Текст книги "Дневник В. Счастье после всего?"
Автор книги: Дебра Кент
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
– С удовольствием, ваша честь. – Диана соскользнула с платформы и вышла. При других обстоятельствах она, наверно, улыбнулась бы мне или показала большой палец, но сейчас решила свести контакт к минимуму.
– Мистер Слаадк, вызывайте следующего свидетеля.
– Спасибо, ваша честь. Сейчас я хотел бы пригласить Алису Элкинз.
Алиса медленно подошла к свидетельскому столику. Я с радостью заметила, что она набрала не один фунт. Для покупок в «Салоне гигантов», пожалуй, еще маловата, но лицо заметно пополнело, и одета она была в длинную блузу (этот предмет гардероба, несомненно, был выбран за высокий показатель МЗЯ – максимального закрытия ягодиц). Алисины волосы были собраны в хвост, я впервые увидела ее огромные оттопыренные уши. Ну что, тетька-мотька, добро пожаловать в компанию. Подожди, то ли еще будет после первых родов.
– Спасибо, что присоединились к нам, мисс Элкинз. – Омар вскочил и поправил галстук. – Для протокола, вам не очень приятно здесь присутствовать?
– Да. – Она бегло пересеклась со мной взглядом и быстро отвела глаза. На Роджера она совсем не смотрела.
– Я хотел бы уточнить, – Омар повернулся к судье, – что Алиса Элкинз появилась перед вашей честью не по своей собственной доброй воле, а была вызвана в суд повесткой под угрозой штрафа. Мы полагаем, что ее показания поддержат нашу точку зрения: Роджеру Тисдейлу не может быть предоставлена полная опека Питера Райана Тисдейла.
Алиса закатила глаза.
– Продолжайте, пожалуйста, – отозвался Брэнд.
– Мисс Элкинз, опишите, пожалуйста, ваши отношения с Роджером Тисдейлом.
– У меня нет никаких отношений с Роджером Тисдейлом.
– Это честно, мисс Элкинз. А ваши отношения в прошлом вы не могли бы описать?
Алиса поморщилась.
– Роджер был мой преподаватель и мой любовник.
Странно. Я и не думала, что это до сих пор может ранить меня. Два слова – «мой любовник» – всколыхнули худшие воспоминания быстрее, чем инъекция пентотапа. Перед глазами замелькали картинки: Роджер и Алиса любезничают возле «Чердачной студии». Пластиковая диафрагма, валяющаяся в Роджеровой машине, его нелепые извинения: «Она просила, чтобы я подержал это у себя! Клянусь!» Хуже всего было вспоминать, как упрямо я хотела ему верить, как отчаянно старалась не придавать значения тому, что считала его первым и единственным проступком.
– Преподаватель и любовник, – эхом отозвался Омар, и опять эти слова вонзились острыми иглами. – Мисс Элкинз, вы вступали с мистером Тисдейлом в интимные отношения?
– Да, я это имела в виду, когда сказала, что он был моим любовником.
Снова острый укол.
– Расскажите, пожалуйста, как вы познакомились с мистером Тисдейлом.
– Он был мой преподаватель. В «Чердачной студии». Я пошла к нему на занятия, т. к. хотела больше узнать о том, как пишутся пьесы. Мне казалось, что у меня талант сценариста, нужно было мнение знатока.
– Когда вы перешли к интимным отношениям?
– Практически сразу.
Даже слушать этого не хочу. Посмотрела на Келию – она яростно грызла ногти.
– Можно сказать, что я ему понравилась с первого взгляда. Он писал мне в тетрадях записки вроде «Увидимся после занятий». Больше никто таких не получал. Мы стали ходить в кафе после занятий. Однажды он предложил подвезти меня до дома, хотя у меня была своя машина. Я припарковалась прямо перед входом в кафе, он это прекрасно видел. Но я согласилась, подумав, что могу забрать свою машину завтра. Он заехал в Бейкер-Пойнт за старой железной дорогой, и там мы впервые поцеловались. – Алиса запнулась, глядя куда-то вниз. Казалось, она вот-вот заплачет. Но через секунду на ее лицо вернулось жесткое выражение. – Он сказал, что разводится. А я, идиотка, поверила.
Несколько секунд слова висели в воздухе. Потом Омар продолжил.
– Мисс Элкинз, вы знали, что у Роджера Тисдейла есть сын?
– У него в машине было детское сиденье. В первый раз, когда села, я спросила об этом Роджера. Он сказал, что это для ребенка его сестры. Что они приехали в гости из Атланты, и он взял на время это сиденье у соседки. Какой-то Линетт.
– Значит, – Омар обращался к Алисе, но смотрел на судью, – Роджер Тисдейл не хотел говорить вам, что детское сиденье в машине принадлежит его собственному сыну.
– Именно это я хотела сказать.
– В таком случае, как вы узнали, что на самом деле у Роджера Тисдейла есть ребенок?
– Однажды я позвонила ему и услышала в трубке, как Пит кричит что-то вроде: «Папа, папа, смотри, папа!» Я спросила его, кто это. И тогда он сказал мне правду. Что у него действительно есть сын.
– Как вы думаете, почему у мистера Тисдейла были от вас такие секреты?
– Он сказал, что не хотел отпугивать меня. Но я всегда пыталась объяснить ему, что люблю детей. Я была на педагогическом факультете. Хотела пойти в детский сад. Я люблю детей.
– Мисс Элкинз, как человек, имеющий хорошее представление о раннем развитии ребенка, вы должны чувствовать в человеке качества хорошего родителя. – Алиса выпрямилась и приняла вид специалиста. – Как вы думаете, Роджер Тисдейл хороший отец? Напоминаю, мисс Элкинз, что вы находитесь в суде и уже принесли письменные показания под присягой. Позвольте мне повторить вопрос. Вы считаете, что Роджер Тисдейл хороший отец?
Алиса подняла глаза и мельком взглянула на Роджера.
– Нет, не считаю.
– А почему нет?
– Потому что хороший отец не оставил бы своего ребенка одного дома, как это делал Роджер. На несколько часов. Когда мы были на приличном расстоянии от дома и занимались сексом.
Омар сложил руки на груди и с отвращением посмотрел на Роджера.
– Не могли бы вы рассказать поподробнее?
Алиса неловко поерзала. Поддернула рукава блузки, потом снова опустила. Откашлялась.
– Слушайте. Это он предложил, а не я. Я всегда ему говорила, что это плохо.
– Продолжайте, пожалуйста, мисс Элкинз.
– Это было раза три или четыре. Может быть, пять. Его жена должна была работать поздно вечером. Роджер посылал мне сообщение на пейджер – шестьдесят девять, это был наш условный знак, – и я выходила. В это время он укладывал Пита, читал ему сказку и все такое. И когда ему казалось, что ребенок уснул – вы знаете, это первая стадия сна, – мы встречались на дорожке перед домом и выезжали. Конечно, он всегда запирал дверь. И оставлял свет в нескольких комнатах, так что казалось, будто хозяева дома. Мы ехали в Бейкер-Пойнт или в мотель. Никогда не уезжали далеко, и через пару часов всегда возвращались. Но мы оставляли Пита дома одного. Насколько мне известно, он ни разу не просыпался. Но я все равно считала, что это плохо. И всегда ему об этом говорила.
Омар подождал, пока судья Брэнд осмысливает Алисины показания. Я сидела сама не своя. Это так давно было, и Пит, слава богу, жив-здоров, несмотря на Роджерово наплевательское отношение. Помню, я всегда уходила с каким-то неясным тянущим беспокойством. Даже когда я сомневалась в Роджере как в супруге, то всегда думала, что он очень обязательный отец.
– Больше вопросов не имею. – Омар направился к своему месту. Тут же вскочил Слоан.
– Мисс Элкинз, это правда, что вы работали проституткой?
Алиса оцепенела.
– Мисс Элкинз?
– Я сопровождала состоятельных людей на разные мероприятия, и не собираюсь об этом говорить! Вы же сказали, что на суде не будут говорить об этом! – кричала она на Омара.
– Пожалуйста, ответьте на вопрос, мисс Элкинз. – Судья хищно подался вперед.
Она скрипнула зубами.
– Во время учебы в колледже я работала таким образом. Чтобы заплатить за обучение. Иначе я не получила бы диплом.
– Вы не могли найти работу по поджарке гамбургеров или разноске зелени, как другие студенты? – ухмыльнулся Слоан.
– Вы вообще представляете, сколько сейчас стоит обучение? С такой работой я даже за учебники не могла бы платить, к вашему сведению.
– Значит, для протокола, вы предлагали секс в обмен на деньги, так?
Алиса что-то пробормотала.
– Отвечайте, пожалуйста. – Слоан стукнул по столу.
– Да, я сказала, – прошептала Алиса с закрытыми глазами.
– Мой клиент знал, что вы проститутка? То есть, извините, сопровождающая?
– Естественно, я ему не говорила. Но он все равно узнал. – Алиса скользнула по мне взглядом. – Ему жена сказала. То есть бывшая жена.
Еще один мерзкий эпизод всплыл на поверхность. Мы с Дейлом обедаем в кафе. Входит Алиса. Дейл знает ее по недавней вечеринке и говорит мне, что она шлюха. Вечером я молюсь, чтобы Роджер не подхватил какую-нибудь болезнь.
– Ваша честь, – начал Слоан, – я надеюсь, что вы отнесетесь к этим показаниям так же, как к их источнику, проститутке, которая признала в вашем присутствии, что может лгать для достижения своей цели. Эта молодая женщина характеризуется противозаконным мошенническим поведением, и я настаиваю, что ее показания должны рассматриваться с подозрением, если они вообще могут быть приняты к рассмотрению.
– Послушайте, – сказала Алиса. – Я ничего не выдумываю. Роджер действительно оставлял своего ребенка одного, чтобы мы могли уехать и…
– Это все, мисс Элкинз, – перебил Слоан. – Можете идти. Спасибо.
– Секунду!
– Я сказал, это все.
– Прекрасно! – Буркнула она, поднимаясь и одергивая блузку. – Я пошла!
Следующей была Линетт. Она робко улыбнулась мне и уселась за столик, заметно нервничая. Я не думала, что будут какие-то неожиданности: расскажет о лодочках из мыла, о разведении костра, да и все. Совершенно не ожидала, что она будет сообщать о том, как Пит обжег руку в походе.
– Мы пытались позвонить домой, но телефон был отключен, – спокойно рассказывала она. – И муж потом сказал мне, что в тот вечер у Вэл был гость. Мужчина.
Линетт виновато взглянула в мою сторону. У меня просто внутренности сводило.
– Какое отношение это имеет к делу? – спросил Омар.
– Это к вопросу о пренебрежении своими родительскими обязанностями, ваша честь, – поднял руку Слоан. – Она оставила свой номер телефона на случай непредвиденных ситуаций и в то же время развлекалась с кавалером, отключив телефон и прекрасно зная, что других способов связаться с ней в случае чего не существует. Какая мать может поступить таким образом?
Линетт подскочила.
– Но Вэлери мне сказала, что телефон отключился случайно. Такие вещи происходят сплошь и рядом. Я совсем не хочу сказать, что она отключила телефон нарочно.
На меня навалились страх и вина. Я-то помню, что сделала это нарочно! Позвонила жена Эдди, не хотелось, чтобы ее звонки повторялись. И я отключила телефон, совершенно забыв, что могу понадобиться Питу.
– Мистер Слоан, ваш аргумент в лучшем случае спорен. – Судья Брэнд устало потер глаза. – Миссис Чейз, вы свободны.
– Спасибо, ваша честь. – Линетт кинула на меня еще один душераздирающий взгляд. Это было невыносимо.
– Не трусьте, – зашептал Омар, сжимая мне руку. – Все идет замечательно.
И знаете что? Минуту спустя я почувствовала, что согласна с ним. Впервые с начала заседания позволила себе некоторый оптимизм. До этого момента я готовилась к худшему: остаться без ребенка, без денег, без дома. А сейчас уверенность Омара поддерживала меня, как стальная подпорка. Мы пуленепробиваемы! Мы выиграем это дело. Я знаю.
Омар нагнулся и что-то достал из портфеля.
– Ваша честь, я хотел бы перейти к следующим свидетельским показаниям. – В руках у него была видеокассета.
Я даже не заметила, что на столе стоит видеомагнитофон, пока Омар не подошел к нему. Кровь лихорадочно застучала в ушах. Вставив вилку в розетку, Омар нажал кнопку пуска. Экран засветился серым, но ничего не показал. Он пощелкал другими кнопками. Картинка не появлялась.
– Ну и чем занимались эти придурки из технического отдела? – пробормотал Омар.
Слоан нетерпеливо постукивал карандашом. Роджер сидел с глупой ухмылкой. Келия продолжала грызть ногти.
Омар наугад тыкал в разные кнопки. Наконец на экране появилось изображение. Маленькая крепкая женщина средних лет сидела на высоком стуле. На ней свободная черная рубаха, черные брюки со множеством молний, карманов и нашивок. В маленькой руке сигарета, которую она за все время записи ни разу не поднесла к губам. Ни разу, даже когда на лице ее отражалось неподдельное горе.
«Наводи на меня, – сказала она кому-то. – Нет, не та кнопка. Другая. Я сказала, другая. Так. Теперь ближе».
В голосе звучали властные нотки – прямо сержант морской пехоты. Я узнала этот голос. Эста, тетя бедняжки Мэри. Теперь ее лицо заполнило собой весь экран. Коротко, по-мужски подстриженные волосы, лихо сдвинутый набок красный берет. Лицо в форме сердечка, но рот кривой и горький – безгубый, плотно сжатый разрез.
Омар нажал на «паузу».
– Ваша честь, сейчас я хотел бы представить вам видеозапись свидетельских показаний мисс Эсты Доминго. Краткая предыстория: Роджер Тисдейл незаконно сочетался браком с ее племянницей Мэри и держал ее фактически пленницей в домике на Черном озере. Уличенный в двоеженстве, мистер Тисдейл пытался отрицать какие бы то ни было отношения – и даже знакомство – с этой девушкой. Я полагаю, что свидетельство Эсты Доминго поможет прояснить вопрос о том, заслуживает ли мистер Тисдейл опеки Питера Райана Тисдейла.
Судья кивнул, и Омар снова включил запись.
«Прошу прощения за то, что не могу присутствовать на суде и дать показания лично. – Эста смотрела прямо в камеру. – Как я объяснила мистеру Тисдейлу, у нас идет стройка приюта для женщин, подвергшихся жестокому обращению, и я нужна здесь. Мэри не хотела заниматься с ним сексом. Но этот ублюдок забил ей голову никчемными фантазиями. Говорил, что пошлет ее учиться в школу медсестер, а сам даже в паршивую среднюю школу не записал! Дерьмо собачье! Роджер Тисдейл не был ей мужем. Просто западал на молоденьких девочек. Свинья!»
Я посмотрела на Брэнда. У него был печальный и неприглядный вид человека с обостренной язвой. Это обнадеживало. Непонятно было другое – почему Омар так воодушевлен? Здесь нет ничего нового, показания Эсты давно уже приобщены к делу.
«Теперь я хотела бы перейти к существу вопроса. – Эста поправила берет. – Насколько я поняла, он в том, достоин ли Роджер Тисдейл быть отцом».
– Ваша честь, это какой-то абсурд, – вяло протянул Слоан.
Судья дал знак Омару сделать паузу.
– Ваша честь, эта женщина, по ее собственному признанию, не знакома с Роджером Тисдейлом, – продолжал Слоан. – Она не педагог, не специалист. Ничего не знает о реальных обстоятельствах этого дела и о людях, имеющих к нему отношение. Ее некомпетентность не позволяет ей судить о родительских качествах Роджера Тисдейла. Из уважения к суду я предлагаю прекратить просмотр этой записи, ваша честь. Боже мой, неужели нужно тратить время на свидетельство этой сумасшедшей?
– Сядьте, мистер Слоан.
– Но, ваша честь, это свидетельство – просто раздутые слухи, – заныл Слоан, как дошкольник. (Такая манера очень напоминала моего бывшего мужа.) – Пристрастные и однобокие показания свихнувшейся феминистки. – Он сделал эффектную паузу и вытащил козырь: – Ваша честь, она лесбиянка!
– Сядьте, мистер Слоан, – приказал судья. – И оставайтесь сидеть. Я хочу посмотреть видеозапись. Прошу вас, мистер Слаадк.
– С удовольствием, ваша честь. – Омар нажал на кнопку.
Замершая Эста снова задвигалась.
«Когда Мэри поняла, что беременна, она в отчаянии позвонила мне. Хотела сделать аборт. Но это было нелепостью – Мэри очень любила детей. Она сказала, что должна сделать это из-за него. Из-за Роджера Тисдейла. Только он приказал ей избавиться от эмбриона. Он сказал Мэри, что терпеть не может детей. Я это хорошо помню. Он твердил ей, что дети – это обуза, и от них одни неприятности. Что они только путаются под ногами. Что он не хотел рождения Пита. Он сказал Мэри, что, если она сохранит беременность, он сам убьет ребенка голыми руками».
– Это слухи, ваша честь! Это ничего не доказывает!
Омар нажал на «паузу».
– Кажется, я уже просил вас замолчать, мистер Слоан. – Судья повернулся к Омару. – Мистер Слаадк, это основная суть свидетельства? Или женщина может сообщить что-то более существенное?
– Да, ваша честь. Еще одна вещь, если вы дадите мне буквально минуту. – Он снова включил запись.
«Так. Теперь крупный план, – командовала Эста. Неизвестный оператор отошел назад. У нее в руках было что-то похожее на диктофон. – Мы всегда записываем разговоры по домашнему телефону. Семейное правило».
Она нажала кнопку и поднесла к объективу узкую коробочку.
И я услышала голос Мэри, полудетский, взволнованный, дрожащий в отчаянии.
«Тетенька, помоги мне, – молила она. У меня подступил комок к горлу. – Роджер говорит, что я должна избавиться от малыша. Если я откажусь, то он убьет его. Он сказал, что придет ночью, схватит его за горло и задушит одной рукой, тетенька! Богом поклялся! Тетенька, пожалуйста, помоги!»
Эста щелкнула выключателем и снова посмотрела в камеру:
«Если хотите знать, хороший ли отец Роджер Тисдейл, теперь, я думаю, у вас есть ответ».
– Это основная суть, ваша честь, – сказал Омар. – Далее начинаются вариации.
– В таком случае можно выключать. Я услышал достаточно. – Судья Брэнд снял очки, провел рукой по лицу и встал. – Пожалуйста, вернитесь в зал суда через сорок пять минут.
Слоан и его помощники стали кучкой в сторонке. Омар сжал мне руку.
– Ну, Вэлери, помолитесь немного. Хотя это не так уж и нужно. Дело в шляпе.
Он был так уверен в этом, что ринулся куда-то есть суп. Я одна сидела на скамейке в конце коридора под большим грязным окном, солнце пекло затылок. Закрыла глаза. Слышен был разговор Роджера с Келией, – нет, скорее ссора. Кажется, она предлагала ему «сделать глубокий очищающий вдох» или «оставаться в текущем моменте», и вдруг он рявкнул: «Заткнись! Прекрати нести ахинею, ясно? Я тебе не безмозглая домохозяйка, тронувшаяся на йоге!» Она вздрогнула, как от пощечины. Язык Роджера может ранить больнее любой руки. Видимо, Келии это теперь тоже известно.
Все, что я могла думать по этому поводу, – эта роза еще пообтреплет свои лепестки. Пусть теперь она выслушивает его резкие замечания, терпит прилюдные унижения и холодные войны. Помню, как-то раз к нам на обед пришли знакомые: какая-то Элексис, коллега по «Чердачной студии», и ее муж Стефан, пианист. Прихлебывая вино, мы обсуждали кинофильмы. Мне было тогда как-то особенно легко и весело, болтая, я что-то сказала про Das Boat, что-то о немецком солдате на подводной лодке.
– Das Boat? – начал глумиться Роджер. – Ты хочешь сказать, das BOOT?
Он произнес boot с немецким произношением, я же сказала Das Boat – то ли по-немецки, то ли по-английски. Неуклюжая попытка девушки, никогда серьезно не изучавшей языки, никогда не ездившей за границу. Я почувствовала себя водорослью среди этих отполированных академических жемчужин.
– Boot, boat – не знаю. – Я надеялась, что муж не будет устраивать сцену. – Откуда мне знать? Я испанский учила.
– Отлично, тогда скажи «лодка» по-испански, – Роджер сложил руки на груди и довольно улыбнулся друзьям.
После семи лет испанского я совершенно не помнила, как будет «лодка». В голове мелькали путаные слова и фразы: «Pelicula. Manzana. Man of La Mancha. Chimichanga».
– Я жду, сеньора Райан.
Кровь прилила к щекам. Элексис хихикнула. И тут произошло чудо.
– Barco, – сказала я, пораженная, что вспомнила, и злая, что пошла у него на поводу.
– Браво! – Роджер хлопнул в ладоши. – А теперь прогуляйся в cocina и свари нам cafe!
И захохотал, запрокинув голову. Элексис и Стефану, казалось, было неловко.
Я посмотрела на часы. Решение будет готово через шесть минут. Что, если Роджер все-таки получит полную опеку Пита? Что мне тогда делать? Я вспомнила короткий стишок, который выучила на одном из собраний «Анонимных переедающих»: «Боже, даруй мне силы принять то, что я не могу изменить…»
Как мы до этого докатились? Вспомнилась радость на лице Роджера, когда я показала ему в ванной тест на беременность, который он, кстати, вставил в рамочку. Как он бросался за йогуртом «Бен и Джери», когда я говорила, что мне его очень хочется. Как он массировал мои опухшие ноги на последних неделях беременности, как целовал каждый пальчик и писал на них «П-и-т-е-р» и «Э-м-и-л-и». Мы не знали, мальчик будет или девочка, пока Пит наконец не родился на свет, и когда это произошло, Роджер сам плакал как ребенок.
Все обещания и надежды на будущее, неужели они были лживыми и пустыми?
Вдруг мне на колени плюхнулся завернутый в целлофан «гадательный пирожок».
– Ну, вперед. Посмотрим, что нас ждет в будущем. – Надо мной возвышался Омар, холеный и гладкий, как лис, и полностью отдохнувший. А я тут сижу, как размякшее шоколадное яйцо в этой кофточке для беременных.
Я развернула пирожок и разломила его. Пусто. Я в ужасе смотрела на него, готовая заплакать.
– Пустой, да? – Он, казалось, едва удерживался, чтобы не сморщиться. – Ну, вы знаете, что это означает, а?
– Нет, Омар. А что это означает? – Я решила, что он что-то придумывает.
– Это означает, что возможности бесконечны.
– Правда? А я всегда думала, это значит, что я умру.
– Мы все когда-нибудь умрем, Вэлери. Но на меня снизошло откровение, что вы в ближайшем будущем никуда не собираетесь. И что пустой «гадательный пирожок» вовсе не знак чьей-то неминуемой смерти – вернее всего, он означает, что кто-то на кондитерской фабрике не справился с работой. Так что расслабьтесь, хорошо?
Он присел передо мной на корточки. Вот это гибкость! У меня ноги совсем не такие крепкие. Я бы ни за что не смогла вот так запросто присесть.
– Вэлери?
– Что?
– Слушайте дяденьку Омара. Все будет хорошо. – Он посмотрел на часы и вскочил на ноги (что меня тоже впечатлило). Схватил меня за руку и потащил в зал. – Пора! Надо прийти до судьи Брэнда, он не любит ждать.
Когда мы вернулись в зал, Роджер уже сидел там, но Келии не было. Брэнд устроился в своем кресле и откашлялся. Он выглядел усталым. Переложил на столе какие-то бумаги, бегло просмотрел их. Потом глубоко вздохнул и некоторое время просто смотрел – сначала на Роджера, потом на меня. Хотела бы я знать его мысли. И еще я хотела, чтобы все побыстрее кончилось.
– Я не из тех судей, которые верят в неприкосновенность материнского авторитета, – начал он, и сердце у меня камнем полетело вниз. – Хотя это правда, что между матерью и ребенком существуют неповторимые отношения. Мать носит и растит дитя в утробе, она рождает его на свет, кормит его собственным телом. – Брэнд откинулся в кресле, уставился в потолок и продолжал. – Но материнство гораздо обширнее процесса беременности, родов и грудного вскармливания. Кто идет к ребенку, когда он плачет по ночам? Кто создает для него уютный и аккуратный дом? Кто обеспечивает ему духовное и эмоциональное воспитание, чтобы он вырос хорошим молодым человеком? Кто?
Судья сделал паузу, и я застряла на фразе «уютный и аккуратный дом». Что он имеет в виду? Неужели кто-то сказал, что у меня в джипе с ноября валяются окаменевшие остатки «Хэппи Мил»? Или он узнал, что я купила недавно семь отверток «Филипс» и теперь ни одной не могу найти? «Господи, – взмолилась я, – если ты даруешь мне полную опеку Пита, я обещаю, что создам для него уютный и аккуратный дом. Сегодня же повешу всю одежду в шкаф и никогда не буду оставлять ее на стульях. Разложу все барахло под раковиной. Найду все инструменты и соберу их в специальный ящик. Или даже лучше – устрою в гараже мастерскую со специальными подставками в форме инструментов, чтобы их можно было легко найти. Господи, ну пожалуйста».
– Мистер Слоан, – начал Брэнд, – когда вы с вашим клиентом обратились ко мне с просьбой устроить одностороннее слушание дела, вы пошли, так сказать, окольным путем. Вы сказали, что имеете доказательства интимных отношений мисс Райан с другой женщиной. Точнее, что она ведет образ жизни лесбиянки. Я думаю, мистер Слоан, что вы выбрали этот окольный путь, полагаясь на недавние события в моей личной жизни, которые я пытался уберечь от общественного внимания. Вы хотели использовать эту информацию в своих интересах. Это низкопробное судопроизводство, мистер Слоан. И ошибочная стратегия.
Роджер обхватил голову руками и принялся раскачиваться. Омар под столом пожал мне руку. Судья повернулся ко мне.
– Мисс Райан, сегодня я слышал свидетельства, касающиеся ваших материнских качеств. Слышал о кострах на заднем дворе, о поделках из мыла, об ожогах и прочих вещах, которыми ваш бывший муж надеялся доказать, что вы не достойны получить полную опеку Питера Райана Тисдейла.
Роджер перестал раскачиваться и начал прислушиваться. В глазах блеснула надежда.
– Но если бы я забирал детей от родителей всякий раз, как им придет в голову поэкспериментировать со спичками, в штате, пожалуй, не осталось бы ребенка, который живет дома. Все бы воспитывались в чужих семьях – но и тогда они исследовали бы внешние границы приемлемого поведения. Дети всегда этим занимаются. То, что Пит тоже не чужд этому, не делает вас плохой матерью.
В порыве облегчения и благодарности за доброту судьи я начала всхлипывать. И не знала, смогу ли остановиться. Это была самая чудесная вещь, которую обо мне сказали за долгие годы. Омар гладил меня по спине, пока я пыталась успокоиться.
– Мистер Тисдейл, я готов был принять решение по этому случаю исходя из ваших отцовских достоинств. Я прочел ваше дело. Мне была известна сомнительная история с участием нескольких женщин. Но я собирался оставить этот вопрос в стороне от определения права на опеку.
Я затаила дыхание. Вся комната, кажется, тоже.
– Но я переменил точку зрения. Прочитав ваше дело еще раз и выслушав сегодняшние свидетельства, я убедился, что ваши отцовские качества неразрывно связаны со всей остальной вашей жизнью. Со всеми неудачными выборами, которые вы сделали как муж, с вашими лживыми поступками, с бесстыдными связями, с легкомысленной склонностью к юным девушкам и с отвратительной эксплуатацией филиппинской девочки-подростка.
О, радость! Мне хотелось схватить судью Брэнда и закружиться с ним по комнате. Как я любила этого человека! Но тут его лицо потемнело, он обернулся ко мне, и я поняла, что легко не отделаюсь.
– Мисс Райан, несмотря на возмутительное поведение вашего мужа, я убежден, что юный Питер имеет безусловное право общаться с отцом. Я делаю это на благо Питера, а не мистера Тисдейла – в такой ситуации я ни черта не присудил бы его отцу. Но Питеру будет гораздо лучше, если в его жизни будет присутствовать отец. Это факт, согласны вы с ним или не согласны. Таким образом, после тщательных размышлений – и, прямо скажу, несколько неохотно, – я решил предоставить полную физическую опеку Вэлери Райан и право контролируемого посещения Роджеру Тисдейлу. Мистер Тисдейл, вы можете посещать Питера Райана Тисдейла две субботы в месяц. Мисс Райан по своему усмотрению выбирает подходящие дни, посещения происходят в помещениях также по ее выбору. Посещения будут контролироваться мисс Райан или тем, кого она назначит себе на замену. – Судья Брэнд ударил молотком. – Объявляется перерыв.
Омар схватил меня и сжал в объятиях.
– Мы это сделали! – Он сиял.
Я знала, что должна быть счастлива. Мне предоставили полную опеку сына, и у Пита будет возможность общаться с отцом, что, по-моему, хорошо. Но я надеялась полностью отсечь Роджера от моей жизни, а теперь я привязана к нему – и к его подружкам – целых две субботы в месяц. На годы и годы. Я чуть не расплакалась.
Когда Пит вернулся домой, я долго и крепко его обнимала.
– Ты меня задушишь, мам.
– Прости. Знаешь, я очень-очень сегодня по тебе скучала.
– А что сказал судья?
Посадив Пита на колени, я поцеловала его в шею, там, где самая теплая и мягкая кожица.
– Солнышко, судья сказал, что ты будешь жить здесь со мной, а папа может навещать тебя через каждую субботу. Как тебе это?
– Нормально, – пробормотал Пит, пожав плечами. Он ковырял болячку на пальце.
– И по субботам, когда папа будет приходить, я тоже могу быть с вами!
– Значит, мы будем все вместе? Как семья?
– Вроде того. Что ты об этом думаешь?
Пит кивнул:
– Хорошо.
В компьютере меня ждало сообщение от мамы и еще одно от Билла Строппа. С мамой разговаривать не было никакого настроения, но Билл необходим, как стакан горячительного.
На сегодня все.
В.
