Текст книги "Дневник В. Счастье после всего?"
Автор книги: Дебра Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
9 августа
Размышления на тему «Роджер как плохой отец» привели к следующим результатам.
Хороший отец осознает, что является примером для подражания. Поэтому ВСЁ его безответственное поведение (обманы, заказ невесты по почте, флирт со студентками) может рассматриваться как плохое воспитание. Второе домашнее хозяйство (на Черном озере) также отнимает у ребенка родительское внимание, энергию и средства.
Роджер разрешал Питу есть вредные продукты. Разрешал поздно ложиться, бродить по дому, когда ему давно пора было спать. Роджер был занят, когда писал. Работа на дому еще не значит, что отец постоянно следил за ребенком.
Неправильное воспитание: приучение к насилию? Учил Пита боксу. Говорил, что можно ударить любого, кто смеется над тобой. Макс Хаббард обозвал Пита олухом, и Роджер велел Питу дать ему в нос: «Один хороший удар заставит надолго прикусить язык».
Оставлял Пита одного в тихий час. Это допускается? Когда у Пита был жар, Роджер бегал к соседям за «тайленолом». Может, это не самый лучший пример. Мне самой тогда лучше было бы остаться дома. Но я была без ума от Эдди, не хотела пропускать день. Лучше не говорить об этом.
Роджер разрешал Питу смотреть идиотские телешоу, «Зену», борьбу, «Ник и Найт». Не следил за ним, когда он переключал каналы. Однажды Пит наткнулся на порнографическую сцену. Были помехи, но он успел увидеть достаточно: «Ой, там голые!»
Позвонила Омару, прочитала ему этот список. Он велел поскрести по сусекам.
– Как насчет депрессии Роджера?
– А что?
– Ну, он принимает лекарства от нее, да?
– Принимал некоторое время. После того, как его пьеса провалилась. Две недели лежал. Но это было еще до рождения Пита.
– Очень плохо. А сейчас он принимает препараты?
– Вряд ли.
– С тех пор у него были депрессии?
– По-моему, да. Начинались и проходили. Во время этой истории с Алисой он был довольно плох. Но отказался принимать лекарства.
– Так, попробуем поработать с этим, – размышлял вслух Омар. – Клиническая депрессия. Может, кое-что удастся состряпать.
– Мне кажется, это неправомерно, Омар. – В груди заворочался острый тяжелый камень. – Как терапевт, я никогда не стала бы возражать против опеки только потому, что человека лечили от депрессии.
– Вэлери, вам придется оставить при себе всю эту возвышенную этику, – отрезал Омар. – Можете не сомневаться, Роджер со своим юристом ни перед чем не остановятся, чтобы заполучить Пита и свои деньги. Поговорим на следующей неделе.
Гудки.
На сегодня все.
В.
10 августа
Позвонил Майкл – сообщить, что у него умерла мама. Хотя она довольно долго болела, смерть была внезапной. По крайней мере, никто не ожидал, что все случится этой ночью.
– Она хотя бы умерла во сне, – сказала я, надеясь утешить его.
– Но я не смог попрощаться.
Мы с мамой заехали к ним с цветами и тортом. Его родители (то есть теперь только отец) жили в высоком опрятном загородном домике с голубыми ставнями и яркими птичьими домиками на газоне. Едва переступив порог, я заметила, как какая-то женщина юркнула в кухню – клянусь, это была Диана. Хлопнула дверь черного хода.
– Кто это? – спросила я Майкла.
– Кто – кто?
Он взял у меня из рук цветы и торт. Вид у него был усталый, но все равно потрясающий – темно-синяя рубашка со сливочно-желтым галстуком.
– Кто только что выбежал в заднюю дверь?
– Не знаю. – Он невозмутимо смотрел на меня. – Наверное, кто-то из соседей. Они все утро приходят.
– Это точно не Диана Пиерс?
Он вдохнул воздуха, словно собрался что-то сказать, но, кажется, передумал и пожал плечами. Я пошла в ванную и позвонила Диане по сотовому. Наткнулась на автоответчик. «Это я и мой автоответчик, – промурлыкал ее голос. – Вы знаете, что делать». Я повесила трубку.
Вернувшись в гостиную, увидела мужчину – копия Майкла, только старше, чуть пониже ростом. Такие же густые волосы и мягкие синие глаза.
– Папа, это Вэлери Райан. Вэл, это мой папа, Бад.
Я протянула руку, но оказалась в сердечных медвежьих объятиях.
– Значит, это Вэлери Райан. – Бад окинул меня оценивающим взглядом. – Ты говорил, что она хорошенькая, но это неправда. Она красавица. – Он снова обнял меня. Шумный и непринужденный, не то что Майкл. – Спасибо, что заехали.
– Не за что, мистер Авила. Это самое малое, что мы можем для вас сделать.
– Пожалуйста, зови меня Бад. А еще лучше – папка.
Я покраснела до ушей. Майкл тоже.
– Папа, пожалуйста!
Представила маму.
– О, теперь я понимаю, откуда у тебя такая внешность! – Бад элегантно наклонился поцеловать маме руку.
Жест был немного неудобным – у человека только что умерла жена, в конце концов! Скорее всего, это следствие подъема, которым обычно сопровождается смерть долго и тяжело болевшего человека.
Мама с Бадом ушли болтать на кухню, а я потащила Майкла подальше в коридор. Я ни минуты не сомневалась, что видела Диану. Я твердо решила раз и навсегда выяснить, знаком ли он с ней. И откуда он ее знает.
– Майкл, давай начистоту, – начала я. Но он, кажется, был уже готов к этому.
– Ладно, Вэл. Я знаю Диану, мы с ней уже давно знакомы. – Он говорил ровно, хотя лицо омрачала какая-то глубокая грусть. Я ни за что не догадалась бы, что он собирается сказать, но понимала – это навсегда изменит наши отношения.
Быстро перебрала все возможные варианты. Ни один из них не подходил на сто процентов.
1. Они познакомились на собрании «Анонимных алкоголиков».
2. Он ее арестовал за вождение в нетрезвом состоянии, кражу из магазина, подделку документов.
3. Они были раньше женаты.
4. Они родственники.
5. Они любовники.
– Может быть, мы поговорим в другом месте? – предложил Майкл.
Идя за ним по лестнице, я смотрела на перекатывающиеся мускулы и думала, суждено ли мне когда-нибудь узнать это тело, увидеть его без одежды, провести рукой по стройным и чистым линиям. Прикоснуться губами к груди, поцеловать веки – одно, потом другое.
В конце коридора была маленькая спальня со старой мебелью, такую вроде и людям не покажешь, и выбросить жалко. Стульчик, обитый горчично-желтой тканью, с продавленным, как суфле, сиденьем. Столик темного дерева, бежевый резной комод. Рассохшийся книжный шкаф, в нем пыльные археологические находки, пластмассовая ракета с Всемирной выставки 1964 года, книги типа «Безволосой обезьяны» Десмонда Морриса и полный набор пластмассовых фигурок «Битлз» с качающимися головами. Единственным сиденьем, кроме стульчика, была кушетка, накрытая шерстяным пледом. От него пахло нафталином. Я предпочла продавленное суфле стульчика, а Майкл неловко уселся на край кушетки. Сложил перед собой широкие ладони и поднес к губам, словно в молитве.
– Мы с Дианой вращались, так сказать, в одних кругах. – Он залился густым румянцем и мгновенно взмок. Тяжело было смотреть, как он борется со словами.
– Каких кругах? – спросила я, хотя была уверена, что речь идет об «Анонимных алкоголиках».
Майкл неловко поерзал и ослабил галстук.
– В «голубых» кругах, Вэлери. – Он внимательно наблюдал за моей реакцией.
Что я могла сказать? Я всегда сомневалась, что нормальный мужчина способен составить роскошное сочетание сливочного галстука и темно-синей рубашки.
– Значит, ты гей, да?
В комнате, казалось, стало душно. Майкл тяжело вздохнул.
– Я никогда не занимался сексом с мужчинами. Правда, и с женщинами тоже – со времен старших классов, когда это был способ что-то доказать себе, друзьям и девушкам. Родители у меня верующие, церковь однозначно запрещает гомосексуализм. Я решил, что не могу стать геем. Просто взял и отложил эту проблему целиком в долгий ящик. По-моему, гомосексуализм – это выбор, и я отказываюсь его сделать. Мой пустоголовый братец принес родителям достаточно горя. Я захотел стать обычным человеком. Захотел семью, дом и кота. Нормальной американской жизни.
«Дом и кота»? Золотистого ретривера – это я еще могу представить. Черного лабрадора, ирландского сеттера, немецкую овчарку. Даже джек-рассел-терьера. Но кота? Мне было нечего сказать. Оставалось ждать продолжения.
– Дело в том, что ко мне всегда липли геи. Видели во мне нечто такое, что я сам отказывался признавать. Несколько лет назад один полицейский пригласил меня на вечеринку. Я не знал, что эта вечеринка «голубая». Или знал, но не хотел себе в этом признаваться. Можно было сказать, что меня втянули туда против воли. Там я познакомился с Дианой. Тогда она была Диана Пиерс, еще до того, как взяла девичью фамилию матери. Мы поддерживали отношения, в основном переписывались по электронной почте. Она знала, что я колеблюсь, и поддерживала меня. Она была одной из немногих, с кем я мог говорить на эту тему.
– А сейчас ты на каком этапе? – спросила я, хотя ответ уже не имел значения.
В душе что-то погасло и улетучилось. Словно кто-то открыл краник: я почти физически ощущала, как мой чувственный интерес к Майклу вытекает из тела сквозь ступни. Он вдруг стал для меня не будущим любовником, а просто дорогим другом. Большим и красивым другом, с которым мы никогда не будем делить постель. Не было ни злости, ни смущения, ни чувства, что меня предали. Никаких эмоций, которые обычно сваливаются на женщин после признания их мужей в своей истинной ориентации после двадцати пяти лет брачного стажа. Мне даже стало в чем-то легче – поняла наконец, почему он не делал никаких движений и что моя толстая попа тут ни при чем. Будь у меня хоть фигура Кэтрин Зета-Джонс, какая разница. Майкл Авила – гей. Казалось, он – мечта о романе с ним – уходит, как вода сквозь пальцы.
– Я твердо решил вести гетеросексуальную жизнь, – судя по голосу, он убеждал скорее себя, чем меня. – Мне пытается помочь ВАКТ.
– ВАКТ? – Я старалась проявлять интерес, но на самом деле хотелось только вернуться домой и лечь спать. – Кто это?
– Это не кто, а что. «Всемирная ассоциация коррекционных терапевтов», – пояснил Майкл. – Они помогают таким, как я.
– Ага.
Я слышала о такой ассоциации. Их поддерживают весьма авторитетные психологи и психиатры. Они обещают «заметно изменить процент» гомосексуалистов, возвращенных «обратно» к гетеросексуальности. Я не обращала на все это особого внимания. Сексуальную ориентацию, по моему глубокому убеждению, нельзя выбрать, и вся эта коррекционная терапия – только возвышенная болтовня и потеря времени.
Однако Майклу я об этом не сказала. Он так воодушевлен этой идеей. Грустно. Я распрощалась вежливо, как только могла, уверила Майкла, что мы будем продолжать общаться, но избегая высказываться насчет дальнейших свиданий. Его старания, даже с моей точки зрения тщетные, вызывают уважение. Но я не хотела бы участвовать в таком эксперименте.
Зашла за мамой, отвезла ее домой. Бад ее очаровал. Я решила ничего не говорить ей про Майкла.
На сегодня все.
В.
15 августа
Утром звонила Роджеру.
– Что там за фотографии? Расскажи.
В ответ я услышала ни больше ни меньше:
– Поговори с рукой. Голова тебя не слушает.
– Что?
– Я сказал, поговори с рукой, Вэлери.
– Роджер, я очень рада, что твой очередной микроорганизм помог тебе освоить жаргон нового поколения, но эта фраза имеет смысл, только если ты говоришь с кем-то лично. Кроме того, так давно уже никто не говорит. Никто, кроме сорокадвухлетних идиотов, которые безуспешно пытаются вернуть молодость за счет свиданий с маленькими девочками.
– Ну, ты закончила? – Он тяжело вздохнул.
– Что это за фотографии, Роджер? Ты прекрасно знаешь, я не лесбиянка!
– Говори что хочешь о своих склонностях, дорогая моя бывшая женушка, но эти фото трудно опровергнуть. Ты там с моим старым другом Дианой. Вы обе в постели, одна уже разделась. Что еще надо?
Я вспомнила встречу в мотеле.
– Ты что, нанял частного детектива?
– Слишком хорошо о себе думаешь, Вэлери! Стал бы я тратить кучу денег на такого чурбана, как ты. Эти фотографии попали ко мне практически случайно. Можно сказать, с неба свалились.
– То есть как?
– То есть мне их прислали. Сами, без моей просьбы. Божий дар, да и только.
Я вертела его слова так и сяк. Божий дар, значит. Роджер никогда не был религиозен и поминал Господа только в каких-нибудь эмоциональных выражениях типа «О боже, ты видела сумму на счете?», или «Господи, ты что, хочешь надеть это жуткое платье?», или «О господи, я кончаю».
Тут я догадалась – за этими снимками наверняка стоит Диана. С тех пор как она обратилась к «Анонимным алкоголикам», Бог поминался к месту и не к месту. Точно, Диана в этом замешана. Я же знала, что ей нельзя доверять! Надо дать себе хороший пинок за каждую секунду, проведенную с ней в мотеле. Неужели я была в каких-то предосудительных позах? Я помню, что она была голая – такое тело невозможно забыть – и в какой-то момент дернула меня за руку, я потеряла равновесие и плюхнулась рядом с ней. Она до меня дотрагивалась? А я до нее? Кажется, она хотела помассировать меня. Это могли сфотографировать. Диана любит всех тискать, она вполне могла потереть мне ногу или сжать руку, это тоже могло попасть на пленку. Голова заныла при одной мысли об этом. У меня отберут опеку Пита. Точно, я знаю.
– Слушай, Роджер, я разгадала твою загадочку. Тебе Диана дала эти фотографии, да? Прекрасно. Я так и знала.
– Диана? – Роджер фыркнул. – Хорошая мысль, но мимо. Нет, моя дорогая, Диана теперь всецело на твоей стороне. И при одном взгляде на фотографии я понял почему. – Он перешел на шепот: – У-ууу! Ну, ты и соблазнительница!
– Значит, это не Диана?
– Извини, ты что, не слышала? Вэлери, дорогая, мне кажется, тебе пришло время купить слуховой аппарат. Не теряй времени, милая. Если он тебе нужен, купи немедленно. Деньги у тебя есть – еще есть, по крайней мере. – В трубке послышался истерический смех Серфингистки. – Ну а теперь, если не возражаешь, я хотел бы вернуться к своим делам. – Снова хихиканье Серфингистки и скрип кроватных пружин. – Подожди, киска. Не сейчас.
Мне меньше всего хотелось это слушать. Я со дня на день ждала месячных. Обоих убила бы.
– Давай, Родж, – похоже, она отнимала у него трубку. – Миссис Тисдейл… у-упс, я хотела сказать мисс Райан, забыла, вы же феминистка. Роджер мне говорил, что вы не хотели брать его имя и все такое. Эй, хотите угадать, что я сейчас делаю с вашим бывшим мужем? Вот, только послушайте!
Какая-то возня, всхлипы и низкий стон. И гудки. Понятно, что надо было первой положить трубку.
Как глупо – я думала, что мои проблемы с Роджером кончатся, как только я разведусь с ним. Но развод был только началом мучений. Если он получит опеку Пита… нет, нельзя даже думать об этом. Роджер остался без денег, но у него есть человек, который его обожает. И классный секс. А я встречаюсь с парнем, который даже за деньги не мог бы лечь со мной в постель.
У меня так давно не было секса, что дело дошло до странных мысленных игр. Вечером смотрю CNN и прикидываю, хорош ли в постели Дик Чини. Или развлекаюсь другой мазохистской игрой, извращенным вариантом «Любви с первого взгляда». Сидишь где-нибудь в приемной среди разношерстных мужиков и думаешь: если бы мне пришлось переспать с одним из них, чтобы спастись от электрического стула, кого бы я выбрала? Красношеего с длинными волосами и выбитым зубом, в грязной бандане? Лысоватого пухлого паренька? Или нескладного дядьку с волосатыми руками?
Знаю, можно выпустить пар другими способами. Но когда я в прошлый раз пользовалась своим электрическим другом, похоже, заработала синдром запястного канала. Сил больше нет держаться без подзарядки. Нужно что-то свежее, неистовое и бездумное.
На сегодня все.
В.
16 августа
Оказывается, я развратная девчонка.
Пришел наконец-то ответ из фирмы, занимающейся перемещением растений. Они выкапывают старые деревья и сажают их в другом месте. Пересадка платанов на три фута за линию моей собственности обойдется мне в двенадцать тысяч долларов. Сейчас мне уже все равно, сколько это стоит. Хочу спасти платаны и заткнуть наконец этого психа Билла Строппа. Послала ему сообщение:
«Деревья будут пересажены – за двенадцать тысяч долларов, между прочим. Надеюсь, проблема исчерпана раз и навсегда. Вэлери Райан».
Ответ был такой:
«Вы должны гарантировать, что позаботитесь о ямах, которые останутся после деревьев. Их надо засыпать и засадить травой в день пересадки. Требую, чтобы на моей собственности не оставалось никаких следов. Понятно?»
А-аа-ррр-ххх! Какой мерзкий тип! Я написала:
«Площадь будет засыпана и засеяна на мои средства. Никаких следов не останется. Понятно?»
Не могла удержаться от последней фразы. Через несколько секунд пришел ответ:
«Не забудьте проверить, чтобы отверстия прикрыли дерном и засадили газонной травой. Никаких сорняков».
Это было слишком! Хватит с меня Билла Строппа! Я помчалась к джипу и обогнула квартал по Чеширскому переулку. Подбежала к его двери. Что именно говорить, я не очень представляла, собиралась только орать на него, колотить его в грудь и ругаться. Видимо, нервы у него крепкие, если обращается со мной, как с девочкой на побегушках. Стукнула в дверь. Он открыл, улыбаясь, будто только этого и ждал.
– Какие у вас, черт возьми, проблемы?! – завопила я.
– Нет у меня никаких проблем, – спокойно сказал он, продолжая улыбаться.
Неужели?
Должно быть, он работал в саду: на плечах блестели капли пота, одет был в черную майку, серые тренировочные штаны и старые кроссовки. Билл шагнул ко мне – между нами было всего несколько дюймов, – и я почувствовала, как свежо и остро от него пахнет.
– Так-так. – Он покачал головой, скользя по мне оценивающим взглядом. – На улице жарко. Может, поговорим в доме?
Я переступила порог. И когда дверь закрылась, не знаю, что на меня нашло, но я схватила Строппа и жадно поцеловала его в губы. Он отвечал мне. Не успев опомниться, я оказалась прижатой к стене, с рукой в его тренировочных. Мы занялись сексом прямо у этой стены, потом на полу и еще где-то, не помню. Думаю об этом не переставая, с тех пор как вышла от него шесть с половиной часов назад, и боюсь поверить, что мне так хорошо.
На сегодня все.
В.
17 августа
Около полудня раздался звонок в дверь. Я решила, что это Линетт; она хотела занести мне «хлеб дружбы и счастья» вместе с закваской. (Насчет этого «хлеба дружбы» у меня есть своя теория. Он больше похож на пирог, чем на хлеб, – естественно, ты мигом съедаешь целый кусок. Что это за друг, который даст вам целый ломоть такого хлебушка, прекрасно зная, что вы съедите его в один присест? По-моему, такой друг явно не хочет видеть вас в числе стройных.)
Распахнула дверь, уже предвкушая этот «дружеский ломоть». Передо мной стояла не Линетт, а Диана. В ковбойской шляпе из красной кожи, такой же мини-юбке и таком же красном кожаном топике на завязках. С бахромой. Единственным диссонансом в ее костюме была большая хозяйственная сумка вроде тех, которые дают за пятидесятидолларовое пожертвование на местную радиостанцию.
– Ну, здорово!
– Как у тебя только совести хватает здесь появляться, да еще в таком виде!
– А что? – У нее округлились глаза. – Что я натворила?
– Ты прекрасно знаешь, что ты натворила, Диана. И не думай даже морочить мне голову.
– Эй. – Она вскинула руки, словно сдаваясь. – У тебя ложные сведения. Я же раскаялась во всем, что раньше тебе причинила. Теперь я хорошая девочка, ты же знаешь.
– Неужели? Откуда в таком случае к Роджеру в руки попали фотографии нас обеих в мотеле? Фотографии, которые помогут ему получить полную опеку моего сына?
– Вэлери. – Диана отшатнулась. – Бог свидетель, я понятия не имею. У него правда есть фотографии? Ты уверена? Господи. Неужели правда? Мне просто не верится. Ведь голая там одна я.
– Диана, никаких шуток. Я там сижу рядом с тобой. На кровати. Но тебе-то терять нечего! Детей у тебя нет. Мужа тоже. Карьеру ты и так уже загубила. – Вид у нее был расстроенный, скорее всего, она действительно не участвовала в этом деле с фотографиями. – Роджер сказал, что они попали к нему случайно. Божий дар, как он выразился.
– С этим надо разобраться. – Диана решительно проследовала в дом. – Можно, я позвоню Омару? Спрошу, кто за этим стоит.
– Омар ничего не знает. А Роджер не скажет.
– Зато адвокат Роджера знает наверняка, – с жаром сказала Диана, бросая на диван шляпу и сумку. – И клянусь, я это из него вытяну.
– Ты знаешь Геракла Слоана?
– Конечно да. – Она достала из ящика телефонную книгу и побежала пальцем по строкам. – Очень хорошо знаю. Он мне обязан по самые уши, деточка. Давным-давно. Самое меньшее, чем он может откупиться, – рассказать, откуда взялись эти фотографии.
– Но это не этично, да?
Интересно, что в этой сумке. Едой вроде не пахнет. Да у меня и аппетита нет.
– Этично-шметично! Скажет как миленький. – Диана фыркнула. Она уже набрала номер и нетерпеливо барабанила пальцами по столу. – Пожалуйста, мистера Слоана. Ричи? Как поживаешь, солнышко? – пропела, лукаво мне улыбаясь. – Прекрасно, просто великолепно. Наслаждаюсь добропорядочной жизнью. – Она игриво крутила локон. – Ричи, слушай, я хочу попросить об одном одолжении. Ты знаешь о фотографиях? Да, о тех самых. Ага. О, спасибо. Да, я тренировалась. Слушай, солнышко, я не прошу тебя сжечь их – хотя если бы ты это сделал, я была бы тебе должна по гроб жизни. Просто я бы хотела знать, откуда они взялись… ну, не заставляй себя упрашивать, детка… Ага… поняла. Ты сокровище. Спасибо, Ричи. Привет Джеззи. – Диана повесила трубку и уставилась на меня. – О, Вэл. Тебе это очень понравится.
– Что, Диана? Говори быстрее. Где Роджер взял фотографии? Кто их прислал?
– Твой духовный наставник, – был ответ. – Преподобный Ли.
– Очень смешно. – Я была уверена, что она издевается. – Кто прислал Роджеру фотографии?
Диана отщипнула виноградину от лежащей на столике грозди и бросила ее в рот.
– Я же тебе сказала. Его святейшество. Добрый пастырь. Преподобный Ли.
– Хватит издеваться.
– Слушай, мне незачем выдумывать. – Она отправила в рот еще одну виноградину. – Вот скажи мне. Что этот замечательный человек мог делать в мотеле, исподтишка фотографируя нас с тобой в постели?
– Диана, мы не были в постели.
– Ты прекрасно знаешь, о чем я. Зачем он потащился за тобой в мотель? Запал на тебя? Вэл, давай, включай мыслительный движок и подумай на эту тему.
Я подумала. И пришла к заключению – нет, ни под каким видом. Отец Ли никогда не был мной увлечен. У меня тончайший нюх на это, прямо ферромонный детектор. Обычно я чувствую подобные флюиды, но от пастора мой радар ни разу их не ловил, как бы мне этого ни хотелось. Я истосковалась по мужскому вниманию, и когда отец Ли брал меня за руку во время молитвы, его взгляд, тепло ладони казались очень чувственными. Впрочем, тогда же, помню, я была на вершине блаженства, когда старый дантист запускал мне в рот свои толстые пальцы. Говорю же, я истосковалась тогда по мужскому вниманию.
– Не может быть, – сказала я наконец.
– Ричи Слоан не стал бы мне врать. – Диана потянулась за телефоном. – Позвони-ка доброму пастырю и разберись, что происходит.
Я уставилась на телефон в каком-то ступоре.
– Отлично, тогда я сама позвоню. – Диана схватила справочник. – Какая церковь?
– Новое объединение методистов. На углу Латтимер.
Диана застучала по кнопкам.
– Звонит. – Она протянула мне трубку. – Поговори с ним.
– Новое объединение, – пропела секретарь Лайла. – Чем могу помочь?
– А… э-э, отец Ли… с ним можно поговорить? – Я даже начала заикаться.
– Представьтесь, пожалуйста, – защебетала Лайла.
– Это Вэлери, Вэлери Райан.
– Конечно, мисс Райан. Подождите секундочку.
Я ждала, глядя, как Диана кидает в рот виноградины. Как начать? Что сказать ему? А если Слоан соврал? Надо быть поосторожнее. Ничего не спрашивать напрямую, ничего прямо не утверждать.
– Вэлери! – Бодрый голос без всяких подозрительных ноток. – Сто лет не виделись! Как поживаете?
Как я поживаю? Счастлива, что развелась с Роджером, в ужасе жду решения об опеке сына. В восторге от нового романа. Страдаю от постоянного мелькания Роджера и его девицы. Боюсь, что новый судья отменит решение Мендельсона о состоянии Роджера.
– Хорошо, – сказала я.
– Великолепно! Просто великолепно!
– Нет, это неправда. У меня вовсе не все хорошо. Если честно, мне плохо. Я запуталась.
– Может быть, мы поговорим об этом? – В голосе появились мягкие отеческие нотки.
– Да.
– Тогда давайте договоримся о встрече. – Он явно ни о чем не догадывался.
– Вообще-то я хотела поговорить сейчас, – накатила волна адреналина.
– Ну что ж, пять минут у меня есть. Говорите.
Я глубоко вздохнула. Диана сжала мне руку и прошептала: «Давай!»
– Отец Ли, вы знаете, что мы с Роджером развелись и мне принадлежит преимущественное право на опеку. Сейчас Роджер оспаривает это право. Он добивается полной опеки. И у него есть возможность получить ее. Роджер заявил, что я лесбиянка. У него есть фотографии, на которых я сижу в гостиничном номере с женщиной, которая оказалась лесбиянкой. Боюсь, что эти фотографии ставят меня в нехорошее положение. Понимаете, что я имею в виду?
– О, Вэлери, это ужасно. – Он сочувствовал мне, но не извинялся. Кажется, он действительно не представлял, что ему предстоит услышать.
– Я попыталась выяснить, где он взял эти снимки.
– И?
– И оказалось, что они попали к нему от вас.
Молчание. И наконец:
– Повторите, пожалуйста.
– Отец Ли, я сказала, что фотографии попали к Роджеру от вас. Вы их прислали моему бывшему мужу.
– Вэлери, я понимаю, на вас навалился огромный стресс – развод и все остальное… бывает, что в таком состоянии люди говорят странные вещи. Совершенно бессмысленные. Это бывает.
Вряд ли он лгал. Я была уверена, что он действительно смущен и сбит с толку. Как и я сама. Значит, Геракл Слоан солгал Диане? Я посмотрела на нее. Сверкнув глазами, она лихорадочно нашла ручку с бумажкой и нацарапала: «Он женат?»
Я кивнула. «Удачно?» – появилось на листке. Я пожала плечами. Откуда мне знать? Вспомнила: был слух, что однажды они расходились. Когда Мишель брала трубку, всегда говорила очень раздраженно. Едва ли она была примерной пасторской женой. Часто пропускала службы, почти не принимала участия в церковных делах. Диана опять накарябала: «Может, фотки послала жена?»
– Отец Ли, я верю, что вы не имеете к этим снимкам никакого отношения. Я вам верю. Но я вынуждена спросить еще вот что: не могла ли ваша жена как-то участвовать в этом деле? Как вы думаете?
Повисло долгое молчание.
– Отец?
– Да, возможно, – с трудом выговорил он.
Я показала Диане большой палец.
– Вы не возражаете, чтобы я с ней поговорила?
– Мы разошлись. Опять. Сейчас я даже точно не знаю, где она.
– Отец Ли, вы не можете объяснить, зачем ваша жена следила за мной в мотеле? Пожалуйста.
Пастор уткнулся в трубку и прошептал:
– Я не могу сейчас об этом говорить. Не здесь. Может быть, мы где-то встретимся?
Вечером он должен был готовиться к собранию церковного совета и до завтра вырваться не мог. Мы договорились встретиться в «Пони» в одиннадцать утра.
Положив трубку, я отчаянно захотела что-нибудь сделать, что угодно, просто почувствовать, что еще могу влиять на свою жизнь. Хотя бы выйти в Интернет и поискать что-нибудь о Мишель Ли. Может, найдется ее адрес электронной почты, телефонный номер, полицейские сообщения – кто знает?
– Брось, – сказала Диана. – Не трать время попусту. Найдешь кучу сайтов о каком-нибудь ландшафтном дизайне. Подожди, я тут принесла кое-что. Сейчас займемся.
Она потянулась к своей огромной сумке. Я в ужасе застыла.
– Да не бойся, дурашка. – Диана заметила выражение моего лица. – Ничего тут такого нет. Вот, иди посмотри.
И достала толстую белую свечу, пучок какой-то сушеной травы, коробок спичек с красными головками и тяжелое распятие.
– Что это все значит?
– Это все, что нужно для очищения дома. Все, кроме священника. Но меня уверяли, что этот набор «Сделай сам» работает не хуже.
– Слушай, ты вообще о чем?
– О злых духах, малыш. О темных силах. – Диана чиркнула спичкой о подошву ботинка и зажгла белую свечу. – И о Роджере тоже.
– Ты шутишь, наверное. Занялась черной магией?
– Не то чтобы… – Диана выключила лампочку над плитой. – Но я на самом деле верю, что старые любовники и мужья оставляют за собой дурной шлейф. Знаешь, как запах. Душок. – Она открыла окно в гостиной, впуская в комнату ароматный воздух. – Так что я полезла в Интернет поискать ритуалы очищения. Это такая смесь магических действий, но надеюсь, она сработает.
– Боже.
– Слушай. Это будет забавно. – Диана зажгла пучок травы от свечки, дала погореть несколько секунд и задула. Пучок начал куриться, как ладан. – Это шалфей. Купила в «Товарах для здоровья». Теперь закрой глаза.
– Нет.
– Ну, Вэл. Помоги мне.
Один глаз я закрыла крепко, сквозь второй чуть подсматривала. Диана водила пучком над головой, выписывая по комнате спирали. И пела:
– Солнечный ворон, приди, где б ты не был,
дом мой очисти, и землю, и небо,
прочь злые духи, мороки навьи,
чистой душою вас заклинаю:
ночь станет вам и покрышкой и дном,
нечисть и мрак да покинут мой дом,
солнце уже закатилось за холм,
япата, япата, япата хом!
Я заклинаю именем Божьим —
сгинь в пропасть ада, Тисдейл Роджер!
Здорово? – Она оглянулась. – Я это сама сочинила!
Танец кончился затейливым изгибом. Диана повернулась к свече, шумно ее задула. Опять глубокий вдох и шумный выдох.
– Чувствуется, да?
– Что чувствуется?
– Что нечистый дух Роджера исчез. Воздух как будто стал чище, да?
Я скорчила гримасу и пожала плечами. Но по правде говоря, она была права.
На сегодня все.
В.
