Текст книги "Сказание о пустыне (СИ)"

Автор книги: Дайре Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

– Значит, он открылся тебе… Тем лучше, еще один повод удержать тебя здесь. А что касается аттабея… До тебя дошли слухи о его приезде? Не думал, что мои слуги столь болтливы, но неважно. Видишь ли, Карима уже ждут его у ворот Аль-Алина. И как только он въедет в город, чтобы встретиться с шейхом, его убьют. Второй ошибки не будет. И некому больше спасать его от яда. А нет аттабея, нет и проблем с шейхом… К тому же, Аль-Хрус окажется обезглавлен. Малик мертв, а со смертью аттабея править в нем будет тот, кто сможет контролировать наследника. Вот так, мой цветок…

Он сделал шаг, и сильные руки сжали талию. А горячие губы коснулись шеи, причиняя боль жестоким укусом. Я закрываю глаза. Шариф сделал свой выбор…

– Ты умрешь на рассвете…

…– Что привело тебя ко мне в столь ранний час?

Шейх Аль-Алина был уже не молод, но еще и не стар. Он сохранил крепость духа и тела, воспитал достойного наследника, выдал замуж дочерей и ныне пребывал в спокойствии и неге. Если бы не послания почтенного хранителя Аль-Хруса, приходящие к нему чаще, чем хотелось бы.

Гонец низко поклонился, как того требовал обычай. Надо отметить, что для того, кто пересек половину пустыни, выглядел он достаточно сносно. Отдохнувший и не такой уж запыленный. Да еще и явившийся перед очи правителя вместе с молчаливым телохранителем. Как будто кто-то посмеет нарушить закон гостеприимства во дворце шейха…

– Почтенный аттабей Аль-Хруса, Карим аль-Назир, шлет тебе свое пожелание здоровья и долгих лет жизни. Также он просит принять уважаемых жителей Аль-Хруса, которые могут засвидетельствовать, что в день, когда Сердце пустыни постигла беда, супругу аттабея подло увезли прямо из ее дома. Увезли люди, служащие твоему покорному слуге, Шарифу аль-Хатуму. Кроме того, уважаемые жители Аль-Хруса могут засвидетельствовать, что перед подлым похищением, эти люди врывались в дома и требовали уплаты несуществующего налога от имени шейха, покойного Малика ибн Иса аль-Ахраб. Одно только это преступление влечет за собой смертную казнь, но учитывая похищение супруги хранителя Сердца Пустыни…

Гонец вежливо умолк, позволяя правителю додумать самостоятельно. И шейх все понял, если раньше они с аль-Назиром обменивались лишь вежливыми посланиями с завуалированными намеками, то теперь дело принимало совершенно иной оборот. Аттабей не постеснялся найти свидетелей. А значит, будет суд. Конечно, наверняка удастся доказать, что часть свидетелей подкуплена. К тому же, все люди, отправленные в Аль-Хрус, мертвы. Но предводитель их умер в доме аль-Хатума, и полгорода знает о том, что он болел пустынной лихорадкой. А также люди видели, что он привез женщину… И женщина все еще находится в доме Шарифа… А ведь он требовал привезти ее во дворец. Но аль-Хатум отказался. Проявил неуважение. И если с ней что-то случилось…

От неприятных мыслей у шейха заныли виски.

– Чего хочет почтенный Карим аль-Назир?

– Позволения самому посетить дом твоего покорного слуги, Шарифа аль-Хатума, чтобы забрать оттуда супругу.

– Самому? – удивленно переспросил шейх.

Пока гонец доберется до своего господина, пока аттабей пересечет половину пустыни, он тысячу раз успеет забрать женщину у Шарифа. Если бы не собственная дочь, находящаяся в Аль-Хрусе, ее можно было бы и вовсе убить, но, учитывая обстоятельства, придется оставить в живых. И позаботиться о здоровье и безопасности, а также убедить донести до мужа, что ничего страшного с ней не произошло. В любом случае, у него появится время…

– Именно так, господин. Почтенный хранитель Сердца Пустыни не хочет утруждать тебя заботой о его супруге, которую мудрейший правитель Аль-Алина наверняка проявит, учитывая все свидетельства уважаемых жителей…

У шейха вступило в затылок. Он нетерпеливо махнул рукой, спеша прервать длинную речь гонца.

– Хорошо, я даю позволение аттабею Аль-Хруса самому забрать жену у аль-Хатума. Конечно, если она там есть.

– В таком случае, – заговорил молчащий до этого телохранитель с закрытым абайей лицом, – не откажется ли почтенный правитель дать нам сопровождающего, который подтвердит его слова?

Черный платок слетел с головы говорившего, и правитель Аль-Алина с неприятно удивившим его самого ужасом уставился на аттабея Аль-Хруса.

– Б-брат мой, я счастлив видеть тебя в добром здравии, – сумел взять себя в руки шейх, отчетливо понимая, что Пустынный Лев в ярости. И хорошо, если гнев его окажется направлен на кого-то другого. – Отчего же ты приходишь в мой дом с закрытым лицом, будто вор? Неужели между нами есть какие-то обиды?

– Дай мне слугу и покажи, где находится дом аль-Хатума, а когда я заберу оттуда жену, мы обсудим, какие есть между нами обиды.

И не посмел возразить правитель. Ибо муж, чью жену похитили, в своем праве. И никто не должен стоять у него на пути. А Шариф… Что ж, придется искать другого слугу…

…– Кровавый рассвет, господин, – Баязет ехал рядом, не спуская глаз с проводника, выданного шейхом.

Карим и без сопровождения знал, куда направиться, собрать сплетни – не так уж и долго. Свидетель от правителя был нужен лишь для подтверждения законности его действий. Перед выходом из дворца он снова надел абайю, закрывая лицо. И не зря, судя по тому, какими пристальными взглядами их провожали на улицах. Но второй раз в одну и ту же ловушку он попадать не собирался. Свидетели, приехавшие в город, через одного состояли в его охране. Подбирал их Сулейман. И готов был поручиться за каждого головой. Аль-Назир лишь надеялся, что проверять их преданность не придется…

Он с трудом сдерживался, чтобы не послать коня в галоп. Гнев, свернувшийся змеей внутри, требовал выхода. В голове скованной птицей билась мысль: «Опоздал!». Страх заставлял сердце сбиваться с ритма. Слишком много времени ушло на переписку с правителем Аль-Алина, и ушло бы еще больше, если бы он не пошел на хитрость. Благодаря его письму, Баязета приняли во дворце в неурочный час, шейх не успел собраться с мыслями, и все получилось. Но могло быть иначе…

…В дом аль-Хатума их пустили без возражений. Слуга попытался возмутиться лишь, когда Карим отодвинул его в сторону и сам направился искать хозяина. Распахивал двери, заглядывал в комнаты, пока его люди сгоняли во двор всех жителей дома. Он знал, что Адара здесь. И от того, в каком состоянии окажется жена, зависит судьба всех…

Очередная дверь распахнулась бесшумно. В комнате царил полумрак. Но аттабей сразу понял, что оказался там, где нужно. В нос ударил запах знакомых благовоний. Раздался шорох, и с пола поднялся обнаженный мужчина, успевший прикрыться покрывалом.

– Как ты посмел меня тревожить? – прогремел голос Шарифа.

Но аль-Назир его не слышал, успев заметить попавшую в поток света от окна тонкую руку. Такое знакомое запястье, на котором раньше звенели браслеты. Сердце замерло и на мгновение перестало биться.

Он перевел взгляд на бывшего друга и молча снял с головы абайю.

– Ты жив? – хозяин дома удивился, а потом засмеялся. И смех его становился все громче и безумнее, пока не оборвался глухим кашлем. – Она говорила, что ты придешь, но я не верил… А ты здесь. Великие Небеса, ты, по истине, любимчик судьбы, Карим. Ни нож, ни яд тебя не берут…

…– Господин, что делать с почтенным аль-Хатумом? – тихо спросил Баязет, оказавшись за спиной.

Его вопрос заставил вздрогнуть. Пустынный Лев удивленно взглянул на обнаженную саблю, что сжимал в руке. На бывшего друга, лежащего на полу и зажимающего рану на животе.

– Пусть его выведут во двор. А сюда пришли лекаря. Самого лучшего в этом городе. И служанок.

– Стоит ли оказать ему помощь?

– Сделай так, чтобы он выжил, пока я сам не приду к нему. И проследи, чтобы доверенный шейха все видел…

Шарифа выволокли под бессвязный лепет и стоны, Баязет ушел бесшумно. Аттабей отбросил оружие, с которого капала кровь, и опустился на колени рядом с телом жены, прикрытым тонким покрывалом. Сжал ладонь, пальцы на которой едва заметно дрогнули, и только это спасло аль-Хатума от немедленной смерти. Прижал запястье к губам. Коснулся плеча, на котором отпечатались чужие пальцы. Развернул к свету лицо, боясь лишним прикосновением причинить боль. Она и так едва дышала. И совершенно не реагировала. Оставалось лишь гадать, как давно сознание покинуло ее, позволив забыться.

Карим хотел поднять жену на руки и перенести в другое место, но ладонь прилипла к коже на спине. А с покусанных губ сорвался едва слышный стон. Пустынный Лев прижал Адару к груди. Ковер на полу покрывали пятна крови. И он зарычал. От злости и боли. От бессилия и ненависти. От невозможности все вернуть…

– Мой лев… Ты приехал…

Едва слышный шепот заставил его заглянуть в лицо жены снова. Ее глаза едва открывались. Левая щека распухла, а на правой остался засохший порез.

– Мой Цветок Пустыни…

Он хотел бы сказать так много, но мог лишь обнимать ее в ожидании лекаря. И молиться, чтобы тот пришел вовремя и оказался хотя бы вполовину также хорош, как Великий Звездочет…

…Говорят, когда Буря утихла, а Небеса помирились с Пустыней, вокруг остался лишь песок. Устоял Белокаменный город, спас его Хранитель, но ценой тому стал Цветок, что подарила ему Пустыня. Говорят, в гневе Пустынный Лев был страшен, и песок обагрился кровью его врагов. А рассвет в те дня был кровавым. Как и закат. Но гнев прошел, Лев вернулся домой. И было ему одиноко и пусто. Не с кем было вести разговоры. Некого беречь, кроме равнодушного Сердца Пустыни. И тогда заплакал Пустынный Лев, и из его слезы Цветок родился снова…

Последняя сказка. Сердце Пустыни

…Говорят, когда-то в пустыне стояли Девять Великих Городов. И правили в них шейхи, потомки Благословенного Неба. А по пустыне ходили кочевники – дети песков. То время называют Золотым. Благостно жилось людям, родившимся тогда, не знали они бед и несчастий. Но всему, рано или поздно, приходит конец. Пришел он и для Золотого времени…

…Тихо в старом саду, прохладно. Лишь журчит небольшой фонтан, да шуршит ветерок в ветвях деревьев. Спокойно. Приятно даже в полуденный час, когда жар заливает улицы Аль-Хруса. И звук стремительных шагов разрушает умиротворение дня…

– Мне донесли, что ты снова гуляла ночью одна.

Рашид останавливается рядом со скамейкой, нависает надо мной, заслоняя малейшие лучи солнца. Он хмур и взволнован. И сейчас так похож на отца, что сердце невольно замирает.

– Твоей страже больше заняться нечем, кроме как следить за старухой?

Хлопаю ладонью по свободному месту рядом, приглашаю его присесть, но мой молодой Лев слишком взволнован, чтобы оставаться без движения. Он начинает выхаживать передо мной, совсем как Карим, когда злился и не мог совладать с характером.

– Ты не так стара, как хочешь казаться, мама. И твое поведение… безответственно! Ты подвергаешь свою жизнь опасности! Зачем ты ходишь в бедные кварталы? Разве я мало забочусь о жителях города? Разве у них нет работы и крова? Еды?

Он распаляется все больше и рычит, но гнев его вызывает лишь улыбку.

– Рашид! – особая интонация, знакомая с детства, заставляет его замереть. Настойчиво хлопаю ладонью по скамье: – Сядь и успокойся.

– Мама! – бесконечный укор в голосе и взгляде.

– Сядь, – повторяю настойчиво, и он смиряется.

Опускается рядом, хотя внутренне кипит от возмущения.

– Лучше расскажи мне, все ли готово к приезду детей пустыни?

Большое посольство во главе с кади прибудет завтра утром, кочевники хотят обсудить новые условия договора, некогда заключенного с Каримом…

– Приготовления завершились еще вчера. Хадиджа даже не пыталась участвовать. Она позорит меня и весь город!

А вот и истинная причина его гнева. Конечно, жена. Внучка шейха Аль-Алина, характером и внешностью напоминающая мать. И счастье, что их с Рашидом дети мало на нее похожи, а Зара давно возвращена отцу, и путь в Аль-Хрус ей заказан. За отравление наследника она могла поплатиться и большим. Но порой позор и изгнание куда страшнее смерти…

– Тогда пригласи к гостям Гурию, женщины народа пустыни имеют голос наравне с мужчинами. Хорошо будет показать им уважение, представив жену.

Пусть и вторую, но не менее значимую. Мой Лев заключил брак между Рашидом и Хадиджой, чтобы обеспечить порядок наследования и обезопасить город, между ними никогда не было любви, но вторую супругу сын выбрал сам. И с ней обрел мир и покой.

– А если она не справится? – уже спокойнее говорит правитель. Гнев никогда не владеет им долго, исчезая как пламя погасшей свечи. – Гурия слишком застенчива и тиха для встречи гостей.

– Зато не опозорит тебя. А для Хадиджи будет урок. В следующий раз она может начать думать не только о себе…

– Мне кажется, она уже никогда не изменится…

Его слова не требуют ответа, а я могу снова послушать звуки сада и насладиться спокойствием. Пусть и недолгим…

– Брат, неужели тебе мало дворца, раз ты так часто посещаешь мой дом?

Ибрагим выходит в сад и шутливо хмурится.

– Так ты встречаешь своего правителя?

Рашид поднимается и идет приветствовать брата, а я смотрю на них, таких похожих и разных. Ибрагим напоминает мою покойную свекровь. Изящные черты лица, фигура, улыбка, но вот глаза в точности как у Карима. Старший сын наоборот копия отца, и лишь глаза светлее. С золотистой искрой.

– Снова пришел за советом к матери?

– Пришел узнать, как ты заботишься о ней… Мой начальник стражи докладывает, что ее видели на окраине прошлой ночью.

– Мама, ты снова?..

Теперь оба смотрят на меня одинаково осуждающе и встревоженно. Я знаю, что ими владеет страх. Тот самый, детский, оставшийся с ними даже спустя тридцать лет. И именно страх нужно успокоить.

– В этом городе каждая собака знает мое имя. Никто не посмеет меня обидеть. А в дальних кварталах люди, пусть и не голодают, но не всегда находят деньги на лекаря. Я помогаю им, чем могу. Спрашиваю, что необходимо, а затем говорю с тобой, Рашид. Никто не сомневается, что ты заботишься о городе. Но правитель, даже самый лучший, не может сделать все сам.

– Ты тоже не можешь спасти всех! – немедленно вспыхивает старший сын, пока младший хмурится и скрещивает руки на груди.

– Мне все равно больше нечем заняться, – пожимаю плечами. – Сна в старости нужно мало.

– Мама, ты не так уж и стара, – немедленно вступает Ибрагим, но я лишь отмахиваюсь.

– Твой старший брат разменял четвертый десяток. А женщина, у которой такой сын, никак не может считаться молодой.

– Мама!

– Здесь не о чем говорить. Мои прогулки никому не вредят и будут продолжаться, пока не станут мне в тягость.

Хмурится Лев, и взгляд его обещает продолжение разговора, но пока он отступает и уходит столь же стремительно, как и пришел.

– Мама, – начинает Ибрагим, но из дома доносятся крики и звон посуды. Не в первый и не в последний раз за сегодняшний день. Сын морщится, как от боли, а я лишь вздыхаю, понимая, что момент спокойствия ушел. – Они никогда не успокоятся…

Ибрагим садится рядом, не желая возвращаться в дом.

– Ты сам выбрал себе обеих. Тебе и нести за них ответственность.

– Чего им не хватает⁈ – возмущается еще один Лев. Злиться у него не получается. Никогда не получалось. Да и грозным он не выглядит. Оттого и домашние его не боятся. – Украшения, ткани… В доме всего в достатке, а они только ругаются! И ты бы слышала, что они о тебе говорят! Лучше бы я не женился…

Ладонь привычно опускается на темный затылок, заставляя мужчину вздрогнуть.

– Мама, мне сорок лет!

– Это-то меня и печалит… Да будет тебе известно, сын мой, что я тоже не ладила со свекровью. И если бы твой отец слушал свою мать, а не меня, ты мог вообще никогда не родиться. Ты взял себе жен и обещал заботиться о них, так выслушай, что они говорят, и отдели важное от неважного. Две женщины ждут твоего внимания, как путник в пустыне мечтает о воде! И все их ссоры, и гнев лишь от обиды на твое равнодушие! После рождения сыновей ты совсем охладел к ним. Разговариваешь только со мной или Надирой, конечно, они злятся! Приди за советом, прояви уважение, и увидишь, как все может измениться! Я не для того тебя растила, чтобы слушать ссоры в доме, где мы с твоим отцом были счастливы!

– Хорошо, мама… – вздыхает он.

О моих прогулках Ибрагим уже не думает. И вспомнит еще нескоро. Семейная жизнь не оставляет времени на такие пустяки, как присмотр за старой матерью…

…– Снова ругались?

Надира опускает передо мной поднос со свежим чаем и угощениями. В мои комнаты невестки не ходят, здесь можно обойтись без церемоний. Она усаживается напротив и наполняет чашки.

– Как всегда… Иногда мне кажется, что они никогда не повзрослеют.

Бывшая служанка улыбается понимающе. Пусть собственные дети ее намного младше, но хлопот с ними не меньше. Старший стал хорошим следопытом и помогает караванщикам в пустыне. Младший открыл небольшую лавку и сбывает товар, что привозят ему кочевники. Дети песков не бросают своих. Пусть даже тех, кто решил осесть в городе…

…Тридцать лет назад, когда мои дети вернулись из пустыни, Саид сразу же посватался к Надире. Но она отказала… И отказывала до тех пор, пока не поставила меня на ноги. Сколько слез она пролила у моей постели, сколько ночей не спала, стараясь залечить раны, нанесенные покойным аль-Хатумом… У нее получилось. И свадьба их прошла хорошо. Я сама наносила узоры хны на ее руки, желая счастья и долголетия. Пожелание сбылось…

Она так и не покинула меня, а бывший кочевник обжился в городе и стал незаменимым советником аттабея. Его посланником. Карим больше не покидал Аль-Хрус, помня о том, чем обернулся последний его отъезд. И Саид смог заменить его там, где требовалось высказывать волю правителя.

– Завтра приедут кочевники. Саид загонял стражу, боится, что что-то пойдет не так. Домой совсем не торопится… Чего они хотят?

Улыбаюсь. Надира не первая, кто задает мне этот вопрос, но ответа она не услышит.

– Завтра и узнаешь…

– Так и знала, что не скажешь! – она звонко хлопает в ладоши и выглядит довольной.

– Саид просил спросить?

– А его уговорил Рашид, – тут же подтверждает мою догадку Надира. – А я говорила, что ты не скажешь. Знаешь и не скажешь.

Смеемся вместе. Конечно, Небо уже давно рассказало мне, когда и зачем прибудут кочевники. Но если говорить все, что видишь – жить становится скучно. Сейчас я лучше понимаю своего учителя. Его мудрость, невозмутимость и лукавую усмешку на губах. Жаль, что нам так и не выпало встретиться. Почтенный Мухаммад ибн Фара аль-Таарам скончался несколько лет спустя после возвращения из своего путешествия по миру. Он объезжал Девять Городов, но так и не добрался до Аль-Хруса. С ним из мира ушло немного волшебства и мудрости. Пески уже давно занесли знаменитую башню Звездочета. Никто больше не спешит туда за советом. И пустыня стала иной…

– А все-таки, – серьезно спрашивает старая подруга и заглядывает мне в глаза, – все будет хорошо?

Киваю. Будет. Непременно будет. Она выдыхает и успокаивается. Подхватывает с подноса угощение и с наслаждением откусывает кусочек.

– А знаешь, что говорят на базаре?..

И мы продолжаем обсуждать последние сплетни…

…Когда Надира уходит, за окном уже ночь. Две старухи засиделись допоздна за разговорами. Что может быть скучнее? Устраиваюсь спать, но сон не идет. Последнее время так бывает часто. Поэтому я и ухожу в город. Я знаю этот дом лучше, чем любой живущий в нем. И все еще умею становиться тенью, чтобы ускользнуть. Но сыновья станут волноваться, а у Рашида завтра сложный день, поэтому ночь должна пройти спокойно. Остается лишь лежать, слушать звуки ночи и вспоминать. Вспоминать…

…Я плохо помню дорогу из Аль-Алина. Только солнце и жар. Но он длился недолго. Или я проводила в сознании так мало времени? Помню, что я стремилась домой. Карим говорил, что нам предлагали остаться. Волей шейха все имущество аль-Хатума перешло во владение мужа, как и судьба наследника моего мучителя. Мой Лев забрал мальчика с собой. Он не мог долго отсутствовать в Аль-Хрусе, а мне казалось, что только дома я смогу обрести если не исцеление, то хотя бы душевный покой. И мы отправились в путь…

…Чтобы по возвращении узнать о смерти первой жены Малика. Роды начались слишком рано, в итоге ни мать, ни дитя не выжили. Во дворце творился хаос, который Кариму пришлось усмирять. Он метался между городом, делами и мной. А когда приехали дети… Неудивительно, что Зара смогла отравить болезненного мальчика, про которого не то, чтобы забыли, но и не особенно помнили…

…Сложное было время. Тяжелое. Для всех нас. Оно оставило много ран, которые затягивались годами. Кариму пришлось сговорить одну из дочерей замуж за наследника Набира, чтобы восстановить оборванные нити родства. Брак Зейнаб в итоге сложился лучше, чем у Рашида, хотя начался едва ли не с оскорбления. И нам стоило больших трудов убедить шейха Набира в том, что никто не желал нанести урон его чести…

…Вместе с воспоминаниями приходит сон. И в нем я вновь становлюсь молодой. Тело мое движется легко и плавно. Я танцую для мужа в его покоях, и он не сводит с меня глаз. А когда танец завершается, увлекает на ковер и подушки. Там мы снова вместе. Всегда. Наше время – ночь, и долгие разговоры обо всем… Детях, городе, шейхах, друзьях и врагах…

…Утро приходит с первыми лучами солнца. Я поднимаюсь задолго до прихода служанки, что поможет одеться. И неспешно облачаюсь сама. Наряд давно выбран и готов. Как и украшения. Золотые топазы занимают предназначенные им места, черная ткань с золотой нитью укрывает тело, и я оборачиваюсь к зеркалу…

…Оно меня не красит. Седина в волосах, морщины вокруг глаз и рта. Вдова и старуха давно никому не интересна. Разве что лицо можно не прятать под платком. Да и посольство кочевников стоит встретить достойно. Пусть теперь я не жена правителя, но мать. А это уже немало…

…Перебираю браслеты на правой руке. Их мелодичный звон успокаивает. Закрываю глаза. Кажется, что муж стоит за спиной. Еще мгновение, и его руки лягут на плечи, и жаркий шепот раздастся у самого уха:

– Ты также красива, как и в день нашей свадьбы, мой Цветок Пустыни…

– Только для тебя, мой Лев…

Открываю глаза и смахиваю слезы. Глупо тосковать о прошлом. У нас было тридцать лет, прожитых вместе. И скоро мы обязательно встретимся. Он дождется меня у самых ворот Небес, и снова будет время для разговоров обо всем…

…Я знаю. И не стану печалиться. Просто подожду…

…Караван кочевников растягивается по центральной улице Аль-Хруса от самых Золотых ворот до центральной площади, выложенной белым камнем. Шейх встречает кади и всех, кого тот счел достойными прийти с ним. Рашид выглядит уверенным. Сильным. Сегодня он – правитель. И никто не должен усомниться в его власти. По правую руку от него – Гурия, рядом с ней Саид и другие почтенные господа. Мое же место – за левым плечом. Рядом – Ибрагим, а впереди сыновья Рашида – символ особого доверия почетным гостям…

…Кади сходит с коня за десять шагов до встречающих. Одежды его светлы, а голову украшает золотой эгаль. Чтобы никто не усомнился в том, что народ пустыни ведет один из потомков Великий Братьев. Следом за ним с коней сходят и ближайшие сопровождающие. И одно лицо мне дороже прочих…

…Женщина, высокая и статная. С лицом, обожжённым солнцем. Она одета как мужчина, и на поясе у нее сабля. Голову укрывает платок, но он – лишь защита от солнца. Она оглядывается вокруг и улыбается, найдя меня и Ибрагима взглядом. Моя дочь… Моя Изза, принесшая нашей семье много волнений и тревог, но нашедшая свое место. И счастье…

…Кади бросает на нее короткий взгляд и направляется к шейху. Рашид идет ему навстречу, и правители встречаются посередине, что, конечно, хороший знак. Пока они обмениваются приветствиями, я рассматриваю других сопровождающих кади. И радуюсь, находя среди них тех, кого давно уже знаю…

…Прежде чем отправиться во дворец, предводитель кочевников встречается со мной взглядом. А затем кланяется, как равной. И я склоняю голову в ответ, приветствуя того, кто когда-то как вор проник в мой сад, чтобы спасти больного отца…

…Уже давно почил вечным сном упрямый старик, который рассказал мне о пустыне. И младший сын занял его место. Баязет так и не вернулся к кочевникам. Даже после смерти своего учителя он предпочел оставаться одиноким отшельником и блуждать по пустыне от города к городу. Иногда он помогает караванщикам, сбившимся с пути, и тогда они рассказывают сказки о призраке пустыни, что появляется на закате и исчезает с рассветом…

…Посольство направляется ко дворцу. Правители идут впереди, неспешно ведя беседу, а за их спинами толпа смешивается. Изза оказывается рядом и украдкой касается моей руки:

– Здравствуй, мама.

Сжимаю ее ладонь и улыбаюсь. Когда закончится официальная часть, мы обязательно поговорим. Она расскажет новости и с удовольствием послушает мои, а потом снова победит Ибрагима на саблях, заставив племянников раскрыть рты от восторга…

…Именно старшая дочь должна была отправиться в Набир. Карим отложил официальную свадьбу до ее шестнадцатилетия. И прямо накануне отъезда невеста исчезла. О, в каком гневе прибывал мой Лев. Как он рычал на стражу, как требовал отыскать дочь, и как переживал, что с ней может что-то случиться…

…Нахожу взглядом Саида, который усмехается в бороду, беседуя со старыми друзьями. Вот кого стоит благодарить за тот побег. Это он не дал погаснуть любви, возникшей у Иззы к пустыне. Он рассказывал ей старые сказки народа песков, научил их обычаям, а в нужный час принес одежду и оружие. Нашел коня. И никто из стражников не обратил внимания на одинокого юношу, покинувшего город…

…Конечно, я знала. Догадалась. Но ничего не рассказал мужу. Мне хватило слова кочевника о том, что об Иззе есть, кому позаботиться. Да и Небо оставалось спокойно. Кариму пришлось сложнее. Он с трудом убедил шейха Набира не гневаться и взять в жены для сына Зейнаб, которая оказалась совсем не против. Шейх настоял, чтобы невеста прибыла заранее и провела время до свадьбы во дворце, подле жениха. Чтобы привыкнуть к нему и узнать получше. Нам пришлось согласиться…

…А спустя годы в Аль-Хрус прибыл Захир, чтобы лично поведать аттабею, как он женился на его старшей дочери…

…Мы рассаживаемся за столом. И мое место вновь подле сына. Обычно женщин не приглашают к мужчинам, но в знак уважения к гостям сделано исключение. Рашид говорит с кочевниками на их наречии, которому я обучила всех детей. Изза следит за беседой и рассматривает Гурию, едва поднимающую глаза от тарелки. Та воспитана в строгих традициях городов и не может есть при мужчинах, поэтому я вступаю в разговор и перетягиваю внимание на себя.

Нам есть, о чем поговорить с почетными гостями. И те с видимым удовольствием вспоминают былое, рассказывают о женах и детях. С ними мне легко, и рядом будто раздается уверенный голос Карима, задающий общий тон беседы. На мгновение мне кажется, что он здесь. Среди нас. Стоит незримо и наблюдает, слушает и улыбается. Его бы порадовали такие гости и застолье. Как порадовало и кровное родство с кочевниками… Конечно, когда он перестал ругаться и хвататься за саблю…

…Замужество дочерей стало для него настоящим испытанием, ведь после того, как старшие сестры покинули дом, у нас осталась только Лейла. Тихая, спокойная, невероятно разумная для своих лет. Мой Лев хотел выдать ее замуж за кого-то в городе, чтобы хотя бы одна дочь осталась с нами. Но наша тихоня преподнесла отцу сюрприз, пожелав выйти замуж за Наиля аль-Хатума…

…Тихий мальчик, привезенный из Аль-Алина, рос в нашем доме вместе с нашими детьми. Карим не любил его, слишком хорошо помня своего друга, но и не гневался, понимая, что дети не отвечают за грехи родителей. Он лишь хотел убедиться, что наследник не вырастет похожим на отца. Дождаться его совершеннолетия и отправить обратно, вернув все имущество. Но когда Наилю пришло время уезжать, Лейла сама пришла к отцу и потребовала отпустить ее с ним…

…Тогда жизнь Наиля висела на волоске. Мой Лев не желал слушать разумные доводы. Он был в ярости. Почти в такой же, как тогда в Аль-Алине, где до сих пор ходят страшные рассказы о его расправе над аль-Хатумом. Говорят, что Пустынный Лев отрубил ему голову и вручил ее посланнику шейха в знак того, что казнь была законной. Говорят, что он отрубил бывшему другу руки и велел прибить их над входом в дом, чтобы все видели, что здесь жил вор и предатель. Говорят, что остальное тело он велел отдать собакам, потому что столь низкий человек не заслужил достойного погребения. Я не знаю, что из сплетен – правда, а что – вымысел. Мы с мужем никогда не говорили о том времени. Но я знаю, что он сделал все, чтобы ни у кого во всей пустыне не возникло больше мысли тронуть его семью. И слава о гневе Пустынного Льва прокатилась по всем Девяти Городам…

…Мне удалось достучаться до Карима лишь несколько дней спустя, когда Лейла безутешно рыдала в комнатах, а Наиль был выставлен за ворота города. Но не уехал. Ему запрещено было возвращаться обратно, поэтому он ночевал за стеной, а еду и воду покупал у торговцев, везущих товары на базар. Когда гнев его остыл, мой Лев услышал голос разума. И внял ему. И наша дочь обрела свое счастье. Пусть для этого ей и пришлось уехать на край пустыни…

…Пока я предаюсь воспоминаниям, трапеза заканчивается, гостей провожают в отведенные для них комнаты, а шейх и кади удаляются в сад, чтобы продолжить разговор наедине…

…Тихо в саду. Веет прохладой от бассейна. Деревья даруют благословенную тень, в которой приятно расположиться, когда солнце встает в зените, и жизнь замирает.

– Как поживают мои племянники?

Шейх откидывается на спинку удобного кресла.

– Остались присматривать за соплеменниками… – улыбается кади, и немолодое лицо его разглаживается от морщин, а в глазах ярче вспыхивает огонь. – Старший не по годам мудр и чем-то напоминает мне твоего отца, а младший похож на меня. Проказник.

– Вижу, сестра моя всем довольна…

– Разве может быть иначе? – разводит руками сын песков. – Будь она чем-то недовольна, давно взяла бы саблю в руки.

Смеется кади, и вторит ему шейх, а затем оба замолкают… Легкий ветерок тревожит полуденный жар, обжигает лицо горячим воздухом пустыни.

– Пустыня меняется, – задумчив становится предводитель кочевников. – Она давно уже показывает свой характер, но в последние годы особенно сильно. Все больше моих братьев и сестер остаются в песках навсегда. Все меньше рождается детей…

– Мне жаль слышать это, друг мой, – хмурится правитель Аль-Хруса. – Народ пустыни также ценен, как и любой из Девяти Городов. Могу ли я чем-то помочь тебе?

– За этим я и пришел, – прямо встречает взгляд кади. – Среди моих соплеменников есть те, что желают изменить свою жизнь. Сделать ее оседлой. Но есть и те, кто желает следовать заветам предков. Я должен заботиться и о тех, и о других. И вот, о чем я хотел попросить тебя, друг мой… Народу песков непривычно жить в городе и подчиняться его законам, но если бы ты позволил части кочевников образовать стоянку у стен Сердца Пустыни, если бы дал им защиту в случае опасности и позволил беспрепятственно посещать город…