Текст книги "Добей лежачего"

Автор книги: Дэн Кавана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Найти штаб-квартиру Красно-бело-голубого Движения оказалось нетрудно. В палисаднике возле одного из парадных торчал флагшток, а на нём реял «Юнион Джек». Даффи не стал даже сверяться с записной книжкой, где у него был адрес, который ему дали в Анти-нацистской лиге.

Дверь открыл мужчина средних лет с красным лицом и маленькими поросячьими глазками. Для человека, который открывает дверь своего дома в среду в одиннадцать утра, он был одет весьма изысканно. На нём был жилет и брюки, явно от одного костюма, белая рубашка с рукавами, закатанными выше локтя и схваченными гибкими металлическими браслетами, армейский галстук и начищенные до блеска чёрные туфли. На голове у него почему-то была шляпа-котелок. Кто это: мистер Джойс, секретарь организации, сам открывает входную дверь, или, может, это судебный пристав завершил свою миссию и покидает помещение?

– Мистер Джойс?

– Да.

– Меня интересует ваше Движение.

– Из прессы?

– Нет.

– Из коммунистов?

– Нет.

– Заходите.

Мистер Джойс развернулся, повесил котелок на вешалку у двери и провёл Даффи в залитую светом кухню. Сам Даффи в это утро не мог похвастаться нарядом: джинсовая куртка, джинсовые брюки, грубоватая рубашка, тяжёлые ботинки. Видок не в точности такой же, как у лейтон-роудских бандитов, но вполне брутальный. Он также постарался настроить голос на приличествующую случаю тональность.

Джойс усадил его за маленький стол и ушёл в другую комнату. Вернулся он с авторучкой и чем-то вроде анкеты. Взяв стул, он уселся напротив Даффи, улыбнулся и внезапно стал меньше похож на судебного пристава. Скорее доктор, приготовившийся расспросить о симптомах болезни. И давно вы спите с мужчинами, мистер Даффи? И сколько уже времени вы бисексуал? А кем вам больше нравится себя чувствовать: гомосексуалистом или бисексуалом? И давно у вас проблемы с эрекцией? Может быть, мне стоит взглянуть на вашу проблему? Нет, спасибо, пожалуй, лучше я взгляну на это вот пигментное пятно. Да, всё как я и думал. К чему сейчас волноваться об эрекции? Сестра, принесите мне большую бутыль дезинфицирующего и крысиного яду. Рррр!

– Так что же вы хотели узнать о Движении, мистер…

– Биньон.

– Мистер Биньон.

– Ну, вообще, я подумывал о том, чтобы вступить.

Даффи решил действовать напролом, но так, чтобы начальство в лице мистера Джойса видело, как он почтителен.

– И как же вы узнали о нас?

– Ну… парни на стадионе рассказывали. Это было в субботу, «Атлетик» играл, парни в перерыве разговаривали, ну и я услышал, подумал, решил, что это как раз по мне.

– Можно поинтересоваться, каковы ваши политические убеждения, мистер Биньон? Кстати, как ваше имя?

– Терри. Я британец и горжусь этим, вот и вся моя политика.

– Да, но ведь это ещё не всё, – голос мистера Джойса звучал безмятежно, но Даффи боялся поднять глаза, чувствуя, что маленькие свиные глазки внимательно его осматривают. – Скажите, как вы думаете, каковы задачи нашего Движения?

– Бить ниггеров и пакистанцев, – прорычал Даффи.

– Ох, голубчик вы мой, – сказал мистер Джойс, отложив свою шариковую ручку, – нам здесь вовсе не нужны такие откровенные политические выступления.

– Да нет, мистер Джойс, нет, всё в порядке, я просто вас маленько подначил. Из того, что говорили парни, я так понял, что это примерно то же, что и быть патриотом, так?

– Да, для начала можно выразиться и так.

– Может, я чего не понимаю, мистер Джойс, но как уж это мне представляется, главная беда с этой страной, это что все наши политики – куплены. Набивают себе карман, разъезжают на дорогущих машинах, на людей плюют. Ведь это ж их работа – давать людям то, что они от них требуют, разве нет? Для того ведь их и выбирали. Взять, к примеру, смертную казнь. Весь народ за смертную казнь, а они её не вводят.

– Тут я с вами согласен, – сказал мистер Джойс.

– Или взять репатриацию. Все хотят, а правительство ни мычит, ни телится, – Даффи судорожно пытался вспомнить содержание той листовки, что показывал ему Джимми Листер. – Взять моё поколение, – Даффи скостил себе полтора десятка и надеялся, что это сойдёт ему с рук. – Моё поколение… оно ведь всё апачично, вот какое оно. Апачичное. Нам дела нет, что на смену одним болтунам приходят другие. Нам нужно такое правительство, чтоб оно слушало, что говорят люди, слушало бы и делало так, как ему говорят. Я, между прочим, хочу гордиться тем, что я британец. И я горжусьтем, что я британец, – спохватившись, прибавил он, но меня воротит от того, что мою страну тычут мордой в грязь. Ведь это же ВеликаяБритания, так я говорю?

– Это и в самом деле так, мистер Биньон. И как же нам вернуть нашей стране былое имя и былое величие?

Даффи на мгновение призадумался.

– Ну, это так сразу не решишь. Уж вы то, наверное, куда больше меня про это знаете. Но мне представляется, нужно гнать в шею всех этих политиканов и набирать новый состав. Вот тогда будет Британия для британцев. И провозгласить репатриацию. И чтобы снова была Великая Британия. А там уж, если потребуется, возьмёмся и за ниггеров с пакистанцами.

На этот раз мистер Джойс многозначительно кашлянул, а Даффи почувствовал, что ему надо бы в душ.

– Но это, как вы сами сказали, мистер Биньон, если только потребуется.

– Ну да. Я хочу сказать, что если уж ломать, так по-настоящему, разве нет?

– Это верно.

Мистер Джойс снял колпачок со своей ручки и принялся записывать подробности. К фальшивому имени Даффи прибавил фальшивый адрес в Паддингтоне и фальшивый возраст. Признался, что не работает. Отрицал, не кривя душой, имевшую место в прошлом принадлежность к какой-либо партии. Обещал платить десять фунтов ежегодно или пять фунтов раз в полгода, или три фунта раз в квартал. Отдал три фунта. Расписался, где ему указали. Затем мистер Джойс снова вышел и вернулся с двумя книгами, по одной в каждой руке: Библия и том Шекспира. Даффи попросили встать и положить руки на книги.

– Торжественно клянусь…

– Торжественно клянусь…

– Быть верным Её Величеству Королеве…

– Быть верным Её Величеству Королеве…

– Следовать целям и принципам Красно-Бело-Голубого Движения…

– Следовать целям и что?

– Принципам.

– Принципам. Целям и принципам Красно-Бело-Голубого Движения…

– И повиноваться его офицерам.

– И повиноваться его офицерам.

– Хорошо. Теперь медосмотр. Снимайте рубашку.

– Чего?

– Снимайте, снимайте, это всего лишь беглый осмотр. Я дипломированный врач.

Даффи нехотя разделся по пояс.

– Вот так, замечательно, это и минуты не займёт. Серповидно-клеточной анемией не страдаете, я надеюсь? Ха-ха. Не волнуйтесь, не волнуйтесь, с вамитакого быть не может.

Мистер Джойс достал откуда-то видавший виды стетоскоп и занялся грудной клеткой Даффи. Постукал холодными пальцами по его лопаткам. Заставил Даффи вытянуть вперёд руки, проверил, не дрожат ли пальцы. Может, он и был врач. Что не мешало ему быть полоумным.

– Замечательно. Не торопитесь покуда одеваться.

Пока Даффи гадал, что его ждёт дальше, Джойс открыл холодильник и извлёк оттуда нарезанный ломтиками белый хлеб. Два кусочка он положил в тостер.

– Я сегодня уже завтракал, мистер Джойс, сэр.

– Это не завтрак.

– Думаю, мне пора идти.

– Вы только что поклялись повиноваться офицерам Красно-Бело-Голубого Движения. Сядьте, Биньон. Это не займёт много времени. С медициной мы закончили. Теперь перейдём к физической подготовке.

Даффи глянул на него. Мистер Джойс глянул на тостер.

– Это, – объявил он, – развлекательная часть.

Он убрал со стола всё, что на нём оставалось, и вытер его полотенцем. Когда тосты были готовы, он вынул их и густо помазал маслом, а затем повидлом. После этого он уложил их посередине стола, в полуметре друг от друга. Закончив, он вытер руки полотенцем.

– Арм-реслинг, – объявил он. – Моя маленькая слабость. Вы можете считать это обрядом инициации.

– Можно я надену рубашку?

– Оставайтесь, как есть.

Стальной браслет мистера Джойса сверкнул на солнце, он установил локоть на середину стола. Голый по пояс, Даффи последовал его примеру.

– Минуточку, – сказал мистер Джойс и аккуратно поправил оба тоста. Затем он снова установил свой локоть напротив локтя Даффи, и они сцепили пальцы.

– На счёт три, договорились? Считайте вы, мистер Биньон.

Ладно, чёртов ты кретин, подумал Даффи и быстро проговорил: «Один-два-три».

Даффи был в самой что ни на есть хорошей форме, да и упражнения с гирями пошли на пользу его мускулам. Но его натиск не оказал никакого воздействия на мистера Джойса, который удерживал вертикаль без всякого труда. Мистер Джойс явно занимался этим раньше. Даффи тоже имел некоторый опыт, хоть, может, и не такой большой. Когда открытая атака не увенчалась успехом, Даффи решил предпринять упорное давление, но рука его противника даже не пошевелилась. Тогда Даффи переменил тактику. Он ослабил давление, дал своей руке отклониться от полуденной вертикали до часу дня, а потом резко возобновил натиск. Первые два раза возврат в вертикальное положение дался ему без труда – но и только. В третий раз его рука так и осталась в положении «час». В четвёртый она опустилась до «двух». До повидла оставалось всего несколько сантиметров. На мистера Джойса Даффи не смотрел. Самое время, решил он, нанести решающий удар. Он собрал всю свою силу в кулак и нажал. Мгновением позже его рука врезалась в повидло.

Джойс поднялся, вытер руку полотенцем и перебросил его Даффи.

– Мне не хотелось испортить вашу чудесную рубашку, – сказал он.

Идя к выходу, Джойс рассказал ему о ежемесячной газете и о марше (сбор на Тауэр-Хилл), который должен был состояться на следующей неделе. Даффи не терпелось выбраться из этого дома, и он обогнал мистера Джойса шага на два. Открыв дверь, он обернулся – сказать если не «до свидания», то, хотя бы, «да пошёл ты на хрен», и, обернувшись, увидел, что мистер Джойс снова надел свой котелок.

– Знаешь, бывают дни, когда я чувствую себя совершенно нормально, – сказал Даффи.

– Пусть это тебя не беспокоит, мой милый, – ответила Кэрол.

Они дожидались, пока подоспеет последнее кулинарное творение Даффи – замороженная пицца от «Маркса и Спенсера», – и он рассказал ей о своей поездке в Илинг.

– Хорошо, что на нём не было шляпы, когда вы занимались реслингом, Даффи, сказала она. – Ты бы этого не вынес.

– Думаешь, я нормален?

– Что значит «нормален»? А вообще кто-нибудь из нас нормален? Но если уж кто и есть, то, конечно, это не ты.

– Ох, – внезапно Даффи страшно захотелось быть нормальным, даже если таковых, по словам Кэрол, не существует в природе.

– Но ты не козёл какой-нибудь, если ты об этом. Ты даже, в общем-то, не странный. По крайней мере, не для меня. То есть, у тебя, может, и есть странности, но я к ним уже привыкла.

Даффи достал из духовки пиццу и положил в раковину противень.

– Здорово, Даффи, очень аппетитно. Мне нравится, как ты украшаешь её кусочками зелёного перчика.

Даффи улыбнулся и принял комплимент. Они часто играли в эту игру, и она ему нравилась. Сам-то он считал, что держит пиццу в духовке слишком долго. Корочка сильно хрустела. Конечно, она и должнабыла хрустеть, и он держал её в духовке ровно столько, сколько указано на коробке, но она хрустела так, что когда в неё вонзали нож, крошки разлетались во все стороны. Они попадали даже на пол, а если и было что, чего терпеть не мог Даффи, так это когда на пол просыпались крошки. Конечно, в кафельный пол крошки не втопчешь, но можно растоптать их по нему – а это Даффи не нравилось, или они могут прицепиться к вашим подошвам и попасть в другие комнаты – а это нравилось Даффи ещё меньше.

– Слышала когда-нибудь о Чарли Магрудо?

– Нет. А должна была?

– Да нет. Он вроде как местный криминальный авторитет.

– Нет. Слишком далеко от нас, чтобы я могла о нём слышать. Разве если он совсем уж авторитет.

– Ну да.

Кэрол не любила, когда Даффи говорил о работе. А он говорил о ней так мало, что когда он всё же это делал, ей казалось, что она просто обязана выслушать, потому что есть нечто, что его беспокоит, но ей это не нравилось. Всплывали старые воспоминания – воспоминания тех времён, когда они были коллегами по службе, и он только начинал за ней ухаживать. К тому же, частенько случалось так, что Даффи просил её о помощи, и помощь эта всегда означала какое-нибудь нарушение устава. Ей это не нравилось, не нравилось играть с огнём. Ей хотелось, чтоб его работа не имела никакого отношения к полиции. Чтоб он открыл паб – некоторые бывшие полицейские так делали. Правда, пивоваренные компании не слишком стремились иметь во владельцах питейных заведений бывших полицейских, чья карьера оборвалась так, как у Даффи. Она надеялась, что он не станет просить помочь ему – хотя бы потому, что подозревала, что уступит.

– Да, кстати, Даффи, я тут выяснила насчёт лимфоузлов.

– А-а…

Действительно ли ему хотелось об этом знать? Положа руку на сердце, он не смог бы ответить.

– Да, я спрашивала в участке, и мне посоветовали обратиться к доктору Хоукинсу.

– А-а…

– Это такие комочки. Подмышками, на шее, в паху. Там они бывают.

– А зачем они?

– Я не очень поняла, но, судя по тому, что сказал доктор Хоукинс, они вроде как… вроде как полезные.

– А он не сказал, большие они?

– Большие? Нет, не думаю. Я так поняла, что они, наоборот, очень маленькие. Думаешь, тебе надо сходить к доктору?

Кэрол ни разу не упомянула слово «рак», которое прозвучало в объяснениях доктора Хоукинса.

– Нет.

– Я хочу сказать, что если ты беспокоишься, лучше пойти к доктору.

Говоря «беспокоишься», Кэрол имела в виду «больше, чем обычно». Если бы Даффи ходил к врачу всякий раз, как начинал беспокоиться, ему пришлось бы арендовать в приёмной место под раскладушку.

Даффи знал, что не стоит ему узнавать о лимфоузлах поподробнее. Всегда бывает так, что от того, что узнаёшь, волнуешься ещё больше, и никогда не узнаешь достаточно, чтобы успокоиться. Ладно, теперь он, по крайней мере, знает, где находятся эти узелки; это уже шаг вперёд. С другой стороны, он не знает, какого они должны быть размера, так что как он определит, набухли они или нет? Это шаг назад. Вообще, если их можно нащупать, значит ли это, что они набухли? Или это как раз значит, что они естественного размера, а вот когда они станут больше, значит, они набухли?

Нет, к врачу он не пойдёт, благодарю покорно. Он не желает, чтобы ему на шею повесили колокольчик и отправили в Горный Уэльс.

– Нет, милая, я не беспокоюсь. Я в порядке. Нет, правда.

Во взгляде её читалось сомнение; он встал, обошёл стол и обнял её за плечи. Он посмотрел на неё, улыбнулся, и ему, как это ни странно, захотелось её поцеловать, но вместо этого они помыли посуду. Она мыла, он вытирал; с точки зрения Даффи, вытирала она кое-как, а вот мыла очень хорошо. Очень тщательно.

Кэрол было завтра рано вставать, и к тому времени, как лёг Даффи, она уже почти спала. Забравшись в постель, он ощутил под коленкой что-то острое. Он снова включил ночник и принялся осматривать простыню. Он так и знал. Так и знал. Крошки от пиццы. Это он и имел в виду. В следующий раз он будет держать её в духовке на пять минут меньше. Ничего, что она будет сыровата. Те, у кого вставная челюсть, всегда так готовят. Но… что, если не соблюсти указанное время… а вдруг тогда не уничтожишь все бактерии? Доктор Хоукинс должен бы знать наверняка. Пусть Кэрол его спросит. Он привалился к ней и уютно свернулся калачиком.

Заснул он быстро, и быстро явились сновидения. Он видел Биньона у стойки бара в «Аллигаторах» – в кружевных панталонах, чулках, подвязках и чёрном бюстгальтере. Он видел молокососов-фанатов, марширующих по Лейтон-Роуд с британскими флагами в руках. Он видел, как Биньон и мистер Джойс занимались арм-реслингом. Он видел себя на воротах, и каждый раз, когда ему приходилось вытаскивать мяч из сетки, мяч превращался в непропёкшуюся пиццу. Он снова видел Биньона у стойки бара, и тот поворачивался к нему и говорил: «С тобой всё ясно, Даффи, ты лимфоузелок. Ты можешь притворяться, что это не так, но уж такой ты есть». Он видел, как Мелвин Проссер в золочёном «Роллс-Ройсе» даёт задний ход и переезжает ногу Дэнни Мэтсону. Он видел…

Внезапно он проснулся. Он по-прежнему лежал, свернувшись калачиком, рядом с Кэрол, но случилось две вещи. Он вспотел, и это было первое. Он потрогал лоб и подумал: это пот, Даффи. Это и есть ночной пот. Второе событие состояло в том, что у него была эрекция. Он не мог в это поверить, но снова потрогал и убедился. Это, Даффи, сказал он себе, твёрдый член. Помнишь? Впервые за многие годы. И с Кэрол, вот ведь как выходит.

Этому должно было быть какое-то объяснение. Одно с другим должно быть как-то связано. Возможно, его член – это всего-навсего лимфоузелок, и набух потому, что через год или два Даффи предстоит умереть от ужасной болезни. Но так это, или нет, а член всё-таки был твёрдый.

Хорошо ещё, что Кэрол спит.

Следующий день ушёл на беготню и рутинную работу – всего по мелочи. Начал он с того, что заехал к Дэнни Мэтсону и позвал его поехать с ним вечером в «Логово». У Дэнни было не так много планов на вечер, а ведь даже трястись несколько часов в старом фургоне лучше, чем сидеть одному.

– Кстати, мой бумажник нашёлся. Полиция нашла.

– Вот как? Что пропало?

– Деньги. Кредитка. Больше там ничего не было. Хорошо, что я не носил в нём фото Тревора Брукинга. Они могли и его украсть.

– М-м, ну да, могли, – особенно если они фанаты «Барнсли», – как нога?

– Всё ещё при мне.

– Вот и хорошо, продолжай шутить и дальше.

Затем он снова поехал в Лейтон-Роуд и прошёлся по домам в обратном порядке.

В доме 57 миссис Дэвис открыла дверь. На ней и на этот раз был передник.

– Ох, Уэйн, – закричала она, увидев Даффи, – снова этот человек из «Кроникл».

Внезапно она исчезла, а на её месте возник бритоголовый парень в подтяжках. Он придвинулся очень близко к Даффи, как если бы плохо видел или если бы ему нравилось встречать визитёров ударом лоб в лоб.

– Катись-ка отсюда, ты! Ты и так расстроил мамашу всей этой болтовнёй про выигрышные номера.

– А твой отец дома? Всё, я пошёл, понял, ладно, – поспешно добавил Даффи, увидев, что скинхед явно собирается предпринять какое-то враждебное действие.

В доме 48 всё ещё не было Артура, и голос за дверью дал ему ещё меньше времени, чем в первый раз.

В доме 37 мистер Балливан резко открыл дверь.

– Да?

– Мистер Балливан, это снова я.

– Вижу, парень.

– Начальство хочет, чтоб я с вами прояснил ещё кое-какие вопросы.

– Ну что ж, проясняй, – фыркнув, ответил мистер Балливан.

– Э… как давно начались ваши проблемы?

– В тот самый день, как они построили тут стадион.

– Но ведь дело ухудшилось не так давно – сколько? Три года назад? Год? Три месяца?

– Да.

– Да – что, мистер Балливан?

– Все три – да.

– Понятно. Теперь, мистер Балливан, предположим, вы выиграете иск. Вовсе не обязательно, что проблемы ваши на этом закончатся. Клуб ведь может подать апелляцию. Насколько далеко вы способны пойти?

– Настолько, насколько потребуется.

– Вы имеете в виду, до конца?

– Я уже сказал.

– Мистер Балливан, что, вот эта дорога за вашим домом и есть та самая?

– Нет, передсамым моим домом, бестолковый вы человек. Конечно, это она и есть.

– А у вас тут есть объезд?

– Почему вы спрашиваете?

– Если клуб её отвоюет, это может стоить вам больших денег?

– Это уж наше дело. На чьей вы стороне?

– Я просто пытаюсь выяснить, что происходит. Мистер Балливан, скажите, у вас есть спонсор?

– Что вы имеете в виду?

– Ну, может быть, есть кто-то, кто симпатизирует вам и обещает покрыть все убытки, которые вы можете понести на этом деле…

– Если б даже такой и был, я бы вам не сказал.

– Почему?

– А почему я должен говорить?

– А почему вы не должны?

– Вы в репортёрском деле новичок?

– Да, пожалуй, можно и так сказать.

– Оно и видно. Приходите уже второй раз и до сих пор ни словечка не записали. Нечего удивляться, что в ваших поганых газетах так много лжи. Всего доброго.

Домой; надо позвонить Кену Мариотту. Может Даффи подъехать к редакции, чтобы рассказать ему всю историю? Ясное дело. А взамен, может ли Мариотт впустить его на десять минут в редакционный архив? Нет проблем.

Архив представлял собой огороженное стеллажами пространство посреди редакционного помещения. Кен отыскал ему материалы, касающиеся Чарли Магрудо, и вышел.

В папке было не меньше дюжины страниц, накопившихся за пятнадцать лет. Каждая вырезка была наклеена на лист бумаги. Кроме основательного биографического очерка, все прочие заметки были небольшие. «Местный бизнесмен дарит микроавтобус клубу „Варьете“» и «Подрядчик обещает: новый супермаркет будет готов к сроку» – всё такого рода заголовки. Просмотрев подшивку, Даффи составил себе образ человека работящего, любящего семьянина, блюдущего общественные интересы щедрого филантропа, равно преданного своим служащим, своей семье, церкви и клубу «Ротари». Время от времени в архив заглядывали журналисты. Один из них заглянул в папку, которую смотрел Даффи.

– Чарли Магрудо, а?

– Да.

– С чего бы он вам так понадобился?

– Да он пытается получить подряд в Ислингтоне, а мы слышали, что он нечист на руку.

– Чарли Магрудо? Да Чарли Магрудо чист как стёклышко. Кто-то ввёл вас в заблуждение, ребята. Он один из столпов клуба «Ротари», и всё такое.

– Здесь про то и написано, – сказал Даффи. – А вы кто?

– Я веду раздел криминальной хроники.

Кен Мариотт был вполне удовлетворён конфиденциальной информацией, которую сообщил Даффи о жителях Лейтон-Роуд, и обещал не выдавать её происхождения. Даффи предложил ему самому попытаться выяснить, кто помогает жителям деньгами, и добавил, что уже попробовал задать жителям кое-какие вопросы; он надеялся, что это не помешает Мариотту узнать от них что-нибудь интересное.

– Не волнуйся, сынок. Они у меня с руки будут есть. Просто поразительно, до чего люди становятся разговорчивыми, когда говоришь им, что ты журналист.

– Мне так не показалось, – сказал Даффи.

– Но ведь ты не журналист, – объяснил Кен.

– Ну да. Но, видишь ли, я боялся, что жители не захотят со мной разговаривать, так что…

– Что?

– Ну, я выдал себя за тебя.

Когда Даффи вернулся домой, на автоответчике висело сообщение с просьбой перезвонить Джимми Листеру. Менеджер выражал уверенность, что если Даффи сейчас не занят, ему стоит появиться на стадионе через полторы минуты.

– Даффи, – сказал Джимми, заведя его в свой кабинет, – познакомьтесь: Брэндон Доминго.

– День добрый. Слышал, вы – восходящая звезда.

– Рад познакомиться. Да нет, это заслуга всей команды. Если вокруг тебя парни что надо, забить ничего не стоит.

Брэндон смотрел в пол. Он был большой, мускулистый и, хотя и родился в Британии, имел очень мало шансов вступить в Красно-бело-голубое движение. Даффи подумал, что его преданность команде очень трогательна. Джимми Листер уже рассказал Даффи, что думает о своих игроках Мелвин Проссер: «Атлетик» – это дворовая псина, так считает председатель клуба.

– На самом деле, если кто и способен сейчас спасти положение, так это Брэндон, – вставил Джимми Листер.

– Спасибо, босс, – проговорил Брэндон, всё ещё не сводя глаз с ковра.

– Слышал, какие-то молокососы вас освистывают, – сказал Даффи.

– Да. Не очень-то красиво с их стороны, верно? – ответил Брэндон и тут впервые глянул на Даффи. Поднял голову, потом снова опустил: разница в росте была добрых двадцать сантиметров.

– А вы из-за этого переживаете?

– Да нет, – сказал Брэндон, – в первый раз, когда это случилось, в самый первый, я думал, почему просто не бросить мяч и не уйти с поля? А потом решил, зачем это я буду делать то, чего они и добиваются? Второй раз я подумал: ну вот, опять, и чуточку поторопился с передачей. В третий раз я решил, что больше не поддамся, показал им парочку трюков и с двадцати пяти метров попал в штангу, – Брэндон непринуждённо улыбнулся.

– Расскажи Даффи, что рассказывал мне.

– Да что там ещё рассказывать. Я сидел в пабе, там был этот чудак, ну и он попробовал меня зацепить.

– Зацепить?

– Ну да, совал мне пару сотен. Потом-то, когда понял, что я не интересуюсь, он деньги припрятал.

– Расскажите с самого начала. Всё, что можете припомнить.

– Ну, как я уже сказал, сижу я в пабе…

– В «Альбионе», – ввернул Джимми Листер.

– В «Альбионе», да, пью пиво, закусываю, тут подходит этот тип. Я, говорит, видел, как ты играешь, можно тебя угостить? Я привык выпивать по пинте – вы уж простите, босс, – ну я и говорю, что ж, я не прочь. Ну вот, стали мы говорить о команде, об игре, о том о сём, и тут он говорит, что у него есть для меня предложение. Если б он так прямо и не сказал: «предложение», я бы, может, даже и не понял, уж больно хитро он действовал.

– Что он говорил?

– Говорил, что я в команде – звезда, трали-вали и всё такое прочее, и про то, что будет, если «Атлетик» вылетит из дивизиона, а я говорю, мы не вылетим, мы ещё как останемся. Тут он говорит, мне, дескать, нравится твой настрой, да и другим людям он тоже понравится. Я его спрашиваю, это вы о чём, а он говорит, слушай, сынок, у тебя же вроде как контракт – насколько – на два, на три года? Я отвечаю: осталось ещё три. А он говорит, сам посуди: если «Атлетик» не вылетит, значит, и ты будешь в команде, верно? Верно, говорю. А если, говорит, случится такая ужасная вещь, что вы все вылетите в трубу, что тогда? Клубу будет нужна наличность и самый простой способ её получить – продать самого лучшего игрока. В смысле, меня. Что ж, говорит, есть заинтересованные люди. Очень милая команда, северяне, Второй дивизион. Середина таблицы, устойчивое положение. Парочку годиков поиграешь там и можно будет переходить в Первый дивизион. Так я, говорит, вижу твою карьеру. Что, говорит, ты выберешь: околачиваться три года в самом низу Третьего дивизиона или сделать им всем ручкой и полететь вверх, как ракета. Я ему говорю: я что-то не понял, и тут-то он это и сказал.

– Сказал что?

– Сказал, что джентльмен, которого он представляет, охотно готов сделать вложение в талантливого футболиста. В смысле, в меня.

– Хорошенькое дело, – сказал Даффи.

– Не такое уж хорошенькое, – сказал Брэндон.

– Я имею в виду, хитро обделанное.

– Не так уж хитро, раз я его прогнал.

– Теперь, Брэндон, расскажи, как выглядел этот тип.

– Ох, да ведь я и не знаю. Ну, такой, обыкновенный.

– Молодой, старый, маленький, рослый, одет хорошо или так себе?

– Вроде как невысокий, то есть вашего, примерно, роста; в возрасте уже, где-то под пятьдесят; худющий, но опрятный такой, в макинтоше. Ну, я ему говорю, иди ты, он и пошёл.

– Как он говорил?

– Нормально. Не заикался, ничего.

– Какого цвета глаза?

– Я на такие вещи внимания не обращаю.

– Волосы?

– Да.

– Что «да»?

– Да, у него были волосы. Он не был лысый. Послушайте, мне жаль, но я его плохо помню. Я ел пирожки. И потом, знаете… – он помедлил, озорно улыбаясь, словно не был уверен, говорить или нет, – вы, белые, все на одно лицо.

Вечером Даффи с Дэнни Мэтсоном сидели в фургоне возле входа в «Логово рыцарей» и смотрели на множество белых людей, которые все были на одно лицо. Они были на одно лицо потому, что среди них не было того единственного лица, которое ждали Даффи и Дэнни. Там были низенькие девушки и девушки рослые, перезрелые матроны и совсем юные девицы, девушки с декольте до пупа и девушки в немыслимых накидках, похожих на полиэтиленовый чехол, в который была укутана машина у дома мистера Джойса; но среди них не было Денизы.

Прождав несколько часов, Даффи решил, что она могла пройти внутрь ещё до того, как они подъехали. Он направился ко входу в «Логово», припоминая полученное от Дэнни несовершенное описание: Дениза, чёрные волосы, чёрное платье, выставляет напоказ свои прелести, танцует очень близко к партнёру, болтается там и сям, прогоняет других девушек, собирается уйти с вами, ждёт, пока вы подгоните машину, потом смывается. Что ж, кто-нибудь да узнает её по этому описанию.

Но проникнуть в «Логово» оказалось совсем не просто. Преградой на пути стал Толстый Фрэнки. Толстый Фрэнки объяснил Даффи, что тот одет не подобающим для лучшего клуба Западного Лондона образом. Толстый Фрэнки обратил внимание Даффи на то, что на нём даже нет галстука. Толстый Фрэнки сказал, что за весь вечер ещё ни один подобный обормот к ним не приходил. Когда Даффи начал протестовать, Толстый Фрэнки взял банку пива и сжал её в кулаке. Это произвело на Даффи впечатление, потому что банка была полная. Более того, в результате произведённого Фрэнком сжатия сорвалось колечко, и некоторое количество «Карлинг Блэк Лейбл» выплеснулось Даффи на одежду. Толстый Фрэнки обратил внимание Даффи на то, что теперь он выглядит ещё более неряшливо. Даффи хотел было обратить внимание Толстого Фрэнки на то, что тот выглядит, как мусорная куча, но счёл за благо промолчать.

Когда он вернулся в фургон, Дэнни сказал: «У меня нога болит».

– Ещё бы, – ответил Даффи, – ну и денёк сегодня. Сейчас отвезу тебя домой.

В субботу должен был состояться матч – домашний, с «Брэдфорд сити». Даффи позвонил Джимми Листеру и, извинившись за то, что отвлекает, поинтересовался, кто, по его мнению, может пытаться переманить Брэндона Доминго, поскольку за этой неудавшейся взяткой явно кто-то стоял, Джимми ответил, что у него есть списочек из трёх середнячков-северян из Второго дивизиона, и что он собирается в понедельник с ними связаться. Он знал одного из менеджеров и надеялся получить откровенный ответ.

– Но беда в том, Даффи, что когда доходит до переманивания игроков, правил никто не придерживается. Есть вполне приличные клубы и вполне приличные менеджеры, которые готовы выложить третьей стороне кругленькую сумму, и им не важно «как», важно «что» они с этого получат. Речь не идёт о Первом дивизионе и шестизначных цифрах. Я говорю о клубных интригах, когда хозяева чуют неладное, а платить по максимуму не могут, и если некое третье лицо убедит толкового игрока, что с вами ему будет лучше, чем там, где он сейчас, с вашей стороны будет просто не по-человечески это третье лицо не отблагодарить.

– Да, теперь я понял.

– Придёте на матч?

– Обязательно.

Это был первый матч «Атлетика» за то время, что Даффи начал делить с Джимми Листером его заработную плату.

– Хотите в директорскую ложу? – «Директорской ложей» именовался прямоугольник чуть подбитых войлоком стульев на центральной трибуне. – Сам я буду занят. Или, хотите, я закажу вам билет.

– Спасибо. Нет, я поеду через Лейтон-Роуд. Я помашу вам ручкой. Да нет, вы меня легко узнаете. Я буду единственным, кто будет хлопать Брэндону Доминго.

– Идёт.

Перед тем, как звонить Кену Мариотту, Даффи сделал себе крепкий кофе.

– Типчик, это Даффи.

– Даффи? Ну да, втирай кому другому. Я этот голос всегда узнаю. Разве это не начинающий репортёр из «Кроникл»? Как, бишь, его имя, Мариотт?