Текст книги "Дневник В. Счастье после всего?"
Автор книги: Дебра Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
28 июля
Дела все хуже и хуже. Утром поговорили с Омаром. Роджер действительно подал иск об опеке, и судья Мендельсон действительно ушел на пенсию. Оставшись без средств, Роджер все-таки нашел себе юриста, того самого, который представлял его на предыдущем заседании. Геракла Слоана.
– Он это делает на общественных началах, – сообщил Омар.
– Но какого дьявола?
– У меня на этот счет есть три предположения. Первое – Слоан этим занялся по доброте сердечной. Непохоже. Второе – он надеется на премию в конечном итоге, когда Роджер снова будет на коне.
– Но когда это может случиться?
– Кто знает?
– А третье предположение, Омар?
– Третье – тут я далеко прицелился. Интересно, нет ли у слоановской жены зуба на вас.
– Джеззи Слоан? Что она может иметь против меня? Она меня даже не знает, – мы с Джеззи вращались в совершенно разных кругах. Она была любимицей Юношеской лиги, покровительницей искусств, королевой шишек.
– Ей известно о вашем пожертвовании на строительство больницы. Может, она видит в этом какую-то угрозу для себя. А может, просто завидует. Кто знает?
– Хорошо. Роджер подал иск об опеке. Нашел себе даром хорошего юриста. Что дальше?
– Посмотрим, кто заменит судью Джозефа. Пока мы стоим на своем. И не паникуем.
Именно этим я теперь и занимаюсь. Стою на своем. И не паникую. Пока.
На сегодня все.
В.
29 июля
Отправила Пита к Линетт и выбралась в центр. Какой кошмар. В магазинах что-то вроде крупной распродажи, стоянка набита. Народ паркуется против всяких правил – на пожарной дорожке, в местах для инвалидов, на служебных проходах. Внутри между потными покупателями не протолкнуться. Купила Питу механического щенка и гигантский «Лего». Там около девяти тысяч деталей, но к концу недели он наверняка половину растеряет.
Заехала в бутик. Мне попался там не кто иной, как Билл Стропп. Стоял и вопил:
– В этом идиотском магазине кто-нибудь работает?
Прибежал молодой менеджер, извинился и вежливо объяснил, что сегодня заболели двое сотрудников.
– Меня это не волнует, – огрызнулся Билл. В руках у него был черный пиджак. – Ну-ка, будьте любезны, найдите мне такой же большого размера.
Фигура у Билла Строппа борцовская – широкие плечи, толстая шея и руки. Для обычного мужчины без женщины в доме, без помощи в выборе гардероба он был одет удивительно хорошо. Голубая футболка, чистые джинсы цвета мокрого асфальта, черный ремень, черные фирменные ботинки. Седеющие волосы коротко подстрижены, веки тяжелые, глаза графитно-серые, лицо изрыто шрамами от старых угрей.
До сих пор не ответила ему на последнее письмо. Я его ненавижу.
Майкл позвонил мне на сотовый. У него есть билеты на баскетбол, матч сегодня вечером. Спрашивал, не хочу ли я пойти. Я взяла тайм-аут. Сегодня вечером очень хотелось побыть с Питом. Рассказала Майклу о планах Роджера отсудить у меня опеку, о том, что судья Мендельсон вышел на пенсию. Последнее Майкл уже и так знал.
– Будем надеяться, что тебе не попадется судья Уиллис, – сказал он.
– А что с ним не так?
– Он ярый сторонник отцовских прав. Вечно что-то цитирует, приводит в пример. Национальное отцовское движение, мужские ассоциации, синдром озлобленной матери и все такое.
– Синдром озлобленной матери?
– Ну, знаешь, например, женщина выпускает ребенка гулять по снегу в шлепанцах в доказательство скудной материальной поддержки бывшего мужа. Или прячет подарки на день рождения, а ребенку говорит: «Наверно, твой отец опять забыл в этом году тебя поздравить».
Ужас какой. Впрочем, это не так уж невероятно. Я бы не стала так поступать, но вполне понимаю этих женщин.
На сегодня все.
В.
30 июля
Роджер с подружкой оставили на крыльце подарок для Пита. Сперва я собралась швырнуть его в мусорный контейнер, но вспомнила про синдром озлобленной матери и положила подарок ему на кровать.
На сегодня все.
В.
31 июля
Поискала в сети информацию о судье Уиллисе. Майкл был прав – он главное лицо группы каких-то помешанных под названием Народный фронт за равноправие мужчин. Характерные детали сайта НФРМ:
– Борьба за опеку: не попасть в ловушки;
– Синдром родительского охлаждения: повод обратиться в суд;
– Выросшие без отца: группа риска;
– Отец все-таки лучше знает;
– Конец матриархата: это возможно.
Целый раздел посвящен поэзии. Вроде таких зажигательных опусов:
Флойд Л. Хендерсон
Ты забрала ребенка, дрянь!
Ты забрала ребенка, дрянь, ты хуже вора,
твой адвокат был знающим ритором,
и вот стою я в тесном коридоре,
читая «Тома Сойера»
себе.
Еще один раздел, издевательски озаглавленный «С материнской любовью ничто не сравнится», пестрит следующими новостями:
«Жительницу Портленда приговорили к 18 месяцам тюрьмы за употребление кокаина во время беременности. Отец получает полную опеку.
Аманда Рейнолдс, 31, Бербэнк, Центральная Америка, ударила двухлетнего ребенка по голове пестиком для колки льда.
Бирмингем, Алабама – женщина задушила новорожденного и бросила тело в вольер для животных».
Цитата из длинной статьи судьи Уиллиса о родительских правах: «Отцы – не спермодоноры. Это важнейшая основа семьи, жизненно важный ключ к успешному будущему ребенка. Традиция предоставлять опеку матерям только из-за наличия у них репродуктивных органов для вынашивания детей – просто заблуждение, и я не собираюсь потакать ей».
Судья Уиллис присудил полную опеку человеку, осужденному за изнасилование невестки.
Ненавижу звонить Омару домой, но меня просто трясло. Это был тяжелейший приступ страха. Рассказала ему, что я нашла в сети.
– Вэлери, Вэлери, – вздохнул Омар, – разве я не велел вам успокоиться и стоять на своем? Вам не стоило проводить это расследование. Доведете себя до сумасшествия, только и всего. Понятно или нет? – В голосе моего адвоката слышались отеческие, если не начальственные нотки.
– Почему бы мне не попытаться заранее защитить себя от Роджера и от этого ненормального судьи? Разве надо сидеть сложа руки, пока Роджер с адвокатом приводят свой план в действие?
Омар смягчился.
– Ну, мы еще не знаем, будет ли Уиллис нашим судьей. Если вас это как-то успокоит, давайте встретимся в четверг около полудня и разработаем собственную стратегию.
Я не хотела ждать до четверга. Это же срочно, как плохой анализ! Ждать опасно, я слишком напугана. Но Омар объяснил, что ему надо быть в суде и у него совсем нет времени на встречу со мной.
– Хорошо, Омар. Увидимся в четверг.
На сегодня все.
В.
1 августа
Майкл позвонил проведать меня. Он такой душка. Пригласил на обед, но я не хочу оставлять Пита с кем-либо. И не готова пригласить Майкла домой, когда Пит здесь.
На сегодня все.
В.
2 августа
Наконец нашла время и собралась с силами ответить на письмо Билла Строппа. На этот раз я поменяла тактику.
«Билл,
я долго размышляла насчет деревьев. Они слишком большие, чтобы их можно было переместить. И я решительно против того, чтобы спилить их. Нам так повезло, что около наших домов растут такие платаны! Разве вам не нравится тень, которую они отбрасывают, и птицы, которые строят свои гнезда на ветках? Эти деревья – важная часть нашей окружающей среды. Пожалуйста, подумайте об этом. Пожалуйста!
Вэлери».
Я долго сомневалась, стоит ли добавлять последнее «пожалуйста». Оно отдавало детским нытьем. «Ну, пожалуйста, мистер Билл, пожалуйста, с сахаром!» С минуту я пялилась на это слово. Потом решила оставить.
Пришел такой ответ:
«Вэлери,
я подумал. Птицы очень шумят, тень мне совершенно не нужна, листья сгребать терпеть не могу. Я не друид и не обнимаюсь с деревьями. Люди такая же важная часть окружающей среды, как деревья, и мои потребности не менее важны, чем птичьи.
Билл».
Ответный выстрел:
«С птицами ничего поделать не могу, но буду счастлива заплатить за уборку листьев».
Он прислал вот что:
«Не беспокойтесь. С птицами я сам могу разобраться. Охота сейчас разрешена, я прекрасный стрелок».
Уууу-ррр-хххх! Этот парень меня с ума сведет!
На сегодня все.
В.
3 августа
Сегодня мы встретились наконец с Омаром.
– Как будут развиваться события, если Уиллис будет нашим судьей?
– Сами знаете, что говорят насчет «если бы, да кабы…», – усмехнулся Омар.
– Пожалуйста, ответьте на мой вопрос. – Я была отнюдь не расположена к шуткам.
Омар нахмурился. Принес банку кофе и две кружки.
– Слоан не специалист по отцовским правам. Это плюс. Но поскольку Уиллис такой борец за них, уже не важно, хорошо ли Слоан владеет этим вопросом. Это минус. Конечно, они будут пытаться вас опорочить. Обычный ход.
Под черепом словно заходили тяжелые тучи. Предвестники тяжелой мигрени. И такая безнадега навалилась. Я все еще не верила в реальность этого разговора. Мысль о том, что Роджер может получить полную опеку, была дикой, просто сюрреалистической. Замелькали ужасные мысли: Серфингистка заставит Пита называть ее мамой, а я буду смотреть на него только из окна роджеровой гостиной, словно какой-нибудь соглядатай. Я заставила себя сосредоточиться.
– Вэлери, вы на сто процентов уверены, что Пит – ребенок Роджера?
– Что? – Я чуть не задохнулась.
– Извините, Вэлери. Но я должен спросить об этом.
– Да, я совершенно убеждена, что Роджер отец Пита. Я не привыкла развратничать, ясно?
– Конечно, конечно. Но если все остальные аргументы будут неудачны…
– Неудачи не может быть, Омар. – Я расплакалась. – Я не могу остаться без Пита. Лучше самоубийство!
Омар взял меня за руку.
– Эй! Даже не думайте об этом. И никогда никому не позволяйте слышать от вас такие слова. Это будет просто подарком Роджеру и Слоану. Вы слышите?
Я продолжала всхлипывать.
– Послушайте. Вы сами это затеяли, а не я. Я говорил вам – успокойтесь и тихо ждите, кого суд назначит на рассмотрение дела. Но вы настаивали. В результате мы сидим тут и обсуждаем худшие варианты. Но мы больше ничего не делаем, Вэлери, только разговариваем! Вам нужно взять себя в руки.
Он достал коробку бумажных салфеток и протянул мне через стол. Я вытерла глаза. Тушь растеклась повсюду, – плакать я сегодня не планировала.
– Чтобы это вас еще сильнее не расстроило, – начал Омар, и я сразу собралась, – скажу, что Роджер потребует средств на содержание ребенка. Думаю, он будет добиваться двадцати тысяч в месяц, может быть больше.
– Вы шутите, да? – спросила я, но его лицо ясно говорило об обратном.
– Хорошо, что вы можете это себе позволить.
Может, и так. Но мне от этого не легче.
Два часа ночи. Не могу уснуть. Что Слоан обо мне наговорит? Что я обманывала мужа? Что я подвергла риску своих клиентов, уйдя с работы? Что я пыталась получить доступ к электронному счету моего начальника? Что уезжала на целый день работать в центр, а муж оставался дома с Питом? Все это правда. Но она ни в какое сравнение не идет с историей Роджера.
Если только мы не получим в судьи Уиллиса.
На сегодня все.
В.
7 августа
Сегодня я шлепнулась. Прямо на попу. Споткнулась о треснувший тротуар. Приземляясь, проделала целый ряд умозаключений: я споткнулась, потому что соседи не отремонтировали тротуар, можно на них пожаловаться, даже подать судебный иск. Но я сама не ремонтирую свою часть дорожки, значит, перед моим домом тоже может кто-нибудь запросто упасть. Если это случится и упавший будет в курсе моих бракоразводных дел (практика показывает, что весь город уже в курсе), на меня тоже могут подать в суд. Значит, лучше начать ремонтировать тротуар. Пойти и купить какую-нибудь бетонную смесь.
Кого еще мне было встретить в магазине, как не мистера Билла Строппа собственной персоной, этого древоненавистника, спятившего маньяка, живущего за моим домом. Он стоял в отделе охотничьих товаров (что меня удивило) и выбирал винтовку. Попробовал на вес, вскинул на плечо, прицелился в удочки наверху. Надо было, наверно, поспешить в другую сторону, но что-то удержало меня на месте. Он быстро заметил меня.
– А-аа, друиды вышли на прогулку, – ухмыльнулся он.
– На охоту собрались? – Я ухмыльнулась в ответ.
– Точно. На медведя.
– На Мишку Смоки? Или Мишку Йоги?
Билл бросил на меня косой взгляд из-под тяжелых век.
– Ну-ка, дайте подумать. Вы не только с деревьями обнимаетесь, вы наверняка еще и спасаете китов. Вообще-то меня интересует аляскинский бурый медведь. Еду на канадское побережье. – Он вскинул на плечо вторую винтовку и прицелился в спальный мешок. – Ничто не сравнится с аляскинским бурым медведем. Самый здоровый сукин сын на моем веку, шесть футов высотой на задних лапах. Сто двадцать фунтов чистейшего ужаса. – Он опустил винтовку. – Присоединяйтесь. Хороший повар мне пригодится.
Невероятно! Вот прыткий наглец!
– Думаю, я воздержусь, если не возражаете. – Я направилась в другой отдел.
– А как насчет деревьев? – крикнул он вслед.
Я пропустила это мимо ушей. Не выношу охотников. Надо написать ему симпатичное длинное письмецо, где я не стесняясь выскажу все, что думаю о людях, убивающих невинных животных ради спортивного интереса.
На сегодня все.
В.
8 августа
Решила сделать дружеский жест для Линетт Коул-Чейз. Вытащила кухонный комбайн, сделала соус чили по маминому рецепту (из всего, что нашла в холодильнике), напекла лепешек (смешав остатки разной муки) и понесла это все к Линетт, весьма довольная собой.
Она встретила меня какой-то вымученной улыбкой:
– Только что собиралась тебе позвонить.
Мы направились на кухню, как всегда безупречную. На голубом полотенчике было аккуратно разложено столовое серебро, рядом лежал тюбик чистящей пасты и фланелевая тряпочка.
– Ты прямо как пчелка, – сказала я, поставив горшочек с чили на сверкающий кухонный стол.
– Сегодня второй вторник месяца, день чистки посуды, – сообщила Линетт. Сняла желтые резиновые перчатки, положила их на край раковины.
– А в третий вторник месяца что делают? – подколола я.
– Обмахивают потолок и протирают плинтуса. – Линетт и глазом не моргнула. – Но с твоими деньгами я бы наняла кого-нибудь чистить серебро и протирать плинтуса, а сама кушала бы конфетки во Франции. Или где-нибудь еще далеко-далеко отсюда.
С моими деньгами. Кто знает, надолго ли они мои? Что, если Роджер отсудит у меня опеку Пита? И убедит этого борца за отцовские права вернуть ему состояние, чтобы Пит мог «жить на том уровне, к которому привык»? Даже думать об этом сейчас не хочу.
– Ты сказала, что собиралась мне позвонить. Все в порядке? – Я решила, что она хочет обсудить новые детали своей нетрадиционной интимной жизни, но оказалось, что она хочет поговорить обо мне.
– Мне звонил юрист Роджера, – начала Линетт. У меня мгновенно скрутило желудок. – Он хочет взять у меня показания. По-моему, он собирается сделать меня свидетелем, и не в твою пользу!
– Что-что?
– Ну, юрист – по-моему, его фамилия Слоан – задавал мне всякие вопросы. О тебе, о том, какая ты мать, оставляла ли ты Пита одного, приводила ли в дом мужчин. – Линетт потерла глаза. – Он спрашивал и спрашивал, задавал один вопрос за другим. Знаешь, он застал меня врасплох и совершенно сбил с толку. Боюсь, я могла сказать что-то не то! О, Вэлери! – Линетт прикусила нижнюю губу.
– Что ты ему наговорила, Линетт? Скажи мне немедленно! – Я уже была на грани истерики. Чуть ли не трясла ее за плечи.
– Я точно не помню. – У нее тоже дрожал голос. – Рассказала об Эдди, что видела его здесь раз или два… и про детектива.
– Что еще, Линетт? Что еще ты ему сказала?
Она расплакалась и закрыла лицо руками.
– О, Вэлери! Кажется, я в самом деле наговорила про тебя гадостей!
Теперь я уже бесцеремонно ее трясла.
– Что ты ему сказала, Линетт?
– Рассказала о том случае, как мальчики вырезали у тебя лодочки из мыла. Кухонными ножами. Он спросил, могла ли я спокойно отпускать моего сына играть к тебе, и я, я сказала, что после того случая с ножами сомневалась, отпускать ли Геракла, потому что, – она всхлипнула и шмыгнула носом, – я думала, что ты не очень внимательно за ними следишь. Я боялась, что они могут пораниться.
– О, Линетт, это же не так. – Мне пришлось схватиться за край стола. (Я хотела испепелить ее ненавистью, но она сама, очевидно, делала это за двоих.)
– Прости, Вэлери. – Она опять закрыла лицо ладонями. – Он сказал, что я должна говорить правду.
– Да, но зачем было вытаскивать на свет божий эту стародавнюю историю? Он же тебя не спрашивал про ножи, да? Ты это сделала по своей воле. О чем ты думала, Линетт? Чего ты, черт возьми, хотела? – Меня била дрожь. Боже, Господи, я могу остаться без Пита! Схватила телефон. – Мне надо позвонить адвокату.
– Конечно, конечно, звони. – Она стояла рядом, прикусив кулак, и смотрела на меня. Я все рассказала Омару.
– Что-то вам сегодня слишком везет. – Омар тяжело вздохнул.
– О чем это вы?
Я взглянула на Линетт. Она вернулась к чистке серебра, внимательно слушая. Вид у нее был испуганный.
– Есть хорошая новость и еще одна, очень плохая. – Голос у него был усталый.
– Выкладывайте.
– Хорошая новость – нам не назначили Уиллиса, – сказал Омар, и мое сердце закувыркалось от радости. Не то что хорошая, потрясающая новость! С этим фанатиком у меня не было бы никаких шансов.
– А плохая?
– Плохая – что у вашего мужа было одностороннее слушание дела с судьей Брэндом.
– Омар, говорите по-человечески! Что это все означает? – Мне показалось, грядет что-то катастрофическое.
– Это означает, что ваш муж получил личную консультацию одного из судей. Того, кто будет принимать решение по делу. «Одностроннее» – значит, что они встречались без вас.
– А это вообще законно? – спросила я. – Как такое может быть?
– Да. Боюсь, вполне законно.
– Ну хорошо. Но я так и не поняла, почему это такая плохая новость. Или этот второй судья тоже фанатик отцовских прав?
– Нет, хуже. Это желчный, безжалостный человек, от которого в прошлом году ушла жена. К другой женщине.
– Омар, может, я бестолковая, но никакой проблемы для себя я в этом не вижу.
– Роджер утверждает, что вы развелись с ним по той же причине. И говорит, что имеет доказательства. – Омар помолчал. – Вэлери, видимо, вы мне чего-то не рассказали.
Я расхохоталась. Я? Лесбиянка? С тем же успехом он может утверждать, что я олимпийская чемпионка по спортивной гимнастике: тело у меня равно не предназначено ни для того, ни для другого.
– По-моему, эта тактика не принесет Роджеру большой выгоды, – сказала я Омару. – Не тот случай.
– У него есть фотографии, – тихо сказал Омар.
– Фотографии чего?
– Не знаю. По крайней мере, Слоан сказал, что у него есть фотографические доказательства. Видимо, этого было достаточно, чтобы убедить Брэнда назначить заседание по пересмотру действующего соглашения об опеке. Роджер добивается опеки полной и единоличной. И боюсь, что свидетельство вашей подруги в данном случае более чем некстати.
– Почему мы не можем привести свидетелей со своей стороны? Эсту, например, тетю Мэри?
– Мы весь зал заседаний можем заполнить сексуальными жертвами Роджера Тисдейла, но это не будет свидетельством против его отцовских качеств. Линетт, кстати, тоже не сказала о нем ничего плохого.
– Почему?
– А вы ее сами спросите. Брэнд назначил заседание на следующую среду, одиннадцать часов. Поговорим позже. Пока же советую вам включить мыслительный движок и подумать, нельзя ли представить суду вопиющие доказательства его отцовской несостоятельности.
– Что сказал твой юрист? – Линетт сосредоточенно скребла сахарницу. Сияние этой посудины уже глаза слепило. Смесь запахов чили и моющей пасты была тошнотворна.
– Сказал, что Роджер хочет получить полную опеку. И твои показания скорее всего помогут ему этого добиться. Так что спасибо, Линетт. Большое спасибо. – Кровь часто била в уши, я закрыла глаза и потерла виски. – Ты больше ничего не хочешь мне рассказать?
– О чем?
– О своем разговоре с адвокатом Роджера.
Линетт принялась за серебряный поднос.
– Слушай, ты можешь оставить пока это чертово серебро и ответить мне? – Я выдернула поднос и опрокинула бутылочку с чистящей жидкостью. Едкое содержимое пролилось на столик и на пол.
– Ничего, ничего, – приговаривала Линетт, вытирая полотенцем лужи, хотя я и не думала извиняться.
– Линетт, что ты еще сказала? Пожалуйста.
– Ну, рассказала о лодочках из мыла, это ты уже знаешь… и что у Роджера была репутация бабника и гуляки…
– Что еще?
– Подожди… – Линетт почесала висок. – Кажется, больше ничего существенного.
– Слоан спрашивал, что ты думаешь о Роджере как об отце? Был ли он хорошим отцом?
Она сделала вид, что пытается извлечь ответ из глубин памяти, хотя обе мы понимали, что все лежит на поверхности.
– Ну-у, да. Спрашивал.
– И?..
– И я сказала, что, несмотря на все недостатки своего характера, Роджер был замечательным родителем. Лучшим, чем большинство мужчин и лучшим, чем многие женщины. По правде сказать…
– Лучше, чем я?
Линетт съежилась, как собака перед шлепком.
– Да. Лучше, чем ты. – Аккуратно сложила фланелевую тряпочку, положила ее на стол. – То есть он был лучше, когда сидел дома с Питом, а ты работала. Вэлери, он был хорошим папой. Надо отдать ему должное.
На меня накатила бешеная, отчаянная злоба на эту женщину. У нее целый шкаф заставлен всякой всячиной для детских поделок, она сама делает пластику для лепки, учит Геракла с Питом варить глицериновое мыло с пластмассовыми жуками и букашками внутри, раскрашивать окна мелками и вощеной бумагой, строить пряничные домики. А неумёхи вроде меня готовят из полуфабрикатов, позволяя детям носиться по дому с кухонными ножами. Благообразная стерва, скребущая плинтуса! Я чуть ее не придушила.
Схватила горшок с чили, грохнула об пол. И тут же пожалела об этом. Мы обе уставились в густо-красную массу с бобами и кусочками мяса, разлитую, словно кровь, по сияющему кафельному полу. Я взяла рулон бумажных полотенец, присела.
– Прости, Линетт, – слезы полились градом, – прости, пожалуйста.
– Боже мой, не надо. Какие тут извинения. – Она тоже разревелась. – Ты полное право имеешь на меня злиться.
Мы ползали по полу, вытирая коронный мамин чили. Сердце надрывалось – проклятая неудачница! Вышла замуж за какого-то ублюдка. Встречалась с маньяком. Папа умер. Сестры злые. Ни одного настоящего друга, поговорить не с кем. Мой теперешний ухажер очень мил, но в наших отношениях чего-то не хватает. Я не могу подобрать названия, но глубоко чувствую эту брешь. Я совсем одна.
– Честно признаться, я должна тебе сказать еще одну вещь… Роджеров юрист спрашивал, нет ли у тебя связей с женщинами.
– Так. И что ты сказала?
– Ну, признаюсь, меня очень смутил этот вопрос. Вдруг он спросил бы потом, не было ли у меня связей с женщинами, и мне пришлось бы рассказать о Мелани с Вэйдом и все такое.
– Ну и что ты сказала?
– Да вообще-то ничего. – Линетт усердно терла пол. – Только что ты дружишь с этой Дианой, и я знаю, что она лесбиянка. Но я сомневаюсь, что у нее с тобой была связь. Интимная то есть.
– Ты сомневалась? Ты не могла прямо сказать? Разве ты не знаешь, что мне нравятся мужчины?
Линетт огорчилась.
– Вэлери, я знаю, что тебе нравятся мужчины. Но кто может сказать, что происходит за закрытыми дверьми?
– Ты так и сказала Слоану? Что не знаешь, что происходит за закрытыми дверьми?
– Ну… примерно.
На сегодня все.
В.
