Текст книги "Я - Златан"

Автор книги: Давид Лагеркранц

Соавторы: Златан Ибрагимович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

– Я хочу, чтобы ты знал… – начал Россель.

– Да?

– Я сейчас совершаю худшую сделку в моей жизни. Я продаю тебя слишком дёшево, Ибра!

– Видите, сколько может стоить никчемность тренера.

– Я знаю, что с этим не всё в порядке, – сказал он, ставя подпись.

Теперь была моя очередь. Я взял ручку в руки, все смотрели на меня, и чувствовал, что должен что-то сказать. С другой стороны, а почему бы и нет. Может, слишком уж долго я молчал. И у меня из груди вырывалось несколько вещей.

– У меня есть послание для Гвардиолы, – я начал так, что все напряглись: Что сейчас происходит? Может, хватит уже спорить? Может, он просто подпишет?

– Так что у тебя?

– Ах да. Передайте ему…– а потом я озвучил, что именно я хотел ему сказать.

Все в комнате задержали дыхание. Они, наверное, думали, как же так вышло, что он только сейчас во всём признаётся? Но поверьте, я должен был это сказать. Что-то в голове щёлкнуло. Я снова чувствовал мотивацию. Одна только мысль о возможности снова делать своё дело подстёгивала меня. Это правда.

Поставив на документе подпись и произнеся эти слова, я снова стал собой. Это было похоже на пробуждение после кошмара, и впервые за долгое время я жутко хотел играть в футбол. Все плохие мысли ушли, и я снова стал играть в удовольствие. Вернее сказать, смешались радость и злость: радость, что я вырвался из «Барсы» и злость, что один человек погубил свою мечту.

Я будто снова стал свободен, стал видеть всё более чётко. Мне приходилось подстёгивать себя по ходу дела, убеждать, что не так уж всё и плохо, что я им всем ещё покажу. И продолжал действовать в этом ключе. Но сейчас, когда это действительно закончилось, я понял, как тяжко всё было. Невероятно трудно. Человек, который очень много для меня значил, как футболист, оказал мне такой холодный приём. Это было едва ли не худшее, через что мне пришлось проходить. Я был под невероятным давлением. В таких ситуациях просто нужен тренер.

А что я получил? Парня, который меня избегал. Парня, для которого я будто не существовал. Я должен был стать суперзвездой. А вместо этого я ушел, чувствуя, что не нужен. Чёрт возьми, я работал с Моуринью и Капелло, двумя самыми дисциплинированными тренерами в мире, и с ними у меня никогда не было проблем. А тут этот Гвардиола… Я бесился, когда об этом вспоминал. Никогда не забуду, как я сказал Мино:

– Это он во всём виноват.

– Златан.

– Да?

– Мечты могут осуществиться и сделать тебя счастливым.

– Ну да.

– Но мечты могут осуществиться и убить тебя.

Я сразу понял, что это правда.

Моя мечта сбылась и разрушилась в «Барсе». Я шёл вниз по лестнице к морю журналистов, ждущих снаружи. И вот тогда-то ко мне и пришла мысль: я не хочу называть его настоящим именем. Нужно было что-то другое, и я вспомнил всю чушь, которую он нёс, когда разглагольствовал. И вдруг, за пределами «Камп Ноу» я придумал. Философ!

Я буду звать его Философом!

– Спросите Философа, в чем проблема, – сказал я, собрав внутри остатки гордости и злобы.

«Теперь мы выиграем всё». Я – Златан. Часть сорок третья

Внимание ко мне было приковано огромное. Помню, как Макси сказал две вещи. Первая – просто смех. Он спросил: «Почему все смотрят на тебя, папа?» Я попытался объяснить ситуацию: «Папа играет в футбол. Люди смотрят на меня по телевизору и думают, что я хорошо играю». После этого я загордился собой – а папа-то хорош. Но потом дело повернулось в другую сторону. Няня об этом рассказала.

Макси спросил, почему все смотрят на него. Конечно, это из-за того, что много чего происходило в те дни, особенно с тех пор, когда мы прибыли в Милан. Хуже всего то, что он добавил: «Мне не нравится, когда на меня так смотрят». Я чувствителен к таким вещам. Он что, теперь будет чувствовать себя другим? Ненавижу, когда дети начинают чувствовать себя чужими, потому как это навевает воспоминания из моего детства: Златану тут не место, ведь он такой-то и такой-то. Такие вещи живут внутри меня.

В таком случае я старался проводить много времени с Макси и Винсентом. Они замечательные, прямо-таки дикие дети. Но это было непросто. Ситуация выходила из-под контроля. После того, как я поговорил с журналистами за пределами «Камп Ноу», я поехал домой, к Хелене.

А она, похоже, не ожидала, что придётся переезжать так скоро. Я думаю, что она бы хотела остаться. Но она лучше других знала, что если у меня плохи дела на футбольном поле, то я просто сникаю, и это сказывается на всей семье. Поэтому я сказал Галлиани: я хочу переехать в Милан со всеми: Хеленой, мальчиками, собакой и Мино. Галлиани закивал, мол, да, конечно, всех бери с собой. Очевидно, что он организовал что-то особенное. И мы покинули Барселону на одном из миланских частных самолётов. Помню, как мы приземлились в аэропорту «Линате» в Милане. Как будто Обама прилетел. Восемь чёрных «Ауди» стояли перед нами, и была развёрнута красная дорожка. Я вышел с Винсентом на руках.

Буквально пару минут у меня брали интервью несколько специально подобранных журналистов, с Milan Channel, Sky и парочка других, а по ту сторону ограждения кричали сотни фанатов. Это было великолепно. Я чувствовал, что клуб ждал этого очень долгое время. Пять лет назад, когда Берлускони забронировал столик для него и меня в Ristorante Giannino (прим.пер. – один из миланских ресторанов), люди думали, что всё уже было решено, и тщательно подготовились к этому. Даже на официальном сайте сделали красиво: сначала страница была чёрной, а потом в центре появлялся огонёк, а потом, после некоторых звуковых эффектов, появлялось моё имя – Ибрагимович. Появление тоже сопровождалось громкими звуками, а имя мигало. Потом появились слова: «Наконец-то наш!»

Это безумие. Они и сейчас это сделали, но никто не ожидал того, что сайт упадёт. Я помню, как проходил мимо ограждений, а фанаты выкрикивали: «Ибра, Ибра!»

Я сел в одну из «Ауди», и мы поехали по городу. В городе был хаос: Златан прилетел. За нами ехала куча машин, скутеров, телекамер. Это было так смешно. Адреналин скакал, и я понял, какой же чёрной дырой была Барселона. Как будто меня посадили в тюрьму, а когда я вышел из неё, сразу попал в фестивальную толпу. Я всюду чувствовал, что меня ждёт весь Милан. Им хотелось, чтобы я взял на себя ответственность, чтобы я вёл их к новым трофеям. Мне это нравилось.

Улица перед отелем Boscolo, в котором мы собирались остановиться, была оцеплена. Жители Милана кричали, размахивали руками. А уже внутри отеля его руководство встало в ряд и поклонилось. В Италии футболисты подобны богам, и нас заселили в роскошный номер. Сразу можно было сказать, что организация была на высшем уровне. Ведь это был солидный клуб с традициями. Я содрогнулся.

Я хотел уже играть в футбол, и в тот же день «Милану» предстоял матч открытия сезона против «Лечче». Я спросил у Галлиани, могу ли я сыграть в этом матче.

Это было невозможно, потому что ещё не вся бумажная волокита была завершена. Но я всё равно поехал на стадион. Меня собирались представить в перерыве матча. Я никогда не забуду это чувство. Я не хотел заходить в раздевалку, чтобы не беспокоить игроков во время отдыха. Но рядом с раздевалкой была комната отдыха. Галлиани, Берлускони, я и ещё несколько больших шишек присели туда.

– Ты напоминаешь мне игрока, который уже играл у меня, – сказал Берлускони.

Конечно, я догадался, о ком он говорил, но я сыграл вежливого.

– Кого же? – спросил я.

– Парня, который мог сам решать проблемы.

Он говорил, конечно же, о ван Бастене. А потом он официально приветствовал меня: «Это большая честь» и прочее, потом мы пошли на трибуны. Мне нужно было сидеть в двух местах от него по каким-то политическим причинам. Мужик постоянно попадал в какие-то переделки. Тогда всё было более или менее спокойно, по сравнению с тем, что было потом. Через два месяца поползли слухи, связанные с Берлускони, которые касались юных девушек, судебных разбирательств.

Но тогда он был на стадионе. И он выглядел довольным. Я начал чувствовать эту атмосферу. Люди скандировали моё имя. Когда я выходил на поле, они постелили красную дорожку и установили маленькую сцену на поле. Я ждал какое-то время в технической зоне. Казалось, что ждал долго. Стадион был заполнен до краёв, несмотря на то, что на дворе был август, и курортный сезон ещё не кончился. Я наконец вышел на поле. Рёв прошёл по трибунам. Я снова почувствовал себя маленьким мальчиком. Но долго это ощущение не продолжалось, ведь я уже был в подобной ситуации, на «Камп Ноу». Под аплодисменты я прошёл по красной дорожке, у которой стояли дети. Много детей. Я всем давал «пять». Наконец, я поднялся на сцену.

– Теперь мы выиграем всё, – сказал я по-итальянски, и трибуны заорали ещё громче.

Стадион буквально дрожал. После этого мне вручили футболку с моей фамилией на ней, но без номера. Его пока не было. Мне предложили несколько вариантов на выбор, но номера были так себе. Появился шанс, что я получу 11-й номер, который на тот момент был у Класа-Яна Хунтелара. Его выставили на трансфер, но ещё не продали, поэтому мне пришлось ждать. В любом случае, всё начиналось с этого. Я собирался помочь «Милану» выиграть первый титул чемпионов Италии за семь лет. Я пообещал, что в клубе начнётся славное время.

Нас с Хеленой сопровождали телохранители. Некоторые могут подумать, что это непозволительная роскошь. Нет, это вовсе не роскошь. В Италии звёзды футбола окружены истерией, огромным давлением. Происходили некоторые плохие вещи, не только пожар в Турине. Когда я играл в «Интере», был один матч на «Сан-Сиро», и нас навестила Санела. Они с Хеленой поехали на стадион на новом большом Мерседесе. У стадиона были пробки и царил хаос. Хелена продвигалась вперёд буквально по миллиметрам, и посему у людей вокруг было много времени, чтобы посмотреть на неё и понять, кто она. А потом какой-то парень на мотороллере быстро пролетел мимо Мерседеса, попутно задев боковое зеркало.

В подобной ситуации Хелена не могла сказать наверняка, намеренно это было сделано или нет. Было похоже на случайность. Она открыла окно, поправила зеркало. И кое-что увидела краем глаза: другой парень в велосипедном шлеме бежал к ней, и она поняла, что это ловушка. Она попыталась закрыть окно, но это была новая машина, к которой она ещё не приспособилась. Хелена нажимала все кнопки, но не успела закрыть окно вовремя. Парень подбежал и ударил её в лицо.

Началась драка, и Мерседес врезался в машину, стоявшую впереди. Парень пытался вытащить Хелену из окна. К счастью, рядом была Санела. Она ухватилась за Хелену и держала её. Полнейшее безумие. Казалось, что это была схватка не на жизнь, а на смерть. Наконец Санела затащила Хелену обратно в машину, а потом ей каким-то образом удалось развернуться.

И она ударила этого ублюдка в лицо. А на ней были каблуки в 10 см. Это наверняка было адски больно, и парень убежал. Потом около машины собралась толпа. Несколько ушибов у Хелены осталось после этого хаоса.

Всё могло кончиться очень плохо, и, к сожалению, это был не единственный подобный случай. Поэтому нам и нужна была защита.

Мой телохранитель отвёз меня на тренировочную базу в Миланелло в первый день. Я проходил обычное медобследование. Миланелло находится примерно в часе езды от Милана. Конечно же, у ворот ждали фанаты. Я почувствовал весомость традиций «Милана», когда приветствовал легенд клуба: Дзамбротту, Несту, Амброзини, Гаттузо, Пирло, Аббьяти, Зеедорфа, Индзаги, молодого бразильца Пато. И Аллегри, не самый опытный тренер, который только что пришёл из «Кальяри», тоже показался приятным человеком. Порой твои способности ставят под вопрос, когда ты приходишь в новую команду. Ты сражаешься за места в клубной иерархии, за звёздный статус. Но здесь я сразу почувствовал уважение к себе. Может, я не должен говорить об этом, но многие игроки впоследствии сказали мне, что я поднял моральный дух команды на 20 процентов. Что я вывел их из тени. Что «Милану» было не так туго в чемпионате эти несколько лет. Да и в городе долгое время клуб не был на первых ролях.

Ведь доминировал «Интер». Причём с тех пор, когда я перешёл туда, с 2006-го года. Капелло как-то сказал, что тренировки важны так же, как и сами матчи, и с этой установкой я и переходил тогда. Нельзя тренироваться абы как и играть агрессивно. Надо биться каждую минуту, иначе я настигну тебя, говорил Капелло. Я всюду ходил, пытаясь воодушевить парней, подшучивая над ними. Словом, делал всё то, что я делал везде. Везде, кроме «Барселоны». Это напомнило мне о первых днях в «Интере». Веди нас вперёд, говорили парни. И я подумал: баланс сил теперь снова пошатнётся. Я отдавал всего себя на каждой тренировке, я кричал на всех так же, как я делал это до «Барселоны». Я шумел, орал, насмехался над проигравшими. И меня спрашивали: чувак, что с тобой? Мы давно не видели таких воодушевлённых людей.

В команде был и другой новичок, Робсон де Соуза, но люди называли его Робиньо. Я поучаствовал в этом переходе. Галлиани спросил меня, когда я ещё был в «Барселоне», мол, что я о нём думаю и смогу ли с ним играть.

«Отличный игрок, покупай его. Остальное – дело техники».

Клуб заплатил за него 18 миллионов евро, что казалось малой суммой. Престиж Галлиани поднялся на этом фоне: ему удалось сбить цену на меня и на Робиньо. Не так давно «Манчестер Сити» выложил за бразильца едва ли не в два раза больше. Но эта покупка была достаточно рискованной. Робиньо был невероятно одарённым игроком, но немного подрастерял талант. В Бразилии нет иного Бога, кроме Пеле, а в 90-е годы он руководил юношеской организацией «Сантоса». «Сантос» был родным клубом Пеле, и они долгие годы проходили через огонь, воду и медные трубы. Люди мечтали о том, что он откроет миру нового суперталанта, но немногие верили в то, что это произойдёт. Новый Пеле! Новый Рональдо! Игрок, который появляется лишь несколько раз за столетие. Пеле присутствовал на первой его тренировке, и он был поражён. Говорят. Что он даже прервал тренировку, чтобы подойти к этому худощавому, бедному мальчику на поле, и сказал:

– Я готов разрыдаться… ты напоминаешь мне меня самого.

Робиньо. Он вырос и стал звездой мирового масштаба, которую ждали в своих рядах многие клубы. По крайней мере, поначалу. Его купил мадридский «Реал», а потом он перешёл в «Манчестер Сити». Но в последнее время его рекламировали уже больше с негативным подтекстом. Вокруг него много чего происходило. Мы сдружились в «Милане», ведь мы оба выросли в трудных условиях, и в наших жизнях было много общего. На нас орали из-за того, что мы передерживали мяч. Мне нравилась его техника. Но он частенько был несосредоточенным, и много финтил на своём фланге.

Я хорошо понимал его. Я хорошо понимал всех игроков команды. Перед моим первым матчем на выезде против «Чезены» я прямо-таки излучал энергию. Страницы газет были набиты статьями о том, что я собираюсь показать с первого матча, что я значу для новой команды.

В основе в атаке вышли я, Пато и Роналдиньо. Казалось, что это мощно. Робиньо начал в запасе. Но всё бесполезно. Я изнурил себя с самого начала, как я частенько делал в «Аяксе». Хотел слишком многого, а получили мы слишком мало: на перерыв мы ушли, уступая «Чезене» со счетом 2:0. Мы, «Милан», проигрываем «Чезене»? Это меня бесило, и я выкладывался на поле максимально, но ничего не получалось. Я пахал, как собака, и ближе к концу мы получили право на пенальти. Кто знает, может, мы бы перевернули игру? Я пошёл бить пенальти. Удар пришёлся в штангу. Мы проиграли. Как, вы думаете, я себя чувствовал?

Мне ещё пришлось проходить допинг-тест после матча. Я зашёл в тот кабинет, будучи злее чёрта, что аж стол сломал. Мужик в кабинете перепугался не на шутку.

– Успокойтесь, успокойтесь…

– Слушай, не говори мне, что надо делать, иначе закончишь, как этот стол.

Не стоило так поступать, он ведь ни в чём не повинный человек, отвечающий за допинг-контроль. Но с этим настроем я приехал в Милан, и после нашего поражения в глазах было темно. В таких случаях меня надо оставлять в комнате, где можно ломать и крошить. Внутри меня всё кипело, и я был рад, когда на следующий день пришли газеты, в которых мою игру признали слабой. Заслуженно. Мне оставалось лишь кулаки сжать.

Но в следующем матче лучше не стало. И в последующем. Я забил свой первый гол за «Милан» в ворота «Лацио», и мы даже были близки к победе. Но на последних минутах мы её упустили.

На этот раз не было допинг-контроля. Поэтому я сразу пошёл в раздевалку и со всей силы пнул доску, где тренер рисует игровые схемы. Она полетела, как снаряд, и попала в игрока.

– Не играйте с огнём, это опасно, – прорычал я, и в раздевалке воцарилась тишина. Думаю, все сидящие там люди точно поняли, что я имел в виду: мы должны были побеждать, и мы, мать вашу, не должны были пропускать ненужные голы в конце. Так продолжать было нельзя.

После четырёх матчей у нас было лишь пять очков. Во главе таблицы, конечно же, был «Интер». Я чувствовал, что давление на меня становится всё сильнее. Мы до сих пор жили в отеле Boscolo, и нам удалось немного освоиться. Хелена, которая не выходила на публику, дала первое интервью. Оно было для журнала Elle, и это был фарс. Каждое сказанное слово попадало в заголовок. Я мог сказать какую-то фигню в духе: «После встречи с Хеленой стало гораздо меньше лапши с фрикадельками». Эти фразы стали в журнале неким подобием признания в любви Хелене, что показывало, что я менялся. У меня был бзик по поводу прикованного к себе внимания, а сейчас я начал становиться более застенчивым.

Вокруг меня было не так много людей, и мы вели спокойную жизнь. Я сидел дома, и через несколько месяцев мы переехали в квартиру в центре города, которую для нас нашло руководство клуба. Конечно, это было мило, но там не было нашей мебели, наших вещей. Всё это было круто, но всё это было чужим. По утрам меня в фойе дожидался телохранитель, с которым мы ехали в Миланелло, где я завтракал перед тренировкой и обедал после неё. Постоянно было много всякой PR-фигни, фотосессий. Как всегда, это происходило в Италии, я был далёк от семьи. Перед выездными матчами мы оставались в отелях, а перед домашними – в Миланелло. И у меня появилось новое ощущение.

Ощущение тоски по дому. Винсент рос, он говорил всё больше. Это сумасшествие. Макси и Винсент так много раз переезжали с места на место, что они спокойно говорили на трёх языках: шведском, итальянском и английском.

Начинался новый этап в жизни, и я частенько задумывался, а чем же я займусь после окончания карьеры, а Хелена начнёт свою? Меня посещали подобные мысли. Порой я даже ждал конца карьеры. Порой – нет.

Но я был не менее заряженным на поле, и скоро футбольные дела начали налаживаться. Я решил исход семи-восьми матчей подряд, и вернулась старая добрая истерия. «Ибра, Ибра» повсюду. Газеты сделали фотоколлаж. В центре был я, а на мне вся остальная команда. Мол, я тащу весь «Милан» на своих плечах. Это обсуждали так горячо, как никогда прежде.

Я знал одну вещь, касающуюся футбола, лучше других: в футболе ты сегодня можешь быть Богом, а в другой день – совершенно бесполезным. Приближался главный матч осени, дерби против «Интера» на "Сан-Сиро". Никаких сомнений в том, что Ультрас меня будут ненавидеть, не было. Давление должно было только усилиться. Помимо всего прочего, у меня начались проблемы с одноклубником Огучи Оньеву, американцем размером с дом. Как-то я сказал одному товарищу в команде:

– Что-то серьёзное произойдёт. Я это чувствую.

«Меня настигало ощущение, что я перегорал». Я – Златан. Часть сорок четвертая, предпоследняя

Люди говорили, что он один из самых славных парней в мире. Огучи Оньеву напоминал боксера-тяжеловеса. Его рост был за 190 сантиметров, и весил он около ста килограммов. Несмотря на то, что он не выходил в стартовом составе команды, он был признан ранее лучшим игроком года в бельгийской высшей лиге среди легионеров и лучшим американским футболистом того года. Но он не справлялся со мной и попытался найти подход.

– Я не такой, как все другие защитники,– сказал он.

– Ну, молодец, возьми с полки пирожок!

– Меня не собьёт с толку твоя чушь, а ты только её и несёшь постоянно.

– О чём ты говоришь вообще?

– О тебе. Я видел тебя в игре, и ты только и делаешь, что болтаешь без умолку, – продолжил он. Это взбесило меня.

Не только потому, что я был сыт по горло всеми этими защитниками, которые пытались провоцировать меня. Я не тот, у кого случается словесный понос. Я себя на поле показываю. На протяжении многих лет я слышал столько дерьма… Цыган, что-то о моей маме, прочая хрень. Худший образец: «Увидимся после матча!» Что это за хрень, чёрт возьми? Мы собираемся устроить разборку на автостоянке? Это же нелепо. Я помню Джорджо Кьеллини, центрального защитника «Ювентуса», мы играли вместе. А уже потом, когда я выступал за миланский «Интер», мы встретились на футбольном поле, и он весь матч провисел на мне: «Всё уже не так, как было раньше, не так ли?» Он пытался спровоцировать меня, но потом сделал подкат сзади. Вот это вот трусливо, не так ли? Я не видел его в момент подката, но было очень больно. Очень. Но я промолчал, как я в таких случаях обычно и поступаю. Отплачу сполна при нашей следующей встрече, подумал про себя я. Отплачу так, что он долго не сможет после этого встать.

Не любитель я пустых разговоров. Я люблю действие, люблю потолкаться. Но тогда возможности отомстить я не получил, поэтому после финального свистка подошёл к нему, схватил за голову и потащил, как непослушного паса. Я видел испуг в глазах Кьеллини.

– Что ж, ты этого хотел. Как же так получается, что ты сейчас обсираешься по полной?, – прошипел я и отправился в раздевалку.

Я отвечаю своим телом, а не словами, и я также ответил и Огучи Оньеву. Но он продолжал. Однажды, когда я закричал: «Не было штрафного!» – он пытался утихомирить меня пальцем, мол, ты несешь всякую ересь. Тогда я и подумал: «С меня достаточно».

– Ты, отдай его мне, – сказал я.

Он снова попытался утихомирить меня, но я уже был на взводе. Но я не произнес ни слова, просто промолчал. Эта сволочь явно хотела увидеть, какую хрень я буду нести в такой ситуации. В следующий раз, когда у него был мяч, я бросился к нему и полетел шипами вперёд. Худший вариант подката. Но он увидел меня и отпрыгнул в сторону. Мы оба рухнули на землю. Моей первой мыслью было: «Чёрт возьми, мимо. Я достану его в следующий раз». Но не успел я встать и уйти, как почувствовал удар в плечо. Это была не лучшая твоя идея, Огучи Оньеву.

Я ударил его головой, и потом мы налетели друг на друга. Это была не простая потасовка. Мы хотели разорвать друг друга на куски. Мы, два тяжеловеса, катались по полю, избивая друг друга кулаками, коленями. Разумеется, вся команда бросилась нас разнимать. Но это было не так уж просто. От ярости мы просто сошли с ума. Да, конечно, тебе нужен адреналин на поле, для этого надо и подраться порой. Но это уже было за гранью. Дрались мы не на жизнь, а на смерть. Но самое странное случилось позже.

Огучи Оньеву со слезами на глазах начал молиться. Он перекрестился, и я подумал, а это ещё что? Меня это ещё больше разозлило. Походило на провокацию, но в этот момент подошёл Аллегри и сказал: «Успокойся, Ибра». Но никакой пользы это не принесло. Я просто обошёл его и снова побежал к Огучи. Но товарищи по команде меня остановили. Думаю, что это хорошо. Со стороны могло показаться противно, и впоследствии Аллегри вызвал нас обоих на ковёр. Мы пожали друг другу руки и извинились. Огучи был холоден, как рыба, и это был хороший знак для меня. Если он холоден, то и я буду таким, без проблем. После меня отвезли домой. Я позвонил Галлиани. Я не люблю обвинять других людей. Это не по-мужски, и это само по себе отстойно, особенно в команде, где ты выполняешь функции лидера.

– Слушай, – сказал я Галлиани. – На тренировке кое-что произошло. Это моя вина и я беру всю ответственность на себя. Я хочу извиниться и сказать, что приму любое наказание.

– Ибра, – ответил он. – Это «Милан». Мы так не работаем. Ты извинился. Теперь можем двигаться дальше.

Но это был не конец. Эта история попала в газеты, и у бровки присутствовали многочисленные болельщики. Всей-то истории никто не знал, хоть драка и стала достоянием общественности. Они написали, что потребовалось десять человек, чтобы оттащить нас друг от друга, а также то, что внутри команды начались треволнения, а Ибра снова стал вести себя, как раньше, и прочую чушь. Меня это не волновало. Пишите всё, что хотите! Но я дерьмово себя чувствовал, болела грудь, и нам пришлось провести обследование. В драке я сломал ребро, а с этим вы не сможете поделать ровным счётом ничего. Врачи просто наложили бандаж.

Пронесло, что называется. Полным ходом шла подготовка к дерби против «Интера». У нас были травмированы Пато и Индзаги, и многие страницы газет были исписаны об этом. Ещё писали о дуэли между мной и Матерацци. Наверняка игра будет грязной, говорили они. Матерацци насмехался надо мной, когда я поцеловал эмблему «Барсы» на «Камп Ноу». Большая часть была простыми разговорами, но одно было ясно наверняка: Матерацци будет играть против меня жёстко, работа у него такая. Важно было, чтобы команда остановила меня, ведь в таких ситуациях лишь один способ ответить – нанести такой же тяжёлый ответный удар. В противном случае ты потеряешь превосходство и рискуешь получить травму.

Нет худших болельщиков, чем ультрас «Интера». Они из тех, которые никого и никогда не прощают, и поверьте мне, я был их Врагом Номер Один. Никто не забыл нашу стычку в матче с «Лацио», и я, конечно, знал, что будут свист и уничижительные кричалки. Но, чёрт возьми, это же часть игры!

Я был отнюдь не первым игроком «Интера», который подписал контракт с «Миланом». Рональдо, к примеру, перешёл в «Милан» в 2007 году, а затем ультрас «Интера» освистывали его во всю мощь.

Матчи между «Интером» и «Миланом», или Derby della Madonnina, всегда получались очень эмоциональными, и не последнюю роль играла политика. То ещё противостояние было.

Как «Реал» против «Барсы» в Испании. Помню поведение игроков на стадионе. Все отражалось в их лицах. Большое событие. Важное событие. Мы возглавляли таблицу, и эта победа многое значила для нас. «Милан» не мог победить в дерби на протяжении последних нескольких лет. А «Интер» в том году привёз в Италию Кубок Чемпионов. Это был доминирующий «Интер». Но наша победа могла означать перераспределение власти. Я мог слышать рёв толпы на стадионе, перемешанный с музыкой, которая ревела из динамиков. В воздухе витала атмосфера ненависти, смешанная с духом карнавала. Я не нервничал.

Я просто был очень хорошо готов. Просто сидел и надеялся, что вот-вот побегу и ринусь в битву. Но, конечно же, я знал об избыточном выбросе адреналина. Из-за него ты можешь перегореть и полностью выйти из игры. Ты никогда не знаешь, что произойдет. Я хорошо помню начало матча и тот самый дикий рёв на «Сан-Сиро». Ты никогда не привыкаешь к этому. Всё окружающее тебя накаляется до температуры кипения. Зеедорф практически сразу имел отличный шанс открыть счёт ударом головой. Игра шла на встречных курсах.

На пятой минуте я получил мяч с правого фланга. Я включил дриблинг, вошёл в штрафную, и на мне повис Матерацци. Он, наверно, хотел подбежать и сказать что-то вроде: «Тебе никуда не деться!» Но он сыграл не по правилам и снёс меня, и я рухнул на землю. Первой мыслью было: это пенальти? Пенальти ли?

Это должен был быть пенальти. Но я не знал этого. Приём был ужасным. Конечно же, все игроки «Интера» взметнули руки, всем видом показывая, мол, что это ещё за хрень? Но судья побежал к одиннадцатиметровой отметке, и я задержал дыхание, ведь мне же бить с точки. Моя команда стояла позади меня, и не нужно быть телепатом, чтобы знать, о чём они думали: не промахнись, Ибра! Ради бога, забей этот пенальти!

Передо мной были ворота, голкипер, а за всем этим – ультрас «Интера». Они обезумели. Они свистели и кричали. Они делали всё возможное, чтобы сбить меня. У некоторых были лазерные указки, зелёным светом которых они светили мне прямо в лицо. Дзамбротта не сдержался. Он подбежал к арбитру:

– Вашу ж мать, они мешают Ибре. Они ослепляют его!

Но что он мог сделать? Искать виновников по всему стадиону? Ничего из этого не получилось бы. Я был полностью сосредоточен. Хоть под свет прожекторов меня ставь. Я просто хотел подойти к мячу и пробить. Уже точно знал, куда я его направлю: мяч полетит в правый от вратаря угол. Я остановился на пару секунд, и внутренний голос мне заявил: ты должен забить. Мой сезон начался с незабитого пенальти. Это не может повториться. Но об этом я думать не мог. На поле не стоит слишком много думать в принципе. Надо просто играть, и я подбежал и ударил.

Ударил именно так, как я себе и представлял. Мяч залетел в ворота, а я поднял руки вверх и посмотрел на ультрас, прямо в их глаза: ваши проклятые трюки не работают. Я сильнее всего этого. И я обязан сказать, что когда весь стадион взревел, и я увидел на большом экране: “«Интер» – «Милан», 0:1, Ибрагимович”, на душе стало хорошо. Я вернулся в Италию.

Несмотря на это, прошло всего несколько минут матча, и битва была напряжённой. На 60-й минуте был удален Абате. Играть против «Интера» вдесятером – не самое приятное занятие на свете. Мы работали в поте лица. Матерацци пристал ко мне, как пиявка, и в одном из эпизодов я бросился к мячу, врезался в него и уложил. Конечно, это было непреднамеренно. Но он всё еще лежал на земле, к нему подбежали одноклубники и врач. Ненависть болельщиков на трибунах увеличилась в разы, особенно в момент, когда Матерацци уносили с поля на носилках.

В последние 20 минут давление на нас было ужасным. Я был выжат, как лимон. От физического истощения меня чуть не вырвало. Но мы сделали это. Мы удержали преимущество и выиграли. На следующий день я должен был получить свою пятую награду лучшего футболиста Швеции. Я знал об этом заранее, посему хотел как можно раньше добраться до кровати. Но мы решили отправиться на вечеринку в ночной клуб «Кавалли». Хелена пошла вместе со мной. Мы спокойно сидели в уголке с Гаттузо, в то время как Пирло, Амброзини и все остальные праздновали, как сумасшедшие. На нас напало чувство облегчения, безумной радости. До четырёх утра нас дома точно не было.

В декабре «Милан» купил Антонио Кассано. У Кассано была такая же репутация «плохого парня», как и у меня, и он любит, чтобы на него обращали внимание и говорили о том, каким блестящим игроком он является. Парень прошёл через многое, и ему часто доводилось вступать в перепалки с разными игроками и тренерами, в том числе с Капелло в «Роме». Капелло даже придумал новый термин – Кассаната, что означает что-то иррациональное и сумасшедшее. Но играл Кассано великолепно. Мне это понравилось, и мы с ним хорошо сыгрались.