Текст книги "Ночь Седьмой тьмы"

Автор книги: Дэниел Истерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 31 страниц)

67

В комендантский час тишина мутирует. Неощутимо она приобретает новые формы, новые тональности. Она плывет, собирается в подъездах, проникает в окна с незапертыми ставнями, замочные скважины, в которых не торчит ключ, веерообразные окошки над дверями. Иногда она напряжена, как в моменты перед взрывом бомбы, выстрелами, смертью ребенка. Иногда обольстительна, как в миг безмолвия между мужчиной и женщиной перед минутами любви. Или печальна, словно прошло совсем немного времени и они собираются поссориться.

Такое многообразие молчаний, их оттенков, такое множество щитов, которыми можно отгородиться от громозвучного мира.

Рубен чувствовал, как они сжимаются вокруг него в этот момент, все эти оттенки тишины, облегающие тело, как безупречно подогнанная одежда, – мантии его страха. Они проделали половину пути в Петонвиль. Амирзаде остановил машину и заглушил мотор; внутрь хлынул поток молчаний. Они уже миновали два сторожевых поста, на каждом из которых иранец тряс своими бумагами. Он объяснил, что доктор Фелпс был вызван из Адвентистской больницы в Дикини к югу от столицы для лечения генерала Валриса в его резиденции в Петонвиле. Солдаты слышали о покушении, но не имели точных сведений о состоянии здоровья генерала. Не желая быть причиной возможно роковой задержки, они тут же взмахом руки пропускали «вольво-универсал» иранца дальше.

Дороги и улицы были перекрыты основательно. На одной из уличных застав стоял легкий танк, тихо урча двигателем, готовый к немедленным действиям в случае сигнала тревоги. Рядом с ним находился бронированный автобус «Фиат-55-13». Амирзаде шепнул Рубену, что этот автобус набит солдатами или полицейскими из сил особого назначения, специально экипированными и способными справиться с любыми гражданскими беспорядками. У Рубена возникло впечатление, что иранец одобряет такие действия. Беспорядок любого рода был для него проклятием, как и для Хуперов.

Они въехали в сердце Петонвиля. Справа от них потянулась череда вилл, построенных над обрывом, выходившим на дорогу; по другую сторону – сам город. Фары «вольво» освещали длинные, посыпанные щебнем подъездные дорожки, усаженные по бокам красными розами гибискус. Цветы мерцали, как пятна крови, создавая впечатление кровоточащей тьмы. Огромные белые ночные бабочки танцевали в свете фар, трепеща, как кусочки серебряной фольги; их матовые от пыльцы крылья мелькали головокружительно и бестолково. Анжелина крепко сжимала руку Рубена на заднем сиденье.

Площадь была запружена полицейскими и военными машинами. Ровный тяжелый рокот доносился от двигателей двух бронемашин AML H60-7 фирмы Панхард, поставленных перед отелем «Шукун». Сегодня в отеле никто не веселился. Нервничающие солдаты, большинство из которых были немногим старше детского возраста, стояли рядом с бронетранспортером, дымя сигаретами или вглядываясь в темноту. Все здания вокруг были погружены во мрак, за исключением главного полицейского управления. Прожектора заливали вход голым белым светом. У дверей стояла охрана.

Амирзаде показал свой пропуск, но здесь его рассказ не производил никакого впечатления. Анжелина вышла вперед и долго говорила на креольском с одним из охранников. Рубен наблюдал за ней из машины. Его руки стали липкими от пота. Он спрашивал себя, как так вообще могло получиться, что они позволили Амирзаде убедить их в осуществимости этого безумного плана.

Однако Анжелина была сестрой Макса не только по имени. В Нью-Йорке она была никто – простая жена профессора, несостоявшаяся художница, наполовину белая, наполовину черная, существо, сотканное из середин и промежутков. Здесь она обладала уверенностью, которую давали ей семья и класс, уверенностью человека, который точно знает, что и почему происходит и как именно делаются дела. Охранник живо исчез за дверью и появился вновь меньше чем через пять минут. Анжелина и Рубен должны были войти, Амирзаде приказали оставаться в машине.

Макс ждал их не в своем кабинете, а в большой комнате на первом этаже. Стены комнаты были увешаны картами и информационными стендами. На большом столе была развернута карта Порт-о-Пренса, на которой маленькими модельками были отмечены дорожные заграждения и сторожевые посты. Когда они вошли, Макс кричал в телефонную трубку, отдавая какие-то распоряжения. Он не поднял глаз, пока не кончил говорить. Кто-то вручил ему депешу. Он взглянул на нее, кивнул и бросил на стол.

– Добрый вечер, Анжелина, профессор. Я ждал вас. Вы приехали повидать своего друга, мистера Дугласа Хупера. Бедный мистер Хупер, вы найдете его в самом плачевном состоянии. Он повел себя глупо, ваш мистер Хупер. Нет, не глупо – по-идиотски. Совершенно по-идиотски.

– Это правда, что он кого-то убил? – спросила Анжелина. – Министра правительства?

Беллегард кивнул. Вошел солдат и протянул ему толстый запечатанный конверт. Беллегард расписался за него и отложил в сторону.

– Я должен извиниться, – сказал он. – Как вы сами можете видеть, мы здесь сегодня крайне заняты. – Он замолчал ненадолго, словно вспоминал, о чем они только что говорили. – Да, – кивнул он, – это правда. Он застрелил генерала Валриса. Хуперу каким-то образом удалось проникнуть в дом генерала. Телохранитель Валриса взял его после стрельбы. Боюсь, они очень сильно избили его, но у их офицера хватило ума остановить их раньше, чем они его прикончили. Он знал, что меня заинтересует белый человек, американец, который совершил политическое убийство здесь, на Гаити. И мне действительно интересно. Очень интересно.

Рубен подался вперед над рабочим столом.

– Но вы, конечно, понимаете, что это не была политическая акция, что Хупер не мог вкладывать в это какое-то зловещее значение. Валрис намеренно осложнял Хуперу жизнь. Вы, должно быть, слышали об этом. Он разгромил его магазин, а потом сжег его дотла. Хупер – глупец, как вы сами сказали, он потерял голову. Но вы должны понимать, что он политически наивен.

– Да, – ответил Макс. – Я все это прекрасно понимаю. Но я не могу позволить себе заниматься мотивами или разбираться, кто наивен, а кто нет. У нас здесь политический кризис в самом разгаре, или вы, быть может, не заметили, профессор? Я должен действовать на основе того, что вижу своими глазами. Гражданин страны, с которой Гаити не имеет дипломатических отношений, американец с заряженным пистолетом проникает на территорию дома, принадлежащего министру обороны, и убивают его. Вы, без сомнения, не можете не видеть, насколько это серьезно. Или вы тоже наивны, профессор?

Анжелина прервала их разговор:

– Макс, ты же сам сказал: то, что сделал Хупер, было идиотизмом. Неужели ты действительно думаешь, что, если бы за этим стояло что-то большее, ЦРУ стало бы посылать сюда такого человека?

– А кто здесь говорил о ЦРУ?

– Но ведь именно это ты имел в виду, разве нет?

Беллегард пожал плечами:

– Совсем не обязательно. – Он погрузился в молчание. Его взгляд упал на толстый конверт. Он вскрыл его, бегло просмотрел содержимое и снова оттолкнул в сторону.

– Я бы хотел увидеть его, – сказал Рубен. – Поговорить с ним. Где вы его держите?

– Хупера?

– Ну конечно, Хупера.

– Он здесь, чего другого вы ожидали? Я не уверен, что мне хочется, чтобы вы встречались и разговаривали с ним.

– Я бы хотел услышать, что он сам скажет.

– Разумеется, это было бы естественно. – Макс повернулся к Аджелине. – А ты что думаешь? Нам следует дать им поговорить?

Анжелина кивнула.

– Да, – сказала она. – Если позже возникнут вопросы, если Хупер умрет, тогда профессор Фелпс сможет подтвердить, что видел его живым, пока он находился у вас. Я бы тоже хотела его видеть.

Беллегард покачал головой:

– Нет, сестричка. Я бы сам хотел с тобой поговорить. Ты можешь остаться здесь. Я пошлю одного из моих людей проводить профессора. Он может встретиться с мистером Хупером, если того желает.

Беллегард подозвал полицейского, отдыхавшего возле двери. Это был тот самый человек в бежевом костюме по имени Лубер. Он неторопливо приблизился и улыбнулся Рубену. Беллегард отрывисто отдал распоряжения.

– Пойдемте со мной, – сказал Лубер.

Рубен направился вслед за ним к двери. Анжелина проводила его взглядом. Макс проводил его взглядом. Анжелина не произнесла ни слова. Макс не произнес ни слова.

68

Камера, в которую бросили Хупера, была одна из семи, располагавшихся на первом этаже. Двери казались жиденькими и решетка на окнах была подчеркнуто тонкой; но Рубен догадывался, что никто из содержавшихся здесь не был достаточно здоров, чтобы попытаться вырваться отсюда. В неподвижном воздухе висел тяжелый запах застоявшейся мочи и человеческих испражнений. Рубена чуть не вырвало, когда он входил в камеру.

Света тусклой желтой лампочки хватало лишь на то, чтобы заставить бесформенные тени жаться по углам узкой камеры. Потолок был густо покрыт паутиной. На стенах виднелись следы засохшей крови. На полу стоял низкий топчан, а на топчане Рубен смог различить неясные очертания фигуры, накрытой тонким одеялом.

Солдаты Валриса не убили Дуга Хупера, это была правда. Но определение носило более-менее технический характер. Рубену было достаточно одного взгляда, чтобы понять: даже если Хупер выживет, его жизнь едва ли будет стоить того, чтобы за нее держаться. Топчан и одеяло были залиты запекшейся кровью.

Хупер находился в полубессознательном состоянии. Он шевельнулся, когда Рубен присел на край топчана. Здесь не было ни шоколадок «Херши», ни фотографий святых. Хупер попробовал поднять руки в тщетной попытке защититься от ударов, которые, как он думал, сейчас на него обрушатся. Обе руки были сломаны сразу в нескольких местах. Кисть одной из них неоднократно раздавливал чей-то каблук.

– Все в порядке. Дуг, это я. Мирон Фелпс. Я пришел помочь вам. Я хочу попробовать вытащить вас отсюда.

Голова Хупера перекатилась набок, лицом к Рубену. Рана на щеке вскрылась и стала еще больше. Оба глаза текли от кровоподтеков. Губы распухли и были перепачканы кровью. Он открыл рот, чтобы заговорить, обнажив кровоточащие десны, – почти все его зубы были выбиты прикладом карабина. Рубен поморщился, заметив, что его левое ухо было наполовину отрезано.

Он почувствовал, как в нем закипает ярость. Повернувшись, он закричал на Лубера:

– Черт бы вас подрал, почему вы не отвезли его в больницу? Его нужно лечить! Вы кто, дикари?

Лубер притворился, что не понимает. Он стоял, прислонившись спиной к двери, и чистил ногти. Даже здесь он не снял своих черных очков.

– Фелпс... – прошептал Хупер срывающимся голосом. – Кто... не... помню...

– Не важно. Я собираюсь вытащить вас отсюда, отвезти в больницу. Я не позволю им держать вас здесь.

– Никто не... говорит по-английски, – со свистом выдавливал из себя Хупер.

Он постарался принять более удобное положение, но это причинило ему такую боль, что он едва не потерял сознание. Рубен подозревал, что у него сломано несколько ребер. Он боялся его трогать.

– Пожалуйста, – заговорил он. – Старайтесь не двигаться. Я скажу Беллегарду, что вам необходимо сделать укол морфия и переложить в нормальную кровать. Амирзаде ждет на улице. У него есть лекарства в машине.

– Бли... ближе... – прошептал Хупер. Рубен наклонился к нему. – Нет... пистолета... Никог... да не было... писто... лета... Хотел... по... поговорить... Вал-рис... Не... убивал... Пожалуйста... поверьте...

– Я верю вам, – сказал Рубен, – я вам верю. – Он неуверенно вытянул руку и мягко тронул Хупера сбоку за шею, где тот как будто был без синяков. Слезы вытекали, из-под опухших почерневших век Хупера. Рубен достал бумажную салфетку из кармана и вытер их. «Где теперь Бог Хупера? – спрашивал он себя. – Где теперь чей угодно Бог?»

Со стороны двери раздался какой-то звук. Рубен обернулся. Макс Беллегард стоял на пороге и наблюдал за ним. Лубер отодвинулся в сторону, освобождая проход для своего начальника. Макс словно стал другим человеком, чужим, его добродушие, пусть и притворное, теперь исчезло окончательно.

– Так что же мистер Хупер говорил вам, лейтенант Абрамс? Какие ласки он вам нашептывал?

Рубен встал. В первый момент он даже не осознал, что Беллегард употребил его настоящее имя. Было ли оно известно майору с самого начала? Или это Анжелина только что сказала ему?

– Он заявил мне, что у него не было пистолета. Он сказал, что пришел к Валрису просто поговорить, и все. Я ему верю.

Беллегард щелкнул пальцами. Полицейский в форме выступил из тени позади него и что-то ему протянул. Майор поднял предмет в руке и поднес его ближе к свету. Это был пистолет в полиэтиленовом пакете, мощный браунинг Хай-Пауэр.

– Я вижу, вы его узнаете, лейтенант. Это тот самый пистолет, который находился у мистера Хупера в момент ареста. На нем сохранились отпечатки его пальцев. – Беллегард сделал паузу. – А также и ваших.

– Это ложь, – воскликнул Рубен. – Хупер этого пистолета в глаза не видел. Ваши люди забрали его из моей комнаты. Вы подбросили его Хуперу, сами поставили на нем отпечатки его пальцев.

– Значит, вы признаете, что это ваш пистолет, лейтенант. Так давайте посмотрим, может быть, и мистер Хупер его припомнит.

Беллегард сделал три длинных шага через камеру. Рубена, стоявшего у края топчана, он словно перестал замечать. Без всякого предупреждения Беллегард ухватился правой рукой за растрепанные волосы миссионера и рывком поднял его в полусидячее положение. Рубен шагнул вперед, собираясь броситься на майора, но за его спиной раздался металлический щелчок, и он вернулся на место.

– Не будьте дураком, лейтенант, – произнес Беллегард. – Капитану Луберу все равно, пристрелит он вас или нет, ему на это ровным счетом наплевать.

Макс держал голову Хупера на расстоянии примерно фута от своего лица. Он уронил пистолет на топчан и поднес свободную руку вплотную ко рту Хупера.

– Какой кошмар, – сказал он. – Вам нужно, чтобы кто-то занялся вашими зубами.

Беллегард ловко просунул длинные пальцы между истерзанных десен Хупера. Американец вскрикнул, когда Макс ухватился большим и указательным пальцами за сломанный зуб и начал раскачивать его. Зуб в конце концов вылез из десны, забрызгав подбородок и грудь Хупера свежей кровью. Беллегард проделал тот же маневр со вторым зубом. Хупер потерял сознание.

Макс обернулся. Он казался почти разочарованным, что жертва так легко ускользнула от него.

– Времени у нас много, лейтенант. Спешить некуда. Моя жена и дети спокойно спят у себя дома. Они не ждут моего возвращения, пока кризис продолжается.

А теперь поправьте меня, если я ошибаюсь. Вы получили этот пистолет от американского правительственного агентства, известного как АНКД, агентства, к которому вы временно причислены. Вы затем передали этот пистолет присутствующему здесь мистеру Хуперу, также являющемуся агентом американского правительства. Хупер после этого приступил к выполнению своего задания, заключавшегося в том, чтобы застрелить генерала Луиса Валриса, министра обороны Гаити. К сожалению для него и для вас, но к счастью для гаитянского народа, Хупер после завершения своего задания был арестован телохранителем генерала. В основе своей все так и было, не правда ли?

Рубен промолчал. Что толку возражать?

– Вам нечего сказать? Очень жаль. Сегодня ночью, немного позже, мистер Хупер будет расстрелян. Чистосердечное признание дало бы ему еще некоторое время. Впрочем, мистер Хупер не представляет для меня абсолютно никакого интереса. Меня интересуете вы, лейтенант. Вы и те люди, на которых вы работаете.

Майор поднялся. Он окинул камеру взглядом, словно видел ее в первый раз. Его голова, почти касалась паутины на потолке. Черные существа бегали по потолку на своих чудовищных лапах.

– Очень хорошо, – „произнес Макс. – Полагаю, пришло время предоставить мистера Хупера его судьбе. Нам предстоит обсудить более серьезные вопросы.

Он замолчал и приблизился вплотную к Рубену, встав совсем рядом.

– Сегодня ночью нас ждет долгая поездка. Я должен просить вас быть терпеливым, очень терпеливым.

Они оставили Хупера лежать на топчане, как обломок кораблекрушения на дне океана. Одеяла свалились с него, лишив его последней защиты. «Снилось ли ему что-нибудь? – спросил себя Рубен. – И если снилось, то что: рай или ад?»

Беллегард проводил Рубена до выхода из управления и вывел на заполненную солдатами площадь. Машины Амирзаде здесь уже не было. Где-то рядом слышался треск радиостанции, его сменил скрежет шестерен, и бронированный грузовик прогрохотал мимо «Шукуна». Анжелины нигде не было видно. К ним подъехал большой черный «мерседес». За рулем был Лубер.

– Где Анжелина? – спросил Рубен. – Если мы куда-то едем, я бы хотел, чтобы она поехала с нами.

– Анжелина? – переспросил Беллегард. – Вы, должно быть, ошиблись. Я не знаю женщины с таким именем.

Макс открыл дверцу и знаком показал Рубену, чтобы он садился в машину. Мгновение Рубен смотрел на него, будто хотел ударить. Он огляделся. Стояла ли Анжелина где-то там, скрытая тенью, и наблюдала за ними? Или была в камере, вроде той, откуда они только что вышли? Макс сел рядом с ним и мягко клацнул дверцей. Никто не сказал ни слова, когда Лубер покатил в ждущую ночь.

69

Не было ни ветра, ни дождя – ничего, кроме бесцветного неба и ночи, пустой над бесплодной землей. Они ехали через все многообразие тишины: через тишину комендантского часа и тишину опустевших полей, тишину ночи и тишину перед рассветом. Никто не останавливал их, никто не спрашивал, откуда и куда они едут, – Беллегард заранее позвонил на все дорожные заставы. Впечатление было такое, будто вся страна лежит у него в ладони плотно и удобно, как яблоко, упавшее с дерева. Яблоко, сердцевина которого уже сгнила.

Они выехали из Порт-о-Пренса на север, следуя по дороге, ведущей мимо Буа-Мустик. После Бон Репо дорога сворачивала на северо-запад, протянувшись вдоль берега до Сен-Марка. Убаюканный на заднем сиденье молчаниями, набегавшими на него, как волны на пирс, Рубен несколько раз засыпал и просыпался. Просыпаясь, он неизменно находил Беллегард а в одном и том же положении: тот сидел с широко открытыми глазами, держа руки на коленях, неподвижно глядя на собственное отражение в зеркале.

Ночь была полна солдат. Они сидели у дверей и одиноко курили, или стояли, прислонившись к скорбным баррикадам, и дули на озябшие пальцы. Один раз они услышали звуки стрельбы, нерешительные и далекие, плывшие в ночи над огромными зелеными плантациями сахарного тростника. Они проехали Сен-Марк не останавливаясь. Город опустел, словно всех его обитателей унесла внезапная эпидемия. Это был город закрытых ставень и запертых дверей.

Наступил рассвет, мрачный и угрожающий, он появился высоко на востоке, над Черными горами. В дымке мутного утреннего света они ехали подобно призраку по миру, превратившемуся в пустыню: ровные пространства глины тянулись бесконечно во всех направлениях, испещренные темными переплетениями мангровых рощ; огромные соленые лужи лежали, голо, кристаллически поблескивая в неверном солнечном свете, – озерца голубого, зеленого и болезненно желтого. Мир казался бескрайним и необитаемым. Ни в чем не было тепла.

Они проехали через трущобы Гонаива и повернули на восток в горы Шен-де-Баланс. Рубен тер глаза и смотрел непонимающим взглядом, утратив всякую надежду на спасение. Он знал, куда они направляются. Угадал название этого места.

Маленькая Ривьера спала в темной и извилистой долине, окруженная кольцом холмов. Она открылась перед ними внезапно, с тесной дороги под сводом лиан. Рубен узнал ее сразу же; даже с этого расстояния он чувствовал порочность, окутывавшую это место, многовековое разложение, время, воспринимаемое как расстояние. Холмы вокруг были черными и пустынными. Чахлые растения и скрюченные, неестественные деревья – вот все, что оставалось от старой плантации. Казалось, что чародей, поверженный и затаивший злобу, превратил все вокруг себя в пустыню единым, желчным заклинанием.

Камень упал с камня, черепица с черепицы, балка с балки, брус с бруса. Ни время, ни природа не церемонились с Маленькой Ривьерой. Старые стены стояли согбенные под тяжестью длинных, опутавших их лиан. Пауки плели паутину там, где некогда были окна и двери. «Сколько времени, – подумал Рубен, – все стоит здесь вот так? Когда, Анжелина говорила, они с Риком приезжали сюда? Двенадцать лет назад? Неужели за такой короткий срок все могло превратиться в такие руины? Должно быть, уже в то время поместье было изрядно разрушено».

«Мерседес» подпрыгивал и скользил на дороге, которая больше напоминала тропинку в густой растительности. Солнце набирало силу, наполняя долину влажным теплом. Меж деревьями бледные бабочки вспыхивали в полосах солнечного света – мгновения светлой мечты среди смрадной реальности. Они подъехали к тому, что когда-то было парадным подъездом главного дома. Было время, когда здесь были раскинуты зеленью газоны и прогуливались павлины. Теперь все по пояс заросло бурьяном.

– Пойдемте со мной, лейтенант, – сказал Беллегард, положив, мягкую ладонь на руку Рубена. Он до сих пор так и не объяснил, каким образом он узнал настоящее имя Рубена, да Рубен и не спрашивал.

Они вышли из машины, вступив в густые заросли переросших сорняков и колючего чертополоха. Кое-как расчищенная тропа вела ко входу, где все еще сохранилось какое-то подобие двери. Беллегард шел первым, Рубен – за ним, шествие замыкал Лубер, совсем не казавшийся усталым после долгого времени, проведенного за рулем.

Внутри Маленькая Ривьера прогнила еще больше, если только это было возможно, чем снаружи. Дом выглядел так, словно сюда никто не заходил уже несколько десятилетий. Рубен не видел никаких признаков того, что дом был обитаем, никаких следов той семьи, которая, как говорила Анжелина, жила здесь двенадцать лет назад. Лестница прямо перед ними сгнила и провалилась в середине, съеденная термитами и влажностью. Там, где штукатурка еще не обвалилась, стены покрывала простыня зеленой плесени, в прорехах которой виднелась голая кладка.

Беллегард, казалось, хорошо знал дорогу. Он провел Рубена по коридору мимо разрушенной лестницы к зияющему дверному проему, за которым лежал громадный, без мебели зал. Рубен осторожно ступал по треснувшим и раскрошившимся плитам пола. Окна были заложены кирпичами, но кое-где пурпурные столбы солнечного света косо вонзались в зал через зияющие отверстия в потолке. Посмотрев наверх, Рубен заметил следы тонкой лепнины и изящных карнизов, детали которых навсегда были утеряны из-за буйства влаги.

Они прошли в комнату поменьше, очень темную и холодную. Лубер подтолкнул Рубена внутрь. В дальнем конце Беллегард ждал его у открытой двери. Когда Рубен приблизился, майор протянул ему какой-то предмет.

– Вот, – сказал он, – вам это понадобится.

В руках у Рубена оказался помятый фонарь-молния. Лубер выступил вперед с коробком спичек и чиркнул одной, чтобы зажечь фонарь Рубена. Макс зажег свой сам и протянул третий фонарь Луберу.

– Здесь нет электричества, лейтенант. Нет даже газа. Но это лучше, чем ничего. Что бы вы ни делали, не выпускайте его из рук.

Теперь Рубен видел, что открытая дверь, у которой стоял Макс, выходила прямо на крутую каменную лестницу. Макс не колебался. Высоко подняв лампу, он начал спускаться по ступеням. Через несколько секунд свет его фонаря поглотил мрак. Рубен не решался последовать за ним. Лубер подошел сзади и толкнул его в спину. Он переступил через порог.

Лестница спускалась под крутым углом, тесно обвиваясь вокруг узкого центрального столба. Снизу доносились шаги Беллегарда, звеневшие по холодному камню. Касаясь правой рукой стены узкого колодца, Рубен держал фонарь в левой так, чтобы его желтый свет падал на ступени непосредственно у него под ногами. Ступени были сильно изношены посередине – знак поколений.

Рубен уже предчувствовал, что они найдут в самом низу. Должно быть, это был первый эксперимент Буржоли по строительству подземных помещений. Рубен гадал, чего ему удалось достичь с помощью накопленного за долгие годы богатства и крепких спин черных рабов. Он не был готов увидеть то, что открылось его взору, когда он сделал последний поворот и сошел с лестницы.