Текст книги "Год 1942"

Автор книги: Давид Ортенберг

В провожатые мне дали Семиохина. Этот высоченный, могучего телосложения майор здесь, на "Октябре", часто бывал и знал все ходы и выходы. В "Сарайчик" можно было добраться только ночью. Напялили мы на себя плащи, такие, в которых ездят на рыбалку, и поползли.

"Сарайчик" оказался совсем не сараем, а трансформаторным узлом, огражденным мощной бетонной стеной. "Сарайчик" было его кодовым названием. Познакомились с бойцами гарнизона и их командиром лейтенантом Мирошниченко. Мы увидели боевых, веселых ребят. Вели они себя спокойно, достойно, хотя опасность подстерегала их каждую минуту. Но к ней уже притерпелись, если вообще можно притерпеться к разрывам снарядов и пулеметным очередям. А когда зашла речь об опасности, один сержант с черными, словно нарисованными усиками сказал:

– Бояться? Так и немец боится. Кто больше – вот вопрос! Мы же на своей земле, а они в гостях...

Взвод дежурил неделю, а затем приходила смена. Так уж водится на войне: считают дни, часы, а напоследок и минуты. И они не были исключением, лейтенант объяснил:

– Там, на 9-м километре, в полку, спокойнее, а потом, баня и пища погорячей, и песни, а у кого и девчата...

Понравилось мне, что люди не рисовались, не говорили, что им все нипочем, а несли фронтовую службу, как положено.

Возвращались мы тоже в темноте. Немцы вели редкий минометный огонь по заранее пристрелянным ориентирам. Снова поползли, но все обошлось. Когда вернулись в Геленджик, сказал своему спутнику:

– А говорили, что страшно...

Семиохин парировал:

– Конечно, раз нас не убило, теперь не страшно...

* * *

Появилось сообщение Совинформбюро: "Наши войска вели упорные бои с противником в районе Синявино". Что это за бои? Кто наступает и кто обороняется? Какие задачи стоят перед нашими войсками? Увы, никаких официальных разъяснений нет. Несколько проясняет обстановку репортаж спецкоров "Атаки наших войск в районе Синявино". Значит, наступают не немцы, а войска Волховского фронта. Синявино фигурировало еще три дня, а затем исчезло из сводок Совинформбюро. Да и в "Красной звезде" были еще два репортажа, и на этом все кончилось. Если говорить откровенно, почти никогда в газете не освещались так блекло боевые операции. Здесь и подтекста, на который мы порой уповали, не было. А ведь это было наступление двух фронтов – Волховского и Ленинградского, имевшее далеко идущие цели: прорыв блокады Ленинграда. Ленинградский фронт в публикациях вообще не назван; сейчас не могу объяснить – почему.

Из-за недостатка сил фронты не смогли выполнить задачу. Правда, своими активными действиями они сковали на синявинском участке фронта силы врага, заставили его бросить сюда свои резервы, чем облегчили положение наших войск на Юге.

Но об этом в газете тоже ни слова.

* * *

Еще до отъезда в Сталинград я получил письмо Николая Тихонова. "...Мы очень болеем душой, – писал он, – за то, что делается на юге. И то сказать: проклятый немец забрался в Новороссийск, к Грозному, у Прохладной. Я написал статью "Слава Кавказа" о былом, о военном прошлом тех мест. Пригодится ли Вам эта статья? Мне очень хотелось бы ее увидеть у Вас. Напишите, какие кавказские темы Вас интересуют. Так как дела там будут идти осень и зиму, то и в материале кавказском газета будет нуждаться..."

Истый ленинградец, Тихонов потерял покой, когда немецко-фашистские войска прорвались на Юг. Кавказ – старая любовь Николая Семеновича. "Если бы не Ленинград, – писал он мне, – с которым меня связала судьба, я, конечно, поехал бы сейчас на Кавказ, в места, дорогие моему сердцу, чтобы принять участие в событиях, которые разыгрываются там с такой драматичностью. Мог ли кто подумать, что Кавказские горы увидят немцев? Ну, ничего не поделаешь... Надо драться с немцем всюду, где он есть. Иного выхода нет".

В те дни Тихонов незримо стоял в одном ряду с защитниками Кавказа, воюя за Кавказ своим разящим, как острый меч, писательским оружием.

Такой была и его статья "Слава Кавказа", опубликованная в сегодняшнем номере газеты. Начинается она так:

"Я слышу глухой раскат орудий, я вижу красные вспышки в темноте сентябрьской ночи. Это бьют наши морские и сухопутные орудия по немецкой нечисти, окопавшейся у ворот Ленинграда. Но сквозь этот гул я слышу далекий рев канонады над предгорьями Кавказа, сквозь зарева залпов сквозят зарева пожаров – горящих станиц и селений над бурными водами Малки, Баксана и Терека..."

Как прекрасно знал Тихонов Кавказ, героическую историю его народов. Эту историю он рассматривал как духовный фундамент нашего сопротивления. "Вот она, прошлая слава Кавказа! Она ударяет в сердце бойцов всех племен и народов прекрасного края. Она зовет на подвиг. Она говорит о том, как нужно бить смертельного врага... Как бы ни была тяжела борьба, народы Кавказа не посрамят чести своих героев, своих могучих отцов и дедов".

Надо ли объяснять, что значило слово героического Ленинграда для защитников Кавказа?!

Это понимали все, а Тихонов написал мне: "Только что узнал, что "Слава Кавказа" напечатана в "Красной звезде". Страшно обрадовался этой вестью".

Опубликована корреспонденция Павла Трояновского "Пулеметная точка". Есть в корреспонденции такой эпизод:

Немецкий горнострелковый полк накапливался для наступления. Вскоре первая группа гитлеровцев атаковала роту лейтенанта Прошака. Она расположилась несколько впереди и в стороне от пулеметной "точки" Евсеева. Когда на роту пошли немцы, лейтенант Прошак покинул свой полк и сбежал. Рота без командира оказала врагу некоторое сопротивление, но затем стала отходить.

А пулеметная "точка" Евсеева продолжала вести огонь, отбивала одну атаку за другой. Ранен наводчик, ранен подносчик патронов, но не умолкала пулеметная "точка", выдержала натиск врага до подхода подкрепления. А через несколько дней военный трибунал вынес суровый приговор Прошаку, открывшему врагу дорогу. Конечно, нелегко было Трояновскому писать об этом.

Нелегко было и нам печатать. Но молчать нельзя. Мы не ссылались на приказ № 227, но в войсках понимали, что надо непреклонно следовать ему, если мы хотим остановить врага, отстоять Родину.

16 сентября

Сталинград и Кавказ – этим заполнены сейчас страницы газеты. Им посвящены публикующиеся одна за другой передовицы. В передовой «Борьба с танками в ближнем бою» есть такие строки: «Все помыслы, энергия, умение бронебойщиков, всех бойцов, вооруженных гранатами и бутылкой, должны быть направлены не на то, чтобы спасаться от танка, а на то, чтобы активно искать его и уничтожить...» Статья напоминает, что с «танкобоязнью» все еще не покончено.

Должен сказать, что особенность передовых сегодняшнего дня – прямой и бескомпромиссный разговор. Особо выделяется передовая "Умело совершать аэродромный маневр", написанная Николаем Денисовым и присланная в газету с Юга.

Известно, что немецкое командование придерживается тактики сосредоточения большой массы самолетов на тех направлениях, где их войска готовят или совершают глубокий прорыв. Парирование и срыв вражеских планов, воздействие с воздуха невозможны без аэродромного маневра. А между тем всегда ли быстро наши авиационные командиры и начальники обеспечивают широкий аэродромный маневр?

На это отвечает Денисов прямо и откровенно:

"Некоторые командиры порой крайне неохотно идут на то, чтобы перебазировать часть своих авиационных сил на тот участок фронта, где в это время ощущается острая необходимость в более сильной поддержке с воздуха. В результате получается, что авиачасти, привязанные к одним и тем же аэродромам, теряют свои основные качества – скорость и дальность воздействия на врага. Тем самым маневренность авиации сковывается и замыкается в узкотактический круг. Стоит ли говорить, что подобное использование воздушных сил несовместимо с их основным оперативно-тактическим назначением – быть там, где решается судьба сражения".

Я знаю, что эта передовица без следа не прошла. В штабе Военно-Воздушных Сил даже начали выяснять: где это все было и происходит. Отправился в штаб ВВС Денисов и выложил им все факты, которых у него было предостаточно...

Своевременной была передовая статья "Истощить и обескровить врага". Главная ее мысль, сформулированная в заголовке, относилась не только к тем войскам, которые ведут оборонительные бои на Юге страны, но и к тем участкам фронта, где царит затишье. Не мириться с затишьем, а наносить врагу ежедневно, ежечасно урон в людях и технике. Эти потери врага сказываются и на горячих фронтах. Сидеть и бездействовать там, где враг не активен, значит играть последнему на руку, помогать ему малыми силами сковывать наши части на большом протяжении фронта.

Вычитывая эту передовую, я невольно вспомнил один эпизод в Сталинграде, у поселка Рынок. Был я там в одной из рот бригады Горохова. Метров триста-четыреста отделяли позиции немцев от наших. Видно было, как немцы открыто, словно на прогулке, во весь рост ходят по переднему краю. Никто из наших не стрелял. Я взял винтовку у стоявшего рядом со мной в окопе бойца. Пытался открыть затвор – его заклинило песком. Проверил другую – то же самое. Спросил:

– Давно стреляли?

– Дня два.

– Почему?

– Так и немец не стреляет.

А потом подошел к пулеметчику. Тот же вопрос. Тот же ответ. Словом, устроили "перемирие". Здесь существенна не только тактическая, но и моральная сторона дела. Ее и выразил Симонов в своих стихах "Убей его!": "Сколько раз увидишь его, столько раз его и убей!"

Много важного узнали наши летчики, да и не только они, из статьи "Тактика немецких асов". В ней рассказывается о том особом значении, которое немецкое командование придает асам в борьбе за господство в воздухе. Об их тактике, сильных и слабых ее сторонах. И о том, как наши летчики сражаются с этими опытными пилотами. В частности, говорилось о том, как был сбит известный фашистский ас Мельдер, занимавший пост начальника немецкой истребительной авиации.

Были и у нас асы. Время от времени публиковались материалы об их боевой работе. На днях появилась подвальная статья "О советских асах". В ней рассказывалось об их боевом искусстве и одновременно подвергались серьезной критике те командиры, которые неправильно используют асов, недооценивают этих мастеров воздушного боя.

Надо сказать, что на этот счет у нас была дискуссия с работниками командования Военно-Воздушных Сил армии. Они считали, что негоже нам подражать немцам и пользоваться их же терминологией. Не раз Денисов, возвращаясь из штаба ВВС, жаловался, что опять, мол, за этих "асов" работники штаба прямо-таки берут его в штыки. Словом, я посчитал, что решить этот спор может лишь Верховный Главнокомандующий, и в одном из своих писем среди других задал вопрос:

"Красная звезда" напечатала ряд статей о воспитании советских асов. Некоторые работники ВВС возражают против слова "ас", мотивируя это тем, что такое название имеется у немцев. Мы же продолжаем называть специальных летчиков общепринятым во всем мире названием "ас".

Права ли редакция "Красной звезды", или правы некоторые работники ВВС?"

Ответ пришел сразу. Сталин поддержал нашу точку зрения.

* * *

Нельзя обойти вниманием и статью генерал-лейтенанта Н. Кириченко "Боевые традиции казачьих полков". Напомню, что этому прославленному корпусу и его командиру была в свое время посвящена передовая статья. Но в передовой все было завуалировано: корпус был обозначен как "казачья часть", район его боевых действий "юг" и т. п. А теперь все названо своими именами. Читатель узнал, что это 4-й гвардейский кавалерийский корпус, что бои, где он одержал победу, происходили под станицей Кущевской и что сам командир не просто генерал, а генерал-лейтенант.

Кириченко подробно рассказал о секрете успехов корпуса, о правильном выборе направления главного удара, об искусстве вводить противника в заблуждение, или, как он писал, "обманывать врага". Приведу одну выдер?кку из его статьи, характеризующую тактику казаков:

"Надо было обманывать врага, ни в коем случае не раскрывая истинной своей группировки. Задача разведки, боевого охранения и передовых отрядов нередко заключалась в том, чтобы искусным маневром мелких подразделений, составленных из лучших, наиболее смелых и опытных людей, создать у противника представление, будто здесь группируются и действуют наши главные силы. В результате противник избирал ложное направление и нацеливал удар по пустому месту. Тем временем наши главные силы незаметно накапливались и внезапно нападали на врага с фланга или с тыла, уничтожая его по частям".

Большое значение, замечает автор, имеет и выбор местности. Разумеется, завязывать бой на открытой равнине с противником, располагающим большим количеством танков, бронемашин и мотопехоты, не целесообразно. Используя преимущество в броне, немцы имели возможность на открытой местности обойти наши части и навязать им бой в сложных условиях. Поэтому условия кавалерийского боя требовали избирать местность, невыгодную для противника. Река, овраги, населенные пункты с речкой, болотистая низина, вблизи которой есть луг и овраг, покрытый лесом, – вот что удовлетворяло наших командиров, организующих бой...

И такой университет прошел корпус в критические дни сражений на Юге.

Поскольку речь зашла о конниках, нельзя не обратить внимание на статью командующего кавалерией Красной Армии генерал-полковника О. И. Городовикова, прославленного героя гражданской войны, "О некоторых вопросах боевого применения конницы". За год с лишним боевых действий нашей кавалерии было что рассказать. Уже выявились крупные фигуры кавалерийских военачальников: Белов, Доватор, Кириченко, Крюченкин. Кавалерийскими корпусами были проведены значительные операции. Стало ясно, что в условиях современной войны, насыщенной моторами и автоматами, кавалерия должна действовать иначе, чем в годы гражданской войны. Городовиков рассмотрел и ошибки, которые допускают некоторые кавалерийские командиры, например, отрыв от своего тыла, от общевойсковых соединений и т. п.

Об этой статье я вспомнил и позже и вот в связи с чем. Во время одной из бесед с комиссаром Генштаба Боковым зашел у нас разговор о публикациях "Красной звезды", посвященных кавалеристам. Никаких претензий у Ставки к ним не было. Но тут же Боков предупредил меня:

– Смотри не размахнись, не загибай...

И рассказал историю. Командующий Закавказским фронтом генерал армии И. В. Тюленев, увлеченный, очевидно, успехами корпуса Кириченко, обратился в Ставку с предложением преобразовать его в конную армию, наподобие тех конармий, что были в гражданскую войну. Доложил Боков Сталину. Верховный заинтересовался и сказал комиссару:

– А в самом деле, не создать ли нам конармии?..

И предложил обсудить этот вопрос с работниками Генерального штаба. А там предложение Тюленева не получило поддержки. Генштабисты посчитали, что в нынешнюю войну такие громоздкие формирования будут крайне уязвимы и с земли и с воздуха. Снова доложили Сталину. Решили все оставить по-старому. Корпус, дивизия – вот предел кавалерийских формирований.

Вернувшись после разговора с Боковым в редакцию, я внимательно перечитал опубликованную недавно статью Городовикова. Ока Иванович довольно трезво оценил возможность кавалерии еще до разговора Сталина с Боковым: прожектерства в его статье не было...

* * *

В этом же номере напечатали статью "Бой на окружение". Статья тактического и даже оперативного характера. Сейчас не могу вспомнить, каким образом этот трехколонник попал на вторую страницу газеты. Он был бы к месту в дни, скажем, нашего контрнаступления под Москвой, мог бы пригодиться позже, хотя и не скоро. Но ныне, когда наша армия отступает, ведет оборонительные бои, не ко времени мы ее напечатали, она могла вызвать лишь недоумение у наших читателей. И такое случалось в нашей газетной жизни: что-то мы делали невпопад.

* * *

Илья Григорьевич время от времени приносил мне вырезки из немецких газет, радиоперехваты, листовки гитлеровцев, посвященные... ему. Они не только вызывали хохот у нас, но были свидетельством, что удары писателя точно попадали в цель. В одной из немецких статей было, например, написано, что наш худющий Эренбург "толстый, косой". В другой – что он очень кровожаден и что в Испании он похитил музейные ценности на 15 миллионов марок и продал их в Швейцарии. В третьей – что он каждый день бывает у Сталина и составил для него план уничтожения Европы, назвав его "Трест Д. Е.", что он хочет превратить в пустыню все земли, лежащие между Одером и Рейном, призывает насиловать немок и убивать немецких детей...

А однажды Эренбург принес зловещую немецкую книжку, переведенную на русский язык и распространявшуюся на оккупированной территории. В ней были перечислены имена советских работников, которые должны быть уничтожены, если попадут в руки фашистов. Среди них и Илья Григорьевич. Между прочим, там я увидел и свое имя.

Я, кажется, увел читателя в сторону. Вернусь к сегодняшнему номеру, в котором Эренбург опубликовал статью "Фрицы о фрицах". Большая статья, на три колонки. Илья Григорьевич объясняет: "Я часто писал о немецкой армии. Мои статьи могли показаться чрезмерно страстными. Сегодня я дам слово самим немцам: пусть фрицы нам расскажут о фрицах".

Писатель извлек из своего мешка письма немцев домой и письма из дома, найденные у убитых, а также в разгромленных вражеских штабах. Пусть читателя не смутит этот "мешок". Он действительно был. Дело в том, что в нашу редакцию на имя Эренбурга каждый день приходили с фронта пачки писем и к ним часто прилагались трофейные документы. Их было так много, что нашим экспедиторам пришлось завести специальный мешок. И вот сегодня – любопытная подборка из немецких писем с вкрапленными саркастическими комментариями Эренбурга.

Лейтенант Карл Шпанде, например, ругает нашу артиллерию: "Эта "чертова пушка" уже погубила сотни тысяч немцев. У меня от нее сделалось нервное заболевание, тик и спазмы". Фельдфебель Карл Мауер, самолет которого был сбит нашим летчиком, возмущенно говорит: "Таран – недостойный прием". Ефрейтор Ганс Крамер пишет: "Когда у нас кричат, что летит "железный густав", я хочу помолиться и не могу – зуб на зуб не попадает". Танкист Шаллер негодует: "У русских завелись какие-то свинские ружья, они пробивают любую броню. Можно сойти с ума от этакого угощения".

А вот и другие письма – злобные, изуверские. Лейтенант Клейст: "Вчера мы повесили двух мерзавок, и стало как-то легче на душе. Если оставить хотя бы одну семью, они разведутся и будут нам мстить"...

"Такова немецкая армия, – заключает Илья Григорьевич, – тупая, наглая, хорошо дисциплинированная, но лишенная подлинного мужества, хорошо организованная, но не имеющая внутреннего единства, снабженная вооружением, но не идеалами, способная побеждать, но не способная победить".

И вновь Эренбург обращается к тому, что писал еще раньше:

"Конечно, есть и в этой армии отдельные люди, мыслящие и чувствующие, но это единицы среди миллионов, божьи коровки на спине взбесившегося слона". А отсюда вывод: "У нас нет времени и охоты заниматься божьими коровками. Мы должны пристрелить взбесившегося слона".

Теперь о "чрезмерной страстности" в статьях Эренбурга. Да, в них бушевал пламень ненависти к фашистам. Его статьи, обнажавшие всю мерзость, чудовищные преступления, гнусное лицо гитлеровцев, с одобрением встречали наши воины. Конечно, они вызывали озлобление фашистских заправил.

22 сентября

В сводках по-прежнему: «Наши войска вели ожесточенные бои с противником в районе Сталинграда».

Немцам удалось прорваться в город. Идет кровопролитное сражение на улицах. Ареной ожесточенных боев стали дома, сараи, трансформаторные будки. Особенно жаркие схватки происходят за перекрестки улиц: они решают судьбу трех-четырех кварталов. Враг направляет сюда удары своей авиации, артиллерийский и минометный огонь, танки. Затем начинают просачиваться мелкие группы автоматчиков.

Обстановка в городе все более и более накаляется, и казалось, нашим частям не выдержать натиск врага, не считающегося ни с какими потерями. Но в те дни через Волгу переправилась на помощь сталинградцам 13-я гвардейская дивизия генерала Родимцева. Ночью она вступила в бой, очищая одну улицу за другой. Однако положение по-прежнему напряженное.

Вот вкратце то, что добавили наши спецкоры к сводке Совинформбюро в корреспонденции "На улицах Сталинграда".

* * *

Дал о себе знать Савва Дангулов, выехавший на Северный Кавказ по просьбе К. Е. Ворошилова. Путь туда был не простым: он сам по себе говорил о том, как далеко проник враг, сколько захватил нашей земли. Корреспондент обогнул с востока Сталинград, сделал короткую остановку в Гурьеве и, пройдя над Каспийским морем, сел в Баку, а потом уже из Тбилиси направился на Северный Кавказ. Когда потом Дангулов рассказал, каким маршрутом добирался, наши сердца наполнились горечью. Невольно вспомнились слова разведчика Школенко, с которым мы с Симоновым беседовали под Сталинградом: "Далеко он нас допятил..."

Дангулову, можно сказать, повезло, он оказался в городе, в котором жил до переезда в Москву. Кроме того, авиационную часть, в которую он направился, возглавлял генерал Шевченко, добрый знакомый Саввы Артемьевича. Он помог корреспонденту встретиться с летчиками полка, который незадолго до этого перебазировался на Северный Кавказ из Севастополя. Возглавлял полк осетин Ибрагим Дзусов, герой Севастополя. Судьбе было угодно, чтобы в час опасности полковник Дзусов оказался в родных горах. Так возник очерк Дангулова "Горные орлы".

"Горные орлы" – это не просто очерк о подвиге сына Осетии, для которого защита родной земли завещана предками и освящена их мужеством. Это очерк о духовной стойкости нового человека, которому одинаково дороги Севастополь и родной Неслан, который сражается за всю советскую землю.

Героем второго очерка Дангулова был летчик-кабардинец Кубати Карданов, человек необыкновенной отваги. В момент, когда Дангулов разговаривал с ним на полевом аэродроме в предгорьях Кавказа, родное село Карданова было под немцами. Карданов остро переживал это и, отправляясь в очередной полет, шел к родному селению и облетал его. "Я хочу, чтобы меня видели там, – сказал Карданов корреспонденту. – Пусть знают: в это тяжелое время Карданов с ними".

Главное внимание мы уделяем наиболее значительным материалам, посвященным гигантской битве на Юге страны. Но в каждом номере газеты были и небольшие заметки, хроника фронтовой жизни. В них тоже шла речь о подвигах советских воинов. Я приводил такие эпизоды. Дополню их.

Северо-Западный фронт. Заголовок "Бессмертный подвиг разведчика Медведева". Анатолий Медведев огнем из автоматов сдерживал немцев. Но вот иссякли патроны. Осталась противотанковая граната, и, когда гитлеровцы приблизились к нему, он взорвал ее. Герой сам погиб, но унес с собой в могилу и фашистов.

Брянский фронт. "В горящем танке на врага". Тяжелый танк политрука Дедюхина ворвался на позиции немцев. Огнем и гусеницами поражал врага. Но и сам попал под огонь вражеской пушки. Один из снарядов угодил в танк, он загорелся. Командир танка остановил машину, из люка успел выскочить только стрелок-радист сержант Власов. Новый снаряд ударил в люк и заклинил его. Теперь невозможно было выбраться из машины. И пылающий танк снова пошел в бой. Заработали пушка и пулемет. До последнего дыхания дрался с врагами героический экипаж.

Сталинградский фронт. "Подвиг 16 гвардейцев под Сталинградом". Младший лейтенант Кочетов с 15 бойцами 40-й гвардейской дивизии получили приказ занять высоту у хутора Дубового и держать ее до подхода подкреплений. Горсточка гвардейцев пять раз была атакована ротой немцев. Но атаки врага были отбиты. Разъяренный сопротивлением наших воинов, противник на рассвете следующего дня бросил около батальона пехоты с 12 танками на окопы гвардейцев. Доблестно отбивались гвардейцы. Но ряды их таяли. Из шестнадцати осталось четыре бойца. Иссякли патроны, остались ручные гранаты. Когда танки подошли к окопам, гвардейцы, опоясав себя гранатами, бросились под них.

А теперь должен признаться, что о подвиге шестнадцати гвардейцев мы сообщили читателям с большим опозданием. Событие произошло 16 августа, а заметку об этом напечатали через месяц. Рассказ о героях мы услышали в Сталинграде от генерала Москаленко: 40-я дивизия входила в состав его армии. Он сказал тогда мне и Симонову не то с упреком, не то с сожалением:

– Был у нас подвиг такой, как у разъезда Дубосеково. А вы, ваши корреспонденты о нем – ни слова.

Мы решили, что Симонов напишет о них очерк. Но, увы, дивизия уже выбыла из состава армии и ничего дополнительно узнать мы не смогли. И только через тридцать лет маршал К. С. Москаленко в своей книге "На Юго-Западном направлении" подробно рассказал об этом подвиге и назвал имена всех героев...

26 сентября

Три месяца идут ожесточенные сражения на Юге страны. Сюда – к Сталинграду и Северному Кавказу – привлечено сейчас внимание всей Советской страны, всего мира. Естественно, что страницы газеты заполнены материалами об этих боях. Прежде всего хотелось бы выделить опубликованную сегодня передовую статью «Значение боев на Юге». В какой-то мере она напоминает известную передовицу октября сорок первого года «Значение боев за Москву», напечатанную в «Красной звезде» в критические дни битвы за столицу. Та была результатом моей беседы в Перхушкове с Г. К. Жуковым, а в этой многие строки возникли в результате встречи с начальником Генштаба А. М. Василевским.

А встретился я с Александром Михайловичем в Ставке, когда он ненадолго приехал из Сталинграда в Москву. Времени, понятно, у него было в обрез, но, зная его внимание и доброе отношение к нашей газете, я все же попросил совета по некоторым, как я считал, важным вопросам.

Беседовать с Василевским всегда было полезно и интересно. Говорил он неторопливо, тихо, даже суховато, будто каждое слово взвешивал, но очень четко. Скромный по натуре, он никогда не говорил "я считаю", "по-моему", а вместо этого – "В Генштабе считают", "Мнение Ставки", хотя явственно следовало, что он высказывал именно свои мысли, соображения, выводы. Ни разу в беседе со мной он не ссылался на Сталина, как, впрочем, и Жуков.

О чем я спрашивал Александра Михайловича? Меня интересовало, как он оценивает обстановку на фронтах в эти дни, какие задачи наших войск считает первостепенными. Был у меня и такой вопрос: можно ли сказать, что угроза для нашей страны по сравнению с кризисными днями битвы за Москву не меньше, а больше?

Ответы на эти вопросы и нашли отражение в передовой. Приведу те места из нее, которые были записаны мною в беседе с Василевским:

"Летнее наступление немцев в 1942 году создало новую величайшую угрозу для Советского Союза...

Немецко-фашистские войска благодаря огромным потерям, которые они понесли, и благодаря усилившемуся сопротивлению советских войск наступают теперь гораздо медленнее, чем это было в первые дни прорыва на Юге летом 1942 года. На отдельных участках враг остановлен и вынужден был перейти к обороне. Но только неумные люди могут успокоиться этим и хотя бы на минуту забыть, что угроза Советскому Союзу сейчас не уменьшилась, а увеличилась. Враг еще продолжает наступать и в ряде районов продвигается... Отступать дальше некуда".

Были в передовой и такие строки, тоже навеянные беседой с начальником Генштаба:

"Отстояв Сталинград и Северный Кавказ, вконец истощив и отбросив врага, мы добьемся многого. Немцы не получат нефть, к которой рвутся, не считаясь ни с какими потерями. Им придется перенести новую жесточайшую зиму в тяжелых условиях безлесных приволжских и донских степей. Они будут лишены выгодного плацдарма для дальнейшего наступления, и, наоборот, в наших руках останется выгодный плацдарм, с которого мы сможем нанести немцам мощный ответный удар".

В те дни, когда публиковалась эта передовая, в Ставке созревал план нашего контрнаступления под Сталинградом. Конечно, я этого не знал и не мог знать. Операция готовилась в строжайшем секрете, и, как вспоминал Василевский, ему и Жукову Верховный приказал никому об этом не говорить, даже членам Государственного Комитета Обороны. Но позже, когда этот секрет для меня открылся, я понял, что имел в виду начальник Генштаба, когда говорил о "мощном ответном ударе"...

* * *

Со всех концов страны поступают в редакцию обращения, призывы, наказы защитникам Сталинграда. Один из них, который напечатан под заголовком "Ни шагу назад!", подписан: "И. Папанин, дважды Герой Советского Союза". Надо ли объяснять, что значили для наших воинов слова любимца народа, героя покорения Северного полюса!

Опубликовано также обращение участников Царицынской обороны к защитникам Сталинграда. Оно зачитывалось в ротах, на красноармейских митингах. Воины, отвечая на этот призыв, заявляли, что будут сражаться до последнего дыхания, отстоят Сталинград.

Позже я узнал, как родился этот важный документ. Мысль об обращении участников Царицынской обороны, как мне рассказал Высокоостровский, возникла у Коротеева. Пошли они вместе в Военный совет фронта, к Хрущеву. Он сказал:

– Хорошо. Но где найти участников Царицынской обороны?

И действительно, с конца августа все сталинградские рабочие, которые могли носить оружие, влились в состав 62-й армии и сражались на переднем крае. Многие вышли из строя, найти их нелегко. Тем не менее Хрущев поручил работникам обкома партии вместе с корреспондентами "Красной звезды" объехать дивизии и разыскать участников Царицынской обороны. Нашли их...

* * *

Алексей Сурков привез стихотворение "В летний день" печальные, полные горечи строки:

 
Жарища жаждой глотку обожгла,
Скоробила рубаху солью пота,
По улицам притихшего села
Проходит запыленная пехота.
Вплетенные в неровный стук подков,
Шаги пехоты тяжелы и глухи.
Зажав губами кончики платков,
Стоят у тына скорбные старухи.
Стоят, скрестив на высохшей груди
Морщинистые, старческие руки.
Взгляни в глаза им. Ближе подойди.
Прислушайся к немому крику муки.
Неотвратимый материнский взгляд
Стыдом и болью сердце ранит снова.
Он требует: – Солдат! вернись назад,
Прикрой отвагой сень родного крова!
– Остановись, солдат! – кричит земля
И каждый колос, ждущий обмолота...
Тяжелыми ботинками пыля,
Уходит в поле из села пехота.
 

Прочитал я стихи и спросил Суркова:

– Почему осенью вдруг "летний день"?

Алексей Александрович ответил вполне резонно:

– А это чтобы ближе к приказу 227. Другого заголовка и не надо.

Был у меня в это время Симонов. Я возьми и скажи ему:

– Костя, на, прочитай, стихи Суркова. Он вроде бы спорит с тобой. У тебя старуха (речь идет о стихотворении "Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины". – Д. О.) говорила, мол, идите, родимые, мы вас подождем, а здесь твердо и решительно: "Остановись, солдат!"