Текст книги "Неужели это он?"

Автор книги: Дайана Кобичер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

2

Сидней Харпер, не подозревавший о том жгучем интересе, который его особа вызывает у неприметной дочери директора музея Джеймса Энсора, пребывал в Лондоне. В данный момент он поднимался на третий этаж современного здания, известного всем жителям британской столицы под именем Новый Скотленд-ярд.

Сидней открыл дверь с табличкой «Отдел по расследованию преступлений в сфере изящных искусств», который сотрудники называли просто «музейным отделом», подмигнул секретарше и вошел в кабинет своего шефа Ралфа Прескотта.

– Присаживайся, Сид. – Ралф, не отрывая глаз от лежащих перед ним документов, показал на кресло напротив себя. – Завтра представишь подробный отчет о командировке, а сейчас просто скажи «да» или «нет»... Ты что-нибудь обнаружил в Остенде?

– Обнаружил прекрасного Рейнольдса.

– Острить будешь в другом месте!.. Ван Блоом наш клиент? Да или нет?

– Похоже, что нет... Во всяком случае, я не нашел никаких доказательств того, что он имеет отношение к сбыту краденых картин.

– Стало быть, честный коммерсант?

– Скорее даже не коммерсант. Директор-энтузиаст, влюбленный в живопись Энсора. Торговля произведениями искусства для него просто способ добыть немножко денег для своего музея. Впрочем, я буду абсолютно уверен, когда съезжу туда перед Рождеством.

– Значит, у тебя все-таки есть сомнения, что в музее Энсора все чисто?

– Да нет. Просто хочу еще раз все проверить – надо же отработать версию до конца. Вообще-то у меня там личный интерес...

– Что, у менеера ван Блоома есть хорошенькая дочка?

– У него действительно молодая дочь. Правда, совсем не хорошенькая. Нет, меня интересует не она, а один парень, который жил в восемнадцатом веке и писал неплохие портреты.

– Хочешь купить их Рейнольдса?

– Вроде того... Хочу показать его одному человеку, которому он очень нужен.

Оставалось всего несколько дней до Рождества. Доминик заканчивала реставрацию «Портрета неизвестной молодой женщины» Джошуа Рейнольдса. Работа была кропотливая и неспешная. Сейчас картина уже почти приобрела первоначальный вид, но еще предстояло несколько дней труда. И хотя руки и глаза Доминик были заняты, ничто не мешало ей думать. К ее удивлению, наиболее частым гостем в ее мыслях был мистер Харпер.

Как это часто бывает, тот, о ком думаешь, тут же напоминает 6 себе. Так что она не особенно удивилась, когда раздался телефонный звонок и она услышала знакомый низкий голос:

– С наступающим Рождеством, юфрау ван Блоом. Это Сид Харпер. Я только что приехал в Остенде и собираюсь к вам заглянуть, если вы не против.

– Конечно, ждем вас. – Доминик постаралась, чтобы это прозвучало как можно безразличнее.

Минут через десять у входа зазвенел их старомодный колокольчик. Открыв дверь, Доминик увидела Сиднея Харпера собственной персоной.

– Ну как ваш Рейнольдс? – спросил он, расположившись в гостиной, после того как взаимные приветствия и дежурные вопросы остались позади. – Кажется, я нашел вам покупателя на него. Сегодня он прибывает в Брюгге вечерним паромом. Завтра я привезу его к вам в Остенде.

– Я почти закончила ее реставрацию. – Доминик пожала плечами. – Но отец не продаст ее, пока не будет точно установлено, что картина действительно принадлежит кисти Рейнольдса. Он как раз ждет со дня на день эксперта из Англии.

– Эксперт из Англии перед вами, милая барышня, и у этого эксперта нет ни малейших сомнений по поводу авторства портрета. Так что готовьте документы на продажу. Не сомневаюсь, что цена вас устроит.

– Хорошо, я скажу папе.

Доминик ждала, что гость сейчас встанет, попрощается и уйдет, но он отчего-то медлил. Молчание становилось неловким, и Доминик почувствовала необходимость нарушить его.

– Вы, наверное, собираетесь как можно скорее вернуться в Англию, чтобы успеть к Рождеству? – Она сама не заметила, что грустно вздохнула. – Уверена, ваша семья с нетерпением ждет вас...

– Во всяком случае, я на это надеюсь. Когда же еще вспоминать о семье, как не в рождественские каникулы. – Харпер пытливо вглядывался в ее задумчивое лицо. – А вы тоже будете проводить Рождество в кругу семьи?

– Я? Нет, конечно. То есть... я хочу сказать, что у меня нет своей семьи – только мама, папа и я. – И, словно спохватившись, что сказала слишком много, торопливо добавила: – Но мы обычно очень весело проводим Рождество втроем.

Сидней решил, что Доминик сказала не совсем то, что думает. Пусть она и не похожа на девушку, которая обожает веселые шумные вечеринки в компании сверстников, наверняка ей все-таки скучно проводить рождественский вечер в компании родителей в пустом здании музея. Он неожиданно поймал себя на желании сделать ей что-нибудь приятное, но поспешил отогнать эту нелепую мысль.

– Итак, до завтра, дорогая юфрау ван Блоом, в это же время, хорошо?

– До завтра, мистер Харпер, – слабо улыбнулась Доминик.

На следующее утро белый «роллс-ройс» затормозил возле музея Энсора. Из автомобиля вышел Сидней в сопровождении высокой элегантной женщины. Доминик провела их в гостиную.

– Доброе утро, Доминик. Познакомьтесь с Патрисией Барнхем.

Доминик приветливо протянула руку, стараясь украдкой разглядеть гостью. Перед ней стояла ее персонифицированная мечта – высокая, стройная брюнетка с огромными синими глазами, одетая с той элегантной простотой, которая доступна только очень богатым людям. Доминик глаз не могла оторвать от ее тонкой фигуры. Пожалуй, даже слишком тонкой, подумала она, просто-таки Патрисия была тощей как доска, но сейчас это жутко модно.

Доминик опустила глаза на свои округлые формы и тихонько вздохнула. Покупательница вызвала у нее неприязнь с первого взгляда, и причину этого Доминик сама не понимала.

Мисс Барнхем поздоровалась с родителями Доминик, едва удостоив последнюю небрежного кивка, и лениво двинулась в соседнее помещение, в котором были выставлены картины и скульптуры на продажу. Заметив картину Рейнольдса, она резко остановилась. Тут же забыла всю свою хваленую английскую выдержку и возбужденно вскрикнула:

– О Господи!

– Сюрприз к Рождеству, Пат, – улыбнулся Сидней.

Менеер ван Блоом попытался было рассказать о картине, но мисс Барнхем нетерпеливо остановила его:

– Мистер ван Блоом, нет никакой необходимости рассказывать мне о картине, я знаю о ней столько же, сколько и вы, если не больше.

Она долго и неторопливо изучала портрет, осведомилась о его цене и, не торгуясь, извлекла из сумочки крокодиловой кожи чековую книжку.

– Видимо, я должна объяснить, – сказала она, счастливо вздохнув, и Доминик подошла к ней поближе, стараясь не пропустить ни одного слова. – Если не ошибаюсь, вы приобрели картину на распродаже неподалеку от Брюгге? Дело в том, что одна из моих прапрабабушек вышла замуж за фламандского дворянина, а картину увезла во Фландрию в качестве приданого. Могу поспорить, на обратной стороне рамы вырезаны голубь и роза, это...

– Да-да, все верно! – в восторге перебила ее Доминик.

– Лет тридцать назад мой отец, – продолжила Патрисия, проигнорировав бестактность Доминик, – специально приезжал в Бельгию, чтобы разыскать картину, но ему рассказали, что во время Первой мировой войны немецкая артиллерия разрушила усадьбу и картина погибла в огне. Сид, дорогой мой, это такой чудесный подарок – увидеть эту картину так близко, да еще в великолепном состоянии.

– Ну, за это вы должны благодарить мою дочь, – сказал менеер ван Блоом. – Картина была в ужасающем состоянии.

Все оглянулись на Доминик, которая застенчиво улыбнулась, тронутая удивительной историей картины.

– Чудесный портрет, – сказала она. – Не знаю, далеко ли вам его везти, но делать это надо очень аккуратно. Рама довольно ветхая, и красочный слой чрезвычайно тонок.

– Портрет, разумеется, вернется к себе домой в Англию, мы живем недалеко от Лондона. И можете не сомневаться, перевозить ее будут со всей возможной осторожностью, – заверила ее мисс Барнхем.

– Желательно в автофургоне и как следует запакованной, – настаивала Доминик.

– Совершенно верно, – поддержал ее Сидней. – И желательно, чтобы картину кто-нибудь сопровождал. – Он помолчал, потом глянул на Патрисию, будто не был уверен, что его предложение будет принято. – Мне кажется, что с нелегким делом доставки этого ценного груза в Англию никто не справится лучше, чем вот эта юная леди. – И он галантно поклонился в сторону Доминик. – Кто может знать лучше вас, как следует обращаться с портретом, ведь вы его реставрировали...

– Прекрасная идея, – обрадовалась Патрисия. – Думаю, вы не будете возражать, если немного задержитесь в Лондоне, надо же убедиться, что переезд не повредил картине.

– То есть как я? – удивилась Доминик. – Конечно, это было бы здорово, и действительно нужно, чтобы картину кто-нибудь сопровождал, но это должен быть эксперт или по крайней мере человек, имеющий соответствующий опыт.

– Тем не менее вы ведь не откажетесь, если я попрошу сделать это именно вас? – улыбнулась Патрисия.

Доминик беспомощно оглянулась на отца.

– Соглашайся, Домино. Это дело тебе вполне по плечу. День у тебя уйдет на поездку туда и еще день на обратное путешествие, да пару дней тебе придется пробыть в Лондоне, чтобы убедиться, что с картиной все в порядке.

– Ладно, я не против. Только мне понадобится пара дней для того, чтобы как следует упаковать ее.

– О, никакой спешки нет, – заверила ее мисс Барнхем. – Я жду вас после Рождества, а еще лучше, после Нового года. Договорились? – И она протянула руку в знак прощания.

– Договорились, – сказала Доминик, пожимая протянутую руку. – Очень рада, что вы благодаря мистеру Харперу нашли свою семейную реликвию.

Гости попрощались и покинули музей.

Когда их «роллс-ройс» скрылся из виду, Доминик спросила:

– Па, ты уверен, что я смогу это сделать? У меня ведь жуткий английский, понимать я понимаю, а вот говорю еле-еле.

– Ну конечно, сможешь, дорогая, ты же у меня девочка умная. Кроме того, я попрошу мистера Фредериксона помочь тебе. Он подготовит все необходимые документы для ввоза картины в Англию. Так что, как только прибудешь в Лондон, первым делом поезжай к нему.

Мистер Фредериксон был постоянным партнером отца в Великобритании и Ирландии, у него была довольно известная в Лондоне частная галерея.

– А где я буду жить? – спросила его практичная дочка.

– Ну, уверен, что в Лондоне полно маленьких и недорогих гостиниц. Мистер Фредериксон наверняка поможет тебе с этим.

Удивительно, насколько быстро удалось организовать отъезд. Через несколько дней после наступления Нового года Доминик уже сидела в кабине небольшого автофургона и направлялась на паром в Брюгге. На коленях она держала сумочку с деньгами, паспортом, инструкциями по уходу за картиной и всеми документами на вывоз картины из Бельгии, которые подготовил ее отец. В ногах у нее стоял небольшой чемоданчик со всем необходимым, чтобы несколько дней прожить в Англии. Она должна была по приезде в Лондон сразу отправиться к мистеру Фредериксону. Тот передаст ей все необходимые документы и отправит в Рединг, маленький городок в верхнем течении Темзы, где живет семейство Барнхемов. В Рединге ей надо будет проследить, чтобы картину распаковали как положено, и проверить помещение, в котором она будет висеть. Мистер Фредериксон поможет ей устроиться в каком-нибудь уютном отеле возле его галереи, и она останется в Англии столько, сколько будет нужно. Отец считал, что достаточно двух-трех дней.

Доминик сама не ожидала, что так обрадуется предстоящей свободе. И как же здорово путешествовать без родителей! Водитель фургона был настроен вполне дружески, ничуть не возражал против ее компании, и очень скоро она узнала, как он переживает, что вынужден пропустить день рождения своей старшей дочери.

– Ладно, зато куплю ей в Лондоне какой-нибудь сногсшибательный подарок, – утешал он себя. – Барнхемы слишком хорошо заплатили мне за эту работу, чтобы можно было отказаться.

Они пересекли Ла-Манш ночным паромом, а утром высадились в Харвиче. Шел мелкий противный дождь, и было гораздо холоднее, чем на континенте. Не ожидавшая такой негостеприимной погоды, Доминик было приуныла, но, подкрепившись чаем в симпатичной придорожной гостинице, она снова воспрянула духом и около полудня уже сидела в просторном кабинете мистера Фредериксона.

Тут-то и начались проблемы. Оказалось, что документы на ввоз картины в страну будут готовы только завтра. Мистер Фредериксон предложил ей оставить на ночь картину у него.

– Выпейте чаю с булочками, а потом я отвезу вас на Юстонский вокзал, и через двадцать минут поезд доставит вас в Рединг.

– Но что я там буду делать без картины?

– Прежде всего, успокоите мисс Барнхем и ее родителей – объясните им, что произошло. Заодно и познакомитесь с ними, потом проверите помещение, которое отвели под портрет, и вернетесь в Лондон. Место в гостинице я вам уже забронировал. А завтра вы отвезете картину на моей машине без всяких проблем.

После недолгих размышлений Доминик решила так и сделать. Выйдя на улицу, она объяснила своему приятелю-шоферу, что груз будет ночевать в галерее, а его работа закончена и он может спокойно ехать домой.

Короткое путешествие на поезде оказалось приятным и необременительным. Доминик еще из Лондона позвонила мисс Барнхем, коротко объяснила причину задержки и сообщила, что приезжает на поезде.

У вокзала в Рединге ее уже ожидал знакомый белый «роллс-ройс», на котором она с комфортом добралась до усадьбы Барнхемов.

Водитель подвез ее прямо к парадному входу. На крыльце двухэтажного особняка в стиле Георга III ее поджидал какой-то человек с зонтиком в руках, которого Доминик сначала приняла за дворецкого. Каково же было ее удивление, когда «дворецкий» подошел к машине и она узнала Сиднея Харпера.

– Холодновато сегодня, юфрау ван Блоом, – сказал он, помогая ей выйти из машины. – Признайтесь, вас мучит вопрос, что я здесь делаю?

– Думаю, вы решили подстраховаться и самому все проверить, чтобы с картиной все было нормально.

– Не совсем так. Раз за дело взялись вы, то, не сомневаюсь – все будет в порядке. Я просто заехал в гости к своей невесте. Да-да, Патрисия моя невеста.

– Вы не обязаны передо мной отчитываться, мистер Харпер, – сердито сказала Доминик.

– Я чем-то обидел вас? – Сидней внимательно посмотрел на нее сверху вниз.

– Как вы можете меня обидеть, если я вас вижу третий раз в жизни. – Доминик понимала, что нет никаких причин говорить столь резко, но ничего не могла с собой поделать. Ей вдруг захотелось развернуться и уйти прочь.

– Думаю, будет лучше, если я займусь делом, и как можно быстрее. Прежде всего, я хотела бы переговорить с мисс Барнхем, а потом мне нужно осмотреть комнату, в которой будет висеть картина, измерить влажность воздуха и температуру.

– Начните сразу со второго. Пат сейчас занята, она просила вас извинить ее. Итак, прошу вас...

Внутреннее убранство комнат неприятно поразило Доминик. Дом, казалось, был забит мебелью разных стилей и эпох. Все это было расставлено с претензией на какой-то стиль и поэтому выглядело пошло и вульгарно. Они миновали примерно дюжину комнат, прежде чем Сидней остановился и сказал:

– Это здесь...

Помещение показалось ей довольно просторным, но темным и, что самое плохое, сырым. Впрочем, это будет окончательно ясно только завтра, когда она снимет показания с прибора, который сейчас установит. Доминик нетерпеливо оглянулась на Харпера. Тот стоял у двери и, казалось, никуда не собирался уходить.

– Не вижу необходимости в вашем дальнейшем присутствии, мистер Харпер, если вы, как заявили, полностью мне доверяете... – проворчала она. Что со мной? – в ужасе подумала Доминик. Почему я все время грублю ему?

– Как скажете, милая мисс ван Блоом. – Сидней посмотрел ей прямо в глаза и нахально, как ей показалось, улыбнулся.

Похоже, он-то прекрасно понимает, почему она ему грубит. Доминик чувствовала, как лицо ее заливает краска. Сидней неторопливо повернулся и вышел, тщательно закрыв за собой дверь.

Немного успокоившись и заявив себе, что ей нет никакого дела до нахального Сиднея Харпера и пусть на ком хочет, на том и женится, она открыла сумку с инструментами и приступила к работе. Занявшись делом, она сразу почувствовала себя лучше. Примерно через полчаса, когда Доминик уже почти закончила, дверь открылась и на пороге возникли Сидней Харпер и его очаровательная невеста.

– Добрый день, дорогая Доминик, – сказала Патрисия. – Надеюсь, путешествие не очень утомило вас. Если вы уже закончили, то я хотела бы пригласить вас пообедать с нами, прежде чем вы уедете в Лондон.

– Спасибо, вы очень добры, – улыбнулась Доминик.

Во-первых, она действительно была голодна, а во-вторых, интересно же посмотреть, что едят на обед английские аристократы.

– Ну что ж... Приятного вам аппетита, – спохватился Сидней. – Мне пора ехать.

– Ничего тебе не пора, – скорчила недовольную гримаску Патрисия. – Просто твоя патологическая ненависть к светской жизни распространяется даже на обеды в доме твоих будущих родственников!

– Да нет, мне правда пора...

Доминик хихикнула про себя, увидев, что этот самоуверенный тип смутился и покраснел: видимо, Патрисия попала в точку.

Девушки попрощались с Сиднеем, и Патрисия пригласила Доминик в столовую. Это оказалась небольшая унылая комната с маленькими, забранными тяжелыми шторами окнами. Посреди комнаты стоял дубовый стол, правда совсем не такой длинный, как Доминик видела в кино. Кроме стола в комнате присутствовали два человека: пожилой мужчина и женщина, годами десятью моложе его. Оба они оглянулись, услышав, как Патрисия и Доминик входят в столовую.

– Это Доминик ван Блоом, она привезла из Бельгии нашего Рейнольдса, – сказала Патрисия. Потом она обернулась к гостье. – Познакомься с моими родителями, Доминик.

Ни леди, ни джентльмен не сделали ни одного движения в сторону Доминик. Она протянула руку и сделала шаг вперед, слишком поздно сообразив, что никто не собирается обмениваться с ней рукопожатием.

– Ну что ж, садитесь за стол, – произнесла миссис Барнхем. – Полагаю, вы не откажетесь пообедать с нами. Пат, позови Артура.

Патрисия позвонила в колокольчик. Миссис Барнхем смотрела на Доминик без всякого выражения:

– Вы уверены, что картина будет в безопасности у этого...

– У мистера Фредериксона, – уточнила Доминик. – Совершенно уверена. Я знаю его много лет. Он давний деловой партнер моего отца.

– Ваш отец – торговец живописью?

– Мой отец – директор музея Джеймса Энсора.

– Никогда о таком не слышала. – В голосе миссис Барнхем не было и следа высокомерия, она просто констатировала факт.

Появился лакей, он толкал перед собой столик на колесах, уставленный посудой. Доминик решила, что это и есть Артур. На руках у него были белые перчатки, вернее когда-то они были белыми. Доминик подумала, что, если бы он их не надевал, когда обслуживал хозяев за столом, это было бы более гигиенично. Лицо у лакея было опухшее и сонное, а руки, как с отвращением отметила она, заметно дрожали.

– Наш скромный обед... Прошу вас. – В голосе хозяйки не было ни грамма радушия или желания быть гостеприимной.

Насчет обеда она не солгала, обед был воистину скромный. Семья директора музея жила небогато, но такого скудного стола у них не было никогда: пара столовых ложек чахлого бульона, тарелка с нарезанным беконом и другая – с двумя сортами сыра. И все какое-то безвкусное.

Обед проходил в тяжелом молчании. Доминик занимала одна небольшая проблема, которая слегка скрашивала царившую за столом скуку: собирается ли мистер Барнхем в конце концов заговорить с ней или же беседа с дочкой музейного работника ниже его достоинства?

Доминик вздохнула украдкой и подумала, что дорого дала бы, лишь бы очутиться подальше отсюда. Родители Патрисии были ужасны. И как только Сидней решился сделать их своими родственниками! Впрочем, это не ее дело, напомнила она себе. В конце концов, если любишь кого-то, все остальное не имеет значения...

Она поспешно отказалась от того, что миссис Барнхем неосторожно назвала десертом.

– Благодарю вас, я давно не проводила время так чудесно, как в вашем доме. Надеюсь, вы извините меня, если я вас оставлю. Буду вам чрезвычайно благодарна, если ваш шофер отвезет меня на вокзал в Рединг.

– Жаль, что вы так быстро нас покидаете. – В голосе миссис Барнхем не было ни малейших признаков сожаления.

– Путешествие было очень приятным, но я все-таки устала. Хочу побыстрее попасть в гостиницу, принять ванну...

– Принять ванну? Скажите, пожалуйста... – Казалось, миссис Барнхем была потрясена тем фактом, что простые девушки вроде Доминик знают, что такое ванна и умеют ею пользоваться.

Доминик быстро прикусила язычок. Еще одно замечание вроде этого – и она за себя не отвечает. Она поспешно попрощалась с хозяйкой, кивнула мистеру Барнхему, который так и не произнес ни слова, и вслед за Патрисией покинула столовую.

Патрисия, провожавшая ее до выхода, бросила через плечо:

– Наверное, вы чувствуете себя подавленной?

– Кто? Я? – удивилась Доминик. – Почему?

– Не надо стесняться... Я прекрасно понимаю ваши чувства. Это все равно что оказаться в другом мире. Все-таки такая разница в образе жизни.

Что и говорить, Патрисия делала все, чтобы увеличить неприязнь, которую Доминик почувствовала к ней с первого взгляда. Спокойно, приказала она себе, через два-три дня эта мерзкая девица навсегда исчезнет из ее жизни вместе со своим женишком, который одним своим видом приводит ее в бешенство.

Каким же уютным показался ей маленький гостеприимный отель после обеда у Барнхемов. Портье с доброжелательной улыбкой подхватил ее дорожную сумку и проводил в небольшую комнатку с окнами на улицу.

– К сожалению, вы уже опоздали к обеду, но, если голодны, хозяйка вам что-нибудь найдет поесть, – сказал он.

– Спасибо, я пообедала, – улыбнулась Доминик. Потом подумала и добавила неожиданно для себя: – Знаете что... Принесите мне кружку пива и два больших-пребольших сандвича, хорошо?

– Сию минуту, мисс.

Доминик хотелось забраться в ванну с горячей водой и спокойно полежать, потягивая пиво.

Горячая вода и холодное пиво помогли ей избавиться от неприятного осадка, вызванного общением с достопочтенным семейством Барнхемов. Только сейчас, лежа в ванне, она впервые в свои двадцать три года ощутила блаженное чувство свободы, когда ты имеешь право делать все, что хочешь. Разумеется, родители не запрещают ей пить пиво, но дома ей бы в голову не пришло, что ванна – это такое место, где можно получать безмятежное удовольствие, а не только мыться.

Утомительное путешествие и переизбыток впечатлений сделали свое дело. Доминик оказалось достаточно пары глотков, чтобы ощутить приятную расслабленность во всем теле. Она почувствовала себя, словно в детстве: ей четыре годика, нежные руки матери бережно опускают ее в теплую ванночку, гладят ей животик и спинку. Доминик сделала еще глоток – и внизу живота словно затеплился ласковый огонек, неясное томление волнами пробежало по всему телу. Непроизвольно закрыв глаза, она явственно ощутила прикосновение чьих-то ласковых и сильных рук, и она знала, что это были руки Сиднея. Вот он прикасается к ее груди, заставляя набухать розовые соски, переворачивает ее на живот, проводит пальцами по позвоночнику. Потом рука его осторожным, но уверенным движением касается впадины между ягодицами – впервые в жизни Доминик наслаждалась радостью абсолютного подчинения чужой страсти. Удивительное дело, краешком сознания, которое продолжало бодрствовать, она ясно сознавала, что никакого Сиднея рядом нет и она просто нежится в горячей ванне с кружкой светлого пива, но ей было абсолютно наплевать на свой здравый смысл, которым она так гордилась всю свою сознательную жизнь...

Внезапно Доминик увидела, как Сидней встает и выходит из ванной комнаты, оставив дверь открытой. За дверью темный зимний лес, скованные инеем черные деревья, через распахнутую дверь морозный воздух проникает в ванную, быстро выстужая ее...

Доминик поежилась. Вода давно остыла, и она почувствовала, что замерзает. Выскочив из ванны, она схватила полотенце и стала торопливо вытираться. Ну и ну! До чего же глупо! Мало того, что неприлично, но это ладно... Просто бессмысленно – мечтать о мужчине, который любит другую женщину и собирается на ней жениться! Пустая трата времени... Да этот красавчик ее даже не замечает... И правильно, между прочим, делает. Доминик встала перед большим зеркалом, висевшим в ванной, и принялась с мстительным наслаждением рассматривать все изъяны своего лица и фигуры, словно наказывая себя за то, что позволила себе ненадолго забыться и почувствовать то, на что имеют право только красивые или хотя бы обаятельные женщины. Так она стояла нагишом перед зеркалом и, дрожа от холода, призывала на помощь весь свой здравый смысл, пытаясь выбросить все эти пустые фантазии из головы.

Однако это оказалось легче сказать, чем сделать. В чем Доминик и убедилась, всю ночь ворочаясь в бесполезных попытках уснуть.

Утром она проснулась разбитой и раздраженной, но сумела быстро взять себя в руки. Еще день, в крайнем случае два – и весь этот кошмар закончится. Доминик заставила себя проглотить невкусный завтрак, состоявший из жидкой овсянки, холодного яйца вкрутую и чашки отвратительного, как в любом британском отеле, кофе.

В девять часов утра она уже сидела в офисе мистера Фредериксона, внимательно просматривая сопроводительные документы на картину, которые ему удалось наконец получить.

– Что ж, дорогая мисс ван Блоом, счастливого вам пути, машина ждет внизу. Приятно было с вами познакомиться. Когда прибудете в Рединг, не сочтите за труд позвонить мне, чтобы я был уверен, что с картиной все в порядке. Итак, прощайте...

Доминик заранее решила для себя, что всю дорогу она будет смотреть в окошко и любоваться видами Лондона. Однако из этой затеи ничего не вышло: мысль о том, что снова придется иметь дело с этими мерзкими Барнхемами, не давала ей покоя. А может, призналась она себе, ее тревожит вероятность очередной встречи с мистером Харпером. Ей бы этого очень не хотелось. Или, наоборот, хотелось, но было страшно: а вдруг он догадается, какие непристойные мысли и желания возникли у нее вчера, когда она принимала ванну?

Поглощенная горькими раздумьями, она совсем не следила за дорогой и впоследствии могла вспомнить только то, что все произошло, когда они миновали Кингстон.

Она не заметила, откуда появился зеленый джип с затененными стеклами, который перегородил им дорогу. Испугаться Доминик не успела, она лишь отстраненно, словно в кино, наблюдала, как из джипа выскочили четверо чернокожих мужчин и бросились к их фургону. Один из них подбежал к машине с той стороны, где сидела Доминик – тут она поняла, что он вовсе не чернокожий, а просто надел на голову черный чулок, – рванул на себя дверцу, сунув ей в лицо какой-то баллончик. Она почувствовала запах миндального печенья – и потеряла сознание.