Текст книги "Чисто убийственная магия"

Автор книги: Деби Глиори

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

ТВАРИ В ПОДВАЛЕ

Дэмп сидела пристегнутая к своему высокому стульчику, наблюдая, как миссис Маклахлан готовит ужин. В углу кухни Лэтч гладил сегодняшнее издание «Файнэншл таймс», а Мари Бэн показывала язык собственному отражению в зеркале.

– Не есть корошо, – решила она. – Мииссус Макка-клонг, я чувствовать плёхо.

– Не обращайте внимания, дорогая, – уклончиво отозвалась миссис Маклахлан. – Лучше подайте мне вон ту нарубленную печенку, а потом можете немного отдохнуть.

Мари Бэн неохотно оторвалась от зеркала и подошла к столу, где миссис Маклахлан, засунув руку по запястье в кровавое месиво, бросала кубики багрового желе в объемистый котелок, где шевелилось нечто похожее па розоватых червяков. Увидев содержимое миски, Мари Бэн выпучила глаза.

Миссис Маклахлан добродушно улыбнулась, зачерпывая полную ложку месива и протягивая поварихе.

– Дорогая, оцените как специалистка, – заискивающе попросила она. – Не знаю, достаточно ли соли я положила. Попробуйте и скажите, что вы думаете?

Мари Бэн слегка позеленела и со звуком, подобным тому, что издает засорившаяся раковина, облегченно вздыхая под напором вантуза, наклонилась над котелком и обильно излила в него содержимое своего желудка.

Дэмп закрыла глазки руками и издала тихий вопль. Лэтч поднял глаза к потолку и посильнее надавил на утюг, вознося благодарность за то, что кто-то наконец выразил свое мнение об этом кулинарном подвиге миссис Маклахлан. Черт бы ее побрал, ну почему она не ограничится тем, в чем ей и правда нет равных, например печеньем? По крайней мере, он не станет это есть. Во всяком случае, в этот раз.

Миссис Маклахлан прищелкнула языком и смешала вклад Мари Бэн с первоначальной смесью.

– Вам виднее, дорогая, – заявила она совершенно невозмутимо. – Что касается меня, то я бы добавила чуточку соли. Давайте посмотрим, что скажут наши маленькие зверюшки, хорошо?

Няня прошагала мимо Дэмп, ногой распахнула дверь подземелья и растворилась в темноте. Лишь знакомый голос доносился из-под земли: «Просыпаемся, просыпаемся. Пора обедать. Няня несет ням-ням для малюток».

Подземелье служило пристанищем йети Ноту, грифону Сэбу и дракону Ффупу, ни один из которых даже отдаленно не подпадал под определение «малютки». Прежде всего, они были чудовищно велики.

Ффуп, еще продолжавший расти, был размером с длинный лимузин, а по достижении совершеннолетия должен был стать величиной со среднее бунгало. Все восемь футов Нота были густо покрыты длинной спутанной шерстью, а Сэб напоминал кожаного льва с крыльями. В течение предшествующих шести столетий все трое идеально функционировали, патрулируя многочисленные акры владений вокруг Стрега-Шлосса и пожирая непрошеных гостей. В более поздние времена, с появлением почтовой службы, сопровождавшейся непредвиденными визитами почтальонов и других посыльных, Стрега-Борджиа решили, что будет безопаснее держать чудищ под некоторым контролем. Отсюда веревки, цепи и поводки на столе в прихожей, а также потребность оборудовать клетки в подземелье.

Они сгрудились в темноте, раздувая ноздри в знак презрения к подачке, которую принесла миссис Маклахлан.

– Что это за баланда? – загрохотал Ффуп, отфыркивая два одинаковых языка пламени через прутья решетки. Сэб угрожающе захлопал кожистыми крыльями и плюнул на пол подземелья.

Нимало не смутившись, миссис Маклахлан отперла дверь клетки и вошла внутрь, волоча за собой дымящийся котел.

– Перестань ребячиться, Ффуп, а тебя, Сэб, мама разве не учила, что плевать на пол нехорошо?

Ответом на ее вопрос было ошеломленное молчание. Разве она не понимает, что ей следует бежать отсюда, взывая о помощи, а не читать лекции о пристойном поведении? Шаркая ногами, Нот придвинулся поближе. Его спутанная шерсть была увешана засохшими остатками многочисленных предыдущих обедов. Он только было запустил лапу в котел, чтобы произвести дегустацию, как миссис Маклахлаи хлопнула его по запястью, перевернула лапу ладонью вверх и многозначительно зацокала языком.

– Так я и думала… – мрачно сказала она. – Немедленно наверх и тщательно вымыть руки перед обедом. Разве ты дикий зверь какой-нибудь?

Нот расплакался и, не разбирая дороги, бросился наверх.

– И я тоже, – завопил Ффуп. – Я не мыл когти уже лет 600. – Дракон взмыл вслед за Нотом, оставляя за собой маленькие облачка дыма.

Сэб закрыл глаза крыльями и обратился в камень.

– Что, зверек, аппетит пропал? – заботливо поинтересовалась миссис Маклахлан, разливая содержимое котла по трем металлическим кормушкам. Донесшийся сверху душераздирающий крик нарушил подземный покой темницы. Миссис Маклахлан вздохнула. Одним из многочисленных недостатков Мари Бэн было ее нежелание привыкнуть к мысли о том, что она живет под одной крышей с чудовищами.

–    Возьмите себя в руки, дорогая! – крикнула миссис Маклахлан. – Они боятся вас больше, чем вы их!..

ПАУКИ НА ЧЕРДАКЕ

Пандора подняла крышку морозильной камеры и выбросила оттуда несколько коробок рыбных палочек, поднос с профитролями и три недоеденных эскимо.

Стрега-Нонна лежала на дне морозильника; ее сухонькое тело было завернуто в двенадцать слоев алюминиевой фольги, голову окружал призрачный ореол заиндевевших седых волос.

– Нонна, – прошептала Пандора, – ты не видела поблизости Мультитьюдину?

– У меня отсюда не слишком хороший обзор, – донесся слабый ответ. – Закрой крышку, детка, напустишь тепла.

«Черт, – подумала Пандора, опуская крышку гроба своей прапрапрапрапрапрапрабабушки. – Что теперь делать? Осталось четыре с половиной дня, а ей не удалось найти ни одного шарика крысиного помета». Тяжело вздохнув и оставив рыбные палочки, профитроли и мороженое таять на полу винного погреба, Пандора преодолела восемь пролетов лестницы, что вела на чердак Шлосса, обширный семейный музей, полный пыли и паутины, служивший пристанищем для многих поколений пауков, жуков-короедов и летучих мышей. Чердак был набит под завязку родовой памятью давно ушедших Борджиа: несколько сотен портретов членов семьи, сундуки, набитые любовными письмами, смертельными угрозами и древними списками покупок, целая конюшня ненужных лошадок-качалок, восемь клеток для канареек в разной степени разрушения. Во всю длину чердака тянулся неустойчивый горный хребет из старых журналов и книг.

Пандора подняла тяжелую крышку люка и забралась на чердак. Свет сочился сквозь паутину, вырывая из темноты то, что представлялось Пандоре настоящей крысиной Меккой. Миллион укромных местечек, миллион вещей, которые можно погрызть, и миллион способов сделать так, чтобы твоей хозяйке пришлось заняться синхронным плаванием с мстительной рептилией.

– Мультитьюдина, выходи, – прохрипела она, стараясь, чтобы голос звучал убедительно сквозь слой пыли, забившей рот.

Ничто не шелохнулось.

– Здесь не место растить детей, – попыталась она убедить крысу, в надежде расшевелить ее дремлющий материнский инстинкт. Несколько пауков перестали прясть паутину, размышляя, стоит ли спорить с этим безволосым двуногим, и решили, что не стоит. – ПОЖАЛУЙСТА, ВЕРНИСЬ! – закричала Пандора. – ОТ ЭТОГО ЗАВИСИТ МОЯ ЖИЗНЬ!

Она упала на ближайший сундук, отчего испуганно вспорхнуло облачко пыльных мотыльков. С подоконника долетело неистовое жужжание мухи, пытающейся отклеить лапки от паутины. Словно загипнотизированная, Пандора следила за мухой, которая с нарастающим волнением била крылышками, так что они стали невидимыми, а производимое ими жужжание достигло степени, эквивалентной у насекомых отчаянному воплю. Паутина прогибалась под весом чудовищной паучихи, чье брюхо, достигавшее размеров теннисного мячика, покоилось на ногах, вызывающих в сознании мысль о пене для бритья и хорошей бритве. Паучиха щеголяла яркой губной помадой, квалифицированно наложенной вокруг того, что у нее считалось ртом — эта деталь не укрылась от внимания ее предполагаемой жертвы, чье жужжание уже достигло душераздирающего верхнего «до».

– О, небеса, неужели нельзя умереть с достоинством? – прощелкала паучиха, нетерпеливо подтягивая паутину.

Муха почти смолкла, если не считать неясного хныканья.

– Тарантелла! – крикнула Пандора.

– Она самая, – отозвалась паучиха.

– Ягненочек мой, – замурлыкала Пандора, проявляя вопиющее пренебрежение зоологией, – целую вечность тебя не видела.

Тарантелла расплылась в улыбке и сунула в рот мушиное крылышко. Похрустев немного, она проглотила его и протянула волосатую ногу, чтобы потрепать Пандору по руке.

– Итак, что привело тебя сюда? – спросила она, облизывая накрашенные губы маленьким черным язычком. Язык Тарантеллы заворожил Пандору; он ловко отыскал все до единого недоеденные кусочки крылышка и отправил каждую крохотную чешуйку в ее неохватную утробу для переваривания…

– Я потеряла Мультитьюдину, – ответила девочка. Паучиха со щелчком захлопнула рот.

– Удачно отделалась от скверной крысищи, – пробормотала она. – В любом случае – Я ТУТ НИ ПРИ ЧЕМ.

– Может, ты хотя бы видела ее? – настаивала Пандора.

– Только не здесь. Не в моих владениях, благодарю покорно. Я бы укусила ее, если бы на глаза мне попался хотя бы кончик ее усика.

– Я поспорила с Титусом, что найду ее, – произнесла Пандора обречено.

– Пари? – оживилась паучиха, с радостью потирая все восемь лап. – Каков приз?

– Ничего особенного, просто четырнадцать крыс и привилегия остаться в живых…

– А какой фант? – Рот паучихи сморщился в розовое «О» от ужаса.

– Переплыть ров, – сказала Пандора.

– Ауууук, – проскрипела Тарантелла, припоминая несколько в высшей степени неприятных столкновений с водой.

– …с Током, – добавила Пандора.

– О, какая запутанная паутина, – сочувственно протянула Тарантелла.

– Я в полной растерянности, – согласилась Пандора. – Есть идеи, где искать сбежавших грызунов?

Паучиха замолчала, задумчиво обматывая шелковистую нитку вокруг одной из ног. Ее обреченный обед принялся раскачиваться из стороны в сторону в попытке вырваться на свободу, жужжа и завывая при этом.

– Как прикажешь думать в таком шуме?! – рявкнула Тарантелла, распутывая плененную муху и усыпляя ее жалом. – По моему мнению, твоя Мультитьюдина где-то возле еды. И поскольку она — мерзкая крыса, то чем тухлее еда, тем лучше. – Она сделала паузу, чтобы высосать жидкую составляющую тельца мухи. – Мы, пауки, ведем более здоровый образ жизни: свежая еда гораздо полезнее…

С неприязнью, к которой примешивалось восхищение, Пандора следила, как паучиха досуха высосала муху.

– Итак, где мы можем найти подпорченную еду? – продолжала Тарантелла, возвращаясь к теме между глотками. – Мы найдем ее там, куда она может завалиться незамеченной – под раковинами, холодильниками и плитами. Мы найдем ее в помойных ведрах, корзинах с отбросами и урнах.

В наши дни все это легко можно сыскать в больницах, школах и домах престарелых…

– Спасибо, – перебила ее Пандора, безнадежно пытаясь избежать знаменитых тарантелловских тирад. – Бог мой, опаздываю! Я должна бежать.

Она попятилась, переваливаясь с ноги на ногу, а паучиха между тем продолжала:

— Иногда это бывает в самолетах, тюрьмах и противных иностранных кухнях… — Тарантелла сорвалась с места, чтобы крикнуть вслед Пандоре, которая уже проскальзывала в дверь. – Не беспокойся! – закончила она, помахивая на прощанье всеми восемью ножками. – Мы ее найдем. У меня есть влиятельные друзья на самом верху. Я раскину свою паутину…

ДОМА У СЕМЕЙСТВА ДИ СЭМБОВЕЛЛИ

Пронто, правая рука дона ди С'Эмбовелли Борджиа, постучал в дверь хозяйского кабинета и вошел, проскользнув в узкую щель, словно намазанный маслом. Дон ревел в телефонную трубку, повернувшись спиной к двери и не ведая о бесшумном появлении Пронто.

– Ты хочешь сказать, что нью-йоркский сектор тоже в провале?

Еле слышный голос на том конце провода скрипел и пищал, выдавливая оправдания и извинения.

– Меня не волнует, который там час, никто не должен спать, пока я не разрешу – если только они не хотят спать в компании рыб, изучающих их цементные сапоги. Я понятно выражаюсь?

Далекий голос нервно зачирикал. Пронто рискнул вежливо кашлянуть.

– Маэстро?

Дон резко развернулся.

– Ваш сводный брат, маэстро.

Дон пролаял в трубку чудовищное латинское проклятие и швырнул ее на рычаг.

– Что с ним? – плюнул он сквозь зубы.

– Пора. Мы продержали его взаперти месяц. Он требует улучшения питания и телефон, чтобы позвонить своему адвокату. Мы окатили его из шланга, побрили, и теперь он внизу ожидает вас, маэстро.

Прикованный к бронзовому трону, стоящему посередине обширного зала в Палаццо своего сводного брата, Лучано Стрега-Борджиа озирался вокруг в полном ошеломлении.

В течение многих лет его контакты со сводным братом сводились к минимуму: Люцифер практически не отвечал на рождественские открытки или электронную почту, и его молчание, напоминающее омерту, [Омерта – закон молчания, распространенный среди членов мафии на о-ве Сицилия и в США, нарушение которого карается смертью] вызывало со стороны синьора Стрега-Борджиа напряженные размышления касательно убийственной природы деловых начинаний сводного брата. Однако… для простого итальянского киллера Люцифер изрядно преуспел. Один вид Палаццо, отражающегося в обрамленном кипарисами озере, преисполнил синьора Стрега-Борджиа изумлением. Недолгое ковыляние в ножных кандалах по мраморному коридору привело его в эту роскошную комнату, где фигура несчастного узника отражалась в сотнях зеркал в золоченых рамах. Массивные портреты давно умерших Борджиа висели вдоль стен. Взгляд Лучано невольно задержался на картине, изображавшей впечатляюще уродливого человека с титаническим носом, живо напомнившим ему хобот слона…

С оглушительным треском распахнулась дальняя дверь зала, и появился дон Люцифер ди С'Эмбовелли Борджиа. Как обычно, его ноздри появились в комнате по меньшей мере на три секунды раньше остального тела. Лучано привстал, чтобы поприветствовать сводного брата. Ноги его задрожали, протянутая рука предательски затряслась, а голос сорвался на писк.

– Люцифер, как сносно тебя видеть. – У пленника возникло слабое подозрение, что он ляпнул что-то не то.

Дон Люцифер посмотрел на Лучано. У него появилось желание немедленно скормить этого слабоумного пираньям и забыть об остальной части плана. Но нет. Работа должна быть сделана. И сделана быстро. Он должен заставить этого пугливого гуся подписать завещание в его, дона Люцифера, пользу, а затем… что ж… пираньи уже немного проголодались.

Одарив сводного брата улыбкой, лишенной намека на теплоту, дон Люцифер поцеловал его в обе щеки.

– Братишка. Маленький Лучано, – прошипел он. – Я жжжутко рад, что нам удалось затащщщить тебя к нам.

Синьор Стрега-Борджиа запротестовал было…

– О-о, – прервал его дон Люцифер, вскинув руки, словно отталкивая слова сводного брата, – как же, как же, ты ведь, должно быть, умираешь с голоду, не так ли? IIPO1ITO! Принеси акульих стейков, жаренных на углях, БЫСТРО! – он извлек из кармана ключ и легким движением запястья высвободил синьора Стрега-Борджиа из объятий бронзового трона. – А теперь, – сказал он, ласково обнимая трясущиеся плечи сводного брата, – тебя ждет серьезная беседа. Твой мальчик. Титус. Забавный щенок… о, прости меня, чудесный молодой человек, как же, как же, сколько ему сейчас, десять? Одиннадцать? Он уже почти достиг того возраста, когда ему предстоит унаследовать денежки Папочки, старого осла, то есть я хотел сказать, да покоится он с миром…

– Вообще-то, ему двенадцать, – пробормотал синьор Стрега-Борджиа, – двенадцать лет прошло с тех пор, как…

…Люцифер и Лучано встретились последний раз в ночь смерти их отца в забитой до отказа спальне, где сердце старика отсчитывало последние удары, словно часы, у которых перекрутили пружину. Дон Химера призвал сыновей к своему одру, чтобы сказать им последнее прости. Он полулежал, утопая в подушках, а вокруг кровати стояли одиннадцать донов Мафии (которые вместе с Доном Химерой поделили преступный мир, чтобы править им), три адвоката и целая толпа мэров, шефов полиции и политиков, пришедших попрощаться со старым другом.

У изголовья медсестра взбивала подушки, разглаживала простыни и вообще делала все, чтобы пациенту было как можно комфортнее. В переполненной комнате было душно, пахло страхом и неминуемой смертью. Люцифер, привыкший к жаре, сидел у камина и жарил каштаны на углях, нетерпеливо ожидая, когда раздастся предсмертный хрип отца. Тогда наконец-то он станет новым доном, доном Люцифером ди С'Эмбовелли Борджиа, старшим сыном недавно почившего дона Химеры ди Карне Борджиа. Каштаны еще никогда не были такими сладкими.

Люцифер радостно планировал свой первый день у власти: пункт первый, думал он, избавиться от этого придурка, сводного братца.

Пункт второй – купить тот «Порше», о котором он мечтал с тех самых пор, как с его губ впервые сорвались слова «бррм, бррм».

Пункт третий – компьютеризировать весь игровой бизнес, перевозку наркотиков и рэкет, которые принесли дону Химере его миллионы.

Пункт четвертый – снести бульдозерами эту старую развалину и построить новый Палаццо.

Пункт пятый – найти хорошего пластического хирурга по носам.

Пункт шестой – попросить эту неотразимую медсестру выйти за меня замуж.

Пункт седьмой…

Тут дверь отцовской спальни распахнулась, открыв взору рыдающего сводного братца с крошечным младенцем на руках.

– Папочка! – всхлипнул Лучано. – Я приехал, как только узнал. Посмотри, папочка – я принес тебе твоего первого внука!

Море тел расступилось, пропуская Лучано к постели отца. Все собравшиеся – доны, адвокаты, мэры, шефы полиции и политики, принялись шаркать ногами, покашливать и внимательно изучать свои ногти.

Протягивая новоиспеченному дедушке лысого младенца, синьор Стрега-Борджиа воскликнул:

– Папочка, посмотри, у ребеночка твои волосики! Старик поперхнулся, захрипел и рассмеялся со звуком засорившейся раковины.

– Не перевозбуждайте его, синьор, – предостерегла медсестра. – Он очень слаб.

Дон Химера протянул руки, взял внука и бережно положил его на сгиб локтя.

– Можно? – проскрипел он.

– Пожалуйста, папочка, это честь для меня.

Старый дон начал осторожно распеленывать внучка. Младенец перестал орать и торжественно уставился на старика.

– Смотрите-ка, перестал плакать. Что у нас тут, малыш? Никаких дьявольских знаков, только одна беленькая пеленка под другой, нет, последняя-то не белая, она в желтой какашечке, такого же цвета, как глаза у твоего дядюшки Люцифера, да?

Люцифер, сидевший у камина, заскрипел зубами.

Ребенок даже ни разу не моргнул своими темно-синими глазками, пока дон Химера распеленывал и разглядывал его.

– Мальчик! – прокаркал он наконец. – Мой внук…

– Титус, – подсказал гордый отец.

Ребенок раскрыл ротик, еще не обремененный зубами, и одарил деда такой безупречно младенческой улыбкой, что старый дон, похоже, воспрял духом.

– Синьор Домби, вы мне нужны.

Один из адвокатов отделился от толпы и подошел к кровати.

– Маэстро ?

– Я хотел бы изменить завещание в пользу моего внука.

– Папочка… в этом нет необходимости, – перебил его синьор Стрега-Борджиа. – Не впадай в уныние, через неделю-другую тебе станет лучше.

– Лучано, не валяй дурака. Через неделю-другую я буду компостом. А теперь заткнись и дай мне завершить дело.

Медсестра оттащила синьора Стрега-Борджиа от кровати и зашептала ему в ухо:

– Он, знаете ли, прав, синьор. Не теряйте времени на споры, просто попрощайтесь с ним достойно, он не доживет до утра.

Стоя у изголовья, они могли слышать приглушенное бормотание адвоката и старого дона, а также напряженную тишину, вызванную тем, что каждый из присутствующих затаил дыхание, стараясь расслышать то, что они обсуждали.

Люцифер окаменел возле камина. Не может быть, чтобы все это происходило именно с ним.

Какая-то лысая фабрика какашек собиралась унаследовать то, что принадлежало ему по праву? Это было непереносимо. Надо было что-то сделать. Дона Химеру следовало остановить прежде, чем он подпишет новое завещание. Люцифер встал, намереваясь громким окриком прекратить этот фарс.

Именно в этот момент две дюжины забытых им каштанов взорвались со звуком, разительно напоминавшим автоматную очередь. В ту же секунду все собравшиеся в комнате рухнули на пол, одновременно открыв огонь из всех возможных видов огнестрельного оружия, находившегося в их распоряжении. Воцарился хаос. Вопли, звон битого стекла, треск дерева, перья из перин и подушек. В течение минуты ничего не было видно из-за известковой пыли, пороховых газов и мельтешащих голов. Когда пыль осела, посередине комнаты все увидели фигуру, держащую на руках магически невредимого младенца.

– Вы с ума все посходили ? – воззвал туманный силуэт хриплым от возмущения голосом. – Папочке нужны тишина и покой.

– Ему уже и этого не нужно, синьор, – пробормотала медсестра, маячившая у изголовья. – Боюсь, он покинул нас.

И тут, проявив безупречное чувство такта, Титус начал плакать.

«Стало быть, прошло двенадцать долгих лет, – прикинул дон Люцифер, подталкивая сводного брата по направлению к столовой. – Двенадцать высокопродуктивных лет вымогательств, террора и многочисленных убийств. Миллионы дона Химеры лежали в банковском хранилище, доверенные заботам Лучано, этой заячьей душонке, и терпеливо ждали, когда Титусу исполнится тринадцать. Согласно завещанию дона Химеры, Титус должен был войти в права наследования, когда станет тинэйджером, поскольку дедушка верил в то, что будущее принадлежит молодым». – Дон Люцифер заскрипел зубами при мысли о том, что Титусу достанется хоть малая толика папиного состояния. «Однако, – подумал он с улыбкой, игравшей на губах, – если Лучано в припадке братской любви подпишет передачу всех денег Люциферу… и если Титус в придачу окажется жертвой какой-нибудь трагической случайности до своего тринадцатого дня рождения… вот тогда это будет просто…»

– Превосходно! – загрохотал дон Люцифер, швыряя Лучано в кресло перед накрытым столом. – Настоящий пир для расточительного братца, да?