Текст книги "Неужели это он?"

Автор книги: Дайана Кобичер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

– Разве мы не возвращаемся в Лондон? – удивленно спросила она.

– Возвращаемся, но сначала заедем выпить чаю, – ответил Сидней и больше не стал распространяться на эту тему.

Доминик решила, что он хочет повести ее в какой-нибудь чайный домик или кафе. Даже в этот холодный вечер пейзаж за окнами машины поражал своей наивной поэтичностью. Время от времени в просветах между деревьями все ближе и ближе мелькали огни какого-то большого дома. Потом лес внезапно кончился, и взору Доминик открылся вид на прекрасный старинный особняк, окруженный деревьями. Большие окна приветливо светились.

– Ой, посмотри, – ахнула Доминик. – Какой чудесный дом. Выглядит так, будто он стоял тут всегда. Кажется таким уютным, несмотря на огромные размеры. И окна горят, как в волшебной сказке. Уверена, что здесь живет семья с кучей детишек, собаками и кошками.

– Не в данный момент, но когда-то здесь все было именно так, как ты говоришь, – сказал Сидней, осторожно въезжая в неширокие ворота. – И в один прекрасный день, возможно, так и будет. Кстати, ты угадала: это действительно очень уютный дом. Я знаю это абсолютно точно, потому что родился в нем.

Доминик смотрела на него широко распахнутыми глазами и хлопала ресницами.

– Но у вас же особняк в Лондоне.

– Это наше родовое гнездо. Сейчас тут живет моя мать, и, надеюсь, она угостит нас чаем.

– Но она же меня не знает.

– Не знает. Познакомлю вас, и будет знать.

«Порше» остановился перед самым домом, и Сидней вышел, чтобы открыть ей дверцу автомобиля.

– Честное слово, не думаю, что это хорошая идея, – с сомнением произнесла Доминик, сжимая в объятиях терьера, который заливался восторженным лаем – он явно бывал здесь часто.

Сидней демонстративно вздохнул.

– И почему это считается, что мы, англичане, чопорные и церемонные, а вот жители континента отличаются простотой нравов? Ну пойдем скорее, Доминик. Могу поспорить, ты очень даже не прочь выпить чашечку чаю в таком славном доме.

Доминик по-прежнему одолевали сомнения.

– Чай у нас в доме пьют, сидя в больших мягких креслах перед жарким камином, – продолжал соблазнять ее Сидней, зная, что перед камином она точно не устоит.

Дверь им открыла немолодая, но все еще стройная женщина, которую Сидней почтительно приветствовал.

– Доминик, познакомься с Кенди, нашей экономкой.

Доминик улыбнулась, протягивая руку. Кенди крепко пожала ее, улыбнувшись в ответ.

– Позвольте ваше пальто, – сказала она. – Пойдемте, я покажу, где вы можете привести себя в порядок, если нужно.

Без лишних слов Доминик последовала за Кенди в крохотную комнатку, в которой, однако, было все, что может понадобиться женщине, желающей хорошо выглядеть и уверенно себя чувствовать. Спустя некоторое время причесанная и припудренная Доминик вернулась в холл, обнаружив Сиднея там же, где оставила его несколько минут назад.

Открыв массивные двойные двери, он осторожно положил Доминик руку на плечо, и они вошли в гостиную. Красивая седовласая дама, сидевшая в кресле у камина, встала им навстречу.

– Мама, познакомься с Доминик ван Блоом. Она приехала на стажировку в галерею «Тейт», изучает музейное дело.

Миссис Харпер, которой это уже было известно, с улыбкой протянула девушке руку. Сид смотрел, как они обмениваются рукопожатием и улыбаются, и вдруг заметил, что и сам тоже улыбается. Женщины друг другу сразу понравились – это было видно. Значит, все хорошо, подумал он.

Миссис Харпер велела подавать чай. Доминик, которая никак не могла прийти в себя после гостеприимства Барнхемов, насторожилась, ожидая чашку с жидкостью неопределенного вкуса и цвета. Но опасения ее оказались напрасными: вскоре гостиную наполнил неповторимый аромат свежего чая, а на подносе появились сандвичи, фруктовые пирожные и горячие булочки со сливочным маслом. Какое это было наслаждение: сидеть у жаркого камина, слушая тихую беседу матери и сына.

Миссис Харпер и не думала устраивать девушке перекрестный допрос, она ограничилась несколькими неизбежными при первой встрече вопросами. Разговор был неторопливый и непринужденный, словно они трое знали друг друга всю жизнь.

Однако не стоит злоупотреблять чужим гостеприимством, напомнила себе Доминик и, когда старинные настенные часы пробили шесть, сказала, что, к сожалению, ей пора возвращаться в Лондон. Она объяснила, что ей надо подготовиться к завтрашним экскурсиям. Это было чистым враньем, так как по понедельникам галерея закрыта для посетителей. На ее счастье, Сидней и его мать не вспомнили об этом, так что все обошлось.

Попрощавшись с миссис Харпер и поблагодарив ее за чай, Доминик встала, приняла пальто из рук Кенди и направилась к машине, сопровождаемая Сиднеем и Брюсом.

В глубине души она надеялась, что Сидней предложит ей посидеть еще, она бы, конечно, не согласилась, но было бы приятно это услышать. Какая же я неблагодарная! – тут же начала она казнить себя. Человек потратил целый день, разъезжая со мной по Англии, хотя вполне мог бы заняться чем-нибудь более для себя интересным.

Когда Сидней припарковал свой «порше» возле гостиницы, Доминик открыла рот, собираясь произнести благодарственную речь, которую всю обратную дорогу репетировала. Однако едва она начала, он немедленно перебил ее:

– Домино, пожалуйста, избавь меня от своих любезностей, которые ты, не сомневаюсь, во множестве заготовила. Я провел с тобой чудесный день, путешествовать с вами, юфрау ван Блоом, одно удовольствие: вы говорите только тогда, когда вам есть что сказать, в вас бездна здравомыслия и, главное, вы тихи как ангел, моя милая...

– В самом деле? – растерялась Доминик, не совсем уверенная, что услышала комплимент. Может, она имеет дело с проявлением знаменитого английского юмора? Может, на самом деле он имеет в виду, что она слишком много болтает? Потому что сегодня она, обычно замкнутая и напряженная с посторонними людьми, была чрезвычайно разговорчива.

Сидней Харпер помог ей выйти из машины и проводил до дверей отеля.

– Если у меня не случится чего-то неожиданного, в следующий уикенд я вам покажу еще какой-нибудь кусочек Англии, хорошо?

Он открыл дверь и какое-то мгновение смотрел на нее сверху вниз, а Доминик глядела на него сияющими глазами, в восторге, что снова увидит его. Тут Сидней наклонился и неожиданно для самого себя поцеловал ее запрокинутое лицо. После этого он осторожно, но властно втолкнул Доминик внутрь и закрыл дверь, прежде чем она успела сказать что-нибудь. Впрочем, особого значения это не имело, так как Доминик от растерянности лишилась дара речи.

В эту ночь, лежа в постели, она вспоминала его поцелуй. Доминик пыталась не потерять свое знаменитое здравомыслие, уверяя саму себя, что в наши дни поцелуй самое обычное дело, все целуют друг друга... Только это был не такой поцелуй, и в глубине души она это прекрасно понимала. Иначе бы откуда взяться той слабости в коленях, от которой она чуть не сползла на тротуар. Больше такого не должно повториться. Надо выбросить эти пустые мечты из головы! Все! Больше она об этом думать не будет!

Доминик, наверное, была бы потрясена еще больше, узнай она, что Сидней Харпер в это самое время тоже ворочается без сна в своей постели и в голове его царит точно такой же хаос. Сидней ругал себя последними словами за то, что позволил себе этот поцелуй, а также за то, что фактически назначил ей свидание в следующий уикенд. Дальше так продолжаться не может, твердо сказал он себе. В конце концов, он не должен отныне не только встречаться с Доминик, но даже просто видеть ее.

Сказать себе «я не буду больше об этом думать» гораздо легче, чем сделать это на самом деле. В этой простой истине Доминик убеждалась всю следующую неделю. Однако с приближением выходных ей удалось взять себя в руки: она решила, что будет вести себя с Сиднеем так, словно ничего особенного не произошло. Подумаешь, какой-то поцелуй! Если помнить все поцелуи, которые были в ее жизни, то...

Более того, Доминик приказала себе не принимать больше его приглашений показать ей кусочек Англии. Она скажет ему, что собирается провести уикенд с друзьями. Нет, это не пройдет... Он прекрасно знает, что у нее нет никаких друзей в Англии. Лучше сослаться на простуду... Головная боль слишком слабая причина... Разве что сильная мигрень?.. В конце концов, совсем не факт, что он снова пригласит ее, успокаивала она себя. Ведь если Патрисия уже вернулась из Филадельфии, то он наверняка будет проводить с ней все свободное время. Совершенно естественно, что мужчина проводит выходные с посторонней женщиной, вдохновенно врала она сама себе, если его невеста отсутствует. Стоило Доминик подумать о Патрисии, как она начала злиться.

Настала суббота, ее последний рабочий день. С самого утра Доминик была как на иголках. Под любым предлогом она пыталась как можно реже отлучаться из отдела, чтобы не пропустить звонок Сиднея: должна же она объяснить ему, что у нее сильнейшая мигрень... В шесть вечера она не выдержала и спросила у Фими, не звонил ли ей кто-нибудь. Фими ответила, что никто не звонил... Доминик вдруг поняла, что сейчас разрыдается прямо вот на этом месте, на глазах у изумленных коллег, и, развернувшись, она поспешно покинула комнату.

Сидней Харпер не появился и не дал о себе знать ни в этот вечер, ни в воскресенье...

6

В то время, когда Доминик выбежала из отдела, едва сдерживая слезы, «Боинг-737» компании «Бритиш эруэйз» пересекал Атлантический океан. Одним из пассажиров на борту прямого рейса Лондон – Филадельфия был Сидней Харпер. Причиной того, что специальный агент Харпер вынужден был дремать в кресле салона первого класса, вместо того чтобы спокойно пребывать в столице Соединенного Королевства и терзаться вопросом, позвонить ему Доминик или нет, был крайне неприятный разговор ранним утром того же дня в кабинете его шефа Ралфа Прескотта.

Откровенно говоря, Сидней и сам собирался зайти сегодня к папаше Ралфу, но тот опередил его, вызвав на ковер еще до начала ежедневной планерки. Характер предстоящей беседы стал ясен Сиднею сразу, как только он увидел, что шеф внимательно рассматривает пустой угол своего кабинета, потом переводит взгляд за окно – словом, смотрит куда угодно, только не на своего сотрудника.

Все понятно, подумал Сидней: шеф был на приеме у комиссара, который пообещал ему массу удовольствий, вроде добровольной отставки, если ему немедленно не представят обвиняемого по делу о похищении картины Рейнольдса.

– Ты готов арестовать Фредериксона? – хмуро осведомился шеф, по-прежнему глядя мимо Харпера.

– Я как раз собирался вам доложить... – начал Сидней, понимая, что ему вряд ли удастся закончить эту фразу. Так и произошло...

– Докладывать ты мне должен в письменной форме, – заревел папаша Ралф. – А сейчас отвечай просто, да или нет... Вам ясно, специальный агент?

Видно, старику здорово влетело от комиссара, сочувственно подумал про себя Сидней. Ралф Прескотт редко позволял себе повышать голос на подчиненных.

– Да, сэр... Абсолютно ясно, сэр... Мне нужна командировка в Соединенные Штаты, сэр, – выпалил он одним духом, чтобы не дать шефу перебить себя и на этот раз.

– Зачем? – Прескотт впервые поглядел ему прямо в глаза.

Значит, я смог зацепить старика, обрадовался Сидней.

– Чтобы поймать наконец этого неуловимого организатора краж произведений живописи, за которым мы гоняемся уже три года. Позвольте, я расскажу все по порядку, сэр...

– Оставь в покое «сэра», – нетерпеливо поморщился Ралф.

– Слушаюсь, сэр... Так вот, когда я отвозил Доминик ван Блоом в Остенде...

– Это та девушка, которая сидела в машине, когда произошло ограбление?

– Да-да, именно она. – Сидней почувствовал, что краснеет. – Я смог поговорить как следует с ее отцом. Ван Блоом упомянул в разговоре, что у Фредериксона появились сравнительно новые контакты в Филадельфии. Вернувшись в Лондон, я стал проверять все связи Фредериксона...

– Ну и?

– Все чисто... Тем не менее выяснилось, что своего филадельфийского партнера он тщательно скрывает. А теперь самое любопытное: первый раз Фредериксон побывал в Филадельфии три с небольшим года назад...

– Ты хочешь сказать, что...

– Вот именно, за несколько недель до первого ограбления...

– В галерее Института Курто?

– Совершенно верно.

– Любопытно... А ты выяснил, не звонил ли Фредериксон в Филадельфию после ограбления, и если звонил, то кому?

– Нет. Видимо, выжидает, пока все успокоится. Но он звонил туда за неделю до ограбления, сразу после того, как получил от ван Блоома информацию, что картина едет в Лондон.

– Ну что ж... Отправляйся в Филадельфию.

– В понедельник вылетаю.

Папаша Ралф подался вперед в своем кресле и очень внятно произнес:

– Ты вылетаешь немедленно! – Он нажал кнопку интеркома. – Бонни, слушай внимательно. Во-первых, забронируй агенту Харперу билет на ближайший авиарейс в Филадельфию; во-вторых, пусть немедленно дадут машину и отвезут его в Хитроу...

– Но, сэр, – попробовал запротестовать Сидней, – мне же надо выписывать командировочные... Дайте мне хотя бы заехать домой собрать вещи! – взмолился он.

– Командировочные получишь, когда вернешься... Если заслужишь... А насчет заехать домой – даже и не мечтай. Бонни позвонит Эндикоту: он уложит твой дорожный кейс и привезет тебе прямо в аэропорт. С парнями из ФБР я сам свяжусь – они тебя встретят. Но особо на их помощь не рассчитывай – это наш клиент.

– Это понятно. У себя в Филадельфии он наверняка ведет жизнь добропорядочного гражданина, исправно платит федеральные и местные налоги...

– Да, этот волк возле своего логова не охотится – слишком хитер.

– Сэр, может, все-таки можно мне улететь хотя бы завтра?

Ралф Прескотт поднял голову и холодно посмотрел на своего сотрудника.

– Как вы думаете, специальный агент Харпер, кого назначат на мое место, если через десять дней я не предъявлю Верховному комиссару преступника? Может, надеетесь – вас? Так вот, ошибаетесь: вас вышвырнут отсюда пинком даже не следом за мной, а вместе со мной. В моем распоряжении, как ты слышал, десять дней, значит, в твоем – не больше семи. – Шеф встал из-за стола, показывая, что разговор окончен.

Не прошло и полутора часов, как Сидней стоял у терминала аэропорта Хитроу с билетом в руках и терпеливо выслушивал ворчливые наставления заботливого Эндикота: старый слуга нудно перечислял, где что лежит в дорожном кейсе хозяина. Сидней рассеянно слушал его, лихорадочно пытаясь сообразить, не забыл ли он сделать чего-нибудь важного, прежде чем улететь. О Господи! – спохватился он, ведь Патрисия должна вернуться сегодня вечером. По идее ее бы следовало встретить. Ну да ладно...

– Энди, – прервал он старика, – сегодня вечером отвезешь мисс Патрисии букет цветов и извинишься за меня, что не смог ее встретить. И вот еще что: я сейчас напишу коротенькое письмо – отвезешь его моей матери.

– Будет исполнено, сэр.

Сидней вырвал листок из блокнота и постарался в нескольких строках объяснить матери, что произошло и почему его не будет в Лондоне примерно дней семь-восемь.

Окончив писать, он аккуратно сложил листок пополам и собрался вручить его слуге, когда неожиданная мысль остановила его: не написать ли записку Доминик? Правда, он решил с ней больше не встречаться, но все-таки нехорошо получается – он же обещал отвезти ее куда-нибудь на эти выходные... Или все-таки не стоит ей писать? В конце концов, Сидней решил поступить так, как поступают большинство мужчин, когда не могут принять решение, – свалил проблему на хрупкие женские плечи, в данном случае – на плечи миссис Харпер. Он сделал коротенькую приписку, в которой попросил мать, если ей это не будет сложно, связаться каким-нибудь образом с Доминик и объяснить ситуацию.

Увы, как и всякое половинчатое решение, попытка спрятаться за мамину юбку не внесла покоя в смятенную душу специального агента Харпера: оказавшись на борту самолета, он продолжал думать о Доминик.

Доминик, несомненно, была рада провести с ним прошлый уикенд, думал он, но, с другой стороны, она не сказала ни одного слова, которое позволило бы ему надеяться, что она испытывает к нему какие-то чувства. Сидней вдруг поймал себя на мысли, что рассуждает как влюбленный, который терзается неизвестностью, отвечают ли ему взаимностью. Что за чушь! Конечно, она к нему никаких чувств не питает... И хорошо, что это так. Мысль о том, что девушка любит его, но из простой порядочности не позволяет себе говорить об этом мужчине, который принадлежит другой женщине, была столь невыносима, что Сидней немедленно выкинул ее из головы. Он же не собирался ее целовать, это получилось само собой. Просто глупая ошибка! Правда, ошибка эта из тех, которые сначала совершаешь, а уж потом соображаешь, что делать этого не следовало. Остается надеяться, что она не придала этому особого значения. Вообще-то она не похожа на девушку, у которой большой опыт по этой части, так что наверняка решила, что он просто с ней так попрощался. В конце концов, они же друзья... А друзья всегда на прощание целуются, ничего в этом такого нет...

Зря он попросил маму известить Доминик о своем отъезде! Но тут уж ничего не поделаешь... Авось, за ту неделю, что его не будет, все как-нибудь само уладится. А теперь – забыть о Доминик! Сидней велел себе сосредоточиться на том непростом деле, которое ему предстояло в Штатах. Ему не пришлось приказывать себе забыть о Патрисии по той простой причине, что он о ней ни разу не вспомнил.

Весь уикенд Доминик не знала, куда себя девать. Заставить себя куда-нибудь пойти она так и не смогла. Бесцельно бродила по своему любимому Сент-Джеймсскому парку и не могла дождаться, когда наступит наконец утро вторника и она пойдет на работу в «Тейт». Итак, Сидней не появился и никак не дал о себе знать. Что ж, тем лучше, уговаривала она себя: тем легче будет его забыть. Надо перестать о нем думать! Но он не выходил у нее из головы.

Доминик хорошо знала, каково это – любить кого-то, кому ты безразлична. Она не тешила себя иллюзиями, что его поцелуй, пусть это и был настоящий поцелуй, не значил ничего. Вот если бы она была хорошенькая, тогда можно было бы еще на что-то надеяться. Однако здравый смысл Доминик давным-давно убедил ее, что мужчины не находят ее ни привлекательной, ни желанной. Скорее всего, он просто жутко тосковал по своей худосочной невесте и не знал, куда девать неутоленную страсть, а тут она и попалась под горячую руку.

Это вполне разумное заключение ничуть, однако, не помогло ей заснуть в понедельник вечером. Всю ночь она тихо плакала в подушку. Увидеть его снова – вот и все! Честное слово, ей больше ничего не нужно. Ну нельзя же так: взять и просто исчезнуть! А вдруг с ним что-нибудь случилось?! А она даже не знает, где он! Какой же надо быть дурой, чтобы влюбиться в мужчину, который вот-вот поведет к алтарю другую... Поведет к алтарю женщину потрясающей красоты и шарма... Как можно было влюбиться в человека из мира богачей и аристократов, мира, вход в который ей закрыт.

Что ж... В конце концов, от несчастной любви не умирают, жизнь так или иначе продолжается, и обязательно наступит день – надо только потерпеть, – когда Сидней Харпер станет для нее не более чем приятным воспоминанием. Не забывай, ты приехала сюда работать и учиться, а не страдать от неразделенной любви. Она будет работать еще больше, чем прежде, она не позволит, чтобы даже минута ее пребывания в Великобритании пропадала зря, она в совершенстве овладеет английским... А по выходным будет путешествовать и увидит столько Англии, сколько успеет.

Это смелое решение позволило ей кое-как прожить почти всю неделю. По крайней мере, она не ударялась в слезы каждые пять минут и даже смогла заставить себя смеяться шуткам своих коллег. Только вечерами, когда ложилась в постель, становилось совсем туго, и тогда она позволяла себе немножко поплакать.

Знай Эндикот, как мучается Доминик от тоски и неизвестности, он не стал бы откладывать поездку к миссис Харпер на самый конец недели. Доминик ему сразу очень понравилась. Эндикот, однако, не подозревал ни о чем, а поскольку мать его хозяина давно привыкла к внезапным исчезновениям своего любимого чада, то она не будет волноваться, что сын не появляется и не звонит каких-то пять дней... Посему записку Сиднея миссис Харпер смогла прочесть только в пятницу днем.

Просьба сына связаться с Доминик привела ее в ярость: ее отважный сыночек явно предоставляет любимой мамочке разбираться с его женщинами. Ситуация ей была совершенно очевидна: Сид влюбился в эту милую бельгийку и теперь не знает, что ему делать. То, что сына тянет к Доминик, мать поняла в первый же момент, когда он привез девушку к ней в дом две недели назад. И вот, вместо того чтобы честно объясниться с этой мерзкой Патрисией и открыто сказать Доминик о своих чувствах, сын призывает на помощь мать. Миссис Харпер была единственной женщиной, которая давно разгадала тайну Сида. Это живое воплощение мужественности в глубине души панически боится женщин. Мать прекрасно понимала, почему сын ухитрился дожить почти до тридцати лет, так и не связав себя брачными узами. Ладно, пусть только вернется – она скажет ему все, что о нем думает...

Тем не менее в данной ситуации придется помочь сыну – это она прекрасно понимала. Нельзя допустить, чтобы нерешительность Сиднея вынудила его жениться на Патрисии. Патрисия ей очень не нравится, а вот Доминик понравилась ей сразу. Самым привлекательным в ней для миссис Харпер было то, что девушка искренне любит ее сына, любит таким, какой он есть. С ней он может быть действительно счастлив – значит, надо сделать все, чтобы они были вместе...

Доминик детально распланировала, как она проведет эти выходные. План был увлекательный и широкомасштабный. Он включал в себя многочисленные железнодорожные и автобусные маршруты. Доминик понимала, что рискует потеряться где-нибудь в Девоншире, зато у нее не будет ни одной свободной минуты, чтобы думать о Сиднее. Кроме того, появится, о чем написать домой...

В субботу вечером, когда Доминик вернулась с работы, на стойке портье ее ожидало письмо. Конверт был солидный, но без почтовой марки, стало быть, он прибыл с оказией. На конверте изящным почерком было написано ее имя и адрес. На какое-то мгновение надежда заставила ее сердце забиться быстрее, но здравый смысл немедленно охладил ее пыл: Сиднею Харперу не было никакого смысла писать ей, да и почерк на конверте был явно не мужской. Вскрыв розовый бумажный четырехугольник, она извлекла сложенный вчетверо лист дорогой писчей бумаги и с удивлением обнаружила, что письмо от матери Сиднея.

Миссис Харпер вежливо интересовалась, не хочет ли мисс ван Блоом приехать к ней на ланч и провести у нее дома воскресный вечер? Сидней неожиданно уехал по делам, а она была бы рада еще раз повидаться с Доминик. В случае согласия мисс ван Блоом Эндикот привезет ее на машине, а вечером доставит обратно в гостиницу. Не затруднит ли мисс ван Блоом подтвердить свое согласие по телефону или каким-либо иным образом. Внизу стояла витиеватая подпись, а чуть ниже – номер телефона миссис Харпер.

Доминик поднялась к себе в номер и еще раз перечитала письмо. Потом присела на кровать и задумалась. Само собой, ей очень хотелось поехать, миссис Харпер ей страшно понравилась, да и побывать снова в ее доме было бы здорово, но, может, лучше все-таки отказаться? Когда она снова попадет в дом, в котором провела один из самых счастливых вечеров в своей жизни, воспоминания, которые лучше не ворошить, могут нахлынуть на нее с новой силой. С другой стороны, его же там не будет, напомнила она себе...

В конце концов она набрала номер телефона миссис Харпер, поблагодарила за приглашение и сказала, что приедет.

Эндикот заехал за ней сразу после десяти. Какое-то время Доминик потратила на изучение своего скудного гардероба, пытаясь подобрать что-нибудь подходящее к случаю, но ничего, что хоть сколько-нибудь соответствовало величию и элегантности родового гнезда Харперов, она, естественно, не обнаружила. Придется, как всегда, воспользоваться жакетом и юбкой, а к ним есть подходящая шелковая блузка. Да вообще-то все это не так важно, сообразила Доминик, раз Сида там все равно не будет. А если бы и был, то все равно не обратил бы внимания, как она одета.

Эндикот церемонно распахнул перед ней дверь хозяйского «порше» и был явно польщен, хоть и не показал виду, что она села с ним рядом, а не на заднее сиденье. К своему удивлению, Доминик обнаружила, что абсолютно не ощущает в присутствии старого слуги своей всегдашней скованности. Они довольно весело болтали всю дорогу о разных пустяках. Когда прибыли на место, Эндикот помог ей выйти из машины и проводил в дом. Кенди приветливо с ней поздоровалась, помогла снять жакет и пригласила в гостиную.

Миссис Харпер сидела в своем обычном кресле, у ног ее устроился Брюс. Увидев Доминик, он вскочил на свои короткие лапы и весело потрусил к девушке поздороваться.

– Доминик, дорогая, присаживайтесь, – сказала миссис Харпер. – Кенди сейчас подаст чай. Как мило с вашей стороны составить компанию скучной пожилой женщине. Думаю, что вы захотите как следует осмотреть дом? Здесь есть несколько любопытных вещиц. Насколько я знаю, вы неплохо в этом разбираетесь. Но сначала давайте выпьем чаю и немного поболтаем. Итак, как ваши дела?

Они непринужденно разговаривали, наслаждаясь чаем с гренками, но ни та, ни другая ни слова не сказали о Сиднее. Доминик, которая надеялась хоть что-нибудь услышать о нем, даже слегка расстроилась. Впрочем, времени впереди много, может быть, позже...

Потом они совершили экскурсию по дому.

– Здесь найдется на что посмотреть, – заметила мимоходом хозяйка. – Один только первый этаж займет у нас все оставшееся до ланча время.

Доминик с удовольствием побыла бы в гостиной еще, чтобы вдоволь налюбоваться чудесными японскими гравюрами, которые можно было изучать часами. Однако она без возражений последовала за миссис Харпер в огромную столовую. И тут Доминик увидела настоящий обеденный стол эпохи Регентства, тот самый, который показывают в кинофильмах про английских аристократов. Стены столовой были обшиты резными дубовыми панелями, а среди висевших в столовой полотен она с восторгом обнаружила настоящего Гейнсборо.

Доминик внимательно изучала портретную галерею, думая, до какой же степени Сидней Харпер похож на своих предков. Однако вслух она предпочла этого не говорить и молча последовала за хозяйкой в небольшую комнатку, оклеенную бумажными обоями. У широкого окна стоял ломберный столик, а вокруг него мягкие кресла с высокими спинками. Она не нашла, сколько ни искала, ни одной вещи, которая напоминала бы, что на дворе вторая половина XX века. Комнатка была словно создана для того, чтобы в ней с удовольствием бездельничать.

– Я здесь частенько посиживаю, – сказала миссис Харпер. – Вяжу или вышиваю, иногда пишу письма. Внуки называют ее бабушкиной комнатой.

– О, внуки... И много их у вас?

– Пятеро пока... У меня две дочери. Надеюсь, когда Сид наконец женится, внуков станет еще больше. – Миссис Харпер украдкой глянула на Доминик.

– И правильно делаете, что надеетесь, – весело сказала Доминик, хотя сердце у нее сжалось от боли, когда ей напомнили о скорой женитьбе Сиднея. – Дети – это так здорово. К тому же этот дом просто создан для них, не так ли?

Молодец, девочка, с одобрением отметила миссис Харпер: ничем не выдала своих настоящих чувств, хотя ей очень больно. Меня ведь не обманешь, я тоже женщина. Девушка была ей явно по сердцу, и Сиду – она в этом не сомневалась – Доминик тоже по сердцу. Хорошо, что она ее пригласила... Миссис Харпер тихонько вздохнула, так чтобы Доминик ничего не заметила.

Немного позднее, угощая девушку рюмкой шерри перед ланчем, хозяйка заметила:

– Вам обязательно надо будет приехать снова, чтобы спокойно покопаться в моих сокровищах. Все, что есть в доме ценного, занесено в каталог, так что трудностей у вас не будет.

– Я была бы этому очень рада, миссис Харпер. Только я еще не знаю, сколько продлится моя стажировка в «Тейт».

Ланч подали в малую столовую. Миссис Харпер и Доминик уселись рядышком на одном конце стола. Как только Доминик увидела золотые дынные шары, лобстеров в желе, нормандский салат, густую сметану и рисовый пудинг, облитый вишневым сиропом, у нее потекли слюнки. Со стен столовой многочисленные предки Сиднея ехидно глядели, как лихо расправляется с ланчем Доминик. Отсутствием аппетита она никогда не страдала.

Когда они перешли в гостиную выпить кофе, миссис Харпер мимоходом заметила:

– Сид вам случайно не звонил из Филадельфии?

– Нет. – Доминик слегка напряглась. – Он поехал к своей невесте?

Миссис Харпер сделала вид, что не заметила пристального интереса гостьи к матримониальным планам своего сына:

– О нет, случайное совпадение. У Сида там появились срочные дела. Пат, кстати, вернулась из Америки еще в конце прошлой недели – она мне звонила из Рединга.

Доминик вдруг поняла, что впервые за прошедшую неделю у нее хорошее настроение. Значит, Сидней вовсе не забыл про нее – ему просто пришлось срочно уехать... Уехать по делам, а вовсе не к Патрисии. Вся ее выстраданная за эту тяжкую неделю решимость больше не вспоминать о нем улетучилась без следа.

Миссис Харпер наклонилась и погладила Брюса по жесткой густой шерстке.

– Эндикот привез мне Брюса, пока Сида нет в Лондоне. Пес скучает без него... Так же, как и я...

– Вам не трудно вдвоем с Кенди справляться с таким большим домом?

– Эндикот приезжает к нам всегда, стоит мне попросить: мы с ним друзья с детства, выросли в этой усадьбе.

– А ваши дочери, наверное, здесь часто бывают?

– Они далековато живут: Ортанс в Шотландии, возле Абердина, а Мод на острове Уайт. У них обеих маленькие дети, и им трудно часто навещать меня, но звонят они по нескольку раз в неделю, – улыбнулась миссис Харпер. – Мои дети очень обо мне заботятся, иногда даже слишком... – Она поставила чашку с кофе на столик. – Хотите посмотреть второй этаж, Доминик?

– С удовольствием.

– Это займет у нас довольно много времени, а потом поболтаем, пока Кенди не подаст чай.

Осмотр второго этажа действительно занял много времени. Особенно ее воображение поразила гигантских размеров кровать с резными спинками и массивным пологом. Доминик с трудом удержалась от желания попросить у хозяйки разрешения немножко на ней поваляться. Однако правила хорошего тона вынудили ее последовать за миссис Харпер в следующие помещения, одно другого интереснее.

– Я бы еще много чего могла бы вам показать, но, честно говоря, я немножко утомилась, – взмолилась наконец хозяйка.

Они не спеша спустились вниз, и в этот момент раздался звон колокольчика у входной двери. Эндикот пошел открывать.