Текст книги "Сказание о пустыне (СИ)"

Автор книги: Дайре Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

Сказка 7. Буря пустыни

…Говорят, однажды Великая Пустыня поругалась с Небом. Что стало причиной их ссоры, знают лишь пески и звезды, но вот последствия видели все. В гневе своем Пустыня породила Бурю. Страшную, беспощадную, долгую… Она налетела, нежданная, закрыла от людей Небо. И не было ей конца и края. Только песок, что заменил собой все. Не пощадила Буря и Сердце Великой Пустыни. Содрогнулся белокаменный город. Вспомнил о своем Хранителе, но даже ему не под силу было остановить гнев Пустыни…

…Прекрасна пустыня. Далеко раскинула она свои просторы. Бесконечны ее барханы. И жестоко солнце, их освещающее. А на самом краю пустыни стоит город. Он красив и воздушен. Его питают воды прекрасного оазиса. И люди в нем не знают горести и жадности. Они живут в достатке и радости. А все караванные тропы берут начало в Аль-Алине…

…Почтенный Шариф аль-Хатум отдыхал возле круглого бассейна в своем саду. Дно искусственного водоема украшала мозаика, выполненная в голубых и зеленых тонах. Вид ее должен был успокаивать и навевать приятные мысли, но неспокойно было Шарифу.

Два дня назад он схоронил еще одну жену, не сумевшую разрешиться ребенком. А его единственный сын. Наследник. Отрада для сердца и души. Заболел… И никто из приходящий лекарей не мог сказать, что делать с мальчишкой. Чем его лечить, чтобы он стал таким же, как другие дети. Чтобы бегал, играл, радовался… Чтобы махал игрушечной саблей и скакал на коне…

– Господин, – к аль-Хатуму неслышно приблизился Абдула, верный слуга, начальник стражи и правая рука в любых вопросах. – К вам прибыл гонец от шейха.

– Чего он хочет?

– Пришли новости из Аль-Хруса. Говорят, жители города начинают восставать против правителя. А тот взял под стражу бывшего аттабея. Шейх аль-Санун волнуется. Не преувеличили мы опасность, исходившую от аль-Назира?

– Волнуется… – Шариф рассматривал завитки на дне бассейна. Они напоминали ему узоры во дворце правителя Аль-Хруса. Завет Неба запрещает изображать живых существ, и все узоры, так или иначе, похожи друг на друга. Но сейчас ему казалось, что он снова там, в том месте, что когда-то считал своим домом. – Скажи, Абдула, почему жизнь так несправедлива? Почему мои жены умирают не в состоянии подарить мне еще наследников, а у моего старого друга пятеро детей? И все они живы. Здоровы. У него двое сыновей. Три дочери. И одна жена, слава о которой докатилась до края пустыни…

Говорили, что женщина смогла вылечить самого кади. И народ пустыни, встречавший караваны, неустанно рассказывал одно и то же. Как она пересекла пустыню. Как исцелила не только тело, но и душу предводителя кочевого народа. И как вернулась домой вместе с мужем. Каждая песчинка Великой пустыни выучила эту историю наизусть. И кто теперь расскажет, где правда, а где вымысел?

– Люди много врут, господин. Кто поверит, что женщина способна исцелить хоть кого-то?

– Но ведь он выжил, Абдула… Он выжил. Мой друг, сто давно забыл о нашей дружбе, должен был умереть. Тот нож, что всадили ему в бок на рынке Аль-Хруса, был отравлен. И яд был силен. Никто бы не смог с ним справиться. А он выжил… Не чудо ли это?

Или проявление той крови, что течет в жилах аль-Назира? Той крови, что некогда, говорят, пришла от самого Неба. Той крови, что роднит всех шейхов Девяти Городов. И о сохранности которой они так пекутся.

– Мальчишка мог подвести. И слухи…

– Один слух может быть ложью, но два… Нет, это уже не случайно. А ведь на той женщине мог жениться я. Но он запретил мне. Мой друг. Мой добрый друг аль-Назир запретил мне взять в жены дочь какого-то торговца тканями. Он увидел ее только раз и запретил мне. Что он в ней разглядел? В тощей девчонке, которая никому не была нужна. Ее мать с трудом выродила одно дитя, а она подарила жизнь пятерым. И все до сих пор живы!

Шариф вскочил со скамейки и ударил кулаком по воде. Рябь разбежалась по глади, и узор стал расплывчатым. Изменился. Теперь он совсем не походил на тот, что украшал стены дворца шейха.

– Почему так? Я покинул из-за него свой дом. Переехал на самый край пустыни. Я думал, что здесь все начнется заново. У меня родился сын. Но он совсем не такой, каким должен быть!

– Разве аттабей выгнал вас из Аль-Хруса, господин?

Горький смех сорвался с губ мужчины.

– Я сам уехал. Рабыня. Та рабыня, что я подарил Малику. Он отдал ее Кариму. Я знал, что мальчишке она понравится. Да кто бы устоял? Золотые волосы. Белая кожа. Глаза цвета неба. Красавица. Но он отдал ее Кариму. Я сразу понял, что все не так просто. И пока шумел свадебный пир, отправился искать служанку, что готовила девушку. А нашел труп с удавкой на шее. И пустой бутылью. Запах… Он был знаком. И я понял, что шейх хочет избавиться от аттабея. А после него примется и за меня. Я испугался. Уехал. А он выжил. Он снова выжил. Уж не знаю почему… Когда я узнал, что все обошлось, назад дороги уже не было. Аль-Назир искал меня. Он наверняка подумал, что это я хотел убить его. Ведь Малик в его глазах невинен. Слепой осел… Он никогда не видел недостатки в людях. Верил им. Всем. И что теперь? Мальчишка, которого он защищал и прятал, для которого берег трон, взял его под стражу. Пытался убить. И теперь медлит лишь потому, что боится…

Вода в бассейне успокоилась. Гладь снова стала ровной и прозрачной. Как и мысли в голове Шарифа.

– А я не боюсь… Сплетни, которые мы пустили в Аль-Хрус, не преувеличены. Карим мог бы стать правителем, но не захотел. Он мог бы получить власть, о которой другие только мечтают. Но упустил свой шанс. А я не упущу… Абдула!

– Да, мой господин, – слуга покорно подошел ближе, готовый исполнить любой приказ.

– Мы исправим несправедливость. Мы все исправим…

…Солнце стоит высоко. Улицы Аль-Хруса пустынны. В доме царит тишина. Слуги разговаривают шепотом. С тех пор, как мы вернулись от народа пустыни прошло уже шесть недель. Сорок один день, как я не видела мужа.

Стоило миновать Золотые Врата, как к нам присоединились стражники. Они ничего не говорили. Не угрожали. Но ехали следом и не отставали. Тогда я поняла, что случилось нечто неправильное. Страшное. Карим хмурился и молчал. Стража проводила нас до самого дома и осталась ждать на улице. Или караулить? Муж едва успел смыть с себя песок и утолить голод, как к нему пожаловал посланник шейха и пригласил во дворец. Карим уехал. И больше не возвращался.

– … Народ пустыни примет вас и детей. У меня есть друзья в Аль-Хрусе, я смогу вывести вас.

Саид говорит размеренно и спокойно. Уже не в первый раз он заводит речь о побеге. И в словах его есть смысл, вот только… Бросить Карима, покинуть дом, уехать в пустыню, чтобы прятаться там до конца дней. Бояться встречи с караванами и в каждом из них искать соглядатая. Гадать, кто польститься на награду и донесет… Народ пустыни честнее жителей городов, но и среди них встречаются те, кто жаждет перемен.

– Я все понимаю… Но разве это выход?

Как часто я задавала такой вопрос Небу в последние дни? Сотни раз. Искала ответ среди далеких звезд. Но Небо оставалось глухим и равнодушным. Оно молчало. Впервые за долгие годы я снова ощущаю себя беспомощной и глупой. Той маленькой девочкой, что некогда пряталась в саду, а затем пришла в дом аттабея.

– Возможно, пройдет время, и в Сердце Пустыни что-то изменится. Шейхи не вечны…

Ждать смерти Малика? Надеяться, что его наследник будет более милосерден? Или также как отец увидит в Кариме лишь угрозу своей власти? Того, кого другие шейхи признали равным? Настанет ли время, когда мы сможем жить спокойно, не оглядываясь на прошлое?..

…И словно в ответ на мои мысли, на улице раздаются крики. Шум быстро нарастает. Во входную дверь начинают стучать. Я поднимаюсь с ковра, слыша сердце вторит ударам в дверь. Рука Саида ложится на рукоять сабли. В комнату врывается бледный Али, за которым следует испуганная Надира.

– Госпожа, в городе погром, – глухо произносит старый слуга.

А я отчетливо понимаю, что буря началась. И что Звездочет говорил мне именно о ней…

…Быть гостем во дворце шейха почетно. Пусть даже пленным. Не имеющим возможности уйти или желания остаться. Нет, почтенного Карима аль-Назир, бывшего аттабея Аль-Хруса никто не посадил под замок. И двери его покоев оставались открыты. Он мог свободно гулять по дворцу, по саду, что раскинулся в его стенах, отдавать указания слугам, передавать пожелания любимому повару правителя и даже выбрать наложницу на ночь. Но никакие изысканные блюда и красавицы не могли заменить Пустынному Льву свободы.

Он злился. Ходил по комнатам точно зверь в клетке. Рычал на слуг, и те не смели лишний раз беспокоить его. А наложницу, присланную распорядителем дворца, выставил, даже не прикоснувшись. Стоило лишь взглянуть и сверкнуть глазами, и понятливая девушка сама выпятилась за дверь. Больше подобных подарков ему не делали.

Малик с ним не встречался. Казалось, что родственник вообще забыл о нем. Приблизил, посадил под замок, приставил соглядатаев и на том успокоился. О дальнейших планах правителя оставалось только гадать. И неизвестность злила сильнее…

С каждым днем злость только крепла. Карим давно уже не был мальчишкой, подверженным душевным порывам. Умел справляться с собственным нравом. Но впервые оказался настолько беспомощен и зависим от воли другого человека. И ярость его не утихала. Аттабей научился направлять ее в нужное русло. Перестал срываться на слуг, сделался внешне спокоен и проводил много времени в комнате для молитвы. Там его оставляли в покое и не мешали тренироваться. А физические упражнения не только закаляют тело, но и укрепляют дух.

Выбранная им тактика оказалась правильной, и сегодня Малик решился пригласить его отобедать в саду. Не иначе соглядатаи донесли, что гость успокоился и смирился со своим положением. Вот только смирения Лев не знает…

…Высоко стоит солнце. Жар разливается в воздухе. Но в тени высоких деревьев, вблизи бассейна, выложенного разноцветной плиткой, царит прохлада. Накрыт небольшой столик, ждут резные кресла, аромат кофе с кардамоном придает привычным цветочным запахам нотки горечи и пряности. Хороший день. Хорошее время для разговора.

– Как тебе мое гостеприимство, почтенный аль-Назир? – спрашивает Малик, стоит гостю занять предоставленное ему место.

Стража замирает на почтительном расстоянии. Спинами к обедающим, лицом к саду, дабы никто не посмел нарушить покой правителя Сердца Пустыни и того, кого он счел достойным своего внимания.

– Твой дворец прекрасен, а слуги расторопны, – вежливо отвечает Карим и рассматривает того, для кого столько лет берег трон.

Шейх повзрослел. Заострились черты лица, исчезла юношеская мягкость. В глазах появилась острота и жесткость, свойственные любому правителю. А еще в них горел огонь превосходства. Любви к власти. И радости от осознания, что сейчас от него зависит жизнь того, кто некогда управлял его судьбой.

Говорят, люди благородные и великодушные способны на благодарность. Они помнят добро и платят тем же. А вот те, чьи души мелки и пусты, испытывают лишь унижение от помощи, и всегда стремятся отомстить. Даже если мстить не за что…

– Ты наверное гадаешь, отчего я столь настойчиво пригласил тебя в гости, и так долго не уделял внимания?

– Скорее мне любопытно, почему ты пригласил меня именно сегодня.

Ожидание – тоже пытка. И не все могут выдержать ее достойно. Учитель Карима был бы недоволен его поведением, и аттабей почти слышал нотации, сказанные сухим тоном. Но он все же старше и сумел взять себя в руки. А вот Малика учили мало и слишком давно…

В глазах его промелькнуло раздражение, и голос зазвучал резче:

– Прибыл посланник из Аль-Алина. От твоего доброго друга Шарифа аль-Хатум. Его сын болен, и он просит меня оказать поддержку и протекцию для него. Найти лекаря, способного исцелить мальчика.

Нахмурился Аль-Назир, чувствуя неладное, но лишь развел руками.

– Мне жаль, но Великий Звездочет покинул мой дом, и мне неизвестно, куда он отправился дальше…

– Но в твоем доме осталась та, о которой говорят все Девять городов, – прервал его правитель.

Замерло сердце Пустынного Льва. Кольнуло в груди.

– Неужели мой шейх желает, чтобы я отпустил свою жену на край пустыни?

– Разве ты не отпустил ее в пески, чтобы помочь кади? – деланно удивился шейх. – Или слухи правдивы, и дети пустыни украли твою жену, тем самым обесчестив тебя и ее? Но отчего тогда ты не предал ее суду по возвращении? Ах, конечно, я поторопился со своим приглашением, и ты не успел воздать ей по заслугам… Но все легко исправить. Кажется, наказанием за подобное должны быть тридцать ударов плетью на площади…

Карим выдержал взгляд собеседника. И остался спокоен. Перед глазами его стояла пустыня. Барханы, нагретые солнцем. Глаза Адары. Выбор невелик… Отправить ее в Аль-Алин к Шарифу или предать суду как прелюбодейку. Малик нашел его слабое место, и теперь упивался властью.

На мгновение Карим испытал острое сожаление, что много лет назад не последовал совету кади. Но сожалеть уже поздно. Нужно решать, что делать дальше. Как спасти семью и выбраться из города, что стал ему клеткой…

– Господин! – через сад к ним бежал начальник дворцовой охраны. И одного этого хватило, чтобы понять – случилось нечто непоправимое. – Господин! – уже немолодой, рослый мужчина остановился рядом и, тяжело дыша, сообщил: – В городе погром!..

…Погром. Одно слово, и сердце замирает. А затем стучит так, что все остальные звуки меркнут. Горло перехватывает. А руки леденеют. Становится холодно. Откуда-то издалека доносятся голоса. Мужские. Саид и Али что-то обсуждают. Мама переводит взгляд с одного на другого, и на лице ее растерянность. Надира напугана, но смотрит на меня. Ждет. И именно ее ожидание заставляет меня ожить.

– Нужно уходить, – слова срываются с губ и заставляют мужчин умолкнуть. – Нам нужно уходить. В городе нельзя оставаться.

На бунт шейх ответит. И в Сердце пустыни прольется кровь. Много крови. А в неразберихе так легко расправиться с теми, кто неугоден. Я не верю Малику. И знаю, что Карим также ему не верит. Мой муж воспользовался бы шансом. И я должна сделать также.

– Собирайтесь, – Саид отвечает первым. – Берите только самое ценное. Драгоценности. Еду на пару дней. Понадобятся лошади, – он смотрит на Али.

– Они слишком приметны, – тот качает головой. – Лучше мулы. Я отберу надежных людей для охраны.

Старый слуга уходит.

– Надира, займись едой.

Хватаю за руку мать и тяну за собой. Сердце стучит громко, но уже не оглушает. Я знаю, что нужно делать. И страх подгоняет. Он заставляет перевернуть шкатулку с украшениями. В глаза сразу же бросаются желтые топазы – свадебный подарок. И руки сами тянутся к ним, но Саид останавливает:

– Нужно что-то неприметное. То, что не выдаст вас. Драгоценности придется обменивать на еду, воду или еще что-то необходимое, – он говорит спокойно и уверенно. Словно все это с ним уже случалось. И внутренне я согласна.

Отодвигаю топазы в сторону и выбираю серьги с аметистами, колечко с гранатом, пару массивных золотых браслетов, с которыми не жаль расстаться. Взгляд падает на тот комплект, что всегда надет на правую руку. Его тоже придется оставить. Слишком тонкая работа. Слишком приметно. Внутри все сжимается, когда все пять браслетов ложатся в шкатулку. Так надо. И, быть может, я еще вернусь за ними.

Отворачиваюсь и быстро выбираю из драгоценностей то, что не вызывает эмоций.

– Лучше разделить на несколько частей, – вновь говорит сын пустыни. – Спрятать в разных местах. Так надежнее.

Киваю и достаю платки. Делю украшения на три более или менее равные части и раскладываю на ткани. Затем скручиваю каждый. Один заматываю на талии вместо пояса. Другой протягиваю матери, которая приводит в мою комнату детей. Она без слов делает тоже самое. А ко мне подходит Рашид.

– Мама, что случилось?

В свои двенадцать лет он уже моего роста и так похож на отца. Али хвалит его за ловкость, за умение обращаться с саблей и держаться в седле. А вот науки ему не даются. Но он старается. Мой старший сын делает все, чтобы отец мог им гордиться.

– Нам нужно уйти, Рашид, – сжимаю плечи сына. – В городе опасно. Нужно покинуть его и добраться до народа пустыни. Там нас примут.

– Но разве мы не должны дождаться отца? – он хмурится, и складка меж бровей вновь напоминает Карима.

Я хочу ответить, но со стороны улицы вдруг доносится ужасный грохот и крики. Зейнаб и Лейла визжат от страха и цепляются за подол моей абайи. Ибрагим и Изза хватают за руки бабушку.

– Что случилось? – заглядываю в глаза Саида и уже знаю, каким будет ответ.

Крики становятся громче, к ним добавляется звон металла. А в комнату вбегает Надира с парой котомок в руках и Али со старшим сыном.

– Госпожа, вам нужно уходить немедленно! Через сад! Быстрее!

Старый слуга хватает меня за руку и тянет за собой. Я успеваю сунуть последний платок с драгоценностями Надире. Саид одним рывком подхватывает на руки обеих девочек, Рашид бежит рядом, а охрана подгоняет мать и Надиру с близнецами.

– Лекарства! – я оборачиваюсь, но слышу лишь звон сабель и вижу, как падает один из стражников. Как кровь его льется на ковер. А тот, кто поверг его, падает под ударами других охранников.

Отворачиваюсь. Мы уже в саду, и здесь дети устремляются вперед.

– Мама, сюда! – зовет Рашид, устремляясь к стене. С этой стороны находится старый заброшенный дом муллы, и я сотни раз запрещала детям играть там, но сейчас рада, что они знают, как забраться на стену.

Изза и Ибрагим залезают на самый верх следом за братом. Я мельком отмечаю, что дочь снова одета в одежду брата, но и это сейчас к лучшему. Все знают, что у аттабея три дочери и два сына, их и будут искать. А лишний мальчик собьет ищеек с толку. Саид забрасывает наверх девочек, которые ревут от страха. Братья спускают их на другую сторону и скрываются за стеной, повинуясь окрику сына пустыни.

– Теперь вы! – он оборачивается ко мне, но я качаю головой.

– Сначала Надира и припасы.

Шум становится громче. Я боюсь обернуться, но знаю, что бой уже совсем рядом. Служанка пытается возразить:

– Я не могу! – она срывается на короткий визг, когда Саид подхватывает ее и вместе с баулами закидывает на стену, где Надира повисает, но упрямо не разжимает руки. Кочевник забирается следом, перекидывает девушку на другую сторону и свешивается, протягивая руку мне.

За спиной вскрикивает мать, и я все же оборачиваюсь, чтобы увидеть, как сын Али падает на землю в двух шагах от нас. Из горла его хлещет кровь. А между убийцей и нами стоит лишь старый слуга, который молча делает шаг вперед.

– Мама, лезь! – я хватаю ее за плечо и толкаю к стене.

– Нет, – она качает головой. – Спасайся, дитя мое! Уходи!

Она срывает с пояса платок и отдает мне, а потом оборачивается и с каким-то отчаянным криком бросается на воина.

– Госпожа, скорее! – крик Саида заставляет отвлечься.

Я хватаю его протянутую руку и стараюсь подтянуться. Беспомощно перебираю ногами, пытаясь найти опору и помочь ему поднять меня на стену. Кочевник силен. Рывок, и я уже готовлюсь повиснуть на стене не лучше служанки, как кто-то хватает меня за ногу и дергает назад.

Крик срывается с губ. Сын пустыни рычи сквозь зубы и сгибается под тяжестью двойного веса. Я пытаюсь вырваться. Брыкаюсь изо всех сил, но чьи-то руки обхватывают колени и тащат назад. Бороться бесполезно. И все, что я могу сделать – это сунуть в руки Саида платок с драгоценностями. И прошептать одними губами:

– Сбереги детей!

А потом разжать пальцы. Так надо. Он должен уйти, чтобы защитить их. Одни они не выберутся. И кочевник понимает. Лицо его искажается лишь на мгновение, а затем он исчезает за стеной.

Я падаю на землю. Чье-то тело смягчает удар. И я начинаю извиваться и царапаться. Но чья-то рука хватает меня за волосы. Никаб давно упал с головы где-то в спешке. Боль заставляет застонать. Пытаюсь перехватить руку, что держит крепко и тащит по земле, не давая подняться на ноги. Краем глаза замечаю тело Али и рядом с ним маму… А затем вижу только ноги и саблю, измазанную кровью.

Дыхание перехватывает. И боль отступает. Остается лишь страх.

– Что тут у нас? – спрашивает незнакомый голос.

И тот, кто держит меня за волосы, дергает вверх, заставляя запрокинуть голову. Грубая рука хватает за подбородок. Вижу лицо с резкими чертами и странные глаза зеленого цвета.

– Ее называли госпожой. Я решил, что она нам и нужна.

– И правильно решил, Асман. У нее светлые глаза. Как песок под солнцем. Вряд ли у кого-то еще есть такие. Господин аль-Хатум будет доволен. Уходим!

Человек с зелеными глазами делает повелительный жест, и остальные слушают его беспрекословно. Меня поднимают на ноги и ведут к дому, тащат по комнатам, что еще недавно казались мне надежными и мирными. Повсюду лежат тела, расползаются лужи крови. От ее запаха становится дурно, и я хочу потерять сознание, а потом проснуться и понять, что все произошедшее мне только приснилось. Но разум мой сильнее, чем хотелось бы.

Мы выходим на улицу, где творится сплошной хаос. Люди куда-то бегут. Кричат. Ломятся в дом почтенного Муслима. А вот старый дом муллы обходят стороной. И кажется, что за воротами мелькает знакомая тень. Но я отвожу взгляд, чтобы никого не выдать. Не знаю, что понадобилось аль-Хатуму от меня, но надеюсь, мои дети ему не нужны.

Мужчины разбирают коней, и меня берет на седло человек с зелеными глазами. От него пахнет кровью и потом. А еще табаком. И от смеси запахов сознание все-таки уплывает. Пусть все окажется сном…

…Погром… Кто бы мог подумать, что в Сердце Великой Пустыни будет произнесено столь страшное слово. Погром… И замер молодой шейх, не в состоянии поверить. А аттабей испугался. И вскочил. Взглянул на начальника охраны.

– В город нужно отправить отряд стражи! Призвать людей к порядку! Найти зачинщиков!

– С чего ты взял, что есть зачинщики? – едко спросил Малик, поднимаясь. – Или ты сам подстрекал народ к беспорядкам?

– Я уже месяц нахожусь под твоим присмотром, – Карим взглянул в глаза родственника. – И знаю, что народ Аль-Хруса терпелив. Людей нужно подтолкнуть. Давно ли твой сборщик налогов объезжал дома?

Складка пролегла меж бровей правителя.

– Неделю как налоги собраны.

– И люди не восстали. Не бросились громить дома. А казна твоя полна. И город остался цел.

Аль-Назир говорил и смотрел в глаза племянника, ждал, пока тот поймет. А сердце его сбивалось с ритма и обливалось кровью. Если в городе погром, что станется с Адарой и детьми? Смогут ли их защитить?

– В твоих словах есть смысл, дядя. Значит, кто-то подтолкнул мой народ… И я найду подстрекателей, но сначала… Сначала нужно задавить беспорядки. Сулейман! – вскинулся начальник охраны, готовый выполнить любой приказ. – Вели страже собираться! Я лично наведу порядок в своем городе!

Он направился мимо Карима в окружении стражи, но тот поспешил догнать шейха.

– Разумно ли отправляться туда самому? В такой толпе может случиться, что угодно.

Малик остановился и заглянул в глаза дяди. Вспомнил о базаре и отравленном ноже. Нахмурился еще больше, потемнел лицом.

– Чтобы ты назвал меня трусом⁈ Чтобы каждый считал правителя Аль-Хруса недостойным⁈ Воины не прячутся за спинами слуг! И я не стану…

Он направился дальше, но аттабей не отставал.

– Тогда позволь мне поехать с тобой. В городе неспокойно. Мне нужен лишь десяток людей, чтобы добраться до дома. Раз аль-Хатуму нужен лекарь…

Правитель лишь коротко рассмеялся.

– Ты считаешь меня дураком? Думаешь, я поверю, что ты возьмешь людей и вернешься во дворец с женой и детьми? Нет, дядя, ты останешься здесь.

Он обернулся к стражникам.

– Вы, двое, проводите почтенного аль-Назира в его покои, – воины сразу же шагнули к гостю. – Жди меня с добрыми вестями, дядя. Скоро я вернусь!..

…И Пустынный Лев мог лишь смотреть вслед тому, для кого сделал так много. Дурное предчувствие не отпускало его. Но и сделать он ничего не мог…

…Кровь. Крики. Смерть. Сына пустыни не испугать подобным. Все дети песков ходят по грани с самого рождения. Кого-то забирают скорпионы, кого-то змеи, кого-то пустынная лихорадка, а кто-то не выдерживает тягот вечной дороги…

…Саид не считал себя особенным. Он лишь исполнял волю кади и старался быть полезным там, где его использовали. Среди своих его считали неплохим следопытом, умелым воином, но истинный талант его крылся в умении наблюдать. Видеть, что происходит вокруг, слушать нужные разговоры, делать выводы и передавать свои мысли кади. Тот ценил его, всегда слушал с вниманием и умел быть благодарным. Он даже предлагал Саиду одну из своих дочерей, но кочевник отказался. Он редко подолгу оставался в пустыне, путешествуя меж Девяти городов и выполняя свой долг. Какая жена будет ждать так долго?

…Когда кади отправил верного слугу в Аль-Хрус, тот решил, что это станет его последним поручением. Пора, пора завести свою палатку и привести в нее жену. Выбрать кого-то из молодых вдов с детьми. И зажить так, как привычно любому кочевнику. Вот только теперь Саид сомневался, что желание его исполнится…

…Он спрыгнул со стены и подхватил на руки ревущих дочерей аттабея. Кивнул в сторону заброшенного дома:

– Нужно спрятаться там! Быстро!

– А как же мама? – спросил Рашид и попытался метнуться к стене, но сын песков преградил дорогу.

– Если ты все сделаешь быстро и верно, я смогу ей помочь! А теперь в дом! Живо!

Его окрика хватило, чтобы служанка подхватила узлы и побежала в нужном направлении.

– Ибрагим! Изза! Быстрее!

И те послушали. А наследник аттабея смерил его взглядом, увидел так и зажатый в кулаке платок с драгоценностями, часть которых просыпалась в траву по обе стороны ограды, сжал кулаки. Сейчас он был уже не ребенком и понимал много больше себя вчерашнего. Закусил губу, кивнул и бросился за братом и сестрой. Редкое благоразумие. Не иначе мальчишке досталась мудрость отца, а не только его нрав.

Саид направился следом, каждое мгновение ожидая удара ножа под лопатку, топота ног, криков погони. Но шум как будто стих. Воздух еще полнился криками и проклятиями, но уже не столь яростными. И это подстегнуло сына пустыни пуще тишины перед бурей.

Они добежали до угла дома.

– Дверь заперта на засов, но можно залезть через окна, – запыхавшись, выдал Ибрагим.

Саид поставил на землю девочек и положил руку на плечо Рашида.

– Ты знаешь, где спрятаться, чтобы вас не нашли? – тот кивнул в ответ. – Тогда позаботься о сестрах. Спрячьтесь и ждите. Я посмотрю, что творится на улице и вернусь к вам. Узнаете меня по голосу.

– Нет, не уходи! – в его руку вцепилась служанка. Никаб ее давно где-то потерялся. И волосы растрепались от бега. А глаза казались огромными и наполненными страхом. Ужасом от пережитого. – Нас тут найдут!

Он сжал тонкое запястье, вынуждая женщину разжать пальцы.

– Не найдут. А я должен помочь госпоже. Идите!

Саид оттолкнул ее к Рашиду, и мальчишка понятливо обхватил служанку за плечи.

– Тетка Надира, нам нужно внутрь!

Вот так. Они позаботятся друг о друге, а он, возможно, успеет увидеть, что происходит за стеной. И кочевник бросился обратно…

…Хватило одного взгляда через ограду, чтобы понять – чужаков не осталось. Саид не стал перелезать и помчался дальше. К воротам. Старые, они едва держались, но толпа пока обходила дом стороной. И, если повезет, так будет и дальше. Досидеть бы до ночи, а там… Там он постарается вывести всех из города. А дальше пустыня приютит…

…Сын песков выглянул в щель и увидел улицу, заполненную обезумевшей толпой. Но среди хаоса выделялся отряд. Мужчины с оружием. Кони. Стройные, тонконогие. Дорогие. И все одной масти. Среди мужчин мелькнула женская фигура. И кочевник замер, боясь поверить и душа в себе радость. Но вот один из всадников забрал ее на седло, и женщина обернулась. Лишь на мгновение мелькнуло бледное лицо. И Саид с шипением выдохнул сквозь зубы. Жива. Не убили, не надругались, значит, нужна. Знать бы еще, куда увезут…

Отряд скрылся в облаке пыли, нещадно расталкивая толпу. Мелькали сабли, летели брызги крови. Люди кричали и падали. Раненные и убитые. К вечеру последних станет больше. Шейх уже должен узнать о беспорядках, а в Девяти городах есть лишь один способ усмирения. И скоро улицы белокаменного города станут алыми…

…Саид вернулся к стене и перебрался в знакомый двор. Дом нужно проверить. Забрать все необходимое. Помочь раненным, если возможно. Найти выживших из охраны. Не может быть, чтобы все полегли…

…Стоило ступить на землю, и он услышал слабый стон. Обернулся. На него смотрела теща аттабея. Удар сабли пришелся ей по груди. Косой. Воин лишь отмахнулся от препятствия и занялся тем, кто представлял настоящую угрозу. А ее оставил умирать. Даже добивать не стал.

Саид подошел ближе и склонился над женщиной, губы которой шевелились. Кровь уже пропитала ее одежды, лицо стало белым, а вокруг рта появилась синева. Она умирала, и понимала это, но упрямо что-то шептала.

– … моя дочь… они забрали ее… забрали…

– Я видел, госпожа, – сын пустыни приподнял ее голову и склонился ниже, чтобы не упустить ни звука. – Ее увезли.

– … аль-Хатум… – шепот был едва различим. – … он сказал… господин аль-Хатум… передай аттабею… он поймет…

Темные глаза закатились, а тело обмякло. Саид провел ладонью по лицу, смыкая веки.

– Покойся с миром, добрая женщина. Пусть твои Небеса примут тебя.

Он опустил тело на землю и направился к дому. Внутри еще слышался шум, и ладонь привычно сжала рукоять сабли. Сын пустыни выглянул в общие комнаты лишь для того, чтобы понять: то, что не успели разграбить наемники аль-Хатума, довершили горожане. Они добивали стражу и прорывались дальше, на женскую половину. Защитники дома большей частью погибли, а остальные постарались смешаться с толпой и сбежать. Никого не осталось…

Саид вернулся обратно, стараясь ступать бесшумно и закрывая за собой каждую дверь. Он пришел в комнату госпожи, где уже кто-то пытался набить карманы. Один удар сабли, и человек беззвучно рухнул на ковер. А сын пустыни сгреб в шкатулку остатки украшений и подхватил с пола сундук с лекарствами. Верная служанка должна разобраться, что с ними делать. А если нет… Выбросить всегда успеет. И со своей ношей он отправился обратно…

…Идет время… Движется солнце по небу. Замирает в зените. Жар наполняет воздух. Но во дворце шейха прохладно. Ничто не нарушает покой его обитателей. Лишь Пустынный Лев мечется по покоям как в клетке. И не может найти выход…

…Гнев и страх затмили разум. Сердце сбивалось с ритма. Перед глазами вставали картины одна страшнее другой. Аттабей представлял, что творится в городе. Лучше, чем правитель, который столь необдуманно бросился в бой. Он видел беспорядки. К счастью, не в Аль-Хрусе, но от того, что такая напасть пришла и в его дом, становилось только хуже. И кровь кипела. Требовала действовать, а не ждать. Слишком долго он сидел взаперти. Пора вырваться на волю…