Текст книги "Я - Златан"

Автор книги: Давид Лагеркранц

Соавторы: Златан Ибрагимович
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Я был третьим бомбардиром Серии А. Говорили, что я важнейший игрок «Ювентуса». «Ибра, Ибра!» – все вокруг мной восхищались.

Но неприятности поджидали меня прямо за углом.

«Златан хочет Ferrari Enzo». Я – Златан. Часть двадцать восьмая

Я понятия не имел, что полиция и прокуроры прослушивают телефон Моджи, и это было, наверное, хорошо. Мы с «Миланом» сражались в верхней части турнирной таблицы, и впервые в своей жизни я жил вместе с кем-то. Хелена трудилась просто на износ. В дневное время она работала во Fly Me (авиаперевозчик – прим. переводчика) в Гетеборге, а вечером подрабатывала в ресторане и в то же самое время она училась в Мальме.

Она слишком много работала, и её стало подводить здоровье. Я сказал ей: «Хватит на сегодня. Просто останься со мной». Это было серьёзное предложение, я думаю, что она восприняла его хорошо. Наконец-то она получила время для того, чтобы вздохнуть полной грудью.

Я переехал из квартиры Индзаги в удивительные апартаменты с высокими потолками в том же здании на Пьяцца Кастелло. Оно напоминало мне церковь, а на первом этаже располагалось кафе под названием Mood (настроение в переводе с английского – прим.), где работали ребята, с которыми позже мы подружились. Иногда они обслуживали нас за завтраком, и хотя у нас не было детей, но зато у нас был мопс Хоффа, маленький пухленький зверь. Как-то мы купили три пиццы на ужин – одну для меня, одну для Хелены и одну для Хоффа. Он съел её всю за исключением корки, которую он распотрошил и разбросал по всей квартире – огромное спасибо! Эта собака была нам как маленький толстенький ребенок, и мы хорошо проводили время. Правда, мы всё же были из разных миров.

В один из наших отдыхов мы полетели вместе с моей семьей бизнес-классом в Дубай. Я и Хелена знали, как нужно вести себя во время рейсов и всё такое прочее. Но моя семья немного отличалась от меня самого: в шесть утра мой младший брат захотел виски. Маме не нравилось, когда мы пили алкоголь, и только представьте, что она сделала дальше. Это был её способ решения вопроса. Она просто взяла правый ботинок и стала бить по голове Кеки. Просто бах, бум и Кеки сошел с ума. Он пытался ответить. Шесть часов утра, огромный переполох в бизнес-классе. Я смотрю на Хелену, а она просто хочет провалиться сквозь землю.

Обычно я отправлялся на тренировочную базу в 9:45, но в один прекрасный день я опаздывал. Я летал по квартире, мне почудился запах дыма. Ну, так, по крайней мере, сказала Хелена. Я не знаю. Единственное, что я знаю на сто процентов: когда я открыл дверь, чтобы выйти, вне парадной двери был пожар. Кто-то собрал в охапку несколько роз и поджег их. В здании у всех нас были газовые плиты, и в соседнем подъезде вдоль стены была проложена газовая труба. Всё могло кончиться очень плохо. Мог запросто произойти взрыв. Но мы таскали воду вёдрами и потушили огонь, и мне было жаль, что я не открыл дверь на тридцать секунд раньше. Этот идиот был бы пойман с поличным, и я бы уничтожил его.

Полиция так и не узнала, кто это сделал и позже мы забыли об этом случае. Вы не можете все время беспокоиться.

Существуют и другие вещи, о которых стоит думать. Все время поступал новый материал для раздумий, и произошло много чего. К примеру, в Турине у меня была встреча с двумя клоунами из Aftonbladet (шведский таблоид – прим.).

Это случилось, когда я еще жил в отеле Meridien. Aftonbladet хотел улучшить наши отношения, так сказали они. Я приносил деньги им и Мино думал, что самое время зарыть топор войны. Но помните, что я просто так не забываю. Материалы врезались в мою память. Я помню всё и всегда получаю своё даже десять лет спустя.

Когда ребята из газеты прибыли, я был в своем номере в отеле, и я думаю, что они вели какие-то переговоры с Мино. Когда я спустился, то почувствовал, что оно того не стоит. «Сфабрикованный полицейский отчёт!», «Как вам не стыдно, Златан!», – и это по всей стране. Я даже не поздоровался. Я был просто разъярён. Во что они играют? Думаю, научил их уму-разуму, и, возможно, изрядно напугал. Я даже бросил бутылкой воды, метя в голову.

– Хрен бы вы справились, будь на моём месте.

Я был сыт всем этим по горло и был зол, и, наверное, сложно объяснить вам под каким давлением я находился. Это были не только средства массовой информации. Это были фанаты, болельщики, тренеры, руководство клуба, мои товарищи по команде, деньги. Я должен был играть, и если не мог забивать голы, то должен был выслушивать об этом всём от каждого, и мне нужно было найти какой-то выход. У меня был Мино, Хелена, ребята по команде, но они были чем-то не тем, простые вещи, как и мои автомобили, которые давали мне ощущение свободы. В то время я получил свой Ferrari Enzo. Автомобиль стал частью моих условий при контрактных переговорах. Там был я, Мино, а затем Моджи и Антонио Джираудо, исполнительный директор, и Роберто Беттега. Мы сидели в комнате, обсуждали мой контракт, когда Мино вдруг сказал:

– Златан хочет Ferrari Enzo!

Все просто переглянулись. Мы не ожидали чего-то другого. Enzo являлся последней моделью Ferrari: самый потрясающий автомобиль, который когда либо был выпущен компанией, и было сделано только 399 автомобилей и нам показалось, что мы просим слишком многого. Но Моджи и Джираудо, казалось, рассматривают всё как разумную просьбу. В конце то концов, Ferrari принадлежит владельцам «Ювентуса». Всё это было похоже на «да, конечно, парень должен иметь Enzo».

– Это не проблема. Мы найдём одну из них для вас, – сказали нам и я подумал: «Ничего себе какой клуб!».

Но, конечно, они не получили его. Когда контракт был подписан, Антонио Джираудо сказал мимоходом:

– Этот автомобиль – это старый Ferrari, не так ли?

Я был поражен и посмотрел на Мино.

– Нет, – сказал он. – Новый. Тот, который был выпущен всего в 399 экземплярах.

Джираудо сглотнул.

– Я думаю, что у нас есть проблемы, – сказал он.

Оставалось лишь три машины, забронированные, и была еще длинная очередь желающих с очень громкими фамилиями. И что делать? Мы позвонили боссу Ferrari Луке ди Монтеземоло и объяснили ситуацию. Будет трудно, сказал он, почти невозможно. Но в конце всё получилось. Я получил одну и обещал никогда не продавать.

– Я буду хранить её у себя до своей смерти, – ответил я и, честно говоря, я люблю эту машину.

Хелена не любила ездить на ней. На её вкус она слишком дикая и выпуклая. Но я сходил с ума по машине и не только по обычным причинам. Автомобиль был классный, быстрый: вот он я, который достиг этого в жизни. Enzo дал мне чувство, что я должен работать усерднее, чтобы заслужить его. Это не позволило мне стать самодовольным, и я мог смотреть на него и думать: если я не буду хорош, то я его потеряю. Эта машина стала моей второй движущей силой.

В другие времена, когда я нуждался в толчке, я делал татуировку. Они стали мне сродни наркотику. Я всегда хотел что-то новое. Но они никогда не были импульсивным решением. Все до одной были хорошо продуманы. Тем не менее, я был против них в самом начале. Мысль о них у меня ассоциировалась с плохим вкусом. Но соблазн в скором времени возобладал. Александр Остлунд помог мне найти свой путь, и моей первой татуировкой стало моё имя белыми чернилами на моей талии. Её вы сможете увидеть только тогда, когда моё тело загорело. Это было как тест.

Потом я стал более смелым. Я слышал выражение «Только Бог может судить меня». В газетах написать могли всё, что угодно. Какой-нибудь крик с трибун. Но они всё еще не могли до меня добраться. Только Бог мог судить меня! Мне понравилось это. Вы должны следовать своему пути. Я знаю это и нанес на своё тело. Я нанес дракона, который в японской культуре означает воина, и я был воином.

Я получил карпа – рыба плавает против течения – и символ Будды для защиты от страданий, и пять элементов: вода, земля, огонь и остальные. Я вытатуировал свою семью на моих руках: мужчин на правой руке, потому что правая сторона означает силу: папа, мои братья и позже мои сыновья, и затем женщин на моей левой руке, ближе к сердцу: мама, Санела, но не мои сводные сестры, которые отделились от семьи. У меня было такое чувство, но позже я провёл некоторое время за обдумыванием: кто семья, а кто нет? Но это было позже.

Я был полностью сфокусирован на футболе. Ранней весной обострились разговоры о том, кто станет чемпионом. Мол, есть команда, которая выделяется. Но в том сезоне была тяжелая схватка до самого конца. Мы и «Милан» имели в активе по 70 очков, и было исписано тонны бумаги по этому поводу. Для драмы было готово всё. На 18 мая была запланирована встреча на Сан-Сиро. Мне казалось, как будто бы играется реальный финал лиги, и большинство присутствующих думали, что «Милан» выиграет. Не только потому, что они имели преимущество домашней арены. В первом матче на «Делле Альпи» была зафиксирована ничья 0-0. Однако «Милан» весь матч доминировал и многие люди считали их лучшей командой Европы, несмотря на то, что наша команда была также сильна. Никто не был удивлен, когда «Милан» снова попал в финал Лиги Чемпионов. «У нас было много шансов», – говорили они, но пока это не имело никакого значения, так как всё должно было произойти лишь после нашего матча с миланским «Интером».

«Он должен научиться контролировать себя». Я – Златан. Часть двадцать девятая

Было 20 апреля, прошло всего несколько дней после моего хет-трика в ворота «Лечче», и меня везде хвалили. Мино предупредил, что «Интер» будет сильно прессинговать меня. Я был звездой. «Интеру» пришлось бы закрыть меня или психологически надломить.

– Если ты собираешься пережить это, то тебе нужно быть готовым выстрелить из обоих стволов. В противном случае шанса ты не получишь, – сказал мне Мино, а я ответил ему так, как я это всегда делаю:

– Это не проблема. Жесткость заставляет меня двигаться вперёд.

Но я определенно нервничал. Застарелая ненависть между «Ювентусом» и «Интером», да и оборона «Интера» в этом году была действительно крепка. Особенно выделялся Марко Матерацци. На тот момент ни у кого не было больше красных карточек в Серии А, чем у него. Матерацци был известен своей грязной и агрессивной игрой. Спустя год, летом 2006 года, он получил всемирную известность, когда он сказал что-то Зидану во время финала чемпионата мира и получил удар головой в грудь. Матерацци остёр на язык и играл грубо. Иногда его называли «Мясник».

В «Интере» также выступали Иван Кордоба, низкий, но атлетичный колумбиец, а также Синиша Михайлович. Михайлович был сербом, потому было много написано о том, что матч может стать мини-Балканской войной. Но всё это фигня. То, что на самом деле произошло на поле не имело ничего общего с войной. Михайлович и я позже в «Интере» стали друзьями, меня никогда не волновало откуда человек родом. Я не отношусь наплевательски ко всякому этническому дерьму, но честно сказать, как я мог отреагировать по-другому? В нашей большой семье мы все смешаны. Мой отец – босниец, моя мама – хорватка, а отец моего маленького брата – серб.

Но Михайлович был действительно жестким. Он был одним из лучших исполнителей штрафных ударов в мире, и он не следил за языком. Он назвал Патрика Вийера nero di merda, чёрным дерьмом, во время матча Лиги Чемпионов, что привело к полицейскому расследованию по обвинению в оскорблениях на почве расизма. Также он ударил и плюнул в Адриана Муту, который только начал играть за нас, и за это получил восьмиматчевую дисквалификацию. Он мог уйти как бомба. Не то чтобы я хочу сделать нечто большее из него, ничего такого. Всё, что происходит на поле, на нем и остается. Это моя философия, и, честно говоря, вы бы были потрясены, если бы узнали, что там происходит: удары и оскорбления, постоянная борьба, но для нас, игроков, это просто бизнес. Я упоминаю об этом всем для того, что бы дать представление вам о том, что действия этих ребят не следует воспринимать всерьез. Они могли играть противно и грубо, и я сразу понял, что этот матч будет жестоким, не будничным. Матч оскорблений и ненависти.

Надо мной и моей семьей довлел груз всякого дерьма и моим ответом могла быть только моя игра. В подобной ситуации больше ничего сделать нельзя было. Если вы будете колебаться, то вас раздавят. Вы должны направлять свой гнев так, чтобы отдаться на поле, и я играл в мощную, жесткую игру. Стоять рядом со Златаном было нелегко, ни секунды, а в это время я набирал силу. Я больше не был тощим дриблером из «Аякса». Я стал сильнее и быстрее. Я не был легкой добычей и тренер миланского «Интера» впоследствии сказал:

– Феномен Ибрагимовича в том, что когда он играет на таком уровне, его трудно прикрыть.

Но бог свидетель, они старались, много подкатывались под меня, и я был столь же жесток в ответ. Я был диким. Я был Il Gladiatore, как потом меня назвали в итальянских газетах. Всего через четыре минуты мы столкнулись головами с Кордобой, и остались оба лежать на поле. Я встал и был как будто пьяным. У Кордобы было сильное кровотечение, и он покинул поля из-за необходимости наложить швы. Но он вернулся с повязкой вокруг головы и ничего не изменилось. Назревало что-то серьезное, и мы бросили темные взгляды друг на друга. Это была война. Это были нервы и агрессия, и на 13-й минуте я и Михайлович приземлились на газон после столкновения.

На мгновения мы смутились. Мол, что произошло? Но потом мы осознали, что сидим на траве рядом друг с другом и произошел выброс адреналина, и он мотнул головой. Я ответил, изобразив удар головой. Уверен, что выглядело смешно, но это было как угроза, я просто сделал кивок головой в его сторону. Поверьте, если бы я действительно боднул его, то он бы не встал. Это было большим, чем просто прикосновение, скорее просто способ показать, мол, я не признаю тебя, ублюдок! Но Михайлович схватился за лицо руками и упал на землю; конечно, это было представление. Он хотел, чтобы меня удалили. Но я даже не получил предупреждения.

Минутой позже мы боролись уже с Фавалли. В целом матч был уродлив, но я играл хорошо и участвовал практически во всех наших попытках забить, но вратарь «Интера» Франческо Тольдо действовал блестяще. Он делал один сейв за другим, и мы в итоге пропустили гол. Хулио Крус забил нам головой, и мы приложили все усилия, чтобы сравнять счёт. Мы были близки, но нам все не удавалось. Воздух был наполнен войной и местью.

Кордоба хотел вернуть меня, он ударил мне ногой в бедро и получил желтую карточку. Матерацци пытался действовать психологически, Михайлович продолжил сыпать оскорблениями и делал подкаты и всякое такое дерьмо, а я упорно работал. Я прошел свой путь до конца. Я боролся и имел хорошие шансы в первом тайме.

Во второй половине я ударил издалека и попал в наружную часть стойки ворот, прямо в угол, затем был свободный удар, который Тольдо взял продемонстрировал невероятную реакцию.

Но гола не было и спустя минуты я и Кордоба снова столкнулись. Мы столкнулись и я рефлекторно сделал движение, получился еще один сильный удар, удар в подбородок или горло. Я подумал, что в этом нет ничего серьезного, что это часть нашей борьбы на поле, и судья этого не заметил. Но поступок имел свои последствия. Мы проиграли, и это было трудно. Взглянув в турнирную таблицу можно было понять, что матч мог стоить нам Скудетто.

Дисциплинарный комитет итальянской лиги рассмотрел видеокадры моего удара Кордобе и принял решение дисквалифицировать меня на три матча, но это было незначительной катастрофой. Я был должен пропустить окончание борьбы в Серии А, включая решающий матч против «Милана» 18 мая, и я чувствовал, что со мной обошлись несправедливо.

– Мой поступок оценили необъективно, – так я сказал журналистам.

Всё дерьмо было скинуто на меня, и я один оказался пострадавшим.

Было трудно, особенно если принимать во внимание значение, которое я имел для команды. Это был удар для всего клуба, и руководство призвало Луиджи Чиапперо, известного адвоката. Чиапперо защищал «Ювентус» вовремя старых обвинений в использовании допинга, и теперь он напирал на то, что мой удар был не только частью борьбы за мяч, но, по крайней мере, был тесно связан с ней. Я также был подвергнут атакам и оскорблениям на протяжении всего матча, говорил он. Он даже нанял человека, который мог читать по губам, чтобы проанализировать слова, который кричал Михайлович в мой адрес. Но это было непросто. Многое из того было на сербско-хорватском, так что Мино вышел и сказал, что Михайлович говорил вещи, которые были слишком грубы для того, чтобы быть повторенными, слова о моей семье и моей маме.

– Райола не кто иной, как пиццайоло, – возразил Михайлович.

Мино никогда не готовил пиццу. Он занимался другими вещами в ресторане своих родителей и он парировал:

– Самое лучшее в заявление это, что он доказывает то, что и так все знали – он глуп. Он даже не отрицает, что он провоцировал Златана. Он расист, что и показал нам ранее.

Был беспорядок. Обвинения летели туда и обратно, и Лучано Моджи, который никогда ничего не боялся, намекнул на сговор, переворот. Камеры, которые зафиксировали мой удар, были с Mediaset, медиа-корпорации, которая принадлежала Берлускони, а Берлускони был владельцем «Милана». Разве изображения не появились в дисциплинарном комитете удивительно быстро? Даже министр внутренних дел Джузеппе Пизану прокомментировал этот эпизод, споры возникали в газетах ежедневно.

Но ничего не помогло. Запрет был подтвержден, и я должен был пропустить решающий матч против «Милана». Этот сезон был моим, и я не хотел ничего больше, чем быть частью команды и выиграть лигу. Но теперь я должен был смотреть матч с трибуны, и это было тяжело. Давлением было ужасным, и со всех сторон летела всякая фигня, связанная не только с этой дисквалификацией. Просто обо всём. Это был цирк.

Такова была Италия, «Ювентус» даёт silenzio stampa – никому не разрешалось говорить со средствами массовой информации. Ничего, никаких новых аргументов по поводу моей дисквалификации, не должно было отвлекать от последних приготовлений. Все должны были молчать и сконцентрироваться на матче, который был отмечен как один из самых важных матчей в том в году в Европе. И мы, и «Милан» имели по 76 очков. Это был триллер. Матч стал горячей темой для обсуждений в Италии, и большинство людей сошлись во мнении, в том числе и букмекерский конторы: «Милан» был фаворитом. «Милан» играл на родном поле и было продано восемьдесят тысяч билетов, а у меня, ключевого игрока, был запрет. Адриан Муту также не мог выйти на поле. Зебина и Таккинарди были травмированы. У нас был не оптимальный состав, в то время как «Милан» имел блестящую команду с Кафу, Нестой, Стамом и Мальдини в защите, Как в центре поля и Филиппо Индзаги и Шевченко на острие.

У меня было плохое предчувствие, и было не смешно, когда газеты писали, мол, моё действие может стоить нам чемпионского титула. «Он должен научиться контролировать себя. Он должен успокоиться». Постоянно была подобная хрень, даже от Капелло, и это было ужасно, что я не мог ответить.

Команда была невероятно мотивирована. Гнев по тому, что произошло, казалось, достиг точки на 27-й минуте первого тайма, когда Дель Пьеро на левом фланге владел мячом и был остановлен Гаттузо, миланским парнем, который работает усерднее, чем кто-либо другой, и мяч полетел обратоно по высокой дуге, и Дель Пьеро бросился за ним. Он ударил по нему через себя, мяч влетел в штрафную и нашел Давида Трезеге, который отправил его головой в ворота. Однако в матче оставалось много времени.

«Милан» стал оказывать невероятное давление, и на 11-й минуте второй половины Индзаги вырвался один на один. Он выстрелил, но Буффон сделал сейв, мяч отскочил вперёд и Индзаги получил его обратно. У него был еще один шанс, но на линии ворот помешал Дзамбротта, который врезался в стойку ворот.

Обе команды имели один шанс за другим. Дель Пьеро выстрелил в перекладину, а Кафу требовал пенальти. Много чего происходило в это время. Но результат не менялся. Мы выиграли со счетом 1-0, и вдруг мы оказались теми, кто уже имел преимущество, и вскоре я смог играть снова. Бремя упало с моих плеч, и 15 мая мы встречались дома на «Делле Альпи», и на меня оказывалось большое давление. Не только потому, что я вернулся после запрета. Десять ведущих спортивных журналов голосовали за меня, как за третьего нападающего в Европе после Шевченко и Роналдо, и были даже разговоры о том, что я мог бы выиграть Золотую бутсу.

В любом случае я был готов к пристальному вниманию ко мне, тем более, что Капелло усадил на скамейку Трезеге, героя матча с «Миланом», и я почувствовал, что должен показать себя. Я должен быть накален до определенной точки. Не должно быть больше никаких вспышек или запретов, я был абсолютно уверен в этом. Каждая камера на поле будет следовать за мной, и когда я вышел на поле, я мог слышать скандирование болельщиков «Ибрагимович, Ибрагимович, Ибрагимович».

Вокруг меня все гремело, я жаждал играть, и мы забили, а затем на 23-й минуте после розыгрыша штрафного мяч, посланный Каморанези, летел высоко над штрафной. Ранее я подвергался критики за недостаточно хорошую игру головой на втором этаже, несмотря на мой рост.

Теперь я сделал все, чтобы был гол, и это было фантастически. Я вернулся, и за несколько минут до финального свистка на электронном табло стадиона вспыхнуло сообщение: «Лечче» сыграло 2-2 с «Миланом», и казалось, что Скудетто будет нашим.

Если бы мы просто обыграли в следующем туре «Ливорно», то обеспечили бы себе победу! Но даже этого не потребовалось. 20 мая «Милан» сыграл вничью с «Пармой», хотя вёл в счёте 3-1 и мы стали чемпионами. На улицах Турина плакали люди, а мы поехали по городу в автобусе с открытым верхом. Мы едва могли проехать. Люди были повсюду, они пели, приветствовали и кричали. Я чувствовал себя маленьким ребенком, мы вышли, ели и праздновали всей командой, но я не пил как обычно. У меня было слишком много неприятных воспоминаний. Но теперь я хотел их высвободить.

Мы выиграли чемпионский титул и это сумасшествие. Ни один швед не делал этого со времен Курре Хамрина, когда он в 1968 году выиграл с «Миланом» чемпионат, но никаких обсуждений по этому поводу не было. Я был признан лучшим иностранным игроком лиги и лучшим игроком «Ювентуса». Это было моим личным Скудетто, и я пил и пил, и Давид Трезеге подталкивал меня к этому. Больше водки, рюмка за рюмкой, он был французом, но он хотел быть аргентинцем – он родился в Аргентине – и теперь он действительно расслабился. Водка текла рекой. Сопротивляться было бесполезно, и я напился, как свинья, а когда вернулся домой на Piazza Castello, вокруг меня все плыло, и я думал, что принятый душ поможет мне. Но все продолжало вращаться.

Как только я двигал головой, весь мир вращался вместе с ней и, наконец, я заснул в ванной. Я был разбужен Хеленой, которая просто смеялась надо мной. Но я попросил её никогда больше не говорить об этом.

«Мы были лучшими, и поэтому нас надо было дискредитировать». Я – Златан. Часть тридцатая

Моджи – такой Моджи.Он заработал уважение к себе, с ним было приятно общаться. Начиная какое-то дело, он быстро схватывал все детали, и это неудивительно, учитывая его высокий статус и соответствующую власть. Конечно, для меня был очень важен момент, когда мы в первый раз пересматривали условия моего контракта. Я надеялся на то, что Моджи улучшит его, и я не хотел никакой вражды с ним. Я хотел отнестись к нему со всем уважением, как к большой шишке, коей он и был.

Но со мной был Мино, а он никогда не прогибался перед людьми. Он просто чокнутый. Он зашел в офис Моджи, уселся в его кресло и закинул ноги на его стол, ни о чем не переживая.

– Твою мать, – сказал я, – он ведь скоро придет. Не порти мне контракт, садись сюда, рядом со мной.

– Пойди-ка ты нахрен и успокойся, – ответил он. Я ничего другого и не ожидал.

В этом весь Мино. Я знал, что он мастерски умеет вести переговоры. Но я все равно волновался из-за того, что он может все испортить. Поэтому мне стало не по себе, когда Моджи зашел с сигарой во рту и прорычал:

– Какого хрена ты сидишь в моем кресле?

– Садись рядом, и мы поговорим!

Мино знал, что делал. Они с Моджи были давно знакомы.

В таком ключе и прошли переговоры. Мой контракт был значительно улучшен. Но что еще круче – мне пообещали новое соглашение. Моджи заверил меня, что, если я продолжу играть так же хорошо и оставаться важным для клуба, я стану самым высокооплачиваемым игроком в команде. Конечно, я был счастлив услышать это. Но потом началась какая-то суета, и это был первый признак того, что что-то пошло не так.

Шел мой второй сезон в «Ювентусе». Мне часто приходилось делить комнату в отелях с Адрианом Муту, а с ним не соскучишься. Он из Румынии, и приехал в Италию в 2000 году, перейдя в «Интер». Он знал язык и много мне помогал. Но он любил потусить. А в какие истории он попадал, ужас просто! Я лежал в номере отеля и ржал. Полнейшее безумие. Когда он перешел в «Челси», он постоянно там отрывался. Долго это продолжаться, конечно, не могло. У него в крови нашли кокаин, и из «Челси» его погнали. Он даже судился. Но когда мы стали жить вместе, он уже всем этим не страдал. Мы вполне могли посмеяться над всем этим безумием, но вы понимаете, что в этой ситуации не я был главным юмористом. Чего стоит случай, когда он в ванне заснул!

Тогда в клуб пришел еще и Патрик Виейра. Сразу видно, что он суровый мужик. И конечно, мы не могли не столкнуться лбами. На слабаков мне обычно плевать, а с крутыми парнями приходится вести себя соответственно. А в «Ювентусе» с дисциплиной у меня было ещё хуже, чем обычно. Я часто нарывался. Выбежал я как-то на поле, а у Виейра был мяч.

– Дай мне чертов мяч! – заорал я, и конечно, я понимал, на кого я ору.

Патрик Виейра был капитаном «Арсенала». Он выиграл три титула чемпиона Англии, чемпионат мира и чемпионат Европы за сборную Франции. Не хрен с горы. И я ору на него. Не просто так ору, это ведь элита мирового футбола, и нам предстояло не задницы друг другу подтирать.

– Заткнись и беги дальше, – прошипел он.

– Дай мне пас, и я успокоюсь, – ответил я, и через мгновение нас уже пришлось разнимать.

Честно, вот не из-за чего. Это было лишь доказательством того, что у нас менталитет победителей. В большом спорте нельзя быть просто хорошим парнем. Патрик Виейра это знал. Он из тех, кто выкладывается на сто процентов в любой ситуации, и это воодушевляло всю команду. Немногих футболистов уважают за это. Это было отличным качеством его игры. Было круто иметь его и Недведа позади себя, в полузащите. Мой второй сезон в «Ювентусе» начался хорошо.

В матче против «Ромы» я получил мяч от Эмерсона около центра поля, но на землю я мяч не опустил. Я прокинул его пяткой мимо Самуэля Куффура, защитника «Ромы». Мяч полетел высоко и далеко, потому что я видел, что на половине поля «Ромы» никого не было, и я рванул вперед, как стрела. Куффур попытался догнать меня, но у него не было шанса. Он зацепился за мою футболку и упал, а я обработал мяч. Дони, вратарь, выбежал мне навстречу, а я сильно пробил. Мяч залетел прямо в угол. «Мамма мия, вот это гол!» – сказал я потом прессе. Сезон шёл хорошо.

Меня признали лучшим футболистом года в Швеции. Было круто, но церемонию организовал тот самый таблоид, Aftonbladet. Я про них еще не забыл, поэтому остался дома. На следующий год в Турине проводились Зимние Олимпийские Игры. Повсюду были люди, разнообразные вечеринки и концерты на главной площади города. По вечерам Хелена и я стояли у себя на балконе и наблюдали за этим. Мы были счастливы вместе и решили, что нам стоит создать семью, или сделать так, чтобы это произошло само по себе. Такое ведь не запланируешь. Это просто должно произойти. Кто знает, когда ты готов к этому?

Иногда мы возвращались в Мальмё, чтобы навестить мою семью. Хелена продала свой загородный дом, и мы частенько оставались у мамы, в ее доме в Свагерторпе, который я купил ей. Иногда мы играли в футбол на ее газоне. И как-то раз я очень неудачно пробил. Сильный удар получился, и мяч пролетел сквозь забор. В нем осталась огромная дыра, и, конечно, мама была готова убить меня. Вспыльчивая женщина. «Пошел отсюда, и без нового забора не возвращайся! Вперед!» В таких ситуациях тебе остается только одно: повиноваться. Мы поехали с Хеленой за забором, но нельзя ведь просто купить несколько досок. Мы купили целую секцию нужного размера, но в машину она не влезала. Пришлось нести ее на собственном горбу. А идти было два километра. Это как когда-то отец тащил мою кровать. Вернулся я абсолютно изможденным, но мама была счастлива, а это главное. Мы хорошо впоследствии провели время.

Но на поле я начал немного терять хватку. Я чувствовал себя слишком тяжелым. Я весил 98 килограммов, и не все из них приходились на мышечную массу. Я часто ел пасту дважды в день и понял, что это слишком много. Я уменьшил силовые тренировки и стал есть меньше. Попытался вернуться в форму. Но и, кроме этого, у меня хватало проблем.. Что происходило с Моджи? Опять игра какая-то? Я не мог этого понять.

Планировалось подписание нового контракта. Но Моджи продолжал что-то темнить. Оправдания были разными. У него всегда был козырь в рукаве, но сейчас это были какие-то тупые отмазки. На следующей неделе. В следующем месяце. Вечно что-то не так. Это продолжалось и продолжалось, пока у меня не лопнуло терпение. Я сказал Мино: «Надоело! Давай уже подписывать».

Мы пришли к соглашению, которое выглядело неплохо. И я подумал, ну пойдет, главное, что это закончилось наконец. Но заключено оно пока не было. Моджи сказал, мол, о’кей, подпишем через несколько дней. Сначала нам предстоял матч против «Баварии» в Лиге Чемпионов. Играли дома. По ходу матча я часто сталкивался с центральным защитником Валерьеном Исмаэлем. Он постоянно опекал меня. В одном моменте он грубо сыграл против меня, и я пнул его сзади по ногам. Мне показали желтую карточку. Но это был не конец.

На 90-й минуте меня уронили в штрафной. (прим. пер. – нарушение правил было около боковой линии). Конечно, мне нужно было сохранить спокойствие. Мы ведь вели 2:1, матч подходил к концу. Но меня так бесил Исмаэль, что я заплел ему ноги. Мне показали вторую желтую карточку. (прим. пер. – нарушение правил, за которое Ибрагимович получил вторую желтую и был удален в том матче, было на Михаэле Баллаке). Меня удалили, и Капелло этому явно не обрадовался. Он потом устроил мне разнос. Это было правильно. Не нужно было делать того, что я сделал. Это было глупо. Капелло необходимо было преподать мне урок.