нетерпением я предвкушаю наши с вами маленькие беседы о том о сем. Разве вы забыли?

– Нет, я не забыл. Зачем вы вызвали меня сегодня?

В ответ Беллегард подтолкнул к нему через стол лист бумаги. Это была фотография, черно-белая, десять на двенадцать, голова и плечи мужчины.

– Да?

– Вы когда-нибудь раньше видели этого человека, профессор?

Рубен покачал головой.

– Вы вполне уверены? Посмотрите получше.

Рубен посмотрел.

– Нет, – ответил он. – Никогда.

– Возможно, мы вам все кажемся на одно лицо, может быть, дело в этом?

– Не оскорбляйте меня. Нет, я не видел этого человека раньше. Насколько я помню.

– Возможно, ваша память обманывает вас. Прошлой ночью вас видели вместе, вы разговаривали с ним в Буа-Мустик.

Страх опустошил сердце Рубена.

– Это невозможно, – пробормотал он. – Я ни с кем не разговаривал.

Беллегард вновь вскинул брови:

– О? Вы сказали ему несколько слов, или он вам, мой человек не уверен, кто именно. Затем вы вышли за ним следом.

Рубен помолчал, словно вспоминая.

– Я действительно выходил, да. Подышать свежим воздухом. Это совершенно верно. По дороге назад я некоторое время разговаривал с Дутом Хупером, американским миссионером, мы летели сюда на одном самолете. Но больше я никого не видел.

Беллегард вытянул руку и взял фотографию. Он положил ее в тонкую светло-желтую папку, убрал папку в ящик стола.

– Жаль, профессор. Да, весьма жаль.

– Почему?

– О, вы могли бы оказать нам помощь. Человек, чью фотографию я вам только что показывал, был найден мертвым сегодня утром в каких-то кустах менее чем в ста метрах от перистиляв Буа-Мустик. Вы по-прежнему уверены, что не видели его?

Рубен покачал головой:

– Совершенно уверен.

– Мой осведомитель полагает, что, когда вы вернулись в перистиль,ваши руки были в крови.

Руки Рубена лежали на столе, он положил их туда, когда рассматривал фотографию. Он взглянул на них, думая, что там, возможно, еще остались следы крови, что она просохла где-нибудь под ногтями. Но руки были чистыми. Должно быть, он долго отмывал их вчера ночью.

– Кровь? Что за нелепица. Единственной кровью, которую я вчера видел, была кровь курицы.

– Вы не спросили, как была убита жертва. Я нахожу это несколько странным, особенно в таком человеке, как вы, человеке, всю жизнь посвятившем вопросам, маленьким вопросам, вроде этого. Большинство людей спрашивают: «А как он умер?» – что-нибудь в этом роде.

– Я бы предпочел не знать. Я бы предпочел не знать, как он умер.

– Ему перерезали горло. Кто-то перерезал ему горло острым лезвием. Мы еще не нашли орудие убийства.

– Но это же не имеет к вам никакого отношения, вы ведь не отдел по расследованию убийств.

Беллегард поскреб подбородок. Рубен обратил внимание, что он пользуется дорогим лосьоном после бритья, что-то с ароматом гвоздики.

– А вы, похоже, много знаете о моей работе, профессор. Я сам решаю, что находится в моем ведении, а что – нет. – Он замолчал, легонько барабаня пальцами по столу. – Убитый, возможно, оказался жертвой ограбления. Что-то было приклеено лентой к телу у него на поясе. Может быть, наркотики. Или пистолет. Что-то, что он хотел скрыть от посторонних глаз. У вас есть пистолет, профессор?

Едва не пошатнувшись от страха, Рубен вспомнил, что положил пистолет в ящик комода у себя в комнате. Что, если комнату обыскали? Смогут они использовать пистолет, чтобы связать его с этим убийством? Может быть, ему лучше признаться в том, что у него есть оружие, притвориться, что он привез его в страну с собой? Он даже не знал точно, какого типа этот пистолет, вчера ночью у него не было времени хорошенько его рассмотреть.

– Нет, разумеется нет. Зачем он мне?

– Или наркотики. Возможно, вы принимаете, наркотики. Многие американцы принимают наркотики.

Рубену было жарко. Кондиционера в комнате не было, не было даже вентилятора.

– Вы собираетесь подбросить мне наркотики? В этом все дело? Чтобы у вас был повод арестовать меня?

Беллегард никак не прореагировал на эту вспышку.

– Зачем бы мне это понадобилось, профессор? У меня уже достаточно проблем, мне предстоит провести достаточно арестов, достаточно допросов. Вы льстите себе, если воображаете, что я готов так усложнять свою работу. У нас не полицейское государство. Здесь вы свободны. Мы не любим заполнять наши тюрьмы.

– А как насчет сейчас? Я свободен? Могу свободно уйти?

– Разумеется. Возможно, позже вам захочется выкроить время и дать письменные показания. О ваших передвижениях прошлой ночью, и все. Это займет десять минут, от силы четверть часа. Скажем, сегодня днем.

Рубен кивнул. Ему хотелось выбраться отсюда.

В голове стучал тяжелый молот, его подташнивало. Он скосил глаза в угол, на стул, прикрученный болтами к полу. Беллегард заметил этот взгляд, но ничего не сказал.

Рубен встал. Его пошатывало. Завтрак был бы кстати. Он еще ничего не ел. Пища вернет ему равновесие.

– Скажите мне, профессор, как себя вчера чувствовала Анжелина?

– Анжелина?

– Она танцевала? Вы ее видели?

– Думаю, она... Да, кажется, она танцевала.

– Кем она была в этот раз? Змеей Дамбаллой? Свирепой Огунферай? Или сексуальной Эрзюли?

Рубен ощутил тугой комок в желудке.

– Откуда мне знать, – прошептал он.

– Нет? Я полагал, вы достаточно часто видели ее раньше. Но, возможно, она более сдержанна, когда вы рядом. Может быть, лоане так благоволят к ней в вашем присутствии.

– На что вы намекаете?

– Ни на что, профессор. Абсолютно ни на что. Я всего лишь ее брат. Вы – друг ее мужа. Вам должно быть известно гораздо больше, чем мне.

Рубен ничего не ответил. Он повернулся и вышел, хлопнув за собой дверью. В коридоре было еще жарче.

54

Пистолет исчез. Рубен проверил сразу же, как только вернулся, до упора выдвинув ящик, в который бросил его накануне ночью. Пистолет пропал вместе со всеми обоймами. Он спросил себя, подождут ли они до полудня, или Макс пришлет своих людей, чтобы забрать его прямо сейчас.

Анжелина и остальные еще не вернулись. Разумеется, телефона на унгфорене было, и связаться с ними было можно разве что отправившись туда на машине.

Он выглянул в окно спальни. Человек уже был на месте – расположившись в подъезде напротив, он лениво наблюдал за их домом. Рубену нужно было крепко подумать. Кто убил Макандала? Было ли это сделано с целью подставить его, или совпадение по времени оказалось случайным, простой шуткой судьбы? Убийца, разумеется, не был грабителем, в противном случае он бы нашел и забрал пистолет. Или Рубен вспугнул его, когда он как раз этим и занимался? Это было возможно, но интуиция подсказывала Рубену, что это было крайне маловероятно.

За минуту или две, которые прошли с того момента, когда Макандал вышел с ним на связь, до момента, когда Рубен оказался рядом с кустами, кто-то напал на гаитянина и перерезал ему глотку. Это говорило о том, что кому-то очень не хотелось, чтобы Рубен и Макандал встретились и поговорили. А это, в свою очередь, заставляло думать, что Макандал вышел на что-то... или на кого-то.

Рубен спустился вниз и попросил Дидону приготовить ему что-нибудь поесть. «Интересно, – раздумывал он, – вернулись ли уже Хуперы». Кто-то рассказал Беллегарду про пистолет, он не смог бы догадаться по одним обрывкам ленты, ею можно было закрепить почти все, что угодно. Рубен был уверен, что Хупер видел пистолет в его руке. Хупер нуждался в возможности задобрить кого-нибудь, кто пользовался влиянием, нуждался очень сильно. Настолько сильно, чтобы продать своего соотечественника? Возможно. Закон и порядок значились в первых строках книги заповедей Хупера. Сдать полиции вероятного преступника не стоило бы такому человеку, как Хупер, большого количества бессонных ночей.

Дидона принесла ему тарелку вареных зеленых бананов, два яйца и чашку кофе. Он быстро управился со всем этим, поев без всякого аппетита. «Да, – думал он, – нужно навестить Хупера, постараться поговорить с ним, может быть, даже намекнуть на то, что он работает на правительство, воззвать к его знаменитому чувству лояльности».

Он отправился в магазинчик пешком, стараясь вспомнить дорогу, которую ему показала Локади. Шагая по улицам в одиночестве, он чувствовал себя уязвимым. Он знал, что за ним следят, но с этим ничего нельзя было поделать. Дети часто останавливали его – босоногие малыши пытались продать ему всякую всячину, которая была ему не нужна, или предлагали свои услуги в качестве гидов. Их братья постарше предлагали ему женщин, наркотики, мальчиков. Он спросил себя, почему один уже вид белого лица поворачивает мысли некоторых людей в сторону порока. Ответ, разумеется, был прост. У белых есть, деньги, а без денег в кармане клиента пороку по сути не на что особо рассчитывать.

Он свернул за угол и увидел магазин в полутора кварталах впереди. Там что-то происходило – перед магазином собралась небольшая толпа, на улице лежали и стояли предметы мебели и всякая мелочь. Может быть, бизнес уже вовсю развернулся.

Джин Хупер стояла снаружи с группой гаитян и иранцем Амирзаде. Магазин выглядел так, будто в него бросили бомбу. Витрина была разбита, книги разбросаны и порваны, ящики и полки сорваны со стен и выброшены на улицу.

Джин оглянулась на приближавшегося Рубена. Ее глаза покраснели и припухли. Пыль покрывала ее с головы до ног. Рукав платья Холли Хобби был разорван. Несколько секунд она глядела на Рубена, потом отвернулась и вновь принялась за работу.

Из магазина вышел Дуг Хупер.

– Это произошло вчера ночью, пока нас не было, – сказал он. – Мы вернулись поздно, там, в этом месте для вуду, что-то случилось. Когда мы приехали, магазин уже выглядел как сейчас. Это работа Валриса, конечно. Помните, я вам рассказывал.

– Вы ему заплатите?

– Мне нечем ему заплатить.

– Может быть, он согласится на сделку другого рода.

– Какого именно?

– Не знаю. Но пробуйте поговорить с ним.

Хупер огляделся. Он нагнулся и поднял пачку брошюр. На их обложках были изображены улыбающиеся лица – люди всех рас, объединенные для дела мира во всем мире. Кто-то наступил на них, раздавил каблуком эти лица.

– Возможно, я так и сделаю, – сказал Хупер.

– Нет никакого смысла заново открывать ваш магазин, если вы этого не сделаете.

– Да, наверное, вы правы. Но сначала мы помолимся об этом. Вы удивились бы, узнав, какие двери распахиваются перед вами, когда вы молитесь.

Рубен повернулся, чтобы уйти, потом вспомнил, зачем приходил.

– Вы сказали, что-то случилось в Буа-Мустик. Что именно там произошло?

– В Буа-Мустик? А, вы имеете в виду этот вудуистский храм. Похоже, что вчера ночью там убили какого-то парня. Жуткое дело. Я хочу сказать, мы все читаем про вуду и ритуальные убийства, и вдруг перед вами человек, которому перерезали горло. Его нашли под утро где-то в кустах. Мы провели там всю ночь, никак не могли уехать. Наверное, нам придется купить здесь свою машину. В общем, приехала полиция, допросила почти всех. Разумеется, никто ничего не видел. Полиция забрала вашу подругу, жрицу, с собой. С вашей подругой миссис Хаммел, однако, все в порядке. Она осталась там, чтобы помочь прибраться, но сказала, что скоро вернется.

– Вы рассказали им что-нибудь обо мне, о нашем разговоре?

Хупер смешался:

– Вы ведь не хотите мне сказать, что имеете к этому какое-то отношение, я надеюсь?

– Нет, но мне кажется, кто-то рассказал полицейским о том, что у меня был пистолет. Если не ошибаюсь, вы видели его у меня в руке вчера вечером. Может быть, вы упомянули им о нем.

– Что ж, может быть, и упомянул. Мне очень жаль, если это доставило вам какие-нибудь неприятности. Но я должен был быть честным, я должен был рассказать им о том, что видел. Я видел, как вы вышли, а потом вернулись, неся в руке пистолет.

– Вы им еще что-нибудь сообщили?

Хупер энергично затряс головой.

– Послушайте, Хупер, у меня есть дело здесь, на Гаити, дело, которое вас никак не касается. Я не хочу, чтобы вы совали в него свой нос. Если вас это успокоит, дело это совершенно законное. – Он мотнул подбородком в сторону магазина, разбитой витрины. – Возможно, это научило вас чему-то. Здесь никому нельзя доверять, если только вы не знаете кого-то достаточно близко. Может быть, и в этом случае тоже. Занимайтесь своим делом. Торгуйте книгами, обращайте гаитян в свою веру, но предоставьте мне заниматься тем, за чем я сюда прибыл. Вы понимаете?

Хупер кивнул. Его лицо покраснело, немного от смущения, немного от гнева. Рубен подозревал, что он человек вспыльчивый. Пожалуй, он даже знал это наверняка – он был свидетелем этой вспыльчивости в аэропорту. Интересно, что предпримет Хупер по поводу этого налета? Станет молиться? Ворвется к Валрису для разговора начистоту?

– Мне нужно идти, – сказал Рубен. – Если я смогу что-то сделать, я сделаю это, но обещать ничего не могу. – Он сделал паузу. – Я по-прежнему считаю, что вам нужно подумать об отъезде.

Хупер промолчал. Рубен за руку попрощался с Амирзаде и обменялся несколькими словами с Джин Хупер. Она выглядела встревоженной. Словно знала что-то, о чем никто больше не догадывался. Рубен повернулся и зашагал прочь. Его каблук громко скрипнул, наступив на серебристый осколок стекла – кусочек разбитой мечты Хуперов. Он вспомнил яркие обрывки фотографий на полу своей кухни, воспоминания, как конфетти, мечты, как мусор. Оглянувшись, он увидел крошечную группку людей, деловито снующих по магазину. Дуг Хупер смотрел ему вслед. Он выглядел как человек, который спит и видит, как все вокруг него рушится и разваливается на куски, но обнаруживает, к своему ужасу, что не может проснуться.

Рубен в точности знал, что он сейчас испытывает.